Текст книги "Мы в дальней разлуке (СИ)"

Автор книги: Александр Позин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 9. Буря

«По незнакомым площадям

Из города в пустое поле

Все шли за гробом по пятам…

Кладби́ще называлось: «Воля».».

Александр Блок

Октябрь Николай встретил в Москве. Взять власть в Первопрестольной оказалось далеко не так просто, как в Петрограде. И последовавшие за тем кровавые события произвели на Николая самое удручающее впечатление. Взаимное ожесточение и пролившаяся кровь никак не рисовалась со светлым образом народной революции. Но, как говаривал Михаил Васильевич, теперь или они нас или мы их, и третьего не дано. Контрреволюционные силы организовались, были мобилизованы юнкера и студенчество, созданы офицерские отряды, которые и заняли Кремль и все ключевые объекты города. Пытавшиеся прорваться к Моссовету революционные солдаты-«двинцы» были встречены шквальным огнем офицеров и юнкеров и… гимназистов. Многие были убиты, раненых юнкера добивали штыками. Революционный переворот оказался под угрозой. Поэтому, отбросив сантименты и совсем уж не нужную рефлексию, Николай по заданию ВРК отправился в казармы 56-го пехотного запасного полка, чей полковой комитет накануне отказался выделить солдатские роты в распоряжение Военно-революционного комитета.

Несмотря на противодействие, ему удалось призвать солдат на выступление. Был наскоро сформирован отряд, командование над которым принял Николай Заломов. Стали подтягиваться и другие части. Из Петрограда прибыл на подкрепление отряд Балтийских матросов, в составе которых Николай с удивлением обнаружил своего друга-недруга Сеньку. В перепоясанном ремнями матросском бушлате он имел вид бравый и залихватский и первым подошел к Николаю.

– Здоров! – как ни в чем не бывало, Сенька протянул руку.

– Здорово! – не без некоторого внутреннего сопротивления пожал ее Николай.

– Вместе одно делать идем, как в той драке?

– Пожалуй, если как тогда за спиной не припрятан у тебя кастет или нож.

Арсений натужно засмеялся:

– Чать не дети уже, шутки в сторону.

– Лады, забудем прошлое. – снизошел Николай.

– А где Наташа? – неожиданно задал вопрос Сенька.

Николая вопрос застал врасплох и он не знал, что ответить.

– Не знаю, – сдавленным голосом, наконец, сказал он, – Пропала! Накануне войны пропала. Где только ее не искал!

– А вот этого я тебе никогда не прощу! – ответил Сенька и голос его прозвучал зловеще. – Я ведь любил ее, понимаешь? На все преступления пошел ради нее. А ты взял и потерял ее. Вы ведь вместе тогда уходили!

Николай чувствовал, что голова его опускается против его воли. А Сенька меж тем продолжил:

– Не боись, в спину стрелять не стану. Но после того, как все кончится, буду искать Наташу и если найду, то не обессудь, не отдам.

* * *

После первых дней растерянности Военно-революционный комитет постепенно смог овладеть ситуацией. Спешно создавались отряды Красной Гвардии из рабочих, открыли свои ворота оружейные склады. На сторону восставших перешли артиллерийские части и начали планомерный обстрел тех пунктов, которые находились под контролем противников переворота. К двадцать девятому октября революционные силы блокировали центр города, и началась его планомерная зачистка. Отряд Заломова наступал от Леонтьевского переулка вдоль Тверской в сторону Охотного ряда. Юнкера, офицеры и студенческие дружины отчаянно сопротивлялись. Наступающие несли большие потери. В этот критический момент атакующим подоспела помощь: это подошел и с ходу вступил в бой большой красногвардейский отряд Ивано-Вознесенских рабочих под руководством Фрунзе. Положение дел сразу же изменилось в пользу наступающих, и вскоре были заняты Охотный ряд и Театральный проезд. Артиллерия начала обстрел гостиницы «Метрополь», где укрепились офицерские отряды.

