Текст книги "Люди меча"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5
Чушка епископа

Аренсбург ничем не отличался от прочих городов Европы. Такие же глинобитные дома – деревянный каркас, замазанный перемешанной с навозом и соломой глины, оштукатуренный снаружи и изнутри, такая же вонь на улицах, куда жители выливали содержимое ночных горшков и ваз, а многочисленные лошади потом добавляли сверху свои кучи и лужи. Затянутые вычищенной рыбьей кожей окна, делающие фасады похожими на лица с многочисленными бельмами, низкие вывески с изображенными на них сапогами, коврижками, иголками и молотками, многочисленные лавки с широко распахнутыми дверьми.

Впрочем, одно отличие все-таки имелось – улицы Аренсбурга оказались не в пример шире обычных для западной Европы щелей, в которых с трудом разъезжались две телеги, но уже не могли протиснуться мало-мальски приличные кареты. Хотя, может быть, это же являлось и недостатком – улицы были широки потому, что размеры города не ограничивались снаружи крепостными стенами. Впрочем, главной защитой Аренсбурга являлось холодное Балтийское море и нищета города: плыть в такую даль ради его разграбления являлось делом… нерентабельным. Пара тысяч населения столицы не смогли бы насытить крупный воинский отряд – а мелкий рисковал получить жесткий отпор со стороны епископского войска и отрядов живущих близи от города дворян.

Зато в городе имелся порт и, соответственно, несколько постоялых дворов. Витя Кузнецов выбрал тот, на вывеске которого были намалеваны большая кровать и порхающая над ней жаренная курица: именно то, чего больше всего хотелось сейчас получить усталым путникам.

– Хозяин! – толкнув дверь, сразу потребовал фогтий. – Мне нужна лучшая комната и чистое белье. Ты знаешь, что такое белье?

– Да, господин, – ответила ему дородная женщина во влажном переднике поверх длинных, до пола, юбок, и одном лишь чепце на голове.

– Тогда покажи нам комнату и прикажи зажарить такого же жирного каплуна, что нарисован у вас на вывеске. И подай красного вина. Только не сюда, а в комнату. Мы будем есть там.

Несколько минут спустя фогтий и его спутница уже лежали на постели, блаженно вытянув усталые ноги и закрыв глаза.

– Если спросят, почему мы без коней, отвечай, что мы приплыли на корабле, – тихо предупредил Витя. – Здесь это никого удивлять не должно. А прибыли мы купить себе землю и поселиться на уединенном острове.

– Они подумают, что у нас с собой много денег и захотят ограбить…

– Пусть хотят… Положу меч рядом с постелью и поставлю возле двери какую-нибудь ловушку. Пару грабителей зарублю, остальные быстро успокоятся.

– Как хочешь, – не стала спорить Неля. – Покупать, так покупать.

Их переход через остров прошел без всяких приключений, и оказался даже скучен. Все пейзажи, все селения, все плоя и леса походили друг на друга, как братья-близнецы. Голландские мельницы, каменные валы вокруг дворов, густые заросли можжевельника, алые кроны рябины и толстые стволы ясеней. Ночевать оба раза они тоже останавливались одинаково: ближе к вечеру Кузнецов вламывался в первый попавшийся дом, и лаконично сообщал:

– Мы останавливаемся здесь ночевать, – после чего выбирал комнату и требовал приготовить ужин.

Сервы покорно склоняли головы, освобождали указанное помещение от лишних вещей и приносили пиво и копченую камбалу. Похоже, подобное поведение дворянина воспринималось ими как нечто, само собой разумеющееся, а вот брошенная утром мелкая серебренная монетка – уже как нежданный дар небес.

Камбала на ночь, камбала утром, камбала днем. Пиво в разных селениях оказывалось разным на вкус и не приедалось, сколько его не пей – а вот копченная камбала вскоре встала поперек горла, и теперь они с нетерпением ожидали заказанную курицу.

В дверь вежливо постучали, после чего, не дожидаясь ответа, вошли. Точнее, вошла – та самая дородная тетка, что определила их в эту комнату. Она поставила на стол кувшин, несколько узких и высоких деревянных рюмочек.

