Текст книги "Старик (СИ)"

Автор книги: Александр Гребенкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Старик
Александр Гребенкин

 Глава первая. Старик и незнакомец с железной рукой

«Таков удел всеобщий: всё умрет,

И через жизнь всё в вечность перейдет».

(У. Шекспир)

«Я обречён, себе на горе, блуждать здесь в пустоте, как душа, отторгнутая от тела».

(Э.Т.А. Гофман)

С каждым утром он сознавал, что вставать с постели у него нет никакой охоты, да и подниматься становится всё труднее, казалось – так бы и лежал вечно, пока не придёт она, мертвенно-бледная гостья с телом, покрытым трупными пятнами, и не позовёт за собой в мир, из которого уже нет возврата.

Но, всякий раз, сцепив зубы, собрав всю волю, он становился босыми ногами на пол, заставлял себя бриться и завтракать и, преодолевая боль, шёл на прогулку.

Шаркая, мелкими шажками измерял двор, спотыкался об узловатый корень и, рассердившись, слегка пинал его, затем, минуя стоянку для машин, перебирался через дорогу.

На остановке ждал праздничный, канареечного цвета трамвай и тяжело поднявшись по ступенькам, кивнув знакомой кондукторше, старик ехал к городскому парку.

Здесь он любил гулять, потому что парк напоминал ему безмятежное звонкое детство, а в этом году именно здесь он побывал на первой осенней выставке фиалок.

Сначала долго любовался пришедшей осенью, тусклым взглядом осматривая яркие наряды деревьев. Тронулись желтизной нежные листья берёзы, трепетно срываясь под напором ветерка, словно птицы с ветки. Прохладную землю накрыл ковёр кленовых листьев. Быстро рыскали юркие, задорные белки. Парк шелестел жёлто-багряным шумом, и лишь отдалённые звуки машин или гул самолёта врывались сюда непрошенными гостями.

Старик садился на скамейку и долго слушал осень. В голубоватом и зыбком воздухе все звуки отзывались эхом. Шарканье метлы дворника, шорох листвы под ногами гуляющих, стук упавших на дорожку каштанов привычно радовали, и ему не хотелось вспоминать о своём одиночестве и о болезнях, которых бесчисленное количество, и о возможно скором и неизбежном конце.

Хотелось просто сидеть и, наслаждаясь сказочной палитрой осени и синим глубоким небом, думать и мечтать, а иногда представлять, что он ещё молод, и ждёт на свидание очаровательную девушку и всё ещё впереди.

Так хотелось уехать на дачу, подышать сосновым воздухом, но там он уже сто лет не был, там, наверняка, всё разрушено, разграблено и заброшено, а может кто и поселился уже.

«Я ведь так хочу ещё жить», – думал он. – «Жить и встречать осень с её печальной красотой, вдыхать запах морозной свежести, бегать по снегу на лыжах, любоваться возрождением цветов и трав весной, наслаждаться звонким и ярким летом, читать интересные книги, любить женщин и радоваться жизни. А вместо этого – немощь и одиночество!»

Чтобы отвлечься от грустных и гнетущих мыслей старик обычно вынимал из кармана книгу или газету и, вооружившись очками, скользил по строчкам, иногда перечитывая их, пытаясь понять содержание.

Сегодня особенно ярко стало пригревать солнце и вернуло ощущение лета. Парк напоминал волшебную золотую страну, и резные кленовые листья падали в руки. Рядом зажурчал, затрепетал старый городской фонтан, наталкивая на романтические грёзы. Захотелось прочесть что-нибудь поэтическое. Старик прочёл в газете на последней странице вдохновенные строки:

Я вновь золотистым стану листом,

Впитаю в себя пламень солнца.

Увенчан колким терновым венцом,

Повисну над синим колодцем.

И ветер споет акафисты дня,

И дрогнет струной паутинка.

Строгие боги согреют меня -

Растает на донышке льдинка.

И вновь отмерено будет пройти

Всю тропку истоптанной жизни.

И мудрости книг опять обрести,

Капризы любви, горечь тризны...

А я, будто лист, взлечу высоко,

Увижу и небо, и горы,

Над синим колодцем, туда, далеко,

Где звоном небесные хоры.

Звонкий лай и голоса отвлекли его от чтения.

