Текст книги "Руссак (фрагмент)"

Автор книги: Александр Граков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Сам вот пачечку "Моршанской" оторвал за десять "штук".

– Что ты, дед? В уме своем ли? Да махрой спокон веков

Охранял народ от моли приданое сундуков!

Не скажу насчет пшм ваших, ты пойди заглянь-ка в мой,

Ну не пахнет, прямо скажем, в ем ни молью, ни махрой!

А ведь было ж там одежи: полушубок, платья, шаль...

Вроде плакаться негоже – и, однако ж, тряпок жаль:

В полушубке ентом сдуру погостить к сынку попер,

Мне откуда ж знать, что шкуры город любит с давних пор?

И, когда я на минутку забежал, прости, в сортир,

Там меня из полушубка вытряс дюжий рэкетир.

Дальше – шаль для внучки Зины, как за стимул под товар,

Обменяли в магазине нам на тульский самовар.

Платья дочки растащили-мода, вишь, на них пошла!

(Видно, раньше крепко шили – в ентом, знать, и все дела!)

И теперя, чтоб кому-то что-то мы достать смогли,

Надо сбагрить за валюту твои царские рубли.

– Цыц, старик, допек до почки! Все на старый коленкор!

Мне до фени твои дочки-об Россее разговор.

Ведь в масштабе ежли мыслить, да статистику учесть,

Ты должен во всяком смысле мягко спать и сладко есть...

Вот послушай, на примере объясню тебе наш спор,

Ежли ты башкой доселе так своей и не допер.

Я имею две машины: "кадиллак" и "мерседес",

Два дворца, сарай паршивый (что в мои владенья влез).

Ты ж всю жизнь в сарае прожил и не нажил ни шиша.

Приплюсуем, подытожим – и мы оба в барышах.

По статистике, смекаю, нам выходит: по дворцу,

По машине и сараю (в смысле – каждому лшу)!..

Дед гляделками захлопал и башкою завертел:

– Сколько в жизни каши слопал, ан не смыслю ентих дел!

Чтоб сарай – да с "кадиллаком", иль дворец – да с батраком,

Или чтобы сказка – с таком -без Иванов-дураков!

что ж, давай прервем беседу, притомился вроде я,

Да и баснями к обеду, чай, не кормят соловья?

По-россейски гость покеда приглашается за стол:

– Так пожалуйте отведать наш крестьянский разносол!

тут почуял царь: желудок не на шутку подвело.

Нога в руки, и за дедом пошагал через село.

На крестьянское подворье завалились всей гурьбой,

Крикнул дел: – Эгей, Прасковья?! Накорми народ честной!

Вмиг из дома и сарая, с сеновала и гумна,

Ребятня, как птичья стая, заметалась по углам.

И на стол дубовой плашки, что под яблоней стоял

Заскакали ложки, чашки, словно черт их всех загнал.

У царя в глазах двоится, и в ушах – сплошной набат:

– Это что ж за молодица наплодила сей детсад?

Их же тут – как зайцев в клетке!-Дед ему и объяснил:

– Енто две моих невестки постарались в меру сил.

Счас же стало, как под вечер – нет бы книжку почитать,

Тут как тут – система "Веер" загоняет всех в кровать.

Сыновья придут с работы, телевизор клац – ан шиш!

Лезут спать – и все заботы: что ни год – опять малыш!

Царь спросил: – В таком пределе туговато, чай, с едой?

– Ну, у нас любой при деле: и старик, и молодой.

Есть хозяйство – есть и мясо, и в борще, и на столах...

– Да, а в огороде припасов – хрен да луковый салат?

– Знаешь, царь, давай не будем? Хочешь, дам тебе совет?

Ты, во-первых, сельским людям обеспечь эквивалент!

Ведь на складах и в подсобках загнивает ширпотреб:

От стиралок до кроссовок. Пусть сменяют нам на хлеб!

Холодильник – на картошку, телевизор – на курей,

Будут яйца не по тыще, а всего по сто рублей.

И еще совет не лишний: пусть бы каждый депутат

Посадил хотя б по вишне – вот бы вырос сад-гигант!

И еще... -Довольно, хватит! Стой, старик, притормози,

Кто куда чего потратит – без тебя сообразим?

