Текст книги "Я, Лунин…"

Автор книги: Александр Горский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 7,
в которой Трошин движется к своей цели, а Рассказов лучше узнает Москву и москвичей

Три года назад

Стандартная банковская пачка пятитысячных купюр весит чуть больше, чем сто граммов. Согласно стандарту, ее максимальный вес не может превышать ста двух граммов. Миллион, а это две пачки пятитысячных купюр, весит всего двести с небольшим граммов. Сущая безделица. Правда, эта безделица превращается в весьма ощутимую ношу, если у тебя при себе таких пачек не две, а целая тысяча. Пятьсот миллионов рублей, больше ста килограммов денег, ста килограммов ручной клади. Хотя Рассказов взял с собой сразу трех охранников, у них все равно получился весьма ощутимый перевес. В бизнес-классе максимальный разрешенный вес составлял всего лишь пятнадцать килограммов, то есть шестьдесят на четверых. Еще за сорок пришлось доплатить. Павел Дмитриевич оглянулся на застывших рядом с ним охранников. Двое из них сжимали в каждой руке по двадцатипятикилограммовой сумке с деньгами, еще один держался чуть в стороне, руки его были не заняты грузом и готовы в любой момент выхватить недавно полученное от службы безопасности аэропорта оружие. Да уж, на поездку в Москву пришлось немного потратиться. Рассказов усмехнулся. Эти траты были просто мизерны в сравнении с той выгодой, которую сулила эта поездка.

Как ни крути, а Сергиевич зарвался. Миллиард, это же надо иметь такую наглость. Он что, думает, губернатор – это пуп земли? Таких пупков в стране сотни, и каждый в любой момент может развязаться. Нет, настоящая власть в Москве, и только в Москве. Понятно, конечно, что та власть, которая Власть с большой буквы, скрывается где-то за кремлевскими стенами, и ему, Рассказову, до нее, увы, не добраться, но ведь есть и другие люди, которые тоже могут решать вопросы. Каждый – свой ограниченный круг, надо лишь найти такого человека, в круг возможностей которого входит и вопрос организации тендера в Среднегорске. Конечно, губернатор полагает, что он и есть этот самый человек, но ведь, как это ни странно, в Министерстве дорожного строительства думают немного иначе.

Выход на заместителя министра был у Рассказова довольно давно, правда, пользы от подобного знакомства до сих пор извлечь не удавалось. Мелкими, регионального уровня, вопросами чиновник не занимался, да сам Павел Дмитриевич предпочитал решать проблемы по месту их возникновения. По своему богатому опыту он знал, что так будет гораздо дешевле. Крупных же, требующих для их решения окрика с верхних этажей вертикали власти, неприятностей Рассказов до последнего времени благополучно избегал. И вот, в конце концов, столкнулся. Как «Титаник». Павел Дмитриевич кивнул охранникам и двинулся вперед, к выходу из здания аэровокзала. Еще посмотрим, дорогой Иван Юрьевич, кто из нас в данной ситуации «Титаником» окажется. Самого себя не страдающий завышенной самооценкой Рассказов айсбергом, конечно, не считал, но вот возможность немного прокатиться на холодной бездушной махине, каковой представлялась ему государственная власть, он хотел использовать по полной программе. Ничего страшного, что эта поездка обойдется ему в пятьсот миллионов. Сумма, конечно, немаленькая, но ведь она ровно вдвое меньше той, что запросил Сергиевич.

До расположенного прямо напротив Кремля «Националя», заказанный заблаговременно бронированный микроавтобус частной инкассаторской службы добрался без происшествий, если не считать необыкновенно долгого стояния в пробках, которые обычно летом с окончанием учебного года хоть немного, но уменьшались.

Рассказов забронировал «Кремлевский люкс» – расположенные на четвертом этаже трехкомнатные апартаменты с видом на Кремль и Манежную площадь. На самом деле он снял сразу два люкса – один для себя, второй для охранников, но в ожидании момента, когда деньги передадут по назначению, они вчетвером сидели в гостиной одного из номеров и коротали время за партией в преферанс. Павел Дмитриевич немного проигрывал, но настроение у него после каждой раздачи только улучшалось.

