Текст книги "Андрей Курбский"
Автор книги: Александр Филюшкин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
Александр Филюшкин
Князь Курбский
ОТ АВТОРА
Личность человека отражается в принадлежащих ему вещах. Собственно, благодаря этому и существуют мемориальные музеи, музеи-квартиры: людям интересно знать, как жил, что носил, на чем ел или спал их герой. Иной раз предметы могут сказать об историческом персонаже куда больше, чем десятки ученых монографий. Вспомним хранящуюся в петербургской Кунсткамере коллекцию зубов, вырванных у безропотных придворных изнемогающим от медицинского любопытства «высочайшим стоматологом» Петром Великим. Или – знаменитую «тетрадь Емельяна Пугачева» из Российского государственного архива древних актов. Самозванец не умел писать, но, поскольку выдавал себя за царя Петра III, не смел в этом признаться – император не может быть неграмотным! И поэтому он демонстративно, краснея от натуги, выводил крючочки, крестики, линии наподобие детских прописей. По войску прокатывался почтительный слух – шуметь нельзя, государь пишет! Только разобрать нельзя что – поскольку, говорят, обожаемый монарх составляет свои записи исключительно на латыни...
Но, чем дальше вглубь веков, тем меньше шансов у нас обнаружить вещь, точно принадлежавшую интересующему нас человеку. Именно так печально обстоит дело с предметами, хранящими память о князе Андрее Михайловиче Курбском. В его русских имениях не осталось ни одного мемориального места, да и сам перечень этих имений воссоздается не без затруднений. Могила Курбского на Волыни утрачена. Нет подлинников его знаменитых посланий царю Ивану Грозному. Все они дошли только в поздних списках XVII – XVIII веков. Не существует ни одного прижизненного портрета нашего героя. Не сохранилось никаких предметов, принадлежавших князю. Автор этих строк слышал красивую легенду, будто бы в Эрмитаже хранится некий «кинжал Курбского», привезенный в Россию его сыном в годы Смуты. Однако при обращении в знаменитый музей был получен ответ, что такого экспоната не обнаружено.
Лишь пожелтевшие листки многочисленных судебных дел, оставшиеся от бурных земельных, наследственных и уголовных тяжб волынских аристократов второй половины XVI века, хранят память о делах, по которым Курбский в литовской эмиграции проходил в качестве истца, свидетеля или ответчика. Да на большой звоннице Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле висит колокол, отлитый псковскими мастерами в 1554 году. По легенде, его заказчиком был князь Андрей.
И это все, что осталось от нашего героя?
Нет. Через века звучит голос Курбского и, несмотря на разделяющие нас столетия, отнюдь не становится слабее. Сборники с сочинениями князя проникли на Русь из Речи Посполитой в XVII веке. Вплоть до первой четверти XIX века эти произведения ходили в рукописных списках, которые можно было встретить в библиотеках многих мыслящих людей России того времени: императрицы Екатерины II, князей В. В. и Д. М. Голицыных, Г. А. Потемкина, поэта М. М. Хераскова, историков А. И. Лызлова, Ф. П. Поликарпова, В. Н. Татищева, М. М. Щербатова, Н. А. Карамзина и др. [1]1
Подробнее об истории хождения рукописного наследия Курбского в XVII – XIX вв. см.: Ерусалимский К. Ю. Сборник Курбского: Исследование книжной культуры. М., 2008 (в печати). Выражаю благодарность К. Ю. Ерусалимскому за возможность познакомиться с его исследованием в рукописи.
[Закрыть]
Сочинения Курбского впервые опубликовал в 1833 году Н. Г. Устрялов [2]2
[Устрялов Н. Г.] Сказания князя Курбского. СПб., 1833.
