Текст книги "«Проклятые вопросы» Великой Отечественной. Утерянные победы, упущенные возможности"

Автор книги: Александр Больных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Но в то же самое время Рокоссовский видел, что предпосылки для успеха имеются, он решил попытаться нанести серию ударов, чтобы окончательно расчленить рыхлые боевые порядки Группы армий «Центр» и уничтожить по частям окруженные группировки. Первой жертвой были намечены вырвавшиеся вперед LVI и XLVI моторизованные корпуса. Между прочим, фон Бок предложил было ОКХ отвести их немного назад, к окраинам Москвы, однако Гитлер и Кейтель дружно запретили делать это, ведь на крайнем южном фланге Восточного фронта немецкие войска уже потерпели первое поражение под Ростовом и были вынуждены оставить город, отступив на рубеж реки Миус. После этого какие-либо разговоры об отступлении стали просто невозможны, более того, Кейтель приказал выдвинуть вперед XLVII корпус, чтобы готовить наступление на Куйбышев. Это был полный бред, но фон Бок выполнил приказ.

Линия фронта на южном фасе Московского выступа проходила от Орехова-Зуева на Коломну и далее к Серебряным Прудам, Епифани, Ефремову. Как мы уже упоминали, там находились всего 2 пехотные дивизии немцев. Лучше всего было поручить операцию Юго-Западному фронту генерала Тимошенко, однако Рокоссовский убедил Ставку в том, что руководство первым этапом операции лучше сосредоточить в одних руках и лишь позднее, когда речь пойдет непосредственно об освобождении Москвы, в котором будет участвовать Калининский фронт, следует привлечь генерала Конева. Более того, Рокоссовский добился того, что ему передали из состава Брянского фронта 61-ю армию в составе 5 стрелковых и одной кавалерийской дивизий, а также танковую бригаду. Впрочем, это не освобождало генерала Черевиченко от обязанности нанести вспомогательный удар, чтобы не дать возможности немецкому XXXV корпусу прийти на помощь.

Наступление началось 12 декабря, причем немцы к этому времени не успели не то что укрепить свои позиции, но хотя бы просто обозначить их. Растянувшиеся более чем на 50 километров завесы 45-й пехотной дивизии были прорваны в первые же часы наступления. 61-я армия наносила удар от Егорьевска на

Раменское с тем, чтобы там повернуть на север и в районе Ногинска соединиться с 30-й армией. Предстоящее наступление получило название «операция «Минин».

Этот удар застал немцев врасплох, после падения Москвы они совершенно не могли представить, что противник немедленно нанесет ответный удар. Из допросов пленных немецких офицеров выяснилось, что все буквально со дня на день ожидали капитуляции Сталина и были уверены в успешном окончании очередной войны. А этих пленных оказалось более чем достаточно, так как панцер-генералы окончательно потеряли осторожность. Как позднее выяснилось, командир XXXIV корпуса генерал Метц пропал без вести, он отправился на фронт, пытаясь выяснить, что же происходит, и более его никто не видел. По всей вероятности, машина генерала просто подорвалась на мине.

Немцы не слишком верили в серьезность угрозы, но все-таки отреагировали на нее достаточно быстро, командир XLVIII корпуса генерал Кемпф приказал своей 9-й танковой дивизии нанести встречный удар прорвавшимся русским частям и уничтожить их. Но к этому времени от дивизии фактически остались 2 танковые роты с очень ограниченным запасом топлива, поэтому исход боя с 2 стрелковыми дивизиями и танковой бригадой предсказать было несложно. Дивизия прекратила существование, а сам Кемпф, также отправившийся в район боя, попал в плен. Он стал первым немецким генералом, попавшим в плен к советским солдатам.