– Не везет мне в картах, повезет в любви, – философски изрек Рассказов после особенно неудачного мизера и взглянул на часы. До встречи оставалось всего пятнадцать минут. – Закругляемся, парни. Вы меня и так неплохо обобрали сегодня.

В дверь постучали всего на минуту раньше оговоренного времени. Один из охранников приоткрыл дверь, еще двое, держа оружие на изготовку, заняли незаметные от входа позиции. Стоявший в коридоре человек негромко назвал свою фамилию. Дверь распахнулась чуть шире, давая возможность войти внутрь.

– Ждите здесь, – коротко скомандовал визитер двум сопровождавшим его крепким мужчинам в строгих черных костюмах и, не дожидаясь какого-либо ответа, тут же проследовал в номер.

Сидящий в расположенном у окна кресле Рассказов внимательно рассматривал появившегося в номере посетителя. Молодой человек, на вид нет еще и тридцати, худощавый, с тонкими, резкими чертами лица и аккуратным пробором черных, смолянистых волос.

– Ракицкий, – взглянув на напряженно застывших охранников, молодой человек едва заметно улыбнулся и очень плавно, почти как в замедленной съемке, извлек из внутреннего кармана пиджака удостоверение, – референт Вадима Юрьевича.

Поднявшись из кресла, Рассказов внимательно изучил удостоверение посетителя и лишь затем протянул молодому человеку руку для рукопожатия.

– Я так понимаю, у вас все готово. – Референт бросил взгляд на лежащие под письменным столом сумки. – Вадим Юрьевич просил передать: вернувшись в Среднегорск, приложите усилия, чтобы конфликт с губернатором не перешел в открытое противостояние. Мы дадим ему понять, что он залез на чужую территорию, – молодой человек вновь едва заметно улыбнулся, – но надо постараться максимально сгладить все негативные последствия этой ситуации.

– Легко сказать, – с сомнением вздохнул Павел Дмитриевич, – мне кажется, когда Сергиевич поймет, что деньги прошли мимо него, он ни о чем другом долго думать не сможет.

– Вот и напрасно, – улыбка на лице посетителя стала более отчетливой, – если не ошибаюсь, у него до новых выборов осталось чуть больше года. Так что, о чем подумать, все ж найдется, главное, чтобы эта способность в принципе не была утрачена. Ваши люди вынесут сумки в коридор, – не меняя выражения лица, сменил тему разговора молодой человек, – или мои могут зайти?

– Парни! – Рассказов кивнул, указывая на сумки. – Выносите имущество. Мое почтение Вадиму Юрьевичу.

Мужчины вновь обменялись рукопожатием.

– Вадим Юрьевич постарается позвонить вам сегодня, – референт заместителя министра взглянул на часы, – но, скорее всего, уже вечером, не раньше восьми. Сами понимаете, – лицо молодого человека вдруг стало необыкновенно серьезным, – служба.

– Ну да, понимаю, – вздохнул Рассказов, глядя, как пятьсот миллионов рублей покидают его апартаменты.

* * *

Трошин ткнул вилкой в последний лежащий на тарелке ломтик жареной картошки и, обмакнув его в остатки кетчупа, с наслаждением отправил в рот. Жареную картошку, особенно обильно приправленную кетчупом, Николай обожал с самого детства.

– Можно, пожалуй, и повторить. – Он взглянул на успевшую поужинать до его возвращения жену, которая что-то внимательно изучала в своем смартфоне.

– Больше нету, последнее было, – буркнула, не поднимая головы, Ленка, – сытость за двадцать минут до организма доходит. Можешь пока чайку попить.

– А двадцать минут мне, значит, мучиться, – проворчал Николай, выбираясь из-за стола, – можно было и побольше пожарить.

