Текст книги "Иное (СИ)"

Автор книги: Александр Голиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

   И так далее, и в том же духе, спустил, что называется, пар. Но сейчас, правда, жалел, что говорил и резко, и нелицеприятно, в душе остался какой-то нехороший осадок, хотя и по существу, и формально он был абсолютно прав. Кушевич в своё оправдание ничего не сказал, и так всё было ясно. Выглядел он измученным, пребывал явно не в своей тарелке и курил одну сигарету за другой. Лаони с Грумским тоже помалкивали, сидели поникшие и удручённые. Ещё бы, сесть в такую лужу на глазах у представителя одной из властных силовых структур Земли – умудриться надо! Баев лишь указал на ошибки, которые они тут все вместе и каждый по отдельности наделали, пока крутились вокруг Мизая, будь тот трижды неладен! И оргвыводы, которые за этим ляпом непременно последуют, были очевидны.

   Вот эту сторону своей работы Баев и не любил, головомойщик из него выходил так себе, скорее уж лихой рубака с шашкой наголо. Но все трое разбор «полётов» вполне заслужили. За беспечность, элементарную безалаберность и горделивую спесь, которую он на дух не переносил. Плевать они хотели на мизайцев с самого начала, потому что главным для них был тислий. И вот, пожалуйста, находка. Да ещё какая!

   Он остановился у гравилифта и вызвал кабину. Пребывал Ким в каком-то сумрачном, пограничном состоянии, чувствовал вялость и некое раздвоение, это тяготило и вызывало внутренний дискомфорт. Открывались в связи с последними событиями такие ужасающие бездны, что человек в них запросто мог потеряться и бесследно сгинуть. А мог, напротив, бездны эти всё же покорить и заставить работать на себя. Было у него такое предчувствие, основанное на понимании того, что произошло там, под башней. А там имел место контакт! Но вот с кем – вопрос этот не давал покоя, он просто изводил и рвал душу своей неопределённостью. Он вспомнил, что стоило тогда ему всё это пережить, какие ощущения и эмоции испытал, когда она соприкоснулась с его сознанием, и невольно содрогнулся.

   Там, в этом глухом и тёмном подвале, его душу буквально вывернули наизнанку, вытряхнули, как старый половик, полный пыли, однако не со злым умыслом, не чтобы сделать больно, а чтобы понять и оценить, что она такое, эта его душа. Когда плазменная дуга убралась обратно в перстень, что-то непонятное и странное случилось с восприятием окружающего. Показалось ему, будто чужие холодные, остроледенящие пальцы закрались к нему в мозг (он до сих пор чувствовал эти прикосновения – невесомые и в то же время вполне осязаемые). Только то были вовсе не пальцы. Это чужая пси-аура соприкоснулась с его сознанием и в мгновение ока встряхнула разум Кима, пронеслась там неудержимо, как вихрь, по всем закоулкам и самым глухим тупичкам, удивляясь, восторгаясь и поражаясь увиденному и прочувствованному. Это было незабываемо. И Баев, всё ещё находясь в шоке от того, что не нашёл тут ни генератора, ни твари, им управляющей, и сам в полной мере прочувствовал то, иное сознание: ибо не только в него вошли, как в распахнутую дверь, но и он получил доступ к частичке души этой девочки... И поразился открывшемуся до остолбенения...

   Звякнув, пришла кабина. Очнувшись (а на самом деле как из омута вынырнув), Баев вошёл внутрь, ткнул в кнопку и переместился на следующий уровень, чтоб, пройдя коротким коридором, выйти к боксу, где подготавливали его служебный модуль для прыжка на Землю. Модуль, в котором будет находиться особо ценный груз, а может, и вовсе бесценный. Нечто, найденное ими совершенно случайно на бескрайних дорогах космоса. Нечто, не вписывающееся ни в какие привычные рамки и узаконенные границы. Просто изначально иное, ничем и никак не связанное с земными условностями и самим человеческим существованием. Нечто с заведомо иными установками, но и таким же правом на жизнь.

   У предстартового бокса уже находился Злотников. Богатырь с суровым лицом, словно из гранита высеченным, стоял и смотрел туда, внутрь. Баев неторопливо приблизился. С минуту они молча постояли, и Злотников произнёс с ноткой уважения:

   – А ты молодец, инспектор... Я уж думал всё, хана тебе!

   – Да, была пара неприятных минут.

   – Пара? – хохотнул богатырь и сделал движение плечом, собираясь хлопнуть Кима ручищей по спине в знак полного восхищения и расположения, однако вовремя сообразил, что тому явно не до панибратства, и удержался.