– Вы всем довольны господин? Ничего больше не нужно?

– Пока нет, – сладко потянулся Кузнецов. – А что, твоя таверна? Это просто остров амазонок, да и только. Пашут женщины, дрова пилят женщины, скот режут женщины. У вас тут земли нельзя купить, хозяйка?

– Какой земли? – не поняла женщина.

– Нормальной, хорошей земли. Поместье вместе с парой деревенек и готовым хозяйским домом? Уединиться нам с женой хочется от мира, пожить спокойно, детей народить. А у вас, я слышал, уже лет двести войн не случалось.

– Оно верно, господин, – согласилась тетка. – Набегов здесь отродясь не бывало.

– А коли покупать землю, то разрешение от епископа получать нужно, или нет?

Тетка пожала плечами. Ей явно никогда не приходилось покупать на Эзеле поместий.

– А где замок вашего епископа? Как мне завтра его найти?

– Так то совсем просто, – кивнула хозяйка. – Дорога, что от нашей улицы начинается, как раз к замку и ведет. Он тут недалече, запыхаться не успеете.

– Он гостей принимает, или затворником живет?

– То мне неведомо, – призналась тетка. – Наше сословие к нему и близко не подпускают. Да, господин, каплуна вашего как раз ощипывают, сейчас на вертел оденут. Может, пока вам камбалы копченой принести?

– Не-ет!!! – хором вскинулись Виктор и Неля, переглянулись и дружно рассмеялись.

– Вы, видать, на нашем корабле плыли, – понимающе кивнула хозяйка и вышла за дверь.

* * *

– Мне здесь нравится, – сообщил Кузнецов, когда они следующим утром, позавтракав настоящей яичницей с беконом, вышли на улицу. – Про войну эзельцы слыхали лишь из рассказов кнехтов, что на континент плавали; разбойники только в сказках встречаются; в городской страже два десятка человек. Я начинаю чувствовать себя нутрией, забравшийся в теплый инкубатор. Мы может атаковать город хоть сейчас! А потом разворачивать наступление на замок. Что там Росин просил? Побольше шуму и гаму? Будем стрелять в воздух. Я думаю, эти обленившиеся туземцы разбегутся от одного только грохота.

– Вот черт! А я не могу немного походить в джинсах и резиновых сапогах? – ответила Неля, подтягивающая подол платья повыше от земли и переступающая зловонную лужу. – Витя, не нужно захватывать этого города! Я не смогу жить среди этой вони. Даже королевой.

– Ничего, мы обоснуемся в замке, – пообещал фогтий. – Господин епископ, вон, тоже от этой клоаки подальше держится.

Они как раз вышли за пределы города, и дорога сразу стала сухой и твердой, остро пахнущей можжевельником.

– Уму непостижимо, – покачала головой Неля. – Город-то всего ничего, сотен пять домов, не больше. Неужели трудно сделать канализацию? Или, хотя бы, выгребные ямы? До золотарей здешняя цивилизация еще не доросла?

– Вот станешь королевой, и займешься, – усмехнулся Кузнецов. – Наладишь санитарно-гигиеничский контроль, за каждый вылитый на улицу горшок прикажешь отрубать по одному пальцу, а за заболевание дизентерией – сжигать на костре. Мигом все в порядке станет.

– Слушай, – неожиданно сообразила Неля. – Если здесь не королевство, а епископство, то как я стану называться? Епископшей? Есть такое слово?

– А ты как предпочитаешь, Нелечка, – усмехнулся Витя. – Чтобы я придумал для тебя специальный титул, или чтобы я объявил Эзельское епископство… Ох, едрит мою канитель левым сапогом через голову…

Заросли можжевельника, тянущиеся вдоль дороги, отступили, и фогтий увидел впереди замок эзельского епископа. Увидел его сразу, целиком, и даже остановился, словно споткнувшись, пытаясь переварить открывшееся зрелище. Ибо это был действительно Замок.

