Текст книги "Врата смерти"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Сейчас я им покажу, кто тут хозяин, – пробормотал Годислав, отвернул к первым саням, наклонился прямо с седла, выдернул из-под рогожи саадак, раскрыл один из колчанов, извлек лук... Но взяться за стрелы не успел: волки моментально шмыгнули в лес. Боярин разочарованно сплюнул: – Умные, твари.

– Слишком умные... – пробормотал Середин. Зима и голод были, конечно, хорошим объяснением для ночного нападения волков. Однако ведун ни за что бы не поверил, что звери способны заморочить людей и кружить их по лесу.

Несколько волков внезапно показались справа от дороги – но довольно далеко и держась за толстыми соснами. Годислав даже не стал тянуться к луку. Спустя пару верст волки пропали, но вскоре появились снова, шумно продираясь через заросли бузины, усыпанной мерзлыми красными ягодами. И опять: стоило боярину наложить стрелу на тетиву, как звери мигом шмыгнули в сторону ельника.

– Проклятые твари! – зло сплюнул воин.

Олег же глянул на другую сторону дороги и понял, от чего так старательно отвлекали их хищники: от выросшей на сломе старой сосны тоненькой березки. Некая сила опять водила их по кругу!

Ведун закрыл глаза, нашептал заговор на снятие морока, ткнул пятками бока скакуна, заставляя его ускорить шаг. Спустя минут десять он повторил наговор, потом снова и снова – однако через два часа волки опять завыли справа от тракта, отвлекая путников от приметной березы.

– Все-таки они совершенно безмозглые существа, – негромко сделал вывод Олег. – Не догадались сломать ее или выдернуть.

– О чем сказываешь, дружище? – поинтересовался Годислав.

Вместо ответа Середин свернул вправо, знакомым путем проехал мимо ельника и натянул поводья.

– Что за проклятье? – пробормотал боярин. – Это тот же обрыв?

– Нас все еще кто-то кружит, – кивнул Олег. – Нужно останавливаться, чего зазря ноги топтать? Зелье сварить попробую. Если моя магия сильнее здешней окажется, завтра вырвемся.

– А может, сие другое место, токмо похожее? – спросил сзади холоп. – Следов-то ночной схватки нет нигде, как и не было!

– Чтобы человека кружить, следы заметать надобно. Иначе догадается.

Олег спешился, спустился к реке, раскидал снег, казавшийся девственным – и тут же стали видны темные кровяные разводы.

– И ведь вставать опять здесь придется, – вздохнул ведун. – Отбиваться здесь удобнее всего.

На обрыве показалась молодая волчица, глянула на Середина – и тут же метнулась за край, едва Годислав поднял лук.

– Видать, так никого подстрелить и не получится, – признал тот. – Хитры больно.

Вернув сани на то самое место, с которого они ушли утром, путники заготовили дров, напоили лошадей, повесили им торбы, не спеша, с чувством, сытно подкрепились. После этого в небольшом черпаке ведун запарил смесь из одолень-травы, можжевельника и полыни, наговорив ее заговорами Алатырь-камня сразу и от морока, и от нежити, и от колдовского проклятия. Сходил в лес, окропил зельем несколько открытых участков, половину состава оставил на утро. Вернулся к костру, внимательно наблюдая за лесом. Вскоре он заметил, как через обрызганную поляну пробежала пара волков. Спустя немного – еще несколько. Звери запах состава учуяли, повели носом, сбавили шаг, но все равно прошли, не испугались. Это значило, что они были самыми настоящими живыми существами, из плоти и крови. Не наваждением, не оборотнями.

– Все правильно, – кивнул Олег. – Зимой в холода нежить застывает. Нет ее в это время. Лешие, берегини, водяные – спят все. Кто же тогда нас кружит?

– Может, ведьма какая али колдун? – ответил боярин.

– Откуда им тут взяться? Мы третий день ни одной деревни не встречаем! А если есть – что ему надо? Где он? Почему не показывается? Никаких следов человеческих нигде не видно... – Он ударил себя кулаком в ладонь: – Проклятье, как же мне не хватает освященного креста!

