Текст книги "Элементы 9. Постмодерн"
Автор книги: Александр Дугин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Кинопентаграмма графа Хортицы
Георгий Осипов
Фабрика звезд – кузница кадров
Киносеанс для элиты организаторов и исполнителей
«Приятно глянуть на полки»
AZIZIAN
Не обольщайтесь относительно «посвящения». За каждым градусом вас ожидает очередная абракадабра и сомнительная метаморфоза из жертвы в шарлатана и вымогателя.
Странные фильмы – вот испытанное средство гностической инициации. Их гораздо больше, чем вы думаете. О них помалкивают в меру возможностей те, чьи щупальца контролируют краны промывки ваших мозгов. На их обильных достоинствах паразитируют современные ничтожества, верные своему обычаю осквернять и разворовывать то, до чего они так и не доросли. Учитесь дискриминации – умению разбираться. Странные фильмы – они порождают беспокойство, инсинуируют тревожные помыслы.
Рассмотрим при помощи луча разума некоторые из них. Свинье неба вовек не видать, но что может помешать вам посмотреть скажем:
«White Zombie»
реж. Виктор Гальперин, 1934, Голливуд
Я ловлю себя на том, что стал избегать оскорбительных сравнений животных с людьми. Двуногие гаже. Дисциплинированная крыса, гордая змея, тихая улитка брезгливо соблюдают дистанцию от людей, вызывая уважение абсолютной верностью своему природному аристократизму. Суверены лесов, полей и рек игнорируют систему с достойным подражания равнодушием.
Чтобы сохранить жизнь природе, нужно только ликвидировать несколько тысяч ее врагов. А остальных превратить в зомби. Покуда не вырастет поколение бамбуковых медведей, древесных лягушек и розовых фламинго, рост поголовья двуногих скотов определенно может подождать.
Выходцы из России братья Виктор и Эдуард Гальперины не сделали карьеры в Голливуде. Им удалось поставить лишь несколько картин, в том числе и «White Zombie» – один из наиболее энигматичных кошмаров в жанре «беспокойного присутствия».
В снятом всего за две недели фильме царит атмосфера сна под гипнозом. На протяжении часа вы попадаете во власть оптического суккубуса, присосками своих нежных тентаклей вцеловывающего сладостно-болезненные образы в ваши органы зрения.
Череда тревожных символов возникает в безукоризненном ритме, порождая почти эротическое состояние прикованности. Так называемый "wanton symbolisation", "праздный символизм вообще" является, на мой взгляд, одним из самых интересных приемов в кинематографе такого рода. От «Вампира» Дрейера до работ Куртиса Харрингтона и обманчиво наивных, словно средневековые аллегории, историй из вампирского цикла Жана Роллена.
Оккультный диктатор Мердер Лежандр появляется во главе свиты живых мертвецов, среди них – немецкий генерал с железным крестом (wanton symbolisation) и протезом, французский министр, восточный мудрец, палач, который должен был казнить Лежандра, но не успел…
"Они тотчас разорвали бы меня на куски, но этого, месье, никогда не произойдет", – признается повелитель зомби легкомысленному помещику.«…Разорвали бы на куски, если бы к ним вернулось сознание», – это мне знакомо.
Бэла Лугоши сыграл в этом фильме одну из своих лучших ролей. Бородка и френч придают ему сходство со Львом Троцким и психоделическим поэтом дарксайда Валерием Брюсовым! Он проповедует социал-дарвинизм (я неспроста начал разговор издалека), содержит целую фабрику безмолвных зомби и, сверкая глазами и бровями, произносит неподражаемым голосом сентенции, которые хочется заучивать и повторять.
Дрожащие от страха буржуазные софти, как правило, задают вопросы, а Бэла поясняет. Например: кто эти люди?
– For you, my friend, they are the angels of death.
Сверкающие глаза оккультного диктатора.
