Текст книги "Армия Трясогузки"

Автор книги: Александр Власов

Соавторы: Аркадий Млодик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

ГУДОК

30 апреля поздно вечером Платайс вместе с капитаном из охраны депо прошлись вдоль отремонтированного раньше срока бронепоезда. У каждого вагона Платайс задавал рабочим один и тот же вопрос:

– Готово?

Везде отвечали:

– Готово!

Часть рабочих уже освободилась и отошла от бронепоезда. Ремонтники сидели у стен, жевали чёрствые куски хлеба, оставшиеся у них со вчерашнего дня. Все очень устали – работали без отдыха почти двое суток.

Бронепоезд заново не красили – не было краски. Зато тщательно вымыли. Струи кипятка из брандспойтов с шипением лизали лоснящуюся броню.

В паровом котле уже поднималось давление. Дымила труба. Паровоз, как горячий конь, подрагивал могучим телом, готовый ринуться вперёд.

Кондрат Васильевич был в паровозной будке. Он вытирал ветошью стены.

Платайс остановился около паровоза и спросил у капитана:

– Вы довольны?

– Вполне! Надеюсь, что красные не попортят эту чудесную машину.

– Я уверен в этом! – сказал Платайс и снова оглядел депо.

Все были на своих местах.

– Не томите людей, господин барон! – произнёс капитан. – Их ожидаёт водка.

Платайс махнул рукой Кондрату Васильевичу, и могучий гудок заполнил депо.

Под этот густой паровозный рёв началось что-то невероятное. Рабочие, сидевшие у стен, набросились на часовых, выставленных у окон и дверей. На колчаковцев, находившихся рядом с бронепоездом, ремонтники прыгали сверху, с вагонов, сбивали с ног и обезоруживали.

Капитан прокричал какое-то ругательство и ухватился за кобуру. Платайс ребром ладони ударил его повыше локтя. Второй удар заставил капитана отлететь в сторону. Его подхватили рабочие, а Платайс побежал в хвост бронепоезда.

Засуетились пулемётчики у ворот депо. Против них были направлены брандспойты. Обжигающие струи кипятка оттеснили солдат от тупорылых «максимов». У задних ворот пулемётчики сдались, не сделав ни одного выстрела, а у передних произошла заминка.

Рабочий, поливавший колчаковцев кипятком, споткнулся и упал, сильно ударившись правой рукой о рельсу. Он быстро вскочил, хотел поднять брандспойт и не смог. Кипяток бесцельно лился на пропитанную мазутом землю. Окутанный паром рабочий беспомощно оглянулся, прижав к груди сломанную руку.

Кондрат Васильевич закрепил ручку гудка, выскочил из будки и побежал к рабочему.

Но колчаковцы уже опомнились. У пулемёта залёг солдат с тремя георгиевскими крестами. Рядом, у коробок с лентами, плюхнулся унтер-офицер.

«Не успеть!» – подумал Кондрат Васильевич.

Он бежал и видел дуло, прицельную рамку, голову солдата, прильнувшего к пулемёту. Сейчас заговорит «максим» и…

Унтер-офицер локтем ударил георгиевского кавалера, а тот оторвался от прицельной рамки и стал что-то поправлять в пулемёте. «Заело!» – мелькнула у Кондрата Васильевича радостная мысль. Он подхватил горячую кишку и хлестнул кипятком по колчаковцам.

Подоспели рабочие с винтовками. Унтер-офицер и солдат с крестами подняли руки.

Кондрат Васильевич вернулся в паровозную будку и освободил ручку гудка. Наступила звенящая тишина. Теперь гудок был не нужен. Он заглушил звуки короткой схватки, и наружная охрана не догадалась, что внутри депо произошёл переворот.

Рабочий, из-за которого чуть не сорвалась тщательно продуманная операция, виновато потупясь, стоял у паровоза.

– Ты бы левой! – укоризненно сказал ему Кондрат Васильевич.

Рабочий показал левую руку. Она была ошпарена. На пальцах и ладони бугрились пузыри.

