Текст книги "В черном, черном городе… (СИ)"

Автор книги: Александр Карнишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Александр Геннадьевич Карнишин
В черном, черном городе…

Темнота

Моросило, как всегда в последнее время. Под ногами хлюпала жидкая черная грязь. От тротуара, с краю, где решетки стоков, поднимался пар, окрашенный невысокими фонарями в унылый желтый цвет. Справа тянулась длинная витрина очередного «Макдоналдса». Там, наклонившись над картонными коробочками и одноразовыми тарелками, что-то ели люди, которых никто не ждал дома на ужин. Я приостановился, глядя на аккуратную головку с пробором и толстой как полено косой. Девушка вдруг подняла голову и посмотрела мне в глаза. Заинтересованность? Испуг? Она тут же опустила голову, а мы уже шли дальше.

Дальше был вход в это заведение быстрого обслуживания, куда мы и завернули. У входа, приостановившись, я показал, мотнув головой в дальний угол:

– А вон та девушка мне улыбнулась…

– Которая из?

– Во-о-он, в самом углу.

Тут она снова повернулась испуганно, глянула в нашу сторону, и тут же отвернулась.

– Нет, – сказал Мишка. – Не в моем вкусе.

– Да, ладно тебе… Вкус тут у него… Якуточка?

– Нет, буряточка…

– Ну, и что?

– Не в моем вкусе…

– Свободная касса! Свободная касса! – заголосил очередной кандидат на какой-то песенный приз.

– Ты что будешь? – спросил я.

– Себе бери. Каждый сам за себя. Закон джунглей…

– Как знаешь… Мне "Биг тейсти"… Да, простой… И большой сок. Большой.

Мы отошли с подносами, направляясь в тот же дальний угол. Девушка опять испуганно вздернула голову и тут же отвернулась к стеклу витрины, за которой в желтом липком сумраке неуверенно и размыто двигались пешеходы.

– Вот, сюда, что ли?

– Можно и сюда. А что, есть какая-то разница?

– Не нуди!

– Так, говоришь, буряточка?

– А то я их не видел?

Мы открыли свои коробки с быстрой едой, и стали ее быстро есть, стараясь не уронить куски вялого салата с выползающим наружу соусом на брюки.

Девушка встала со своего места и, обходя нас по большой дуге, двинулась к выходу.

– Молодая. И фигура еще ничего.

– Нет, – сказал Мишка. – Не в моем вкусе.

– Ну и ладно…

Оно и в самом деле было как-то "ну и ладно". Сумрачно и устало. И желтый свет от витрин добавлял болезненной усталости.

– Так, что там у тебя на работе?

– На работе? – оторвался я от полосатой красно-белой трубочки, торчащей из высокого картонного стакана. – На работе нормально, вроде.

– А я думал – на работе у тебя что случилось… А чего тогда звонил?

– Ну, не виделись же давно, – я задумался, глядя на друга.

Действительно, а чего вдруг я ему позвонил? Обычно встречи назначал он. И встречались мы в пивных ресторанах, в кафешках разных. А тут вдруг я вытащил его, да еще шлепали потом по грязи впотьмах до этого "Макдоналдса". Впотьмах…

Вот оно.

– Миш, а чего все время так темно, а?

Может, он знает что-то? Все же "в верхах", "лицо, приближенное".

– В каком смысле?

– Ну, вот мы встретились с тобой – темно.

– Чудик, – солидно сказал он. – Это осень. Осенью всегда утром и вечером темно и противно.

– А днем ведь тоже темно?

– Днем мы все на работе, в кабинетах. Там свет горит. У тебя на работе свет горит?

– У меня горит.

Мы доели и отодвинули пустую тару в сторону. Переглянулись, и хором, как в детстве:

– А компо-о-от!

Сходили к кассе и взяли себе по пирожку с вишней. Я взял еще сока, а Мишка – кофе. Он был знатный кофеман, и мог каждый день пить его литрами. Кофе был горячий. Даже в тепле от него шел пар. И пах он правильно. Но я вечером предпочитал сок. Или пиво. Но уж никак не кофе.

– Так, что за дела-то?