«Я хорош! Люди напрасно говорят, что я дурен. Я буду тебе славным мужем. Посмотри, как я поглядываю очами!» Тут навел он на меня огненные очи, я вскрикнула и пробудилась." Мистический след Николая Гоголя среди бутафорских холмов Вуду Вест-Индии очевиден. «Страшная месть» современному миру – триумф Воли обособленного гения. Братья Гальперины блистательно пополнили галерею портретов экстраординарных личностей, пригласив Бэлу в «White Zombie» в 1932 году. А год спустя очень далеко от плантаций Вест-Индии самая просвещенная нация Европы доверила свою судьбу оккультному диктатору с железным крестом на груди фронтовика и необыкновенным взглядом.
У брюнета Бэлы Лугоши, вспоминает актрисаКэрол Борланд, глаза были тоже восхитительно ясные и голубые, но мало кто об этом знал, ведь фильмы, в которых он играл, были черно-белые.
Музыка в "White Zombie" великолепная. Композитор не указан. Одна мелодия настолько хороша, что я осмелился рекомендовать ее д-ру Ла Вею в его новый альбом…
For the future, monsieur!
Witchfinder Genera
реж. Майкл Ривз, 1968, Великобритания
Из показаний Ричарда Спека: «It hit me before the needle was out – Zoom! And my teeth started gnash and grind».
Его обвиняли в беспричинном убийстве восьми медсестер, и в деле фигурирует крайне загадочная инъекция, сделанная Спеку неизвестным накануне его подвига, инъекция препарата, мгновенное действие которого чистоплотный киллер так наглядно описал своему тюремному психиатру в словах, приведенных выше.
Картина Witchfinder General – "Великий инквизитор" или "Генеральный ведьмолов" английского режиссера Майкла Ривза тоже своего рода «бэд трип». Словно вам, просверлив дырку в черепе, прыснули на мозг кислоты. Ривзу удалось растворить буквально нависающую усеянной шипами изнанкой орудия пытки атмосферу тревоги, опасности и боли, предвестницы разрушения, надо всеми 77 минутами – этого овладевающего вами против воли видения. Подлинный Doom. Последний замысел одаренного англичанина Майкла Ривза, чья многообещающая карьера оборвалась в 1968 году, когда ему едва исполнилось 25. Учитесь.
– Ты же любишь причинять боль?
– А вы, сэр?
Пытка в Английском королевстве при Карле Первом была запрещена. Но двое всадников, возникающие на экране, подобно безобидным мушкетерам, сумели отыскать в смутное для Английского королевства время нишу для своих садистских наклонностей, похоти и корысти. Сэр Мэтью Хопкинс, его играет несравненный Винсент Прайс – «Бэла Лугоши 60-х», со своим подручным садистом-истязателем Стерном сколотили благодаря «охоте на ведьм» колоссальный для тех времен капитал – тысячу фунтов.
Лестница с привязанной к ней девушкой, уличенной в колдовстве, медленно опускается в бушующее пламя.
– Adequate, very adequate («соответственно, весьма соответственно»), – характерным голосом Великий Инквизитор поощряет трактирного слугу, взбивающего постель.
Мэтью Хопкинс – личность отвратительная, но реально существовавшая. Мы живем в эпоху, когда самые отвратительные персонажи абсолютно реальны.
В конце фильма юный офицер из армии Кромвеля, мстя за возлюбленную (и за всех замученных «слуг Сатаны»), буквально вышибает дух из «Великого Инквизитора». В действительности Хопкинс мирно умер в своей постели.
Фильм Майкла Ривза эстетически близок своим кровавым романтизмом таким некогда культовым в нашей стране картинам, как "Ромео и Джульетта" Ф. Дзефирелли, «Опасное сходство» Ж.Кокто, советско-скандинавской «Красной мантии» (где можно было увидеть обнаженного Олега Видова) и «Последней (но далеко не последней) реликвии» с ее антикатолическим буйством, арийской dumb-blonde Эвэ Киви и дивными песнями бессмертного Георга Отса.
Тему "христианского садизма" эксплуатировали в дальнейшем, вдохновленные шедевром Ривза, неутомимый Джесс Франко («Кровавый судья») и немец под псевдонимом Армстронг в картине «Дьявольская отметина», где едва ли не впервые появился Удо Кир («История О», «Дракула» Энди Уорхола).