   Баев снял очки со спецсоставом на стёклах (после работы с контактными многоцелевыми линзами своя методика адаптации к обычному зрению) и, покусывая дужку, задумчиво и пристально смотрел внутрь. В помещении предстартового бокса кибер-автомат как раз заканчивал с диагностикой систем жизнеобеспечения медицинского антиграва, который потом займёт центральное место в его служебном модуле. Под силовым колпаком антиграва сидела она, мизайская девочка. Хотя в отношении того, что это вообще ребёнок, а уж тем более мизайский, были у Кима очень большие сомнения. Внешне да, ребёнок как ребёнок, девчонка как девчонка – маленькая, на вид лет десяти-двенадцати, с бледным, совсем прозрачным личиком в обрамлении длинных прямых волос цвета вороного крыла, вся какая-то тоненько-хрупкая, будто невесомая. И глаза... Огромные, голубые, широко распахнутые, смотрящие, казалось, в никуда. Глаза эти поражали, они зачаровывали. Ибо в них жила Сила, ведущая её по своим тайным и неведомым дорогам. Баев даже представлять не хотел, куда они могут вести, эти дороги, настолько далёкими от реального они ему представлялись. Потому что начинались они совсем в иных мирах.

   Он снова вспомнил, как стоял тогда, ошарашенный и потрясённый, совершенно сбитый с толку всем тем, что открылось его разуму, который вдруг прикоснулся к этим мирам и впитывал их тогда, как губка. И тут же в голове его зазвучал и её голос, и в сознании расплывчатыми тенями стали проноситься те образы, чувства, эмоции и переживания, что она одним ей ведомым способом передавала ему прямо в мозг, а оттуда напрямую и в саму душу. Совершенно запредельные, они будоражили и тревожили, и дурманили, но, что удивительно, находили и отклик, и понимание, и сострадание в его сердце. Чувство сопричастности – вот как бы он назвал это своё состояние, только не подозревал, насколько же оно может быть и сильным, и всеобъемлющим, и захватывающим.

   «Ты всё-таки пришёл, – звучал где-то внутри него дрожащей струной её голос. И тут же он прочувствовал, ощутил дыхание Силы, что жила в ней постоянно, прочувствовал чуть ли не физически, всем естеством своим, и ужаснулся приоткрывшейся на мгновение безудержной мощи. Дрожащая струна чуть сменила обертон, и голос продолжил уже тише. – Я долго спала и видела странные сны, мне приснилось, что этот мир в смертельной опасности, потому что уже пришло в него Большое Зло. И я проснулась, и поняла, что это не сон, что Большое Зло также не спит. Оно страшное, оно всех ненавидит, всем хочет смерти, и я его очень боюсь! Я звала хоть кого-нибудь на помощь, чтобы забрали меня отсюда, спрятали где-нибудь, забрали мой страх, потому что Большое Зло тоже чувствует меня и ищет... Забери меня отсюда, пожалуйста, забери! Я знаю, ты добрый и смелый, ты сможешь... Забери! – и вдруг, резко и стремительно, как укол прямо в сердце, очередной взрыв эмоций, в котором слились воедино и надежда, и ожидание, и желание чуда, и вера в то, что оно, наконец, произойдёт. – Забери!»

   И он внял этому крику души и понял, что нужно делать. И взял её на руки, невесомую и лёгкую. А потом был медленный подъём наверх, к свету. И чем ближе к нему, тем отчётливей он сознавал, что на руках у него самое загадочное, таинственное и невероятное порождение этой вселенной. И возможно, самое драгоценное. А может, и бесценное вовсе.

   И сейчас, глядя на неё через кварцевое стекло, такую домашнюю, почти земную в свете корабельного освещения, Баев не переставал думать: кто же ты? Невозможная игра природы, её случайная комбинация, не просчитанная ни временем, ни обстоятельствами, чудо, если угодно? Или изгой, проклятие и боль своего народа, отверженная им за свою непохожесть, необычность, граничащие с теми запредельными Силами, о которых даже мы едва ли что знаем? Или семя высокоразвитой цивилизации, невесть каким ветром занесённое сюда, на эту серую, неухоженную почву? Или переливающийся всеми красками бриллиант в пыли мирозданья, на который мы случайно наткнулись?.. Кто же ты, неведомое дитя? Чужое нам или нет? В тебе живёт невероятная Сила, и она проявилась, когда ты звала на помощь всей мощью своего ментального зова, в результате чего и погибли люди, а мизайцы ему беспрекословно подчинились. Ты просто звала на помощь, вот и всё. Хотела укрыться от этого Большого Зла. Ким до сих пор чувствовал её подсознательный страх и ужас, когда она этот образ проецировала. Он запечатлелся у него в мозгу как тревожный, леденящий душу набатный сигнал. Интересно, что же это может быть? Что имеется в виду?