Он увидел старушку со смешной собачонкой, одетой в юбочку. Они гуляли по траве среди деревьев, тихо шептали свои сказки листья, а собачонка тявкала на незнакомых. Вот она смело зарычала в сторону мужчины в коротком тёмном плаще, шедшем по аллее. Но у того в правой руке был зажат зонтик, на который он опирался, как на трость, и наглая собачонка на всякий случай отбежала дальше. Левая рука незнакомца казалась более крупной и была неестественно прижата к телу.

Возле уснувшей карусели мальчик и девочка запускали самолётик на резинке. Он запутался в ветках, и они помчались снимать его.

Рядом кто-то грузно и со скрипом уселся, и старик рассердился, зашелестев газетой.

«Обязательно здесь садиться? Мало места что ли?», – подумалось ему.

Очень хотелось побыть одному, и старик уже приподнялся, чтобы уйти, бросил взгляд на незнакомца в тёмном, как тот вдруг заговорил:

– Себастьян?! О, какая неожиданность! Я тебя приветствую! Я рад, что ты вернулся!

Незнакомец протянул правую руку, как бы для приветствия, а левой, которая в перчатке, механически щёлкнул, как будто она была на шурупах.

Старик насупился:

– Вы ошиблись, – сказал он глухо и с раздражением. – Я не Себастьян.

Он быстро встал, чтобы пойти к другой скамейке.

Незнакомец не препятствовал, вновь лязгнул рукой в перчатке, взглядом проводил его. Внимательные глаза незнакомца старик чувствовал на своей спине.

Он отошёл далеко, сел на не очень удобной скамеечке под ивой, как бы нечаянно взглянул в сторону заговорившего с ним посетителя парка.

Тот сидел, с досадой поглядывая на старика. Встретился с ним глазами, смущённо улыбнувшись, отвёл взгляд, а спустя несколько минут встал, подошёл к продавщице воздушных шаров, купил шарик на ниточке, подарил его девочке и зашагал к выходу медленно и степенно. При всём этом его левая рука оставалась неподвижной.

«Странный тип», – подумал старик. – «Обознался что ли? А, впрочем, почему я сконфузился? Часто ли приходиться говорить с людьми? Ну ошибся человек, ну всё бы обнаружилось, и поговорили бы о том, о сём...»

Небо заволакивалось лёгкими облачками, зазвенела бодрая музыка. Посидев ещё немного, старик медленно встал, вытянувшись во весь свой высокий рост, и пошёл к выходу из парка.

Он шагал к хорошо знакомому кафе «Бактрия», где часто заказывал кружечку пива в знойные летние дни. Теперь ему захотелось сладкого ароматного чаю с жасмином.

В кафе его приветствовал широкой ослепительной улыбкой Керим.

– О, как я рад, что ты зашёл! Что сегодня, уважаемый? Пиво, водка, плов?

– Приготовь-ка ты мне чаю, да покрепче, – попросил старик. – Хачапури и пачку «Marvel Gold».

Вскоре Нурдин (сын Керима) с подносом в руках быстрыми шагами подошёл к его столику. Дымящийся ароматный чай ударил в ноздри, а лежащее на белой тарелке с голубоватыми цветами поджаристое хачапури с сыром призывно пахло.

Бросив в чай сахару, старик отломил кусок хачапури и принялся медленно и смачно жевать, запивая пахучей жидкостью из фарфоровой синей пиалы.

Перед глазами закружился, затуманился мир, и он, сосредоточившись на еде, сквозь марево видел двух мужчин, посасывающих вино у стойки, и даму, угощавшую девочку шаурмой.

Только старик распечатал пачку, чтобы извлечь сигарету, как в запотевшем зеркале напротив ему привиделся странный облик только что вошедшего в дверь. Мощная, красивая фигура была с крыльями, которые сразу же сложились за спиной под тёмным плащом. От головы исходило сияние, а из глаз брызнул серебристый свет.

Старик испуганно оглянулся. Нет, ему показалось – вошедший был совершенно обычным человеком в тёмно-синем плаще, на голове старомодный берет и никакого сияния. Одна его рука была в перчатке и почти не двигалась, казалась искусственной.

Зажав под мышкой трость, он чём-то говорил у стойки, а потом с рюмкой и закуской направился в зал.

Оказавшись у столика, за которым с несколько тревожным видом восседал старик, гость на мгновение остановился.

– Позвольте, – и, не дожидаясь приглашения, сел, лязгнув по столу железной рукой.