Обитель эзельского епископа не отличалась изысканностью форм, больше всего напоминая по форме чугунную чушку, приготовленную к продаже заезжим купцам. Обычный параллелепипед, и две башни по сторонам от ворот, едва поднимающиеся над общим массивом, и еще одна, на углу, чуть-чуть повыше, ничего не меняли. Обычная серая чугунная чушка. Вот только в высоту она составляла никак не меньше пятнадцати метров, в длину – метров триста, а в ширину – около двухсот.

– Ох и ни хрена себе! – пораженно пробормотал Кузнецов. – Он что, собирается в случае войны спрятать здесь население всего острова?

– Интересно, сколько нужно народа, чтобы вымыть в нем все полы? – задумчиво почесала в затылке Неля. – Или они зарастают грязью со времен построения замка?

– Вот черт! Росин не говорил, что нам придется штурмовать такую махину. Лично я не полез бы на эту стену ни за какие деньги, – Витя нервно передернул плечами. – Где я найду наемников для такой авантюры?

– Пошли, поближе посмотрим, – предложила Неля и первая двинулась вперед.

При ближайшем рассмотрении замок выглядел еще хуже, нежели издалека. Оказалось, что его окружает широкий ров с морской водой – замок стоял на самом берегу, и вырытый канал выходил прямо в открытое море. Мост у главных ворот был, естественно, подъемный. Воротины – толстыми и окованными железными полосами. С обратной стороны замка Неля заметила еще одну калитку – но никаких мостиков к ней не вело. Вдобавок, на каждой из четырех стен дежурило по воину, которые прогуливались туда-сюда, посматривая вниз.

Единственное, что утешило бывшего артиллериста – из окон замка не выглядывало ни единого пушечного ствола. Окна, кстати, были широкими и высокими, в готическом стиле. Увы, они возвышались надо рвом на высоте метров семи и были забраны толстыми решетками – так что, для проникновения в замок тоже не годились.

– Я хочу рассмотреть его изнутри, – сказал фогтий.

– Так давай, постучим в ворота и попросим аудиенции, – пожала плечами Неля. – Скажем, что хотим купить в его владениях землю и стать его подданными. Ну, в общем, по твоей легенде?

– Не пойдет, – покачал головой Кузнецов. – Что хорошо для обмана трактирщицы, не пройдет при разговоре с дворянином. Во-первых, я не знаю правил покупки и продажи земли. Во-вторых, у меня нет имени. Дворяне неплохо разбирались в родословных друг друга, почти поголовно приходились дальними родственниками. Стоит ошибиться хоть в мелочи, как меня сразу поймают на лжи. А я вообще ничего ни про один род не знаю! К тому же, меня спросят, откуда я родом. И что? Я не знаю ни одного языка кроме русского. К тому же, совершенно не ориентируюсь, в каких местностях какие дворянские роды обитают. А епископ почти наверняка – знает.

– И что тогда делать? Отправимся домой, или все же попытаемся набрать в немецких городах ландскнехтов?

– Я не знаю, Нелечка. Не знаю. Мне кажется, такой замок взять вообще невозможно. Разве только снести артиллерией одну из стен и завалить ров. Но для этого потребуется полсотни стволов и полгода времени, не считая сотен тонн пороха и такого же количества чугунных ядер. Но такая операция не уложится ни в одну смету. Нужно подумать. Нужно очень хорошо подумать. А еще – узнать численность гарнизона, примерную схему крепости, расположение постов, покоев епископа и план организации обороны. Вот черт! Мне нужно любым возможным способом попасть внутрь…

Последующие три дня Виктор и Неля посвятили прогулкам по городу и его окрестностям. Они завтракали в своем трактире, после чего выходили на улицу и начинали долгий вояж. Молчаливый сапиместкий фогтий вглядывался в вывески, заходил в кузни и лавки, шаря по прилавкам отсутствующим взглядом, иногда задавал вопросы, иногда без предупреждения уходил на улицу, заставляя Нелю бежать следом. Кузнецов бродил по каменистому, обрывистому побережью, принюхивался к можжевельнику, пробовал ладонями холодную воду и опять уходил в город. К замку он привел свою подругу только одиножды – привлекать к себе внимание караульных частыми появлениями он тоже не хотел. В этот раз он дождался темноты, убедился, что на ночь мост поднимают, надежно отгораживая замок от внешнего мира и вернулся на постоялый двор.