На следующий день сразу после окончания перемирия начался штурм «Метрополя». Он велся радиально с трех сторон: вдоль Моховой, Охотного ряда и Театрального проезда наступали отряды левого эсера Саблина[19]19
  Саблин Юрий Владимирович – (1897–1937 гг.) советский военный деятель, комдив (1935 год). Член большевистской партии с 1919 года. Репрессирован в 1937 году.


[Закрыть], и большевика Заломова, со стороны Театральной площади атаковали матросики анархиста Яценюка, а со стороны Лубянки продвигался красногвардейский отряд иваново-вознесенских рабочих под командованием большевика Фрунзе. Ожесточение сражения достигло наивысшего предела. Отстреливаясь, противник медленно отступал к гостинице. Красногвардейцы и солдаты, понесшие потери, были злы на упорно сопротивляющихся мальчишек-юнкеров, и Николай боялся, что не сможет удержать своих людей от самосуда. Горькая ирония, думал Николай, целясь в очередного противника, состоит в том, что бывший юнкер Заломов стреляет в юнкеров, недавний студент Саблин восстал против таких же, как и он, студентов, а левый социалист Фрунзе сражается с правыми социалистами. В этот момент он ощутил какое-то прикосновение в его мозг, словно кто-то мягко и настойчиво пытался пробиться в его сознание. В голове возникло острое чувство нависшей опасности. Повинуясь неясному инстинкту, Николай скорее машинально, чем осознанно, немного повернул голову. И в тот самый момент ему обожгло левый висок, а затем всю его голову пронзила острая боль. Прижав ладонь ко лбу, он почувствовал, что пальцы стали липкими. Николай отнял ладонь от головы и посмотрел на неё: вся ладонь была в крови. Он даже не успел удивиться этому, как на глаза опустился красный туман, свет померк, все предметы вокруг стали размытыми и каруселью закружились вокруг него. Теряя сознание, он только и успел услышать:

– Товарищи, юнкера командира подбили!

Он уже не чувствовал, как его, падающего, подхватили и отнесли в тыл. Очнулся только от того, как нежные руки протирали ему глаза и лоб. Открыв глаза, он увидел перед собой улыбающееся и одновременно тревожное лицо Глаши в красной косынке.

– Привет, сестренка! – слабым голосом вымолвил он.

– Привет, братишка! – в тон ему ответила девушка и поцеловала его лоб. – Везунчик ты, пуля только слегка висок задела, кожу расцарапала.

– А Кирилл где? – спросил он, ощущая, как к нему медленно возвращаются силы.

Глаша меж тем ловко бинтовала ему голову.

– Здесь он, а как же без него! Мы вместе с товарищем Арсением пришли, а то, видать, вы без нас никак не справитесь.

Николай сел и потрогал повязку на голове и прислушался к своим ощущениям. Рана саднила, и еще легкое головокружение, которое, однако, уменьшалось.

– Ну, я пошел. – сказал Николай и не без труда поднялся, слабость пока отступала неохотно.

– Ты куда? – обеспокоенно заметалась Глаша. – Тебе нельзя, нужно отлежаться.

– К своим, а то без меня, боюсь, они таких делов наделают. Сама же сказала, что царапина.

Поняв, что Николая не остановить, Глаша только сокрушенно махнула рукой:

– Увидишь Кирилла, посмотри, чтобы не лез на рожон. А то он у меня такой же отчаянный, как и ты: два сапога пара.

Он успел вовремя. Оставшиеся в живых офицеры и юнкера сдались, и повстанцы постепенно втягивались в здание и начали зачистку огромного комплекса гостиницы. Злость на офицерье был так велика, что солдаты бросились избивать сдавшихся. Едва Заломов вошел в фойе, как его взору сразу бросилась картина расправы победителей над осужденными. Несколько солдат прикладами и ногами были юнкера, совсем еще мальчишку, впрочем, такого же, как он. Юноша уже не сопротивлялся, а только сжался в комок и стонал.

– Прекратить! – бешено заорал Заломов.

Солдаты замерли. Он понял, что их нужно было срочно чем-то отвлечь.

