Текст книги "Смерть и деревянные человечки"

Автор книги: Александр Этерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Он не способен спать с женщиной. Они провели безумную ночь, впрочем, довольно невинную, но ей, видимо, понравилось.

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Так в чем же дело? Ты предложил ей свои услуги?

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Я ее ударил. Она обиделась, и я был на седьмом небе и думал, что все кончилось. Не тут-то было. На другой день она встретила меня с подчеркнутой нежностью.

ВИКОНТ: Я тебе завидую. Меня встречают с подчеркнутой нежностью только по четвергам, когда у нее кто-то другой.

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Кто же у нее по четвергам?

ВИКОНТ: Не все ли равно? Во всяком случае она к нему относится хуже, чем ко мне.

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Б-же мой, как вы мне надоели. Послушайте, я сплю сейчас с десятком разных женщин, не поручусь даже, что в их числе нет ваших любовниц, но даже если нет, вы же знаете, все женщины одинаковы и поэтому все десять точно такие же мегеры. Однако же у меня нет никаких проблем. Значит, дело не в них, а в вас.

ВИКОНТ: Ты их просто не любишь.

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Что ты, совсем напротив, очень люблю.

ВИКОНТ: Тогда они обыкновенные шлюхи.

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Все женщины – шлюхи.

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Но не все это знают. Во всяком случае, они не всем это показывают.

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Вы ошибаетесь. (Входит высокая красивая женщина и садится на колени к графу. Он шепчет ей что-то на ухо.)

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Альбер, хочешь, я тебя с ней познакомлю?

ГРАФ ДЕ ПАНТИ (нарочито небрежно): Ну да. Разве вы не знакомы? (Он гладит бедро женщины) Это графиня Парижская, не так ли, дорогая?

ВИКОНТ: А, вот оно что.

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: ДА, королевская кровь сказывается. Неправда, что аристократия вырождается. (Он задирает ей юбку выше колена.) Посмотрите, какие ножки!

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Тебе не жалко?

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Ничуть. Я же говорю, все женщины одинаковы.

Явление 17

(В карете маркиза де Сомине, кроме него, находится маленький, горбатый, богато одетый мужчина. В его поведении чувствуется тщетно прикрываемая высокомерием неуверенность. Карета медленно едет и трясется.)

ЧЕЛОВЕЧЕК: Вы доверяете своему кучеру, маркиз?

МАРКИЗ: Смотря что. Во всяком случае, не меньше, чем вам, между нами будет сказано. Французы всегда слишком доверчивы по отношению к англичанам.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Все же будем надеяться, что он нас не услышит.

МАРКИЗ: Надейтесь. Так в чем же дело?

ЧЕЛОВЕЧЕК: Простите, маркиз, вы ему платите?

МАРКИЗ: Разумеется. Иначе он бы у меня не работал.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Я не об этом. Вы оплачиваете его услуги?

МАРКИЗ: Он правит лошадьми. Это обходится мне в семьдесят фунтов в год, не считая одежды. Я не думаю, что разорюсь по его милости.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Какая неосторожность!

МАРКИЗ: Какая?

ЧЕЛОВЕЧЕК (раздражаясь): Вы не хотите меня понять, маркиз!

МАРКИЗ: Я вас прекрасно понимаю. Все-таки, что вы хотите сказать?

ЧЕЛОВЕЧЕК (отчаянно жестикулируя): Я ничего не хочу вам сказать. Наоборот, это вы хотели мне что-то сказать.

МАРКИЗ: Я забыл.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Да нет, я хочу у вас спросить...

МАРКИЗ: Спрашивайте.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Что вы обо всем этом думаете? (Он выпаливает это одним духом.)

МАРКИЗ: Пока что это меня не касается.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Как же так! Мы в преддверии больших событий и вы можете приобрести влияние, или потерять...

МАРКИЗ: Да нет. Это не революция, а, собственно, хоть бы и так. Мои деньги вложены в разных странах, а сам я лезть на рожон не собираюсь.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Да? А ваш сын?

МАРКИЗ (хмурясь и повышая голос): Какое отношение ко всему этому имеет мой сын? Он не занимется политикой.

ЧЕЛОВЕЧЕК: До поры до времени. Мы тоже занялись ею не сразу. Вы же не можете ему это запретить. И потом, он великолепно владеет оружием. В Италии он убил на дуэли двух человек. Что будет дальше? Во Франции ему скучно...

МАРКИЗ (более спокойно): Ему не скучно. Я бы не хотел, чтобы он занимался подобными вещами. Пусть пишет стихи, путешествует, потом мы для него что-нибудь придумаем.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Конечно, маркиз. И все-таки, как вам нравится положение во Франции?