Кондрат Васильевич охнул, словно ему самому стало нестерпимо больно.

– Прости, друг! – произнёс он. – Потерпи полчасика! Отправим бронепоезд – перевяжем.

– Потерплю, – отозвался рабочий, а Кондрат Васильевич пошёл к пулемету.

Он открыл крышку коробки, передёрнул ленту. «Максим» был в полном порядке. Нажми на спуск – и пулемёт заработает. Задумчиво посмотрел Кругов вслед георгиевскому кавалеру, которого уводили в помещение кладовой. Там уже толпились и другие обезоруженные колчаковцы.

СИГНАЛ КОМАНДИРА

Гудок паровоза слышал весь город. Полковника он обрадовал, Николая встревожил. Полковник вызвал адъютанта и приказал подать машину, чтобы ехать в депо. А Николай поторопил Трясогузку:

– Прибавь шагу!

Николай не знал, что означает этот гудок. Не стряслось ли что-нибудь в депо?

Впереди показались тёмные очертания пакгауза.

– Где они?

– Где-нибудь тут! – неопределённо ответил Трясогузка.

– Как же ты их найдёшь?

– Свистну!

Они подошли ещё ближе. Уже виднелась фигура часового, который медленно прохаживался вдоль пакгауза.

– Дальше нельзя! – сказал Николай. – Свисти!

– Что сейчас бу-удет! – загадочно произнёс Трясогузка и, сунув в рот два пальца, пронзительно засвистел.

Часовой остановился и прислушался.

– Тише не мог? – прошептал Николай. – Весь город всполошил!

– Тише нельзя, – спокойно ответил Трясогузка, не спуская глаз с пакгауза. – Не услышат.

– Ну? Где же они? – нетерпеливо спросил Николай.

– Подожди… Не сразу…

Над дверью пакгауза мелькнул огонёк. Глухо прозвучал выстрел. Часового качнуло вбок. Выронив винтовку, он повалился на землю.

Трясогузка хотел броситься к пакгаузу, но Николай успел схватить его за плечо.

– Открывайте! – во все горло завопил мальчишка.

Растерявшийся Николай зажал ему рот ладонью и зло сказал:

– Никак спятил ты, парень?

Трясогузка барахтался в его руках и что-то мычал, указывая на пакгауз. Николай увидел две тени, склонившиеся над лежащим без движения часовым. Секунда – и тени скользнули к двери. Лязгнула металлическая накладка. Двери распахнулись. Цыган весело прокричал:

– Тикайте!

В голове Николая стало проясняться. Он выпустил Трясогузку, и командир тотчас воспользовался этим.

– Армия! Ко мне! – крикнул он.

Николай увесисто шлёпнул его пониже спины.

– Это тебе за обман! А завтра вместо благодарности получишь настоящего перцу, анархист!

Подбежали Цыган и Мика, шарахнулись в сторону, увидев Николая.

– Вольно! – захлёбываясь от восторга, крикнул им Трясогузка. – Без паники! – Он повернулся к Николаю: – Куда прикажете вести армию?

– В мастерскую! – все ещё сердито сказал Николай. – Бегом, шалопаи!

– За мной! – скомандовал Трясогузка.

И мальчишки побежали.

– Не бойтесь его! – Трясогузка оглянулся на Николая, хромавшего сзади, и объяснил: – Он настоящий большевик-ленинец!..

ПОЛКОВНИК УДИВЛЁН

Машина остановилась у депо. Караульные из внешней охраны почтительно вытянулись.

В мелочах полковник был честен. Бутылки с водкой поблёскивали в ящиках, поставленных на заднем сиденье автомобиля.

Адъютант подбежал к воротам, предупредительно раскрыл небольшую дверцу. Полковника встретил начальник депо.

– Бронепоезд готов к боевым действиям! – отрапортовал он.

Это было видно и без рапорта. Закованные в броню паровоз и три вагона блестели чисто вымытыми боками. Насторожённо глядели вперёд пушки и пулемёты. Бронепоезд приковывал внимание.