– Петров! Часовым на вход марш! Начальникам отделений, каждому отделению по этажу. Пройти по всем номерам, заглянуть в каждое помещение. Всех подозрительных обыскать, разоружить и арестовать! Юнкера и офицеры могут быть переодеты, поэтому прошу обращать внимание на нагар на правой руке от пороховых газов и синяки на плече от приклада. Место сбора арестованных – здесь, в фойе. Замеченные в самосуде и издевательствах над пленными будут отданы под революционный трибунал.

Уже отвыкшая от повиновения солдатская масса, почувствовав твёрдую руку, инстинктивно стала выполнять приказания.

– Сходи за сестричкой. – послал он одного из солдат. – Пусть посмотрит этого. – Николай кивнул в сторону юнкера.

В это время в гостиницу стал врываться поток людей в бескозырках и тельняшках. «Это матросики подоспели!» – подумал с неприязнью Заломов. Раскрасневшийся, возбужденный Арсений Яценюк, коротко кивнув Николаю, махнул рукой с наганом:

– Вперед, братва! Посмотрим на буржуйское житье-бытье.

– Да, эти уж церемониться не будут! – услышал он за спиной знакомый женский голос.

Это подошла Глаша.

– Осмотри его. – он показал на юнкера. – Если сам идти сможет – пущай дует домой, к мамке.

Сам же решил пройтись по этажам. На третьем этаже он увидел, что Сенька, прицелившись из нагана, пытается добить раненого офицера. Он лежал возле пулемета у разбитого окна и холодными от ярости глазами смотрел прямо в направленный в него ствол револьвера. Вокруг раненого лежали открытые пустые коробки и использованные пулемётные ленты. Резким движением плеча Николка толкнул готового выстрелить Сеньку.

– Ты чего? – возмущенно спросил Сенька.

– А ничего! ВРК распорядился всех пленных доставить в Лефортово.

– И ты их жалеешь? Они наших раненых добивали!

– Я не допущу самосуд! А ты упырь, поди, напился уже русской кровушки? Буде с тебя, вали отсюда со своей матросней. Вон твои уже грабить начали, защитнички революции, тьфу! – зло сплюнул Николай в сторону Сеньки. Под его глазами, горящими праведным непреклонным огнем, Сенька вынужден был отступить и удалиться, бормоча под нос что-то угрожающее.

– С вами все в порядке? – участливо осведомился Заломов.

– Зачем вы меня спасли? – настороженный и даже враждебный взгляд впалого лица с офицерскими усиками над верхней губой. – Я ведь враг!

– Русские не должны убивать русских! – убежденно ответил Николай.

– Русские, Россия… Где она, эта Россия? – горько произнес офицер. – Вы уничтожили ее.

– За нами – правда! А Россия? Россия никуда не денется. Мы сражаемся за новую Россию!

– Я не понимаю вашей России и буду с ней драться! – предупредил офицер. – Вы и теперь сохраните мне жизнь?

– Да. – просто сказал Заломов. – Во имя будущего этой страны я вас отпускаю.

– Позвольте узнать имя моего спасителя.

– Поручик (незадолго до октябрьских событий он получил это звание) Заломов, Николай Георгиевич.

– Прекрасно! Офицеры вместо того, чтобы защищать страну, ее губят. – с сарказмом произнес офицер. – Подполковник Чащин, Вадим Петрович, к Вашим услугам.

– Надеюсь еще встретиться с Вами, Вадим Петрович.

– Лучше не надо, мы встретимся как враги, и за исход того поединка я не ручаюсь.

– Честь имею. – насмешливо откланялся Заломов и пошел к выходу.

Когда Николай вышел из гостиницы его ожидал новый удар: солдаты и матросы приканчивали не успевших разбежаться юнкеров и офицеров. Острая боль пронзила голову Заломова возле виска, и он потерял сознание.

* * *

Последующие, заключительные дни восстания Заломов провел в госпитале. Рана, которую в пылу боя посчитали пустяковой, оказалась гораздо серьезнее, и на фоне общего нервного перевозбуждения дала осложнение. В перерывах между боями его навещали Глаша и Кирилл, и им было о чем поговорить. Кирилл заключил Николая в свои медвежьи объятия и сказал:

– Я так рад, братан! Наконец свидеться довелось! Да, кстати, наши победили в губернском городе С., и мы можем вернуться!