– Понимаешь, тяжело что-то на душе у меня. Утром встаю – темно. Вечером с работы иду – темно. Чернота эта вокруг, грязь. Аж в груди болит, представь. Страшно почему-то. Вот и подумал сдуру-то…

– "А почему нет солнца? Потому что ночь. Опять ночь, с тоской сказал отец Кабани и упал лицом в объедки", – процитировал Мишка.

Посмеялись, посматривая по сторонам. Публика была какая-то серая и угрюмая. Никто не раздевался и не усаживался, как в ресторане, как бывало раньше. Все забежали только перекусить и опять бежать куда-то.

– Миш, смех-то смехом, но, правда, ничего у вас в верхах не слышно? Устал я без света, глаза болят.

– Давно тебе говорил, что надо очки купить.

– Очки, да, – кивнул я.

Он, правда, давно говорил мне об очках. Особенно заметны были проблемы со зрением рано утром и еще вечером, после работы, когда мелкий шрифт в книге или самый простой чек в ресторане я уже не мог прочитать.

– Ну, перекусили, теперь можно и поговорить? Или на улице потолкуем?

Я с тоской смотрел на улицу. Выходить туда не хотелось.

– Может, по мороженому, как в детстве?

– О! И я еще кофе возьму!

Мороженое было хорошим. Сладким, сливочным на вкус и не слишком холодным.

– Так, у тебя точно все в порядке?

– Миш, мне просто темно, понимаешь. Дышать темно…

– У-у-у… Если б ты знал, сколько сейчас с психозами у нас по больницам мается. Статистика просто страшная. Осень – она всегда такая. Обострения сразу всякие. И настроения в пару к этим обострениям.

– Иногда мне начинает казаться, что мы просто не доживем до солнечного света…

– Тьфу на тебя, дурак! Уж ты-то, с твоими двумя с половиной высшими образованиями и с твоим опытом…

– Да я понимаю, понимаю, но не могу никак с собой справиться. Вот сейчас домой идти – мне страшно. Такое ощущение, что небо вот-вот упадет на голову. Давит оно, понимаешь? Дышать тяжело.

– Понимаю. Сам солнце люблю.

Он помолчал, рассматривая мутную витрину, за которой как в аквариуме двигались какие-то фигуры. А для них, наверное, в аквариуме были мы, бесшумно разевающие рты.

– А если уйти? – спросил я совсем тихо.

– Что? – дернулся Мишка.

– Я говорю, а если уйти – может, там где-то есть солнце? За городом, далеко?

– Ну, ты даешь… Совсем распсиховался? Это тебе надо в Австралию ехать – там как раз весна. Скоро лето наступит. Там много света и тепла.

– За что нам такое, если где-то есть солнце и тепло?

– Ты не придуривайся, ага? За что… За "низачто". За осень. Осенью всегда так. И вообще – это наша Родина, сынок. Хе-хе…,– а вот смех у него в этот раз не получился.

– Миш, а может, что-то с Солнцем? Ну, ты же знаешь все, расскажи, а…

– Что с Солнцем, ну, что? Что с ним может случиться?

Действительно – что может случиться с Солнцем? Но мне все равно было страшно и как-то мутно от неопределенности. Вроде бы, все правильно он объяснял. Вот же, по календарю – осень. И грязь на улицах – потому что осень. И темно от того же…

– Миш, а что астрономы говорят?

– Какие у нас сейчас астрономы? В большом городе астрономов не бывает – тут испарения и газы и не видно ничего.

– А без них, если вот просто верх посмотреть…

– Совсем с ума сошел? Что туда смотреть? Там темно. Черно и темно там, вверху. Вниз смотреть надо, под ноги, чтобы в грязь не плюхнуться.

Опять он был прав. Мишка всегда был прагматиком. И когда меня, бывало, заносило, он давал подзатыльник – да хоть и словом. Ну, правда же – что смотреть в эту постоянную черноту и темноту.

Мы разом, не сговариваясь, встали и пошли к выходу.

– Вот смотри. Видишь, тут светло. А там – темно. Потому что вечер уже. И осень. Ясно?

– "А почему нет солнца? Потому что ночь. Опять ночь, с тоской сказал отец Кабани и упал лицом в объедки", – процитировал теперь я.