Не менее успешным оказался и северный удар. В распоряжение командующего 20-й армией генерала Короля (он заменил расстрелянного Власова) были переданы свежие части – 3 стрелковые дивизии и 2 бригады. Умело организовав артиллерийскую подготовку наступления, он нанес удар от Загорска на Ногинск и также сразу прорвал немецкую оборону, хотя здесь ему противостояли 23-я пехотная и 6-я танковая дивизии. Однако танков в дивизии генерала Рауса осталось ровно 6 штук, поэтому их можно было не принимать в расчет. Не выдержав удара, немцы начали отступать, из-за нехватки топлива уцелевшие танки и автомобили были взорваны.

В результате этих двух ударов уже 15 января войска 20-й и 61-й армий встретились в Ногинске, а в образовавшемся котле оказались остатки 10 немецких дивизий, причем если армия Рейнхардта еще сохранила свой XLI корпус, то все до единой танковые дивизии Гудериана попали в ловушку. Более того, там очутился и сам командующий 2-й танковой армией, который привычно руководил действиями своих солдат прямо из боевых порядков. И теперь многое зависело от того, сумеет ли Красная Армия быстро ликвидировать образовавшийся котел и развить первоначальный успех.

По приказу Ставки лобовой удар по немецким позициям вокруг Орехова-Зуева нанесла 5-я армия, командование которой принял генерал Пронин. Неподготовленность позиций, нехватка топлива и боеприпасов, а также жесткий приказ Сталина, который можно было сформулировать двумя словами «Любой ценой!», привели к тому, что уже через 3 дня котел был ликвидирован. Правда, Гудериан еще сумел организовать прорыв части сил на Ногинск – Люберцы, поставив во главе колонны сводную танковую роту. На большее просто не удалось найти топлива. Но спастись удалось не более чем пяти или шести тысячам человек. В котле были фактически уничтожены 3, 4, 7, 17, 18, 23-я танковые дивизии, 10, 14 и 29-я моторизованные, 129-я пехотная. Погибли командиры LV1 моторизованного корпуса генерал Ша-аль и XXIV танкового генерал Гейр фон Швеппен-бург, в плен попал командир XLVII танкового корпуса генерал Лемельсен. Сам Гудериан, руководивший короткой и безуспешной обороной Орехова-Зуева, отказался бросить своих солдат и, когда русские приблизились к дому, где находился его штаб, застрелился. В его предсмертной записке говорилось: «Наше наступление провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства Верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. В немецком наступлении наступил кризис, силы и моральный дух немецкой армии надломлены». Слова Гудериана оказались пророческими.

Уже 13 декабря, когда обрисовались первые успехи Красной Армии, фельдмаршал фон Бок спешно вылетел в Берлин, чтобы убедить Гитлера в необходимости срочного отвода войск от Москвы. Результат оказался вполне предсказуемым. Фюрер устроил ему страшный разнос и прямо тут же отстранил от командования. Запланированное награждение «победителя Москвы» бриллиантами к Рыцарскому кресту так и не состоялось. Новым командующим был назначен фельдмаршал Клюге, который получил приказ любой ценой удержать в руках немцев Москву. Фельдмаршал был достаточно умен, чтобы понимать нереальность поставленной задачи, но спорить не посмел.

Самую большую опасность для немцев представлял огромный разрыв в линии фронта южнее Москвы, образовавшийся после гибели 2-й танковой армии. Единственный уцелевший XXXV корпус продолжал отходить на юг, постепенно загибая левый фланг, так как генерал Кемпф не хотел терять связь со 2-й армией генерала Вейхса, видя в этом единственный шанс на спасение своих солдат. Но в результате брешь продолжала расширяться.

В общем-то, ничуть не лучше было положение и самой Москвы, которую занимал только IX корпус генерала Гейера. Клюге должен был как-то укрепить позиции в ключевом пункте, не допустить образования разрыва между 3-й танковой армией в районе Калинина и 4-й армией у Москвы, но главное – любой ценой закрыть брешь. Это он приказал сделать 4-й танковой армии Геппнера, тыловые службы получили распоряжение любой ценой обеспечить ее топливом. Но это было проще сказать, чем сделать, к тому же мы не должны забывать о плачевном состоянии дивизий Геппнера.

