Текст книги "Люди меча"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Увы, сказать это оказалось куда проще, нежели сделать. За прибрежной полосой шириной в два десятка шагов начинались заросли колючего можжевельника высотой в два человеческих роста, на долгие годы своей жизни настолько переплетшего ветви, что превратился в единое целое – приятно пахнущую, но непреодолимую стену. Поначалу Кузнецов походил по берегу туда-сюда, надеясь найти хоть какой-нибудь просвет, но вскоре сдался, вытянул из ножен меч и принялся безжалостно рубить ветви, пробивая хоть какой-нибудь проход.

– Хорошая практика, коли меча уже пару месяцев в руках не держал…

Увы, как не крепился фогтий, спустя полчаса он выдохся и вынужденно уступил свое место Комову. Следом встал Толя Моргунов, за ним – Игорь Чижиков. Так, ступая след в след и постоянно работая клинками, одноклубники продвигались вперед со скоростью примерно метр в минуту. К полудню все изрядно выдохлись и, обнаружив небольшую прогалину, представлявшую собой просто обширный выступ скальной породы, остановились на привал, попадав на устилающий камень сероватый мох. Из приятного было то, что мох оказался довольно мягким. Из неприятного – развести огонь и приготовить еду, или хотя бы вскипятить воды было невозможно: добыть хворост из окружающего кустарника не смог бы и сам Господь Бог.

– Блин, кажется попали… – сделал вывод Берч, поглаживая свой округлый животик. – Сколько там еще до Аренсбурга топать? Хоть до заморозков успеем?

– Солонины пожуй, на душе легче станет, – посоветовал Кузнецов.

– Ага, потом пить захочется. А нечего, – настроение Игоря стремительно ухудшалось. – И чего нас сюда понесло?

– Не скули, – поморщился Виктор. – Коли дело выгорит, станешь маркизом. Ты ведь хотел получить дворянский титул?

– А маркиз выше барона, или ниже?

– Маркиз – это маркиз, – Кузнецов, тяжело вздохнул, поднялся, подошел к окружающей прогалину стене можжевельника и снова принялся рубить колючие ветви. В таких ситуациях лучший способ руководства: личный пример.

Действительно, еще до того, как он окончательно выдохся ему на плечо положил руку Комов, и заступил на место фогтия. Теперь они работали без рюкзаков, возвращаясь для отдыха на камни. Какой смысл держать на плечах лишнюю тяжесть, если за час удается продвинуться едва на сотню шагов? Поняв, что они застряли здесь надолго, одноклубники поставили на скале палатки, белый орденский шатер, надули матрасы – лежать, так хоть на мягком. Вместо мяса и воды подкрепились взятыми в дорогу у гапсольского серва яблоками.

– Еще пара таких дней, – предсказал Берч, – и нам вместо покорения страны придется сдаваться в плен…

– Ты сперва найди, кому сдаться, – посоветовал лежащий неподалеку Чижиков. – Тоже мне, Магеллан.

Ночевать пришлось в стихийно возникшем лагере, а поутру одноклубники опять один за другим стали втягиваться в уже довольно длинную просеку. Кое-кто, уступая голоду, начал разворачивать завернутую в холстину солонину и отрезать себе толстые ломти солонины, но большинство, предчувствуя неизбежные муки жажды, предпочитало от еды пока воздерживаться.

Около полудня из просеки вернулся Моргунов и, растянувшись на тонкой туристкой пенке, сообщил:

– С вас бутылка, мужики! Впереди рябинник. Весь аж красный от ягод. Метров двадцать осталось… Кажется, пробились.

Кузнецов молча поднялся и устремился вперед по проделанной в кустарнике тропе.

Можжевельник и вправду наконец-то закончился, разделяясь на отдельные кустики, закрытые от солнца широкими кронами пламенеющей от ягод рябины. Витя протиснулся между гибкими стволами рябины еще только подрастающей, вышел на прогалину, где на густой траве уже развалился, широко раскинув руки, усталый Комов. Обогнув товарища, он двинулся дальше и вскоре оказался среди толстых стволов вековых ясеней, толстых и покрытых наростами наподобие бородавок. В тени густой листвы травы почти не росло, зато вдосталь хватало сухого валежника: и тонкого хрупкого хвороста, и толстых сучьев и ветвей.