МАРКИЗ: Вы хотите сказать, положение Франции? Ну и вопрос! Вы же лучше меня знаете, кто там сейчас правит.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Допустим, знаю. Вы тоже знаете. Будьте откровенны, скажите, неужели такое положение вам нравится?

МАРКИЗ: Ничего не поделаешь, вы, кажется, просили меня быть откровенным. У нас нет серьезного выбора. Воевать Франция по-прежнему не может. Гений Талейрана спас ее, ну так он будет спасать ее еще долго. Наполеон... Император угробил Францию, а Талейран...

ЧЕЛОВЕЧЕК: Да бросьте вы... Простите, маркиз. Державы-победительницы передрались между собой, и, к счастью для вас, он этим воспользовался. Никакой.., еще раз прошу прощения, маркиз, правда, что он уже в городе?

МАРКИЗ: Правда. Кстати, я могу рекомендовать вам еще одного князя Священной Римской Империи, господина Меттерниха.

ЧЕЛОВЕЧЕК (с гримасой): Премного благодарен. Этим господином я сыт по горло. С вашего разрещения, я разовью свою мысль. Никакой дипломат, будь он семи пядей во лбу и прожженный интриган, как ваш князь,не может заменить полмиллиона солдат, или даже просто полмиллиона.

МАРКИЗ: Тем не менее, вместо того, чтобы поужинать и принять ванну, вы сейчас поедете к нему.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Разумеется. Ведь у меня дела. Более того, я думаю, вы составите мне компанию, маркиз.

МАРКИЗ (размышляя): Возможно. Все возможно. (Он медленно достает из кармана часы и со звоном открывает крышку. Он смотрит на них с улыбкой.) Даже весьма вероятно. Но где вы собираетесь его искать? Он неуловим даже по ночам, как и все мужчины, которые нужны Европе.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Я рассчитываю на вас, маркиз.

МАРКИЗ: Сознаюсь, я еще не видел князя.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Ни за что не поверю, что вы не знаете,где его найти.

МАРКИЗ: Может быть, знаю. Наверное, знаю, но вы понимаете, леди Рольтон...

ЧЕЛОВЕЧЕК: А, леди Рольтон, любовница Бонапарта! Она, наверное, отнимает у вас очень много времени. Вы знаете, самоубийственный поход в Россию был начат из-за нее.

МАРКИЗ: Вы не шутите? Неужели она сотрудничала с британской разведкой?

ЧЕЛОВЕЧЕК: В том-то и дело, что нет. Это была ее собственная инициатива. Фокс ее отговаривал, но она и слушать не хотела. По сути дела, император отдыхал в русских снегах от ее безмерной требовательности в постели. Временами она доводила его до белого каления.

МАРКИЗ: Такая горячая женщина?

ЧЕЛОВЕЧЕК: Бросьте, маркиз, как будто сами не знаете! Но я не думаю, что она сможет нам чем-нибудь помочь. Скорее уж помешает.

МАРКИЗ: Моя карета к вашим услугам.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Нет, маркиз, это я в вашем распоряжении. Куда вы меня повезете?

МАРКИЗ: Надо найти герцога Фюрствальдского.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Где он может быть?

МАРКИЗ: Где-то здесь. (Он разводит руками.) Где угодно, даже у меня дома. У княгини де Лио, у герцога Стенфордского...

ЧЕЛОВЕЧЕК: Это вероятно?

МАРКИЗ: Не очень. У принцессы Пармской, наконец, у князя Талейрана.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Может быть, с него и начнем?

МАРКИЗ: Не советую, это еще менее вероятно.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Что же мы все-таки будем делать?

МАРКИЗ: Представления не имею.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Начнем с начала. Как найти герцога?

МАРКИЗ: Мне кажется, нам следует навестить сначала его любовницу.

ЧЕЛОВЕЧЕК (с громким смехом): Чтобы наставить ему рога? Право же, вы очаровательны, маркиз. Это, часом, не все та же леди Рольтон?

МАРКИЗ: По-моему, нет. Это виконтесса де Бройль.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Еще одна родственница короля?

МАРКИЗ: Очень дальняя.

ЧЕЛОВЕЧЕК (стуча по стенке кареты): Эй! Останови! (Маркизу) Куда нам?

МАРКИЗ: К виконтессе.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Эй, глухой осел! (Карета останавливается на мгновение, трогает с места. Он падает со скамейки.) Поделом мне. А она хороша, эта виконтесса?

МАРКИЗ: Ей лет 35. Очаровательная женщина, но несколько странная.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Я понимаю. Чего только не бывает. Ваш сын с ней в хороших отношениях?

МАРКИЗ: Почему вы спрашиваете?

ЧЕЛОВЕЧЕК: Я всегда интересуюсь подобными вещами. Ведь вы с герцогом друзья?