Присмотревшись, старик вздрогнул. Это был человек с прекрасной формой лица, чёрными бровями, благородным носом, тонко очерченными губами. Взгляд его был исполнен добродушия и лукавства.

Старик узнал мужчину, который заговорил с ним в парке. Он глотнул слюну, отодвинул чашку.

А вошедший произнёс что-то отдалённо знакомое:

Я душу смутную мою,

Мою тоску, мою тревогу

По завещанию даю

Отныне и навеки Богу

И призываю на подмогу

Всех ангелов – они придут,

Сквозь облака найдут дорогу

И душу Богу отнесут.

– Вспомнил, Себастьян? Это строки Франсуа Вийона, за душу которого ты так боролся тогда, – совершенно спокойно сказал странный незнакомец.

Старик улыбнулся как можно более примирительно, но внутри себя слегка волнуясь.

– Вы меня с кем – то путаете. Поверьте, я никакой не Себастьян. Я обычный пенсионер, мне семьдесят лет, и все эти годы я Марк, а не Себастьян... Вероятно, я на кого-то похож, вот вы и спутали.

Последние слова он добавил, заметив лёгкое удивление в глазах незнакомца.

Но тот поразил его следующими словами:

– Тебе уже не семьдесят, а триста семьдесят лет, и к своему нынешнему гордому имени Марк ты должен добавить благородное – Себастьян, и никакой ты не пенсионер, а ангел, сброшенный на землю.

Старик, отодвинув тарелку, откинулся в кресле и рассмеялся:

– Послушайте, у вас богатая фантазия. Не пишите ли вы книги? – сказал он весёлым глуховатым голосом.

Незнакомец в берете покачал головой.

– Книги пишут те, кто отмечен божьей печатью мечты и воображения. У меня же другие качества и функции. Я лишь тот, кто предупреждает и зовёт, фантазии не для меня.

Старик улыбался.

Странный гость, впечатав в него пристальный взгляд и вдохнув поглубже воздух, произнёс:

– Когда молодой гранд Рауль Мартин заметил, что хозяин Чёрного замка герцог Гонсало Северин воспылал страстью к его возлюбленной Агнессе, то он перестал бывать у него, и все приглашения герцога превращались в огненных бабочек, а сиреневый весенний ветер размётывал их пепельную пыльцу по столу.

Когда хозяин Чёрного замка Гонсало Северин на охоте коварно, по-предательски выстрелил молодому человеку в спину, и смерть гранда была объяснена нападением дикого волка, то последним приютом несчастного стал могильный склеп, а бедная Агнесса роняла слёзы, орошая землю у склепа, и слёзы дали свои всходы, выросли голубые с тёмным орнаментом цветы.

Но когда пролетел тревожной птицей месяц, Агнессу, вышедшую из замка, схватили ловкие и сильные руки, сковали её тело, закрыли рот, затолкали в карету, и она опомнилась в тринадцатой комнате хозяина Чёрного замка. Агнесса лежала вся истерзанная и жестоко униженная наглым насильником, по её спине погулял бич, а руки и ноги крепко сковали стальные цепи.

Вот тогда ты, Себастьян, потеряв всякое терпение, под видом некоего каталонского графа, явившегося на бал, затеял ссору с хозяином Чёрного замка Гонсало Северином и, после недолгого боя, проткнул его шпагой насквозь. Потом каталонский граф загадочно исчез, а Агнесса очутилась дома, на своём ложе, без сознания и, придя в себя, радовалась, что всё происшедшее оказалось лишь жутким сном.

Спустя день она узнала, что беременная, а душу в мальчика вложил ты, Себастьян, и была то душа погибшего Рауля Мартина. Так он возродился в сыне, а ты, за непослушание и нарушения, был сослан сюда, в земную обитель, без памяти и славы, без привилегий, почти на четыреста лет!

Всю эту старинную историю незнакомец поведал быстро, с необыкновенным подъёмом духа, а старик увидел яркие картины, как будто всё произошедшее пронеслось перед его взором.

Он ошарашенно смотрел на гостя:

– Красивая легенда. Но, при чём здесь я?

– А разве не вспоминается тебе красное платье Агнессы, на фоне белого жемчуга облаков и розового заката... Или блестящая при лунном свете шпага Гонсало и хмурые башни Чёрного замка?