– Вот сам бы приехал домой хоть раз пораньше, начистил да пожарил, вот и было бы тебе побольше, – наконец оторвала голову от телефона жена. – Я тоже здесь с двумя детьми не на печи целый день лежу. Все время то одно, то другое.

– Лена, – Трошин раздраженно опустил тарелку в мойку, та с силой ударилась о бортик, но осталась цела, – это же магазинная картошка. Это дольки, я их сам покупал в субботу. Их не надо чистить, их надо просто побольше на сковородку выложить. Могу я за весь день поесть так, чтоб нормально наесться?

– Ой, ты посмотри на него, – с готовностью вступила в схватку супруга, – весь день не доедает. Что же это, тебя в твоей собственной забегаловке кормить перестали? Али там шибко дорого?

– Я ведь просил тебя. – Николай повернул кран, но шум бегущей воды не помешал ему расслышать очередной выпад Ленки.

– Конечно, это же не забегаловка, как я могла забыть, – жена встала с дивана и подошла на несколько шагов ближе, чтобы быть точно уверенной, что каждое ее слово достигло цели, – это же заезжаловка. Туда ведь пешком не дойдешь. Хотя, как по мне, там ни пешком, ни верхом делать нечего.

Николай знал, что у жены были весомые причины недолюбливать его мотель, хотя, на его взгляд, у всех у них уже давно истек срок давности. Три года назад они с Ленкой как-то раз вместе заехали пообедать в «Радушный», чего обычно никогда не делали. Оба они были голодны, двухлетний Темка капризничал, а полугодовалая Иришка категорически отказывалась слезать с рук и ложиться в коляску. В итоге Трошин отправился на кухню, чтобы поторопить поваров, и сделал это с таким усердием, что принесенный им вскоре шашлык, хоть и был замечательно замаринован и аппетитно пах, внутри оказался сыроват. Ленка, которая за время ожидания окончательно проголодалась, высказала мужу свое фи, но расправилась со всей порцией. Можно было бы считать, что инцидент исчерпан, почти не начавшись, но через пару часов у Ленки скрутило живот, и она, сделав вполне обоснованный вывод, что во всем виноваты подчиненные Николая, а значит, и он сам, высказала ему все, что думала о его придорожном бизнесе по полной программе, причем сделала это несколько раз, после каждого своего возвращения из уютной комнаты, украшенной итальянской кафельной плиткой и таким же итальянским унитазом.

Вполне возможно, что этот неприятный, но все же не очень значительный эпизод постепенно стерся из Ленкиной памяти, если бы спустя всего три месяца она не заподозрила, что муж крутит роман с одной из продавщиц расположенного в мотеле продуктового магазинчика. Подозрения Ленки были вполне оправданны. Магазин был открыт круглосуточно, а продавцы работали сутки через трое. Отработав свою смену, маленькая черноглазая Танюшка поднималась на второй этаж, где в одном из свободных номеров ее уже ждал Трошин. Отношения эти длились уже около года, а начались они в то время, когда беременную супругу вначале положили в роддом на сохранение, а после осчастливили советом на некоторое время воздержаться от сексуальной активности. Намеки Николая о том, что существуют некоторые альтернативные пути получения удовлетворения, жена вначале просто игнорировала, а в конце концов известила супруга, что в число альтернативных вариантов входит и возможность получения самостоятельного удовольствия, закрывшись в ванной комнате.

Гнев Николая и сопутствующий ему поток обидных и порой даже оскорбительных слов иссяк, как только Ленка, обхватив обеими руками живот, медленно опустилась на кровать и еле слышно произнесла:

– Ой!

После второго, чуть более громкого «ой», Трошин бросился к супруге, осыпая ее вопросами. Что болит? Где болит? А сильно? А надо ли вызвать скорую?