И все-таки генерал-оберсту удалось сформировать боевую группу «Штумме» (Kampfgruppe Stumme), поставив во главе ее командира XL моторизованного корпуса. Фактически это был не более чем усиленный танковый полк, максимум сводная бригада, которой предстояло остановить две советские армии.

Дело в том, что Рокоссовский, не желая терять темп наступления, бросил в прорыв 49-ю и 10-ю армии, которые начали продвигаться на запад, не встречая сопротивления.

Положение немцев ухудшалось буквально с каждым часом. 19 декабря перешли в наступления войска Калининского фронта, 30-я и 31-я армии атаковали немцев в районе Дмитрова, успешно форсировали канал им. Москвы и начали продвижение в направлении Солнечногорска. Потрепанные дивизии 3-й танковой армии не сумели их остановить и начали откатываться на запад. 23-я пехотная дивизия, находившаяся в полосе наступления, просто исчезла. Увы, в дальнейшем ее судьбу разделили слишком многие немецкие дивизии.

К 20 декабря положение на фронте окончательно запуталось. Начались бои на восточных подступах к Москве, так как после ликвидации Орехово-Зуевского котла советские 5, 16, 20 и 61-я армии возобновили наступление. Конечно, они также понесли ощутимые потери, во многих дивизиях насчитывалось не более 3000 человек, но состояние немецкой 4-й армии, которую теперь возглавил генерал Герман Гейер, не оставивший командования своим IX корпусом, было заметно хуже. Многие ее дивизии теперь насчитывали по 3-4 сводных батальона, укомплектованных артиллеристами, шоферами, тыловыми обозниками. И все-таки Гейер начал энергичную подготовку к обороне, дома на окраинах города превращались в опорные пункты, рылись траншеи, хотя зимой это было очень нелегко. Гейер приказал VII корпусу своей армии также войти в город, тогда как XX корпус должен был обеспечить безопасность тылов на линии Волоколамск – Наро-Фоминск. Там же находились остатки танковой армии Геппнера, который и принял командование войсками.

Наступление Калининского фронта вынудило немецкий V корпус против его воли также отойти к Москве. Таким образом, гарнизон города формально состоял теперь из 3 армейских корпусов (12 пехотных дивизий) и разрозненных танковых рот и взводов 3-й и 4-й танковых армий. Но общая численность гарнизона не превышала 30 тысяч человек, а обеспеченность боеприпасами, продовольствием и топливом была совершенно неудовлетворительной. И все-таки немцы не собирались сдаваться без боя. В этом их укрепляли обещания Клюге прислать подкрепления, но надо заметить, что сам фельдмаршал при этом предусмотрительно перенес свою ставку в Гжатск, который пока находился в глубоком тылу.

А сейчас мы посмотрим, что получилось из единственной попытки немцев активно противодействовать советскому плану – контрудара группы «Штумме». 21 декабря она столкнулась с 342-й и 346-й стрелковыми дивизиями в районе Алексина. Первый натиск батальоны Штумме отбили, несмотря на численное превосходство русских. Противотанковые орудия немцев сумели уничтожить около двух десятков танков, казалось бы, этому следовало радоваться. Но ведь задачей Штумме было не отражение русского наступления, а восстановление линии фронта в районе Каширы – Венева, поэтому после некоторых колебаний он приказал возобновить движение на восток. Это стало роковой ошибкой, хотя Георг Штумме прекрасно понимал грозящие ему опасности. В результате группа, не пройдя и 10 километров, натолкнулась на импровизированную оборонительную позицию и при попытке штурмовать ее оказалась в мешке, так как теперь ей противостояли уже 4 стрелковые дивизии. А когда мобильная группа полковника Бахарова, сформированная на основе его 150-й танковой бригады, вышла в тыл немцам, все тут же и закончилось.

