Текст книги "Армия Трясогузки"

Автор книги: Александр Власов

Соавторы: Аркадий Млодик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Александр Власов, Аркадий Млодик.
Армия Трясогузки

ЧАСТЬ 1

КРУШЕНИЕ

Обходчик Тимофей Егорович шагал по шпалам и, как рассерженный дятел, стучал молотком по рельсам.

Слева и справа стоял лес. Моросил дождь. Под мокрыми деревьями ещё лежал снег, серый, пропитанный холодной весенней водой.

Впереди лес кончался. Рельсы устремлялись к станции с водокачкой, устало опустившей свои хобот. Виднелась высокая труба, грязным пальцем уткнувшаяся в небо. Краснел кирпичный корпус депо, за которым начиналась кривая улица небольшого городка.

И в городке, и на железной дороге хозяйничали колчаковцы. Тимофею Егоровичу приходилось их обслуживать. Потому и сердился он, но приказ большевистского подполья выполнял свято: линию охранял днём и ночью. На его участке поезда проходили без задержек.

Иногда старый обходчик не выдерживал и, встретившись с Кондратом Васильевичем, с обидой говорил:

– Ты из меня холуя колчаковского делаешь!

Кондрат Васильевич руководил оставшимися в городе большевиками.

Это был человек удивительной выдержки и большой воли. Выслушав старика, он в который раз принимался терпеливо разъяснять обходчику одно и то же:

– Ты – наши глаза на железной дороге. А глаза надо беречь!.. Если какой состав пустить под откос потребуется, сделаем без тебя и подальше от твоего участка.

Тимофей Егорович возвращался на железную дорогу и снова шагал по шпалам, постукивал молотком по рельсам, подвинчивал гайки, забивал поглубже расшатавшиеся костыли, подсчитывал вагоны проходящих мимо составов и намётанным глазом безошибочно определял, что и куда везут.

На запад шли эшелоны с солдатами и боеприпасами, а обратно возвращались теплушки, набитые ранеными, опломбированные вагоны с добром, наворованным для адмирала Колчака и его приближённых.

Обходчик уже подходил к опушке леса, когда сзади послышался перестук колёс. Тимофей Егорович сошёл со шпал на тропку и приготовил зелёный флажок.

Состав был короткий: паровоз, пассажирский вагон и четыре теплушки. Вместо машиниста обходчик увидел в паровозной будке двух солдат в гимнастёрках с засученными рукавами. Это возвращался карательный отряд, три дня назад выехавший из города. Колчаковцы сожгли несколько деревень и расправились с крестьянами, которые помогали партизанам.

Обходчик просигналил зелёным флажком: всё в порядке, путь безопасен.

Из теплушек вылетали пьяные голоса:

 
Соловей, соловей, пташечка,
Канареечка жалобно поёт!..
 

Тимофей Егорович убрал флажок и с ненавистью сказал:

– Чтоб вам ни дна ни покрышки! Провалиться б вам сквозь…

Он не закончил ругательства и застыл с приоткрытым ртом. Состав громыхнул буферами, накренился набок. Вагоны, как подбитые утки, вразнобой заковыляли вдоль рельсов и с грохотом повалились вместе с паровозом под откос, подминая придорожный кустарник.

ДВА ФЛАЖКА

Эти странные флажки почти одновременно попали в два штаба: один – к колчаковскому полковнику, второй – к Кондрату Васильевичу Крутову.

Оба флажка были из белого батиста, с одинаковыми надписями. На одной стороне виднелось слово «красный», на обратной – два слова: «Армия Трясогузки».

Полковник брезгливо взял из рук адъютанта флажок, посмотрел на корявые буквы и спросил сквозь зубы:

– Что ещё за Тря-со-гуз-ка? Кличка партизана?

– Почерк детский, ваше превосходительство! – робко заметил адъютант.

– Ваша догадка лишена основания. Грамотность этих скотов до смерти остаётся на детском уровне, – возразил полковник. – Сколько разбито вагонов?

– Пять вагонов и… паровоз.

– Пять вагонов и паровоз! – воскликнул полковник. – Вполне наивный детский почерк!