Все, кто любит Doom, Gotic, Bathory и Burzum, должны увидеть "Witchfinder General". Увидеть то, чего видеть не хотелось бы.
Nada
реж. Клод Шаброль, 1974, Франция
«Система не приветствует терроризм, но предпочитает его, как меньшее из двух зол, революции.» «Левый террор и террор государства – челюсти одного капкана», – с горечью произносит террорист Бонавентура Диас в конце одной из лучших картин Клода Шаброля «NADA», и все-таки, потеряв в перестрелке с цепными псами системы всех своих товарищей и на пороге собственной гибели, он заверяет нас из далекого 74-о года – «Добрая гражданская война лучше паршивого мира.»
«Знаете, почему вы проиграли? Потому что были всем отвратительны, абсолютно всем», – примерно так звучит аргумент в адрес «злых» и неугомонных «нацистов», не желающих делать выводы из военных успехов услужливых големов и, что самое ужасное, не способных признать величия кабаре-дуэтов, пришедших в издыхающий мир по дороге, открытой для них ценою таких жертв чуть более полувека назад.
Быть "отвратительным абсолютно всем" в наше время – удел исключительных, сверхъестественных личностей, которые не могут не быть достойным примером для тех, кто избрал девизом слова Vive La Mort в битве за честь… и жизнь.
Nada – «ничто» по-испански, так называют свою организацию герои одноименного романа Ж.-П. Машета, этот роман, в некотором роде, европейский вариант «Дневников Тернера» североамериканских национал-революционеров. Nada тревожит душу, не коверкая ее. Поэзия для «проклятьем заклейменных» высочайшего уровня, как «Дневник неудачника» Э.Лимонова, песни Чарльза Мэнсона, как монологи Филиппа Марлоу в книгах Чендлера.
…Последний сюжет Дрие ля Рошеля, пустившего себе пулю в лоб в 45-м. Кажется, с этой точки начинается эта кровавая и малопоучительная для приспособленцев история о похищении из публичного дома в Париже посла отвратительных Соединенных Штатов. А еще была итальянская девочка со щемящим голосом по имени Nada.
Безвольные представители поколения, бесславно предавшего свою революцию, возможно, узнают в одном из героев NADA парня в красной «приталенной» рубашке с преступным подбородком Калигулы – это Лу Кастэль, убийца-авантюрист из «Золотой пули» Д. Дамиани, но возникающий в сцене уличных беспорядков (хроника) на мгновение знак они наверняка отнесли бы к разряду wanton symbolisation, однако для наиболее продвинутых их детей он многозначителен и общепонятен – это КЕЛЬТСКИЙ КРЕСТ.
"Мясник" (1969), вкрадчиво-ревизионистские "Глаза Виши"(уникальный шанс увидеть войну глазами прогерманской пропаганды), безукоризненный конспирологический триллер "Доктор М" (1989) определенно рекомендуют Клода Шаброля как талантливого и честного мастера "третьего пути" в кинематографе.
Это опасный комплимент, но место французского режиссера в ряду таких бескомпромиссных европейцев, как Дэвид Ирвинг, Робер Фориссон, Рожэ Гароди.
Мертвые не предают. Они, как змеи, ящерицы и волки, которые меняют кожу и шерсть, но сохраняют свой узор, свой облик, презирая фасоны мондиалистской моды. Мертвые не предают, они потому и мертвы, что сохранили верность. Не предаем ли мы мертвых героев? Nada – это сон перед последней битвой. Не проспите СИГНАЛ АТАКИ.
В роли Бенавентуры Диаса – европейский секс-символ начала 70-х Фабио Тести, хвала Всевышнему, ничем не похожий на теперешних голливудских питуриков. И вообще, безупречный аутентизм мужских типов в эпоху повальной содомизации нового поколения делает NADA лентой besondere wertvoll, как говорили в Германии, «особенно ценной в воспитательном отношении».