Собрав охапку этих готовых дров, фогтий двинулся обратно, на скалистую поляну где, высыпав добычу, попросил:

– Неля, Берч, Чижиков, мужики. Выбирайтесь за кустарник, разойдитесь в разные стороны. Вода нужна. Наверняка здесь или болотина какая, или ручей, или озерцо поблизости есть. Местность-то низкая. Поищите вокруг.

Спустя час над очагом, сложенным из найденных вокруг валунов, булькало пахнущее пряной свининой варево, рядом закипал большой, закопченный алюминиевый чайник – общая собственность клуба с давних времен. А довольный собой Игорь Берч громко вспоминал:

– Вижу я, впереди низинка, и вроде деревьев поменьше. Ну, думаю, где низина, там и болото. А в болотах вода-то завсегда чистая, через торфяники фильтруется. Можно не кипяченой пить! Я тут же туда повернул, через орешник продрался… Да, орехи там уже поспели, фундук натуральный. Вот… Ну, значит, продираюсь через орешник, а там колея. Я еще, помнится, удивился: откуда здесь колея-то? Не тропа даже, а самая натуральная колея: две полосы до самого камня продавленные, и валик с чахлой травкой посередине. А потом и соображаю: да ведь это дорога! Дорога та самая. Ну, что мы искали. Тут я как кинусь бежать. В смысле, вперед. Я ведь человек уравновешенный, хладнокровный. Я понимаю – никуда дорога не денется, коли уж накатали, а вода прямо сейчас нужна. Ну, я в низинку…

– Я так думаю, мужики, – перебил его Кузнецов, – что толпой нам тут шляться и вправду не след. Засветимся. Разведку нужно сделать по-тихому, внимания не привлекая. Жратвы, кстати, раздобыть на первое время. В общем, место здесь, в можжевельнике тихое, случайных людей сюда забрести не может. Думаю, базовый лагерь нужно делать здесь. Мы с Нелей пройдем по дороге до ближайшего селения, попытаемся разведать обстановку и чего-нибудь купить. Если купец не врет, и до ближней деревни пять верст, до вечера успеем обернуться.

– А я? – возмутился Игорь. – Это ведь я дорогу нашел!

– Ладно, – махнул рукой фогтий. – И ты тоже пойдешь, Магеллан. Двое дворян и приличная леди опасными показаться не должны.

Наскоро перекусив, и оставив все вещи, кроме меча и ножа на поясе и кошелька в поясном кармане, все трое продрались через рябинник на дорогу и, повернув на запад, пошли быстрым шагом, экономя драгоценное время.

На протяжении почти трех километров дорога тянулась через драгоценный ясеневый лес, временами перемежающий с рябинниками, можжевельником и небольшими кленовыми рощицами, как вдруг впереди открылся обширный луг, за которым, почти скрываясь за линией горизонта, величественно помахивала темными крыльями ветряная мельница, сильно смахивающая на голландскую – с конусообразным верхом и широкой «юбкой» у земли.

– Вот черт, – не удержался Кузнецов. – Надеюсь, купец ничего не перепутал, и не высадил нас в Нидерландах.

Спутники ничего не ответили, а вот дорога, нырнув в широкую низину и попетляв там между пахнущими тиной ямами, опять забралась наверх, и с вершины взгорка спутники опять обнаружили, что вдоль линии горизонта машут крыльями ветряные мельницы – на этот раз целых три.

– Вот жаба, – на этот раз засомневался Берч. – Неужели и вправду промахнулся?

Дорога опять спустилась между холмами, потом поднялась наверх, потянулась вдоль черного из-за вывернутых комьев поля и увидели пахаря неподалеку пахаря, бредущего за вороной лошадью.

– Озимые, что ли, сажать собирается? – пожал плечами Кузнецов. Больше всего его удивило не то, что поле возделывают ранней осенью, а то, что за сохой стояла женщина. – Эй, хозяюшка, дай Бог тебе урожаев хороших, ты к нам на пару слов не подойдешь?!

Женщина обернулась, натянула поводья, после чего бросила лошадь с плугом прямо в поле и, вытирая руки о подол, пошла навстречу гостям.

