Текст книги "Деда Мороза не бывает (СИ)"
Автор книги: Александр Карнишин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
В сумерках она вернулась к дому, встреченная привычным ворчанием бабушки, что девочки должны вести себя не так, что опять вся потная, что быстрее в душ, что вода просто горячая. Летний душ был сделан из будочки и большого бака наверху. Когда вода в нем заканчивалась, Сашка таскала воду ведром. Можно было и шлангом налить, но это было бы не спортивно. А физическая нагрузка в ее возрасте была необходима. Это она точно знала. Это учитель говорил.
Ну, значит, учиться – с утра, решила она, с наслаждением падая в прохладные простыни в тишине старого дома.
***
В пятницу вечером, как раз вчера, Женька убирался в своей комнате.
По субботам они с отцом убирались во всей квартире. С самого утра, как вставали. В выходные дни все вставали в восемь, на час позже, чем в обычное время.
Завтракали вместе, прослушивая и просматривая новости, а потом убирались.
В пятницу он сам разбирал свои книжки и одежду, а в субботу они с отцом вместе протирали пыль по всей квартире, пылесосили, чистили ванную, поливали унитаз голубой пузырящейся жидкостью с едко-апельсиновым почему-то запахом, и обмывали все из душа – душ был и в туалете и в ванной. Это только так кажется, что в "двушке" убираться быстро и легко. На самом деле, так, бывает, упашешься, что сразу купаться, как после физкультуры.
Конечно, можно было убираться и после обеда – в графике на выходные только отмечались основные мероприятия, например та же уборка или совместное приготовление обеда, или семейный ужин, но не указано было точное время. Но сегодня после обеда они встречали мать и сестру.
Марк тщательно вытер руки и отошел от раковины, уступая место сыну.
– Хорошо потрудились, Жень!
– Ага, чисто всё сделали.
– Скоро мама приедет…
– С Викой, – понятливо кивнул головой Женька.
Вика была старшей сестрой. В этом году ей исполнилось четырнадцать, и она должна была заканчивать девятый класс, чем очень сильно задавалась.
По традиции после девятого класса начиналось первичное распределение трудовых ресурсов. Вика в детстве хотела быть парикмахером, причесывала и стригла всех своих кукол, потом – косметологом, потом даже визажистом каким-то, но по результатам года, скорее всего, получит рекомендацию в старшие классы и дальше в институт. Можно было, конечно, исполнить мечту детства, но кто же сам отказывается от высшего образования? Парикмахер, конечно, тоже мог закончить ВУЗ, но уже заочно, в свое личное время, не затрагивающее его график.
Когда мама приезжала с Викой, Женьку всегда оставляли вдвоем с сестрой. И он должен был с ней общаться. Это тоже было в графике, причем и у отца и у матери. Общение детей, создание семейного настроения, поддержание родственных связей…
– Ты же все понимаешь, сын?
– Конечно, пап. Родственные связи. План-график, – Женька говорил солидно, понимающе. Ну, а что – не первый год на земле живет. Порядок знает, уже приучен.
На обед они сегодня варили плов. Много плова, чтобы он остался и на ужин. Женька мыл овощи, потом чистил морковь и чеснок, резал специальный лук, который хрустел и вкусно пах, но глаза от него не слезились, а папа доставал из стандартной упаковки аккуратные бруски розового мяса и резал их на кубики. Плов они любили оба, и он получался поэтому у них всегда хорошо. А суббота позволяла использовать необходимое время для правильной предварительной жарки комплектующих. Все-таки плов – это вам не простой супчик с фрикадельками.
Во время готовки они еще немного разговаривали о том, о сем. О переезде скором, о школе, о работе чуть-чуть.
– Кстати, мама с Викой привезут сегодня торт…
Действительно, праздник! Женька улыбнулся довольно. Торт с историческим названием "Наполеон" мама делала редко, но зато он всегда был очень вкусный. А еще сегодня взрослые будут пить вино – Женька видел бутылку в холодильнике. А им с Викой достанется витаминизированная газировка – тоже вкуснотища. И потом, детям газировка полезнее, чем вино.
Нет, все же хороший день – суббота! Даже пусть и с Викой. Все равно – хороший день.