После того как выяснилось, что болит не так уж и сильно и скорую вызывать пока нет необходимости, Ленка с помощью Николая, подложившего ей под спину сразу две подушки, удобно устроилась на кровати и приступила к просмотру очередного сериала, а сам Трошин отправился на кухню готовить ужин. С того вечера в жизни супругов вновь воцарились покой и благополучие. Во всяком случае, так считала Ленка. Что обо всем этом думал Николай, он никому предпочитал не рассказывать, но всего спустя два дня, приехав в «Радушный» за пятнадцать минут до конца Танюшкиной смены, он решительно подошел к прилавку и потребовал:

– Пачку «Парламента» легкого, – а затем, все так же не глядя на продавщицу, буркнул: – После пересменки в третий номер зайди.

– Доброе утро, Николай Владимирович. – Танюшка протянула Трошину сигареты и демонстративно захлопала ресницами, устремив взгляд на своего работодателя.

– Посмотрим, какое оно доброе, – проворчал Николай, расплачиваясь за сигареты.

Поднявшись на второй этаж, Трошин открыл дверь третьего номера и вошел внутрь. Комната была совсем небольшой, чуть больше железнодорожного купе, все ее убранство составляли две стандартные односпальные кровати и небольшая, кое-как уместившаяся между ними тумбочка. Ни туалета, ни даже умывальника в номере не было, все эти удобства располагались в конце коридора, что вполне устраивало останавливающихся в «Радушном» на ночлег водителей. Не разуваясь, Николай улегся на одну из кроватей и, заложив руки за голову и уставившись в потолок, начал ждать Таньку.

В том, что она придет, Трошин не сомневался. За двадцать лет, прошедшие с момента получения первого сексуального опыта, Николай пришел к выводу, что ухаживать за понравившейся женщиной нет никакого смысла. Если хочешь затащить кого-то в постель, надо всего лишь понять, как отнесется к этому объект твоего внимания, будет ли это желание взаимным. Если да, то тогда полный вперед, можно сразу же переходить к активным действиям, оставив этап долгих переглядываний, держаний за руку и гуляний по вечерним улицам тем, у кого на это есть время. Если же стремление уединиться отнюдь не взаимно, то тогда тем более нет смысла тратить время на цветы, походы в рестораны и романтическую болтовню у подъезда. Зачем? Если так хочется выпить с красоткой, то гораздо лучше сделать это прямо в постели после хорошего секса. Самое главное – суметь быстро понять, хочет ли тебя женщина, точнее, захочет ли она тебя, когда поймет, что ты хочешь ее. Все как в песне. Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она… Как это понять? Да очень просто. Надо всего лишь максимально убедительно поведать объекту своего внимания, что она красотка, причем такая, которая может свести с ума любого мужчину вообще и того, кто стоит перед ней, в частности. По сути, это то же самое, что сказать «я хочу тебя», только в немного завуалированной форме. Ну а дальше надо лишь внимательно следить за реакцией своей избранницы. Отступит ли она на шаг в сторону или предпочтет не увеличивать дистанцию, посоветует ли держать себя в руках или сведет все к шутке, блеснув при этом неожиданно появившимися в глазах огоньками… Тут как раз очень важно не пропустить эти самые огоньки.

Нечасто, но тем не менее бывает и так, что с ходу по внешним признакам реакцию женщины точно определить невозможно, в таком случае стоит сделать еще один, уже более однозначный комплимент, например, сообщить, что с такой безумно красивой женщиной вы могли бы всю ночь смотреть на звезды, причем готовы начать делать это прямо сейчас, независимо от времени суток. При этом, если есть такая возможность, стоит дружески положить руку даме на талию, точнее чуть ниже. Совсем чуть-чуть, ни в коем случае не на ягодицы. Ни одно ваше слово, а тем более действие, не должно быть оскорбительным. Так, всего лишь легкий, ни к чему не обязывающий флирт. Рука совсем немного перейдет границу дозволенного, и в тот момент, когда женщина отстранится, а почти любая женщина, если она не вконец распущена, сочтет своим долгом высвободиться из ваших объятий, по тому, как она это сделает, вы поймете, готова ли она вместе с вами смотреть на звезды.

С Танюшкой все было ясно с самого начала. Огоньки в ее глазах Трошин заметил уже давно, но, будучи, как он сам себя называл, относительно примерным семьянином, до поры до времени себя сдерживал.

