Текст книги "Крестовый поход"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Лев перед прыжком

Переход от озера Воже в Новгород стал уже настоящим, серьезным испытанием. Крупных городов на этом пути не было, развлекаться негде. Если кто из ватажников и прихватил с собой хмельного – через несколько дней припасы закончились. Да и жизнь походная к баловству не склоняла. Лагерь сворачивали еще в темноте. Путники наскоро перекусывали тем, что успевали приготовить к этому времени дозорные, запрягали лошадей и отправлялись в дорогу, двигаясь не только весь световой день, но и несколько часов после заката. Времени людям оставалось только на сон, и дисциплина установилась сама собой. Ватажники постепенно втянулись в обычную ратную жизнь, которая, как известно, состоит более из походов, нежели сражений.

Три дня они шли до устья Вытегры, еще семь дней вниз по Свири, на двенадцатый день пути выбрались, наконец, на простор Ладоги и повернули к Волхову, по прямой направляясь к кончику выступающего далеко в озеро мыса Волчий Нос.

Привыкшие к ежедневному однообразию, путники особо не смотрели по сторонам, двигаясь узкой длинной лентой. Егор с частью ватажников скакали впереди, княгиня Елена ехала чуть сзади в окружении боярской сотни, в крытых санях, запряженных шестеркой поставленных цугом лошадей, дальше ползли бесконечные сани и повозки с оружием и припасами, шли еще несколько сотен ватажников, опять возки, и только далеко позади, в нескольких верстах, обоз замыкали ратники под рукой Никиты Кривоноса.

Дорога, дорога, дорога, час за часом, верста за верстой. Миновали Сторожинский залив, коричневый из-за бескрайних камышовых зарослей, прошли мимо огромных валунов, летом предупреждающих корабельщиков о близком повороте, вывернули за мыс…

– А-а-а-а!!! – Закованные в железо всадники вылетели из-за камышей настолько неожиданно, что в первые мгновения Егор, не поверив своим глазам, только натянул поводья, забыв про оружие.

И лишь когда неведомые воины промчались уже половину пути, он выхватил саблю и закричал:

– За мной!!!

Послушались его не все. Многие ватажники предпочли отвернуть лошадей и броситься прочь, иные, спешившись, опустились на колени и начали креститься, громко молясь. Вслед за атаманом рванули только Угрюм да десяток мужиков из его сотен.

– Ур-р-а-а!!! – попытался подбодрить себя Вожников, встречая клинком плотный строй одетых в черные кирасы всадников, скачущих с опущенными копьями.

Один наконечник князь смог отмахнуть, но второй порвал ему бок, пронзив все тело отчаянной болью, развернув и едва не вырвав из седла. Краем глаза Егор увидел, что Угрюма пробило сразу три копья, остальных сотоварищей – кого одно, кого два. Только пара ватажников чудом уцелели, но удар тяжелой конницы опрокинул их вместе с лошадьми, и над головами пытавшихся встать храбрецов уже сверкнули мечи.

Своей саблей Егор что есть силы рубанул ближнего врага, но только высек из кирасы искры, ударил другого, слегка повредив панцирь. И в этот миг из его груди выросло лезвие.

«Убивать бездоспешных легко…» – подумал он, поняв, что получил удар в спину.

В горле запершило. Вожников кашлянул кровью и из-за внезапной слабости стал заваливаться влево. Попытался схватиться за луку – но руки не послушались. Князь Заозерский вывалился из седла и стал падать в долгую, бесконечную бездну…

* * *

– Ф-фу, черт! – Егор тряхнул головой, отгоняя наваждение, натянул поводья, вскинул руку, огляделся.

Голова походной колонны еще только приближалась к Сторожевой бухте, до Волчьего Носа оставалось не меньше получаса ходу. Засада за ним наверняка уже готовилась к нападению, предупрежденная дозорными. Но теперь эти наблюдатели наверняка ушли: чтобы предупредить латников об обозе и не спугнуть ненароком путников…

– Что случилось, атаман?

– К бою! – резко приказал Вожников, разворачивая скакуна. – Щиты и копья разбирайте, кольчуги натягивайте!