Погоди чуток, невежа, ты и так наплел всего

На четыре добрых съезда ч пять сессий сверх того.

Говоришь: "Картошка, яйца, сад вишневый, ширпотреб"?

Что ж, пошли обсудим, братцы, собирайтесь сей момент.

Нам ведь некогда с тобою тары-бары разводить

Отправляемся в покои – думать, спорить и рядить.

А тебе, старик, заданье. Коль не выполнишь приказ,

С головой прощайсъ заране... Ну так слушай, вот наказ:

Посчитай моих придворных, да за каждого, смотри,

Посади один-два дуба. За меня посадишь три,

Чтоб легко дубы сажались, казначею скажем так:

– Выдай там ему записку: на вино и на табак.

Дед вскипел: – А где ж записку отоварить, е-мое?

Сдвинул царь корону низко: – Энто дело – не мое!

Ходят гуси, щиплют травку. Двор пустой, как в шторм

причал,

Долго дед сидел на лавке. Долго думал. И молчал...

Из кармана выгреб крошки, плюнул зло – по мере сил,

И в записке "козью ножку" он с "Моршанской" закрутил...

– Не хило! – Вовчик задумчиво помахал в воздухе рукой. – Ну прям как на картинке – наша родемая

Россия. Давай за это и тяпнем по сто грамм?!

– По сто грамм можно! – согласился Олег. "Уговорили" они бутылку. После чего улеглись спать: Светлов – поневоле, с "перегрузом", а Грунский – про запас, на будущую ночь. Но сначала наступил вечер. А с ним черти принесли Аро. Чем-то он был встревожен: лазил по складу, обнюхивал все

углы и закоулки. Олег забеспокоился: летела коту под хвост задуманная операция. Наконец он не выдержал:

– Тебя что, в праздник такой дома никто не ждет? Или на стороне? Маячишь тут перед глазами, как... кобылий хвост перед телегой!

– Ну, ты! – окрысился враз кладовщик. – Не забывай, кто тебя кормит! Отпустили – иди, трахай свою Нинку. Тем более, я для тебя ее распечатал еще три года назад! – ухмыльнулся он похабно.

– Брешешь, гад! – рванулся к нему Олег. – Да какая девушка ляжет под тебя добровольно?

– Еще как легла! – захохотал Аро. – Ей одежда шикарная нужна была позарез, а вместо мани – мани

– дыра в кармане... Вот и сменяла свою целку на купленные мной шмотки!

– Смотри, как бы не вышли тебе боком эти самые шмотки! – на полном серьезе предупредил его

Олег. – Бабы – они мстительные, сто лет обиду помнят.

– А-а-а, брось! – небрежно отмахнулся кладовщик. – Она мне теперь по гроб благодарна должна

быть – я ей вместо себя такую замену нашел! – оценивающе оглядел он Олега.

– Тьфу, кунем твою рожу! – плюнул тот и ушел в казарму – дочитывать книгу. Однако на душе было

неспокойно.

Ровно в двадцать один час под воротами раздался требовательный сигнал автомобиля. Он, как

ужаленный, подхватился с кровати и, выскочив на улицу, огляделся. Аро нигде не было видно.

– Ушел домой, зараза! – облегченно вздохнул Олег. Забежал в дежурку и надавил кнопку. Огромный

лист металла плавно поехал в сторону, и на территорию склада, ревя моторами, ворвались три армейских "Урала". Из кабины первого выскочила Нина.

– Закрывай ворота! – приказала она Олегу. Он задвинул лист на место.

Грузовики, с крытыми тентом бортами, уверенно двинулись к третьему, самому дальнему пакгаузу, и

стали в ряд перед его входом. Из-под брезента в кузове стали выгружаться молчаливые люди в пятнистом камуфляже. И вдруг из огромных металлических дверей склада выскочил Аро, на ходу пытаясь задернуть молнию брюк. Из-за его спины испуганно выглядывало женское лицо.

– Кто такие? Почему без спросу в выходной день?!

– кладовщик, брызжа пеной гнева, подскочил к машинам.

– По какому праву, говоришь? – Нина, подходя сбоку, спрашивала уверенно, жестко. – А по праву

первой брачной ночи – мы ведь с тобой повязаны давно, не так ли? А в этом вот "дворце", – показала она на вход в склад, – ты мне не одну банку с тушенкой и сгущенным молоком скормил в обмен за "трах". Впрочем, не мне первой, и вижу – не последней! – подмигнула она испуганной молодой женщине.