В лавку ювелира он тоже зашел без всякой цели, шаря лазами по сторонам в поисках зацепки для работы мысли. Повертел в руках короткий нож с наборной рукоятью, присмотрелся к золотой цепи, взял серебряный кувшин, взвесил в ладонях:

– Ого, какой тяжелый…

– Новгородский, – пояснил ювелир. – Они там драгоценного металла не жалеют. Считают, чем больше серебра – тем красивее. Красота изящной чеканки, тонкой работы, ажурное плетение выше их понимания.

– Стенки толстые, – попробовал пальцами край узкого горлышка фогтий. – Держать должны хорошо.

Впервые за последнее время взгляд Кузнецова стал осмысленным, а голос задрожал от возбуждения:

– Мне нравится этот кувшин! Я хочу его купить.

– Он стоит десять талеров, господин.

– Я возьму его за пять, а вдобавок еще три. У тебя есть еще три серебряных кувшина?

– Новгородских?

– Любых!

– Идем! – сграбастав покупку под мышку, Витя схватил Нелю за руку и буквально поволок ее за собой к ближайшей портновской мастерской. – Кто хозяин? Мой раб, осел безмозглый, ухитрился спалить в очаге свою одежду. Пьян, наверное, был, скотина. Дайте мне что-нибудь готовое, подешевле и побольше размером.

– Но, простите, господин, – растерялся от такого напора низкорослый еврейчик в округлой тюбетейке. – Мы шьем… На каждого. Если вы его приведете…

– Я что, голого его по улице поведу?! – повысил тон фогтий. – А потом еще ждать и как служке, носить ему его тряпье? Ты видишь, мне приходится самому держать в руках всякие кувшины?! Давай любые обноски, но чтобы сейчас, или я раскрою твою лысую голову!

Аргумент подействовал, и портняжка, ненадолго удалившись, вскоре вернулся с драными на коленях портками и серой рубахой грубого полотна с длинными рукавами.

– Для раба сойдет, – кивнул Кузнецов. – Нашей на колени заплаты из толстой кожи, и я их возьму.

– Ты чего задумал? – тихо поинтересовалась Неля.

– Не скажу, – мотнул головой Витя. – Чтобы не сглазить.

– Ты хоть намекни, – попросила женщина. – А то я сейчас умру от любопытства.

– Все очень просто, – усмехнулся фогтий. – Помнишь, я говорил тебе, что не знаю никаких языков, кроме русского, и ни одной настоящей дворянской фамилии?

– Помню.

– Так вот, нужно этот мой недостаток превратить в достоинство, и тогда все получится.

– А кувшины зачем?

– Ты знаешь, что такое фугас, Нелечка?

– Очень смутно.

– Тогда я скажу кратко. Взрыв в замкнутом пространстве учетверяется по своей мощности. А помещение самого заряда в прочную оболочку позволяет увеличить мощность взрыва почти на порядок, поскольку давление в точке взрыва нарастает не постепенно, по мере сгорания пороха, а скачкообразно – в момент разрушения оболочки.

– Ничего не поняла.

– Неважно. Если получится – увидишь.

– Все готово, господин, – подошел к ним портной, протягивая штаны с большими заплатами их мягкой свиной кожи.

– Отлично, – Кузнецов с готовностью кинул ему серебряную мелочь: скандинавские монетки названия которым он не знал, каждая размером с ноготь. Виктор уже давно успел усвоить, что настоящие деньги принимаются всегда и везде, поскольку важнее всего не нанесенный на них рисунок, а сам металл – его качество и вес.

– Куда теперь? – спросила Неля.

– На постоялый двор. Я оставлю там лишние кувшины, а потом – к замку.

