Текст книги "Прокуроры двух эпох. Андрей Вышинский и Роман Руденко"
Автор книги: Александр Звягинцев
Соавторы: Юрий Орлов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Совещание суда было коротким. Приговор – расстрел с конфискацией имущества судьи вынесли за несколько минут. Все заседание продолжалось полчаса.
В приговоре отмечалось, что Акулов, являясь с 1927 года кадровым троцкистом, вел с того времени подрывную контрреволюционную работу против ВКП(б) и Советского правительства. По прямой директиве троцкистского центра, полученной от Пятакова, Акулов проводил вредительскую работу на шахтах Донбасса. В 1933 году был привлечен Якиром в антисоветский военно-фашистский заговор РККА. В 1935 году вошел в руководящий центр этого заговора и через Бухарина осуществлял связь с центром правых.
Так же, как и во всех приговорах Военной коллегии тех лет, в деле нет ни одного доказательства в подтверждение этих обвинений!
Приговор был приведен в исполнение 30 октября 1937 года. При этом присутствовали заместитель прокурора союза Рогинский и заместитель наркома внутренних дел Фриновский.
После ареста И. А. Акулова его жену Надежду Исааковну Шапиро с малолетними детьми выселили из особняка ЦИК СССР. Затем еще раз переселили, и они поздней осенью оказались в холодном бараке из дранки. Н. И. Шапиро было тогда 30 лет.
На следующий день после расстрела Акулова, 31 октября 1937 года, на его тени было заведено довольно странное следственное дело. В нем оказалось только два постановления (о завершении дела и направлении его на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР) и краткая справка о наличии у Н. И. Шапиро малолетних детей.
21 ноября 1937 года Особое совещание постановило: Н. И. Шапиро как члена семьи изменника родины заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет. После ареста Надежду Исааковну ни разу не допрашивали, никуда не вызывали и даже постановление Особого совещания зачитали в коридоре.
Н. И. Шапиро была направлена в Темниковский лагерь («Темлаг») НКВД в Мордовской АССР. После отбытия срока наказания, в ноябре 1945 года, ее однако не освободили, а задержали в лагере по так называемому «вольному найму» до особого распоряжения. В это время она работала статистиком при санчасти. 29 июля 1946 года все материалы в отношении нее вновь были направлены на рассмотрение Особого совещания, которое 16 декабря определило ей еще 5 лет ссылки как «социально-опасному элементу» (при этом срок исчислялся не со времени отбытия первого наказания, а со дня вынесения постановления). Она была отправлена «этапным порядком» в Тюкалинский район Омской области. Жалобы ее с просьбой пересмотреть дело остались без удовлетворения, хотя в них она указывала, что имеет несовершеннолетних детей и престарелую мать.
За жену Акулова пробовала хлопотать солистка балета Театра оперы и балета имени С. М. Кирова, лауреат Сталинских премий, заслуженная артистка РСФСР Н. Дудинская. В декабре 1947 года она обратилась с письмом на имя И. В. Сталина – но все было напрасно.
Отбыв ссылку, Надежда Исааковна проживала вместе с сыном Гавриилом в поселке Актау Карагандинской области, куда он был выслан в 1949 году. А 22 июня 1954 года она обратилась с большим письмом к Председателю Совета Министров Г. М. Маленкову, в котором подробно рассказала о всех своих злоключениях. Она просила реабилитировать своего мужа Ивана Алексеевича Акулова. Она писала: «Пусть его уже нет в живых, но пусть память о нем, если я права, будет для знавших его светлой».
Делом Н. И. Шапиро по поручению Генерального прокурора СССР занялся в Следственном управлении КГБ СССР майор Будников. Он быстро подготовил заключение о необходимости прекратить дело за отсутствием состава преступления. Генеральный прокурор СССР внес протест в Военную коллегию Верховного суда СССР, которая 25 сентября 1954 года отменила постановления Особого совещания от 21 ноября 1937 года и 16 декабря 1946 года как необоснованные.