– Высмотрела, шалава, где что лежит?! – прошипел с ненавистью Аро. – А теперь привела своих

кобелей на готовенькое? Ах ты, сволочь!

Выстрел прозвучал так буднично, что никто сориентироваться не успел откуда у кладовщика появился в руке пистоле. Никто, кроме Нины. Она невольно схватилась рукой за левую грудь – место, в которое угодила пуля, а правой выхватила у рядом стоящего напарника в камуфляже маленький, словно игрушечный, автомат "Узи". То ли рука ее ослабела настолько, что не смогла поднять оружие до уровня груди, но, скорее всего – специально, вся очередь пришлась Аро в нижнюю часть живота – точно между ног. Его воплю мог бы позавидовать Кинг-Конг из одноименного американского фильма. Кладовщик повалился на асфальт двора, скрутившись в тугой комок, словно пытаясь защитить свои "драгоценности" от следующей очереди. Но Нина больше не стреляла

– не могла стрелять. Автомат со стуком выпал из ее руки, а она мертвенно вдруг побледнела, шагнула к подбегавшему Олегу и упала в его объятия.

– Ну, вот и все, Айс! Прости, что так глупо... – пыталась она оправдаться, – никуда мы с тобой уже не уедем!

А от казармы набегал еще не протрезвевший толком и ничего не понимающий Светлов. Одновремен

но раздались несколько металлических щелчков – его уже взяли на мушку...

– Стойте! -закричал Олег, чувствуя, что сейчас произойдет еще одно убийство. – Не стреляйте, это свой!

К Вовчику уже спешила Янка, метнувшаяся было к подруге, безжизненно обвисшей вдруг на руках

Олега. Захлебываясь в рыданиях, она вкратце поведала ему происшедшее. Бывший бомж сориентировался быстрее всех.

– Ребята, грузите побыстрее, что вам нужно и сваливайте отсюда! Хорошо, если в соседней части

не обратили внимания на выстрелы. А мы, извините, вам помогать не будем.

– Это почему еще? – возмутился было Олег, бережно опустив Нину на кем-то брошенную прямо на

асфальт пятнистую куртку.

– Потому что не хочу, чтобы меня завтра судил трибунал за ограбление вверенного мне объекта!

мрачно огрызнулся Вовчик, отдирая от себя руки Янки. – А кроме того, мы с тобой будем заняты более важным делом!

Янка склонилась над безжизненным телом Нины, поцеловала ее в лоб, затем потянула из ножен на

поясе подруги сверкающий клинок десантного ножа.

– Эй, ты что делать собралась! – встревожился Вовчик, видя, что она подходит к корчившемуся кладовщику. – Брось, не надо!

Янка, будто не слыша, развернула Аро физиономией вверх и с минуту вглядываясь в его обезобра

женное гримасой боли лицо.

– Ну что, доволен теперь, козлиная харя? – она с ненавистью плюнула в это лицо, затем холодно, расчетливо всадила нож в ямку чуть повыше ключицы.

Аро забулькал горлом, дернулся и затих. Женщина дернула молнию на его ширинке, одним взмахом располосовала трусы и, резанув пониже живота, бросила на грудь мертвого кладовщика окровавленное и истерзанное пулями мужское достоинство, вырезанное вместе с мошонкой.

– Получай, кобель жирный, то что заслужил!

Рядом раздался истошный вопль ужаса, тут же оборвавшийся. Все, ошеломленные столь страшной

и непредвиденной развязкой, оглянулись на молодую женщину, выскочившую из дверей склада вслед

за Аро. Она с ужасом смотрела на труп "благодетеля", судорожно зажав рот рукой.

– Уходи! – сурово приказала ей Янка. – И передай всем, что этот вампир испустил дух! Где твоя тачка?

Та указала на одноосную тележку, приткнутую к бухте троса во дворе склада.

– Помогите ей загрузить ее продуктами! – обратилась Янка к людям в защитной форме. – И заодно в темпе начинаем погрузку! Мы и так уже вышли из графика.