МАРКИЗ: Мой сын незнаком с ним.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Да? Я тоже. Но это ничего не меняет. Мы потеряли слишком много времени, маркиз, надо торопиться.

МАРКИЗ: Ради Бога. (Громко) Джимми, скорее! Мы будем у виконтессы через минуту. Поправьте, пожалуйста, галстук. И вообще, как на вас сидит фрак! Застегните манжеты.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Зачем? Я не пойду к ней. С меня и так хватает титулованных шлюх. Если бы она была порядочная женщина... Мне, откровенно говоря, жаль и вас туда пускать. Но, я думаю, вы быстро все узнаете.

МАРКИЗ: Вы хотите, чтобы я пошел туда один?

ЧЕЛОВЕЧЕК: Дорогой маркиз, вообразите как худший случай – что с ней придется спать. Если вы пойдете туда один, это займет вдвое меньше времени.

МАРКИЗ: Это может серьезно отразиться на судьбе Европы?

ЧЕЛОВЕЧЕК: Кто знает! Одна такая дама уже отразилась на ней довольно плачевно.

МАРКИЗ: Милостивый государь, в каких вы отношениях с королем?

ЧЕЛОВЕЧЕК: Какое это имеет значение? Впрочем, в превосходных.

МАРКИЗ: Вы напрасно отказываетесь от общества виконтессы. Она очень мила.

ЧЕЛОВЕЧЕК: А! У меня есть две вчерашние газеты. Я жду вас, маркиз.

(Маркиз встает и, не говоря ни слова, выпрыгивает из кареты. Его движения легки и изящны, что плохо вяжется с его обликом. На лице у него морщины и, вообще, у него изрядно потасканный вид.)

ЧЕЛОВЕЧЕК: Вот молодец! Как прыгает! Господи мой Боже!

Явление 18

(Виконтесса де Бройль и маркиза де Сомине)

ВИКОНТЕССА: Ах, дорогая моя, мне никогда не было так тоскливо. С тех пор, как княгиня де Юкзель уехала в Италию, здесь больше не танцуют. Я так не могу.

МАРКИЗА: Разве вы не приглашены на бал к лорду Рольтону?

ВИКОНТЕССА: Меня никто не приглашал.

МАРКИЗА: Моя милая, неделю назад вы очень резво отплясывали с его величеством, даже резвее, чем следует.

ВИКОНТЕССА: Да, но мне так и не удалось как следует потанцевать. Там был герцог.

МАРКИЗА: Он так ревнив?

ВИКОНТЕССА: Нет, что вы, просто у него были другие планы.

МАРКИЗА: Мне вас очень жаль. Но, может быть, завтра все будет иначе?

ВИКОНТЕССА: Скажите, этот бал дает лорд Рольтон или леди Рольтон?

МАРКИЗА: Не знаю, ведь я приглашена. Наверное, они оба.

ВИКОНТЕССА (рассерженно): Так кто же из них меня не пригласил?

МАРКИЗА: Может быть, они просто про вас забыли?

ВИКОНТЕССА: Забыли? Возможно, но тогда это наверняка леди Рольтон. Она очень забывчивая особа. Лорд Рольтон мог обо мне не вспомнить, это я понимаю, но забыть?

МАРКИЗА: В таком случае вам есть резон поехать.

ВИКОНТЕССА: Да, но я сама пригласила гостей на завтра.

МАРКИЗА: Скорее всего, они отклонят ваше приглашение и поедут на бал. Кого вы пригласили?

ВИКОНТЕССА: Я уже точно не помню. Кажется, вас.

МАРКИЗА (улыбаясь): Это пустяки. Заехать за вами?

ВИКОНТЕССА: Право, я не знаю. Может быть, они не пригласили меня по другим соображениям?

МАРКИЗА: Это будет прекрасный бал. Он обойдется милорду в сорок тысяч франков. Немного дороговато, но зато об этом будут говорить.

ВИКОНТЕССА: Нет, я не поеду. Конечно, моя дорогая, вы можете ехать, дело ваше, но это же просто неприлично – вводить в расход бедного лорда Рольтона.

МАРКИЗА: Там будут все по-настоящему светские люди, других не приглашали. Если вы не поедете, о вас невесть что подумают.

ВИКОНТЕССА: Вы уверены? А что, собственно?

МАРКИЗА: Вы только представьте себее! Там будут принц Уэльский, герцог Ангулемский, принцесса Пармская, герцог Стенфорд, герцог де Нюайль, мой муж, князь Талейран...

ВИКОНТЕССА: Вы не шутите?