Поскольку таверна стояла как раз на пути к замку эзельского епископа, то посещение ее почти не заняло времени, и спустя полчаса они уже добрались до края растущего вдоль дороги можжевельника. Здесь фогтий остановился и принялся скидывать с себя дорогую одежду, переодеваясь в лохмотья серва. Закончив маскарад, он лег на землю, немного повалялся в пыли. Поплевал на руки, постучал себе по лицу, потом приложился к дороге.

– Витя, ты что, сбрендил? – забеспокоилась Неля.

– Плюнь на меня.

– В каком смысле?

– Ну, поплюй на одежду…

– Ладно…

Неля выполнила просьбу Кузнецова, и он снова растянулся на дороге, катаясь из стороны в сторону. В тех местах, куда попали плевки, появились живописные грязные пятна.

– Ну, и как я теперь выгляжу?

– Ты похож на законченного кретина, Витя, – искренне сообщила женщина.

– Отлично! Это именно то, что нужно. Жди меня здесь. – Кузнецов сунул серебряный кубок за пазуху, опустился на колени и побрел на них по дороге. Остановился, оглянувшись на соратницу: – Пожелай мне удачи, Нелечка.

– Удачи тебе, Витя. Понапрасну не рискуй.

– Ну, я пошел, – и он поковылял дальше в сторону замка.

* * *

Анджей Сбышек никогда не чувствовал себя цепным псом, хотя жизнь его мало отличалась от жизни собаки, посаженной на длинную веревку возле ворот, рядом с одинокой конурой. Купленный епископским начетником еще в детстве, он с пятнадцати лет жил в небольшой каморке возле ворот, днем и ночью зная лишь одно дело – бежать к воротам на требовательный стук или звук горна и либо торопливо скидывать дубовый затвор, либо докладывать о появившемся госте господину начетнику либо несущему службу дворянину.

Нет, Сбышек никогда не чувствовал себя цепным псом. На самом деле он считал себя вершителем человеческих судеб, единолично решающим, кто достоин счастья или милости – а кто должен прозябать во мраке и несчастии. Зачастую, ему хватало лишь одного взгляда, чтобы раз и навсегда предопределить будущее какого-нибудь серва или горожанина. Взглянув на очередного просителя у ворот через крохотное окошечко калитки, он либо внимал его мольбам и передавал весть о приходе просителя начетнику, либо командовал:

– Убирайся прочь, – и навсегда захлопывал для того путь к хозяйским милостям.

Сбышек смог пережить у своих ворот трех начетников и четырех епископов, и достаточно хорошо знал, кто и как решает дела, чтобы повернуть все так, как считал нужным – чего бы там не мнили о своем праве казнить и миловать его знатные господа.

Разумеется, многие просители догадывались, кто истинный правитель замка и одаривали привратника чем могли, надеясь о снисхождении. Анджей принимал дары, и отплачивал за них сторицей, небрежно сообщая:

– Приходи вечером, сейчас господин епископ готовится к службе и никого не примет, – либо: – Хозяйский начетник в городе, а начальник караула все равно прогоняет всех посетителей. Подожди у ворот, и падай к ногам начетника. Оно надежней будет.

Но сделать подарок догадывались далеко не все, и тогда Сбышек, подобно Господу, единолично и беспристрастно решал судьбу очередного гостя.

В этот раз стук в ворота раздался в тот момент, когда Анджей, доев капусту, только-только собирался приступить к разделыванию на блюде большой камбалы, полученной на епископской кухне себе на обед.

– Недостоин! – мгновенно решил для себя участь незавидного гостя привратник. Это же надо иметь такую наглость: заявиться к правителю острова в то самое время, когда он, Сбышек, кушает, как раз переходя к самому вкусному! Нет, гнать, гнать таких просителей в три шеи, чтобы другим неповадно было!

Тем не менее он поднялся и, не дожидаясь, пока стуки привлекут внимание стражников наверху или позавчера заступившего на службу рыцаря, потопал к воротам. Открыл окошко калитки, выглянул наружу: никого!

– Что за черт? – не понял он, просовывая голову в окошко, в надежде углядеть прячущегося где-то в стороне шутника.