После занятия «Метрополя» чаша весов окончательно склонилась в пользу восставших, и спустя два дня был очищен Кремль. Пришел Михаил Васильевич Фрунзе, неизвестно каким образом раздобывший свежих яблок. Поглаживая свою русую бородку, он говорил:

– Давай, Коля, выздоравливай. Дел невпроворот. Чует мое сердце – это не последние наши бои. Мы их здесь разбили, так они могут попытаться выступить в другом месте. Нужно срочно создавать новую, революционную армию. А ведь революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться. И запомни, это не я так сказал, это – товарищ Ленин!

Однако на фоне непрекращающихся расправ это все не радовало. Особенно неистовствовали матросы, среди которых было немало анархистов. Это был только первый акт гражданской войны, борьба разгоралась. Русский пошел воевать с русским, и скоро вся Русь полыхнет в братоубийственной войне.

Часть вторая. Первые шаги

«Но теперь ты не та, ты забыла

Всё, чем в детстве ты думала стать.

Где надежда? Весь мир – как могила.

Счастье где? Я не в силах дышать.».

Николай Гумилёв

Глава 1. Ночной конфуз. 13 августа 2013 года

«Откуда я пришел, не знаю…

Не знаю я, куда уйду»

Николай Гумилёв

13. 08. 2013 года. 21:30 мск.

Содрогнулась Мать – Сыра Земля. Чудовищной силы торсионное поле накрыло Москву. Закрутив спираль с эпицентром где-то в центре столицы, оно выплеснуло всю мощь своей энергии в магнитосферу планеты по её краям. Возмутилось электромагнитное поле Мира. Зашкалили приборы и полопались стёкла на индикаторах. Погорели проводники, и вышли из строя реле в электрических и радиоэлектронных цепях. Вдруг исчезла картинка и прошла мимолетная рябь по экранам и мониторам. Выброс энергии был столь огромен, что всего на какую-то долю терции оглушил Землю, сделал её немой, глухой и слепой. Вздрогнул и тяжко вздохнул подземный рукотворный исполин – адро́нный колла́йдер. На краткий миг открыл глаза спящий далай-лама в Бурятии. Покачнулись кресты на маковках церквей и полумесяцы на минаретах. На одно лишь мгновенье с низким утробным гулом содрогнулся мавзолей Тимуридов в Самарканде. А в далёкой Африке забился в падучей во время ритуальной пляски шаман из племени чичуа. Энергия электромагнитной волны вызвала кратковременное, на одну десятую градуса, потепление в атмосфере планеты, которого хватило, чтобы угрожающе загудел древний ледник на склонах Кавказских гор. Электромагнитный импульс, облетев планету, упокоился там же, где и родился: на берегу одного из многочисленных прудов столицы. А в одной из Московских квартир совершенно из ниоткуда материализовалась абсолютно обнажённая девочка с волосами до пояса, словно Богиня, рождённая из пены волн.

* * *

Меч и Алмаз отпустили ее из своего плена. Наталка поняла, что падает. Она инстинктивно выбросила вперёд руки, но они уткнулись во что-то цветное и мягкое. В первый момент Наталка даже и не сообразила, что сжимает в руках огромную подушку в невообразимо пёстрой наволочке. Она явно была не в кабинете, откуда сбежала таким чудесным образом. Куда-то исчезли Меч, письменный стол, прижатый к двери и диван вместе с телом бедного Тихоныча. Где же она очутилась, и как сюда попала?

Девушка огляделась. Она сидела на огромной постели в весьма странном месте. Это была комната, несомненно, чья-то спальня. Стены спальни были оклеены вычурно раскрашенными шпалерами. Потолок имел весьма странный вид: посередине, овалом, или скорее запятой, он был выше, чем по волнистым краям. Люстра полностью отсутствовала, но вся поверхность потолка была покрыта маленькими дырочками, из которых струился свет. За огромным, во всю стену, окном уже смеркалось. С улицы доносился шум: детские крики и гомон людской толпы, бесконечный шум тысяч работающих моторов, какой-то свист и резкие сигналы, чем-то напоминающие звук автомобильного клаксона.