Freaks
реж. Тод Браунинг, 1932, Голливуд
Эта картина поставила крест на карьере Тода Браунинга, рискнувшего приступить к съемке «Уродов» после неожиданного успеха «Дракулы» в 1931 году. Браунинг, проведший детство в странствующем цирке, где он принимал участие в номерах с названиями вроде «Ящер и Ворона» или «Живой труп-гипнотизер», придирчиво отбирал для фильма элиту, «сливки» гротескных аномалий из карнавально-цирковой среды. Услуги искусственно обезображенных инвалидов отвергались, только натуральные монстры вошли в финальный каст одного из самых скандальных и беспокойных фильмов в истории кино. Запрет, наложенный на «Уродов» «свободным миром», был снят только через 30 лет – в год смерти создателя.
Режиссер щедро потчевал журналистов тревожными историями о герметических колониях уродцев, о неописуемых ритуалах, совершаемых там. Сходные сведения обильно инсинуировал в своих новеллах, параллельно Браунингу, энигматичный джентльмен, сторонник нордизма и поклонник набиравшего силу Гитлера – Г.Ф.Лавкрафт, видевший в фашизме стремление к совершенству.
В 20-е годы автором сценариев к целому ряду фильмов с участием любимого актера Браунинга немого периода, мрачнейшего Лона Чейни-старшего, чья подноготная сама могла бы служить сюжетом для психотронной драмы, – его воспитывали глухонемые родители, первая из его жен спилась и сожгла себе кислотою горло, он бросил ее ради танцовщицы, которая, в свою очередь, была замужем за безногим калекой, и т. д., – был никто иной как Вильям Даддли Пелли. Основатель консервативно-революционного движения «Серебряные рубашки», если не ошибаюсь, карикатурно описанного каким-то Воннегутом. Всего перу В.Д. Пелли, дружившего с Р. Валентино, У. Диснеем и др., принадлежит 21 сценарий, в том числе и «Light in the Dark» о волшебном сосуде, способном совершать превращения.
«Она была прекрасной женщиной когда-то», – выкрикивает балаганный зазывала в начале фильма, – «когда-то она была известна как Воздушный Павлин». Он имеет в виду белокурую красавицу-наездницу Клеопатру (ее играет русская актриса Ольга Бакланова, и она гипнотически сексуальна). Но как она выглядит на дне специального садка, вы узнаете только в конце фильма. Что с нею проделали те, кто:
«Они не просились в этот мир. Их кодекс для них закон. Обидев одного из них, вы обижаете всех.»
Уроды? Обделенные природой, несмотря на невольное сходство со многими теперешними деятелями науки, культуры и политики (в особенности это касается обаятельных пинхэдов – "булавочных головок", их в картине целых пятеро – близнецы Сноу, Зип энд Пип и конечно, неотразимая Шлицци), эти создания выглядят куда оригинальней, обособленней и достойней, чем «нормальные» обыватели. Безногий от рождения акробат Джонни Экк, например, – человек-паук. А вы смогли бы, родившись таким, как он, выжить, сохранив достоинство? Или сохранить, как я, верность своим вкусам и воззрениям, несмотря на их очевидное «уродство»?
Богатый лилипут Ганс, коллега Клеопатры по цирковой труппе (в пьесе «Шпоры», по которой написан сценарий, он тоже скачет по манежу, только стоя на спине… собаки), влюбляется в хищную блондинку-наездницу, та, в сговоре с любовником гимнастом Геркулесом, выходит за Ганса замуж и медленно отравляет малютку… Но уроды видят каждый шаг вероломной Клеопатры.
Кульминация безобразия в картине – свадебный ужин, на который уродцы предпринимают злополучную попытку «инициации» Клеопатры в свою среду. Вот уже пущена по кругу чаша с шампанским, из нее поочередно отпивает каждый юродивый, вот уже громче и настойчивей полный двусмысленного ликования ритуальный напев безногих, ползучих, безмозглых (сам Тод Браунинг называл его "Secret gibberish of the show-freaks"), вот уже наступил черед Клеопатры быть посвященной в ряды деформированных. Но, с бокалом у самых губ, до женщины доходит весь ужас ситуации, и она с омерзением выплескивает оскверненное вино в гримасничающие рожи с воплем: «Уроды! Уроды! Грязные, гнусные, вонючие УРОДЫ!»