Волки кружили вокруг лагеря, однако вплотную не подступали. Только когда в лесу начало смеркаться, они стали подкрадываться ближе и ближе, иногда сбиваясь в стаи и кидаясь к саням – но в последний момент неизменно передумывая и отворачивая в сторону. Вскоре звери окончательно растворились в темноте – однако глаза их продолжали светиться, выдавая перемещение. Хищники то бросались вперед сразу отовсюду, то отходили, то вовсе пропадали из виду – чтобы вскоре с одной стороны всей массой ринуться в атаку и опять в последний момент разбежаться. Когда наконец забрезжил рассвет и волки отступили, холоп первым без сил рухнул на снег и закрыл глаза:

– Прости, боярин, но еще одной такой ночи я не вынесу. Упаду, и пусть жрут. Сил моих больше нет, и глаза слипаются.

– Выматывают, ведун, – усевшись на облучок ближних саней, сказал Годислав. – Они нас выматывают, отдохнуть не дают, пугают. Как в первую ночь поняли, что силой взять не получится, что порубим всех, так теперь за измор взялись. Больно умны волки сии. Не иначе волкодлаки, кто еще такое удумает? Прав Мичура, третьей ночи нам не пересидеть. Сомлеем. Сонных и пожрут.

– Да пребудет с нами милость богов, боярин. Попробуем вырваться. Зельем моим лица оботрите. Должно помочь, коли глаза нам кто-то отводит.

– Так наливай! – подставил ладони Годислав.

– Сначала давайте соберемся, лошадей оседлаем. Зелье ведь тоже свой срок действия имеет. Опасаюсь, как бы не выдохлось раньше времени.

Путники свернули лагерь с понятной стремительностью, даже есть не стали. Олег плеснул каждому в ладонь чуток заговоренного зелья и сам тоже отер лицо, постаравшись, чтобы часть влаги попала на веки. После чего обоз выполз на тракт и довольно быстро покатил к северу. В этот раз путники лошадей не жалели, гнали широкой рысью. Первые пять верст остались позади, ни волков, ни ненавистной березы на пеньке ведун не заметил и уже обрадовался, что вырвался на свободу, – но миновал второй час путешествия, и по правую руку вдруг показались знакомые ели, обрыв и излучина заснеженной реки.

– Стой! – махнул рукой Середин. – Нечего напрасно лошадей гнать и себя мучить. Лучше отдохнем, пока светло.

– Проклятье! – привстал на стременах Годислав. – Ты же обещал!

– Значит, здешнее колдовство оказалось сильнее моего, – пожал плечами Олег. – Думать нужно, думать. В ногах правды нет. Ловушку разгадать надобно. Только тогда с ней можно справиться.

Лес заколыхался. Сразу со всех сторон из-за деревьев вышли волки и замерли на безопасном расстоянии, наблюдая за остановившимся на дороге обозом. Олегу показалось в их глазах даже что-то вроде презрения к жалким беспомощным людишкам. Звери были уверены в своем превосходстве, в своей силе и могуществе. Они знали, что путники обречены.

– Это ведь всего лишь животные, боярин, – прошептал Олег. – Жалкая, глупая и беспомощная скотина. Зачем мериться с ними силой и колдовством? Кажется, я знаю, что нужно сделать, дабы покончить с ними раз и навсегда. Ты прав, в этот раз мы повернем к ельнику.

После того, как сани были расставлены по сторонам, лошади отпущены рыть из-под снега траву, и лагерь более-менее обустроился – Олег позволил боярину и его холопу немного покемарить, сам же начал выщипывать из рогожи длинные и прочные мочальные пряди.

Волки бродили неподалеку. Они словно понимали: путники набираются сил и смогут выдержать очередную ночь осады. Однако снова под сабельный клинок звери не рвались и на опасное расстояние не приближались. Когда же после нескольких часов Годислав встал и взялся за лук – хищники предпочли уйти и вовсе за реку и к дороге, выжидая в нескольких сотнях шагов. Это позволило Середину и боярскому холопу спокойно и безопасно заняться своим делом в ельнике и между ближними сосенками, у саней – а заодно собрать побольше валежника и принести остаток дров с места прежней стоянки. После этого настала очередь отдохнуть ведуну – и поднялся он уже только в поздних сумерках.