– Господь, да будет милостив ко всем нам… – послышался мужской голос, и только после этого привратник догадался посмотреть вниз.

Перед воротами епископского замка стоял на коленях простоволосый серв – пыльный, грязный, с потеками пота на лице и пятнами глины на рубахе. Однако, прежде чем Анджей успел, ругнувшись, захлопнуть окно, серв сунул руку за пазуху, выдернул и в его руках блеснул серебром большой кубок.

– Несчастный дворянин приполз на коленях от самой Варшавы молить о милости господина эзельского епископа и просит принять от него этот дар, – проситель протянул кубок привратнику.

Анджей, просунув руку через окошко, принял подношение, и в голове его промелькнула жадная мысль: прогнать просителя и оставить дорогой кубок себе. Мелькнула, и пропала – если гость и вправду дворянин, он сможет рано или поздно добраться до правителя и без его помощи. Тогда о краже станет известно почти наверняка. Или заметит кто драгоценность в каморке привратника – и дело опять же кончится в лучшем случае отрубленными руками. Нет, кубок придется отдать. Начальнику караула. Тот вечером, за ужином, а то и завтра отдаст подарок епископу, уже забыв наполовину что это за вещь, и откуда взялась, и все закончится помещением подарка в замковую казну.

– Да будет милостив добрый привратник, – заскулили за воротами, и доложит о том, что милости епископа ищет безымянный дворянин, утративший свое прошлое. А я, добрый человек, со своей стороны так сильно благодарен буду…

Тон просьбы неуловимо изменился, заставив Анжея выглянуть в окошко, и он увидел, как проситель кидает что-то под воротину. Монетка прокатилась по просевшей под калиткой колее, описала петлю и упала набок. Поляк наклонился, подобрав ее с земли – скудо!

Мнение Сбышека мгновенно изменилось – пожалуй, этот дворянин действительно достоин хозяйской милости! Господин епископ сейчас как раз отдыхает после обеда, пребывая в благодушном настроении, начетник тоже в замке, и еще не занялся насущными делами…

– Жди здесь! – скомандовал в приоткрытое окошко привратник, сжимая кубок, пересек двор и поднялся по узкой лестнице на второй этаж.

Как он и догадывался, закончив обед, правитель острова и его главный помощник, заведующий казной и хозяйством все еще находились в трапезной, попивая вино и со смехом обсуждая какую-то историю. Анджей постучался в приоткрытую дверь, вошел внутрь и в первую очередь поставил на стол кубок, давая возможность хозяевам оценить дорогой подарок.

– Хм… – взял в руки кубок начетник, покрутил перед собой. – Красивая вещь. Откуда она у тебя, раб?

Все, теперь Сбышек мог не опасаться, что его накажут за попытку вмешаться в разговор двух дворян или неурочное появление. Поэтому он низко поклонился и сообщил:

– У ворот стоит на коленях безымянный дворянин. Он утверждает, что пришел сюда на коленях от самой Варшавы и потерял свое прошлое.

– Вот как? – переглянулись хозяева, и в них взыграло любопытство. – Ну-ка, зови его сюда.

Сбышек, поклонившись еще раз, быстро спустился вниз, к воротам, отворил калитку:

– Заходи, иди за мной. Я провожу тебя к господину епископу.

– Да снизойдет на тебя божья благодать, добрый человек, – перекрестился странный посетитель, на коленях переполз через высокий порог и двинулся так по двору.

– Давай быстрее, – попытался поторопить его Анджей, но проситель упрямо покачал головой:

– Я дал зарок Господу нашему Иисусу Христу, что не поднимусь с колен до тех пор, пока он не вернет мне свою милость, не отдаст назад имя и прошлое мое, исчезнувшее во мраке.

Привратник вздохнул и прекратил свои понукания. Справа послышался смех – это стражники высыпали во двор полюбоваться необычным зрелищем. Проситель снес насмешки с поистине христианским смирением, лишь покосившись в их сторону и перекрестившись, отвесив небесам несколько поклонов. В итоге путь от ворот до трапезной правителя занял довольно много времени, и Анджей даже засомневался – а не забыли ли господа, что кого-то ждут?