Вскоре было пересмотрено и дело И. А. Акулова. 25 ноября 1954 года военный прокурор Главной военной прокуратуры подполковник юстиции Аракчеев составил заключение о том, что приговор в отношении И. А. Акулова подлежит отмене, а дело – прекращению. При изучении также дел Бухарина, Пятакова, Якира, Тухачевского выяснилось, что однако ни в одном из них Акулов, как участник антисоветских организаций даже не упоминался. От своих же «признательных» показаний он отказался еще на суде. В материалах проверки имеются документы, подтверждающие применение к Акулову незаконных методов ведения следствия. Бывшие следователи НКВД, занимавшиеся его делом, Краев и Альтман еще в 1939 году были осуждены «за вредительскую деятельность в следственной работе».
С заключением согласился заместитель главного военного прокурора Терехов, а 9 декабря его утвердил Генеральный прокурор Руденко.
Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством генерал-лейтенанта юстиции Чепцова 18 декабря 1954 года отменила приговор в отношении И. А. Акулова, и прекратила дело «за отсутствием состава преступления».
В середине 50-х годов семья И. А. Акулова вернулась в Москву. Его жене была установлена персональная пенсия союзного значения.
Поверженный соперник
Наверное, с огромным удовлетворением А. Я. Вышинский воспринял весть о нависшей угрозе над его основным соперником в юридической среде – Николаем Васильевичем Крыленко. Родился Николай Васильевич 2 мая 1885 года в глухой деревушке Бехтеево Сычевского уезда Смоленской губернии в семье политического ссыльного. В 10-летнем возрасте поступил в люблинскую классическую гимназию, которую окончил в 1903 году. В 18 лет стал студентом историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета, где вступил в так называемую «центральную» студенческую подпольную революционную организацию. С этого времени начинается его революционная борьба, особенно активизировавшаяся после первого соприкосновения с рабочей средой.
Бурная деятельность молодого революционера не раз прерывалась арестами. В декабре 1907 года Крыленко был выслан из Петербурга в «порядке охраны» в Люблин, где пробыл до осени 1908 года. В этот сложный для него жизненный период Николай Васильевич серьезно переосмысливает свои взгляды, пишет книгу «В поисках ортодоксии», в которой теоретически порывает с официальной социал-демократией. Он временно отошел от партийной работы и активной революционной деятельности, хотя и продолжал участвовать в нелегальном студенческом движении. Весной 1909 года, несмотря на полулегальное положение, ему удалось окончить университет и получить диплом. В июне Крыленко подал прошение ректору о зачислении его на юридический факультет университета и в сентябре снова становится студентом.
В декабре 1913 года по доносу провокатора Малиновского Крыленко в очередной раз был арестован. После освобождения в марте 1914 года его выслали в административном порядке на два года с запрещением жить в обеих столицах. Николай Васильевич обосновался в Харькове, где, не прерывая своей подпольной деятельности, сдал государственные экзамены на юридическом факультете местного университета, получив таким образом высшее юридическое образование.
В мае 1917 года Крыленко, служивший в то время в царской армии, делегируется на съезд фронтовиков, проходивший в Петрограде, а затем на I Всероссийском съезде Советов был избран в состав первого Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.
В сентябре – октябре 1917 года большевики во главе с В. И. Лениным стали усиленно готовиться к вооруженному захвату власти. 12 октября 1917 года создается Военно-революционный комитет при Петроградском Совете. В него вошли Н. И. Подвойский, В. А. Антонов-Овсеенко, Н. В. Крыленко и другие лидеры большевистской партии. Через несколько дней Николай Васильевич выступил на расширенном заседании ЦК партии, где от лица Военно-революционного комитета заверил, что «настроение в полках поголовно» в пользу большевиков и что партия должна взять на себя «инициативу восстания».