К ночи мороз отпустил. Это означало, что на землю, укутанную толстым одеялом облаков, не сможет прорваться ни единого лучика звезд или луны. Схватку предстояло вести лишь в отсветах костра. Фигуры волков еще угадывались, но их глаза уже горели кровавыми огоньками, обещая долгую и опасную ночь.

– Когда они начнут? – шепотом спросил боярин.

– Скорее всего, после полуночи. – Середин громко и сладко зевнул. – Когда мы, утомленные долгим ожиданием и прежними бессонными ночами, окончательно свалимся с ног.

– Им не повезло. Мы неплохо отдохнули.

– Ночь длинна. – Ведун снова громко зевнул. – Если они не решатся напасть, мы застрянем здесь еще очень надолго. Пусть думают, что мы уже выдохлись. Не нужно ходить. Ложитесь на сани, старайтесь не шевелиться, но следите в оба. Если задремлем, то проснемся только в их пасти.

– Скорей бы кинулись, – вздохнул Годислав. – Ненавижу ждать. Жаль, не можем напасть первыми.

– Ничего, скоро сквитаемся...

Путники разошлись, выбрали место среди мягких вещей. Олег расстегнул пояс, прилег на бок, положил саблю рядом, наблюдая за горящими в темноте десятками глаз. Хищники медленно подкрадывались. Ближе и ближе. Ведун глубоко и ровно задышал, всячески доказывая обладающим отличным слухом волкам, что уже заснул... и... И вдруг с трудом вырвался из дремоты, рывком приподнялся, пытаясь понять, как долго спал.

На соседних санях что-то сонно забормотал холоп, дальше повернулся с боку на бок боярин Годислав.

«Спят!» – понял Олег.

И, похоже, та же самая догадка посетила и волчью стаю. Кровавые огоньки все вдруг стали приближаться, снег зашелестел под ударами лап справа, слева, спереди и сзади. Послышался треск, жалобный вой, хрип. Ведун поднялся, обнажил клинок, крутя головой во все стороны. Волки, почуяв неладное, заметались, попытались убежать – но оказались бессильны. Горящие во мгле глаза теперь дергались совсем рядом, однако практически на одном месте. А некоторые начали тускнеть.

– Что?! Что случилось?! Атака?! – внезапно вскочил со своего места боярин и рубанул мечом воздух. – Где они, где?

– Вокруг, Годислав, – ответил Середин. – Но не стоит лезть в темноту. Разберемся на рассвете.

До первых лучей солнца оставалось совсем немного времени. Прошло чуть больше часа, а небо уже начало светлеть, и очень скоро путники к огромному своему удовольствию смогли полюбоваться забавной картиной: многие десятки волков – распятые, полузадушенные, обессилевшие – трепыхались между деревьями, не в силах даже скулить. Судя по тому, как тряслись ветки елей, и постоянному шуму с той стороны – расставленные в густой чаще силки тоже собрали свою добычу.

Развешанные на ветках, между деревьями, привязанные к корням веревочные петли – самые коварные из возможных ловушек. Снять удавку можно только руками, а при малейшей попытке отскочить, вывернуться убежать – жертва неизбежно попадает ногами или лапами еще в две-три ближайшие петли, и все – оказывается распятой между двумя-тремя деревьями. И чем больше трепыхается – тем сильнее стягиваются удавки, тем крепче они держат добычу. Между тем любой зверь, идущий головой вперед, в первую очередь «ловит» силок себе на шею. Не запаниковать, неожиданно ощутив чужое прикосновение к горлу, – не по силам даже человеку.

– Что, волчары, допрыгались? – с презрительной усмешкой поинтересовался ведун. – Вы можете хоть сто раз кружить путников и выматывать их осадой, можете дружить с колдовством и отличать лук от копья или меча. Но вы все равно останетесь жалкими животными, которых любой человек при желании одолеет. Вот мы сейчас подкрепимся с друзьями, да с вас со всех шкуры и снимем. Вонючие они, конечно, но за сотню штук, может статься, и гривну выторговать получится.

– Не получится, – покачал головой Годислав. – Больше алтына за штуку не дадут. Но коли сшить все вместе, да пол в усадьбе застелить, то смотреться будет неплохо, и ногам теплее. Себе заберу, дружище. А с тобой серебром сочтусь. По рукам?