Вмиг ворота склада были распахнуты, и три "Урала" исчезли в его чреве. Оттуда они выехали через

час, загруженные по самые борта, обтянутые сверху зеленым прорезиненным брезентом.

Тем временем Светлов с Олегом тоже не дремали. Вовчик подсказывал ему, какие ящики таскать,

безошибочно тыча в них пальцем. Складывали они их в дежурке, опуская в неизвестную ранее Грунскому яму, замаскированную под досками пола.

– Ты мне скажи, что мы хоть носим? – спросил его Олег, тяжело отдуваясь.

– Потом, потом! – торопил его Вовчик, надсадно сопя во время этой гонки. – Чем тяжелее придется

нам сейчас, тем легче будет жить потом, вот увидишь!

Наконец, груженые "Уралы" выстроились цепочкой у ворот.

– Шабаш! – скомандовал Вовчик – их яма тоже наполнилась ящиками и коробками. К ним подошла Янка.

– Что ж, прощай, Светлов, и не поминай лихом!

– крепко поцеловала она Вовчика. – Мне было хорошо с тобой – по крайней мере, ты проводил со

мной время не на шкурный интерес! Или я не права?

– Ты мне нравишься! – откровенно признался Вовчик. – Так нравишься, что я бы охотно женился

на тебе... Но в другое время и в другой обстановке!

– В другое время и в другой обстановке! – согласилась с ним Янка. – Что ж, может быть и будет

оно когда-нибудь у нас! Адрес мой у тебя имеется – на всякий случай! Ну, а все остальное – забота Провидения, не так ли?

– Так! – подтвердил Светлов. – Тебе пора!

– По машинам! – скомандовала Янка водителям, успевшим за время прощания отмыть на бортах заляпанные до этого грязью номера. И "Уралы", взревев двигателями, вскоре исчезли из поля зрения, увозя вместе с грузом тело Нины.

– А с моей студенткой встречи больше не будет!

– грустно выговорил Олег, глядя им вслед.

– С какой студенткой? – искренне удивился Вовчик.

– С Ниной, с кем же еще! – сумрачно обронил Грунский.

– Она тебе что – ничего не рассказывала? – продолжал удивляться Светлов. – Какие там студентки?

Ну, может, и были ими раньше, но последние два года их профессия убивать людей! В полном смысле этого слова! – заметив теперь уже удивление на лице Олега, подтвердил он. – Снайперши они обе. Слышал о спецбригаде "Белые колготки"? Так это о них пишут все газеты, о таких вот Нинах и Янах. Зарабатывают хорошо: до пятисот долларов за офицера и в три раза меньше за рядового, но, получив деньги, берут отпуск и за два дня все проматывают. А затем вновь возвращаются сюда. Или переходят в лагерь противника, если там заплатят больше. И везде быстро находят "спонсоров" вроде этого, – мотнул он головой в сторону трупа кладовщика. – Ненавидят этих "спонсоров" лютой ненавистью, однако деться некуда – жить-то привыкли по первому классу – вот и ложатся под них. Однако при первом же удобном случае избавляются от свидетелей позора, как в этом случае. Так что любой, кто их трахает за соответствующую подачку – потенциальный покойник, рано или поздно.

– Выходит, они и нас могли того?.. – Олег на пальцах изобразил взведенный курок.

– Только поначалу! – не согласился с ним Светлов. – А после Нинка втрескалась в тебя всерьез

это мне Янка по секрету доложила. Да так, что решила завязать со своей профессией, ну и заодно тебя уберечь от нее. После сегодняшней операции... Не вышло, как видишь! – с тяжелым вздохом развел руками Вовчик.

– Да, человек предполагает, а судьба – располагает! – задумчиво протянул Олег.

– Судьба! – подтвердил Светлов и... изо всей силы хрястнул неожиданно по зубам его так, что из

разбитых губ Олега брызнула кровь. Тот оторопел от неожиданности на пару секунд. За это время Вовчик успел приложиться к его физиономии еще раза три – в челюсть, глаз и ухо. Больше не успел – Грунский, очухавшись от секундного шока, отскочил на безопасное расстояние и, крутнувшись, засадил его прямой ногой по корпусу. Слепая ярость осознания несправедливости происходящего прошла, и теперь перед Светловым предстал Айс – хладнокровный, расчетливый и не дающий пощады. На Вовчика обрушился такой каскад ударов, что он летал по асфальтовому плацу, как мотылек.