Но больше всего привлек внимание девушки большой квадрат, висевший на противоположной стене. Это, несомненно, было какое-то устройство. Ниже, прямо на полу стояли два огромных цилиндра, издающих пронзительные, противные звуки, отдаленно напоминающие музыку. По поверхности квадрата, или скорее прямоугольника, бегал и кривлялся полуодетый молодой человек безобразной наружности. Во-первых, он был небрит. Во-вторых, вместо стрижки на голове его был хохол непонятного цвета, отчего тот был похож на какаду, только на какаду опустившегося и выпивающего. В-третьих, жилетка, или что-то подобное, была надета без пиджака и на голое, блестящее и, как подозревала Наталка, немытое и воняющее потом тело. Кроме того, он был напомажен и раскрашен, аки девица, причем гулящая. Время от времени этот тип подносил ко рту некую круглую штучку на палочке, похожую на «петушок», и открывал рот. Но отчего-то не лизал и не сосал свой «петушок», и в это время из черных цилиндров доносились звуки, напоминающие человеческую речь. Но как Наталка ни силилась, ни одного слова разобрать не могла. «Он поет!» – догадалась девушка. – Фу, какая гадость!» Что же это такое? «Самодвижущиеся картинки в шарманке?» – гадала она. А может быть что-то наподобие кукольного театра, но уж больно реалистично, человечки на картинке как живые. Нет, пожалуй, это устройство что-то наподобие синематографа, только усовершенствованное. И с цветом и звуком! Вот здорово! Только что-то она не слышала, что такое возможно – спохватилась Наташа. Пока она размышляла таким образом картинка в странном плоском ящике исчезла. Вместо вихляющегося женоподобного мужчины появилась очаровательная девушка, соблазнительно лежащая на канапе. Девушка была красива и так одета, вернее полураздета, что заставила моментально зардеться Наташины щёки. Из одежды на ней была только лёгкая несерьёзная камисоль, едва прикрывающая все её прелести и, прости господи, трусики, которые и трусиками-то назвать было нельзя, настолько они были миниатюрными. Девушка, похоже, нисколько не стеснялась ни своей фривольной позы, ни обнажённых ног. Напротив, она их старательно демонстрировала и, бросая на ноги лёгкую косынку, с гордостью говорила, что с новым средством для эпиляции её тело стало гладким и шелковистым. Что такое «эпиляция» догадаться было не сложно, но где находится «зона бикини», Наташа так и не поняла.

– Но где это я? – задалась вопросом девушка и сочла этот вопрос пока неразрешимым. Подумала, что надо быть поосторожней.

Вся третья стена представляла собой огромное зеркало, вернее, ряд зеркал высотой до потолка. Лишь на самом краешке стены примостилась открытая дверь, за которой терялся в полумраке коридор. Из двери пахло жареной яичницей и чем-то мясным, да так вкусно, что сразу же захотелось есть. Кроме того, из глубины коридора доносились звуки, позволяющие сделать вывод, что в доме присутствует кто-то еще. Был слышан шум воды, и звон стекла, видимо включили кран и моют посуду. Наталке совсем не улыбалось оказаться голой в чужом доме, и она оглянулась в поисках чего-нибудь, чем можно укрыться.

В это время послышался мелодичный переливчатый звон: один, затем еще один. Шум воды прекратился и мужской голос прокричал:

– Сейчас! Сейчас! Открываю!

По коридору прошествовали шаркающие шаги говорящего. Раздался звук открываемого замка и скрип двери.

– Оля, что случилось? Ты почему не улетела? – с наигранной заботой произнес мужской голос.

– А ты чего так долго не открывал? – не отвечая на вопрос, ворчливо спросил недовольный женский голос. – Или что, «Жена за дверь – девка в постель?» У меня на это нюх, дорогой, ты хорошо об этом знаешь.

– Да нет у меня никого, дорогая! – спокойно ответил неизвестный мужчина.

– А вот это мы сейчас проверим! – грозно произнесла неожиданная женщина и, судя по цоканью каблучков, решительно отправилась в сторону спальни.

