Текст книги "Парашютист"
Автор книги: Александр Селин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
– Тебя?! – у Лациса округлились глаза и он захохотал, да так, что официанту пришлось сделать ему замечание. – Тебя?! Да ты что, мало развлекаешься?! Да у тебя... Господи... Эти развлечения каждый день! Один сгорит. Другой утонет.
Третий ацетон выпьет вместо водки. Четвертый... Я, например, вообще... разбиться должен.
– Не надо об этом. – Смерть нахмурилась. – Прошу тебя, только не об этом сейчас... Ты знаешь... Я иногда сама себя не люблю... Но ничего не могу с собой поделать... Я знаю, что бываю плохой... Нехорошо поступаю... Но ты должен меня прощать... Ты должен быть выше. Ты мужчина. А я все-таки женщина.
– Ты женщина?! – Лацис чуть не свалился с кресла и опять захохотал, получив второе замечание от официанта. – Ты женщина?! Ах-ха-ха!
– А кто же я, по-твоему? – обиделась Смерть.
– Черт знает кто! Я знаю, что ты Смерть! Смерть, понимаешь. Ты среднего рода, наверное. Впрочем... Какой там род... Какой там пол... Господи...
Смерть смотрела в сторону. Губы ее тряслись от обиды.
– Нет среднего рода, Лацис. Ты понял? Нет! Действительно, иногда мне приходится выглядеть мужчиной и поступать как мужчина. Приходится быть жестокой, потому что жизнь такая жестокая. Обрати внимание – никто на Смерть не жалуется! Все жалуются на Жизнь! И никто тебе в этой жизни не поможет, если сама себе не поможешь! Никто! Да что там, ласкового слова иной раз не услышишь, какая там помощь... А с тобой... С тобой мне хочется быть женщиной... Мне хочется быть слабой женщиной... Пригласи меня на танец, Эдвардас...
– Нет. Ни за что!
Смерть вытерла выступившие слезы на глазах. Потом встала.
– Ну, тогда я тебя приглашаю.
Лацис не двигался.
– Нет.
– Господа! – кринула Смерть так, чтобы услышали все в зале. – Я объявляю белый танец! Лацис! Я тебя приглашаю! Пойдем!
Лацис не двигался.
– Пойдем. Я так хочу! – Смерть изо всех сил дернула Лациса за руку и прижала к себе. Они медленно двинулись под музыку в сторону танцевального пятачка. – Завтра ты разобьешься... – Смерть положила голову ему на плечо и перешла на горячий шепот. – Мне будет тебя не хватать, Эдвардас. Слышишь?
Лацис молчал, отстраняясь и двигаясь неловко.
– Ну поцелуй меня, – шептала Смерть. – Поцелуй в первый и последний раз.
– Нет! Нет! – он оттолкнул Смерть и широким шагом двинулся к выходу. В зале все охнули и застыли.
– Ах вот ты как! Вот ты какой. Завтра же сдохнешь. Завтра же! В лепешку разобьешься! – кричала Смерть вдогонку парашютисту. – И вообще ваша команда проиграет полякам! А в личном зачете и ты, и Горбунов , и все – Прушинскому!
– А это мы еще посмотрим! – крикнул Эдвардас, покидая ресторан.
– И памятник, знаешь, какой я тебе доставлю? Из Крыма ту гипсовую статую сопру!
Эдвардас уже не слушал. Он шел к друзьям уверенной поступью, несмотря на выпитое. Спасибо тебе, съеденный лобстер!
Спортивный самолет "Чесна 24" со сборной командой парашютистов, набрав нужную высоту, выруливал к расчерченному стриженому полигону. Девять лучших парашютистов страны, среди которых были Сергей Горбунов и Эдвардас Лацис, готовились подтвердить звание чемпионов Европы, завоеванное в прошлый раз.
Только что отпрыгала польская сборная во главе с Яцеком Прушинским, показав очень хорошие результаты. Теперь они с ревностью и волнением смотрели в небо, ожидая работы главных претендентов на чемпионское звание.
– Готовы, ребята?! – кричал инструктор, пытаясь быть слышным сквозь гул работающего поршневого мотора. Все девять парашютистов подтвердили готовность:
– Готов! Готов! Готов!... Готов!
– Ты как будто в бой идешь! – хохотал Горбунов, наклоняясь к уху своего друга.
Действительно, ничего не осталось от прежнего Лациса, расслабленного, с отсутствующим взглядом. Глаза на этот раз горели, а тело сжалось, как у тигра перед атакой.
– Я такое настроение приветствую! – говорить было трудно, и Горбунов, дополняя слова, показал большой палец. – Во!
– Прощай, Сережа, – Лацис нарочно проговорил тихо, чтобы содержание не стало понятным через самолетный гул. Но сказать такое он счел своим долгом. И тоже показал большой палец. – Во!
– Согласен, Эдвардас! – Горбунов сделал вид, что все расслышал. – Мне твой сегодняшний оптимизм нравится! Прямо ты меня заряжаешь, а не я тебя! – Он хлопнул по плечу друга. – Это по-нашему! Так держать!
– Хорошая погода! – Эдвардас весело крикнул.
– Хорошая!
– А вот назавтра будут осадки... говорят!