Старик на миг задумался, глядя как бы в глаза собеседнику, но вроде и сквозь него. Черный плащ ночи и сверкающие, словно молнии, шпаги... Шатёр стройных разлапистых деревьев. Слёзы, как янтарные бусинки, в глазах у девушки, её черные волосы, ласкаемые вечерним, пахнущим лавром ветром с далёкого моря.

Да, картина стояла перед ним, ставясь всё чётче и яснее.

– Кто вы? – хрипло спросил старик.

– Я – Рафаэль. Ну, припоминается что-то?

У старика защипало в глазах, но в это время Нурдин принёс вино и хамон, и он закрыл глаза платком.

– Успокойся, – сказал Рафаэль, ласково улыбнувшись. – Скоро сам всё почувствуешь и узнаешь. Начинается преобразование. И в две, в крайнем случае, в три ночи, ты почувствуешь перемены. А сейчас давай выпьем этого красного вина за будущее, которое у нас есть!

И зажав бокал в железной скрипящей руке, он выпил его не спеша, смакуя каждый глоток.

Глава вторая. Когда вырастают крылья

Старик брёл из магазина домой. Он шёл по прямой, мягко освещённой улице, от которой уходили в сторону и в глубину переулки с винтовыми лестницами. Выпитое днём вино ещё кружило ему голову, а ноги казались слабыми, ватными, походка была вялой. Обрывки дневного разговора с железноруким незнакомцем вертелись в голове.

«Это какое-то безумие», – думал он. – «Но, с другой стороны, я отчётливо видел эти невероятные картины, но не так, как видят в кино, а как будто это случилось со мной когда-то, много лет назад ... Что это? Внезапно вернувшаяся память о прошлом? То, что я увидел, может относиться к веку шестнадцатому – семнадцатому. Так ведь? Но это абсурд, так долго люди не живут! А этот ... Рафаэль... Кто он? Лжец? Чудак? Да просто сумасшедший! Нелепый фантазёр!»

Старик шёл и думал, и внутри себя сознавал, что готов так шагать и размышлять ещё долго.

– «А что если это правда? И Рафаэль действительно посланец небес, предупредивший меня? Но чего он так печётся обо мне? На кой я им нужен, там, в небесной канцелярии? Нет, скорее они прислали бы старуху с косой, чем ангела. Чушь какая-то!»

Так размышляя он шёл ещё долго, мимо него проносились автомобили, трамваи, велосипедисты, мерно вышагивали прохожие, а он так углубился в свои мысли, что уже был склонен считать, что в произошедшем сегодня есть рациональное зерно.

А вот его родной район! Старик жил в очень старом доме – модерн дореволюционной постройки, с просторными вестибюлями, широкими лестницами, с украшенными лепниной высокими потолками под четыре метра. На каждом этаже размещалось не более двух квартир. Дом блистал зажжёнными окнами, и свет блестел на опавшей листве.

Старик остановился у подъезда как вкопанный. Размышляя, он прошёл порядочное расстояние, а ведь ещё вчера не мог столько пройти! Удивительно – какую дорогу прошагал и не устал! Боль и ломота куда-то исчезли, только немного давило в спину, но он сознавал, что может пройти ещё столько же! Что произошло? Да он просто крепко задумался и не заметил, как дошёл до дома!

Тем не менее, отказавшись от лифта, на свой четвертый этаж он взлетел по лестнице как юноша, перешагивая через ступеньку!

Дома разложил в холодильнике купленные продукты и принялся готовить нехитрый ужин. После трапезы старик почувствовал бодрость во всём теле. Временами спину посещали режущие боли, но они приходили волнами и тут же исчезали.

Хотелось музыки и, смахнув пыль с проигрывателя, он поставил давно забытый диск. Пел, даже пританцовывал, переходя из комнаты на кухню, в коридор, в ванную – настроение было прекрасное.

Походя глянул в серебряное пространство зеркала и на ум пришли читанные когда-то давно строчки: «Стали виски у меня лебединым перьям подобны...»

После ужина телевизор смотреть почему-то не хотелось, к чему он привык, потянуло позвонить друзьям, сыну, у которого давно уже была своя семья и который жил незнаемо где. Долго листал блокнот, но так и не смог найти телефон сына. Зато нашёл телефон друга и позвонил. Друг был заядлым охотником и не преминул тут же пригласить его на охоту.

– Сейчас же холодно, – удивился старик.