– Я вас представлю к награде! – сказал полковник начальнику депо.

– Благодарю вас! – ответил Платайс и напомнил: – Работа завершена досрочно, господин полковник!

Тот понял намёк.

– Водка со мной! Созывайте рабочих.

– Боюсь, что они водкой не удовлетворятся! – улыбнулся Платайс.

Полковник удивился, а Платайс крикнул:

– Кондрат Васильевич!

Открылась бронированная дверь. Показался Крутов.

– Полковник готов выслушать ваши требования! – сказал ему Платайс.

– Сдайте город, господин полковник! – ровным голосом произнёс Крутов.А водку мы разопьём после окончательного разгрома Колчака.

– Глупая и неуместная шутка!воскликнул полковник. – Я…

– Какая там шутка! – оборвал его Крутов. – Смотрите!

Пулемёт переднего вагона развернулся и уставился прямо в грудь полковника.

– Измена? – с ледяным спокойствием спросил он у начальника депо.

– Вы – интеллигентный человек и сможете отличить измену от военной хитрости, – сказал Платайс. – И, чтобы не было никаких эксцессов, убедительно прошу сдать пистолеты.

Под чёрным внимательным глазком пулемёта полковник и адъютант отдали оружие. Двое рабочих отвели их в сторону, и здесь им предоставили полную возможность наблюдать за подготовкой к отходу бронепоезда.

Платайс и Кондрат Васильевич проверили боевые расчёты. Команда бронепоезда, целиком укомплектованная из ремонтников, заняла вагоны. Только один пулемёт остался без наводчика. Рабочий, который повредил руки в схватке с колчаковцами, не мог стрелять. Заменить его было некому.

– Жаль, но придётся обойтись без хвостового пулемёта, – сказал Платайс.

Кондрат Васильевич посмотрел на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого.

– У нас ещё четверть часа. Попробуем найти пулемётчика.

– Где? – спросил Платайс.

– Есть у меня одна мыслишка!..

Они подошли к кладовой и через рабочего, дежурившего у двери, вызвали солдата с крестами.

Георгиевский кавалер вытянул руки по швам и хмуро уставился в землю.

– Пулемёт хорошо знаешь? – спросил Кондрат Васильевич.

Солдат молчал.

– Может, новичок в пулемётном деле? – снова спросил Кондрат Васильевич.

Солдат гордо тряхнул крестами.

– На германском фронте с «максимом» заработал!

– Что ж сегодня сплоховал?

– А ты заметил? – усмехнулся солдат. – Я думал, ты от страха и света божьего не видел!

– Верно! Боялся! – признался Кондрат Васильевич. – Боялся, что этакая украшенная крестами дубина полоснёт по людям – и прощай бронепоезд! Сколько бед произошло бы из-за того, что один упал не вовремя, а другой умом в детстве не запасся!

– Ты не лайся! Пусть дубина, а не полоснул, однако! – отозвался солдат. – Стучаться бы тебе в царство небесное!.. Ты у меня на самой мушке сидел!

– Что ж у тебя заело в пулемёте? – прищурясь, спросил Кондрат Васильевич.

– Пулемёт ни при чем… Не там заело!

Кондрат Васильевич повернулся к Платайсу.

– Не соврал! Я проверил: «максим» исправный, а молчал он потому, что у пулемётчика совесть, видать, заговорила.

Платайс оглядел ладную фигуру солдата.

– Пойдёшь с нами?

– Туда иль сюда, а посерёдке не высидишь, – уклончиво ответил солдат.

Кондрат Васильевич нахмурился.

– Ты нам загадок не загадывай!

Солдат укоризненно качнул головой.

– Умный, а не понимаешь!.. Унтер – он не слепой: не хуже тебя видел, почему пулемёт не заработал. Туда мне дорожка заказана.

Платайс преглянулся с Кондратом Васильевичем и сказал:

– Я – командир бронепоезда. Сейчас отправка на фронт. Хвостовой пулемёт на выходе из мастерской должен ударить по наружной охране! Задача ясна?