– По рукам, – легко согласился Середин.

– На что тебе волчьи шкуры в доме, боярин? – недовольно буркнул холоп. – Псиной воняют, вытираются быстро.

– Зато как приятно ходить по шкурам тех, кто тебя сам едва не слопал, – оскалился боярин. – Нет, решено! Весь пол ими выстелю. Да ты не боись, Мичура, тебя одного всех обдирать не заставлю. Поможем. Ведь поможем, ведун?

– Отчего не помочь? Конечно, поможем.

Теперь, когда путникам больше ничто не угрожало, они могли не суетиться и никуда не торопиться. Разведя костер, люди спокойно поели, запили мясную кашу терпким греческим вином и только после этого, взявшись за ножи, отправились за добычей.

– Стойте!!! – Истошный крик с дороги заставил победителей опустить уже занесенные над первыми зверями ножи. Запыхавшаяся, растрепанная девчонка сбежала с тракта на истоптанный снег и остановилась, обняв одной рукой холодную корявую березу: – Не трогайте их! Не убивайте!

Курносая и узкоглазая, одета она была довольно богато, хотя и явно с чужого плеча: алые тисненые сапожки, цветастые юбки, синий нарядный зипун с золотистыми шнурами. Под распахнутым тулупом виднелась войлочная жилетка, накинутая поверх шелковой, тоже цветастой рубахи. Девице на вид было лет десять-одиннадцать – и она вся раскраснелась, по лицу стекали капельки пота.

– Это почему? – не понял боярин. – Волки же. Убийцы серые.

– Тронете – я вас тоже изведу! – указала на него пальцем малявка. – Вусмерть изведу, в моей стае воинов еще в достатке! Втрое больше, нежели вам попались!

– Ты кто такая, пигалица, чтобы нас ратниками пугать? – хмыкнул Годислав, поглаживая косарем загривок бессильно обвисшего в двух петлях крупного волчары.

– Я хозяйка леса!

– Хозяева леса ныне спят, – покачал головой Олег.

– Я хозяйка! – Девчонка, чуть отдышавшись, скинула зипун, протянула руки в сторону двух трухлявых пней. Уже через мгновение те закачались, крякнули, поднялись на корнях и, переваливаясь с боку на бок, роняя с макушек снег, размахивая толстыми сучьями, двинулись к людям.

Боярин громко сглотнул, уронил нож и, схватившись за меч, попятился. Холоп же просто драпанул к саням и заполз под одни из них.

– Ерунда, обычный морок. – Олег зачерпнул горсть снега, слепил снежок и запустил в ближний из оживших пней. Белый комок с четким хлопком о кору разлетелся в пыль. Ведун пожал плечами: – Значит, хороший морок. Зимой ни одна нежить не оживает. Всего этого – нет.

– Как порвут в клочья, тогда узнаешь! – выкрикнула пигалица. – Отпусти моих друзей!

– Так прямо и порвут? – Середин, переступая через полузадохнувшихся в петлях зверей, зашагал пням навстречу. По спине пополз неприятный холодок, колени отозвались предательской слабостью – но ведун точно знал, что зимой даже самая сильная ведьма не способна поднять для схватки никакой мертвечины. Морок же, как бы страшен ни был, реального вреда причинить не способен.

Пень заревел страшным голосом, взмахнул сучьями, отчего в животе что-то екнуло и... Ничего не произошло. Наоборот – это уже ведун, сильно толкнувшись, кинулся к девице, от которой его отделяло меньше десяти шагов. Но тут от дороги ему навстречу широкими прыжками помчалась крупная волчица. Олег рванул саблю – волчица отвернула в сторону, но и девчонка уже исчезла со своего места.

– Сказываю, есть у меня кому вас порвать, – послышался ее голос от ельника. – Отпустите друзей и братьев моих, иначе изведу вусмерть.

– Эти братишки нас намедни едва не задрали, – потянулся Олег и поменял оружие с сабли на нож. – Спускай с них шкуры, мужики. Время идет.

– Не смейте!!! – взвизгнула пигалица.

– А чего ты нам сделаешь, дура? – хмыкнул Середин. – Мы твоих мороков не боимся.