[Закрыть], и с тех пор они были изданы несколько десятков раз в России, Англии, Германии, Франции, Чехии, Дании и других странах [3]3
Назовем только наиболее важные издания: Сочинения князя Курбского. Т. 1: Сочинения оригинальные / Подг. текстов Г. 3. Кунцевича // Русская историческая библиотека. СПб., 1914. Т. 31; Послания Ивана Грозного / Подг. текста Д. С. Лихачева, Я. С. Лурье; пер. и коммент. Я. С.Лурье. М.; Л., 1951; Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Текст подг. Я. С. Лурье, Ю. Д. Рыков. М., 1993 (далее – ПИГАК); Библиотека литературы Древней Руси. Т. 11. XVI век: Сочинения царя Ивана Грозного и князя Андрея Курбского. СПб., 2001; Курбский А. М. История о великом князе Московском / Предисл., вступ. ст., пер. Н. М. Золотухиной; коммент. Р. К. Гайнутдинова, Н. М. Золотухиной. М., 2001; Ерусалимский К. Ю. Сборник Курбского: Исследование книжной культуры; Der Briefwechsel Iwans des Schrecklichen mit dem Fьrsten Kurbskij / Engl. von Karl Stahlin. Leipzig, 1921 [Quellen und Aufsдtze zur russischen Geschichte. H. 3]; The Correspondence between Prince A. M. Kurbsky and Tsar Ivan IV of Russia. 1564 – 1579 / Ed. by J. Fennell. Cambridge, 1955; Listy Ivana Hrozneho / Prelozili H. Skalovб a B. Jlek. Praha, 1957; Ivan den Skraekkelige: Brevveksling med Fyrst Kurbskij. 1564 – 1579 / Ov. Af B. N0rretranders. Munksgaard, 1959; Ivan de Terrible: Epitres aves le Prince Kourbski / Trad. D. Olivier. Paris, 1959; Prince A. M. Kurbsky’s History of Ivan IV / Ed. by J. Fennell. Cambridge, 1965; Lettere e testamento di Ivan il Terribile / A cura di D. S. Lichacev e I. S. Lur’e. Milano, 1972; Kurbskij A. M. Novyj Margarit: Historisch-kritische Ausgabe auf der Grundlage der Wolfembьtteler Handschrift / Hrsg. von I. Auerbach. Giessen, 1976 – 1990. Bd. 1 – 4. Lfg. 1 – 17 (Bausteine zur Geschichte der Literatur bei den Slawen); etc.
[Закрыть]. Для многих людей князь – единственный персонаж русской истории XVI века, кроме Ивана Грозного, о котором они хоть что-то знают. По состоянию на февраль 2008 года в Рунете было более 16 тысяч страниц на 3500 сайтах, упоминающих Курбского (для сравнения: в декабре 2006 года таких страниц было 10 840) [4]4
Филюшкин А. И. Андрей Михайлович Курбский: Просопографическое исследование и герменевтический комментарий к посланиям Андрея Курбского Ивану Грозному. СПб., 2007. С. 157.
[Закрыть]. Далеко не все современные деятели, в том числе и куда более плодовитые, могут похвастаться такой популярностью – причем только нарастающей на протяжении четырех столетий, прошедших с момента его смерти.
Между тем в этой двойственности – ничтожное количество материальных следов Курбского и обилие виртуальных – проявляется главная черта исторической судьбы князя. Его реальный жизненный путь был не совсем похож на тот образ, который придумали потомки. Поэтому наша задача – помочь вспомнить подлинного Курбского, найти его среди мифов и легенд, которыми его биография обросла за эти 400 лет.
Надеемся, что история князя Андрея и эпохи, в которую он жил, откроется для читателя многими неожиданными и интересными сторонами. Тем более что панорама нашего повествования самая обширная: от Волги до Карпат, от Балтики до Крыма. На страницах этой книги будут жить и умирать короли и ханы, посланники римского папы и последние крестоносцы. Есть люди, в биографии которых фокусируется эпоха. К их числу принадлежит и князь Курбский. Через перипетии его судьбы на нас глядит великий и ужасный русский XVI век...
Глава первая
МИФЫ О КУРБСКОМ
Рождение героя: как сочиняли Курбского
История беглого князя, первого русского политического эмигранта и даже, как его иногда называют, первого диссидента была сильно мифологизирована еще при жизни Курбского, а после его смерти обросла такими легендами, что личность настоящего боярина и воеводы совершенно растворилась в буйном воображении потомков.
Конечно, в этом в какой-то степени виноват сам Курбский. Судьба его посмертного образа – яркий пример огромной силы литературы. В порыве заочной полемики с Иваном Грозным беглый князь, мягко говоря, многое присочинил и придумал в своих сочинениях. Он изобразил себя выдающимся полководцем, государевым первосоветником, человеком, принадлежащим к «сильным во Израили» – кругу богоизбранных людей, на которых стояло Русское государство. Его близкими друзьями и соратниками были окольничий Алексей Адашев и священник Сильвестр, которые сумели, запугав жестокого и неразумного государя угрозами Божьего гнева, отстранить его от власти и фактически править Россией от его имени.