   (Много позже выяснилось, что Большое Зло, как называла его она, – это на самом деле некое существо, единственное уцелевшее на странном корабле, найденном алгойцами где-то совсем уж в невообразимой дали. Живое воплощение мощнейшего пси-генератора, с невероятным потенциалом, способное ментально блокировать психику любого живого организма и призванное алгойскими учёными под свои знамёна. Его-то девчушка и почувствовала, и перепугалась до смерти, и инстинктивно, подсознательно испустила крик отчаянья и ужаса и тут же стала звать на помощь, губя своим зовом ни в чём не повинных людей, а мизайцев загнав в глубочайший психологический шок. Потом этот новый союзник алгойцев чуть не похоронит флот землян там, у Датая, и только невероятными усилиями человечество сумеет всё же переломить ход событий в свою пользу... Но это, как говорится, уже совсем другая история).

   – Надо же, однако, какие у неё глаза, прямо не глаза, а глазищи!.. И какие странные, – проговорил Злотников. – И цвет... У мизайцев вон серый, невыразительный, а тут голубизна через края... Завораживающие глаза, аж до мурашек по коже. Ты не находишь, инспектор?

   Баев от звука его голоса очнулся. Что за наваждение?.. Смотря на ребёнка, он так задумался, настолько погрузился в свои мысли, вновь переживая всё, что с ним произошло там, на Мизае, что совершенно забыл, где он и что он. Ким с недоумением уставился на дужку очков, на которой отчётливо проступили отпечатки от его зубов: надо же, так задумался, что едва не перекусил. Ну и ну... Он сунул очки в карман, от греха. Однако чувство раздвоённости не проходило: с одной стороны, он сейчас находился здесь, у бокса, а с другой в мыслях витал неведомо где. Это раздражало и нервировало, ибо внутренний дискомфорт нарастал, мешал сосредоточиться. Он догадывался, что причина всего – его контакт с ней, во время которого ему передали нечто такое, что пустило уже в нём корни, оплетая попутно и сознание.

   Антиграв с девочкой тем временем загружали в служебный модуль. И тут случилась одна вещь, произведшая на Кима неизгладимое, глубочайшее впечатление. Девочка вдруг подняла голову и повернулась в их сторону, безошибочно вычленила Баева за преградой из кварцевого стекла и у того замирающее-нежно, как-то сладостно сжалось сердце от радостной улыбки, что вмиг озарило её лицо. Так малый ребёнок, проснувшись, отвечает своей матери – бесхитростно, с открытой душой и сердцем. Он сглотнул и непроизвольно отвёл взгляд, потому что элементарно растерялся, потому что так ему ещё никто и никогда не улыбался. Преданно и открыто.

   – А знаешь, полковник, – обратился Ким к Злотникову, чтобы скрыть эту растерянность и замешательство, – на самом-то деле она слепая, её зрительные нервы полностью атрофированы.

   – Не может быть! Как это?! – оторопел бывалый вояка и уставился на девочку, совершенно сбитый с толку. – Но она же смотрит! И прямо на тебя! И, клянусь небом, видит! И не просто видит, а видит всё!

   Баев лишь головой покачал. Он и сам многого тут не понимал. Ему было важнее другое.

   – «Отшельник», очухавшись, сумел произвести общее сканирование, пока я поднимался по лестнице с ней на руках, и результаты заставляют о многом задуматься. Её пси-потенциал колоссален, он намного превышает суммарную мощь психотронных установок тех же алгойцев... Чёрт! Да она сама генератор, понимаешь? Живой генератор! Я даже представить боюсь, каков уровень её пси-энергии на самом деле, хоть мы с ней и соприкоснулись чуть-чуть, и этого немногого нам за глаза хватило. Да, и ты прав, она видит, но опять же, на ином уровне, весьма и весьма отличном от нашего... Боже, порождение какого она мира, хотел бы я знать, где её истоки, откуда в ней эта Сила? Ведь она явно не мизайка, те и сами боятся её до судорог, вот почему и поместили в ту башню, и создали культ её обожествления... Я очень надеюсь, что сумею узнать, что же она собой представляет. И думаю, у меня получится, потому что...

   Он не закончил фразы, но мысленно продолжил: потому что она ему почему-то доверяет. Мы не просим помощи у тех, кого не знаем, но она-то его разум просканировала, в одно мгновение он стал для неё открытой книгой. Значит, она прочла в этой книге нечто такое, что не оставило её равнодушной, наоборот, заставило всецело, раз и навсегда, ему довериться. Оттого, что он «добрый и смелый»? Маловато. Но было ещё одно, то, что у него в крови – он никогда бы не смог предать. Предательство он считал абсолютным злом. Злом с большой буквы. Не это ли стало основополагающим?.. И всё же... Всё же...