Но друг начал описывать, как хорошо охотиться осенним росистым утром, как везде красиво, как замечательно посидеть у костра и поболтать о том, о сём, и старик пообещал, что в ближайшее время решится.

Разговором он оказался вполне доволен, долго сидел в кресле, улыбаясь. Но потом, с наступлением ночи, выяснилось, что уснуть он не может.

Сила и бодрость переполняли его тело, лишь в спину по-прежнему что-то давило и резало, но за всей поющей радостью тела это не замечалось.

Вдруг он ощутил мощный зов чего-то таинственного и далёкого. Как будто неведомый глас звал его куда-то.

Лазурный свет мягко лился в окно, пронзая шторы, оживляя картины на стенах, как в волшебной сказке. Потолок будто растворился в пространстве и видно было вечное небо. В лазоревом полумраке стал слышен отдалённый вкрадчивый голос, шёпот и далёкий смех, похожий на юный или детский.

Старик быстро поднялся, оделся и вышел на балкон. Открыл окно и, не ощущая холода, вглядывался в таинственную, бушующую под ветром ночь.

Для себя он уже заметил, как обострился его глаз. Теперь он видел многое, недоступное простому смертному, взгляд его, казалось, пронизывал пространство и время. Тьма для него стала призрачным светом, и он разглядел, как в тополях таились стройные кудрявые юноши, а в вербе застыла гибкая тоненькая девушка, и слёзки её капали под ветром. Многорукими существами с растопыренными пальцами бродили придорожные кусты; чёрные и серые птицы прятались в прозрачных гнёздах на ветвях – руках благородной дамы.

Старик почувствовал, как всё его тело наполняется энергией, слепой и безжалостной силой, как режет за плечами неистовая боль. Он застонал и ощупал плечи – это росли невидимые всем земным обитателям крылья.

Постепенно боль утихла, и старик попробовал взмахнуть крыльями – они заполоскали, подминая под себя ветер. Он нерешительно замахал ими, а потом всё сильнее. Ноги оторвались от пола, и он шагнул в пространство, наполненное живым и благодатным воздухом.

Летел медленно, мерно размахивая крыльями, над тихим двором, сонными домами со светящимися глазами окон, над деревьями сквера, сыпавшими золотую листву – это заключённые в них обитатели сбрасывали свои наряды.

Он летел над проспектом, наблюдая огни машин. Попал под призрачный свет полной луны, вышедшей из тёмного бархата облаков и видел, как его собственная тень скользит по мощёной улице, но с земли его не было видно, ибо порода его существ недоступна простым смертным.

Он наблюдал запоздавших людей, полуночников в трамваях, парках и садах, в ресторанах и барах и, глядя сквозь них, он видел и чувствовал всё то добро и зло, что они совершили, ему стало неприятно оттого, что каждый носил с собой вечно наполняющийся чёрный мешочек зла. Порадовала лишь юная пара влюблённых, стоявших в обнимку у старинной арки на берегу блиставшей молочным блеском реки – помыслы их были благородны и чисты.

Чтобы уйти подальше от людского мира, забыть о его горестях и радостях, старик вознёсся выше и летел между редкими прохладными звёздами, чертя небо, радуясь свободному полёту.

Навстречу ему, улыбаясь и приветствуя его, летели девушки в просторных и прозрачных одеяниях, многие из них, забывшись в неистовом веселье, заливались звонким смехом, но при виде его замолкали, почтенно кивая, и старик отвечал на приветствия, как будто делал это сотни раз. Да и сам он сильно изменился и теперь вряд ли можно называть его так – стариком, его кожа стала более эластичной и упругой, на лицо будто попал молодящий дождь, и оно цвело зрелостью и мудростью, волосы тронула чернота ночи, убрав надоевшую седину, оставив посеребрёнными лишь виски, глаза горели, как коричневые гиацинты, окрашенные тайной и волшебством.

Марк Себастьян, величественный и преображённый, распрямлял свои крылья, пробовал свои силы. Он летел туда, куда звал его пробудившийся разум. Он летел над всем богатым миром, населённым разнообразными существами и видел спящих в своих жилищах гномов, резвящихся под лунным светом лёгких эльфов, плещущихся в молочно-сапфировой воде ундин. В багровых кострах, что пылали на берегах реки, он узнавал извивавшихся как змейки, саламандр... Все эти низшие существа по пути приветствовали его, и он, миновав их, подлетел к высокой башне с часами, опустился на крышу, вспугнув стайку летучих мышей, сел, задумчиво оглядывая большой, манящий и таинственный мир, развернувшийся перед ним.