Вика как всегда при встрече немного выделывалась, задавалась, показывала себя всяко. Ну, девчонка, чего там. Да еще и в четырнадцать лет… Психолог объяснял, что так и бывает у них.
После настоящего праздничного ужина с долгими разговорами и улыбками, с чаем с тортом в конце, Женька с Викой остался в своей комнате, притащив остатки порезанного на дольки торта и бутылку газировки, и пытаясь чем-то развлечь совсем взрослую на вид сестру. А родители – в своей.
Женька попытался рассказать Вике о своей школе и своем 5 "М" классе. Не то чтобы он так хотел рассказывать, но папа говорил, что хозяева должны развлекать гостей. Вика хмыкала и кривила губы. Ей было не интересно слушать о пятиклашках.
– А ты зна-аешь, – хитро прищурилась Вика на младшего брата и кивнула на стенку, – чем они там сейчас занимаются?
Женька посмотрел на нее, посмотрел, а потом сказал, вздохнув:
– Да кто ж этого не знает. Сексом, конечно.
Это они еще в третьем классе проходили. Секс, говорили учителя, это способ увеличения в организме количества гормонов счастья, а еще очень хорошая зарядка для сердечной мышцы. То есть, это вещь полезная и приятная. Сексом положено было заниматься взрослым, состоящим в браке. Для того в брак и вступали. Ну, и для детей еще. От секса дети получаются.
– Ишь, какие пятиклашки пошли подкованные! А еще что ты знаешь? – сестра была явно разочарована. Не удалось смутить младшего братца.
– По программе.
– А ты зна-аешь? – Вика задумалась на миг, чем бы еще уесть мелкого. – Знаешь, что Деда Мороза вовсе не бывает?
Женька опять вздохнул, высоко подняв тощие плечи.
– Вик, а чего ты такие дурацкие вопросы задаешь, а? Давай лучше про будущее поговорим. Я тебе про фантастику расскажу…
– Ха, он тут мне про будущее будет. Да все же и так ясно понятно. Я, наверное, в институт пойду. Потом замуж выйду, и нам тогда отдельную квартиру дадут. Потом я работать буду. Потом, лет через пять, родить надо. Лучше бы сразу двойню, чтобы закон выполнить. И потом, за двойню бонус дают…
Она задумалась, что-то прикидывая и одновременно загибая пальцы.
– А потом мы получим уже две квартиры, и будем жить врозь. И будем по субботам ездить друг к другу в гости. С тортиком! Ага! Моё!
И она отвалила себе на блюдце последний кусок нарезанного заранее пышного светло-желтого с белым сладким кремом торта.
Но Женька совсем не обратил внимания на торт, он задумался о будущем.
Это, выходит, и у него так все будет? То есть, почти так – он же не девчонка все-таки. И у его детей – тоже. И у детей детей, у внуков то есть…
Будут меняться кварталы, дома, квартиры, школы, место работы…
А в целом-то – все вот так. На много лет вперед. Согласно плану-графику. Как папа. Как мама. Как все.
И он задумался, хорошо ли это…
***
– Ага! – закричала Сашка. – Ага! Я все видела! Вы ели желтый снег!
– Дура! Это мороженое!
– Вам же говорили, нельзя есть желтый снег, – кричала она во всю глотку, боком-боком продвигаясь к самому краю.
И когда Пашка с Петькой, переглянувшись, стали потихоньку расходиться, чтобы зажать ее в клещи, она взвизгнула громко и звонко и, пригнувшись, ринулась вниз на своих коротких лыжах. Для бега, для гладкого бега по лыжне, обычно лыжи выбирали так, чтобы вытянутой вверх рукой доставать их конец. А вот если по плечо, да легкие, пластиковые, да верткие такие, да чуть пошире беговых… Ух, как Сашка неслась в клубах снежной пыли по крутому склону старой балки наискосок и вниз к замерзшему ручью! Пашка перевалился через край и полетел прямо, по крутизне. А Петька прикинул, что и как, и стал съезжать потихоньку боком, в сторону, чтобы перехватить Сашку у ручья.