Наконец, влипнув в бухту троса, у которой совсем недавно стояла тележка, он заслонился окровавленными руками, ободранными о жесткое покрытие двора, и закричал:

– Хватит, довольно, не надо больше!

Олег подскочил к нему, схватил одной рукой за волосы, а другой вывернул его кисть за спину аж до затылка.

– Ты что, сволочь? Крыша поехала?

– Отпусти, больно же! – взмолился Вовчик. – Я больше не буду!

– Проверим! – Грунский отпустил его руку. – Теперь объясняй!

– Пошли звонить начальству об ограблении склада! – пригласил его Светлов в казарму. – Заодно

доложим и о том, как нас избили до бессознания! – попытался он скорчить ухмылку разбитым ртом.

– Ах ты, артист долбаный! – сразу все поняв, шутливо замахнулся на него Олег. – Не мог сначала

объяснить, что к чему?

– Эффект был бы совсем не тот! – оправдывался Вовчик, и, засмеявшись, наконец, протянул руку

Грунскому. – Ну что, без обиды?

– Да кто на клоунов обижается?! – пожал его "клешню" Олег...

Только через час они дозвонились до начальства – праздник ведь, да и ночь на дворе. К тому же заместитель комбата Чохчоглен был явно "подшофе", телефонная трубка с трудом могла переварить его бессвязную речь. Добившись от него обещания "разобраться во всем завтра, на месте", Светлов бросил трубку на рычаг аппарата.

– А не забудет он до завтра по пьяни о всех обещаниях? – усомнился Олег.

– Ты плохо знаешь нашего заместителя! – торжественно провозгласил Вовчик, разливая по солдатским кружкам великолепный армянский коньяк – из складских запасов. – Он может забыть переспать с женой, но дела батальона никогда! За это и держится до сих пор на должности, иначе бы давно пополнил ряды алкашей-безработных. Ну, давай помянем Нину, да заодно выпьем за успех проведенной операции!

– А что они грузили в эти машины?

– Много будешь знать – мало проживешь! – скаламбурил Светлов. – До хрена там чего дефицитного накопилось у Аро – очень запасливый и жадный был мужик! Может, и удалось бы ему сохранить все

это в тайне, а затем продать выгодно, да сгубила еще одна жадность – к молоденьким женщинам. Тайком от жены оборудовал в складе целый офис – с коврами, видаком и выпивкой, там и прикармливал, там же и использовал. Вот и накрылась тайна его одним женским местом! Много поимеют ребята на этом "деле", если, конечно, не попадутся. Тогда им лучше самим застрелиться ислам воровства не прощает!

Ну, а перед нашим Богом мы свои грехи как-нибудь при случае отмолим!

Светлов широко вдруг зевнул, зашипев невольно от боли в разбитых губах:

– Слушай, Грунский, тебе не кажется, что после таких трудов мы заслужили праведный сон?

Глава 6

ПЕРЕД БОЙНЕЙ...

На следующий день комиссия "по разборкам" все же прибыла, но расследование проводилось как-то вяло. По всей вероятности, кому-то в верхах не терпелось "замять" это, едва начатое, дело по ограблению продсклада: то ли напряженная обстановка была тому причиной, то ли грабители "поделились побратски" кое с кем... К тому же началось формирование боевых частей из добровольцев и "военкоматских" – призывников, для отправки их на позиции.

Светлов же успел по своим каналам втихаря "загнать" продукты из ямы под дежуркой, а вырученные

баксы закопал где-то на территории части, пообещав Олегу разделить их "фифти-фифти" сразу по

возвращении из первой же операции, как только утихнет шумиха после разборок.

Прибывшая в Ереван группа Ленинаканского батальона насчитывала шесть добровольцев, включая

Грунского, и тринадцать резервистов, отловленных военной полицией на улицах разрушенного города

для прохождения "переподготовки" в боях. На Аштаракском шоссе находилась сборная база батальонов

пятой бригады, командовал которой, по слухам, полковник (правда, без военного образования) Мамвел Григорян – национальный герой, фидаин. Всего насчитывалось восемь батальонов, каждый из какого-нибудь района Армении Эчмиадзинского, Масисского, Веди, Горис... Но группы отъезжающего пополнения укомплектованы были все одинаково – основная масса – "военкоматовцы". И по характеру их проводов родственниками – как на тот свет, навсегда, чуть ли не в трауре, да еще c заунывными песнями, поразительно смахивающими на отпевание – Олег сделал еще один невеселый вывод: с той главной задачей, о которой твердил Светлов – вернуться, справляются немногие.