Однако, как выяснилось, неприятности Группы армий «Центр» только начинались. 23 декабря замкнулось кольцо окружения вокруг Москвы, но советское командование, прекрасно осознавая слишком малую мобильность окруженных корпусов, не стало останавливаться на этом, а продолжило развивать наступление на запад, не дав немцам времени закрепиться на планируемом рубеже. К наступлению подключился Северо-Западный фронт, которые нанес два удара по расходящимся направлениям. В нормальной обстановке это было бы рискованно, но когда немецкая армия разваливалась буквально на глазах, это было не просто правильно, но даже необходимо. В результате полетели клочья от немецкой 9-й армии, которая до сих пор сохраняла относительную боеспособность, потому что последнее время не участвовала в активных операциях. В районе города Демянск образовался еще один котел, в который попали 6 немецких дивизий, а южнее совместно с войсками Калининского фронта были уничтожены остатки 3-й танковой армии. После этого можно было с уверенностью сказать, что Восточного фронта как такового больше не существовало. Немецкая армия сохранила некое подобие порядка лишь на двух его участках: в

Прибалтике и Центральной России на северном участке фронта Группы армий «Юг». В результате нервы командующего Группой армий «Север» фельдмаршала фон Лееба не выдержали, и он приказал начать общий отход, так как его южное крыло теперь не имело никакой опоры, а советские армии выходили в тыл группы армий.

Попытка Гёппнера остановить русское наступление также провалилась с треском. Если в районе Ржева и Волоколамска советские войска удалось кое-как остановить, то на юге, пусть совершенно случайно, 49-я и 10-я армии Московского фронта вместо штурма Наро-Фоминска нанесли удар южнее на Медынь и Юхнов, обойдя слишком короткий оборонительный рубеж, и снова оказались в тылу у немцев. Вдобавок в этот момент Рокоссовский предпринял нестандартный ход – выбросил в тылу Гёппнера крупный парашютный десант – 4-й воздушно-десантный корпус. Причем опять же по случайному стечению обстоятельств районом высадки был назначен Гжатск, где находился штаб Группы армий «Центр». Фельдмаршал Клюге успел спастись, но управление войсками было окончательно нарушено. Уничтожение импровизированной группы Гёппнера не затянулось, и советские армии рванулись дальше, хотя к этому времени они тоже полностью исчерпали свой наступательный потенциал. Поэтому примерно к 7 января 1942 года наступление завершилось само собой с выходом Красной Армии на линию Великие Луки – Издеш-ково – Сухиничи – Мценск. Немецкая Группа армий «Центр» перестала существовать.

Ах да, мы забыли об окруженных в Москве 3 немецких корпусах генерала Гейера. Вопрос об отходе из Москвы даже не возникал, хотя фронтовые офицеры понимали, что надежд на спасение практически не осталось. Впрочем, в Берлине смотрели на ситуацию иначе. Гитлер высокопарно заявил, что германский флаг будет вечно развеваться над бывшей еврейско-большевистской столицей, объявил Москву городом-крепостью – Festung Moskau, присвоил Гейеру звание генерал-оберст, но это никак не могло помочь осажденным удержать город. Сначала Сталин потребовал было освободить столицу к Новому году, но первые попытки штурма с востока немцы сумели отразить, хотя при этом израсходовали остатки боеприпасов. Обрадованный Гитлер прислал поздравительную радиограмму:

«Мой генерал-оберст Гейер! Уже теперь весь немецкий народ в глубоком волнении смотрит на этот город. Как всегда в мировой истории, и эта жертва будет не напрасной. Заповедь Клаузевица будет выполнена. Только сейчас германская нация начинает осознавать всю тяжесть этой борьбы и принесет тягчайшие жертвы.

Мысленно всегда с вами и вашими солдатами.

Ваш Адольф Гитлер».