Во времена правления этой группировки – Курбский называет ее «Избранной радой», то есть «советом богоизбранных мужей» – страна процветала. Но безумный и грешный царь не оценил великого блага совместного правления с Адашевым, Сильвестром, Курбским и разогнал своих советников, лучших людей страны. Вместо благодарности и воздаяний за праведность и ратный труд «сильные во Израили» попали на плаху, в ссылку, оказались в эмиграции. Царь Иван стал еретиком и соратником Антихриста, в Русской земле разгорелся «пожар лютости», а князь Курбский, находясь в «благополучном изгнании» (выражение Владимира Набокова), из безопасного зарубежья героически поднял знамя борьбы с тираном.
Благодаря использованию сочинений Курбского как главного исторического источника по эпохе правления Ивана Грозного вышеизложенную схему русской истории XVI века с небольшими различиями можно встретить во многих трудах, начиная с «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Как мы попытаемся показать в своей книге, данная схема, получившая условное название «двух Иванов» («хорошего» во время правления «Избранной рады» и «плохого» после ее разгона, эмиграции Курбского и введения опричнины), – выдумка Курбского. В действительности все было гораздо интереснее и сложнее. Князь, если можно так выразиться, примитивизировал видение русской истории, подогнав ее под искусственную, глубоко идеологизированную схему.
Однако именно эти выдумки оказались востребованы потомками. Курбский отомстил своему врагу, Ивану Грозному, прежде всего тем, что сумел навязать читателям свой взгляд на русскую историю XVI века, который до сих пор определяет оптику нашего видения эпохи царя Ивана Васильевича. Вот уже несколько столетий мы смотрим на русский XVI век через очки, надетые Андреем Курбским на историков. Влияние этой схемы оказалось столь велико, что ее стали переносить и на другие царствования. Историк С.О. Шмидт показал, что А. С. Пушкин намеревался писать историю царствования императора Александра I «пером Курбского», имея в виду как раз разделение его правления на два периода: «дней Александровых прекрасное начало» – времена основания Лицея и сокрушения империи Наполеона, и период последнего десятилетия – аракчеевщины [5]5
Шмидт С. О. Сочинения Курбского в культурном обиходе российской аристократии пушкинской эпохи // История и письменная культура Древней и Новой России. Сборник статей в честь Ю. Д. Рыкова. М., 2008 (в печати).
[Закрыть].
Свою роль здесь сыграло и то, что князь Курбский изначально стал литературным героем. Если бы его знали только историки, вряд ли бы его фигура обрела столь большую популярность у потомков и его образ так бы влиял на умы. Но широкая публика познавала Курбского прежде всего через его изображение на страницах литературных произведений. И этот художественный персонаж в общественном сознании почти полностью вытеснил реального Курбского – боярина и воеводу XVI века. Читателям, интересовавшимся эпохой Ивана Грозного, был очень нужен герой рядом с царем – в зависимости от политических воззрений, герой положительный или отрицательный. Курбский идеально подходил и на ту, и на другую роль.
Первый русский диссидент
Мифологизация образа князя как положительного героя началась уже в XVII веке в Речи Посполитой. В 1641 году в Кракове был издан первый том «Orbis Poloni» («Польский мир»), в котором помещены герб Курбского и краткий комментарий к нему геральдиста Симона Окольского. В нем содержалась похвала Курбскому:
«Крупский (так. – А. Ф.)был поистине великим человеком: во-первых, великим по своему происхождению, ибо был в свойстве с московским князем Иоанном; во-вторых, великим по должности, так как был высшим военачальником в Московии; в-третьих, великим по доблести, потому что одержал такое множество побед; в-четвертых, великим по своей счастливой судьбе: ведь его, изгнанника и беглеца, с такими почестями принял король Август» [6]6
Перевод текста С. Окольского, выполненный Л. И. Щеголевой, опубликован в приложении к монографии В. В. Калугина: Калугин В. В. Андрей Курбский и Иван Грозный. (Теоретические взгляды и литературная техника древнерусского писателя). М., 1998. С. 344 – 345.
[Закрыть].
Здесь что ни строка, то выдумка и миф. При обращении к фактам биографии князя очевидно, что он не был ни таким уж великим полководцем, ни тем более «высшим военачальником». Да и его родство с царицей Анастасией Романовой было столь дальним, что вряд ли позволяло говорить о близком «свойстве» царю Ивану IV. Нет на счету князя и «множества побед». Очень горький оттенок носили и «милости» короля Сигизмунда II Августа. Особенно примечателен здесь пассаж о победе князя над московской деспотией. В реальности бегство князя от царя Ивана вряд ли можно считать «викторией». Но Окольский разъяснил читателям, в чем именно состояла победа Курбского над Иваном IV:
«Невозможно и представить худшего наказания и бедствия для Московского царства, чем то, что этот Геракл (то есть Курбский. – А. Ф.) —боярин и государственный муж, принимавший участие в важнейших делах Московии, – стал вассалом и подданным польского короля. Ни днем, ни ночью не мог забыть тиран о Крупском и его льве и, видя во сне, трепетал от ужаса. Ибо: лев, увиденный во сне, предвещает гибель от руки врагов».