– Что, в объедки тебя макнуть? Да запросто!

– Да ну, Миш. Спасибо, что посидел со мной.

– Ты успокоился хоть?

– Ну, вроде… Хотя все равно темно мне как-то. И вот тут давит, давит… И страшно.

– Фигня это всё. Привыкнешь. Потом будет зима. А потом бац – и уже весна, – и улыбка у Мишки была уверенная и светлая.

Если бы он знал что-то – он бы сказал. Друг не врет другу.

Мы вышли за порог в темноту и влагу. Сразу проснулся страх. Я осторожно искоса одним глазом глянул верх.

– Ну, что? Увидел что-то? – рассмеялся, заметив, Мишка.

– Нет. Темно там. Темно и черно.

– А я что говорил? Вон, под ноги смотри лучше, а то свалишься по дороге.

– А утром…

– Утром будет еще темно. Ну, осень сейчас, понимаешь?

– Ага, осень. Понимаю.

…

Над городом, накрыв его своей тенью, второй месяц висел, не подчиняясь законам физики гигантский космический корабль. Черный.

А в городе жили своей жизнью люди.

Утром им было еще темно.

Вечером уже темно.

Осень, чего там…

Черный колдун

Друзья – это самое главное в жизни. Кто-нибудь напомнит еще про любовь, про семью и родственников, но Ян знал точно: друзья и настоящая дружба – главнее всего. Поэтому он и собрался в свой поход. Не то чтобы он очень уж любил подраться, или там бойцом был великим, совсем нет. Он и рыцарем-то не был на самом деле. Родители держали небольшую гостиницу почти под самой городской стеной, а он учился в местной академии, как полагается сыну почтенных родителей, имеющих на это средства. Там, в академии этой, он и подружился.

Сначала с огромным Рашем. Раш был высок, широк, имел выдающийся вперед живот, в который можно было бить кулаком со всей силы, как в огромную подушку, а он и не чувствовал ничего. На уроках боя он пользовался палицей, да так ловко, что мог двух мечников осилить.

Раш после очередной студенческой заварушки в каком-то кабаке приволок на себе Чингиза. Заросший черным курчавым волосом до самых глаз Чингиз учился на антимагика, а в бою действовал легким изогнутым клинком и кинжалом. Учителя его хвалили за воздушную легкость в бою и скорость. И ругали за взрывной характер.

Так их стало трое: Ян, Раш и Чингиз. Никто не сказал бы, глядя со стороны, кто тут у них главный. Потому что никаких таких главных у них не было и быть не могло. Они просто дружили – такие разные и совершенно не схожие по характерам. Огромный увалень Раш, от которого отлетали любые даже самые обидные шутки, потому что он и сам был рад подшутить над собой. Худощавый и гибкий Чингиз, хватающийся за кинжал при каждом смешке или даже "неправильном" взгляде в его сторону. Белобрысый длинный флегматичный Ян…

Ян учился на учителя. Это он так сам всем говорил. Вообще-то на всех факультетах учили преподаванию своих дисциплин, но Ян сразу пошел именно на педагогический факультет. Он и друзьям объяснял, что все беды в жизни – это просто от плохих учителей. Поэтому так выходило, что они встречались только на общих потоковых лекциях, да после учебы, если выпадала минутка. Ну, или часок.

Иногда, когда было совсем туго с деньгами, они втроем заваливали к Яну, вернее, к его родителям. В гостинице внизу был маленький трактир – вот там их мама Янова кормила и поила, вздыхая и жалея. Но никогда не ругала. Она понимала, что это – друзья. А без друзей любому в жизни трудно.

Потом как-то вдруг пропал Чингиз.

Ян заметил это примерно через неделю. Ну, там три дня – это еще куда ни шло. Так бывает – мало ли что. Но когда неделю не виделись, и на лекциях не пересекались…

– А что случилось? – спросил Ян у Раша.

Тот пожал могучими плечами, вздохнул отчего-то и потребовал еще пива. Еще он был мрачный какой-то. Раш и так-то был не очень разговорчивый. Спокойный такой, чуть медленный. Казалось, он всегда двигается осторожно, чтобы не зашибить кого ненароком.

А потом пропал и Раш.