Но на этом помощь осажденным завершилась. Люфтваффе попытались было наладить снабжение гарнизона по воздуху, но плохая погода свела эти попытки почти к нулю. Поэтому оставались нерешенными только два вопроса: как долго продержатся немцы и какие разрушения при этом получит город? Гейер еще мог попытаться уничтожить исторический центр Москвы, во многом обесценив любые успехи русских. Собственно, Гитлер и приказал ему сделать это, в штаб 4-й армии пришла радиограмма с требованием приступить к планомерному подрыву зданий Кремля.

Однако эту проблему Сталин разрешил быстро, жестко и эффективно. На город были сброшены листовки, в которых говорилось, что, если пострадают Кремль и другие важные объекты, пленных брать не будут. Но если город будет сдан в сохранности, всем пленным гарантировался нормальный уход и медицинская помощь. Немцы ни на секунду не усомнились в том, что Сталин выполнит свои обещания, поэтому особого желания сражаться до последнего патрона ни у кого не возникло. И все-таки Гейер отверг предложение советского командования о капитуляции, но в то же время на совещании командиров устно приказал командирам V корпуса генералу Руоффу и VII корпуса генералу Фармбахеру только обозначать сопротивление и при малейшем усилении натиска русских сразу капитулировать. Поэтому, когда 6 января 20-я и 43-я армии начали второй штурм Москвы, он развивался неожиданно успешно. Вместо тяжелых боев имели место лишь вялые перестрелки, и уже 9 января в здании НКВД на Лубянке генерал-оберст Гейер со своим штабом сдался командиру 352-й стрелковой дивизии полковнику Прокофьеву. Битва за Москву завершилась, впереди был неизбежный полный разгром Германии.

Какие же выводы можно сделать на основе всех этих событий? Они лишь подтвердили то, что было известно заранее – материальные ресурсы любой европейской армии недостаточны для военной победы над Россией. Вермахту следовало бы иметь вдвое больше дивизий, танков и самолетов, прежде чем вторгнуться на территорию СССР. Хорошо известна фраза Гитлера: «Если бы я только знал, сколько у них танков, я бы еще подумал, начинать ли войну». Но это уже второй аспект проблемы: абсолютно неадекватная оценка мобилизационных возможностей СССР. И опять-таки винить в этом немцы должны лишь самих себя. Вообще, оценивая в исторической перспективе все попытки вражеского вторжения в Россию, можно с твердой уверенностью сказать, что российские расстояния являются важнейшим стратегическим фактором в таких войнах, и этот фактор не сумел правильно оценить никто из врагов. Любая победа любого агрессора к востоку от линии Днепр – Двина совершенно объективно становилась шагом в пропасть, а занятие Москвы является смертным приговором захватчику, исходя из этого и следует рассматривать исторические альтернативы.

ПЯТЬ МИНУТ ИЗ ЖИЗНИ ЛИНКОРА «ТИРПИЦ»

Лето 1942 года можно назвать черным для антигитлеровской коалиции. Ее войска терпели поражения на всех фронтах. Красная Армия после разгрома под Харьковом покатилась назад и докатилась аж до самого Сталинграда. В Африке корпус генерала Роммеля добрался до Египта. На Тихом океане после осечки при Мидуэе японцы устроили союзникам образцово-показательный разгром у острова Саво. В Атлантике немецкие подводные лодки десятками топили транспорты, идущие в Англию. В общем, все казалось висящим на волоске. Но это именно что казалось, при спокойном и трезвом анализе картина начинала выглядеть несколько иначе. Объяснение было простым: страны Оси откусили такой кусок, который не сумели проглотить. На всех театрах их победоносные войска испытывали серьезнейшие проблемы со снабжением. Это относится к армии Паулюса, это относится к корпусу Роммеля, это относится к японским дивизиям. Кстати, чувствуете по размерам задействованных соединений относительную важность этих театров?