По Окольскому, лев в гербе Курбского «обозначает высочайшее превосходство – превосходство, данное природой, данное судьбой... Лев – знак всех победителей, но особенно он пристал победителю тиранов». Остается только гадать, откуда польскому автору XVII века стали известны сны и нравственные терзания русского царя, скончавшегося в прошлом, XVI веке...
В России XVII века Курбский как борец с тиранией стал известен благодаря проникновению из Речи Посполитой так называемых Сборников Курбского – подборки его сочинений, нередко объединенных с другими произведениями, описывающими жестокости Ивана Грозного – например, главы «О московской тирании» из хроники польского историка XVI века Мацея Стрыйковского «Описание Европейской Сарматии», переработанной Александром Гваньини [7]7
О Сборниках Курбского см. исследование: Ерусалимский К. Ю. Сборник Курбского: Исследование книжной культуры. М., 2008.
[Закрыть].
Тем самым Сборники Курбского, известные более чем в 120 списках, как бы создавали альтернативу официальной «благопристойной» истории правления Ивана Грозного. Как отмечено К. Ю. Ерусалимским, «копирование Сборника имело привкус „литературного скандала“... Сами масштабы копирования этого сборника могут быть истолкованы как знак участия Курбского в жизни российской литературы и общества. Информация, собранная князем, не находила аналогов в официальных русских текстах о времени Ивана Грозного. Брошенный Курбским вызов тирании иногда воспринимался как вызов власти как таковой. Особенно заметными такие подтексты становились в эпохи, когда возрастало противостояние между властью и оппозицией... Неслучайны замечания Екатерины II на полях рукописи Сборника, запреты на публикацию сочинений Курбского, выступления „Курбского“ против тирании в трудах историков М. М. Щербатова, Н. М. Карамзина, В. Ф. Тимковского и в литературных опытах А. С. Пушкина и декабристов» [8]8
Там же.
[Закрыть].
Один из первых неудачных опытов использования сочинений Курбского для критики Ивана Грозного был предпринят в петровское время. В 1708 году работнику московской типографии Федору Поликарпову было поручено в течение пяти лет написать русскую историю от великого княжения Василия III до современности. Поликарпов взял у Курбского несколько описаний злодейств Грозного и примеров его деспотического правления. В 1716 году Петр I рассмотрел рукопись и забраковал, хотя и велел выплатить 200 рублей «за труды». Возможно, ему не понравились как раз выпады против его царственного предка, которого он считал своим предшественником. На триумфальной арке, сооруженной в 1722 году, с правой стороны было сделано в натуральную величину изображение Ивана Грозного в царской короне с надписью: «Incipit» («Начал»), а слева – Петра в императорской короне с надписью «Perficit» («Усовершенствовал»).
Критические выпады Курбского вызывали отторжение у части российского общества, отсюда очень рано возникает своеобразная цензура, попытки отредактировать и переписать Курбского в духе, более угодном властям. К. Ю. Ерусалимским показано, что такие случаи не редкость. В 1740-е годы возникла так называемая Сокращенная редакция Сборника Курбского, автор которой удалял из него богословские отрывки, выпады против царя, рассуждения и интерпретации. Переписчик списка Саровской пустыни просто вычеркнул наиболее резкие характеристики Ивана Грозного при копировании источника. Переписчик Овчинниковского списка в приписке к рукописи проклинал Курбского за его ложь на царя. Очень примечательна правка Тихомировского списка сочинений Курбского студентом Академии наук Семеном Девовичем в 1760 году. Вместо слов: «царь старшего сына Дмитрия своим безумием погубил»после редакторской правки оказалось: царь Дмитрия «лишился»;в источнике царь противится Максиму Греку «яко гордый человек» —после правки читается только: «противился в сем ему»;в источнике царь еще до гонений на «Избранную раду» «лют и бесчеловечен начал быти» —у Девовича он «от времени до времени жесточайшим казался»;затерты отрывки в тех местах, где в источнике говорится о царе как о «мучителе варварском, кровоядном и ненасытимом»;митрополит Филипп проклинаетцаря у Курбского – и лишь не благословляету Девовича; у Курбского царь «гонение воздвиг»на Новгород – после редакторской правки в этом месте читается: «жестокость... оказал» [9]9
О Сборниках Курбского см. исследование: Ерусалимский К. Ю. Сборник Курбского: Исследование книжной культуры. М., 2008.