Вот как звучит свадебная песня:
Gooba-gabba, gooba-gabba, gooba-gabba, one of us;
gooba-gabba, gooba-gabba, gooba-gabba, one of us;
gooba-gabba, we accept her, we accept her, one of us;
gooba-gabba, we accept her, we accept her, one of us!"
Добро пожаловать в мировое сообщество.
Что хотел сказать Браунинг? И на что намекал Лавкрафт? И кто ближе нам сегодня – белокурая Клеопатра, насильственно превращенная в "one of us", или неумолимые мстители-уроды с лезвиями, сверкающими в зигзагах молний, с их тайным кодексом, придуманным тоже явно не трехсторонней комиссией.
Чем-то жуткий случай с Клеопатрой напоминает операцию, проделанную над несчастной Шэрон Тэйт ночью 8-го августа 69 года в Голливуде. Следует без страха приблизиться к тем и другим, заглянуть в садок с ультимативным чудовищем. Ведь мы – уроды современного мира, где булавочные головки, хвостецы и гермафродиты нового мирового порядка боятся именно нас, мы – единственное, что им отвратительно!
Они – с потрохами протезированные ничтожества, не устоят перед теми, кто может ходить на руках с бритвою в зубах, когда рухнет мондиалистская «крыша». Не устоят перед расой господ – прирожденными монстрами.
И почему упомянул "The Freaks" в числе своих любимых картин невероятный Кеннет Энгер? Я знаю почему. Странные фильмы.
Библиотека
SINE QUA NON
Творения преподобного Максима Исповедника
кн.1–2, М., «Мартис», 1993–1994
Первый выпуск из серии «Святоотеческое наследие» православного Свято-Тихоновского богословского Института.
Издание писаний преподобного Максима Исповедника важнейшая веха в возвращении наследия той части Православной Традиции, которую принято называть "мистическим богословием". В геноновской терминологии это вполне можно было бы определить как "православный эзотеризм". Речь идет о наиболее возвышенных и созерцательных, посвятительных аспектах Православия, где все религиозные элементы возводятся к метафизической реальности. Все тексты преподобного Максима Исповедника являются крайне важными и значительными, но такие произведения как «Мистагогия» и "Толкование на молитву Господню" вполне можно назвать "манифестом внутреннего христианства". Следуя за апостолом Павлом и нормами православного эзотеризма преподобный Максим строго отделяет внутреннее от внешнего. Следующий пассаж из «Мистагогии» является ценнейшим свидетельством в пользу православной мистики вопреки сторонникам морализаторского и буквалистского подхода.
«Ибо, действительно, как человек смертен по своей видимой части, а по невидимой бессмертен, так и Священное Писание обладает, с одной стороны, преходящей явленностью буквы, а с другой – содержит сокрытый в ней дух, бытие которого непреходяще и который составляет истинный предмет созерцания. И как человек, обуздывая с помощью любомудрия страстные желания и порывы, умерщвляет свою плоть, так и Священное Писание, понимаемое духовно, совершает обрезание своей буквы. Божественный Апостол говорит: Если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется (2 Кор.4:16). То же следует думать и говорить относительно Священного Писания, в духовном смысле постигаемого как человек. Чем больше отступает буква Его, тем более преобладает дух; и по мере исчезновения теней преходящего служения [Богу] все ярче сияет истина веры, всесветлая и лишенная всякой тени.»
Следует обратить внимание на безупречное качество переводов и изумительные комментарии А.И.Сидорова, а также на его предисловие. Кажется, что в лице Сидорова мы имеем столь глубокого знатока православной традиции, столь компетентного исследователя духовного наследия Церкви, что можно говорить о нем, как о «русском Корбене». Именно А.И.Сидоров является и главным редактором всей серии «Святоотеческого наследия», и осознав масштаб и значительность этой фигуры, мы не удивимся, что обнаружим в плане издательства – действующего по благословению патриарха Московского и Всея Руси Алексия II – имена таких замечательных представителей мистического богословия как Евагрий Понтийский, Симеон Новый Богослов, Иоанн Дамаскин и т. д.