– Так точно, ваше…

– Товарищ командир! – поправил его Платайс,

– Так точно, товарищ командир!

– Фамилия? – спросил Платайс.

– Николай Петров!

– Наводчик Петров! К хвостовому пулемёту бего-ом… марш!

Солдат побежал к заднему вагону бронепоезда.

– Без семнадцати двенадцать! – произнёс Кондрат Васильевич. – Пора!

Платайс по-военному вытянулся перед Круговым.

– Товарищ председатель ревкома! Разрешите вести бронепоезд в бой?

Кондрат Васильевич неумело козырнул, махнул рукой и, обняв Платайса, напутственно похлопал по спине.

Защёлкали, закрываясь, двери бронепоезда. С Кондратом Васильевичем осталось полтора десятка рабочих с винтовками и двумя пулемётами.

– Господин большевик! – спросил у Крутова полковник. – Скажите честно, кто из вас Трясогузка: вы или так называемый барон?

Кондрат Васильевич улыбнулся.

– Скажу честно: для меня это такая же загадка, как и для вас.

Бронепоезд без гудка плавно тронулся с места.

Рабочие распахнули створки ворот. Выпустив большой клуб пара, паровоз прибавил скорость. Последний вагон миновал ворота депо. И сразу же заговорил хвостовой пулемёт георгиевского кавалера. Послышались испуганные крики колчаковцев из внешней охраны. Грохнул пушечный выстрел. Артиллерия бронепоезда открыла огонь по казармам гарнизона.

Опоясалась огнями опушка леса за станцией. В бой вступили партизаны.

Полковник обхватил голову руками и мучительно застонал.

ПОБЕГ

Армия Трясогузки в полном составе томилась в подвале мастерской. Катя сторожила ребят. Она придвинула табуретку к верстаку, под которым был люк в подвал, и уселась на неё. Как Трясогузка ни тужился, он не мог сдвинуть эту тяжесть.

– Вы нас в плен не взяли! Не имеете права! – кричал командир, толкая плечом половицу.

– Мальчики! Дорогие! – отвечала Катя, беспокойно ёрзая на подпрыгивающей табуретке. – Потерпите до утра! Там и постелька есть внизу – поспите!

– Спи сама! – вопил из-под пола Цыган. – Как бандитов, в тюрьму засадили!

– Издевательство настоящее! – вторил ему Мика тонким голосом.

Когда в подвал долетели звуки боя, мальчишки притихли.

– Поняли теперь? – донёсся голос Кати. – Убить могут! А вы – герои, вас охранять приказано!..

Дав несколько артиллерийских залпов по казармам и домам, в которых были сосредоточены основные силы колчаковского гарнизона, бронепоезд вышел за станцию и сделал короткую остановку. Наводчика Петрова переместили к пулемёту рядом с постом командира. Это предусмотрительное распоряжение Платайса оправдало себя уже на следующей станции.

Когда бронепоезд на медленном ходу подошёл к тёмной платформе, впереди загорелся красный глазок семафора – путь на запад был закрыт.

Из вокзала выскочил офицер, крикнул:

– Что там у вас происходит? Мы слышали канонаду!.. И телеграф не работает!

Платайс подмигнул Петрову. Георгиевский кавалер высунулся из двери вагона так, чтобы видны были кресты.

– Это мы, ваше благородие, партизан пугнули! Обнаглели: подошли к самому городу и телеграфные столбы повалили!

– Ну и что? – тревожно спросил офицер.

– Не беспокойтесь! Добивают их наши! – ответил Петров.

В подтверждение его слов с востока долетела приглушённая расстоянием пулемётная очередь.

Красный глаз сменился зелёным. Бронепоезд снова двинулся к фронту.

А бой в городе ещё продолжался. Остатки колчаковского гарнизона, преследуемые партизанами и рабочей дружиной, откатились к окраине и залегли в канаве за мастерской жестянщика. Длинными очередями строчил пулемёт, прижимая наступающих к земле.