Правда, Мичура, все еще лежавший под санями и бледный, как снег вокруг, и боярин Годислав его уверенности пока не разделяли и к волкам не шли.

– Стойте! – присев возле одного зверя, обняла его пигалица. – Не троньте их, и я вас тоже выпущу.

– Откуда?

– Нечто не поняли, что по кругу ходите? – ткнулась носом в волчий загривок «хозяйка леса». – Отпустите моих – я отпущу вас. Целыми, вместе с лошадьми.

– Еще чего, – покачал головой Середин. – Если их пожалеть, они потом других путников порвут. Потом еще и еще... Кажется, теперь я понимаю, отчего тракт этот ныне непроезжим считается. Нет, ведьма, не будет по-твоему. Истреблю я всех твоих серых и тебя тоже. И из круга твоего выберемся, не впервой.

– Миром договориться завсегда лучше... – вдруг издал жалобный возглас холоп. – Почто кровью землю кропить? Нарубились уже.

– Пусть пообещает, что трогать никого не станет, и ладно, – неожиданно поддержал Мичуру боярин. – Ребенок же она совсем. Глупость сделала.

– Эта «глупость» уже немало кому живота стоила, – ответил Олег. – А ну, признайся, ведьма, сколько прохожих уже извела?

– Стае нужно есть, – без малейших признаков раскаяния ответила пигалица. – Люди в лесу чужие – коли сгинут, вреда не случится. С каждой лошади мы целый день сыты бываем.

– Слыхал, дружище? – глянул на Годислава Олег. – Думаешь, ее можно оставлять?

– Мы к чародейским битвам непривычны, господин, – взмолился из-под телеги холоп. – Отпусти нас ради Триглавы! Сделай милость... Без нас решай...

– Коли хоть кого из друзей моих тронете – изведу, – почуяла слабину в рядах противника ведьма. – Пожалеете – и я вас пощажу. Выпущу в целости. И лошадей не трону.

– Она лжет, Годислав, – обратился к боярину Середин. – Ведьмам верить нельзя. Отпустим зверей – на нас же их и натравит.

– Кровью клянусь! – вытянула руку девочка. – Землей и Ярилом. Вы не тронете – и я вас не трону.

– Я четыре года воевал, дружище, – глядя то на Олега, то на застывшие пни, ответил Годислав. – Но то с людьми... Здесь же голым и глупым себя чувствую. Не нужно крови. Давай миром решим.

– Вот тебе и ква... – Середин прикусил губу. Он чувствовал себя обязанным избавить Тверской тракт от появившейся напасти. Но... Но он не мог за шиворот тащить в драку своих попутчиков. И теперь уже не был уверен в их поддержке.

– Думай быстрее, чужак! – поторопила его пигалица. – Коли кто из братьев задохнется, мстить стану, не будет уговора!

– Дай прядь своих волос! – вытянул руку Олег. – Если ты обманешь, по ним я наведу порчу и сживу тебя со свету.

– Этого нельзя! – вскинула руку к голове девочка. – Я не хочу оказаться в твоей власти, чужак.

– Я не верю тебе, ты не веришь мне. Дай прядь, и мы окажемся в равном положении.

– Нет! Ты можешь навести по волосам порчу в любой момент, даже когда вы уедете.

– А ты можешь обмануть нас и никуда не отпустить. Я не пойду на уговор, пока не получу волос. Думай быстрее, десятки твоих братьев задыхаются в петле. Если они умрут из-за твоего упрямства, виновата в этом будешь ты.

– Я не верю тебе!

– Ну и что? Твоя судьба – в обмен на жизнь волков. Я не дам освободить их из петель, пока не получу волос. А этого не сможет сделать никто, кроме тебя. Без человеческих рук ничего не сделать.

– Ты лжешь! Ты хочешь получить надо мной власть.

– Они задыхаются! – Олег приподнял за загривок ближнего зверя, окончательно обмякшего за проведенные в ловушке часы.

– Ты хочешь моей смерти! Я не могу доверить тебе часть своей плоти.

– Да, я хочу твоей смерти, – согласился ведун. – Ты несешь гибель каждому, ступившему на этот тракт и должна быть уничтожена. Но сперва я провожу этих людей до их дома, и только потом вернусь за тобой. Если ты не обманешь, я не стану использовать твою плоть для причинения вреда. Нас ждет долгий путь. Ты вполне успеешь скрыться, и я не стану тебя искать или преследовать.