Последние дни перед Октябрьским переворотом Крыленко проводил в бесконечных митингах и собраниях, на которых выступал по нескольку раз в день. Измотанный до предела, он тем не менее держался бодро, был энергичен и инициативен. В день восстания, 25 октября (7 ноября) 1917 года, ему было поручено руководство броневым дивизионом, который, по выражению американского писателя Джона Рида, «держал в руках ключ к положению».
На открывшемся II Всероссийском съезде Советов Николай Васильевич был избран в первое Советское правительство как член комитета по военным и морским делам (совместно с В. А. Антоновым-Овсеенко и П. Е. Дыбенко), затем назначен Главнокомандующим революционной армии. После Гражданской войны Крыленко работал в революционном трибунале, Наркомюсте РСФСР, был прокурором республики и, наконец, – народным комиссаром юстиции СССР.
Первая серьезная теоретическая «сшибка» произошла у Крыленко с прокурором СССР Вышинским на страницах журнала «Советская юстиция» в 1935 году. Вышинский выступил в Институте советского строительства и права с докладом на тему: «Речь т. Сталина 4 мая и задачи органов юстиции» (в ней вождь говорил о кадрах). В докладе Прокурор Союза сделал ряд резких выпадов против теоретических изысканий Крыленко. Последний не остался в долгу и написал, что «не может оставить без ответа выступление т. Вышинского, хотя и не видит ни особенной необходимости, ни особенной логики в связывании этих вопросов (т. е. своих с ним разногласий. – Авт.) с выступлением т. Сталина о кадрах». (Доклад Вышинского и ответ Крыленко были напечатаны в № 18 журнала «Советская юстиция»).
В этом журнале (№ 33) Вышинский напечатал «Ответ на ответ», в котором писал, что его доклад, посвященный речи Сталина 4 мая, вызвал со стороны Крыленко «сердитый ответ». Конечно, Вышинский не преминул подчеркнуть, что вначале хочет ответить на вопрос, «имеющий громадное принципиальное значение», хотя непосредственно не относящийся к их спору. «Это вопрос о том, что затронутые в моем докладе принципиальные вопросы нашей уголовной политики, как это утверждает т. Крыленко, не следует связывать с исторической речью т. Сталина 4 мая». И далее в том же духе. Здесь Вышинский явно передергивает факты, так как Крыленко писал, что не следует связывать с речью И. В. Сталина его теоретические разногласия с Вышинским, а не задачи уголовной политики.
В том же номере журнала напечатана статья Крыленко «Точки над «и», в которой он убедительно разъяснил, что Вышинский все поставил с ног на голову и что его аргументация носит искусственный характер, а возводимые им обвинения нелепы.
Пока в этом споре последнее слово осталось за Н. В. Крыленко. Но ненадолго. Вскоре доклад Вышинского вышел массовым тиражом, а спустя некоторое время прокурор СССР уже будет в официальном циркуляре предупреждать своих подчиненных, что в брошюре Крыленко «Сталинская Конституция в вопросах и ответах» имеется неправильное толкование статьи 128. Копию этой директивы Вышинский предусмотрительно направил в секретариат И. В. Сталина. Пройдет еще немного времени, и в речах Вышинского зазвучит презрительная кличка «крыленки».
В январе 1938 года, когда первая сессия Верховного Совета Союза, избранного в соответствии с Конституцией СССР 1936 года, сформировала новое Правительство СССР, должности в нем для Крыленко уже не нашлось. Ему было уготовано иное место.
Справка на арест Крыленко была составлена в НКВД еще 15 декабря 1937 года. Однако ход ей был дан только спустя полтора месяца. В ней отмечалось, что Крыленко «является активным участником антисоветской организации правых и организованно был связан с Бухариным, Томским и Углановым. С целью расширения антисоветской деятельности правых насаждал контрреволюционные кадры правых в наркомате. Лично выступал в защиту участников организации и проталкивал буржуазные теории в своей практической работе».