Ну, и что… Ну и поваляли немного. И не больно вовсе. Снег такой белый, мягкий, пушистый… Лыжи целы, сама цела – чего бабушка опять ворчит?
Сашка сидела в жарком парном мареве маленькой баньки и грелась.
А вот еще можно кататься просто в тазу. Вытащить его на горку, сесть – и вперед. Там такое гладкое дно, что слетаешь, как на летающей тарелке.
Или от стройки, от мусора, что еще не увезли, притащить кусок задеревеневшего на морозе линолеума. Загнешь передний край вверх, и – у-у-ух!
Раньше, говорят, делали "ледянки". Надо было валенок макать в воду, а потом выставлять на мороз, в сени. И потом опять макать и снова выставлять. Валенок получался толстый, тяжелый, и гладкий на подошвах от льда. С горок вот так и катались, стоя.
Валенок у Сашки не было. Валенки только у бабушки были, вернее, полуваленки – она в них по дому ходила, чтобы ноги не студить.
Сашка грелась и потела. Кожа стала красная-красная. Она схватила кусок мыла: надо поскорее помыться, а то сейчас бабушка начнет хлестать веником, и тогда это надолго. А хотелось еще вечером поговорить с учителем. Она хотела наделать открыток и подарить всем одногруппникам. И Петьке с Пашкой, и Мишке, и Светке тоже, хоть она и задается своей красотой…
Сашка опять замерла. Красивая Светка! Такая красивая! У нее ярко-синие глаза. У нее черные пречерные волосы длиной ниже пояса. У нее коса из тех волос – толщиной с Сашкину руку. А у Сашки волосы с лета выгоревшие, светленькие, легкие, пушистые. "Одуванчик"– говорила мама. Вчера был мэйл от папы. Он, как всегда очень четко и подробно, описывал, как они работают и главное сказал, что отпуск им дают, и что вот-вот, и что если не на сам Новый год, то все равно зимой. Значит, они побегают на лыжах, покатаются с горки, поиграют в снежки… А мама будет стоять наверху и смеяться в голос, повторяя, что вот же – дети. Настоящие дети!
– Иди уж, – раздалось приоткрывшейся двери в предбанник. – Мы тут с Митревной посидим, косточки погреем. Поболтаем о своем…
– Добрый вечер, баб Мань! – крикнула Сашка, проскальзывая под бабушкиной рукой.
– Ух, ты какая выросла-то! мать и не узнает, когда приедет! Чем ты ее кормишь, мой-то Мишка все мелкий какой-то…
– Это потому, баб Мань, что девочки взрослеют раньше! Нам объясняли, – рассмеялась Сашка, вытираясь большим легким специально банным полотенцем, впитывающим влагу, как сухая губка.
Сашка задумалась о губке, не переставая одеваться. Губка – она же растение и животное. И потом, губки у них тут не водятся. И если так написать, то кажут, что погналась за красивостью, но использовала неверное сравнение. В песок? Нет, когда капля дождя падает на песок, она не исчезает сразу, а сначала сворачивается в комочек, покрытый черной влажной пылью, а потом уже впитывается. А вот полотенце впитывает влагу, наверное, как яблоня в жаркий полдень, в самую жару, когда кидаешь шланг к ее корням и открываешь кран. Вода чуть ли не шипит, вытекая, впитываясь в горячую растрескавшуюся землю.
Одеваться было легко, потому что банник не перепутал ничего и не связал узлом штанины и не вывернул рубашку. Сашка заранее положила для него на лавку кусок ржаного хлеба, посыпанный солью. А то ведь мог и пошалить. Банники – они самые шаловливые из малого народца. Если огородники и домовые и даже овинники – это труженики, то банники – просто хулиганы какие-то мелкие. Могут напугать, стуча в стекло или в стену, могут даже ошпарить. Но Сашка порядок знала, поэтому банник с ней не задирался.
Она вышла из баньки и вдохнула синий морозный воздух.
Чуть подморозило, и под ногами снег скрипел, как канифоль, которой натирают смычок скрипки. Сашка не играла сама, но Мишка на всех концертах выступал, и она ему даже помогала и сама ш-ш-ших, ш-ш-ших натирала смычок вкусно пахнущей канифолью.