Возле саней он спешился стремительным прыжком, хлопнул в ладони, привлекая внимание:

– Время битвы пришло, бояре! Мне нужны лучники! Самые лучшие! Кто готов удаль свою показать, брони надевайте. Щиты и копья оставьте, только помешают…

Открыл притороченный за задней стенкой теплого короба саней сундук, кинул в него шапку, достал шлем, набросил на плечи чешуйчатый колонтарь из нашитых на кожаную куртку двойным слоем стальных чешуек, застегнул сбоку на крючки. Опоясался боевым ремнем: толстым, без поясной сумки и ложки, но с трехгранным стилетом в пару к индийскому ножу и кистенем на тонкой цепочке. Застегнул шлем, поправил на затылке бармицу, снова сел в седло и приподнялся в стременах:

– Ну что, бояре, охотники есть?!

Добровольцы имелись – не меньше полусотни воинов, разъехавшись вдоль обоза, спешно надевали кольчуги, благо много времени это не занимало: натянул, как футболку, через голову, пояс застегнул – и готово. Половина боярских детей остались с князем Семеном. Хотелось надеяться – только потому, что луков не имели.

– Быстрее, земляки! – поторопил охотников Егор. – Ворога упустим!

Но они и сами спешили изо всех сил, насаживая на головы железные шапки и мисюрки, застегивая на запястьях кожаные и серебряные браслеты, спасающие от удара тетивы, надевая на большие пальцы боевые кольца и запрыгивая в седла.

– За мной! – скомандовал Вожников, видя, что большинство бояр скачут от своих саней в его сторону, и отправился во главу армии. Возле Угрюма замедлил шаг, приказал: – Идите вперед, к мысу. Но не спеша. Как услышишь шум боя, давай шпоры, огибай мыс и скачи на выручку.

– Сделаю, атаман, – кивнул ватажник.

Егор повернул влево, прямо в камыши, поскакал через них, легко проламывая хрупкие стебли и хорошо слыша похожий треск сзади и по сторонам. Ратники из боярских детей держались у него за спиной.

Доскакав по льду почти до самого леса, густо растущего на мысу, Егор спешился, поднес палец к губам:

– Теперь тихо! – И первым стал пробираться через обледеневшие камни.

Дальше, под кронами деревьев, камней стало меньше, но снега больше, его успело навалить выше чем по колено. Проваливаясь с каждым шагом, Вожников упрямо вел бояр вперед. Он проезжал мимо уже не один раз и знал, что Волчий Нос узкий, сажен сто.

Наконец впереди появился просвет, и вскоре стала видна полоса тростника, похожая из-за качающихся на ветру кисточек на меховую оторочку раскинувшегося дальше белоснежного покрывала. Егор вскинул руку, пригнулся, подкрался к самым камням, огораживающим мыс и с этой стороны, покрутил головой.

Князь Заозерский ошибся в месте всего на две сотни шагов: неведомые разбойники прятались чуть дальше к кончику Волчьего Носа, таясь среди тростника. Кабы всадники не возвышались шлемами на две головы выше самых длинных мохнатых кисточек – ни за что бы не разглядел.

Указав в сторону врага, Егор тихо приказал:

– Лошадей выбивайте! Без скакунов они как рыба без воды будут. Токмо побрыкаются недолго да сдадутся. Готовы?

Боярские дети, открыв колчаны и достав луки, разошлись вдоль берега, выбирая удобные места, наложили стрелы комельками на тетиву.

– Огонь! – выдохнул Вожников, и стрелы комариной стаей взвились над берегом, скользнули чуть выше тростника, ушли вниз. Тотчас заржали лошади, заметались из стороны в сторону шлемы.

Скакунов в прибрежных зарослях было, конечно же, не разглядеть – но где они находились, догадаться нетрудно. Чуть ниже всадника, спереди и сзади. Туша большая, промахнуться невозможно. Лучники раз за разом цепляли прорезью кольца тетиву, оттягивали, отпускали, снова оттягивали, снова отпускали, опустошая свои колчаны. Полсотни стрелков меньше чем за минуту выпустили полторы тысячи стрел, и разбойники остались без лошадей еще до того, как поняли, что на них напали. С десяток скакунов уносились в стороны по льду, взбрыкивая от боли, три-четыре прыгали на месте, вытаптывая тростник, еще несколько, прежде чем рухнуть, поднялись на дыбы. Остальные же просто полегли, где стояли, или терпеливо истекали кровью, прежде чем упасть.