И вот не сдержался. Когда дверь за появившейся в номере продавщицей негромко захлопнулась, Трошин молча вскочил с кровати, привлек девушку к себе и стиснул в объятиях. Какое-то время его руки беспорядочно обшаривали горячее, податливое тело, затем он резко повернул Таньку к себе спиной и толкнул на кровать. Было еще только начало сентября, природа продолжала одаривать людей, во всяком случае, тех из них, кто населял Одинск и его окрестности, теплыми солнечными днями, поэтому на Таньке из верхней одежды был лишь короткий летний сарафан.

В последнее мгновение Николай спохватился и достал из кармана висящих на коленях джинсов блестящий квадратик «Контекса». На несколько мгновений в комнате стало совсем тихо, а потом послышалось шумное, возбужденное дыхание Трошина, которому в том же ритме вторила постукивающая о стенку кровать. Шум этот продолжался совсем недолго, руки Трошина, сжимающие Танькину поясницу, обессиленно разжались. Николай быстро натянул на себя джинсы и молча вышел из комнаты. Когда спустя несколько минут он вернулся в номер, Танька сидела на кровати, уставившись в окно, выходящее на задний двор. Трошин сел на другую кровать и достал из кармана сигареты. Распечатав пачку, он протянул ее Таньке.

– Будешь?

Кивнув, она достала из пачки сигарету и сунула ее в рот. Николай щелкнул зажигалкой. Некоторое время они сидели молча, выпуская дым в распахнутое окно и разглядывая прикрученную к тумбочке табличку «Не курить».

– Мне идти надо. За мной муж должен сейчас приехать. – Танька выбросила недокуренную сигарету в окно.

– Еще повторим?

Трошин наконец оторвался от созерцания таблички и взглянул на Таньку. В глазах ее мелькнули уже знакомые ему огоньки.

– Повторим. Ты только не спеши так в следующий раз.

Танька послала Трошину воздушный поцелуй и выскользнула из комнаты. Взглянув на захлопнувшуюся дверь, Николай только покачал головой и пробормотал, обращаясь к самому себе:

– Ну и зачем мне это все надо?

Ответа на этот вопрос он не нашел ни в этот день, ни в последующие. Зачем эти, ставшие регулярными, встречи нужны Таньке, имевшей трехлетнюю дочку и мужа, который был моложе Николая почти на десять лет, Трошин не спрашивал. Каждый из них двоих получал от этих встреч то, чего ему по той или иной причине не хватало дома, а большего никто и не требовал. Единственным взаимным условием было лишь одно – сохранение слишком близкого общения в тайне от окружающих. Но сохранить в тайне от пусть и небольшого, но любопытного женского коллектива «Радушного» то, что в самих же стенах мотеля и происходит, было, конечно же, невозможно, и, как вскоре смог убедиться Трошин, что знают двое, то и жена знает.

Любовников спасло только то, что внезапно приехавшая в мотель Трошина не знала, в каком именно номере уединился ее супруг со своей пассией. Поэтому, недолго думая, Елена принялась колотить в первую попавшуюся дверь, которую ей, конечно же, никто открывать не спешил. В девять утра на втором этаже, как правило, уже никого не было. Дальнобойщики обычно трогались в путь в восемь, а то и раньше, ну а любители путешествовать на легковых машинах к этому времени обычно уже сдавали номера и перемещались в помещение кафе на первом этаже.

Гулкие, почти непрерывные удары в дверь и пронзительные выкрики Трошиной были прекрасно слышны в седьмом номере, в котором и находились Николай и Татьяна.

– Крику-то сейчас будет. – Танька натянула на голову одеяло.

– Нет, она нас, как найдет, молча убивать будет. – Трошин решительно сдернул одеяло с обнаженной любовницы. – Одевайся, только быстро.

– Ну да, если мы одетые будем, она сразу поймет, что мы в шахматы играли, – пробормотала, натягивая на себя белье, Танька, – только у нас шахмат нету.