МАРКИЗА: Что вы! Лорд Рольтон очень популярен в обеих столицах. Ваш друг герцог Фюрствальдский говорит, что этот бал может повлиять на судьбы Европы. Я, правда, не понимаю... Признаюсь, моя дорогая, мне надоели наши беспокойные политические времена. Заснуть бы лет на сто... Как вы себя чувствуете?

ВИКОНТЕССА: Неплохо. Вы уже слышали, я купила поместье близ Труа. Прелестное местечко! Нужно будет съездить туда летом. Вы не составите мне компанию?

МАРКИЗА: До лета еще далеко. Это из конфискованных земель? Кошмар. Откровенно говоря, я не считаю, что сейчас безопасно приобретать недвижимость во Франции. Ничего не случается только в Англии и в России, а ведь земля – это навсегда... Дело в географическом положении... Англия остров, а Россия континент. Она слишком велика. Отец дал мне деньги, но я никак не могу решиться.

ВИКОНТЕССА: Вы думаете, война еще не кончилась?

МАРКИЗА: Я в этом уверена. Даже мой муж, который со мной почти не разговаривает, как-то обмолвился. Есть люди, которые перестают беспокоить окружающих только в гробу.

ВИКОНТЕССА: Вы правы. Я поеду завтра на бал. Пожалуй, я приеду часам к одиннадцати. Жаль, что так получилось.

МАРКИЗА: Ничего страшного. По этому поводу я собираюсь переманить к себе мадам Бертье.

ВИКОНТЕССА: У кого же мы тогда будем шить?

МАРКИЗА: Вы, моя дорогая, всегда сможете шить у нее, то-есть, у меня. Но я отниму ее у всех этих дамочек, попавших ко двору только потому, что они в состоянии заплатить три тысячи франков за платье. Я не хочу поощрять расточительный образ жизни, нашей буржуазии. Необходимо сохранить мадам Бертье для настоящей знати.

ВИКОНТЕССА: С некоторых пор это слово вызывает много нареканий.

МАРКИЗА: Что вы хотите сказать?

ВИКОНТЕССА: С некоторых... с тех самых пор, как стало не совсем понятно, что оно значит. Конечно, лорд Рольтон аристократ. Но что вы скажете о герцоге Рейхштадском? Внук одного императора и сын другого – он всего только потомок мелкого корсиканского помещика. И еще – разве не настоящий аристократ барон Джемс Ротшильд? Вы только посмотрите, какие у него лошади! И манеры! У него давно уже свободный доступ к королю.

МАРКИЗА: Я его никогда не видела.

ВИКОНТЕССА: Вы много потеряли.

МАРКИЗА: Это правда, что он умеет держать себя в обществе? ВИКОНТЕССА: Как настоящий король, даже лучше.

МАРКИЗА: Выходите за него замуж. (Она поворачивается спиной к виконтессе) Я хочу пить.

(Виконтесса дергает сонетку. Входит лакей.)

Явление 19

(Мишель, Андре, трактирщик и две дамы в грязной, плохо обставленной комнате. Андре положил ноги на стол. Мишель почти лежит на скамейке. По идее, они играют в карты, но дело идет вяло. На столе стоят бутылки, пустые и полные. Дамы хихикают в углу. Они слегка смахивают на двух особ, с которыми беседовал граф де Буа-Реми.)

ТРАКТИРЩИК: Мишель, тебе больше ничего не надо?

МИШЕЛЬ (неопределенно указывая в угол): Вон ту!

АНДРЕ (трактирщику): А тебе какое дело? (Мишелю) Пойди и возьми. Вот так. (Он приподнимается, но явно не желает спустить ноги со стола. Остается в том же положении.)

МИШЕЛЬ: Лежи. Я с ней сам поговорю.

ТРАКТИРЩИК: Могу подать жареного зайца. Все равно как сегодня убит, честное слово. Собственными руками снимал с него шкуру.

МИШЕЛЬ: Кошачью?

ТРАКТИРЩИК: Показать?

МИШЕЛЬ: Да я не отличу ее сейчас от змеиной. Ладно, давай своего кролика. Ты хоть когти состриг?

АНДРЕ: Ладно тебе. Какая разница?

МИШЕЛЬ: А счет?

АНДРЕ: Хозяин, поставь ему в счет кошку, ладно?

ТРАКТИРЩИК (указывая рукой на одну из женщин): Это она поставит ему в счет кошку. Я хоть и трактирщик, но человек вполне порядочный.

МИШЕЛЬ: А чем занимался твой отец?

ТРАКТИРЩИК: Тем же самым. И в его времена люди ели, пили и спали.

МИШЕЛЬ: Ты хочешь сказать, что ничто не изменилось? (Бьет кулаком по столу.) А англичане? А русские? А пруссаки? Разве мы их не били?

ТРАКТИРЩИК: Ничего не поделаешь, настала наша очередь.