– О господин епископ! – заползая в комнату, взвыл проситель, торопливо перекрестился и гулко стукнулся лбом об пол.

Начетник с правителем переглянулись – подобное рвение в молитве сулило трудный разговор. Человек, потерявший разум на ниве служения Господу зачастую плохо понимает обычные слова и советы. Однако, позволив привести гостя к себе, отступить они уже не могли, и господин епископ протянул ладонь для поцелуя:

– Что привело тебя ко мне, сын мой?

– Господин епископ! – проситель гулко простучал коленями по полу и припал грязными губами к ухоженной руке. – Господин епископ, Господь отвернулся от меня, и только в вашей милости вернуть мне его расположение!

– Изложи подробнее о своих бедах, сын мой, – эзельский епископ, отдернув руку, поднялся и отошел к окну, перебирая выточенные из гранитных камушков скромные четки.

– Я держал свой путь в Неанурмскую комтурию, чтобы вступить на службу в ряды Ордена, господин епископ, жалобно шмыгая носом, начал рассказывать проситель. – На землях Польского королевства один из шляхтичей при мне оскорбил имя Господа, и я немедля вступился за него, обнажив свой меч. Однако в схватке нечестивый шляхтич оглушил меня ударом по голове, и с того самого мига я не помню более имени своего, происхождения и даже языка своего не помню, разговаривая лишь на дикарском русском языке.

– Вот как? – история вызвала у правителя такой живой интерес, что он даже вернулся назад в свое кресло, забыв про брезгливость к посетителю. – Но, может быть, ты просто уродился русским, сын мой?

– Как можете вы оскорблять меня столь жутким подозрением?! – попятился проситель, не вставая, однако с коленей. – Разве вступился бы дикарь из восточных земель за Господа нашего, Иисуса Христа? Разве пожелал бы он вступить в ряды Ливонского Ордена? Между тем со слов слуги моего мне доподлинно известно, что путь я держал в Неанурмскую комтурию по приглашению самого комтура, что дрался я во имя Господне, а кроме того, одежды и доспехи мои европейского облика, и ничего дикарского в себе не имеют.

– Ну, не знаю, – не сдержал снисходительной улыбки правитель острова, окидывая взглядом одетое на просителя тряпье. – Думаю, в землях восточных нередки и такие наряды.

– Слуга мой, как понял, что помутился разум мой, сбежал в тот же день, по счастью не украв кошелька и многих ценных вещей моих… А может, и украв – но мне про то неведомо из-за утери памяти, – на щеки просителя выкатились два большие слезы. – Думаю я, кара сия обрушилась на мои плечи за то, что не смог я покарать нечестивца, не чтящего имя Иисуса Христа. С того дня, одевшись в покаянные одежды, ползу я на коленях по дороге, молясь по пять раз на дню и вопрошая людей о человеке святом, который сможет испросить для меня милости у Господа. Многие из встреченных людей указали мне на вас, господин епископ, как на наместника Бога на здешних земля. Молю вас от всей души, господин, – опять уткнулся лбом в пол безымянный дворянин, – испросите у Господа прощения за слабость мою, за то, что не смог я обрушить в ад нечестивого шляхтича. Клянусь Всевышним, что обретя твердость разума своего, посвящу я всю жизнь свою и меч свой на то, чтобы карать врагов Церкви, разить их на поле брани и в постелях, на пиру и на трауре, в домах и лесах…

Проситель подполз и снова впился губами правителю в руку.

– Твоя история тронула меня, сын мой, – кивнул епископ. – И я сегодня же помолюсь и милости Божией к тебе. Жаль, что ты не можешь назвать своего имени, но все мы живем на руке Господа и под взглядом его. Коли он пожелает простить тебя, то сможет найти тебя и безымянного. Ступай, и молись.

Проситель, в третий раз припав к руке священника и в третий раз стукнувшись лбом об пол, выполз на коленях за порог.

– Какая трогательная история, – взял со стола свой кубок господин епископ, и задумчиво его пригубил. – Нужно обязательно записать ее для нравоучения потомкам.