Он взял карандаш, придвинул к себе донесение об аварии и наложил резолюцию: «Есаулу Благову. Расследовать. Начать с обходчика».

В это время Тимофей Егорович сидел в комнате у Кондрата Васильевича. Для оставшихся в городе большевиков она служила подпольным штабом, а официально называлась мастерской жестянщика. Днём Кондрат Васильевич чинил вёдра, лудил кастрюли, а по ночам ремонтировал оружие для партизан и подпольщиков.

Кондрат Васильевич с любопытством осмотрел флажок, хмыкнул, взъерошил короткие волосы на голове,

– Может, он случайно оказался у дороги?

Обходчик не согласился:

– Никакая не случайность! Два их было, флажка: один колчаковцы нашли, а этот я подобрал. И костыль я потом отыскал.

– При чём тут костыль? – спросил Кондрат Васильевич.

– При том! Его кто-то на рельсу положил – оттого и авария произошла. А флажки по обеим сторонам воткнуты были. Умысел тут явный!

– Умысел, умысел! Глупый умысел-то! – проворчал Кондрат Васильевич. – Какой нормальный человек устроит ловушку и флажками её украсит? Да ещё с дурацкой надписью: армия, и не какая-нибудь, а Трясогузки! Ишь какой Наполеон открылся! А ведь грамотный, чёрт: кавычки нарисовал! – Кондрат Васильевич ткнул пальцем флажок. – Похоже – интеллигент из сочувствующих сработал! Надо будет искать, – может, стоящий человек.

– То ненормальный, то стоящий! – съязвил Тимофей Егорович.

– Ненормальный в смысле того, как крушение подстроил, а стоящий – из-за грамоты, – объявил Кондрат Васильевич. – У нас грамотеев раз, два – и обчёлся! И учти – человек, вроде, наш: сам написал – красный.

– Хорош красный! – продолжал сердиться обходчик. – Глаза он тебе выколол!

Кондрат Васильевич не понял:

– Какие глаза?

– А не ты ли глазами меня называл?.. Ослепли глаза! Мне теперь на дорогу ни-ни!

– Я уж подумал об этом. Сегодня отправлю тебя к партизанам. Но ты не жалей: мы за карательным отрядом давно охотились!

Где-то на улице заиграла гармошка. Кондрат Васильевич поспешно встал с табуретки, взялся за верстак, заваленный чайниками и плошками, передвинул его вместе с двумя половицами, к которым были прикреплены ножки. Открылась узкая щель люка, ведущего в подвал.

– Залезай!.. Кто-то идёт! – сказал он обходчику, указав на люк. – Отдохни до ночи. Там и еда есть, и кровать.

Тимофей Егорович кряхтя полез вниз, а Кондрат Васильевич подвинул верстак на старое место и посмотрел в окно.

Мастерская стояла в самом конце улицы. Чтобы попасть к жестянщику, надо пересечь пустырь, который хорошо просматривался из окон мастерской. Место было удобное. Никто не мог незаметно подкрасться и неожиданно войти в штаб подпольщиков.

Для ещё большей безопасности в двухэтажном деревянном доме напротив пустыря постоянно находился дежурный. Если в мастерской происходила встреча подпольщиков, дежурный, увидев незнакомого человека, начинал играть на гармошке.

По пустырю шла женщина с тазом.

– Не вовремя несёт тебя, бабка! – произнёс Кондрат Васильевич и принялся раздувать притушенный горн.

Угли заалели вновь. Он бросил в огонь батистовый флажок.

КОНТРРАЗВЕДКА

Контрразведку в городке возглавлял есаул Благов. Сами колчаковцы ненавидели его и боялись. Говорили, что есаул – родственник одного из заправил омского белогвардейского правительства.

Благов был высок и строен. Чёрный чуб выбивался из-под папахи и нависал над узким лбом. Большие тёмные глаза навыкате смотрели не мигая. Не всякий мог выдержать этот пристальный взгляд.

Получив от полковника флажок армии Трясогузки, Благов долго не раздумывал. У него была одна улика – кусок батиста. Есаул послал пятерых солдат на поиски обходчика, остальным приказал произвести в городке повальный обыск.