– Какая разница, что будет завтра?! Во, оптимист! – кричал Горбунов. -Сегодня прыгаем, финал! А он о завтрашней погоде думает! Вчера вечером предфинальный мандраж у всей команды, а он, говорят, с дамочкой в ресторан пошел!.. Да ладно, ладно, извини! Я уж не выдам, не бойся! Просто восхищаюсь тобой, Эдик, в последнее время! Ну все нипочем! Дамочка-то как?!
– Что как?
– Ну, получилось что-нибудь?
– Сегодня получится!
– А может быть, у нее подружка имеется, а?!
– Ах-ха-ха! – оба по-разному расхохотались. В это время прозвучала команда инструктора.
– Ну, Эдвардас, – Горбунов подтолкнул Лациса к выходу. – Ну, покажи этим полякам! Давай!
Один за другим спортсмены покинули самолет, в несколько мгновений поравнялись и приступили к групповым упражнениям, выстроившись сначала в круг, а затем и в другие симметричные фигуры. Одна фигура, другая, третья... Блестяще! Лучше, чем у поляков! Кусает губы Прушинский, глядя с полигона в бинокль... Его товарищи, проаплодировав обреченно, поволокли собранную амуницию в командный автобус...
Вот групповые фигуры исчерпаны, и под аплодисменты болельщиков летящая девятка распадается, по-прежнему сохраняя симметрию, но каждый летит уже в сторону своего квадрата на полигоне. Наступает последний этап свободного полета. Личный зачет. У Прушинского пока есть надежда... Есть еще пока... Есть еще пока...
Но... Охнул Яцек Прушинский и снял пилотку, как, впрочем, и все, кто наблюдал за полетом. На полигоне паника! Один из летящих спортсменов сборной освобождается от рюкзака... Яцек Прушинский еще раз поглядел в небо... все понял... и поплелся, мучаясь вопросом, стоит ли продолжать карьеру, когда соперник не только талантлив, но еще и жить не хочет...
– Ты что, сдурел? – Смерть в белом развевающемся балахоне летела на одном уровне с обреченным парашютистом. – Ты же знаешь, я этого не люблю...
– Чего не любишь? – улыбался Эдвардас, выполняя немыслимые пируэты налегке.
– Самоубийц, – сказала Смерть, явно волнуясь.
– А с чего ты взяла, что я убиваться собрался? – Лацис оттолкнул Смерть, которая с опаской поглядывая на землю, попыталась приблизиться. Я перед падением спланирую и опять взлечу, – и он захохотал так, что кажется, даже на поляне услышали.
– Дурак, – Смерть нахмурилась. – Спланирует он... Ну и шутки у тебя перед смертью. Парашют, между прочим, был нормальный, сама проверила, а ты его отстегнул...
– Потому и отстегнул, что нормальный. Чего тебе от меня надо? Если последнее желание, то вот тебе... Колов побольше наставь в моем квадрате... для верности...
– Нет, – Смерть как загипнотизированная смотрела на приближающееся зеленое поле и растущие сектора расчерченного полигона.
– Ну, выполняй желание, мать твою, считаю до трех. Раз, два, два с половиной...
– Твоя Валька, между прочим, на развод подает! – Смерть залетела снизу, пытаясь прочитать реакцию в глазах Лациса. На что Эдвардас усмехнулся, перевернулся и летел к ней спиной.
– Вот ты какой! Не хочешь Смерти в глаза заглянуть!
– Не хочу!
– Трус!
– Кто, я?!
– Трус! Понял ты кто?! Тот, кто боится заглянуть Смерти в глаза, тот трус!
– Ах ты стерва! Ты будешь выполнять желание? Колов мне наставишь или нет?
– Нет! Трус не умирает так просто!
– Считаю до трех... Раз, два, два с половиной... три! – Лацис рванулся и ухватил Смерть за балахон. – Ты кого это трусом называешь? – резким движением сдернул обе штанины, чтобы надавать как следует, после чего штаны отлетели и взмыли куда-то в воздух... А Лацис... на какое-то мгновение он замешкался... как бы не решаясь... Что-то остановило... Не позволило... Занесенная правая рука опустилась мягко. И тут же он оказался в цепких объятиях... И влажные холодные губы прильнули к его губам...
– Пусти, – прошептал он, – пусти, пожалуйста.
– Не пущу. Теперь мое желание. Твое желание было в прошлый раз. Тут же Лациса подбросило вверх. Обычное состояние, которое испытывает парашютист, когда раскрывается купол. А где-то внизу уже слышался вой "скорой помощи" и какие-то отчаянные крики. Парашют раскрылся на опасно малой высоте, и Эдвардас довольно больно ударился ногами о землю затоптанного центра расчерченного квадрата, вовремя, правда, согнув ноги в коленях. Но долго не разжимались объятия... И влекомые ветром, они долго тащились за черным куполом по траве...
– Я не понимаю, Марыля, человек хочет жить или не хочет? – Яцек Прушинский доедал жаренную гусятину, угрюмо поглядывая на серебряную медаль, завоеванную в личном зачете.
– Хочет, хочет, – кудахтала краснощекая жена, накладывая сливки для десерта в деревянную миску.
– Ну а если не хочет, Марыля? Если ему наплевать на собственную жизнь? Как же тогда быть с карьерой?
– Ой, не знаю, Яцек, ой, не знаю.
Весь оставшийся вечер и всю ночь они вместе с женой мучались над этим вопросом.