Загрузка в автобусы была долгой – под звуки национальных маршей и песен. Многих защитников

Родины парням из комендатуры приходилось вносить в салоны на руках, потому что от безысходности и выпитого ходить самостоятельно те уже не могли. Мероприятие по дегустации спиртного продолжалось всю дорогу по горным перевалам до самой столицы НКР – Степанакерта. В ход шло все, что горело: водка пшеничная и тутовая,

спирт, коньяк, одеколон... За окнами автобуса проносились горные весенне-зимние пейзажи: разбитые трассы, руины сел – результаты работы "Града"*, а на обочинах – сожжеенная бронетехника и таблички с фамилиями русских солдат времен "особого комитета" Вольского, еще при существовании

Советского Союза, погибших как от ножей армян, так и от пуль азеров. Но кого они интересовали сейчас, эти "пейзажи"? Даже вариант слететь с обледенелой дороги серпантина в пропасть – всем был "фиолетово". Может быть, кроме одного пассажира, зажавшегося в самом углу и тоскливо поглядывавшего то в окно автобуса, то на зрелище в салоне.

"Куда я попал и где мои вещи? Добегался... Где ты, Гарик, "авторитет", со своим сказочным бассейном и ласковыми наядами? Поздно, поздно уже что-то менять, сейчас осталась одна цель – выжить! Любыми путями!" – думал Олег, в очередной раз укладывая спать в кресло Светлова, находившегося в постоянном "переборе" и норовившего отоспаться на заплеванном полу автобуса.

На одной из остановок "по малой нужде" в автобусе неизвестно откуда появились три девахи. Впоследствии оказалось – pycские, добираются до Степанакерта, чтобы пересесть там на поезд в Россию. По тому, что их нисколько не смутило присутствие в салоне одних мужиков, все поняли – эти из тех, "дающих". Теория подтвердилась при первых же попытках уговоров, "плечевые"** заявили, что трахаться будут лишь при наличии бабок. А кому нужны деньги на войне? Немедленно вытрясли карманы и вскоре вручили путанам внушительную пачку денег разного достоинства и

производства. После этого завесили салон поперек вмиг появившимися двумя шерстяными одеялами, отгородив заднее сиденье и пару рядов кресел. Получился салон в салоне.

* Град – система залпового огня "Катюша"

** "Плечевые" – дорожные проститутки

Пришлось Олегу перебираться из своего закутка в "общий зал", а в "кабинет" тут же нырнули девицы. Через некоторое время в стыке одеял жадным похотливым взорам явилась оголенная женская ручка и кокетливо поманила пальчиком желающих. Их оказалось очень много: почти половина новобранцев ломанулась за одеяла – "облегчиться".

– Стоп! – на их пути встали двое сопровождающих из комендатуры. Внушительного вида, на поясе у каждого – ПМ в кобуре, а на руке висит милицейская дубинка.

– Сначала надо пробу снять! – осклабился один их них, держа ладонь на рукояти "Макарова". – Может они специально подосланы – заразить призывников!

– У вас что – спецприборы для этого имеются? – попытался срезать их кто-то из желающих.

– А как же! – здоровила похлопал себя по ширинке, отметая всякие возражения, и заявил: – Давайте еще одного проверяющего из своих – за свидетеля!

Таковой нашелся быстро – общий заводила и анекдотчик. Все трое исчезли за ширмой, остальные с нездоровым интересом стали прислушиваться к звукам, доносившимся "оттуда", а четверо наиболее

любопытных сунули носы между одеялами. Девицы стонали настолько громко и натурально, что можно было подумать – насилуют девственниц. Минут через двадцать вышли "проверяющие" и, плотно заняв первые четыре кресла от "салона", весело подмигнули остальным.

– Все в порядке! Становись в очередь по трое! Зашипев тормозами, встал автобус, и в салоне появился водитель.