Крушение произошло в девятом часу утра, а уже в полдень к дому, в котором располагалась контрразведка, привели группу задержанных. Есаул вышел на крыльцо, чтобы рассортировать их: кого отпустить, а кого оставить для дальнейшего расследования.

В бедных семьях батист – редкость, поэтому большинство задержанных было из зажиточных слоёв, поддерживавших колчаковский режим.

– Какое издевательство! – слышалось из толпы.

– Хуже, чем большевики!

– Мы самому Колчаку пожалуемся!

Это не смутило есаула. Он обвёл людей тяжёлым взглядом, переложил флажок, из правой руки в левую, вынул из кобуры кольт и сказал негромко, но так, что слышали все:

– Богу пожалуетесь!.. Давай!

Унтер-офицер вывел из толпы женщину с отрезом белого материала и подтолкнул к крыльцу. Благов сравнил флажок с материалом и отрывисто произнёс:

– Свободна!

Унтер-офицер выхватил отрез у женщины и снова подтолкнул её:

– Иди!

И она, пошатываясь, вышла за кольцо солдат.

Через полчаса толпа задержанных поредела, а у ног есаула вырос ворох отобранных вещей. Тут были платья, скатерти, занавески, куски сатина, ситца, шёлка.

Колчаковцы воспользовались удобным случаем и отбирали всё, что им приглянулось.

К Благову подвели мужчину в форме железнодорожного служащего. В руках он держал большой батистовый платок. Есаул не успел сравнить его с флажком. Разбрызгивая уличную грязь, к дому подъехал автомобиль. Солдаты расступились, узнав машину полковника. Она круто остановилась у самого крыльца. Вышел адъютант.

– Прекратите это безобразие! – сухо сказал он есаулу. – Кого вы задержали? Возмущены лучшие люди города! Телефон трезвонит без умолку! Полковник в гневе.

– Мне сказано найти… – начал было есаул, но адъютант прервал его:

– Вам надо поучиться классовому чутью у большевиков!

– У меня одна примета – батист! – выпалил есаул.

Адъютант усмехнулся, вытащил из кармана батистовый платок и, кивнув в сторону кучки задержанных, спросил:

– Может быть, и мне встать с ними?.. Отпустите их, – это категорический приказ полковника!

Есаул молча повернулся и вошёл в дом, громко хлопнув дверью.

– Отпустите их! – повторил адъютант унтер-офицеру и добавил, обращаясь к задержанным: – Господа! Вы свободны!

Мужчина в форме железнодорожного служащего прикоснулся пальцем к козырьку фуражки и шагнул к адъютанту:

– Разрешите поблагодарить вас за восстановленную справедливость!

Он выговаривал слова очень правильно, с той старательностью, с какой говорят по-русски иностранцы.

– С кем имею честь? – спросил адъютант довольно холодно.

– Инженер Бергер. Прислан к вам из Омска в качестве начальника железнодорожного депо.

– Барон Бергер? – приятно удивился адъютант. – Но каким образом вы очутились в числе задержанных?

– Вы отлично осведомлены о моей родословной! – мужчина поклонился. – А задержали меня потому, что я имел неосторожность, сойдя с поезда, вынуть из кармана батистовый платок.

Адъютант гневно взглянул на дверь, за которой скрылся есаул.

– Приношу вам самые искренние извинения! И прошу! – он жестом пригласил барона в машину. – Полковник спрашивал о вас уже трижды!

Автомобиль чихнул и поехал по улице.

Унтер-офицер сгрёб в охапку сваленные у крыльца вещи и понёс их к воротам. Из-за угла появился мальчишка-беспризорник. На голове у него блином лежала кепка без козырька. Рваный английский френч, в двух местах прошитый пулями, доходил ему до колен. Ниже виднелись полосатые пижамные брюки, прихваченные старыми солдатскими обмотками.

Беспризорник бесстрашно дёрнул унтер-офицера за хлястик шинели.

– Дядя, дай рубаху – брюхо прикрыть!

Унтер обернулся. Руки у него были заняты. Он ногой хотел пнуть мальчишку, но тот отскочил.