Командир отряда Торгашов выслал две группы партизан в обход колчаковцев. Стрельба разгорелась и на флангах. Мастерская попала под перекрестный огонь. Со звоном полетели выбитые пулями стекла.

Катя отбросила ногой табуретку и упала на пол.

– Спускайся сюда! – услышала она горячий шёпот Трясогузки.

– Ничего! – ответила Катя. – Сейчас наши заберут их в плен!

Но пулемёт колчаковцев продолжал строчить, пока дружное «ура» не заглушило его. Партизаны и рабочие бросились в атаку. Звуки стрельбы стали отдаляться. На пустыре стонали раненые.

Катя выглянула из окна. Недалеко от крыльца лежал партизан. Чуть подальше – ещё двое. На доске, перекинутой через лужу, сидел рабочий и зубами затягивал на руке жгут.

Сдёрнув с окна занавеску, Катя выбежала из мастерской.

Не прошло и минуты, как приподнялась половица. В тёмной щели блеснули три пары любопытных и немножко испуганных глаз.

– Ушла! – шепнул Трясогузка. – Нажимай!

Общими усилиями доска с верстаком была сдвинута в сторону. Мальчишки на четвереньках добрались до окна. Перестрелка долетала откуда-то из леса. Катя перевязывала партизана, лежавшего у крыльца.

– Тикаем! – предложил Цыган.

– Куда? – удивился Мика.

– В штаб! Там нас никто не найдёт!

– От своих прятаться? – спросил Мика. – Город теперь наш! Теперь все по-честному будет!

– А продовольствие? – забеспокоился Цыган.

– Передадим Советской власти!

– Склад передадим! – согласился Трясогузка. – А сами?

– Чего сами? – не понял Мика.

– Армию что, распустим? – гневно спросил Трясогузка. – Вместо командира нянька у вас будет! Сопельки вытирать! За ручку водить!

Мику эта перспектива не огорчила.

– Зато она драться не будет! – сказал он.

– Эх ты! – уничтожающе произнёс Трясогузка и вдруг изменил тон: – А хочешь, я откажусь от командира? Не очень-то мне это нужно! Все будём бойцами! Ни одного леща не отпущу!

Цыган недоверчиво улыбнулся.

– А если отпустишь? – спросил Мика.

– Руби мне руку! Разрешаю! – воскликнул Трясогузка, но, подумав, добавил: – Нет! Руку, пожалуй, не стоит! Рука ещё пригодится: Колчак-то жив! Да мы только в одном городе и победили! А знаешь, сколько городов беляки заняли? Говорят, они и в Крыму сидят, жрут твои ананасы и косточки в море выплёвывают!

Эту речь командир произнёс специально для Мики. Трясогузка знал, что Цыган легче переносит жизнь беспризорника.

Главное – уговорить Мику, и тогда армия не распадётся.

Нарисованная командиром картина поразила Мику. Он представил себе, как беляки едят ананасы. Для больной матери отец не мог достать эти чудодейственные фрукты, а беляки объедаются ими! Да ещё и косточки в море выплёвывают! Не знал Мика, что нет в ананасах косточек.

Трясогузка перешёл в наступление.

– Есть у меня начальник штаба или нет?

– Есть! – по привычке ответил Мика.

Трясогузка выхватил из горна уголь.

– Держи и пиши!.. Вот тут! – он указал на сдвинутую половицу. – Пиши так: «Ушли добивать Колчака. Продовольствие передаём Советской власти. Склад найдёте за речкой, под сгоревшим домом. Армия Трясогузки».

Когда Катя перевязала раненых и вернулась в мастерскую, ребят уже не было.

НА ПЕРЕДОВОЙ

Полк латышских стрелков занимал оборону на западном берегу мелкой, но довольно широкой реки. На восточном окопались колчаковцы. Наблюдательный пункт полка был устроен на колокольне. В обычные дни там дежурили два стрелка.

В ночь на Первое мая на колокольню поднялись командир и комиссар. Ждали, когда появится бронепоезд.