А Сашка больше любила театр. В студии, когда они представляли что-нибудь, ей всегда давали подвижные роли.
Играли они спектакли в бывшей церкви. Очень старой, помнящей все войны, заново восстановленной, побеленной, получившей синий в золотых звездах купол. Справа там был зал, а слева комнаты для студий и кружков, и еще библиотека с настоящими книгами. Эти книги на руки не давали – надо было читать здесь, под присмотром батюшки. Его было положено звать по имени-отчеству, но Сашка с ним дружила и называла просто "батюшкой". Он носил рясу и красивый блестящий крест. И присматривал за церковью и сидел в библиотеке.
Сашка приставала к нему, начитавшись книг:
– Батюшка, а что же ты тут в библиотеке, а в церкви не служишь?
– Моя работа – моя служба, – отвечал он легко и улыбчиво. – Тут, смотри, Александра, вера…
Он поднимал палец вверх, к куполу.
– А вот тут – знание.
Обводил тем же пальцем вокруг себя, на полки показывал.
– И я так скажу, что вера со знанием – они вполне могут ужиться.
– Но ты же не служишь все равно? По-настоящему?
– А кому? – удивлялся батюшка. – У нас даже бабки – грамотные. Они вон даже на Пасху не в церковь идут, а, понимаешь, в библиотеку. А я как раз тут. Кому слово скажу, кому – два. Кого выслушаю, кого вразумлю. Вот и служба моя. А не в том она, чтобы в золоте кругами ходить и кадилом махать.
– И кадило у тебя есть, – с восхищением спрашивала Сашка.
– Все есть, Александра. А иначе – какой же я батюшка? – смеялся он.
Сашка сидела перед коммом и ждала сеанса связи с учителем. Он принял вызов, но сообщил, что – пять минут. Значит, пять минут. У него все строго и точно. Ну, вот. Экран мигнул. Учитель улыбнулся с него:
– Что Саш, в бане была?
– Ага, грелась.
– Ну и правильно. Баня – она вещь полезная, а уж зимой – вдвое.
Вот и все, в сущности, что он сказал не по делу, а Сашке сразу стало тепло и приятно разговаривать. Как с родным почти.
А учитель разобрал ее последние работы, похвалил за "этнографичность и реалистичность", дал направление, объяснил, в чем Сашка еще путалась, скинул ей на диск задание, обсудил, подробно и со вниманием вслушиваясь, варианты разных занятий. Посмеялся с ней вместе, когда она рассказывала о сегодняшней схватке с братьями.
– Ты не поссорилась с ними? – насторожился.
– Да вы что! Мы же… Мы же друзья на всю жизнь! – чуть не закричала Сашка. – Да у нас такие отношения!
Учитель смеялся, а потом перевел взгляд и поздоровался Сашке за спину.
Сашка не успела оглянуться, как на нее налетели со спины, обняли, прижали к холодному, поцеловали в губы сладко и ароматно, а потом папка подхватил ее на руки, как маленькую, и стал кидать вверх, а она визжала в голос и счастливо хохотала до изнеможения.
Вот это будет Новый год!
С родителями, с бабушкой, с друзьями, со снегом, с Дедом Морозом!
***
– …И еще один вопрос, Марк Александрович, – школьный психолог, рослый и крепкий мужчина в строгом сером костюме клюнул носом очередную страничку своего дневника.
Мог бы очки надеть, если уж такой слепой, – подумал Марк, сдерживая зевоту. Скучно, нудно, но все равно необходимо регулярно посещать школу и интересоваться делами своего несовершеннолетнего ребенка. Он уже прошел по учителям, переговорил с завучем, а теперь сидел перед столом в маленьком, только на два человека, кабинете психолога.
– Скажите, что читает ваш Евгений?
– По программе. Все, что задают, он читает от и до. Я проверяю всегда.
– А сверх программы? Что он читает не по обязанности, а для себя?
– Ну, у нас разные книжки дома есть. И еще библиотека. Но он любит фантастику.
– Фантастику, – похлопал себя авторучкой по оттопыренной губе психолог. – Фантастика – это ведь про ракеты, про полеты в космос, про изобретения разные и про будущее, так?
– Да, именно.