В справке Крыленко назывался одним из руководителей троцкистской группы, занимающейся вредительской деятельностью и считавшей необходимым захват власти правыми, которые якобы являются истинными борцами за интересы трудящихся.
31 января 1938 года нарком внутренних дел Ежов начертал на этой справке лаконичную резолюцию: «Арестовать». В тот же день его заместитель Фриновский подписал ордер № 337 на арест Н. В. Крыленко и на обыск у него. В ночь на 1 февраля 1938 года Николай Васильевич был арестован в своей квартире в доме № 25 по Новинскому бульвару.
Следствием по делу Н. В. Крыленко занимался сотрудник госбезопасности Л. В. Коган. Он и произвел первый допрос бывшего наркома. Однако «признательные» показания Николая Васильевича появились в его деле только 3 февраля 1938 года. Причем они даже не были оформлены официальным протоколом. Это было заявление Крыленко, адресованное наркому внутренних дел Н. И. Ежову и написанное на разрозненных листках бумаги. В нем он писал: «Я признаю себя виновным в том, что с 1930 года являюсь участником антисоветской организации правых. С этого же года начинается моя борьба с партией и ее руководством. Антипартийные шатания я проявил еще в 1923 году по вопросу внутрипартийной демократии. Если в этот период я из своих взглядов никаких организационных выводов не сделал, то внутреннее недовольство положением в партии не изжилось. Организационной связи с троцкистами я тогда не имел, организационной борьбы с партией не вел, но оставался человеком оппозиционно настроенным на протяжении ряда лет...»
Крыленко признавал, что центром правых через Бухарина перед ним была поставлена задача организовать подрывную работу в органах юстиции, чтобы «вредительской практикой судебных и прокурорских органов расшатывать диктатуру пролетариата». По его словам, вредительскую работу в области юстиции он проводил по трем направлениям: «а) на теоретическом правовом фронте, б) по развалу работы органов суда и прокуратуры, в) по разложению кадров в периферийных судебных органах».
Первый протокол допроса Н. В. Крыленко был оформлен лишь спустя два месяца – 3 апреля 1938 года. Он был отпечатан на машинке на 26 листах. И хотя после этого Николая Васильевича неоднократно вызывали к следователю, второй протокол допроса (машинописный текст которого составил 30 листов) датирован 28 июля 1938 года.
Примерно за 10 дней до окончания следствия его делом стал заниматься сотрудник госбезопасности Я. А. Аронсон. Он заканчивал дело сверхсрочно, видимо таково было указание начальства. Перед началом допроса Аронсон предъявил Крыленко обвинение в том, что он «является активным участником к[онтр] р[еволюционной] организации правых и проводил на протяжении ряда лет вредительскую деятельность», то есть по статьям 58-7, 58-8 и 58-11 УК РСФСР. В тот же день, 28 июля 1938 года, следователь провел очную ставку Н. В. Крыленко с одним из обвиняемых по другому делу (этого протокола в деле Крыленко нет) и составил обвинительное заключение, которое утвердил заместитель прокурора Рогинский. (Не исключено, что обвинительное заключение было составлено даже на день раньше, так как Рогинский поставил на нем дату: «27 июля 1938 года».)
Судебное заседание Военной коллегии Верховного суда открылось 29 июля 1938 в 13 часов 20 минут. На вопрос председательствующего Крыленко ответил, что виновным себя признает и показания, данные им на предварительном следствии, подтверждает. Он пояснил, что в 1936 году у него был разговор с Бухариным, во время которого затрагивались вопросы террористического порядка. Бухарин его информировал о террористической деятельности правых и спрашивал его и Пашуканиса, что они делают в этом направлении. Он Бухарину ответил, что пока конкретно им ничего не сделано, но если понадобится, то будет «работать» в этом направлении.