– Дай, говорю! – с угрозой повторил беспризорник и выдернул из охапки шёлковую рубашку.

– Держите его! – крикнул унтер-офицер солдатам.

Мальчишка вьюном проскользнул мимо колчаковцев и, отбежав на безопасное расстояние, с вызовом крикнул:

– Кого держать? Меня? Хо-хо!.. У меня паспорт бессрочный! – беспризорник распахнул френч и хлопнул ладонью по голому животу. – А хотите – и гербовую печать покажу! – Он повернулся к солдатам спиной и звонко шлёпнул рукой пониже поясницы.

НА БАЗАРЕ

Базар был местом, куда стекались все городские слухи и сплетни. И не случайно Кондрат Васильевич послал молодого подпольщика Николая

Глухова на базарную площадь. Какой-нибудь разговор, чья-нибудь болтовня могли навести на след таинственной Трясогузки.

Николай в детстве сломал ногу и остался хромым, поэтому его не забрали в колчаковскую армию. Он помогал Кондрату Васильевичу чинить и паять кухонную посуду, но главная его обязанность заключалась в охране подпольного штаба. Николай жил с сестрой Катей в двухэтажном доме напротив мастерской. Они по очереди дежурили у окна и, когда надо, играли на гармошке.

На базар Николай отправился со связкой жестяных чайников.

На площади колыхалась густая толпа. Чего тут только не продавали! Подвыпивший старик торговал детскими гробиками. Женщина в мятой шляпе предлагала икону, уверяя, что она из чистого золота. Старуха сидела на большом котле с деревянной крышкой и на весь базар кричала:

– Кондер! Горячий кондер!

К этой «походной кухне» подошёл молодой парень со связкой книг. Он с наигранной бодростью протянул старухе всю связку.

– Держи, мать! Никому бы не отдал, а тебе дарю – за одну миску!

Старуха взглянула на книги и отвернулась.

– Ладно, за полмиски! – уже не так бодро произнёс парень.

Старуха отмахнулась, как от комара, и снова закричала:

– Кондер! Кому горячий кондер!

Николай, помня наставления Кондрата Васильевича, присмотрелся к парню, подошёл поближе и тихо спросил, положив руку на книги:

– Про трясогузку есть?

Парень оживился. У него появилась надежда продать книги и купить еду.

– Зачем вам про эту глупую птицу? – веско сказал он. – Есть про охоту на бенгальских тигров-людоедов! Страх и ужас! Берите по дешёвке! Только на ночь не читайте!

– Я слабонервный – не надо про тигров! – ответил Николай и пошёл дальше.

До него долетел приглушённый голос женщины, торговавшей глиняными горшками, крынками и кувшинами. Забыв о своём товаре, она рассказывала стоявшим вокруг людям:

– Которые мёртвые – сотня! Вот те Христос – не меньше! Так вповалку на шпалах и валяются! А раненых – без счёта! И говорят, будто баба крушение подстроила! Платочек там шёлковый нашли. По нему и сыск идёт. Как найдут у кого шёлк,считай, что пропал!

Николай долго стоял около женщины, но она, исчерпав запас слухов, приукрашенных собственной фантазией, стала повторяться. Ничего нового он не узнал.

У забора, где народу было поменьше, сидел на фанерном чемодане пожилой мужчина в пенсне, в каракулевой шапке. На груди на цепочке висела узкогорлая чернильница. Из верхней петельки пальто торчали гусиные перья.

– Пишу прошения о помиловании, доносы и требования, иски и жалобы! Рука лёгкая! Успех гарантирован! – нараспев тянул он и начинал сызнова: – Пишу прошения о помиловании…

Николай подошёл к писцу, тронул его за плечо и неожиданно произнёс:

– Трясогузка… – и добавил после короткой паузы: – Полетела… Видать, лето скоро!

Писец неохотно приподнял голову. Над базаром пролетала ворона. Сквозь пенсне на Николая уставились колючие глаза.

– Это ворона, дурак!.. Пишу прошения о помиловании…

Николай отошёл, позвякивая чайниками.