АНДРЕ: Где заяц?

ТРАКТИРЩИК: Сию минуту. (Скрывается в лабиринте.)

МИШЕЛЬ: Эй вы, красотки, идите-ка сюда. Вы тоже ждете возвращения императора?

1 ДАМА: Какого?

МИШЕЛЬ: Что? А ну, идите сюда!

2 ДАМА (подходя): Мы немки. А если вы об императоре Наполеоне, то, говорят, он умер.

МИШЕЛЬ(роняя голову на руку): Умер. Какая жалость! Значит, умер.

АНДРЕ: Как уныло! Ничего он не умер! Красавицы, поцелуйте его, если вам не очень противно. (Обе дамы начинают целовать Мишеля.) Да! Хозяин! (Вбегает трактирщик с зайцем на тарелке. Дамы прерывают свое занятие и с интересом на него смотрят. Им...) Вы продолжайте. (Отнимает зайца у трактирщика и принимается его есть.)

ТРАКТИРЩИК: Что это они делают?

АНДРЕ: Я откуда знаю? Спросите у них.

1 ДАМА (садясь на скамейку, утомленно): Я уже не знаю, в какой стране живу. Все вверх дном.

ТРАКТИРЩИК: Ты помалкивай, а то всыплю пониже спины. Ну, как заяц?

АНДРЕ (с набитым ртом): Как две капли воды похож на кошку моей прабабушки. Надо будет вернуть ей косточки.

ТРАКТИРЩИК: Послушай, Андре, ваш маркиз – богатый человек?

АНДРЕ: Ужасно богатый.

ТРАКТИРЩИК: А платит он хорошо?

АНДРЕ: Можно бы и побольше.

ТРАКТИРЩИК: Мало платит?

АНДРЕ: Смотря за что. Да нет, хорошо платит.

ТРАКТИРЩИК: Эх.

АНДРЕ: Ты чего вздыхаешь? Слушай, как по-твоему, война окончилась?

ТРАКТИРЩИК: Да я не жалуюсь. По мне хоть бы и не кончалась. Один раз, правда, меня ограбили, но ведь война. По-моему, все уже закончилось. Не век же воевать.

АНДРЕ: Разное говорят.

ТРАКТИРЩИК: Ну и пусть говорят. Принести еще вина?

АНДРЕ: Давай. Эй, девицы, он у вас там еще жив? Облейте его холодной водой. (Отодвигая тарелку) Пойди принеси воды. А ты – ко мне на колени. (Он спускает ноги со стола. Дамы подчиняются.) Так вот ты какая! (Гладит ей подбородок.) Очень миленькая. Так вы немки. С ума сойти. Небось, настоящие пруссачки? Таракашечки?

2 ДАМА: Не все ли равно?

АНДРЕ: Правильно. Поцелуй меня.

(В это время 1 дама окатывает Мишеля водой. Он просыпается.)

Явление 20

(Место дуэли. Два бледных молодых человека заканчивают последние приготовления. Они медленно раздеваются, остаются в штанах и широких удобных рубахах и становятся при этом почти неразличимыми. По очереди опробывают шпаги, вздыхают и затем расходятся в разные углы сцены. Кроме того, на сцене граф де Буа-Реми, граф де Панти, виконт де Сен-Ба и барон де Гло. Дуэлянты быстро что-то пишут)

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Можно начинать?

БАРОН(глядя на часы): Еще рано. Кто же начинает в такую рань? Давайте лучше выпьем. (В этот момент виконт открывает бутылку красного вина)

ВИКОНТ: Готово! И чего вы не разрешили мне взять с собой лакея! (Он наливает понемногу всем присутствующим. Все, кроме самих дуэлянтов, берут свои стаканы) А они?

БАРОН: Они заняты.

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Чем? БАРОН: Им надо закончить кое-какие дела. Как будто сам не дрался!

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Я дрался в Италии. Там нравы проще.

БАРОН: Да, там половина дуэлей заканчивается чьей-нибудь смертью.

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: А у нас?

БАРОН: У нас я слышал о двух таких случаях. Но в одном несчастного задавила лошадь.

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ(нежно): Я сам убил двух человек.

БАРОН: Так ведь было из-за чего!

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ(пожимая плечами): Кто его знает! Кажется, одному из них я наступил на ногу, а другой налетел на меня на лестнице.

БАРОН: Вот видишь! А мы деремся большей частью из-за женщин. Понятное дело, у нас дуэли давно превратились в спектакль. Серьезные люди не пользуются дуэльными пистолетами.

ВИКОНТ: Но у них же шпаги!

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Как ты думаешь, к чему все эти пышные приготовления? В лучшем случае каждый получит по царапине.