– Это хорошая литература. Она будит фантазию ребенка и развивает ассоциативное мышление. Но, надеюсь, вы предупреждаете его, что все написанное – выдумка?
– Конечно! Вот на днях мы говорили о Деде Морозе. Я так и объяснил сыну, что Дед Мороз выдумка, фантазия, нужная для развития полезных умственных качеств.
– Это вы правильно сказали. Выдумка, но полезная.
Марк насторожился:
– А что, бывают разве и вредные?
– Нет, у нас таких книг просто не бывает. Это, может быть, там… Но бывают, знаете ли, бесполезные выдумки. Они отнимают у ребенка время и занимают его мозг. Понимаете? За этим надо следить, чтобы время было занято с пользой. Пустое умствование и переливание из пустого в порожнее нам не нужно в будущем. Все должно быть достаточно реально и в необходимой мере актуально. С опорой на действительность. Вы меня понимаете?
Это было понятно. Марк и сам так считал, что читать или смотреть телевизор или лазить в сети по доступным его возрасту сайтам надо так, чтобы получить кроме удовольствия от процесса еще и какую-то пользу. Поэтому они всегда с Женькой обсуждали просмотренные фильмы и прочитанные книги.
– Ну, что же, – наконец, психолог закрыл свою книжицу и прихлопнул ее рукой. – Мне кажется, мы плодотворно и информативно с вами побеседовали. Многое мне стало еще более ясным. Большое спасибо за своевременное посещение школы.
– Это моя обязанность – интересоваться жизнью ребенка!
– Не такой уж он и ребенок. В их-то возрасте мы гораздо меньше знали, помните? Но – интересуйтесь, интересуйтесь…
На выходе из школы, второпях, Марк быстро глянул на часы. Получалось, что он сегодня пропустит чтение новостей в газете. Зато было посещение школы. На ходу он взвесил мысленно ценность того и другого. Получалось, что школа перевешивала. То есть, он поступил вполне рационально. Может быть, не правильно, потому что все же нарушен был план-график, но рационально. Вот если бы он сделал наоборот, то есть прочитал бы газету, например, а в школе так и не появился – вот тут был бы совсем не рациональный поступок, который мог повлечь замечание. А там и до потери бонуса недалеко. А так, выходит, он сегодня молодец.
Марк весело взбежал на свой этаж, не пользуясь лифтом, открыл дверь:
– Здравствуй, сын! Я вернулся!
– Здравствуй, папа, – вышел из своей комнаты Женька. – Ты сегодня долго, я уже все уроки сделал.
– Прости сын, не успел. Был в твоей школе.
– …И что у нас плохого?
– Птица-говорун… Ха-ха-ха! – рассмеялся Марк. – Сын у меня – умен и сообразителен! Все-все-все. Пошли ужин готовить. Уроки же все сделаны?
– Ну, так, птица-говорун отличается умом и сообразительностью, – тоже рассмеялся Женька.
Сегодня они вместе варили макароны, внимательно следя за секундной стрелкой на больших часах на кухонной стене, и постоянно пробуя очередную пойманную макаронину на твердость – ложкой о край кастрюли. Получилось почти так, как было написано в кулинарном рецепте. На полминуты всего разница получилась.
Женька записал все в свой коммик, чтобы потом сделать сообщение в сети. Когда еда получалась вкусная, он всегда писал об этом и подробно описывал при этом все стадии приготовления.
Марк подумал, что было бы хорошо сводить Женьку в кафе. По плану-графику это полагалось сделать в случае хорошей учебы, но не чаще одного раза в квартал. Вот перед Новым годом и сводить, покормить пирожными разными и вкусным чаем напоить, сделал он себе пометку в памяти. По учебе замечаний к нему никаких в школе не было – заслужил, выходит.
После ужина они мыли посуду и убирались на кухне. Женька молчал и раз за разом протирал кухонный стол.
Потом пошли в комнату, и там, усевшись уже с книгой, Женька спросил:
– Пап, а как это – бабушка?