ОБЛАВА

Базар – рай для беспризорников. Их тут был не один десяток, и все «работали» кто как умел: попрошайничали, воровали, ходили на руках по лужам, чтобы удивить и разжалобить торгашей.

В узком проходе между заколоченными ларями стоял беспризорник в пижамных брюках и в кепке без козырька. Голый живот по-прежнему белел сквозь дырявый английский френч. Шёлковая рубашка, которую он раздобыл у колчаковского унтер-офицера, красовалась на втором мальчишке, с грустными задумчивыми глазами. Был он года на два младше своего дружка, маленький и щуплый, словно воробьишка. В шёлковую рубашку таких, как он, влезло бы двое. Её плечи кончались где-то у локтей беспризорника. Рукава, чтобы не болтались, были обрублены топором. Сверху надета подбитая мехом жилетка.

Старший беспризорник, упёршись руками в стены ларей, зорко смотрел из узкого прохода на базарную толчею. Под его рукой, как под крылом, стоял младший и глядел туда же.

– Подходящего не видать! – произнёс старший.

– Не видать, – как эхо, отозвался младший.

Из толпы торопливо выбрались двое других беспризорников и заспешили к выходу. Заметив английский френч, они остановились.

– Эй, англичанин! – крикнул один из них. – Последний раз говорю: пойдёшь к нам – получишь долю!

Мальчишка презрительно оттопырил губы.

– Долю? А что вам делить-то?

Беспризорники переглянулись и подошли к ларям.

– Протри гляделки!

На ладони лежал туго набитый кожаный бумажник.

– А что в нем? – полюбопытствовал мальчишка во френче.

– Сами не знаем – только что увели! Тёпленький!

Грязные пальцы раскрыли бумажник. В нем была пачка денег. На беспризорника во френче они не произвели впечатления. Он вытащил одну бумажку, осмотрел её и небрежно сунул обратно.

– Чешите отсюда! У нас дела покрупней!

Где-то в центре базарной площади забренчала гитара.

– За мной! – приказал мальчишка во френче своему дружку, и они нырнули в толпу, оставив воришек у ларей.

Играл на гитаре смуглый парнишка с курчавыми волосами. Он был босой и лихо месил ногами базарную грязь, аккомпанируя себе на гитаре. В замысловатых коленцах, которые он выкидывал перед зрителями, чувствовался навык. Танцору поощрительно хлопали. Но, когда он с шапкой в руке обошёл людей, не звякнула ни одна монета.

Парнишка выругался, блеснув белыми зубами, сердито швырнул шапку под ноги и с каким-то отчаяньем запел под гитарный перебор:

 
Наш верховный, наш правитель
Защитил святую Русь!
Дикой черни усмиритель,
За тебя сейчас молюсь…
 

Все приумолкли: заинтересовались, какую частушку пропоёт беспризорник про «верховного правителя» – адмирала Колчака. Парнишка с ожесточеньем ударил по струнам и выкрикнул:

 
Вечека! Вечека!
Приласкай же Колчака!
 

Точно взрывом разбросало толпу. Люди шарахнулись в разные стороны. За эту частушку могли расстрелять и мальчишку, и тех, кто слушал его. Вокруг него образовалась пустота. Только два дружка-беспризорника продолжали стоять, с сочувствием глядя на паренька, который заплакал от голода и обиды.

– Подходит? А? – спросил старший.

– Подходит! – подтвердил младший.

Беспризорник в английском френче вытащил кусок сахара, отколотый от целой головки, и протянул пареньку:

– Держи обеими!

Тот, не веря своим глазам, взял сахар.

– Облава! Обла-ва! – раздалось на базарной площади.

Началась паника. Парнишка подхватил шапку, гитару и словно растворился в разбегающейся толпе. Два дружка-беспризорника бросились к ларям: младший – впереди, старший – сзади. Обмотка у него развязалась и волочилась по земле, но поправлять её было некогда. Мальчишки один за другим влетели в узкий проход между ларями. В эту минуту Николай, бежавший за ними, наступил на обмотку. Беспризорник во френче упал, но тотчас вскочил и обругал Николая:

– Курица слепая! Очумел от страха!