– Что теперь, княже? – звонко спросил ближний паренек, опуская бесполезный уже лук.

– Теперь просто ждем, – пожал плечами Егор. – Тати получили приговор. Посмотрим, какую из смертей они выберут.

Яростное колыхание тростниковых кисточек подсказало, что разбойники решили пасть под их мечами и теперь быстро приближаются. Князь Заозерский вытянул саблю, кривой индийский нож, громко потер клинком о клинок и предупредил:

– Вперед не лезьте, бояре! Пусть они ноги на камнях ломают!

Возле берега легли вниз последние стебли, и чужаки вышли на свет, заставив боярских детей напрячься. Это были воины в латах, в глухих шлемах, кирасах, в кольчужных штанах и с кольчужными рукавицами. Вдобавок к тому – вооруженные щитами и длинными копьями. Увидев врага, они быстро сомкнули ряды, двинулись вперед плотным строем, щитом к щиту, пики вперед, ступили на камни…

– Вай! Го-о-от!!! – Сразу двое, даже не вступив в схватку, поскользнулись и рухнули на спину, остальные замедлили шаг, опустили головы, смотря под ноги. Но очень быстро один за другим грохнулись еще трое, поползли назад. Те, что продолжали наступать, попытались достать бояр копьями, но в их положении разящие удары получались неуклюжими и слабыми. Повеселев, ратники стали хватать пики за наконечники, дергать к себе, где-то вырывая, а где-то опрокидывая владельцев на камни и добивая их же оружием.

Латники, лишившись оружия и части людей, отступили, побросали копья и пошли в новую атаку уже без строя и с мечами. По одному пробраться через ледяные валуны у них получилось куда лучше, но теперь правильный управляемый бой превратился в россыпь схваток один на один. А числом странные разбойники бояр ничуть не превосходили.

Первым на Егора вылез латник низкорослый, с ходу кольнул мечом – правда, слабо, скорее отвлекая, чем надеясь поразить. Князь даже не стал парировать, понадеявшись на прочность доспеха, замахнулся саблей. Разбойник прикрылся щитом – Егор, придержав клинок, что есть силы пнул щит ногой, а когда враг, не готовый к такому сильному толчку, опрокинулся, навалился сверху и вогнал кончик сабли в прорезь шлема.

– А-а-а! – Из-за валуна бросился вперед новый латник.

Егор, не успев встать, закрылся от удара клинком. Удар оказался сильным, защиту пробил, ощутимо тряхнув шлем, но князь левой рукой ударил под близкую латную юбку, попав широким индийским ножом во что-то мягкое… И схватка закончилась.

– Мама-а!!! – Паренька справа опрокинул громила в черных доспехах, взмахнул мечом. Егор еле успел в два прыжка подскочить и встать сверху, поймать прямой клинок на скрещенные нож и саблю.

– Хакка пале! – рявкнул черный, резко перебрасывая вперед щит.

Егор отпрянул – он эту шутку знал, окантовка ребра на раз ломает, – пошел вправо. Латник, чтобы не получить удар в спину, повернулся следом, отходя от паренька в сторону. Тот вскочил и прыгнул вперед, обеими руками обхватывая шлем и закрывая черному обзор. Латник растерялся, а Егор с разбегу прыгнул вперед, и вдвоем они без труда сбили разбойника с ног.

– Сзади!!! – Округлившиеся глаза паренька вынудили Вожникова метнуться в сторону – и тяжелый топор раскроил не его голову, а грудь черного латника, прочно засев в кирасе. Егор, не дожидаясь продолжения, резко подрубил врагу колени и только после этого встал, чтобы тут же увернуться от очередного клинка, пнуть ногой щит, отскочить за дерево, уходя от укола, из-за ствола попытаться ткнуть острием врага, но тоже безуспешно.

Латник в сине-красном, рисунка «домино», доспехе отошел чуть в сторону, призывно ударил мечом по своему щиту. Егор чиркнул саблей по ножу и, сдерживая холодное боевое бешенство, пружинящей походкой пошел на него.