[Закрыть] .
Как исторический источник по периоду правления Ивана Грозного использовал сочинения Курбского князь М. М. Щербатов, однако он также предостерегал от чрезмерного доверия к эмоциональным разоблачениям эмигранта, поскольку Курбский «был огорчен» и желал очернить память о царе [10]10
Щербатов М. М. История Российская от древнейших времен. СПб., 1789. Т. 5. Ч. 2. С. 12. Прим. 12; С. 87. Прим. 64; С. 93. Прим. 67.
[Закрыть].
В 1816 году первое биографическое сочинение о Курбском составил В. Ф. Тимковский. Он осторожно поставил вопрос: не следует ли отойти от однозначных оценок князя как предателя и акцентировать внимание прежде всего на его борьбе с тиранией и служении высшим идеалам, в том числе – патриотическим? Тимковский составил одну из первых развернутых характеристик Курбского:
«Он имел ум твердый, проницательный и светлый, дух высокий, предприимчивый и решительный... Сердце его расположено было к глубоким чувствованиям любви к отечеству, братской нежности и искреннейшей благодарности; душа его открыта была для добра. Он был верный слуга самодержавия и враг мучительского самовластия. Презирал ласкателей и ненавидел лицемерие. Его просвещенная набожность и благочестие были, кажется, выше понятий того века, в котором он жил... Храбрость и вообще воинския доблести почитал он весьма высоко и, чувствуя в себе дар сей, позволил себе некоторую рыцарскую гордость, которая презирала души слабыя и робкия. В самом деле, храбрость его была чрезвычайна, даже походила иногда на запальчивую опрометчивость и дерзость необузданную, и во всяком случае напоминает она мужество древних Руских Богатырей, или Витязей Гомеровых» [11]11
Цит. по: Ерусалимский К. Ю. Сборник Курбского...; подробнее о B. Ф. Тимковском см.: Ерусалимский К. Ю. Книга Василия Тимковского о князе Курбском // Источниковедение и краеведение в культуре России. Сборник к 50-летию служения С. О. Шмидта Историко-архивному институту. М., 2000. С. 380 – 383; он же. «Ужасный перелом служебному пути»: В. Ф. Тимковский и движение декабристов // Археографический ежегодник за 2001 год. М., 2002. С. 140 – 158.
[Закрыть].
Труд Тимковского остался неопубликованным, известен только в рукописи и особого влияния на последующую традицию не оказал, хотя и предвосхитил многие высказывания последователей.
На страницах VIII (1818) и IX (1821) томов «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина имя Курбского звучит каждый раз, когда «придворный историограф» обличает «кровавые злодейства Иоанна». И хотя он осуждает князя за предательство, называя «беглецом», все равно в глазах читателя именно Курбский оказывался человеком, сказавшим правду о тиране, «врагом Иоанна» [12]12
Карамзин Н. М. История Государства Российского. СПб., 1843. Кн. 3. Примечания к IX тому. Стб. 8. Прим. 19
[Закрыть]. По выражению К. Ю. Ерусалимского, Карамзин открыл «трагедию Курбского как одновременно тираноборца и предателя... Курбский, хотя и был под запретом цензуры, „торжествовал“ в „Истории Государства Российского“. В VIII и IX томах Курбский, как свидетель тирании, „враг Иоаннов“, становится частью эпического театрализованного повествования». Важно, что Карамзин цитировал Курбского в своих примечаниях столь обильно, что можно говорить о первой серьезной публикации значительных фрагментов сочинений беглого князя, причем на страницах книги, очень популярной в русской обществе. Читать Карамзина было модным.
Отсюда поколение современников Карамзина, который, как говорили, открыл русскому обществу его историю, как Колумб открыл Америку, усвоило миф о князе Андрее – борце с деспотизмом. Беглого воеводу полюбили декабристы. В нем они видели своего предшественника. К. Ф. Рылеев в 1821 году так представлял себе монолог Курбского:
На камне мшистом в час ночной,
Из милой родины изгнанник,
Сидел князь Курбский, вождь младой,
В Литве враждебной грустный странник,
Позор и слава русских стран,
В совете мудрый, страшный в брани,
Надежда скорбных россиян,
Гроза ливонцев, бич Казани...