Больше Н. В. Крыленко никаких вопросов не задавали, а сразу же предоставили последнее слова. Он сказал, что имеет 25 лет революционной работы и только 8 лет антисоветской деятельности и на этом сопоставлении суд своим решением даст соответствующий ответ.
И суд действительно не замедлил с ответом. Прошло несколько минут, и Ульрих объявил приговор: высшая мера наказания – расстрел, с конфискацией имущества. Заседание суда продолжалось всего 20 минут. В тот же день приговор был приведен в исполнение.
...14 октября 1954 года в ЦК КПСС обратилась с заявлением З. А. Железняк, в котором просила реабилитировать ее мужа Н. В. Крыленко. По поручению Генерального прокурора Руденко дело по обвинению Н. В. Крыленко проверила Главная военная прокуратура. Военный прокурор подполковник юстиции Васильев, тщательно изучив все материалы и допросив ряд свидетелей, составил 25 апреля 1955 года мотивированное заключение, которое 9 августа было утверждено Р. А. Руденко.
Военная коллегия Верховного суда СССР 10 октября 1955 года отменила приговор в отношении Н. В. Крыленко и дело прекратила за отсутствием в его действиях состава преступления.
Осуждены в один день
Они были осуждены в один день – известный революционер, бывший дипломат и прокурор республики Владимир Александрович Антонов-Овсеенко и его жена Софья Ивановна.
В. А. Антонов-Овсеенко родился 9 (22) марта 1883 года в Чернигове в семье потомственного дворянина. В 1900 году был зачислен в Николаевское военно-инженерное училище в Петербурге. Однако к этому времени, возмужав и повзрослев, он заметно охладел к военной карьере. Уже через месяц после поступления в училище Антонов-Овсеенко попадает под арест на 11 дней за отказ от присяги «на верность царю и отечеству».
С 1901 года Антонов-Овсеенко проживал в Варшаве, где впервые соприкоснулся с деятельностью социал-демократов – вошел в студенческий кружок. Весной 1902 года он покинул родительский дом и начал самостоятельную жизнь, а осенью того же года стал слушателем Петербургского юнкерского пехотного училища. Здесь он довольно прочно ступил на путь революционной борьбы: поддерживал связь с социал-революционерами, от которых получал нелегальную литературу, вел агитацию среди юнкеров. После производства в офицеры В. А. Антонов-Овсеенко начал службу в 40 пехотном Колыванском полку, который тогда стоял в Варшаве. Там он создал одну из первых в царской армии военно-революционных организаций. С этого времени началась его бурная революционная деятельность, сопровождающаяся арестами, побегами, конспирацией, вынужденной эмиграцией.
Октябрьская революция – одна из ярчайших страниц биографии Антонова-Овсеенко. Именно ему совместно с Н. И. Подвойским и Г. И. Чудновским было поручено захватить Зимний дворец и арестовать Временное правительство.
На II Всероссийском съезде Советов В. А. Антонов-Овсеенко совместно с прапорщиком Н. В. Крыленко и матросом (председателем Центробалта) П. Е. Дыбенко был введен в Совнарком членом коллегии Народного Комиссариата по военным и морским делам и одновременно назначен командующим Петроградским военным округом. Однако уже 6 декабря его направляют командовать армией на Украину, где красноармейцы вели ожесточенную борьбу с войсками атамана Каледина и Центральной рады.
В последующем Антонов-Овсеенко почти беспрерывно перебрасывается с одной должности на другую: он был заместителем председателя Главкомтруда, членом коллегий Наркомтруда и Наркомата внутренних дел, заместителем председателя малого Совнаркома, уполномоченным ВЦИК по Пермской губернии (председателем Совета губкома и губполитпросвета), уполномоченным ВЦИК по ликвидации бандитизма.