ВИКОНТ: Они оба прекрасно фехтуют.

БАРОН: Выпьем! (Пьет. Остальные с большей или меньшей неохотой следуют его примеру.) Сейчас увидим. Анри, они уже покончили со своей писаниной?

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Еще нет.

БАРОН: Шут с ними.

ВИКОНТ: А в чем дело на этот раз?

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Пора уже. Ты был вчера в опере?

ВИКОНТ: Нет, конечно. Когда это я ездил туда в среду?

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Ты много потерял. Они так мило поссорились. И не просто так, а из-за твоей приятельницы госпожи де Молле. Сколько ей лет?

ВИКОНТ: Они ее не поделили?

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Вроде этого. Она захотела взять их с собой в деревню, все было бы ничего, но на двоих не согласился муж. Он уронил картонку на голову вот этого (он машет рукой). Так как в суматохе фрак оказался запачканным и никто не понял, что произошло, было постановлено, что надо драться.

ВИКОНТ: Но откуда известно, что это сделал муж?

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Он рассказал об этом жене, а она всем остальным.

ВИКОНТ: А она не сочиняет?

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Я ее хорошо знаю. Думаю, что нет. Она на это неспособна.

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: А они знают?

БАРОН: Еще бы!

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Зачем же они дерутся?

БАРОН: Почему нет? Это же совсем безопасно!

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: А что им остается? Билеты проданы, публика на месте. При таких обстоятельствах спектакль не отменяют. А если бы они в самом начале увильнули от дуэли, графиня перестала бы их принимать. Это сразу получило бы огласку, и их уволили бы с позором.

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Откуда?

БАРОН: Ясное дело, со службы.

ВИКОНТ: Забавно.

БАРОН: Не нахожу. Давайте выпьем. Не хочешь? Зря.

Анри, дорогой, кликни этих господ, пусть выпьют с нами. Хватит с них.

ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Одну минуту, барон. Впрочем, нет, вы ведь признанный специалист. (Он подходит к одному из дуэлянтов, потом к другому, берет их под руки и вместе с ними подходит к барону. Оба дуэлянта очень бледны.)

БАРОН: Господа! Выпейте с нами. (Он протягивает им бокалы.)

1 ДУЭЛЯНТ: Это необходимо?

БАРОН: Нет, конечно. Может быть, вам угодно начинать?

2 ДУЭЛЯНТ: Давай выпьем. Барон лучше нас знает, что делать. (Поспешно пьет. 2 дуэлянт неохотно следует его примеру.)

БАРОН: Ваши письма положите вот сюда (показывает на красную папку.) Будьте спокойны, если один из вас будет убит, что не исключено, с ними все будет в порядке.

1 ДУЭЛЯНТ: Простите, господа, я сейчас приду. (Он быстрым шагом пересекает сцену, в нерешительности останавливается около лабиринта, качает головой и скрывается из виду.)

БАРОН: Граф, (Анри поворачивает голову) да не ты, Панти, помнишь дуэль де Грие с сэром Джеймсом? Они дрались час, потом сделали перерыв, перевязали раны и продолжали, пока англичанин не упал без сознания.

ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Отлично помню. Было холодно, как на Северном полюсе. Де Грие получил тогда воспаление легких, а сэр Джеймс отморозил нос.

БАРОН: У каждого свои воспоминания. Выпьем!

2 ДУЭЛЯНТ: Я сейчас, господа. Всего одну минуту. (Он повторяет траекторию первого дуэлянта. Тот уже идет ему навстречу, поправляя штаны.)

ВИКОНТ: Всегда так?

1 ДУЭЛЯНТ: О чем вы беседовали, господа? Налейте мне вина, если это вас не затруднит, виконт.

ВИКОНТ: Нисколечко. (Протягивает ему бокал. Тот пьет.)

БАРОН: Виконт, в бутылке что-нибудь осталось?

ВИКОНТ(переворачивая ее вверх дном): Вот.

БАРОН: Жаль. (Встает.) Пора начинать.

ВИКОНТ: Но его еще нет.

БАРОН: Он сейчас вернется. Анри, покажите мне обе шпаги. (Он берет их в руки.) Ничего. Довольно острые. (Поправляя штаны, возвращается второй дуэлянт. Барон бросает шпаги хозяевам.) Ладно, начинайте.

Явление 21

(Наполеон сидит, откинувшись на спинку мягкого стула. Он дремлет. Это длится довольно долго, можно не очень торопясь досчитать до ста. В другом углу стоит, не шевелясь, Коленкур. Неожиданно...)

НАПОЛЕОН: Скажи, Коленкур, я очень плохо выгляжу?

КОЛЕНКУР: Нет, сир. Хуже, чем десять лет назад, но не более того.