– По-русски понимает, уже хорошо, – негромко порадовался фогтий, оглядывая незамысловатый наряд сервки: платок на голове и домотканое платье с несколькими юбками, одетыми одна поверх другой.

– И вам здоровья, добрые люди, – поздоровалась женщина.

– Мы с женой и пажом плыли в Аренсбург, – не дожидаясь расспросов, сообщил Витя. – Купец, высаживая, сказал, что здесь совсем рядом.

– Обманул тебя купец, добрый человек, – приветливо улыбнулась сервка. – Город наш совсем с другой стороны, и идти до него далече. Коли дальше по дороге, то в деревне нашей, Лаапки, отворот будет, от моря вглубь острова, к Робаке. Дорога через сушу одна, заблудиться не бойтесь. Оттуда к Каисе, потом на Пиилу. В ней двор постоялый есть, в нем и переночуете. По утру на Саю пойдете далее, а от нее до Аренсбурга ужо рукой подать, после полудня доберетесь.

– А ты чего, вдова? – втиснулся в разговор Берч.

– Господи помилуй, – испугалась женщина. – Почто говоришь-то такое, господин?

– А чего пашешь сама, а не муж?

– Я и баба, и мужик, я и лошадь, я и бык, – несколько успокоившись, ответила прибауткой сервка. – Когда ж мужу пахать? В море он каженный день выходит, по рыбу. От земли, известно, не прокормишься. А нас в доме пятеро…

– Коли ловит, – тут же навострил уши фогтий, – может у него и на продажу чего есть? Нам с собой чего взять, покушать в дороге?

– Отчего же не быть, есть рыбка, – кивнула сервка. – И свежая есть, и на леднике подмороженная, и камбала копченая вчерашнего дня. Вам какой хочется.

– Копченой, естественно, – кивнул Кузнецов. – В дороге стряпать некогда, сама понимаешь.

– А как же, само собой, – с готовностью согласилась женщина. – Я сейчас, господа, только кобылку распрягу. Могу и пивка вам налить. Муж отменное пиво варит, в округе все знают.

– Что-то проголодался я с дороги, – Виктор внезапно ощутил, насколько остро подвело голодом живот. – Может, и покормишь заодно, хозяйка?

– Как господам угодно будет, – отпустив лошадь пастись на еще невспаханную сторону поля, женщина направилась к ним. – Идемте, я дорогу покажу. Тут недалече, только болотину лягушачью обогнуть потребно, а там и Лаапки рядом.

Вскоре путники поняли, что до селения они не дошли всего нескольких сотен шагов. Обычная эзельская деревушка состояла из полутора десятка дворов, над которыми работяще поскрипывала деревянными валами одна на всех древняя мельница. Каждый двор в Лаапке огораживала невысокая стена из небольших валунов, покрытых толстенным слоем зеленого мха: наглядная иллюстрация того, что стоит человеку опустить руки, как равнодушная природа тут берет свое. Нередко на эти ограды был положен слой поленьев, россыпь черепицы или старая, отслужившая свой век лодка. И, разумеется, из-за каждых ворот старательно тявкала собака.

Дом встреченной ими женщины стоял почти с краю поселка, так же, как и все остальные огороженный каменной стеной. Во дворе поднимал ветви к небу огромный вяз, а возле крыльца отцветала в преддверии зимы небольшая клумба с хризантемами.

– Интересно, где твой муж рыбачит? – полюбопытствовал фогтий. – Что-то моря в округе не видно.

– Здесь оно, за рощей, – неопределенно махнула рукой хозяйка. – На самом берегу строиться нельзя. А то, как непогода, со двора все в момент унесет, и не найдешь. А дорога на Аренсбург чуть дальше поворачивает, мимо мельницы.

– Как тебя зовут-то, работящая? – понимающе кивнул Кузнецов.

– Вийя, господин.

– Чем угощать станешь, Вийя?

– Камбала копченая у нас есть, господин, пиво ячменное, солонина из погреба.

– Только не солонина! – испугался Игорь. – Она мне уже обрыдла за последнюю неделю.

– Капуста есть квашенная, хлеб, сыр, брынза, яблоки моченые, пироги, мозги козьи…

– Сыра хочу! – встрепенулась Неля. – Тыщу лет не ела!

– Пива, – добавил Берч.