Младший беспризорник уже раздвинул доски забора за ларями и пролез через потайную лазейку. Старший кинулся за ним. Николай тоже протиснулся в узкую дыру. Все трое очутились на свалке. Здесь никого не было.

– Спасибо, ребята! – сказал Николай. – Выручили!.. Может, когда-нибудь сквитаемся.

– Сейчас сквитаемся! – ответил мальчишка во френче, закручивая обмотку. – Гони чайник в подарок!

Николай отцепил от связки самый красивый чайник.

– Получай! Ну, а сахар у вас у самих есть – видел! Не знаю только откуда?

– Много будешь знать – скоро состаришься! – отрезал старший беспризорник. – За чайник мерси! – И, кивнув головой на прощанье, он приказал своему дружку: – За мной!

Мальчишки быстро пошли по кучам мусора, а Николай остался у забора.

С базара долетали испуганные вопли. Контрразведка есаула Благова продолжала искать виновников крушения.

БАРОН БЕРГЕР

Они обедали вдвоём – полковник и барон.

– Не печальтесь, барон! – покровительственно произнёс полковник.

– Мы ещё все с вами вернём!

Барон поднял бокал с вином.

– Я понимаю!.. Кстати, вот и ответ на ваш вопрос: почему я, барон, решил пойти на такую должность. Я не хочу ждать сложа руки! Пока мы не победили, я не барон, я слуга доблестной армии и готов выполнять самую чёрную работу!

– Вы настоящий патриот! – воскликнул полковник.

Они выпили.

– Как вы считаете, с чего мне начать? – спросил барон.

– С самого главного – с ремонта бронепоезда. Им интересуется адмирал Колчак! – полковник помедлил и сказал: – Простите, но я буду откровенным до конца… Вашего предшественника пришлось расстрелять за нераспорядительность. Рабочие разбежались из депо. Остался какой-то пяток посредственных слесарей. Им не осилить ремонт бронепоезда.

– Тогда я начну с рабочей силы, – задумчиво произнёс барон. – Вы мне не откажете в солдатах для этой акции?

– Берите хоть роту!

– Достаточно пока троих…

Через час новый начальник железнодорожного депо прошёл в сопровождении трех вооружённых солдат по главной улице города. Богатые дома не интересовали барона Бергера: он искал рабочих. Дойдя до окраины, он зашёл в несколько хибарок. Солдат он оставлял у дверей и всякий раз приказывал:

– Никого не впускать и не выпускать!

Долго барон не задерживался – выходил из дома через две-три минуты, ворчал довольно громко: «Попрятались проходимцы!» – и шёл с солдатами дальше. Так они оказались у пустыря, где стояла мастерская жестянщика. Барон свернул к ней.

В двухэтажном доме заплакала гармошка. Девичий голос тоскливо затянул:

 
Догорай-гори, моя лучинушка…
 

У крыльца барон оставил солдат и вошёл в мастерскую.

Николай и Кондрат Васильевич были заняты своим делом: один лудил медную кастрюлю, другой вырезал ножницами большой круг из жести.

– Что вам угодно? – любезно спросил Кондрат Васильевич и улыбнулся как радушный хозяин.

Барон неторопливо оглядел мастерскую.

– Зажигалку починить можешь?

Кондрат Васильевич перестал улыбаться.

– Покажите.

Бергер вынул из кармана замысловатую серебряную зажигалку без колпачка. Кондрат Васильевич придирчиво повертел её в руках, придвинул к себе какую-то коробку, порылся в ней и вытащил из груды мелких металлических деталей серебряный колпачок. Приладив его к зажигалке, он крутанул колёсико. Вспыхнул огонёк.

Барон вопросительно скосился на Николая.

– Свой! – успокоил его Кондрат Васильевич.

Бергер пожал ему руку, кивнул Николаю и представился:

– Платайс, из латышских стрелков. Прислан разведотделом фронта с документами захваченного в плен барона Бергера.

– Это вы отправили под откос карателей? – быстро спросил Кондрат Васильевич.