– Это просто. Вот если Вика выйдет замуж, или если ты женишься, – они опять вместе посмеялись немного. – То потом у нее или у тебя могут быть дети. То есть, обязательно будут. Они будут, если у Вики, тебе племянниками, если у тебя – ей племянниками. А вот нам с мамой они будут внуками. И тогда я буду дедушкой, а мама – бабушкой. Вот так.
Женька посчитал еще раз, кивая головой и загибая пальцы.
– Ага, понял, мои дети, значит, ваши внуки, – и тут же заинтересовался. – А где тогда моя бабушка? Я – внук?
Марк внутренне поморщился. Вопрос был не совсем приличным. Говорить о старых родителях было не принято.
– Понимаешь, сын…,– начал он, соображая порядок слов и необходимую мораль. – В нашем мире давно так установлено, что старые люди живут отдельно. Они живут на пособие, которое им выдается по старости. С таким пособием и с урезанными правами им было бы очень неудобно жить в кварталах, где каждый работает. Понимаешь, да? И магазины наши были бы дороговаты для них. Поэтому по достижении необходимого для этого возраста, все старые люди, бабушки и дедушки, выезжают в новое жилье, специальное, экономичное. У них там и магазины совсем другие. И товары. Вот зачем, например, бабушке роликовые коньки твоего размера? Зато ей нужна новая настольная лампа, но обязательно дешевая. И общаются они там со своими одногодками. Там и медицинское обслуживание совсем другое. И вообще – все другое, понимаешь?
Женька стоял, внимательно слушая и кивая иногда.
– Вроде, понятно. Выходит, бабушка у меня есть?
– Конечно, есть! Она есть у всех! Просто бабушки и дедушки, пенсионеры, живут в других городах. Им так лучше.
– И ты никогда больше не видел свою маму?
– Да, не видел. А вот как раз для этого сейчас мама и живет отдельно от нас, чтобы ты не скучал слишком сильно, когда вырастешь. А иначе ты будешь постоянно думать о своих престарелых родителях, мучиться, тревожиться за них, а это не рационально, потому что может повлиять на качество твоей работы. Главное – знать, что за родителями лучше проследит государство. Там и медицина, и социалка всякая – все-все-все, а общем.
– Ага, – кивнул уже в который раз Женька. – Но все-таки бабушка у меня есть.
И они сели смотреть старый фильм. Старый фильм был очень хорош.
Ночью Марку приснилась мама. Не та, что уезжала по возрасту, а еще молодая, которая водила его, совсем маленького, меньше Женьки, в парк. Они там вместе гуляли и ели мороженое.
А Женьке приснилась бабушка. Только лица ее он не видел совсем. Видел руки. Темные, сухие, теплые, морщинистые. Бабушка гладила Женьку по голове, и от этого хотелось плакать. С чего бы? Это было совсем не рационально.
***
После завтрака, позднего сегодня, родители пошли по селу. Сашка с бабушкой смотрели в окошко, как они шли, держась за руки, по самой середине дороги. Папа раскланивался с каждым встречным, а мама скромно говорила «Здравствуйте». И их было долго видно, пока они не свернули к Митревне.
Поднялось мутное морозное солнце. Снег под шагами не хрустел даже, а трещал на всю улицу. Белый-белый снег. И совсем пустая улица.
– Ну, вот, – шмыгнула носом Сашка. – Опять ушли.
– Они же здесь, – возразила бабушка, так и не поднявшаяся со старого деревянного стула возле подоконника, на который опиралась локтем. – Они уже приехали. И никуда отсюда не уедут. Долго, недели две, наверное.
– А можно…,– Сашка замерла на миг. – Баб, а можно, я попрошу Деда Мороза, и они тогда не уедут совсем?…И ничего смешного! Я, может, скучаю без них… Я, может, ласки и тепла! И родительского внимания! Вот!
Это она уже бросила скрипуче рассмеявшемуся под кроватью домовому.
Бабушка подумала немножко для виду. Потом спросила:
– А летом-то как?
– В смысле?
– Ну, летом-то как их Дед Мороз у нас удержит?
– Да хоть бы на зиму, – вздохнула по-старушечьи Сашка, прижав к щеке указательный палец. И рассмеялась в голос:
– Да ладно, баб! Что я, маленькая совсем? Я же понимаю – работа у них.
– А у тебя? Ты не забыла о своей работе?