В донесениях, переправленных через фронт, Платайс сообщал, что операция развивается успешно. Но командир и комиссар провели бессонную ночь. Особенно тревожно стало после того, как на востоке пророкотали орудия. В полку знали, как будут развиваться события. Пушечные выстрелы не были неожиданными. И все же…

Днём с колокольни в хороший бинокль далеко вглубь просматривалась вражеская оборона. А ночью в темноте лишь изредка мелькали крохотные искорки. Не разберёшь, далеко ли вспыхнул огонёк или совсем рядом, спичка ли загорелась или померещилось от напряжения.

Комиссар опустил бесполезный бинокль, щёлкнул крышкой часов, посмотрел на стрелки.

– Рано, – сказал командир полка.Не нервничай!

Комиссар и командир давно знали друг друга и разговаривали между собой попросту.

– А ты не нервничаешь? – отозвался комиссар.

– Что наши нервы! Вот ему нервы нужны!

Комиссар понял: ему – это Платайсу.

– Удивительный человек, – произнёс комиссар. – Кажется, знал его от макушки до пяток. А он повернулся другим боком – и не узнать!.. Кто он – Платайс? Учитель. Латышских ребятишек русскому языку обучал. Педант, говорят, был страшный. Запятую не там поставит какой-нибудь Арвид или Изольда – двойка!.. Профессия, конечно, благородная, уважаемая. Но кто бы подумал, что в учителе сидит талантливый отважный разведчик?

– Подожди про талант говорить! – возразил командир полка.

– Нечего ждать! Ты только подумай! Перед самой революцией похоронил жену. Недавно потерял сына. Самого чуть колчаковцы не расстреляли – чудом спасся! И жив человек, и духом не пал, и в логово врага пошёл спокойно, как в школу на урок!

– Как это у Тургенева сказано? – улыбнулся командир полка. – Аркадий, не говори красиво!.. Так, что ли?

– Буду! – комиссар рубанул рукой по воздуху. – Нет таких слов, которые не заслужил бы человек!.. Я ведь не только о Платайсе…

И снова командир и комиссар взялись за бинокли.

Колчаковцы раньше заметили бронепоезд. Он шёл медленно, и только искры из трубы паровоза выдали его появление. В окопах зашевелились, готовясь к броску через реку. Шквальный огонь бронепоезда должен был подавить огневые точки латышского полка, посеять панику. Колчаковцы радовались. Легко наступать после мощной артиллерийской подготовки.

Вскоре бронепоезд заметили и на колокольне.

– По Платайсу хоть часы проверяй! – сказал комиссар.

Темноту прорезали яркие снопы пламени – это ударили пушки бронепоезда. Снаряды ложились точно по первой линии колчаковских окопов. Заработали и пулемёты.

– Дать сигнал! – приказал командир полка.

Один из наблюдателей подбежал к колоколу. Набат поднял латышских стрелков в атаку.

ВСТРЕЧА

В обороне колчаковцев образовалась широкая брешь. Войска при поддержке бронепоезда смяли белогвардейцев и продвинулись вперёд километров на пятнадцать. Городок, в котором родилась армия Трясогузки, был освобождён.

К станции подъехал бронепоезд.

Тимофей Егорович – бывший обходчик, а теперь начальник станции – встретил его зелёным флажком. Старик раздобыл где-то форменную железнодорожную фуражку и выглядел очень представительно.

На платформу выскочил Платайс, приказал проверить ходовую часть и подошёл к начальнику станции.

– Телефон у вас работает, товарищ?

– Как же! Все на полном ходу! Связь восстановлена! – ответил старик. – А только здороваться со знакомыми надо!

Платайс пригляделся, узнал Тимофея Егоровича, удивлённо сказал:

– Простите, товарищ начальник станции! Я вас раньше в такой форме не встречал!

– То раньше! А ну-ка, оглянись! Раньше ты это видел?

Над фабричной трубой развевался красный флаг.

– Успели? – воскликнул Платайс.