Наталка в панике заметалась по кровати, подняла упавший на пол плед и села на кровать, подогнув колени и натянув плед до подбородка. Хоть как-то укрылась! Большего сделать уже было не успеть.

– Ба, кого я вижу! – насмешливо произнесла неведомая Ольга. – А я-то, дура, ему чуть было не поверила.

Сказать, что мужчина, зашедший в комнату вслед за дамой, был потрясен, значит ничего не сказать. Он был на грани шока!

Наталка ничего лучше не придумала, как кивнуть головой из-под пледа:

– Здрасьте!..

* * *

Руслан Вячеславович Минкин, мелкий чиновник Центрального округа Москвы, был человеком осторожным и законопослушным настолько, насколько это возможно в современной России. Во всяком случае, среди чиновной братии считался человеком честным – взятки не брал. Взятки в современном мире – вообще дело прошлое и пошлое, всё происходит значительно технологичнее. Есть у Руслана Вячеславовича в глухой подмосковном городишке дальний родственник, дядя с пунцовой физиономией и испитыми зенками навыкате. Дядя оформлен в налоговой службе как индивидуальный предприниматель, работающий в сфере услуг. Родственник, конечно, никаких услуг оказать был не в состоянии: за свой многолетний алкогольный стаж он пропил не только все свои мозги, он и в трезвой жизни был ими не особо обременён, но и свои трудовые, воистину золотые руки мастерового – автослесаря. Основным богатством дяди была его супруга – бухгалтер, крепко держащая в своих цепких ручках мужнин расчётный счет. Вот на этот счёт и приходила «благодарность» Руслану Вячеславовичу за оказанные вовремя услуги нужным людям, за решение трудных вопросов, да за банальную «крышу» в конце концов.

Да и в остальном главным правилом Руслана Вячеславовича были осторожность и ещё раз осторожность. Порочащих связей он не имел, вредных привычек – тоже. Напротив – повадился регулярно бегать по утрам вокруг Патриарших в компании самого префекта. Публичности избегал, одевался просто, и даже ездил, не в пример остальным чинушам, на автомобиле далеко не самой последней модели. Машина у него была, конечно, не отечественная, до такого маразма он ещё не докатился, но иномарка была самой простой и демократической – КИА Спортаж. В общем, Сергей Вячеславович считал себя едва ли не образцом современного российского чиновника.

– И вот надо же – так глупо вляпаться! – в состоянии близком к отчаянию пробормотал под нос он, глядя на ангелоподобное существо, которое уютно расположилось в их с Ольгой Львовной супружеском ложе. «Провокация! Недруги, или «закадычные друзья» подложили?» – лихорадочно соображал он, ни сколько не сомневаясь, что в Москве найдётся немало желающих опорочить карьериста.

И ведь какой момент, стервецы выбрали! Некстати, ой как некстати. В принципе, жена ему давно постыла, но момент расставания ещё не настал. Заветный счёт в Подмосковье рос недостаточно быстро, чтобы пуститься в свободное плавание. Как всё не вовремя случилось! Сейчас! Когда он, как раз вспомнил прежние весёлые деньки и сел за зелёный стол, за которым его развели как лоха. На большую сумму развели, между прочим, которую без помощи дражайшей супруги ему вовек не покрыть.

* * *

Наташя, осознав всю двусмысленность ситуации, была в состоянии, близком к панике. Хуже всего было то, что она по-прежнему не представляла, где находится. Вот уж действительно: попала из огня, да в полымя. И даже к окну не подойти, чтобы хотя бы попытаться сориентироваться. Хоть девушка и была укрыта пледом, она самой себе казалась голой под грозным взглядом хозяйки дома. А та стояла, уперев руки в бока, и попеременно бросала презрительный взгляд на мужа и брезгливый – на неё.

Одета эта странная пара была просто феерично. На мужчине, похоже, кроме женского передника, который носила только прислуга, ничего не было. Вообще ничего! Ах, да, на волосатых ногах, кои торчали из-под фартука, красовались некоторое подобие тапок, но не матерчатых, а сделанных из какого-то блестящего материала, наподобие кожи. Передник тоже не выглядел белоснежным, как ему и полагалось, а каким-то цветастым, с нелепой гаммой кричащих, неестественно ярких цветов. В общем, мужичонка совсем не выглядел как важный господин, поэтому его чин на первый взгляд Наталка определить не смогла.