Однако морские конвои с различными грузами шли не только в Англию, существовал еще один маршрут – арктический. По нему моряки союзников доставляли в Мурманск и Архангельск танки и самолеты, порох и взрывчатку, алюминий и легированную сталь, тушенку и яичный порошок. Да-да, в годы войны и последнее являлось важнейшим стратегическим ресурсом. Немцы старались этому помешать, хотя и не слишком активно, Гитлер рассчитывал уничтожить Советский Союз прямым ударом, поэтому поставкам оружия и сырья не придавал особого значения. Но немецкие авиация и флот регулярно наносили удары по конвоям, топили транспорты и военные корабли.

Главную угрозу конвоям представляла сосредоточенная в портах Северной Норвегии корабельная группировка немецкого флота, и ее основная сила – линейные корабли «Тирпиц» и «Шарнхорст», прежде всего, разумеется, «Тирпиц». Это был новейший корабль, вошедший в строй уже после начала войны, крупный и сильно вооруженный. Не следует делать из него ужасное пугало и награждать эпитетом «суперлинкор», как это часто происходит, но противник это был действительно очень опасный. В свое время англичанам стоило огромного труда и потерь потопить однотипный «Бисмарк», поэтому сейчас они не желали рисковать и выделяли каждому конвою такое прикрытие, которое могло бы справиться с немецкой эскадрой.

Кстати, здесь обязательно нужно заметить, что в советской истории устоялся пренебрежительный тон в отношении полярных конвоев. Усилиями адмиралов-пропагандистов они превращены в какую-то арифметическую задачку. «Из пункта А в пункт Б следует... скорость... расстояние... Спрашивается: когда конвой прибудет в пункт Б?» Ну, или в пункт М, то есть Мурманск. Да еще при этом они причитали, что, дескать, союзники слишком редко посылают конвои. На самом же деле для британского флота проводка каждого из полярных конвоев превращалась в крупную стратегическую операцию, в которой участвовало больше кораблей, чем имел в то время весь советский ВМФ, вместе взятый! Наши адмиралы просто ни разу в жизни не проводили операций подобного масштаба, и потому их суждения являются не более чем разглагольствованиями политически ангажированных дилетантов. Мы уже не говорим о протяженности маршрута и погодных условиях Северного Ледовитого океана.

Каждый из конвоев имел соединение непосредственного сопровождения, группу ближнего прикрытия и соединение дальнего прикрытия. Первое формировалось из эсминцев и эскортных кораблей (фрегатов, корветов, траулеров). Второе – это крейсерская эскадра. Ну а третье – главные силы британского Флота Метрополии, обычно два линкора, авианосец, крейсера и эсминцы сопровождения.

Возьмем, к примеру, конвой PQ-17, вышедший из Исландии в Советский Союз в июне 1942 года. Он состоял из 35 транспортов, которые сопровождали 6 эсминцев, 3 корвета, 3 тральщика, 4 военных траулера, 2 подводные лодки. Ближнее прикрытие: 4 тяжелых крейсера и 3 эсминца под командованием адмирала Гамилтьтона. Дальнее прикрытие: 2 линкора, авианосец, тяжелый крейсер, легкий крейсер, 14 эсминцев, им командовал адмирал Тови, командующий Флотом Метрополии. Отдельные соединения прикрывали конвой на начальном этапе похода, должны были встретить на подходе к советским портам, группа снабжения обеспечивала дозаправку кораблей эскорта в пути. С целью дезориентации немцев в море вышел ложный конвой, англичане провели специальную операцию ES. Повторю, в сумме это чуть больше, чем весь состав советского ВМФ на тот день.

Рассказывать о печальной судьбе этого конвоя мы не будем, она прекрасно известна. Напомним лишь, что немецкая эскадра во главе с «Тирпицем» вышла в море на перехват PQ-17. Она состояла из линкора «Тирпиц» под флагом адмирала Шнивинда, карманного линкора «Адмирал Шеер» под флагом адмирала Кумметца, тяжелого крейсера «Адмирал Хиппер»,

5 эсминцев и 2 миноносцев, то есть значительно уступала силам прикрытия. После этого в результате ошибок, допущенных британскими командирами разных уровней, конвой был расформирован, и транспортам пришлось самостоятельно добираться до советских портов. Немецкие подводные лодки и самолеты потопили 22 судна.