– Хакка пале! – Доминошник ринулся вперед, рубя из-за головы. Легкий сабельный клинок поймал и отвел меч без особого труда, скользнул обратным взмахом… Но попал по щиту. Латник тоже не упустил шанс резануть врага обратным движением меча. Лезвие бессильно прошелестело по пластинам колонтаря, Егор же использовал заминку для двух стремительных уколов через щит. Отбивать их доминошник поленился – все равно кончик клинка лишь бессильно царапнул прочную кирасу.

– Да чтоб ты сдох, черепаха бешеная! – от души выругался Вожников, снова чиркнул саблей по ножу, закричал и ринулся вперед, метясь плашмя положенным клинком в узкую щель вражеского шлема.

Латник рефлекторно поддернул щит, спасая глаза, и толкнул вперед меч, направляя острие Вожникову в грудь. Секунда вражеской слепоты – и сабля ушла влево, под меч, подбивая клинок вверх. Егор нырнул дальше вперед, под оружие, и уже ножом ударил доминошника под мышку, сильным размашистым движением пробивая тонкую кольчужную рубашку и поддоспешник. Легко, словно в масло – граненый кончик кинжала именно для этого и предназначен. Не задерживаясь, пошел дальше, за спину, саблей рубанул по загривку – но там, похоже, броня оказалась слишком прочной.

Чужак крутанулся, рубя мечом воздух, развернулся, увидел врага, замер, расставив ноги и подняв щит. Егор приглашающе развел руки, подставляя удару беззащитную грудь.

– Хакка!!! – Доминошник рубанул.

Вожников кинулся вперед, вскидывая саблю над головой, парировал удар, попытался кольнуть ножом, но тот лишь бессильно скрежетнул по кирасе. Не доставая его мечом, латник попытался ударить окантовкой. Но без замаха получилось слабо. Егор же, отскакивая, развернул кханджарли, чиркнул им по удерживающей щит руке, обо что-то ощутимо зацепившись. Приплясывая, пошел вокруг разбойника по кругу.

Броня латника была куда лучше, чем у него, так просто до тела не доберешься – но и тяжелее. Колонтарь Егора слабым тычком или случайным резом тоже не пробить. Но зато в нем хоть кувыркайся, хоть прыгай, хоть бегай. Да и сабля легче меча чуть не вдвое. Два раза кольнуть успеешь вместо одного. И обзор в открытом шлеме хороший.

– Ну?! – остановившись, опять раскинул руки Вожников.

– Хакка! – принял приглашение доминошник, снова рубанув из-за головы.

В этот раз Егор парировать не стал, а поднырнул, уходя от латника вправо, развернулся. Разбойник с резким выкриком ударил щитом – и вот его-то князь Заозерский и отбил в сторону. Совсем не намного. Только чтобы хватило места руке с ножом пройти вдоль кирасы и под мышку.

Егор снова отпрянул, хищно пошел по кругу, как песец вокруг кабана. Доминошник ждал, тяжело дыша. Снег вокруг его правого сапога начал окрашиваться в красный цвет. Наверняка был полон уже до краев.

Вожников опять остановился, развел руки:

– Ну что, продолжим? Не желаете повторить схватку?

Доминошник поднял меч, сделал пару шагов вперед, уперев его кончик в пластины колонтаря, постоял так несколько мгновений, а потом уронил щит, сделал еще шаг, уже не пытаясь пронзить врага, а ища в нем опору – и повалился рядом.

Егор облегченно перевел дух, огляделся. Как оказалось, он стоял в кругу зрителей. Битва завершилась, его схватка была последней.

– Добре, княже! – одобрительно отозвались бояре. – Лихо ты его! Любо посмотреть!

– А чего вас так мало? – На полянке меж деревьями собралось всего полтора десятка ратников.

– Больно крепко бились иноземцы, – пожаловался воин с залитым кровью лицом. – Нелегко пришлось.

– Вот проклятие! – Егор пошел по полю брани, присаживаясь на корточки возле своих. Многие стонали и ругались, пытались сесть, отползти в более удобное место. На душе стало немного легче: убитых оказалось не больше десятка. Остальные просто ранены. Есть надежда, через месяц-другой оклемаются.

Со стороны озера послышался топот копыт. К берегу, держа наготове щиты и рогатины, мчались густые сотни ватажников.

– Вот мы, здесь, атаман! – осадил скакуна возле самых камней Угрюм. – Как приказывал! Кого бить?

– Ищи, – развел руками Егор.