Не менее странно выглядела дама. Во-первых, несмотря на то, что она, несомненно, пришла с улицы, дама была простоволосой: на голове у неё не наблюдалось ни платка, ни шляпки. А всем известно, что ходить с непокрытой головой имеют смелость только продажные женщины. Одета она была тоже неподобающе. В штаны! Штаны особям женского пола тоже носить было неприлично, и носили их лишь отъявленные суфражистки, не боящиеся общественного порицания. Странной формы брюки, широкие в талии и суженные внизу, несомненно, составляли с блузой единый ансамбль. Как и передник у супруга, а их взаимный статус Наталка определила безошибочно, костюм жены вместо того, чтобы быть однотонным, изобиловал чудовищной раскраской и весь был в жутких розочках на зеленовато-голубом фоне. На открытых, голых, о ужас! ногах была странная обувь: туфли на высоченных каблуках со срезанными носками и открытыми задниками. Наталка, хоть и понимала, что это неудобно, просто уткнулась взглядом на, выглядывающие из открытых носков недотуфель, обнаженные пальцы ног хозяйки дома, увенчанные ядовито-фиолетовыми, явно крашеными, ногтями.

– Точно, шлюха! – решила Наталка.

Украдкой решилась взглянуть в лицо даме. Там тоже было всё непонятно: женщина оказалась коротко стриженной, «под мальчика», только у висков интимно расположились затейливо завитые два локона. Из-под короткой причёски на неё презрительно смотрело красивое и надменное лицо, сверх меры нагруженное косметикой. Тонкие брови были сведены у переносицы в гневную складку, глаза с неестественно длинными ресницами от злости сузились так, что определить их цвет не представлялось возможным, а накрашенные губы плотно сжаты и представляли собой узкую ярко-красную полосу. Обилие грима привело Наталку к догадке, что возможно дама вовсе и не гулящая, а артистка, те тоже красятся без меры. Девушка вспомнила, что когда они в гимназии ставили любительский спектакль, то приглашённый из губернского театра гримёр их так раскрасил, что было стыдно на сцену выходить.

– Вульга-а-арно! – смешно передразнивал гримёр самую робкую гимназистку Любочку, осмелившуюся возразить против яркого грима. – А вы как думали, курицы! – кричал он в ответ на упрёки. – Зритель должен видеть каждую эмоцию на вашем лице. А что он увидит, если вы будете выглядеть как бледные поганки?

– Всё-таки, актриса! – вздохнула про себя с облегчением Наталка. – Возможно, ей удастся всё объяснить. А когда эта, прямо скажем, пикантная ситуация разрешиться, можно будет и определиться по месту пребывания.

Если с внешностью (она, по мнению Наташи была сногсшибательной) и одеждой (чудовищной) всё было ясно, то возраст дамы определению положительно не поддавался. Ясно, что не юная барышня. Молодая дама? Вряд ли… Женским чутьём Наталка догадывалась, что её невольная визави старше тех лет, на которые выглядит. Эх, Николку бы сюда, он бы живо разобрался! Девушка уже стала привыкать чувствовать себя с любимым как за каменой стеной, и от нахлынувшего ощущения одиночества и беззащитности грудь словно сдавило стальным обручем.

* * *

Бизнесвумен средней руки, Ольга Львовна Осипова, была вне себя от ярости. Сколько лет потрачено впустую! Когда она, моложавая, тридцатилетняя, подающая надежды бизнес-леди, вышла замуж за провинциала, всё достоинство которого состояло в смазливом личике сверху и неукротимом жеребце в штанах, то подруга Ленок говорила, многозначительно качая головой:

– Эх, Оля, Оля! Ошибку ты совершаешь, подруга, уж поверь моему опыту. – Леночка знала, что говорила, ведь за свой тридцатник она успела разменять трёх мужей и целую тучу любовников. – Молодая, красивая, и при деньгах! Зачем тебе замуж? Да еще за самца, который на десять лет моложе. Он ведь, кобель, рано или поздно засмотрится на пробегающую мимо сучку. Нравится трахаться с ним? Трахайся! Надоест – возьмёшь другого, вон их сколько, кобелей, по Москве бегает. Только замуж – не надо!