НАПОЛЕОН: Льстишь ты довольно оригинально.

КОЛЕНКУР: Сир, господин губернатор просит принять его.

НАПОЛЕОН: Я не хочу его видеть.

КОЛЕНКУР: Но он все равно придет.

НАПОЛЕОН: Зачем же спрашивать моего согласия?

КОЛЕНКУР: Как же быть, сир?

НАПОЛЕОН (пожимая плечами): Не знаю. Мне не нужна видимость власти, если это одна только видимость.

КОЛЕНКУР: Я попытаюсь его не пустить.

НАПОЛЕОН: Не надо. Мне приходилось иметь дело и с более докучливыми господами. Правда, это было давно.

КОЛЕНКУР: Ваше величество, я должен вам кое-что сказать.

НАПОЛЕОН: Ну так говори.

КОЛЕНКУР (торжественным шепотом): Ваше величество, в Европе неспокойно.

НАПОЛЕОН: Что с ней?

КОЛЕНКУР: Бурбоны надоели Франции.

НАПОЛЕОН: При чем тут Европа?

КОЛЕНКУР: Вы сами так говорили.

НАПОЛЕОН: Ну и что? Тем хуже для меня. Теперь англичане вцепятся в меня клещами.

КОЛЕНКУР: Ко мне подошел помощник капитана с английского корабля, который только сегодня приплыл.

НАПОЛЕОН: Из Ливорно?

КОЛЕНКУР: Да, ваше величество. Он сказал...

НАПОЛЕОН: Для передачи мне?

КОЛЕНКУР: Видимо, да. Он сказал, что некая значительная организация решила добиваться вашего возвращения. Я так и не понял...

НАПОЛЕОН: Он не сказал, кто в нее входит?

КОЛЕНКУР: Он темнил, и я не решился настаивать. Может быть, князь Талейран.

НАПОЛЕОН (мрачнея): Это вряд ли. Хотя... Он давно считает меня конченым человеком. Может, снова захотел испытать судьбу. Попроси ко мне лорда Хоу.

КОЛЕНКУР: Он только что уехал домой, ваше величество.

НАПОЛЕОН: Тогда не нужно. Давай сидеть, как будто нам в самом деле нечем заняться. Если до нас действительно кому-нибудь есть дело, пусть пеняет на себя. Нам с тобой никто не нужен. (Коленкур кланяется.) Коленкур, в каком состоянии мои записки?

КОЛЕНКУР: Я всегда к вашим услугам, сир.

НАПОЛЕОН: Садись. (Коленкур садится на стул. Наполеон начинает ходить по комнате, сначала медленно, а потом все быстрее.) Ну, так как дела?

КОЛЕНКУР: Я подготовил все, о чем вы говорили.

НАПОЛЕОН: Пиши. Готов?

КОЛЕНКУР: Да, сир.

НАПОЛЕОН: Мне трудно судить, что изменилось бы, если бы я не предпринял некоторые действия, оказавшиеся впоследствии ошибочными, например, промедление в Испании, отставку Талейрана, отказ от мирного договора с Фоксом и потом, когда мне отдавали правый берег Рейна. Это не очень хорошо звучит, да и порядок неправильный, неважно, потом исправишь. Это не все были и другие ошибки. Скорее всего, ничто бы не изменилось. Люди, которые предали меня, так или иначе сделали бы это, бесчисленные русские, австрийские, английские и прочие армии все равно выступили бы против Империи, мирный договор ничего бы не дал, и невозможно определить, насколько дороже это могло бы обойтись Франции. Но отсюда не следует, что я обязательно должен был пасть. Мне еще недавно досаждала другая мысль – я думал о том, что неизбежно должен умереть. Как непредусмотрительно! Сейчас она мне не досаждает. Чтобы выжить, чтобы моя Франция не была растоптана, как в четырнадцатом и пятнадцатом годах, я должен был побеждать всех на свете, побеждать до бесконечности, побеждать случайности и выходить из неблагоприятно складывающихся ситуаций. Поэтому-то и было достаточно движения атома, чтобы меня свалить. На протяжении долгих лет удача мне улыбалась, я был ее баловнем, ну, и что можно из этого заключить – в конце концов именно я стал жертвой самой горькой несправедливости, почти обмана с ее стороны, да, обмана, потому что действия Груши не были изменой. Во что обошлись бы при таких обстоятельствах мои победы не только Франции, но и всей Европе? Я побеждал, когда рисковал прежде всего своей шкурой. Так было в Италии, в Австрии, в Пруссии, даже в России, пока я не занял Москву. Шварценбек разбил меня под Лейпцигом – он напрасно это сделал. Два дня, невзирая на превосходство в силах, невзирая на измену целой армии, он ничего не мог поделать – пока не подломился мост... Он не заслужил этого успеха и только поэтому не сумел его развить. Кто знал победы, равные моим? На протяжении пятнадцати лет я был необходим Франции. Кто еще может этим похвастать? Сейчас Европой управляет поколение, воспитанное мной, пусть даже это поколение моих врагов. Тем не менее, Франция обходится без меня, обходится – значит, может обойтись. Что изменится, если я вернусь к власти? Ничего. Любить меня это поколение не станет, новых друзей я уже не приобрету, а старые друзья большей частью меня забыли. Я даже не знаю, какова судьба моего сына, а моя жена... Коленкур, вычеркни это. (Он замолкает.) Дальше. Мое возвращение – это война. Я не прекращал ее ни на минуту, даже когда мог, так что для меня это не новость. Но давайте зададимся вопросом – война против кого? Даже я не могу воевать со всем светом. Я все-таки не Беллерофонт. И тем не менее, я был бы сейчас наилучшим государем для Франции. Но не слишком ли велика честь? Вся Европа двинулась бы против нее при одном моем появлении в Париже. Но ведь это значит, что все эти годы война шла не против Франции, а против меня. Запиши, Коленкур, меня не победил ни один из моих противников. Что они в этом понимают! Господь Бог обрушил на меня величайшие испытания и на некотором этапе потребовал моей отставки. Тогда я сложил оружие. Еще полгода назад мне очень немного было нужно, чтобы начать сначала.