В октябре 1922 года он стал начальником Политуправления РККА и членом Реввоенсовета Республики, а в 1924 году был переведен в систему Народного комиссариата иностранных дел. С этого времени он более 10 лет выполняет ответственные дипломатические поручения в Чехословакии, Литве и Польше. В 1934 году Антонов-Овсеенко был назначен прокурором республики и оставался в этой должности более двух лет. Затем с дипломатической миссией находился в Барселоне.
Именно в этот период в ЦК ВКП(б) стали появляться материалы, серьезно компрометирующие его. Через некоторое время он был отозван из сражающейся Испании в Москву, а 15 сентября 1937 года назначен народным комиссаром юстиции РСФСР.
Владимир Александрович проживал в то время вместе с женой Софьей Ивановной и пятнадцатилетней падчерицей Валентиной на Новинском бульваре, в так называемом «втором доме Совнаркома».
В конце сентября 1937 года Софья Ивановна уехала в Сухуми на лечение. В письмах мужа к ней иногда явственно звучали тревожные нотки. 10 октября 1937 года (за день до ареста) Антонов-Овсеенко писал: «...Чувствую напряженность борьбы».
В. А. Антонов-Овсеенко был арестован в ночь с 11 на 12 октября 1937 года. Ордер на арест за № А-116 был подписан заместителем наркома внутренних дел Фриновским. Сразу же были произведены обыски в его квартире, в служебном кабинете и на даче, в поселке Николина гора. Владимир Александрович был доставлен во внутреннюю тюрьму НКВД, а уже 13 октября 1937 года переведен в Лефортовскую тюрьму, где находился до 17 ноября. Затем его перевели в Бутырскую тюрьму. Там он содержался до 8 февраля 1938 года, после чего вновь помещен в Лефортово.
Здесь Владимира Александровича вызывали на допросы не менее 15 раз, причем, как правило, по ночам. 14, 15 и 17 октября его допрашивали по два раза. Наиболее продолжительным по времени был первый ночной допрос 13 октября – 7 часов. Занимались им, в основном работники госбезопасности И. И. Ильицкий и И. И. Шнейдерман.
Несмотря ни на что, Владимир Александрович держался исключительно твердо и мужественно. Интенсивные допросы в Лефортовской тюрьме привели лишь к тому, что он написал одно письмо на имя наркома внутренних дел Н. И. Ежова (от 14 октября) с признанием своей вины и дал показание в ноябре 1937 года (в протоколе дата не указана).
Можно с уверенностью предположить, что после вырванного признания Антонов-Овсеенко вновь отказался от своих показаний и стал все отрицать. Лишь этим можно объяснить тот факт, что несмотря на неоднократные вызовы к следователю протоколы допросов не составлялись. В них просто нечего было писать. Потом следователи все-таки «вернули» его к признательным показаниям, но только до суда.
Обвинительное заключение по делу В. А. Антонова-Овсеенко было составлено работником госбезопасности Ильицким и утверждено 5 февраля 1938 года заместителем прокурора СССР Рогинским. Он обвинялся в том, что еще в 1923 году, работая начальником ПУРа, совместно с Л. Д. Троцким разрабатывал план вооруженного выступления против Советской власти, а затем, занимая должность полпреда в Чехословакии, Литве и Польше, вел «троцкистскую деятельность в пользу польской и германской военных разведок». Не забыт был и испанский период службы. В обвинительном заключении указывалось, что Антонов-Овсеенко вошел в организационную связь с германским генеральным консулом и фактически руководил троцкистской организацией в Барселоне в «борьбе против Испанской республики».
В. А. Антонов-Овсеенко был предан суду Военной коллегии Верховного суда СССР по статьям 58-1а, 58-6, 59-8 и 58-11 УК РСФСР.
Ордер № А-117 на арест жены В. А. Антонова-Овсеенко Софьи Ивановны был выдан 12 октября 1937 года. На следующий день в Абхазию, где она тогда отдыхала, полетела шифрованная телеграмма, а 14 октября она уже была арестована в доме отдыха Синоп в Сухуми и этапирована в Москву.