Словно в воду глядела! А ведь поначалу казалось, что всё у Ольги Львовны получилось! Милый Русланчик души не чаял в своей волевой, состоятельной жене. Не без помощи супруги он закончил престижный столичный вуз. Используя свои деловые связи, ей удалось устроить своего Русланчика на муниципальную службу, открывающую целое окно возможностей. Образовывала и воспитывала провинциала-деревенщину. Таскала по выставочным залам и престижным премьерам, выставкам и показам одежды, вернисажам и модным тусовкам. Прививала хороший вкус и столичные манеры, стараясь одновременно держать подальше от искусов московской жизни. Излечила от алкогольной зависимости, не дала пропасть за игровым столом. Постепенно в муже пропадали черты гопника. Он приобрёл значительность и степенность. Степенность приобрёл, да не остепенился, права была бывшая подруга Леночка, которую муженёк затащил в их постель едва ли сразу после свадьбы. Ольга Львовна закрывала глаза на мелкие шалости благоверного, ведь после каждого случая он так искренне клялся и божился, что это в последний раз, так проникновенно говорил о любви, что у Ольги Львовны, дамы довольно жесткой, не хватало духу прогнать вон нашкодившего щенка. Но всему есть предел, и, улетая с тяжёлым сердцем в Италию, она решилась сделать последнее китайское предупреждение своему легкомысленному супругу.

– Красивая, гадина! – рассматривая девушку, думала она.

Она видела и очарование молодости, и очертания точёной девичьей фигуры, угадывающиеся под пледом:

– Как только такие на свет появляются!

Сорок лет не скроешь никакими чудесами пластической хирургии и эксклюзивной косметикой. Вот и в Италию она ехала не за отдыхом, а за омоложением. Будучи в топе стран с лучшей пластической хирургией, Италия оказалась наиболее приемлемым вариантом в категории «цена-качество». От этой страны ей нужны были не тёплое море и ласковое солнце, а блефаропластика с ринопластикой и абдоминопластикой[20]20
  Блефаропластика – операция по изменению формы век и разреза глаз; ринопластика – пластическая хирургия формы носа; абдоминопластика – пластическая хирургия в брюшной области, направленная на удаление жировых отложений и излишков кожи.


[Закрыть]. Она так торопилась уехать, что забыла дома, что никогда раньше с ней не бывало, заграничный паспорт. Как в воду глядела! Приехала, а тут такой сюрприз ожидает на их кровати!

* * *

Немая пауза продолжалась всего несколько мгновений, которых хватило для взаимного женского оценивающего перегляда. Наконец гневные плотно сжатые уста хозяйки дома разомкнулись.

– Что ЭТО здесь лежит? – Ольга Львовна, обращаясь к мужу, презрительно ткнула в сторону Наталки.

Руслан Вячеславович не ожидал, что первый вопрос будет обращён именно к нему и просто не успел подготовиться, поэтому что-то заблеял в своё оправдание.

– Да я… Она здесь… лежала уже… посуду мыл… не знаю!

Не то, чтобы он был без греха, временами посторонние красотки в супружеском ложе появлялись, да и на стороне он успевал отметиться, но конкретно в этом косяке его вины не было. И это было обидней всего. Как всё это объяснить Оле он решительно не представлял. Наконец, собрав мысли в кучу, смог выдавить из себя что-то осмысленное.

– Оля, какими клятвами тебе поклясться, что я тут ни при чём? Я не знаю, может какие-то конкуренты, или враги организовали эту дьявольскую мистификацию, но как эта блядь оказалась здесь я не представляю. Неужели ты думаешь, что, едва проводив тебя за порог, я тут же бросился тебе изменять? Плохо же ты меня знаешь! Я, солнышко, люблю только тебя!

Оправдания звучали жалко, и Ольге Львовне стало противно.