– Я не собираюсь бросать родного леса! – гордо вскинулась пигалица.

– Твой выбор, – пожал плечами Середин. – Но все равно дай мне прядь своих волос. Или я не дам тебе спасти твою стаю. Мне даже не понадобится их резать. К вечеру все они сдохнут сами. А многие испустят дух куда раньше. Этот, например, почти готов. Ребра не двигаются, пульса нет. Он не дышит. Если немедленно не срезать петлю с горла...

– Будь ты проклят, чужак! – Прямо через лагерь девочка прошла к нему, перепрыгнув сани, под которыми сидел холоп и обогнув костер. Пятерней чесанула по волосам, отделила прядь. – Срежь петлю, и ты получишь волосы!

– Быть посему. – Одержав победу в споре, ведун не стал цепляться к мелочам. Он сам кончиком косаря нажал на толстую прядь мочала, а когда она лопнула, ухватил волосы пигалицы и быстрым движением ножа отсек себе довольно толстый пучок.

– Доволен? Убирайся! – Девочка отвернулась и принялась торопливо отпускать и стаскивать петли с шеи волков. Работы у нее было изрядно, и ведун напомнил:

– Не забудь снять свое заклинание.

– Его уже нет, убирайтесь! – зло прошипела юная ведьма. – Видеть вас не хочу!

– Это хорошо, – тихонько буркнул Середин и побежал к стоянке, на ходу пряча добычу за пазуху: – Запрягайте! Скорее, мы уезжаем!

Он сильно опасался, что, освободив зверей, ведьма попытается как-то отомстить путникам. Чем дальше они окажутся к тому моменту, когда последняя петля будет снята с шеи последнего волка – тем лучше. Однако то ли девчонка оказалась честной, то ли хлопоты с силками заняли у нее слишком много времени, но путники больше не натыкались на пень с проросшей березой ни через два часа, ни через три, ни к полудню, ни даже к позднему вечеру. Разумеется, опасения оставались, а потому ночевали они, составив сани полукругом возле непролазного завала из десятка обмерзших деревьев, одетые в доспехи, развесив вокруг мочальные петли и сменяясь на дежурстве у постоянно горящего костра.

Утром выяснилось, что петли были повешены не зря: в одну попалась крупная мохнатая росомаха, в другую – тощий заяц, видимо ею и вспугнутый. По понятным причина путники не стали задерживаться – нежданная добыча была брошена на сани, и маленький обоз покатился дальше, чтобы в темноте остановиться на берегу реки, наст которой был изрыт копытами и исчерчен полозьями саней.

– Тверца, – с видимым облегчением заявил Годислав. – Кажется, добрались.

Тем не менее всю ночь они, сменяя друг друга, несли дежурство возле костра, укладываясь спать в полном ратном доспехе.

До Твери путники добрались к середине следующего дня. Впрочем, это селение еще не обрело своего названия. Оно появится только через пару веков, когда для защиты здешних мест будет поставлена первая прочная крепость. Пока же на берегах реки раскинулось множество примыкающих друг к другу селений, каждое из которых имело выпирающие далеко в реку причалы, на высоких берегах стояли амбары, на низких – просто навесы с дранкой. Дома здесь отличались богатством: стояли сплошь на каменных подклетях и почти все «по-белому» дымили печными трубами. Жители тоже ходили отнюдь не в рванье – мужики красовались в тулупах, зипунах и даже в украшенных вошвами кафтанах. Женщины удивляли количеством юбок, а также платков, накинутых на голову и на плечи поверх душегреек.

Проехав с полверсты через эту роскошь, Олег повернулся к попутчику:

– А что, боярин, верно, в таком месте и постоялые дворы должны иметься?

– Есть, конечно, как не быть? – пожал плечами боярин. – Я вот тоже так мыслю: не попариться ли нам в баньке? Почитай, неделю одежи не снимали.

– Так давай завернем? Мне тоже броню скинуть ох как хочется, да на полке отогреться.

– Купец Митровин двор хороший недалече держит. Чисто у него завсегда, кормят хорошо и серебра много не просят.