Сашка ничего не забыла. Родители до вечера буду бродить по гостям, а вечером вернутся к ужину. И тогда они все вместе сядут за стол, будут долго и медленно разговаривать, пить чай с вишневым вареньем из той вишни, что она сама нарвала в балке, хрумкать разным бабушкиным печивом, а под столом будет шмыгать домовой, выхватывая крошки у зазевавшегося кота. Но чтобы ничего не отвлекало от такого вечера, надо заранее сделать все, что намечено на сегодня.
Говорят, раньше вообще учились только зимой, когда на селе делать больше почти нечего. А теперь в любое время – пожалуйста. Подключайся к сети, и учитель будет заниматься с тобой. А если что не понятно, или тема, может, какая-то сложная, позовет к себе в гости. Человек пять-шесть сразу. Лето, зима – для учебы сезон значения не имеет.
Сашке вот летом даже больше нравилось учиться. Потому что летом светло. Потому что когда светло, кажется, что времени гораздо больше, и его на все хватает. И фрукты прямо с дерева. Грызть яблоко, чувствовать аромат свежескошенного сена, видеть колышущуюся занавеску – и учиться. Вот это она любила.
Но зимой тоже любила. Учиться было всегда интересно.
Она подключилась к сети и приступила к выполнению заданий, практически не подглядывая в свой "напоминальник".
Бабушка загремела за стенкой поддонами в печи. Надо было испечь пирог. И еще разного печенья к чаю.
А родители, обходя село, зашли и к учителю. Он был рад встрече, очень хвалил Сашку, говорил о ее искренности и эмоциональности, рассказывал об успехах.
– Ну, вот, например, как вам такое? – учитель вывел на большой экран, занимающий почти всю стену, Сашкино сочинение.
"Сегодня Женька долго не мог уснуть. Обычно только голову на подушку положишь – сразу и сон какой-то приходит. А сегодня все было как-то неудобно и жарко. Если же одеяло откинуть, то начинало откуда-то поддувать, и становилось холодно – тоже спать нельзя.
Женька вставал потихоньку и подходил к окну. С девятого этажа пейзаж казался фантастическим.
Слово пейзаж он знал, конечно. Это только Вика могла над ним подсмеиваться. На самом деле учили их в школе очень хорошо. И в старой, в которой он три года отучился, и в этой, новой для него. Учили и бонусы давали за хорошую учебу, как родителям за хорошую работу.
За окном было черно. Полная луна светила белым с черного неба, освещая черные многоэтажные башни вокруг их дома. Тускло светились только далеко внизу лампочки над подъездами. Освещение в городе выключали после того, как все ложились спать. Вот как гимн отыграет, как свет погасят в квартирах и все улягутся в постели, так сразу отключали свет на улицах – а зачем жечь? И это было рационально. Действительно, зачем тратить электроэнергию, если все спят?
А вот Женька сегодня не спал. Он переминался у окна и смотрел на белую луну. И думал, что вот так же могла бы глядеть на луну Сашка где-то далеко. Эта мысль показалась ему интересной, и он подсел боком, подложив правую ногу под себя, на стул возле компьютера. Но как только он попытался записать свои мысли о луне, о Сашке, о том, что далеко-далеко, как на экран выскочила заставка: "Спать пора, уснул бычок…".
Ну, да. Ему всего десять. Но не шесть!
Женька посопел, попытался потыкать в кнопки, но компьютер больше не отзывался. Пришлось снова ложиться и пытаться засыпать.
Он опять подумал, что еще можно придумать о Сашке. Потом вспомнил, как папа рассказывал, что есть фантазии полезные, есть бесполезные, а есть и вредные. Женька поворочался, выбирая позу. Ему казалось, что такая фантазия, про старшую сестру, нисколько не вредная. А учитывая, что он там немного из этнографии использовал, то даже полезная получается. Опять же язык литературный. И запятые. Надо будет завтра с папкой еще поговорить. А то он не понял, наверное. Там же ничего такого вредного нет, в сочинении. Просто такая фантазия. Как сказка. Как про Деда Мороза.
Он еще успел подумать, что как раз в этой его сказке Дед Мороз может быть. И уснул с улыбкой на губах."