– Мы все успеем! – гордо ответил старик. – А телефон там. – Тимофей Егорович указал на дверь с надписью «Начальник станции». – Только ручку мне не сломай!..

* * *

Кондрат Васильевич сидел в кабинете полковника и с негодованием перекатывал по столу отточенный ещё адъютантом карандаш. Николай тоже сердито смотрел на сестру.

– Проворонила таких ребят!

Кондрат Васильевич отшвырнул карандаш.

– Раненые же! – оправдывалась Катя.

– За раненых спасибо! А люк надо было завалить тяжестью, голова садовая!.. Где их теперь найдёшь?.. Звать-то хоть узнала как?

– А у них прозвища! Только младшего по имени называли: не то Минька, не то Мишка…

Зазвонил телефон.

– Да! – бросил в трубку Кондрат Васильевич. – Да, ревком!.. Ну, слушаю!

Говорил Платайс.

– Помните, Кондрат Васильевич, я про беспризорников у вас спрашивал?

– Помню!.. Разберёмся малость – и о них побеспокоимся, товарищ Платайс! – ответил Кругов.

– Это очень хорошо!подхватил Платайс.О них надо позаботиться! А я вас прошу, Кондрат Васильевич…

Трубка замолчала.

– Проси! Проси, не бойся! – крикнул Крутов.

– Сын у меня пропал! – тихо сказал Платайс. – Вам, конечно, некогда… Я понимаю… А все же посмотрите среди беспризорников…

– Звать как?.. Как его звать? – спросил Кондрат Васильевич.

– Мика, – послышалось в трубке.

– Как, как? – переспросил Крутов, скосив на Катю сердитые глаза.

На станции проревел бронепоезд. Здесь, в особняке, его гудок не оглушал. А в комнате, откуда разговаривал Платайс, могучая паровозная глотка заставила дребезжать стекла. Бронепоезд настойчиво звал командира. Платайс повесил телефонную трубку и вышел на платформу.

А с другой стороны по путям к бронепоезду пробирались трое беспризорников.

– Вот увидите, возьмут в разведчики! – горячо шептал Трясогузка.

– Только бы со станции удрать!

Вдоль бронепоезда шёл рабочий. Ребята спрятались за кучу шлака. На каждом вагоне рабочий писал мелом: «Да здравствует власть Советов». Он сделал три таких надписи, бросил мел и вернулся на платформу.

– За мной! – шепнул Трясогузка.

Мальчишки подбежали к последнему вагону. Мика подхватил кусок мела. Трясогузка упёрся руками в броню.

– Полезайте!

Цыган вскочил ему на плечи и, цепляясь за большие заклёпки, влез на крышу.

Мика тоже забрался на командира, но что-то замешкался.

– Скорей! – приказал Трясогузка.

– Сейчас! – ответил Мика, дорисовывая восклицательный знак после слова «Советов».

На крыше они улеглись рядом и замерли.

Платформа опустела.

К Тимофею Егоровичу подошёл Платайс, пожал ему руку и побежал к паровозу.

Мика вздрогнул и приподнялся на руках. Трясогузка хлопнул его по затылку, прижал к крыше.

– Па-па! – протяжно крикнул Мика.

Платайс остановился, изумлённо повертел головой.

Мика крикнул ещё раз, но бронепоезд тронулся.

Платайс вскочил в дверь и с тревогой окинул взглядом платформу, привокзальные постройки.

– Показалось! – прошептал он.

Но крик слышал и Тимофей Егорович. Он не мог понять, откуда раздался голос мальчишки, пока не увидел на крыше заднего вагона трех беспризорников.

– Стой! Держи! Слазьте! – завопил начальник станции и, сердито размахивая руками, побежал по платформе за уходящим бронепоездом.

Платайс заметил старика, который указывал на крышу заднего вагона. «Что там такое?» – подумал Платайс.

А Тимофей Егорович добежал до конца платформы и остановился. Платайс влез на крышу бронепоезда. До старика долетело:

– Мика! Сынок!

Платайс, как мальчишка, перепрыгивал с вагона на вагон.