– Ну так показывай!

Только после того, как путники скинули броню, от души пропарились в бане с можжевеловыми вениками, поели наваристых щей и вдосталь отоспались на мягких перинах, к ним пришло ощущение, что колдовская напасть с ведьмиными волками осталась позади. От Твери путники двинулись опять налегке: без доспехов, сложив щиты и луки на сани, оставив из оружия только по мечу на поясе. Ведун, разумеется, сохранил в поясной сумке кистень – но он настолько свыкся с этим оружием, что просто не замечал его тяжести.

За три дня по извилистой Тверце путники добрались до Торжка. Несмотря на громкое название, он мало чем отличался от Твери: те же амбары, причалы, богатые дома, вытянувшиеся вдоль реки. Насколько понимал Середин, все здешние места основную прибыль получали с купцов, переваливающих свой товар с волжского пути на волховский, в Балтийское море. Кто-то из них шел дальше, чтобы переправиться в Вышнем Волочке вместе с судном по волоку; кто-то, чтобы не тратиться на волок, вез груз посуху до совсем близкой Цны, где переваливал на суда поменьше, дабы подрядчикам было удобнее развозить персидские, индийские и китайские товары по разным городам и торгам; кто-то, уехав от родного порога в столь несусветную даль, сбывал все оптом прямо здесь, здесь же закупался пенькой, смолой, мехами и мечами, чтобы повернуть назад по простому и удобному пути.

В Торжке путники даже не выходили на берег: Годислав, лучше знавший здешние местные дороги, отвернул на какой-то узкий, но хорошо накатанный зимник, идущий по ручейку. У истока они заночевали, потом вместе с дорогой выбрались в густой сосновый лес, по которому через два дня доехали до другой реки.

– Где это мы? – поинтересовался Олег.

– Сие Крапивица, – с готовностью пояснил боярин, – вскорости в Угольник впадет, а там и Кличен будет.

– Понятно, – кивнул Середин и больше вопросов не задавал.

Спустя четыре дня они выехали к обширному озеру: тут сомневаться было нечего, поскольку в полуверсте впереди трое рыбаков как раз опускали под лед широкую сеть. Берега же, поросшие лесом, темнели и вовсе версты за три вдалеке. Годислав повернул вправо, и спустя полчаса на берегу показался низкий частокол.

– Останавливаться будем али как? – поинтересовался боярин. – Здесь тоже двор постоялый имеется.

– Будем, – отозвался Олег. – Не все же в сугробах ночевать. Это и есть тот самый Кличен, о котором ты сказывал?

– Он самый.

– Озеро так же прозывают?

– Нет, – мотнул головой боярин. – Озеро Селигер.

– Понятно.

На самом деле ему ничего не было понятно. Никаких городов, кроме Осташково, он на Селигере не помнил. Но какой смысл спрашивать у нынешних обитателей, почему в далеком будущем на здешних берегах будут стоять совершенно другие города?[2]2
  Согласно легенде, в XIV веке город Кличен погибнет в ходе междоусобной войны. Из всего населения уцелеет единственный человек: рыбак Евстафий Осташко. Он и станет основателем нового города уже на нынешнем месте.


[Закрыть]

Позволив себе и лошадям пару дней отдыха, путники двинулись дальше, петляя между многочисленными озерными островами – на некоторых из них стояли скромные избушки, обвешанные со всех сторон сетями. Кое-где эти сети латали женщины и дети. Мужика за работой Олег не увидел ни разу. Но скорее всего, они отнюдь не дремали на печи, а проверяли мокрые от ледяной воды снасти, вынимая рыбу, что на трескучем морозе должна мгновенно превращаться в камень. Какими становились при таком промысле руки рыбаков, не хотелось и думать.

– Рыбалку любишь, боярин? – поинтересовался у спутника Олег, не очень ожидая положительного ответа. Здешние знатные люди обычно предпочитали охоту.

– А как же, ведун! Сие развлечение мне любо, сызмальства увлекаюсь.

– Да? – удивился Середин. – Чем ловишь? Донкой, спиннингом?