Угрюм подумал, махнул рукой вдоль берега, отправляя сотни дальше, громко приказал ближним ушкуйникам:

– Силантий, вы тут с ранеными князю помогите, – а сам помчался следом за остальными.

Врага он все-таки нашел – в трех верстах дальше по берегу обнаружился лагерь разбойников. Там в руки ватажников попалось полтора десятка чужаков. Их допросили с пристрастием, и на рассвете, когда армия снова выступила в путь, Угрюм доложил:

– Не разбойники-душегубы это были, атаман. Датчане. Пленники сказывали, королева опасается, что ты опять ее земли разорять начнешь. Вести до них дошли, что силы свои к Новгороду созываешь. Литва, так они решили, тебе не по силам, орден Тевтонский ныне зело беден, однако же все еще опасен. Более окрест, кроме унии Датской, никого нет. Удары твои они на себе уже ощутили, посему решили упредить. Убить до того, как ты поход начнешь. Без тебя, так они полагали, войны не случится.

– Это приятное известие, – кивнул Егор. – А то я все маялся, кого в список на раскулачивание первым поставить. Теперь все в порядке. У нас есть доброволец.

После стычки на берегу князь Заозерский решил разделить обоз, отправив часть ватажников вперед налегке, только с ранеными на санях, а остальной груз везти обычным порядком, не торопясь. Благодаря этому помятые в схватке бояре уже через два дня были в Ладоге, возле старой крепости, охраняющей первый из волховских порогов, и отогревались на постоялых дворах в заботливых руках опытных знахарок.

Егор оставил хозяевам серебра, наказав заботиться о храбрых воинах, отправил Угрюма вперед – готовить дворец к приезду хозяев, а сам вернулся к жене, чтобы уже с нею вместе через неделю въехать в ворота бывшего амосовского подворья.

Ватажники, утомленные долгой дорогой, первый день отсыпались, на второй парились, на третий пошли отпиваться. На вопросы о планах знаменитого ушкуйника отвечали уверенно:

– Свеев бить пойдет. Поперва свеев, а опосля датчан. Или наоборот. Но бить их станет точно!

И сопровождали эти слова рассказом о том, как полторы тысячи датчан, распилив лед на пути заозерской рати, исподтишка напали на мирных путников и попытались разгромить их славного атамана. Но были биты тут же на месте всего в одной кровавой сече, длившейся от рассвета и до заката, и вырезаны все до последнего человека. Местами, в отдельных постоялых дворах, численность датчан увеличивалась до трех тысяч, а подробность про пиленый лед забывалась, в других говорили, как сотню датских рыцарей атаман Егорий Заозерский задушил голыми руками, поскольку ехал по мирному тракту без ножа и сабли. Однако в том, что сеча случилась лютая, новгородцы были убеждены, ибо на въезжающих в город санях лежало немало мятых и окровавленных рыцарских доспехов. Поэтому летописец историю разыгравшейся битвы тем же вечером записал, по здравом размышлении опустив сказки про задушенных голыми руками иноземных кавалеров и ограничившись словами лишь о том, что бито латинян было три тысячи полным числом, а лично князем Егорием Заозерским из них зарублено полтораста без малого. И завершил сей рассказ смиренным христианским пожеланием:

«Да смилуется Господь над судьбой несчастной Дании».

* * *

Но пока что Данию оберегали от гнева князя Егора Заозерского рождественские морозы. Вожников помнил, что половина Балтийского моря не замерзает, и потому дойти по льду хотя бы до Стокгольма не получится. Разве только побережье Ботнического залива разорить. Повторять поход через Териберку смысла не имело. Тамошние поморские кочи больше пары сотен человек на борт взять не смогут. Такими силами Данию только смешить. Остальные же корабли огромной Руси ныне лежали тут и там по берегам, ожидая открытия новой навигации. До ледохода не воспользуешься.