Эта линия точно совпадает с осью духовного и интеллектуального возрождения России, ее Традиции. Надо внимательно следить, за всем, что в том направлении делается и досконально, прилежно изучать.
(Керн) Архимандрит Киприан
«Антропология св. Григория Паламы»
М., «Паломник», 1996
Одно из самых документированных исследований о духовном учении великого православного исихаста. Архимандрит Киприан описывает не только идеи самого Паламы, но и духовный и богословский контекст, без которого непонятно все значение этого величайшего богослова Восточной Церкви. Первая часть работы архимандрита дает представление об общей логике становления православной догматики, причем особо важно здесь прослеживание традиции «мистического богословия», венцом и совершенной формулой которого стало учения св. Григория Паламы. Архимандрит Киприан убедительно показывает, что исихастское движение Афона было не новшеством и не одной из разновидностей духовной православной практики, но сутью и осью всей христианской Традиции, ее мистическим зерном. Исихия коренится одновременно и в личном аскетическом преображающем, обожающем опыте подвижников, и в магистральной линии византийского ортодоксального богословия. Св. Григорий Палама настаивал всей своей жизнью и всем своим духовным путем на органическом единстве этих двух полюсов Традиции – на единстве личного опыта и религиозной догматики.
Сочинение Архимандрита Киприана предваряется прекрасным исчерпывающим вводным комментарием А.И.Сидорова, который дает полную картину проблемы исихазма среди современных исследователей Православия. Сидоров, как и В.Н.Лосский и сам архимандрит Керн, настаивает на центральности паламитской линии для православного богословия, а следовательно, является "православным традиционалистом" в самом прямом и возвышенном смысле этого понятия.
С. Л. Епифанович
«Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие»
М., «Мартис», 1996
Книга издана как приложение к серии А.И.Сидорова «Святоотеческое наследие».
Автор книги – русский ученый и светский богослов Епифанович (1886–1918) одним из первых обратился к наследию преподобного Максима Исповедника, к его "мистическому богословию". В рамках синодальной казенной Церкви петербургского периода интерес к мистической стороне Православия был ничтожен, и духовный ренессанс зрел, скорее, среди светской интеллигенции, которая в свою очередь мало внимания уделяла ортодоксальности источников, и часто смешивала гротескный оккультизм или экстравагантные учения Востока с интересом к мистической стороне собственной православной Традиции. Епифанович в этом смысле был редким исключением. С одной стороны, его исследование остается внутри строгих рамок церковной догматической ортодоксии, а с другой, обращается к наиболее внутренним, метафизическим, мистическим аспектам христианства. И выбор центральной фигуры для своих исследований – преподобного Максима Исповедника, крупнейшего богослова и мистика – в данном случае закономерен.
Мартин Бубер
«Хасидские предания»
М., «Республика», 1997
Уникальное издание собранных и систематизированных Бубером устных хасидских легенд и преданий. Внушительный памятник иудейскому эзотеризму. Многие истории явно напоминают классические пассажи дзэн-буддизма или суфийских братств. Это отмечает сам Бубер. Странно, что из виду в данном случае упущена еще одна весьма сходная традиция – традиция православного эзотеризма и, в частности, «юродства». Если связь хасидской мистики с дзэном и тарикатами ислама (особенно тарикой «маламатья») может быть только типологической, с православным эзотеризмом у хасидов могли быть самые прямые пересечения. Во-первых, хронологически всплеск учения цадиков совпадает с возрождением на Руси исихазма, восстановлением традиции старчества и переводом «добротолюбия». Во-вторых, географически хасидизм возник на западных окраинах Российской Империи, где от гонений часто скрывались представители разных старообрядческих толков и «духовные христиане» (среди прочих – скопцы, хлысты и т. д.), а в этих течениях православный эзотеризм сохранился с более древних эпох. Кроме того, не малое влияние оказал и сам климат русской национальной стихии, пропитанной «духовным христианством» и его парадоксальной этикой.