Первый допрос произвел сотрудник госбезопасности Шнейдерман, занимавшийся делом ее мужа, 28 октября 1937 года (по оплошности он поставил дату 28 сентября). Больше Софью Ивановну не допрашивали (во всяком случае, протоколов допросов в деле нет), и окончание следствия затянулось до начала февраля 1938 года. Обвинительное заключение составил Ильицкий, утвердил Рогинский. Она обвинялась в том, что была осведомлена о шпионской связи своего мужа В. А. Антонова-Овсеенко и Радека с польской разведкой, а также о деятельности троцкистской террористической организации, то есть по статьям 58-1а и 17-58-8 УК РСФСР (на подготовительном заседании Военной коллегии к ее обвинению была добавлена еще статья 58-11 УК РСФСР).
Дела Владимира Александровича и Софьи Ивановны Антоновых-Овсеенко рассматривались Военной коллегией Верховного суда в один день – 8 февраля 1938 года. Судейская «бригада» была та же: председатель Ульрих, члены Зарянов и Кандыбин и секретарь Костюшко. Заседания были закрытые и проводились в порядке постановления ЦИК от 1 декабря 1934 года, то есть без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей.
В 19 часов 55 минут началось слушание дела С. И. Антоновой-Овсеенко. Она сразу же заявила, что виновной себя не признает, с польской разведкой связана не была, а также не знала, что ее муж является шпионом. В последнем слове Софья Ивановна сказала, что верит в справедливость советской власти.
Приговор был коротким. В нем Ульрих еще более усугубил ее «вину», записав, что она оказывала содействие в шпионской деятельности некоторым лицам (этого не было даже в обвинительном заключении). Военная коллегия приговорила Антонову-Овсеенко к высшей мере наказания – расстрелу, с конфискацией имущества. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.
Судебное заседание по делу ее мужа открылось в 22 часа 40 минут. На нем Владимир Александрович заявил, что виновным себя не признает, свои показания, данные на предварительном следствии, не подтверждает. Шпионажем он не занимался и троцкистом никогда не был. О своих ложных показаниях на предварительном следствии подавал заявление, но ответа на него не получил. В последнем слове Антонов-Овсеенко просил провести дополнительное расследование, так как он оговорил себя.
Однако эти заявления никак не повлияли на приговор суда, который был также кратким и предельно жестоким – расстрел, с конфискацией имущества. Судебное заседание закрылось через 20 минут, в 23 часа. Приговор привели в исполнение 10 февраля 1938 года.
25 февраля 1956 года Военная коллегия Верховного суда СССР отменила приговор в отношении В. А. Антонова-Овсеенко и полностью его реабилитировала, а 4 августа 1956 года была реабилитирована и Софья Ивановна.
Расстрел «герцогини»
В одном из своих выступлений Вышинский иронически назвал и. о. прокурора республики Ф. Е. Нюрину «исполняющей обязанности герцогини».
Фаина Ефимовна Нюрина родилась в декабре 1885 года в Бердичеве Киевской губернии в еврейской семье. С юных лет она приобщилась к революционной среде. Ее активная деятельность в составе Бунда продолжалась до Октябрьской революции. В первые годы советской власти Нюрина еще продолжала оставаться активным членом Бунда и поддерживала все меньшевистские лозунги. В 1918—1919 годах работала секретарем и заместителем заведующего отделом охраны труда Бердичевской городской управы, была членом городского Совета рабочих и крестьянских депутатов, президиума совпрофа и бундовского комитета. Бердичевская партийная организация избрала ее делегатом объединительного съезда РСДРП. Бунд выдвинул ее также кандидатом в Учредительное собрание и в члены Украинской Рады.