– Нет. У меня другое задание. Официально я – барон Бергер, новый начальник железнодорожного депо. Прошу вас, товарищ Крутов, собрать вечером самых верных людей – потолкуем. Приду опять с охраной, не пугайтесь. Надо будет…

Снаружи снова донеслось тоскливое пение гармошки.

Кондрат Васильевич прервал Платайса.

– Осторожно – чужие!

– Выйдите со мной! – приказал Платайс.

Они вдвоём вышли на крыльцо. Солдаты почтительно вытянулись. Один из них доложил:

– Господин начальник! Есаул едет!

– Вижу.

К мастерской ехали верхом на лошадях три всадника. Впереди – есаул Благов. За пустырём, на улице, виднелись солдаты. Обыски в городе продолжались.

Николай, наблюдавший из окна, встревожился. Он вытащил из кучи жестяных обрезков пару самодельных гранат, похожих на ржавые консервные банки, засунул их в карманы и тоже вышел на крыльцо.

Когда есаул подъехал, Платайс вежливо сказал:

– Прошу вас мастерскую не трогать. Этот человек, – он кивнул на Кондрата Васильевича, – мне нужен.

– Кому? – насмешливо спросил есаул.

– Мне! – твёрдо повторил Платайс. – Начальнику железнодорожного депо.

– Плевал я на твою должность! Ты лучше скажи: где я тебя видел?

– Рекомендую запомнить, – спокойно произнёс Платайс, – обращаясь ко мне, следует говорить «вы». Это во-первых. А во-вторых, немедленно уезжайте отсюда и молите бога, чтобы я не сообщил полковнику о приёме, который оказала мне ваша контрразведка утром.

– Я з-запомню! – заикаясь от ярости, крикнул есаул.

– Вот и превосходно!

Платайс повернулся к есаулу спиной и сказал Кондрату Васильевичу:

– Делай, как договорились: кого удастся, собери сегодня вечером, на остальных заготовь список с адресами. Я приду в восемь часов. И не вздумай обмануть! Тогда мне придётся обратиться за помощью к господину есаулу.

Платайс сошёл с крыльца. Сопровождавшие его солдаты двинулись за ним.

Благов долго и злобно смотрел ему вслед, потом перевёл взгляд на Кондрата Васильевича и Николая, которые продолжали стоять на крыльце, и вдруг взмахнул нагайкой. Конь понёсся прочь от мастерской. Пришпорили коней и солдаты из контрразведки…

Ровно в восемь в мастерской жестянщика началось совещание. Открыл его Кондрат Васильевич, проводил Платайс, а охраняли три колчаковских солдата. Старший сказал, сворачивая длинную самокрутку:

– Такого не расстреляют!

Двое других поняли, к кому относятся эти слова.

– Въедливый! – произнёс рябой солдат. – У меня ноги гудят – устал таскаться за ним по городу!

– А как он есаула отбрил! – подхватил третий.

– Благов ещё припомнит это! – отозвался старший.

Пока солдаты толковали между собой у крыльца, подпольщики быстро обсудили главный вопрос – как помочь Платайсу выполнить задание, с которым он прибыл в город.

Осталось уточнить некоторые детали. Внимательно оглядев собравшихся, Платайс спросил Крутова:

– Кого пошлём в партизанский отряд с нашим планом?

– Я пойду. Мне тут оставаться нельзя, – ворчливо произнёс Тимофей Егорович. – Подвела меня Трясогузка под самый монастырь!

Все заулыбались.

– Найдём мы твоего обидчика! – сказал Кондрат Васильевич.

– Найти, конечно, надо, – согласился Платайс. – Но основное не это. Сейчас все силы нужно направить на бронепоезд. Мы должны действовать без осечки!

Платайс встал, попрощался и пошёл к дверям. Здесь он остановился, и Кондрат Васильевич впервые увидел на его лице нерешительность.

– У меня к вам, товарищ Крутов, личная просьба, – начал Платайс.

– Много у вас в городе безродных ребятишек?

– Хватает.

– Полгода назад… – продолжал Платайс, но так и не закончил фразу, махнул рукой, будто отрубил что-то, и произнёс совсем другим тоном: – Нет! Не время… Простите.