Рассказы о хасидах дают пример уникального сочетания простонародной веры с высшими инициатическими реальностями, что и является признаком аутентичного и органичного духовного движения. На примере легенд и историй легко понять, насколько сама структура современного мира далека от хасидских идеалов, насколько несовместима эта сторона иудейской традиции с либерализмом рыночного общества. Книга является убедительным аргументом в пользу концепции фундаментальной двойственности еврейства в целом. Одна линия – типологически и исторически связанная с хасидизмом – радикально противоположна современности, традиционна, духовна и метафизически ориентирована. Другая – ее прообраз мы видим в изначальных врагах хасидов, «митнагедах», евреях-"раввинистах" или «рационалистах» – напротив, явно тяготеет (пусть прагматически) к моделям прогрессистского, технократического, рыночного бытия. Этот внутриеврейский дуализм – часто упускаемый из виду – является важнейшим элементом для непротиворечивого объяснения многих масштабных процессов современности. Напомним, что Бубер был близок к Фридриху Хильшеру и другим духовным авторитетам «Аненэрбе», благодаря участию которых ему удалось избежать преследований при режиме Гитлера.
Предисловие П.С.Гуревича и М.Л.Хорькова, как всегда в случае бывших "советских философов", отличается крайней бессмысленностью и тавтологическим повторением того, что говорит спустя несколько страниц сам Бубер. Это неизлечимо.
Георгий Вернадский
«Русская История», «Монголы и Русь», «Россия в средние века», «Киевская Русь», «Московское царство», «Россия на пороге Нового Времени», «Древняя Русь»
М., «Аграф», 1996–1997
7 томов выдающегося русского историка, одного из ярчайших представителей евразийского движения Георгия Вернадского являются важнейшим доктринальным основанием для формирование последовательного и непротиворечивого национального мировоззрения России. Все книги следовало бы рекомендовать в качестве учебных пособий, так как в доходчивости, ясности, аргументированности, объективности и простоте изложения русской истории у Вернадского нет равных. Евразийская идеология автора позволяет ему логично и непротиворечиво осветить самые сложные и парадоксальные повороты русского пути, истолковать важнейшие события в духе органичного понимания России и ее исторической миссии. Особенно важна систематизация исторических периодов, функций и типов русских государств, социальный анализ сословий и классов Руси с древнейших времен до настоящей эпохи. У Вернадского помимо богатейшей исторической информации важнее всего именно метод исследования и классификации, который представляет собой важнейший концептуальный аппарат для развития последовательного евразийского мировоззрения. Труд Вернадского сочетает в себе новейшие исторические и социологические методики и верность древнему духу нации. Идеальное сочетание. Большинство текстов переведено (вполне сносно) с английского на русский впервые, так как Георгий Вернадский (сын знаменитого академика Вернадского) большую часть жизнь провел в Америке, будучи эмигрантом.
Савицкий П. Н.
«Континент Евразия»
М., «Аграф», 1997
Сборник теоретических текстов основоположника евразийской доктрины, идеолога, мыслителя, геополитика. Необходимые мировоззренческие документы, излагающие позицию евразийцев по всем основным идеологическим вопросам – от конкретной политики до масштабных исторических парадигм. Книга суммирует большинство программных документов евразийского движения, принадлежащих перу Савицкого. Особенно интересен раздел, посвященный чисто геополитическим теориям евразийства. Комментарии и послесловие («Евразийский триумф»)Александра Дугина.