Ян ходил по коридорам академии, потом по кругу заглядывал во все кабаки, где, бывало, гуляли студенты, шел домой, где каждый час, а потом и чаще выглядывал на улицу: по летней поре окошко держал он в комнате распахнутым, чтобы не так жарко было. Друзья все не появлялись.

Зато появились их подруги. Они пришли вдвоем, решительно и с напором. Пробились через маму, проломились через папу, достучались до Яна…

И вот теперь он ехал, сгорбившись, по проселочной дороге. Сгорбившись, потому что тяжело: рубаха, потом безрукавка стеганая, потом кольчуга длинная, еще кираса, наручи, поножи, шлем с клювом, длинное копье в правой руке, меч под левой. Как еще их лошадка, что таскала обычно тележку с продуктами с рынка, везла теперь на себе такую тяжесть? Со стороны поглядеть – ну, чисто рыцарь в полном вооружении.

Ян вообще-то так и учился. Он садился в манеже на коня, потом разгонялся по длинной дорожке, усыпанной белым песком, и тыкал тяжелым копьем в мяч, насаженный на кол. Если промахивался, поворачивал, мелкой тряской рысью доезжал до старта, и по команде преподавателя снова летел вперед.

А теперь не летел, а плелся шагом. Жарко, тоскливо…

Подруги сказали, что Чингиз, как студент-антимагик, подписал контракт на черного колдуна в недалекой деревушке. Деньги по контракту могли помочь ему продержаться лишний год в городе, а там и диплом совсем близко. Карту ему дали заказчики, описание полное, мешок кожаный для головы того колдуна. Ушел Чингиз – и не вернулся.

Через неделю засобирался за ним Раш. Потому что друг, и потому что контракт они подписывали вдвоем, в кабаке, крепко подвыпив. И там же и решили, что прибыль пополам, но подвиг – наособицу. Каждый сам хотел побить черного колдуна из недалекой деревушки Рыски.

Вот, выходит, и очередь Яна пришла.

Он-то контракт не подписывал, и на черного колдуна ему, честно сказать, было совершенно наплевать. Он же учителем хотел стать, а не рыцарем и не борцом с нечистью. Вот только дружба…

Дружба!

Ян выехал на опушку леса и посмотрел сверху от холмов на деревушку Рыску.

Ну, вот… И где там друзья-то? Он толкнул пятками лошадь, и та, осторожно ступая, двинулась вниз. Пятками он ее пихал, потому что наотрез отказался надевать высокие рыцарские сапоги со шпорами. Во-первых, в такую жару в сапогах было просто неприлично и неудобно, а во-вторых, как же это, живое существо – шпорами?

У самой околицы он слез, пыхтя и отдуваясь, свалил в кучу копье, меч, шлем, кирасу, налокотники, поножи, кольчугу, из которой еле выпутался, стеганую безрукавку. Отпустил лошадь пастись, а сам пошел, загребая горячую белую пыль босыми ногами, по деревушке. Легкий ветерок сушил мокрую рубаху, играл с белесыми вихрами.

Рыска была именно деревушка, не деревня и тем более не село. Всего и было четыре дома квадратом и площадка небольшая посередине. Там сидел пацан лет десяти и играл в песке. Он что-то бормотал себе под нос, водил руками, передвигал с места на место игрушки. Ян подошел и стал смотреть. Ему дети нравились, он детей любил. И играть с детьми он умел. Еще через полчаса они уже вдвоем сидели в белой пыли и играли в солдатиков, передвигая их, заходя во фланг, атакуя и отступая. Наконец, глянув на начавшее опускаться солнце, Ян с сожалением встал. Глядя сверху на мальчишку, спросил:

– Слушай, тезка, – а паренек был тоже Яном, что обнаружилось в ходе игры. – Ты таких не видел здесь?

И он подробно и красочно описал своих друзей, даже показывая, как сутулится немного Раш и при этом ходит пузом вперед, как не сутулится, а опасно пригибается Чингиз…

– Кровники твои? – понимающе переспросил Ян-маленький. – Убивать их будешь, да?

– Да ты что? – замахал руками Ян-большой. – Это же друзья мои! Я друзей своих ищу!