Егор рассчитывал собрать себе под руку тысяч десять-пятнадцать бойцов из Поморья, Заволочья и новгородских земель. С ним ходили уже многие, в него верили, ожидали от него хорошей добычи. Так что – отзовутся, придут. Но вот как вывести такую силу из Новгорода и обрушить на врага? Очень уж далеко датчане от него спрятались…

Вдобавок ко всему, у Вожникова не было ни одной карты. То есть – вообще. Как оказалось, русские купцы вместо карт пользовались «списками», в которых указывались приметы, повороты, расстояния, опасные для прохода места или удобные стоянки. Ходить по таким свиткам, может, было и удобно, особенно по рекам, но вот окинуть местность взглядом совершенно невозможно. Поэтому карту Европы Егору пришлось рисовать самому, по памяти, а потом с помощью списков и по советам новгородских купцов наносить самые крупные реки, непроходимые неудобья и границы нынешних государств.

Получалось в принципе отнюдь не позорно, но сам процесс оказался долгим и нудным. В бумажных записях торговых людей Егор не мог разобраться совершенно, а потому знакомых новгородцев приходилось приглашать и выспрашивать, водя кисточкой, смоченной чернилами из дубовых орешков, по выбеленной коровьей шкуре. Да, бумаги нужного размера купить тоже не получилось.

– Вот этот мыс ты похоже нарисовал, там самое сердце Дании и есть, – прихлебывая янтарный хмельной мед, указывал пальцем купеческий старшина. – По одну сторону от нее в море Одер-река впадает, а по другую река Лаба. Чуть извилистыми их рисовать можно, они, почитай, прямо на юг и тянутся…

– Ага… – Егор не стал говорить, что Данила Ковригин указал вчера те же реки на полтора пальца левее. Просто вместо чернил наметил линии угольком: – Так?

– Ловко у тебя получается, княже… – опять прихлебнул меда Никифор Ратибор и пригладил длинную черную бороду, лежащую поверх вышитой косоворотки, которая с трудом вмещала обильное брюшко. – А третья большая река Римской империи почти напротив острова английского в Северное море впадает. К нам примерно на три пальца ближе отмечай. Там, где ты поначалу приметился, там уже все – границы римские, далее земли франков начинаются.

Бочонок ставленого хмельного меда, хорошо натопленная горница и общее интересное занятие быстро сближали мужчин. Гости скидывали шубы и кафтаны, расслаблялись, начинали шутить и заговаривать о сокровенном, о чем, может статься, иначе ни за что бы не упомянули.

– Вот здесь, в проливе над Данией, пара островов больших чуть не весь путь перекрывают. Зело странное государство. То ли три, то ли одно, то ли король Эрик правит, то ли королева Маргарита [14]14
  Маргарита Датская (1353—28 октября 1412). Создатель Кальмарской унии Швеции, Дании и Норвегии, на трон которой посадила своего внучатого племянника Эрика. Отбила у Ганзейского союза земли, которые ростовщики хотели присвоить как кредитный залог.


[Закрыть]. На море Балтийском сидят, а супротив союза Ганзейского войны затевают. В иных городах половина домов Ганзе принадлежат, половина Дании, – ан иди ж ты, воюют! Посему зуб на них в союзе торговом точат, ох, точат.

– Хочешь сказать, Ганза в войне с Данией готова помогать? – мгновенно заинтересовался князь Заозерский, выпрямляясь и наливая себе меда.

– Намекали людишки тамошние, что они тебе в любом деле подсобить согласятся, коли пути их торговые тревожить не станешь, – опять пригладил бороду старшина купеческого ста. – Навроде как если ты по Балтийскому морю плавать откажешься, они тебя возить охотно станут, хоть с ратями, хоть без, хоть грузы твои доставлять. Не тронь их города более – и станут союзником верным.

– А верить им можно?

– Ганза желает доблесть твою на юг, в сторону сухопутную направить. На том они и прибыль получат – товары военные да добычу твою перевозя, новые места для торговли своей откроют, а заодно от ворогов главных избавятся. Знамо дело, королям и князьям многим богатство городов торговых спать не дает. Сегодня они слабы, разграбить не в силах. А завтра? Тут лучше соперника придушить, пока не вырос.

– То есть меня им тоже придушить хочется? – прищурился Егор.

– А то! – рассмеялся Ратибор и приподнял ковш, словно сказал здравицу. – Но поскольку сила главная у них не в мечах, а в золоте, то сами не нападут. С другим своим ворогом стравить попытаются, обоим могут и приплатить, на обоих попытаются заработать.

– Значит, супротив Дании они мне помогать согласятся?