– Так и нас тоже тут нет, – усмехнулся Трошин, распахивая окно. – Я есть, тебя нет.

– Ты меня что, в окно кидать собрался? – оторопела девушка.

– Чего уж сразу кидать. Спущу аккуратненько.

На мгновение высунувшись из окна и оценив обстановку, Николай стянул с кровати простыню и быстро затянул на конце тугой узел.

– Ручками за узел держишься, ножками в стену упираешься. Не перепутай, а то ни ручек, ни ножек не останется.

Седьмой номер, как и все нечетные номера, выходил на задний двор мотеля. В этом месте на первом этаже окон не было, и по стене можно было спуститься, не привлекая внимания. Задачу облегчала и расположенная под окном крыша небольшого летнего навеса, под которым некоторые, добиравшиеся на работу своим ходом сотрудники ставили свои велосипеды, а еще было свалено всякое уже не нужное барахло, с которым непонятно что делать, но выбросить все еще жалко.

– Здесь от окна до навеса всего два метра, и ребенок справится. – Трошин подсадил любовницу на подоконник.

– Я же девочка, – простодушно отозвалась Танька, крепко хватаясь за простыню.

– Да неужели? – не смог сдержать ухмылку Николай и начал перебирать руками по простыне, позволяя ей медленно, но безостановочно скользить вниз.

Крики и шум в коридоре постепенно становились все ближе. Как только Трошин почувствовал, что натяжение простыни ослабло, он в несколько стремительных рывков втянул ее обратно в окно. Развязать затянутый слишком туго узел оказалось непросто, на это ушло еще несколько драгоценных секунд. Николай захлопнул окно в тот самый момент, когда дверь номера содрогнулась от оглушительного стука и еще более громких криков:

– Открывай! Открывай, кобель драный!

Быстро расстелив смятую простыню на кровати и накинув поверх нее одеяло, Николай подошел к двери. На всякий случай перекрестившись, он отодвинул задвижку. Супруга, ворвавшаяся в номер с энергией молодого бультерьера, замерла посреди комнаты, настороженно озираясь по сторонам.

– Что-то с детьми? – особых усилий, чтобы придать лицу испуганное выражение, Николаю не потребовалось.

День выдался тяжелым. Мало того что так до конца и не поверившая ему жена вынудила Николая дать обещание уволить черноглазую продавщицу, а потом еще несколько часов изводила его расспросами и бесконечными беседами в явной надежде поймать мужа на каком-нибудь противоречии, так кроме всего этого Николаю дважды за день пришлось доказывать супруге, как сильно он ее любит, а с учетом того, что он уже успел утром осчастливить любовницу, это оказалось совсем непростым испытанием для почти сорокалетнего мужчины. Тем не менее Николай перенес все выпавшие на него в тот день тяготы достойно, и маленькая ячейка общества под кодовым обозначением «Трошины» была сохранена, хотя, конечно, несколько потеряла былую привлекательность. Таньку Николай рассчитал на следующий же день, сделав ей прощальный подарок в размере заработной платы за шесть месяцев, после чего надолго потерял привычку обращать внимание на проходящих мимо или где-то встречающихся ему девушек и молодых женщин. Обращать внимание на немолодых женщин Николай не имел привычки и ранее.

В общем, жизнь постепенно вернулась в свою привычную, пусть и не самую широкую колею, но нелюбовь к «Радушному» и его сотрудницам в сознании Ленки засела накрепко и никуда исчезать не собиралась. Если все остальное время эту нелюбовь можно было фактически игнорировать, не раздражая супругу слишком частыми упоминаниями о принадлежащем им мотеле, то сейчас Трошину надо было набраться смелости и попытаться поговорить с женой откровенно.