   Баев молча наблюдал, как антиграв плавно заплывал в модуль, постепенно растворяясь в его недрах вместе с девочкой. Но он с каким-то необъяснимым трепетом всё ещё чувствовал её незримые прикосновения ладошками к волосам, лицу, рукам. Именно так чувствуются живительные капли влаги на растрескавшихся, сухих губах, или так ощущается прохладный ветерок на разгорячённом лице. Он воспринимал эти прикосновения всем естеством своим, но, главное, донельзя обострившимся внутренним зрением, которое, как он справедливо полагал, она и обострила неведомым ему способом. Прикосновения её были ласковыми, нежными, несмелыми и где-то даже беззащитными. Последнее он почувствовал особо остро, и сердце опять сжалось, защемило какой-то невысказанной болью.

   И тогда произошла ещё одна вещь, которую он от себя ну никак не ожидал, но о которой впоследствии нисколько не пожалел. Повинуясь какому-то необъяснимому и сиюминутному порыву, он мысленно в ответ послал ей улыбку, такую же ласковую и добрую, и тут же, над ней, опять же мысленно, взял да и «пририсовал» смешную рожицу, какую неумело рисуют дети: кружочек, две точки глаз, а внизу полумесяц улыбки. И сразу в ответ расслышал в голове перезвон серебряных колокольчиков – её весёлый, радостный смех. О, Господи...

   Вот ведь какой парадокс: он же шёл тогда в то место с единственной целью – уничтожить это существо, и убил бы, не раздумывая, окажись там вместо неё какое-нибудь чудовище, не имеющее с нами ничего общего, развалил бы спиром на части, на кровавые куски, и думать бы сейчас ни о чём не думал. А тут... Посылает мысленные приветы и рисует смешные рожицы. Или она затронула в нём какую-то струну, о которой и сам до этой поры ничего не знал, нашла она в нём нечто приемлемое, отозвавшееся и в нём обратной связью? Выискала нечто такое, о чём он даже и не подозревал? Чужая душа потёмки, но куда уж, оказывается, ей до собственной!

   Но хватит ломать голову, он своё дело сделал, шахты заработали, тислий пошёл. Что и требовалось. А его мозгам нужен отдых, до сих пор какое-то раздвоение и полуоцепенение, да и надоело уже анализировать, сопоставлять и выискивать причинно-следственные связи. На Земле для этого времени будет предостаточно. Земля есть Земля, любви, заботы и нежности там куда больше, чем в том мрачном подвале.

   Но кто же ты всё-таки?..

   – Надо же, слепая... Никогда бы не подумал. Такое ощущение, словно она тебя насквозь видит. Как ты думаешь, кто она? И откуда? – Злотников будто прочёл его мысли.

   Ким впервые за всё время пристально, в упор глянул на полковника, и того аж дрожь пробрала. До кончиков пальцев. Потому что он увидел точно такие же глаза, как и у той девчушки – полные голубизны и загадочности.

   – Я не знаю пока, кто она и откуда, – вполголоса ответил Баев, прислушиваясь к постепенно затухающим колокольчикам, – но то немногое, что мне в ней открылось, даёт право утверждать одну вещь – это уникальное существо, иная биоэнергетика и иной разум, основанный на постоянстве пси-потенциала. Это уникум, единственный в своём роде, а оттого бесценный вовсе. И пусть свой чудовищный, колоссальный пси-потенциал она и пытается контролировать, но пока что это просто ребёнок, научившийся зажигать спички, но разбрасывающий их потом куда ни попадя...

   Баев продолжал смотреть на полковника, и его глаза всё больше становились прозрачными и льдистыми, как у человека, смертельно уставшего копаться в себе. Затем он отвернулся и бросил взгляд на модуль, там как раз вставал на место сегмент обшивки, восстанавливая его целостность. И совсем уж тихо произнёс:

   – Только почему она мне всё же доверилась, когда я ворвался туда лишь с одним – убивать? Что она разглядела, кроме мести и убийства? Что в нас есть, почему она в один миг поняла, что мы сможем помочь и ей, и себе? Что во мне есть такого, что она ответила себе утвердительно? Что разглядела она во мне своим стопроцентным необычным зрением? Что?..

   Злотников не нашёлся, как на это ответить, и просто пожал плечами. В таком контексте любой его ответ показался бы риторическим. Разглядела и разглядела, значит, умеет. Вставал другой вопрос – что теперь со всем этим делать? И, в первую очередь, с ней самой?..

   Они молча стояли. И никто из них так и не находил ответа.

   И под это молчание автоматика модуля не спеша отворила люк в командный отсек, приглашая Баева, своего командира, проследовать внутрь и занять причитающееся ему место капитана, ответственного за то, что находилось сейчас в пассажирском отсеке, и которое срочно нужно было доставить на Землю. А было там...

   Некое порождение Вселенной, серебряным смехом-колокольчиком ответившее на вполне земное и привычное.

2009-09-04, г. Пенза

   ................................................................................................................................