«Далеко от страны родной,
Далеко от подруги милой, —
Сказал он, покачав главой, —
Я должен век вести унылый.
Уж боле пылких я дружин
Не поведу к кровавой брани,
И враг не побежит с равнин
От покорителя Казани.
До дряхлой старости влача
Унылу жизнь в тиши бесславной,
Не обнажу за Русь меча,
Гоним судьбою своенравной.
За то, что изнемог от ран,
Что в битвах край родной прославил,
Меня неистовый тиран
Бежать отечества заставил:
Покинуть сына и жену,
Покинуть все, что мне священно,
И в чуждую уйти страну
С душою, грустью отягченной.
В Литве я ныне стал вождем;
Но, ах! ни почести велики
Не веселят в краю чужом,
Ни ласки чуждого владыки...
Увы! всего меня лишил
Тиран отечества драгова.
Сколь жалок, рок кому судил
Искать в стране чужой покрова» [13]13
Рылеев К. Ф. Полное собрание сочинений. Л., 1934. С. 154 – 155.
[Закрыть] .
К. Ф. Рылеев заложил основы художественного образа Курбского как романтического трагического героя, патриота, изгнанного тираном из любимого Отечества. Эта тема получила развитие в «Борисе Годунове» А. С. Пушкина (1825). Образ Курбского понадобился поэту для иллюстрации центральной идеи трагедии о неотвратимости возмездия. Правда, здесь была привлечена фигура не самого Андрея Курбского, а его выдуманного безымянного сына, вступившего в войско Самозванца для похода на Москву. Пушкин с сочувствием говорит о Курбском-старшем, изображает его патриотом потерянной Родины:
Уединен и тих,
В науках он искал себе отрады;
Но мирный труд его не утешал:
Он юности своей отчизну помнил,
И до конца о ней он тосковал...
Несчастный вождь!..
Вторжение сына Курбского на Русь в составе польско-литовской армии изображено Пушкиным как восстановление исторической справедливости в отношении его отца. При этом не важно, каковы истинные цели Самозванца, в войске которого следует потомок князя Андрея. Юный Курбский – «чистая душа», которая ликует при возвращении на Родину:
Вот, вот она! Вот русская граница!
Святая Русь, Отечество! Я твой!
Чужбины прах с презреньем отряхаю
С моих одежд – пью жадно воздух новый:
Он мне родной!.. теперь твоя душа,
О мой отец, утешится, и в гробе
Опальные возрадуются кости!
Блеснул опять наследственный наш меч!
Сей добрый меч, слуга царей московских! [14]14
Пушкин А. С. Борис Годунов // Пушкин А. С. Сочинения: В 3 т. М., 1986. Т. 2. С. 390, 401 – 402.
[Закрыть]
С. О. Шмидтом совершенно верно замечено, что «в первой трети XIX века тему „Курбский“ связывали с вопросами нравственности в их общечеловеческом аспекте (исходя, естественно, из общехристианских представлений) и с неизменно волнующей проблемой нашей общественной жизни „Государь и общество“, и, соответственно, с вопросом о формах публичного выражения отношения к государю, к стилю взаимодействия его с окружающими... И примечательно то, что все, о чьем восприятии Курбского и написанного им, нам известно, были убежденными монархистами (кроме разве что К. Ф. Рылеева) и понимали, что и сам Курбский не мыслил иной системы государственной власти, чем монархическое правление. Но приводимые им свидетельства тирании и злодейств Ивана Грозного были использованы с конца XVIII века для обоснования различия „самодержавия“ и „самовластия“, значения „совета“ государю – и в исторической литературе (М. М. Щербатов, В. Ф. Тимковский и особенно пространно и, так сказать, доходчиво Н. М. Карамзин), и в художественной (М.М.Херасков... и, конечно, Пушкин в „Борисе Годунове“ и в стихах 1836 года)» [15]15
Шмидт С. О. Сочинения Курбского в культурном обиходе российской аристократии пушкинской эпохи...
[Закрыть].
Добавим к этому, что образ Курбского не только привлекался в качестве символичной фигуры в рассуждениях на морально-этические темы в первой трети XIX века, но востребован в этом качестве вплоть до наших дней.
В 1843 году вышло первое издание романа Б. М. Федорова «Князь Курбский» (2-е издание – 1883 год). Тональность повествования задана эпиграфом из М. М. Хераскова: «Не миру рабствовал, он Богу был служитель». Курбский изображен в панегирических тонах:
«...Сопровождаемый степенным тысяцким и боярами, шел воевода большого полка князь Курбский, беседуя с воеводой Даниилом Адашевым о священном пении. Почтительно отступили граждане, чтобы дать дорогу защитнику земли русской. „Доблестный Курбский! Славный воитель!“ – говорили друг другу, указывая на любимца Иоаннова, и не одна стыдливая красавица, одернув фату, из любопытства взглянула украдкою на боярина».