От активной работы в Бунде Нюрина отошла в 1919 году, когда у нее возникли серьезные сомнения в правильности выбранной бундовцами позиции. Летом 1919 года она поселилась в Киеве, где стала работать заместителем заведующего районным отделом народного образования. Вскоре под натиском белогвардейцев Красная Армия оставила Киев. Нюрина не сумела эвакуироваться, и ей пришлось перейти на полулегальное положение. Когда большевики вернулись в Киев, Нюрина окончательно порвала с Бундом. В начале 1920 года вступила в партию большевиков и продолжала работать в советских органах.
В июне 1922 года Нюрину выдвинули на должность заведующего подотделом женотдела ЦК ВКП(б), где она проработала более шести лет. Она входила в члены редколлегий журналов «Коммунистка» и «Работница», участвовала в деятельности Международного женского совета, неоднократно выезжала в служебные командировки за границу, в частности в Берлин и Прагу.
28 сентября 1928 года Совнарком РСФСР утвердил Нюрину членом коллегии Наркомата юстиции республики, который тогда возглавлял Н. М. Янсон, бывший одновременно и прокурором РСФСР. Она была зачислена в штат НКЮ РСФСР с 1 октября и сразу же возглавила отдел общего надзора в Прокуратуре республики.
Ф. Е. Нюрина была арестована 26 апреля 1938 года по ордеру № 2466, который подписал заместитель наркома внутренних дел Фриновский. Основанием для ареста явились материалы, подготовленные первым отделением 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР. Справку на арест от 17 апреля 1938 года подписал начальник отделения Райхман. В ней отмечалось, что «агентурными данными и показаниями арестованных пом[ощника] прокурора РСФСР Бурмистрова, Крыленко Н. В. и Соколова Нюрина изобличается как участница антисоветской организации правых, по заданию которой вела активную контрреволюционную деятельность». Далее в справке приводились небольшие выдержки из показаний названных лиц, а также из агентурных донесений, полученных еще в январе – феврале 1938 года. В них приводился и такой «факт»: «Нюрина в годы Гражданской войны, – писал агент, – при занятии Житомира Петлюрой встречала его во главе делегации, держала перед ним погромную речь против большевиков, выставляя его как спасителя цивилизации и восстановителя демократии на Украине. При возвращении от Петлюры стреляла из пулемета по рабочему поселку».
То, что Нюрина в первые годы советской власти идейно противостояла большевикам, был общеизвестный факт. Поэтому для пущей убедительности агент приплел к своему донесению «погромную речь» и «пулемет».
По всей видимости, агент знал о материале, который в свое время рассматривался в ЦКК при ЦК ВКП(б). Дело заключалось в следующем. В конце 20-х годов некая С. и ее муж М. обратились с письмом в ЦК партии, в котором сообщали о том, что в 1919 году Ф. Е. Нюрина и ее брат Д. А. Петровский-Липец были причастны к расстрелу петлюровцами их родственников. ЦКК при ЦК ВКП(б) после соответствующей проверки рассмотрел этот вопрос на своем заседании 29 июня 1929 года и признал, что обвинения против Нюриной являются «недоказанными». Из материалов проверки усматривалось, что сестры С. действительно были арестованы и расстреляны петлюровцами, однако Нюрина никакого отношения к их аресту не имела. В документе ЦКК отмечалось, что Нюрина и ее брат Петровский-Липец, а также муж Нюренберг действительно являлись бундовцами и вели борьбу «против взглядов и деятельности большевистской партии». Однако этого она никогда не скрывала, от своих прежних взглядов отказалась и в 1920 году вступила в большевистскую партию.
Дело Нюриной принял к производству оперуполномоченный 4-го отдела 1-го управления НКВД лейтенант госбезопасности Зайцев. Каких-либо свидетелей не вызывали. Следователь приобщил только выписки из протоколов допросов руководящих работников органов юстиции и прокуратуры, с которыми Нюрина общалась по роду своей службы, к тому времени уже арестованных. Все они «изобличали» Нюрину как активного участника антисоветской организации, якобы существовавшей в органах прокуратуры.