– Ребята, по всем законам я должен быть следующим! – заявил он. – Не дай Бог дрожащими руками рулить по таким дорогам!

Все дружно загоготав, единодушно согласились ним. Далее поехали веселее и дружнее, общая "любовь", наверное, сплотила.

В Степанакерте, во время перегрузки пополнения в грузовики, произвели "дозаправку топливом" страждущих организмов – на соседнем карвине* кто-то умудрился "увести" ведрами литров пятьдесят коньячного спирта. Здесь же и отметили "прощание славянок" – трое путан уходили на железнодорожный вокзал с сознанием честно выполненного долга и тугим "прессом" за пазухами. После этого "готовое" к выполнению любых приказов командования пополнение бригады Григоряна прибыло, наконец-то, на полевую базу подразделения – село Мечен. Для Грунского это был новый этап наблюдений и знакомств с армянским вариантом явно советской, по уставам, армии.

Поздно ночью вернулись с постов руссаки.

– Мать моя, какая встреча! – проспавшийся Вовчик бросился обнимать двоих. После этого представил их Олегу.

– Это Петр-хохол, а это Рашидка!

За разговорами просидели до утра. Петро, так же, как и Олег, бежал в Карабах от возмездия, но – за убийство.

– Жена, понимаешь, такая тварь попалась! Однажды отпросился с работы пораньше – зуб заболел, Прихожу домой, отпираю дверь своим ключом, а она с соседом аэротикой занимается. Пока за топором в прихожую сбегал, сосед в окно сиганул со второго этажа, а под горячую руку жена попалась... Оттяпал ей башку и рванул сюда, в Карабах. Слышал потом: оправдали меня по состоянию аффекта. Оказывается, соседи пошли в свидетели и заявили, что моя благоверная уже третий год с соседом кувыркается. Вот падлы, весь подъезд знал об этом блядстве, а мне никто даже словечком не обмолвился!

Такая у нас Россия – страна "доброжелателей"! – с горечью рассказывал Петро Олегу, не забывая прикладываться к стакану сконьячным спиртом.

* Карвин – винзавод (арм.)

У Рашида жизненная история был намного проще, Честный каменщик из Татарии, он приехал в Леинакан подшабашить на дом своей строительной специальностью и... остался у разбитого корыта, Обижен он был до крайности на своих единоверцев-мусульман, армян и азербайджанцев, оставивших его, в конце концов, без любимой работы. Но больше всего злился на супруга своей дальней родственницы – Раисы Горбачевой – "доведшего страну до такого бардака". Счеты с обидчиками он сводил при помощи любимого РПК* с оптикой, а ненавистный правитель был недосягаем в Москве,

После некоторого обмена опытом в этой компании Грунскому стало ясно, что сам он покуда ничего путного из себя не представляет – все покажут служба и бои,а не ля-ля!

А боев пока не было: он попал на позиции как раз в очередное перемирие – временное прекращение огня для отправки раненых в тыл и захоронения убитых.

На следующий день Олег познакомился с командиром батальона – Вартаном Маляном, в свое время воевавшим в далеком Афгане. Он вызвал Грунского и начал прощупывать его; где проходил срочную службу, кем, что изучал... Сам бывший кадровый офицер, Малян объяснял Олегу стратегию армян:

– Задача по освобождению административной территории НКР почти выполнена. Осталось освободить от азеров лишь несколько сел в Мардакертском районе. Но противник жестко продолжает удерживать почти весь Шауменовский район. А там – труднопроходимые горы, а в них – отлично укрепившиеся турки. Они, в принципе, виноваты, что из-за этого нам пришлось взять другие, более "легкие" районы, уже чисто азеровские: Физули, Горадиз, Агдам, Киль-боджар, Кубатлы... Ну, а насчет Лагинского коридора пусть не особо разоряются – это же прямая связь с Арменией! И вообще – в штабе поговаривают, что к маю азербайджанцы могут созреть, в смысле – И живой силой и вооружением, и атаковать. Чтобы этого не произошло, мы, наверное, в апреле сами рванем!

* РПК – ручной пулемет Калашникова, калибр 5,45.

Окончив эту долгую речь. Малян "забил косяк" с "планом" и, после пятиминутного раздумья, издал приказ:

– Грунский отвечает за физподготовку батальона и тактические занятия с "военкоматом" – стариками, учителями, бомжами!.. Это была уже хоть маленькая, но командная должность.