Здесь перед нами и набожный, и тонко чувствующий князь (ценитель церковного пения), и любимец царя и народа, и прославленный воевода, спаситель Отечества, и даже предмет женской страсти. При этом князь честен и беден: вотчиной предков Курбских было княжение Ярославское, но «одна любовь к Отечеству осталась в наследие им!». Особое место в романе уделено ратным подвигам воеводы: «Одно его имя уже было грозою Ливонии. Никто не устоял против его порыва, никто не удержал его стремления». Курбский бесстрашен, о чем толкуют его враги: «Грози не грози Курбскому, не покается».
Жизнь князя сопровождают мистические видения, грозные пророчества: то юродивый поклонится не князю, а его слуге Шибанову, вопрошая Курбского: «А ты знаешь, кем он будет?» То дворянин Туров перескажет князю сон, что он идет по мосту, который проваливается под ногами при виде Адашева и Курбского. Кликуша перед лицом царя пророчествует, что Курбский умрет на день раньше Грозного (на самом деле князь умер за год до царя). Юродивый водит Курбского по полям под Псковом и, указывая на природные катаклизмы (расщепленный ударом молнии дуб), толкует будущую судьбу князя.
Курбский изображен писателем сторонником партии «адашевцев» – лучших людей государства, которых с помощью лжи и клеветы свергли злодеи, отвратительные даже своим порочным или уродливым видом, – Басмановы, священник Левкий, другие будущие опричники. Князь решает избавить Русь от тирана и поднять восстание против Грозного во главе верных дружин. Но его отговаривает жена Гликерия, посоветовав бежать в Литву. Дрогнувший князь согласился на совет слабой женщины (которую, впрочем, при этом бросил в России) и бежал в одежде своего слуги, напугав городскую охрану: «Стражу казалось, что сам ангел тьмы, под покровом ночи, перелетает чрез городскую стену». При этом жену Курбского похитили эстонские (sic!) разбойники, которые завезли ее в уединенный замок, и главарь негодяев стал домогаться любви княгини. Но Бог не оставил несчастную, и злодей вскоре погиб в бурном море прямо под стенами замка на глазах своей несостоявшейся жертвы.
Гликерия Курбская стала странницею, бродящей по Ливонии. Для нее ударом было известие из Литвы о новой женитьбе ее мужа и о том, что он «вооружается на Россию». Несчастной ничего не оставалось, как постричься в монахини и уйти из этого грешного мира.
Князь Андрей же в Литве «казался богатырем Владимирова века», легко очаровывавшим прекрасных панночек. Но сердце его ожесточилось, было полно честолюбия и желания отомстить, и он выступил с полками против своей бывшей родины. Выступил – и ужаснулся своей измене. Теперь он уже не святорусский герой, он – жестокое чудовище, которое при этом еще и терзается душевными муками от своих злодеяний: «"Не устоять против этого зверя!" – кричали русские воины, рассыпаясь в бегстве; между тем несколько голосов гремело в слух его: „Предатель! Изменник! Судит Бог тебе за кровь русскую!“»
Вслед за Пушкиным, в романе возникает тема сына Курбского, но совсем в другом аспекте. В одном из боев Курбский нечаянно чуть не убил своего сына, сражавшегося на стороне Москвы, из-за этого «изнемог от силы чувств и впал в жестокую болезнь». Другим ударом стало известие, что князь оказался двоеженцем: его жена Гликерия жива и в монастыре, а он, заочно «похоронив» ее, женился на литовке! Князь теперь завидует боярам, служащим тирану Иоанну: «По крайней мере, на жизни их не будет пятна».
В соответствии с законами романтического жанра биографии героев пересекаются. Сын Курбского Юрий сперва находит свою мать-инокиню, а потом добирается и до Ковельского замка отца. Дальнейшая судьба персонажей романа исключительна: Гликерия Курбская, инокиня Глафира, благословляет постриженную в монахини жену Грозного Анну Колтовскую, которая позже благословит династию Романовых. А Юрий Курбский с Ермаком отправляется на покорение Сибири. Сам же князь Андрей будет искупать грех, печатая в Литве православные книги и проводя дни в уединении и молитве, заклиная: «Для чего смерть не сразила меня под Казанью? Для чего не пал я от мечей Ливонских? Я не изменил бы Отечеству!»