– Понимаете? – спрашивал и переспрашивал учитель. – Это же вполне законченное литературное произведение на заданную тему. В нем объединяются темы социологии, политологии, истории и конечно литературы и русского языка. Сам мир, описанный Александрой – это мир возможного будущего. Или параллельный, как еще можно сказать. То есть, в чистом виде фантастика. А фантастика вещь полезная – она заставляет мозги шевелиться, работать. Так что я очень доволен вашей дочерью. И хотел бы продолжения этой истории.
Дома мама затискала Сашку холодными руками, защекотала, смеясь с ней вместе. Они валялись на Сашкиной кровати, играли с домовым, спуская ноги на пол, потом подпрыгивали с визгом и снова обнимались, щекотались и хохотали.
Папа на кухне помогал бабушке. Они уже достали тяжелый большой круглый пирог и потихоньку свалили его с железного поддона на деревянный поднос. Пирог был пышным. В центре была оставлена дырка, и в ней пузырилось сладкое, а по кухне, а потом и по всей квартире потек запах абрикосов.
– Твой любимый, – улыбалась бабушка сыну. – С вишней и с курагой.
– М-м-м, – жмурился он. – Как в детстве…
– А что, Саш…,– отодвинулась и стала поправлять прическу мама. – Этот вот твой Женька – ты его с кого списывала?
– Ни с кого. Я его сама придумала, – гордо ответила Сашка. – Он как будто брат мне. Младший брат.
– Ах, бра-а-ат? Брата, значит, хочешь? Ну, смотри, потом не жалуйся! – мама снова затормошила Сашку, уже икающую от смеха.
Папа стоял в дверях и тоже смеялся.
***
Они переехали точно по графику. В тот день, который был закрашен красным, в пятницу вечером, в то время, когда надо было начинать готовить ужин, пришла машина. На нее крепкие мужики в чистых серых комбинезонах с оранжевыми вставками и черных хромовых ботинках быстро и умело упаковали и забросили Женькины книжки, потом выгрузили из встроенной мебели боксы с одеждой и унесли вниз. Вроде, ничего почти не изменилось в квартире, но стало сразу как-то гулко и пусто. Машина ушла, а Марк сдал ключи консьержу и пошел с Женькой в новый дом.
Их новый дом оказался в старых домах. Так вот вышло. Ну, не успевают строить, объяснял дорогой Марк сыну. Нас много, тех, кому хочется в новом доме жить. А тут все же посвежее, чем прежний. И зато на месте старого точно построят башню. И может быть, в следующий раз как раз туда и заселимся. Стройка идет по плану, который не на год, а на пятилетку, а то и на перспективу большую расписан.
Квартира была такая же. Один в один почти. Ну, чуть поновее только. И техника тоже посвежее. Кухня побольше. Или такая же, что ли? Стол уже накрыт, еда готова. Картошка с мясом по-домашнему в горшочках. Такое могло долго стоять, ожидая их прихода.
Марк вставил карточку в приемное отверстие, призывно переливающееся зеленым светом. На большом экране сразу все и высветилось. Вот школа для Женьки. Рядом совсем – через дорогу. Его класс. Этаж. Как зовут директора.
Вот работа для Марка. Управа настаивала, чтобы он пошел в связь. В этом квартале, по крайней мере, им нужны были связисты. Ну, он уже работал на связи…
В понедельник они отправились в свои новые коллективы.
На работе Марк лежал в кресле со шлемом связи на голове.
Работа связиста на первый взгляд очень легкая: лежи себе, да слушай. Вот только контрольное слово каждый раз было новое. Надо было вслушиваться во все разговоры и шумы и вылавливать это слово. Но Марку никогда не везло. Вот пару лет назад его сосед услышал "ночь" и получил бонус. А Марку не удавалось услышать контрольное слово ни разу.
Эта работа была даже труднее прежней, потому что приходилось постоянно напрягать слух. Когда во что-то начинаешь вслушиваться, звук усиливается, потом очищается, но если ничего интересного, то опять постепенно затухает, а ты ищешь другой разговор, другие шумы, приближаешь их, как будто рассматриваешь и снова отбрасываешь.