– Донка – то для смердов, – отмахнулся Годислав. – Мышь на иглу насадят, нитку к пальцу привяжут, да и сидят ночами. Ловят, дескать. Больше спят, конечно. Но иные налимов али сомов приносят, бывает. А то и судаки попадутся. Сие рыба благородная, ее в усадьбу в счет оброка несут. Мы же с братом на свечу ловим.

– Ага... – кивнул Олег, но на этот раз любопытства не сдержал: – Как же иглой налима поймать можно?

– Знамо как, – на этот раз с удивлением глянул на него боярин. – Железный стержень с двух сторон затачиваешь, посередине лесу вяжешь. Опосля мышь насаживаешь али иную наживку. Как рыба ее схватит, лесу дергаешь, стержень у нее поперек глотки встает, а иной раз и вовсе в брюхе поворачивается. Избавиться от него она не в силах, так ее, родимую, на бережок и выволакиваешь. На малую рыбеху, что длиной с локоть али чуть более, аккурат швейная иголка на снасть подходит. Для сома же специально ковать надобно. А иные смерды и вовсе из можжевельника стержни для рыбалки режут. Сказывают, налим запах можжевеловый страсть как любит.

– И на свечу хорошо клюет? – поинтересовался ведун.

– Да ты чего, дружище? – хмыкнул боярин. – Ее ж не насаживают, ею светят. Ситниковую али баранью свечу в лодку берешь – а там один светит, другой с острогой караулит. Как рыба подойдет, так ее и бьешь, ровно хазарина на рогатину сажаешь. Иная могучая, что бык. Двумя руками ратовище держишь, ан колотит всего и мечет, и лодка вся пляшет, брызги летят... Опосля вернешься к берегу, огонь разведешь, дабы обсушиться, меду хмельного выпьешь. Иной раз девки с деревни на огонек приходят, любопытствуют. Им тоже погреться интересно, да с боярскими отпрысками... Эх, жалко, лед сейчас стоит, я бы тебя обязательно на рыбалку сводил! У нас там затоны глубокие на Поле, да пруды сделаны богатые – аккурат рыбу разводить.

– Затоны на поле? – опять изумился Середин.

– Пола – это река наша, в Налючах, – объяснил боярин. – Земля там больно бедная, глинистая, да приболочена вдобавок. Так прадед мой придумал яму обширную вырыть, а ручеек перегородить. Вышло так, что и берега поднялись, и пруд большущий наполнился, верстою в окружности, и мельница на запруде работает – тоже прибыток. Какие карпы у нас там растут, ты и представить не можешь... Слушай, а и правда – давай на рыбалку с тобой сходим, ведун? До весны-то, мыслю, совсем немного осталось. Без того, чтобы погостевать, я тебя все едино не отпущу, такого гостя у порога не поворачивают. Погостишь, отдохнешь. А как снег сойдет, мы с тобой и порыбачим.

– Пока снег сойдет, еще месяца три ждать придется, – покачал головой ведун.

– Так мне разве жалко? Ты мне друг верный, я тебе животом и добром своим обязан. Кабы не ты, извела бы нас ведьма лесная, воистину извела. За такое дело готов хоть на всю жизнь тебя гостем в усадьбе поселить да медом хмельным поить с утра до вечера.

– И на рыбалку катать, – улыбнулся Олег.

– И на рыбалку! – вполне серьезно согласился Годислав. – Мне сие токмо в радость. А пока зима, так на медведя сходить можно. Али загон на кабанов и оленей устроить.

– Спасибо, дружище, – кивнул Середин. – Только мне бы хотелось для начала в Русу прокатиться и крест в христианском храме освятить. Потом хорошо бы на Тверской тракт вернуться и ведьму извести. Неправильно это, когда путников волкам, что цыплят, скармливают. А уж потом... Потом можно и дурака повалять.

Боярин надолго замолк. Но когда они миновали несколько островов, все же спросил:

– Выходит, мы испугались и не дали тебе доброе дело сотворить?

– Ничего такого не выходит, – покачал головой ведун. – Без креста тяжело. Очень. Мог бы не управиться. Надежнее вернуться во всеоружии, нежели с голыми руками на танки кидаться.

– Куда? – настала очередь Годислава не понимать спутника.

– Танк – это воин такой в тяжелом вооружении. Железа на нем, что на воротах киевских. Без хорошего тарана не снести.