Заканчивается роман Б. М. Федорова довольно неожиданной сентенцией:
«Уже протекает третий век... изгладились следы и знаменитой гробницы князя Ковельского. Но, кажется, небо примирилось с ним: давно уже русские орлы улетели за Ковель; Россия отодвинула границы свои и приняла под материнскую сень свою прах изгнанника» [16]16
Федоров Б. М. Князь Курбский: Исторический роман времен Иоанна Грозного: В 4 ч. 2-е изд. СПб., 1883. С. 5, 7, 17, 20, 24 – 30, 64, 72, 87, 153, 156, 180 – 182, 198, 203, 220 – 221, 243, 276, 283 – 284, 303, 363, 378 – 379, 414, 420.
[Закрыть].
Тем самым факт эмиграции Курбского как бы дезавуируется: земли, в которые он бежал из России, уже теперь русские. И это символизирует прощение Родиной раскаявшегося эмигранта.
Как борец с тиранией Курбский вошел даже в дореволюционные учебные пособия по истории. Например, в учебнике С. М. Соловьева князь изображен «одним из самых ревностных» сторонников Адашева и Сильвестра, после их опалы он решается бежать во имя спасения своей жизни. «Курбский принадлежал к числу образованнейших, начитаннейших людей своего времени», он не хотел «молча расстаться с Иоанном» и написал ему обличительное письмо. С. М. Соловьев изобразил князя защитником боярских привилегий, в особенности права отъезда и ограничения власти монарха. При этом «Курбский был представителем целой стороны: он упрекал Иоанна не за одного себя, но за многих». Примерно так же о Курбском говорилось в знаменитом дореволюционном учебнике для гимназий С. Ф. Платонова: Курбский упомянут как член «Избранной рады», который бежал в 1564 году в Литву. После этого началось «жестокое гонение» на бояр. Упомянута и переписка с царем, в которой князь обвинял монарха «в жестокости и несправедливости». Властям, конечно, такие трактовки не нравились, и в более официозном учебнике Д. М. Иловайского акцент делался не на борьбу с тиранией, а на предательские деяния князя [17]17
Соловьев С. М. Учебная книга русской истории. М., 1860. С. 164 – 165; Платонов С. Ф. Учебник русской истории для средней школы: Курс систематический. Пг., 1918. С. 161 – 162; Иловайский Д. Краткие очерки русской истории, приспособленные к курсу средних учебных заведений. М., 1861. С. ПО.
[Закрыть].
Образ Курбского оказался востребован и в СССР в период «Оттепели» в связи с ростом в стране диссидентского движения. Поэт Олег Чухонцев в 1967 году сформулировал в «Повествовании о Курбском» вывод, востребованный тайной оппозицией советской власти для самооправдания антигосударственной деятельности: «право на измену присяге», «право на восстание». Примечательно, что для декларации данного вывода потребовался исторический пример Андрея Михайловича Курбского:
На рубеже XX и XXI веков образ Курбского вновь мелькает на страницах публицистики. Среди журналистов в последние годы популярно сравнение Курбского с Борисом Березовским (причем как комплиментарного, так и обличительного характера). В Интернете можно найти сатирические стихи (под псевдонимом Л. Левин) «Баллада о верном пути», начинающиеся со слов «Бежал Березовский от гнева царя», основанные на аллюзиях известного стихотворения А. Толстого «Князь Курбский от царского гнева бежал...». Встречается и совсем уж неожиданное сравнение Курбского с бывшим олигархом М. Ходорковским (тоже покаялся перед лицом власти) и даже с несостоявшимся кандидатом в президенты 2008 года М. Касьяновым (тоже оппозиционер)!
Образ князя-диссидента, обличающего царя, привлекается в сатирических пародиях политического характера, направленных против тех или иных действий современных российских властей или политической оппозиции. Например, размещенный в Рунете памфлет «Эпистола Андрея Курбского царю Иоанну Васильевичу Путину» пародирует Первое послание Курбского Грозному, в котором «Курбский» обвиняет уже современных правителей России.
Привлекается образ Курбского и как рупор пропаганды националистических и даже фашистских идей. Это показывает, что данный образ не имеет отношения к реальному Курбскому и в наши дни стал шаблонным символом правдолюбца, обличающего власть, причем даже не важно, с каких позиций [19]19
Подробнее об образе Курбского в Рунете см.: Филюшкин А. И. Андрей Михайлович Курбский... С. 157 – 159.
[Закрыть].