– Как он стремился карать врагов Церкви везде, где только можно! – многозначительно приподнял брови начетник.

– Нет, – мотнул головой правитель. – До тех пор, пока он с таким рвением вымаливает себе прощение, его невозможно использовать. Бог отнял у него разум, и на его благоразумие нельзя полагаться.

– Его благоразумия хватило, чтобы сохранить свое имущество, – начетник поднял со стола принесенный в дар серебряный кубок. – Он не столь безумен, как кажется на первый взгляд. К тому же, господин епископ, он явно силен. Стоя на коленях, он все равно доходил вам до плеча.

– Терпение. Терпение, и еще раз терпение. Доверимся руке Господа. Коли этот дворянин окажется нам полезен, Бог все равно оставит его в нашей милости. А пока… Пока я запишу его историю и обязательно помолюсь за этого несчастного.

Между тем «несчастный», выпущенный Сбышеком за ворота, на коленях ковылял по дороге, пока не добрел до зарослей можжевельника, укрывших его от взглядов со стороны замка. Там он упал на живот прямо в пыль и откатился на придорожную траву.

– Ну, Витя, ты как?

– Ах, какая это была душещипательная история, – он закрыл себе глаза ладонью. – Я даже заплакал!

– Поверили?

– Какая разница? – он убрал руку с глаз и довольно прищурился. – Значит так: ворота и подвесной мост мы видели снаружи. Падающей сверху решетки за воротами у них нет. Это первое. Караулка как входишь – справа. Было в ней человек двадцать. Положим, выскочили наружу не все, часть гарнизона стоят на постах, внутри, кто-то отлучился. Плюс всякого рода дворяне, что тоже службу несут, слуги. Если считать по максимуму, то в замке около полусотни воинов, а всего порядка ста человек. В принципе, больше и не нужно: достаточно просто понять мост, и даже если не оказывать сопротивления, раньше, чем через месяц внутрь проникнуть невозможно. Что еще? Двор изрядно зарос травой, если не считать пятен перед караулкой и конюшней. Значит, большего количества солдат там не бывает даже изредка. В покои епископа можно попасть через дверь слева от ворот, посередине стены, третий этаж. Мне показалось, он занимает весь этаж, и редко бывает в других местах замка. Что, кстати, неудивительно – это же половина Эрмитажа. Бегом по всем помещениям пробежать – и то пара дней пройдет. Что еще… Слева в углу башня с виду похожа на донжон. Коли защитники туда забьются – месяц выкуривать придется. Если, конечно, они не ленятся подновлять там продовольственные припасы и имеют запас дров. Все. Теперь давай обойдем замок сторонкой и посидим на берегу моря. У меня жутко болят ноги и я хочу немного отмыться от всей этой пыли.

* * *

В очередной раз безумный дворянин показался у ворот замка спустя три дня. Стоя на коленях, он протянул привратнику высокую серебряную вазу:

– Да смилостивится епископ, снизойдет до подарка безымянного раба Господа нашего, Иисуса Христа, – просительно произнес он. – Скажи, добрый человек, молится ли за меня господин епископ?

– Не знаю… – Анджей мысленно прикинул, что может сделать сегодня для просителя. Получалось, что ничего: начетник уехал в Салми, а к правителю острова привратника не допустят. Отдавать подарок начальнику караула бесполезно – пользы не принесет.

– Да, прости, добрый человек, сейчас…

Проситель зашуршал, и под ворота вкатилась серебряная монета. Увы, сейчас это ничего не могло изменить.

– Я передам подарок, – пообещал Сбышек. – А коли хочешь сказать что-то сам, приходи завтра, после обеда.

На следующий день дворянин не появился – он пришел спустя четыре дня, принеся высокий серебряный кувшин персидской работы с вытянутым наподобие лебединой шеи носиком и узким горлышком, прикрытым откидной крышкой.

– Подожди, добрый человек, – проситель зашуршал, и привратник опустил глаза вниз. Несколько мгновений – и под створку выкатился привычный скудо.