– А-а-а… Друзей, – понимающе шмыгнул носом малец. – А не колдуна?

– А зачем мне колдун? – искренне удивился Ян. – Мне друзья нужны. Я соскучился уже.

– Ну, забирай тогда, выиграл, – кивнул пацан и убежал, ушлепал, поднимая пыль, куда-то за дома.

– Что забирать? – поднял к затылку по привычке руку Ян. А в руке – оловянная фигурка бойца с палицей. В другой руке – вторая. Там присевший в боевой стойке бородатый воин с саблей и кинжалом.

…

В город они вернулись уже втроем, хотя Чингиз и Раш еще двигались плохо. Все суставы у них щелкали и скрипели, и слабость еще была, и спину ломило. Потом немного откормились, попили пива, и опять ходили везде втроем – Ян, Чингиз и Раш. Только теперь слушали они Яна, прислушивались, переглядываясь иногда и кивая согласно.

А он еще раз пригодился – настоящий друг! Это когда вытаскивал их из тюрьмы, где они сидели в ожидании суда. Встретился им опять тот странный человечек, что контракт подсовывал на черного колдуна. Встретился и подошел сдуру выяснить, как там, мол, дела? Ну, и побили они его, натурально. А кто бы не побил?

Иногда, когда друзья были заняты или у него самого было свободное время, Ян ездил в деревушку Рыску и там играл в солдатиков с Яном-маленьким.

Только больше пока никак не удавалось выиграть.

Черный поезд

Из нашего поселка выхода нет. Он ведь так и называется неспроста – Глухарь. И это не охотники какие-нибудь его так назвали, да и охотников у нас здесь просто не бывает. Где им тут охотиться? В степи? А откуда на охоту приезжать? У нас же даже дорог никаких нет. Вон только железная, да и та в пяти километрах – будто кто-то специально ставил дома поселка так, чтобы ничего вокруг не было: ни холмов, ни лесов, ни рек – степь, серая от полыни. В одну сторону глянешь – сто километров ничего нет, в другую… Глухарь, в общем.

Что? Железная дорога?

Так там просто два рельса и сарайчик для обходчика. А кто того обходчика хоть раз видел? Может, никакого обходчика вовсе и нет. Я вот не видел его ни разу. Хотя к дороге бегал часто. Мы тут все к дороге бегаем.

А, заметил, да? Ну, это так говорят у нас: сбегать на огороды, сбегать за водой, сбегать на железку. Говор такой, традиция, вроде. Иногда и вправду бежишь. Ну, тут же простор кругом – бегай себе и бегай. Особенно в детстве.

Вот на железку мы и бегали. Поезда у нас тут не останавливаются. Надо ехать в район. А чем и как? Дорог-то нет. Это если вдруг придет рабочий поезд, который у каждого столба тормозит, так на него еще надо заранее собираться и потом ждать весь день – кто знает, когда он точно подползет. Рабочий поезд смену везет. У нас там, на юг дальше, карьеры большие, так народ туда нанимается и вахтовым способом работает. А нам даже и туда не добраться никак иначе, чем по железке.

А потом мы узнали про Черный поезд.

Ну, чего, чего ржать-то сразу? Вы послушайте, послушайте! Черный поезд – он есть, и я его сам видел неоднократно. Мы тогда с другом Васькой решили из нашего Глухаря слинять. Пешком тут – сами видите – некуда. На рабочем поезде – кто нас возьмет, мелких и безденежных? А вот когда про Черный поезд услышали…

Ну, да, тоже посмеялись сначала. Но книжки правильные были всякие. Типа, там, Кинг и все такое. Конечно, наш Глухарь – это не Безнадега. Но там у Кинга даже веселее было. А у нас тебе здесь не Америка. У нас тут степь. Туда – сто километров, сюда – сто километров… А Черный поезд пролетает мимо, не оставляя ни запаха, ни звука, только рельсы прогибаются, и долго еще стук колес слышен, если к рельсу ухо прислонить.

В общем, мы с Васькой поняли, что из Глухаря – только Черным поездом.