* * *

Отправив охранников во второй люкс и приказав им сильно не расслабляться, Рассказов решил принять душ, чтобы уже потом, освежившись, спуститься вниз, в «Живаго», и немного перекусить. А можно будет и выпить малость. Никогда не злоупотреблявший алкоголем Павел Дмитриевич подмигнул своему отражению в зеркале. Такое дело провернул, грех не отметить. По-прежнему стоя перед зеркалом, Рассказов стянул с себя рубашку и бросил ее на кровать. Из зеркала за ним наблюдал мужчина лет пятидесяти, с подтянутым, но не чрезмерно мускулистым телом. Кто скажет, что стоящему посреди комнаты мужчине уже пятьдесят девять? Павел Дмитриевич напряг мышцы живота и с удовлетворением убедился, что все кубики пресса отчетливо различимы. А ведь каким дохляком по молодости был! Рассказов бросил еще один взгляд в сторону зеркала и уже потянул пряжку на ремне, собираясь снимать брюки, когда в дверь номера негромко постучали.

Накинув рубашку, Павел Дмитриевич распахнул дверь. Стоящий в коридоре худощавый молодой человек, пробежавшись взглядом по виднеющемуся из-под расстегнутой рубашки торсу, на мгновение задержал взгляд на кубиках пресса.

– Если не ошибаюсь, господин Рассказов? – Теперь молодой человек смотрел Павлу Дмитриевичу прямо в глаза, а на лице его появилась едва заметная тонкая улыбка.

До чего они тут в Москве все лыбятся противно, промелькнула мысль в голове Рассказова, вслух же он произнес только:

– Он самый, – после чего вопросительно уставился на незваного посетителя.

Молодой человек кивнул и, сунув руку во внутренний карман темно-серого, почти черного, пиджака, достал из него удостоверение.

– Ракицкий, – представился юноша, – референт Вадима Юрьевича. У вас все готово?

Молодой человек провел рукой по голове, приглаживая и без того идеальный пробор черных, смолянистых волос. Ошеломленный, Рассказов попятился назад, под защиту своего люкса, однако молодой человек, сочтя это за приглашение пройти внутрь, последовал за ним.

– У вас, случайно, брата нет? – пробормотал Павел Дмитриевич, чувствуя, что стены номера вовсе не защищают его, а, наоборот, начинают кружиться, постепенно набирая все большую скорость. – Тоже референта.

И без того тонкие черты лица молодого человека еще больше заострились, а изящные черные брови удивленно подскочили прямо на середину лба.

– Брата? Нет, брата у меня нет. А референт Вадиму Юрьевичу всего один полагается. Он ведь только заместитель министра. – Молодой человек грустно улыбнулся, давая понять, что подобное положение вещей не совсем устраивает и Вадима Юрьевича, и его самого, после чего уже более бодрым тоном добавил: – Пока. Пока только заместитель.

– Мать вашу за ногу, – Рассказов все же сумел ухватиться рукой за стену и остановить ее вращение, – ну-ка звони своему заместителю.

Увидев непонимающий взгляд молодого человека, Рассказов рявкнул:

– Вадиму звони, Юрьевичу. И упаси бог, если он вдруг не возьмет трубку.

После не очень продолжительного, зато весьма эмоционального разговора с заместителем министра ситуация прояснилась, но, к глубокому разочарованию Павла Дмитриевича, облегчения эта ясность ему не принесла. Стало очевидно, что молодой человек, явившийся за деньгами первым, бывший очень похожим на настоящего референта и даже предъявивший соответствующие документы, никакого отношения к Министерству дорожного строительства не имел. Имел ли он отношение непосредственно к заместителю министра, было пока неясно, но вслух в телефонном разговоре высказать свои сомнения Рассказов так и не решился. На его справедливое замечание, что лжереферент прибыл точно в назначенное время и, если бы настоящий посланец Вадима Юрьевича появился своевременно, аферист был задержан на месте, высокопоставленный чиновник дал четкий и несомненно такой же справедливый ответ:

– Это же Москва, Паша. Здесь приличные люди вовремя не приходят.