– Мыслю, да. – Купец выпил еще меда, отер усы и добавил: – Токмо о союзе сем тебе лучше не через меня, а через боярина Кирилла Андреяновича уговариваться. Деньги у него в домах немецких большие, посему ганзейцы ему доверяют полностью. Да и сам он о делах союза куда более печется, нежели об интересах новгородских.

– Предатель, говоря по-русски, – скривился Егор. – В петле на осине ему место, а вы его в совет господ новгородских выбрали!

– Потому и выбрали, что предатель, – пожал плечами староста купеческого ста. – Он о делах наших все знает, обмана не пропустит. Посему через него с Ганзой говорить куда как сподручнее. Коли без обмана, так и сговориться проще.

– А если он секреты новгородские выдаст?

– Это какие секреты, княже? О которых на вече, на площади городской во весь голос кричат? – рассмеялся Никифор Ратибор. – Так ведь шила в мешке не утаишь.

– Не вечно же Новгороду с Ганзейским союзом в одной упряжке ходить!

– Так у нас, княже, народ простой. – Гость зачерпнул ковшом еще меда. – Коли перемены замыслит, так иных бояр в мешок, да с моста в Волхов быстро перекидает. Да и сейчас о планах иных можно и без совета господ уговориться… А чего это у тебя тут за сапог нарисован?

– Италия. Разве она не такая?

– Такая-то такая, да токмо у голенища еще два острова имеются. И один чуть далее.

– Точно! Корсика! – спохватился Егор и снова взялся за чернила.

– Откуда ты все сие знаешь, княже? Поражаюсь твоей мудрости.

– Какая мудрость? – отмахнулся Вожников. – Сам видишь, половину островов отметить забыл.

– Ишь, скромник какой! Даже наш мудрый архиепископ, мыслю, и трети того, что ты начертал, не ведает. Он, кстати, о тебе спрашивал. Сказывал, духовником своим ты его называл, а к исповеди не приходишь. Нехорошо.

– Да?

Егор задумался. В Господине Великом Новгороде архиепископ управлял городской казной, вел переговоры с иными странами и заключал соглашения, имел личную дружину, обладал правами верховного судьи, сбора и назначения налогов, а также следил за торговыми мерами веса, объема и длины. То есть не во всякой тоталитарной деспотии монарх имел столько власти, сколько глава церкви в вольной Новгородской республике. И потому ссориться с ним или игнорировать было крайне нежелательно. И князь Заозерский тоже проявил благоразумие:

– Хорошо, я скажу жене, мы к нему съездим. Завтра же.

– Не, княже, исповедь – это такое дело, что лучше без супруги… – подмигнул ему Ратибор. – Давай за архиепископа нашего Симеона выпьем. Зело деятелен он и умен. За ним Новгород как за каменной стеной.

– Тоже верно, – согласился Егор. – Лучше без жены. Как полагаешь, примет меня завтра архиепископ?

– Тебя? Примет.

* * *

Каменные архиепископские палаты в Новгородском кремле топить было бесполезно. Стены в сажень толщиной, кирпичные своды с низко выступающими ребрами арок, толстые перегородки между комнатами. Скорее всего, случись здесь пожар – внутри все равно осталось бы прохладно. Тем более что и мебели в горницах было немного: несколько тяжелых дубовых сундуков, выставленных вдоль стен в светелках перед покоями главы церкви, письменные подставки, за двумя из которых что-то записывали в тетради монахи, да один стол.

В комнате епископа к данному перечню можно было прибавить большое распятие на стене, вроде из ясеня, высокий складень из семи икон и один шкаф с толстыми резными створками, неуклюже раскорячившийся возле окна. Здесь он был явно не на месте – скошенный потолок не позволял придвинуть заморскую мебель ни к одной из стен.

– Сын мой! Благочестивый князь Заозерский! – Архиепископ Симеон в серой войлочной рясе, поверх которой была накинута горностаевая душегрейка, встретил гостя возле дверей, перекрестил, протянул руку для поцелуя. Егор предпочел выказать смирение, послушно склонил голову, по которой служитель церкви его ласково погладил. – Умучился, мыслю, в походах дальних, в тяготах служивых? Душа покоя просит и чистоты?

– Да уж, проехать пришлось немало, – осторожно ответил Егор.