Рене Генон
«Символы священной науки»
М., «Беловодье», 1997
Очередное издание плохого перевода книги величайшего традиционалиста упорным неоспиритуалистским издательством. Когда в руках оказывается подобное издание, задаешься вопросом, может быть, мы совершили ошибку, вообще ступив на путь ознакомления русскоязычной публикой с трудами этого уникального автора? Генон предельно точен в своих оценках, бескомпромиссен в своем жизненном пути, последователен и логичен в формулировке своих взглядов. Казалось, вполне естественно, что его наследием станут заниматься люди схожей ориентации, близкие по типологии и темпераменту. Быть может, излишне сухие, но скрупулезные, выверяющие каждый термин, корректно взвешивающие каждое замечание. Так оно и происходит во всем мире, и на то же самое мы рассчитывали в случае России. Но благодаря странной особенности небольшая и ничем не выделяющаяся группка слаборазвитых рерихианцев посчитала себя вправе вторгнуться в очень тонкий процесс перевода Генона в русский интеллектуальный контекст (а это перевод с необходимостью должен учитывать массу обстоятельств, культурных и языковых особенностей, временных и идеологических нюансов и т. д.), и начать ляпать одну за другой невыверенные, некомпетентные издания. Как всегда, в предисловии Ключникова много ошибок. – «Генон не остановился перед разрывом со своим одаренным (всего лишь „одаренным“! – „Элементы“) последователем Юлиусом Эволой по причине углубления его сотрудничества с движением итальянского фашизма». – Это полная чушь. Генон прекрасно знал, что большинство переводов его текстов в Италии выходят в издании «Regime fascista», а переводчиком выступает – с санкции Генона – Юлиус Эвола. Генон не порывал отношений с Эволой ни до, ни после 1945 года, о чем свидетельствует их переписка, фрагменты которой недавно опубликованы в Италии и Франции. Далее, книга Повельса и Бержье «Утро магов» названа почему-то книгой «Павеля и Бержье „Утро магии“». Удивительно нелепо следующее высказывание – «… Генон подводит к мысли: Запад остро нуждается в новом синтезе интеллектуального и эмоционального планов бытия». – Трудно представить себе фразу, которая больше противоречила бы острию геноновской линии – «эмоциональный план» он считал вообще не заслуживающим ни малейшего внимания, но Ключникова (издателя Генона) это не интересует. В общем, не то, чтобы все высказанное Ключниковым неверно, но все как-то поддельно, имитационно, недоброкачественно. За всем проглядывает во многом традиционный для нашей интеллигенции дух поверхностной нахватанности, аляповатости, недоделанности, неоплаченности, «гратюитности». Ясно, что сам издатель явно не знает французского, о Геноне формирует представление из неуклюжих переводов и вообще озабочен чем-то иным, всегда остающимся за кадром. Во всем дух имитации, который довольно трудно выразить словами. Подменен настрой мысли Генона, невидимая ось его учения.
Жиль Делез
«Логика смысла»
М., Академия, 1995
Гениальное произведение крупнейшего современного философа. О Жиле Делезе Мишель Фуко сказал однажды: «Наш век когда-нибудь будет называться „веком Делеза“». Делез, на основании текста Льюиса Кэрролла и постоянно ссылаясь на концепции Антонена Арто, выстраивает увлекательную парадигму человеческого бытия – отталкиваясь от его вегетативных корней и телесно-эротических пластов через смыслообразующую поверхность вплоть до отвлеченных и суперсложных миров абстрактного мышления. Картина Делеза странным образом один к одному воспроизводит модель инициатического понимания «человеческого механизма», хотя при этом в ней используется совершенно иной – теологический или спиритуалистский – язык. Делез в этой блестящей работе рассказывает о пути к «новому рождению», но только в особых чисто индуктивных, значительно окрашенных фрейдизмом терминах. Если продлить гениальные интуиции Делеза о «теле без органов» Арто, «новой поверхности», Геракле, «нонсенсе (а не молчании) как антитезе смысла» и т. д. в сторону классического эзотеризма, мы получим впечатляющее детальное изложение оперативно-магического пути преображения «ветхого» существа в нечто «новое». К сожалению, перевод Свирского оставляет желать лучшего, и некоторые пассажи становятся понятными лишь для тех, кто знает французский язык и способен в уме сделать обратный перевод, и только потом разобраться, чего, собственно, не понял переводчик. Снова и снова встает вопрос: если человек не способен самостоятельно выучить иностранный язык, как он может понять такие сложные вещи, как тексты Делеза, для осознания которых нужны и время, и особые способности, и широкая интеллектуальная культура, и навыки предельной концентрации.