Ну и что, что он не тормозит? Он же – Черный! Понимаете? Он не настоящий на самом деле! Он такой… Ну, как адский, что ли. Или еще сказать – как такая прореха в пространстве. Вот! Точно! Прореха такая черная, которая носится по кругу по нашей железке, запертая в древности кем-то. И мы даже догадывались, кем. У нас тут есть могилка, за которой всегда ухаживают. Там пирамидка простая и фамилия-имя-отчество. А весь поселок следит, чтобы в порядке было. Это не на кладбище. Это на полдороги к железке с правой стороны. Так вот, мы тогда сами все додумали. Ну, хорошо, придумали, ладно. Что смешного-то? Зато логично все было. Эту прореху адскую вот тот, чья фамилия на памятнике, закольцевал, запер. А сам тут и остался, вроде как сторож. А когда помер, так те, кто в курсе, еще дальше от железки строиться стали. Потому что страшно и опасно. Если бы не так все было, то стоял бы наш Глухарь прямо на железной дороге, и была бы станция, и поезда бы ходили регулярно. А у нас вон как. Понятно же, отчего и почему.

Вот мы с Васькой стали каждую свободную минуту на железке проводить. Мы отслеживали Черный поезд и составляли график. Он, понимаешь, не только ночью пролетал. Он и днем мог, и рано утром – вот в самое любое время. Но мы график составили, потому что целых три года ходили и отслеживали. Три года – ровно. Все равно ведь в школе надо было доучиться, а потом уже решаться на что-то.

На что решаться-то? Да линять с этого Глухаря нафиг! Тут жизни нет! Что значит, родители жили и деды жили? Это их жизнь, а это – наша. Вот мы и решили для себя, что мало ли кто и как тут живет, а нам тут не место. Три года! Вам не понять, как это долго. То по очереди, то вдвоем – чуть что, сразу на железку. И караулить Черный поезд…

Да мы его тормозить и не собирались. Вот не хватало еще эту дырку черную остановить. Тогда бы и степь нашу и поселок – все туда ухнуло. Я думаю, что до карьера бы дотянулось бы. Такой был бы катаклизм – ого-го! Нет, тормозить не надо было ни в коем случае. Надо было просто встать перед ним, перед Черным поездом. И он уносил тебя, как если бы ты нырнул в черную дыру.

Есть, слышь, такая теория, что можно выжить, даже если – в черную дыру. Тогда, мол, насквозь пролетаешь и вылетаешь в другом совсем пространстве, за миллионы километров. Но это в космосе. А у нас тут – Черный поезд. Надо просто дождаться, встать перед ним, и тебя перенесет сразу в город.

В какой? Ну, это мы не обдумывали. Но мне казалось – в самый большой должно перенести.

И вот мы три года составляли график движения Черного поезда. И мы его, блин, составили! Оказывается, была формула, которой можно посчитать, когда он появится в следующий раз. И даже время вычисляется с точностью до часа.

В общем, мы с Васькой собрали свои рюкзачки. Ну, там, поесть на первый случай, попить. Немного денег. Совсем немного – мы бы в городе заработали, потому что уже не маленькие были. И однажды ночью, решившись, оставили записки родителям, а сами побежали на железку. Все было рассчитано. Час шагом до рельсов, час там ждать, а потом придет Черный поезд. И мы улетим на нем в город.

Что?

Дождались, ага. Стук колес, гудок такой страшный, сердце рвет, прожектор в глаза… Мы встали прямо между рельсами. А чтобы не так страшно было, просто отвернулись. А то ведь дрогнешь там, испугаешься, шарахнешься… И вот он летит, гудит, рельсы стонут, шпалы трясутся, мы стоим спиной. Васька первым встал. Я вторым, за ним. Рядом там все же тесно было. А надо было рядом, это я уже теперь понимаю – рядом надо было! А так вышло, что Ваську толкнуло, он – меня. И я сорвался, качнулся, шагнул в сторону. Вот и все, значит. Не вышло у меня ничего.

Ага, тогда как раз и ноги потерял.

Ну, так что, мужики, угостите инвалида, а? Я ж старался, рассказывал вам про наш Глухарь. Что? Про Ваську-то? А что про Ваську. Васька в городе. В самом большом. Вы его тут в Глухаре с тех пор видели хоть раз? Не видели. Вот то-то и оно.