– Ну что же, облегчи душу, дитя мое…

Архиепископ за руку провел князя к своему стоявшему на небольшом возвышении трону, сел, ладонь Егора опустил на подлокотник, чуть нажал. Князь Заозерский, вздохнув, опустился на колено. Симеон одобрительно кивнул:

– Сказывай, сын мой. Кайся.

– Грешен, отче, – лаконично повинился Вожников.

– И все? – после некоторого ожидания удивился архиепископ. – А в чем грешен? Какое раскаяние тебя томит, чем мучаешься?

– Отче, я полгода рубиловом-мочиловом в степях Дикого поля занимался! Коли все начну рассказывать, нам недели не хватит.

– Господь мой, Иисус, – вздрогнув от такой отповеди, перекрестился Симеон. – Откуда ты токмо слова таковые находишь… «Рубилово-мочилово». Мерзость!

– Так и выглядело не краше! – сказал Егор.

– Хорошо, в смертоубийстве ты раскаялся и радости от сего действа не испытываешь, – понял его состояние священник. – Этот грех вынужденный, и именем Господа нашего я его тебе прощаю. Сказывай дальше. Чревоугодие?

– Отче, в походе не до обжорства!

– Блуд?

– Ну-у… – замялся Вожников. – Так было нужно. По работе.

– Не раскаиваешься, – сделал вывод архиепископ.

– Почему? Раскаиваюсь. Стыдно очень. Так, что и говорить не хочется.

– Не верю. Придется наложить на тебя епитимью, сын мой, дабы глубину греха сего понять смог…

– Я в Орде ханшу на стол посадил, – торопливо сообщил Егор. – Теперь можно спокойно присоединить Сарайскую епархию [15]15
  Сарайская и Подонская епархия – по приказу Александра Невского учреждена в 1261 году в Сарае, столице Золотой Орды, митрополитом Кириллом. В 1454 году кафедра перенесена в Москву, в 1788 году упразднена.


[Закрыть]к Новгородской. Ведь она, насколько я знаю, самая большая? Вот только не знаю, как это делать нужно… Епископу приказать, чтобы тебе подчинялся, убрать его с должности, или еще как?

– Ох, сын мой… – Архиепископ покачал головой, перекрестил склонившегося Вожникова. – Именем Господа нашего, Иисуса Христа отпускаю тебе грехи твои, отныне и навеки. Аминь.

Он поднялся, жестом разрешил Егору встать, не спеша побрел к шкафу, на ходу объясняя:

– Мы, дитя мое, не миру служим, а Всевышнему, и потому владетелям земным не подвластны. На земли русские митрополита Патриарх Вселенский из Царьграда ставит. Ему мы как дети, меж собою как братья. А коли меж себя предстоятеля выбираем, так то по общему согласию и за заслуги духовные.

– То есть в Сарайской епархии нужно поменять выборщиков? – сделал логичный вывод Егор.

– Я не могу стать их пастырем, сын мой, коли уже стал архиепископом новгородским. – Симеон ключиком открыл дверцу шкафа, достал свиток. – Нет, конечно же, приходами новыми епархия новгородская прирастать может. Но сами епархии лишь патриарху Вселенскому склоняются и митрополиту, им присланному. Сие же есть грамота от оного, митрополита киевского Фотия, из храма Софии изгнанного и в печали великой во Владимир отъехавшего.

Архиепископ протянул свиток гостю. Егор, зная, что прочитать не сможет, сделал вид, что жеста не понял, и просто спросил:

– И чего там у него случилось?

– Иерархи литовские митрополиту Фотию отречение прислали. – Симеон развернул свиток, прочитал вслух: – « Бывшему до сих пор митрополиту Киевскому и всея России Фотию мы, епископы Киевской митрополии, пишем по благодати Святого Духа: с тех пор как ты пришел, видели мы, что многое делаешь ты не по правилам апостольским и греческим, а мы по правилам терпели и ждали от тебя исправления; но мы услышали о тебе и уверились о некоторой вещи, которая не только не по правилам, но и подвергает тебя извержению и проклятию, и ты сам сознаешься в этом, испытав свою совесть, а мы не пишем о ней, не желая срамить себя; и так объявляем тебе, что по правилам не признаем тебя за епископа, и это есть наше конечное к тебе слово!» [16]16
  Цитируется по: «Очерки по истории Русской Церкви» А.В. Карташева.


[Закрыть]