Кстати, когда адмирал Тови узнал, что PQ-17, как и предыдущий конвой, будет состоять из 35 судов, он предложил Первому Морскому Лорду разделить конвой на 2 части. При этом Тови подчеркнул, что по-прежнему считает большие конвои нежелательными. Во время телефонного разговора с Паундом по этому вопросу Тови впервые узнал, что Паунд предполагает распустить конвой, если тот в Баренцевом море будет атакован германской эскадрой, в составе которой окажется «Тирпиц». То есть роковое решение было подготовлено вообще еще до отправки конвоя.

Ключевым для советской историографии является рассказ о событиях 5 июля. Советская подводная лодка К-21 капитана 3 ранга Н. Лунина обнаружила конвой и атаковала его. Лодка выпустила 4 торпеды в «Тирпиц», после чего спешно погрузилась. Советские моряки слышали два взрыва, но никто не видел результатов атаки. Позднее Лунин радировал на базу

о встрече с противником и об атаке. При этом он не утверждал прямо, что попал в фашистский линкор, а лишь высказал предположение. Дело довершили штабисты, которые не только повредили сам «Тирпиц», но и потопили эсминец, который, дескать, принял на себя одну из торпед.

И вот после этого уже более полувека кипят споры относительно того, попал Лунин в «Тирпиц» или не попал? Для советских пропагандистов (а они никуда не исчезли) даже сам факт сомнений уже является преступлением, подлежащим наказанию «по законам военного времени», хотя никаких аргументов в свою пользу, кроме «я так считаю», они привести не в состоянии. И опять-таки мы не будем вдаваться в подробности спора. Мы ограничимся коротким отрезком времени: 17.36-18.01.

Вкратце события выглядели так: К-21 идет прямо навстречу «Тирпицу». В 17.45 лодка поворачивает, чтобы видеть бортовую проекцию линкора. В 17.50 немецкая эскадра выполняет поворот, и К-21 снова оказывается на встречном курсе с «Тирпицем», при этом она проскакивает сквозь завесу охранения. В 17.54 лодка поворачивает от нового курса линкора, чтобы снова

получить возможность стрелять в борт. Но в результате стрелять можно только из 4 кормовых торпедных аппаратов, тогда как в носу лодок типа «К» стоят 6 аппаратов. В 18.01 лодка дает залп, и далее, как говорилось выше.

А вот сейчас давайте рассмотрим альтернативный вариант действий К-21 с учетом имевшего место прецедента.

25 ноября 1941 года немецкая подводная лодка U-331 лейтенанта фон Тизенгаузена встретила на Средиземном море эскадру британских линкоров. Лодка прорвала завесу охранения и с дистанции 4 кабельтова выпустила 4 торпеды из носовых аппаратов в линкор «Барэм». 3 торпеды попали в цель, довольно быстро линкор перевернулся и затонул, погибло более 850 британских моряков. При этом заметим, что Тизенгаузен все время шел навстречу британским линкорам.

Итак, предположим, что в 17.54 Лунин не отворачивает в сторону, а следует прежним курсом или вообще стопорит машины. За 7 минут, прошедших до торпедного залпа, расстояние между лодкой и линкором увеличилось на 4 кабельтова (с учетом скорости К-21 в 3,5 узла), что внесло свой вклад в сомнительный результат атаки. Вот мы и предположим, что в 18.01 К-21 стреляет по «Тирпицу» с дистанции 10 кабельтовых из 6 носовых торпедных аппаратов. В этом случае шансы на попадание сразу увеличиваются в несколько раз, и лодка попадает в «Тирпиц», причем сразу несколькими торпедами...