Закончив принесший ему лишь разочарование разговор, Рассказов машинально взглянул на часы. То, что в десять минут пятого представлялось исключительной, можно даже сказать, необыкновеннейшей удачей, к половине пятого обернулось столь же необыкновеннейшей катастрофой. Распрощавшись с уже вторым по счету за день референтом, Павел Дмитриевич вновь, теперь уже не глядя в зеркало, стянул с себя рубаху, а затем и брюки. Стоя под нещадно бьющими по спине и затылку струями горячей воды в душе, Рассказов периодически повторял одну и ту же, наполненную глубокого смысла и тоски фразу:

– Пятьсот миллионов… сам… своими руками… отдал! Москвичи… – после чего добавлял еще одно, не очень приличное слово, которым зачастую население различных провинциальных городов России как раз и именует жителей столицы, намекая, конечно, совершенно необоснованно, на их, если и не поголовную, то, во всяком случае, весьма распространенную принадлежность к сексуальным меньшинствам.

* * *

– Ну ладно, чаю так чаю. – Николай примирительно кивнул и достал из шкафа свою кружку. – Попьешь со мной?

Уже изготовившаяся к скандалу и не ожидавшая такого развития событий, Ленка только и смогла, что молча кивнуть в ответ. Разливая чай по кружкам, Николай услышал, как за спиной у него негромко хлопнула дверца духового шкафа.

– Я пирог испекла, – услышал он голос жены, – со смородиной.

– Пирог – это шикарно, – улыбнулся он в ответ.

Улыбка его была искренней, поскольку пироги Ленке действительно всегда удавались, хотя баловала мужа она ими совсем не часто.

– Тесто, правда, слоеное, не дрожжевое, – начала объяснять уже забывшая о намечавшемся скандале Ленка, – но мне кажется, тоже неплохо получилось.

Трошин мысленно перевел дух. Столь быстрая смена настроения жены была сейчас ему на руку. Конечно, он в принципе не любил домашних скандалов, но выяснять отношения сегодня, когда ему надо решить с Ленкой такой важный вопрос, было бы верхом глупости. Чтобы окончательно задобрить жену, да и просто потому, что было очень вкусно, Николай проглотил целых четыре куска еще теплого пирога.

– Божественно, – простонал он, разглядывая еще один, несомненно, особенно вкусный уголок пирога. Угловые куски, по мнению Трошина, всегда были самые вкусные, поскольку имели корочку сразу с двух сторон. – Ленок, нам бы с тобой вопрос решить один, мелкохозяйственный.

– И насколько мелкий? – моментально насторожилась Ленка, ставя на стол кружку с недопитым чаем.

Трошин с трудом оторвал взгляд от пирога и посмотрел на жену.

– Я же тебе говорил, что покупаю землю под новый комплекс.

– Комплекс, – непонимающе переспросила жена, – про мотель говорил вроде, про комплекс что-то не припоминаю.

– Ну, это и есть мотель, – торопливо принялся объяснять Николай, – только не как сейчас, забегаловка и ночлежка. Все серьезно будет. И кафе поприличнее сделаем, и гостиницу побольше, магазин полноценный, заправку поставим. Может, даже автосервис сделаем. В общем, все в комплексе, в одном месте.

– Главное, чтобы не через одно место все вышло, – с усмешкой отозвалась супруга.

– Лена! – нахмурился Трошин. – Я, между прочим, это все не из башки выдумал, я такие комплексы несколько раз видел. Вот посмотришь, от постояльцев отбоя не будет. Твой дядя, – выложил основной аргумент Николай, – между прочим, тоже одобряет. Земельный участок он сам мне присоветовал.

– Так-то да, у него голова соображает, – согласилась Ленка, отчего Трошину вдруг стало немного обидно за свою собственную голову.

– Вот видишь, – подавил в себе обиду Николай, – но землю-то я купил, а теперь строить надо.

– Тебе от меня согласие, что ли, надо? – рассмеялась Ленка. – Строй, разрешаю!

– Замечательно, – хмыкнул Трошин. – А деньги?

– Что, деньги? У меня денег нет. Деньги сам знаешь, где выдают. Сходи в банк да попроси. Уж нам-то, думаю, не откажут.