КОЛЕНКУР: Немного медленнее, сир, я не успеваю.

НАПОЛЕОН: Хорошо. Король Людовик по наущению герцога Отрантского расстрелял Нея. Я бы этого не сделал. Коленкур, не пиши. Должно быть, он очень одинок, король Людовик. Мне никогда не приходилось бежать из Парижа. Он сделал это так неуклюже, что чуть не проиграл в пятнадцатом году. Да, Коленкур, если я когда-нибудь был счастлив... (Молчит.) Если бы я был сейчас тем, чем должен быть, я по крайней мере знал бы, кому следует доверять. Как ты думаешь, у меня хватило бы порядочных людей, чтобы сформировать кабинет министров?

КОЛЕНКУР: Ваше величество, все мы, как порядочные, так и непорядочные, служили бы вам, как и любому другому, честно и с одинаковым усердием.

НАПОЛЕОН: Может быть. Пиши. Я сделал бы то, что сейчас никому не под силу – я кончил бы войну. Франция сохранила бы естественные границы на юге и на востоке и имела бы неоценимые преимущества в своем единоборстве с Англией. (Появляется лакей)

ЛАКЕЙ: Лорд Хоу хочет видеть вас, ваше величество.

НАПОЛЕОН: Боже мой, ну и тон!

Явление 22

(Князь Талейран появляется в двери комнаты. Через другую дверь в нее входят человечек и маркиз де Сомине.)

КНЯЗЬ: Бывают же приятные совпадения! Прошу вас, господа. Замечательно, что вы меня разыскали. Памятуя о некоторых деликатных обстоятельствах должен признаться, что не ожидал увидеть вас здесь, маркиз. Вдвойне жаль, что мне никак не удается принять вас у себя. Ладно, еще сочтемся. Прошу вас, садитесь. (Он проходит вглубь комнаты и усаживается в кресло. Человечек, а затем и маркиз следуют его примеру)

ЧЕЛОВЕЧЕК: Как вы доехали, князь?

КНЯЗЬ: Спросите лучше у моего кучера. Кстати, думали ли вы о том, какую важную роль играют в нашей жизни кучера? Что касается меня, то я доехал на собственных лошадях, стало быть, превосходно.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Как вам удается сохранять столько энтузиазма, князь?

КНЯЗЬ (наивно): А ведь вы еще многого не знаете!

МАРКИЗ: Вы здесь инкогнито, ваше превосходительство?

КНЯЗЬ: Теперь уже нет. Впрочем, какая разница... Меня уже десять человек узнали. А, в общем, жаль. У меня много личных дел, и я не хотел кое с кем встречаться, только и всего. Но куда уж там – знаете, сколько приглашений я уже получил? Ничего, это пустяки. Скажите, маркиз, когда вы в последний раз видели графиню Винченци? (Человечек вопросительно смотрит на маркиза)

МАРКИЗ (весьма спокойно): Она в Италии.

КНЯЗЬ: Что за чертовщина! Хорошо еше, что не в Китае.

ЧЕЛОВЕЧЕК: Вы сами, князь, довольно долго жили в Америке.

КНЯЗЬ: Вы забыли, дражайший, сколько человек жаждали моей крови. Мой друг Робеспьер спал и видел, как он отправляет меня на гильотину, разумеется, пока сам туда не попал.