В один из теплых апрельских дней в батальоне объявили, что все, свободные от дежурства на постах, к середине дня должны собраться на поле у разбитой школы. Тут же объяснялась и причина сборов – состоится финальный матч первенства бригады по футболу; встреча команды офицеров

земляков и любимцев комбрига Григоряна, из Эчмиадзина, и новобранцев-ереванцев. Матч, по задумке командира, должен был отвлечь личный состав от дурных мыслей перед наступлением и служил своеобразным праздником спорта и веселья, А так как питание и обеспечение всех подразделений

соединения, кроме "родного" Григоряну, было на том же уровне, который успел оценить Олег еще в Ленинакане – "безнадега", то действительно – смешно было противопоставлять откормленным офицерам-эчмиадзинцам еле волочащих от голода ноги ереванцев. Азарт от игры, конечно, был, но, в

основном, у болельщиков из офицерья: игра, по сути дела, шла в одни ворота.

Эчмиадзинцы вкатывали в ворота противника мяч за мячом. Итоговый счет был разгромным – 7 : 2, не в пользу ереванского батальона. Как, собственно, и предполагалось с самого начала.

И вручение призов победителям также произвело очень "веселое" впечатление на триста пятьдесят голодных рядовых постовиков. Сам Мамвел Григорян вручил счастливчикам двух баранов, несколько ящиков с консервами, по десять бутылок коньяка и шампанского для торжественного обеда, а его "девочка" – боевая подруга, она же заместитель по тылу и ППЖ (походно-полевая жена), вручила каждому "крутому" футболисту полушубок на овчине и чисто "фирмовый" спортивный костюм "Адидас".

"Да, очень "веселенькое" мероприятие, что там ни говори! – думал Олег, возвращаясь после торжественной церемонии в казарму. – А попробуй обратиться с жалобой на плохое питание и рваное обмундирование, тут же чуть ли не стонут офицеры-кормильцы: снабжение, мол, ни к черту – на складах мыши голые и голодные бегают!". Олег вспомнил одну из таких ленинаканских "мышей" кладовщика Аро, и тут же действительно не мог удержаться от хохота: сравнение было не в пользу серых тварей.

А поздно вечером, ворочаясь на жесткой солдатской постели, он понял еще одну простую истину:

жизнь офицерского и рядового составов в этой "освободительной" армии разительно похожа на жизнь "новых русских" и, сравнительно с ними – простых колхозников там, в покинутой им России. У офицеров – свои порядки, жратва и одежда, а у рядовых – полуголодное существование, основной

радостью которого являлся сбитый на лету воробей или скворец (обычно птицы в тех краях в пределах видимости человеческого глаза на землю не садятся), или найденная где-нибудь в скалах полянка с киндзой, а то и чей-то заброшенный огород с луком. Некоторые не брезговали "шакалить" по вечерам в помойных ящиках у офицерских столовых, и, видимо, не были "в пролете" вечно ходили со сравнительно довольными рожами.

Да не только в питании было дело: особые порядки касались и вещевой службы (кому че, кому– ниче), и девочек старших, "больших" офицеров, а также женского пола из состава медперсонала и кухни. И рядовых солдат в этих вопросах ставили в жесткие рамки, не вызывающие сомнения в их полной беспомощности перед офицерской элитой...

С пятого апреля начались усиленные занятия сформированных накануне штурмовых групп, в которые входили солдаты, крепкие еще, здоровые в общем, по командирским понятиям – не совсем сдыхающие от недоедания.

Занятия проходили с впечатляющим эффектом: по небу туда-сюда носились штурмовики, по полю, маневрируя, ползали танки Т-72, а пехота орала "ур-р-ря!" и вовсю палила холостыми из АКМ-ов, норовя попасть гранатой-болванкой по танковой решетке радиатора. Понять, конечно, кто кого лупит, было трудновато, но само обращение с оружием, полнейшая безнаказанность от пуль и осколков – относительная, конечно, ибо холостым выстрелом иногда запросто вышибали глаз, а безобидным на первый взгляд взрывпакетом отрывало руку, ногу, а то и чего похлеще при ползании по-пластунски, – возбуждали солдатиков-добровольцев не хуже хорошей наркоты.