Клочьями и гибкой змеёй клубился моросивший туман, сквозь него фонарями виднелись огни. С жёлтых листьев в тумане опадали оловянные капли.

Неподалёку тихо позванивал колокол, висевший в храмовой колокольне. Волнистые облака закрыли луну. Лишь отдельные белые лучи касались колокола, сверкавшего бронзовыми искорками.

И здесь пространство было полно неведомых существ, и одного из них Марк Себастьян вспугнул. Злой дух, не выдержав энергической волны ангела, мгновенно взлетел в небо гребенчатым драконом и скрылся в облаках.

Было очень тихо, лишь мерно стучали часы, да прощаясь, шептались опадающие листья.

Марк Себастьян сидел в башне, слушая работу механизма больших часов, стук их напоминал о неумолимом времени, поэтому он приглушил их звук.

Тут он почувствовал другое существо и спустился по скрипучей чёрной лестнице в комнатку. Во мраке кто-то был, равный ему по силе и положению, именно от него исходил зов, слышимый им этой ночью. Зажглась свеча, рассеивая мрак, озаряя паучий механизм часов, вырывая из объятий тьмы крылатый силуэт.

Колеблющийся свет озарил обличье Рафаэля. Он казался величественным и красивым.

– Доброй ночи, Себастьян. Ну вот, ты уже возвращаешься к нам, твоё преображение уже началось.

Марк Себастьян кивнул Рафаэлю, и у того глаза зажглись серебром.

– Ну что, вспомнилось прошлое? – спросил Рафаэль.

– Да, дорогой Рафаэль, и я очень благодарен тебе за то, что ты выдернул меня из земной рутины, и освежил, как летнюю розу брызги влаги.

Рафаэль ослепительно улыбнулся:

– Я представляю, как ты устал от постылой земной жизни. Ощущаю твою радость и восстановившиеся силы.

– Согласен, наш уровень восприятия совершеннее и полнее. Но будет ошибкой называть земную жизнь постылой. Она таковой становится лишь в старости и в одиночестве. А в молодости и зрелости земная жизнь прекрасна. Ты живёшь и искренне радуешься миру. А земное восприятие тоньше и чувствительнее.

Рафаэль слегка расширил глаза в удивлении и колыхнул одеянием.

– Быть может и так, но всё же человек – марионетка в ловких руках, игрушка различных сил, – сказал он. – Добавлю ещё – раб своей судьбы.

– Но при желании он всё же может что-то изменить в своей судьбе и в доле других, – ответствовал Марк Себастьян.

Рафаэль опять улыбнулся, и ему шла эта улыбка, делая его лицо красивым.

– Способен изменить, но, увы, очень немногое. В пределах дозволенного...

– О, бывает и кардинальное изменение судьбы...

– Уход из жизни? Но такой путь мы не приветствуем. Он нарушает правила и установки... Ладно, мы так увлеклись философствованием. Не сказано главное. Я говорил с Советом. К тебе придёт Старший и будет говорить с тобой. Ожидай его появления, это будет достаточно скоро.

– Так тому и быть...

Рафаэль посмотрел в окно.

– Смотри – ка, а ведь скоро уже утро. Заря заблистала за облаками. Как там сказал великий земной мастер слова Шекспир:

... Прощай, теперь пора.

Светляк уж близость утра возвещает,

И меркнуть стал его бессильный блеск. *

Меня ждут важные дела и далеко отсюда, так что прощай, Себастьян.

– Рад был повидаться, Рафаэль.

Взмахнув крыльями, Рафаэль исчез во тьме и только мерный стук часов, шорох листьев да далёкий автомобильный гул вернули Марка Себастьяна к действительности.

Он вышел на верх башни и стрелой взметнулся в небо. Летел, протяжно дыша, плавно взмахивая крыльями, пока утро не застало его недалеко от его квартала.

Он опустился у высокого тополя и стал видимым земным существам.

Седое утро подмораживало, пахло листвой и росой, которая алмазами сидела на ветках.

Марк Себастьян с удовольствием прошёлся по просыпающимся улицам, слушая звук мётел дворников, ощущая свежие силы и радость.

__________________________________

* У. Шекспир «Гамлет» перевод Анны Радловой.