Что произойдет дальше?

Произойдет и много и мало. Прежде всего, даже попадание всех 6 торпед не отправит на дно новейший линкор такого водоизмещение, как «Тирпиц», но повреждения могут оказаться довольно серьезными в зависимости от точного количества попаданий и их места. Напомним, что «Бисмарк» погубила одна-единственная торпеда, попавшая в самое уязвимое место огромного корабля – прямо в рули. Линкор потерял управление и был добит подоспевшими британскими кораблями.

Предположим, что «Тирпиц» получил 4 торпедных попадания. Учтем еще такой нюанс: торпеды в носовых аппаратах имели установку глубины, рассчитанную на попадание под броневой пояс. Торпеды из кормовых аппаратов если и попали куда-то, то лишь в толстую крупповскую броню, и никакого вреда кораблю причинить не могли в принципе. Первая торпеда попала в носовую часть в районе XXI отсека и разворотила топливные цистерна, нефть хлынула в море. Второе попадание пришлось под боевую рубку в XV отсек, третье – в VIII отсек в районе машинного отделения, четвертое и последнее – в III отсек чуть позади башни «Дора». В общем, залп получился достаточно удачным, попадания распределились по всей длине корабля (в одну точку торпеды не попадают), причинив обширные повреждения. Вопрос заключался в том, сумеет ли подводная защита выдержать такое испытание.

Она и не выдержала, тем более, что торпеды ударили под броневой пояс. Роковыми оказались два последних попадания. Третье попадание причинило тяжелые повреждения, так как сказались конструктивные просчеты инженеров. Был затоплен бортовой отсек электрогенераторов, но, благодаря резервным установкам, это не сказалось. Хуже было другое. Треснуло крепление противоторпедной переборки к броневой палубе, и началось поступление воды в центральное машинное отделение, справиться с которым механикам не удалось. Максимум, что им удалось, – это замедлить затопление отсека. Вдобавок от мощного удара с места сдвинулась турбина, и линкор потерял треть мощности машин.

Если бы только это! На самом деле самым страшным оказалось четвертое, последнее попадание. Четвертая торпеда попала, судя по всему, в кронштейн левого гребного вала и уничтожила его. Вал был погнут, в результате начались сильнейшие биения, которые быстро разворотили сальник дейдвуда. В результате, прежде чем была остановлена левая турбина, были затоплены еще несколько отсеков. Линкор получил значительный крен на левый борт и временно лишился хода.

Немецкие эсминцы сразу начали охоту за подводной лодкой. Однако, хотя в море было выкинуто более сотни глубинных бомб, успеха немцы не добились. К-21 ушла от преследования без особого труда. Причина была простой и парадоксальной: низкая квалификация команд эсминцев! Как ни странно, за всю войну германские эсминцы не добились особых успехов в борьбе с подводными лодками союзников. Гораздо более опасными показали себя малые корабли – тральщики, охотники за подлодками, катера. Вообще сложно даже вспомнить, какие именно лодки сумели потопить немецкие эсминцы. Разве что на Средиземном море британская лодка «Сплендид» попалась «Гермесу»? Так и он был бывшим греческим кораблем, а не немецким.

Ну и понятно, что после этого ни о какой операции «Россельшпрунг» не могло быть и речи, конвой был избавлен от страшной опасности, однако это не повлияло на мнение адмирала Паунда. Первый Морской Лорд отдал приказ о расформировании конвоя, транспорты должны были далее следовать самостоятельно, что сделало их беспомощными жертвами немецких подводных лодок и самолетов. Причем этот приказ был отдан еще до того, как стало известно о выходе в море немецкой эскадры.

Теперь перед немцами встала гораздо более сложная задача: как спасти «Тирпиц», ведь его требовалось как-то довести до базы, что в данных обстоятельствах было совсем непросто, ведь недалеко находился британский флот. Узнают англичане о плачевном состоянии линкора или нет? А если узнают, что предпримут?