– И камбалы, – закончил Витя. – К пиву копчененькая рыбка в самый раз будет.

– В дом пойдете, господин, или тут сесть желаете?

– Конечно, здесь, – прищурился на еще теплое сентябрьское солнце Кузнецов. – Еще успеем в четырех стенах зимой насидеться.

– Тогда здесь присаживайтесь, господа, – Вийя указала на врытую в землю скамью, перед сколоченным поверх дух высоких пней столу. – Сейчас снедь принесу. Юхан, где ты ходишь?! – неожиданно громко крикнула она. – В погреб сходи.

– Что ты, мама? – мальчишка лет двенадцати появился из ворот пахнущего сеном сарая.

– В погреб сходи, пива свежего принеси, – повторила хозяйка. – И кружки господам на стол поставь. Лайма где?

– В доме, мам, – паренек низко поклонился гостям и ушел обратно в сарай.

– Он чего, оглох? – удивился Игорь. – Ему же сказали в погреб топать.

Однако уже спустя пару минут мальчишка вышел из ворот с довольно большим – размером с поросенка – собранным из деревянных реек бочонком. Водрузив его на середину стола, он опять низко поклонился:

– Простите господа, сейчас кружки будут.

Он убежал в дом, и вскоре вернулся, но уже не один, а с девчонкой лет десяти, несущей в одной руке большую миску с капустой, среди которой краснело изрядное количество моркови, а в другой – медную тарелку с нарезанным длинными тонкими полосками желтоватым сыром и белесой рассыпчатой брынзой.

К слову, тарелка с сыром оказалась единственной металлической посудой на столе. Вся остальная: миски, кружки, тарелки, подносы – все было вырезано из дерева и покрыто затейливой резьбой. Самое странное – посуда пахла можжевельником. Кузнецов готов был поклясться, что не может можжевельник разрастись до таких размеров, чтобы из него можно было выточить даже миску не очень больших размеров – но факт оставался фактом: пахла можжевельником, и все тут!

Впрочем, при количестве этого кустарника, растущего на острове буквально в каждой щели, можжевельником тут могли пропахнуть даже болотные караси.

– Дай сюда, – взяв в руки кружку, подтянул к себе пивной бочонок фогтий и с размаху вколотил ударом кулака среднюю из досок донышка внутрь. Пиво с шипением и пеной полезло из открывшихся щелей, а Витя выбил рядом вторую доску, и зачерпнул пивом благословенный напиток прямо изнутри. Поднес ко рту, осушил кружку примерно наполовину. – Кислятина! Но пить можно.

Кузнецов зачерпнул пива для Нели, кивнул на бочонок Игорю, потом запустил пальцы в капусту и перекинул в рот целый пучок.

– А вот капустка ничего! Хрустит…

– И сыр мне понравился. Надо побольше взять, Витя. Мы ведь не одни…

– Я уже думаю над этим, – тихо сообщил фогтий. – Боюсь только, сервы сильно удивятся, если нам захочется прихватить с собой целую телегу пива и жратвы. Нормальные люди в таких количествах сыр и капусту не пожирают. Разве только пива можно несколько бочонков запросить. Вот тут никто и глазом не моргнет.

– А плевать, – небрежно махнул рукой Берч, отрываясь от кружки и облизывая выпачканные пеной губы. – Пусть думают, что хотят. Рабы.

Из дома спустилась хозяйка, переодевшаяся из серого и замызганного платья в праздничное – с цветастой верхней юбкой и верхом, по которому от шеи и вниз, до пояса, шла широкая полоса красно-синей вышивки, среди которой затесалась даже желтая золотая нить. Она несла большое деревянное блюдо, на которой высокой горкой лежали светло-коричневые тушки копченой камбалы.

– Да ты красавица! – усмехнулся Кузнецов. – Зря тебя муж одну оставляет, ой зря!

– Не одна я, с детьми, – зарделась от похвалы Вийя. – Вот, господа, рыбку кушайте. Совсем свежая. Даже горячая еще.

– Мальчишка старший у тебя?

– Да, господин. Первенец, – сервка, польщенная вниманием дворянина, задержалась возле стола. – А Лайма третья моя. А еще четверым Бог вырасти не дал, забрал маленькими. Вот и еще один сейчас подрастает. Третий год пошел, крепенький уже.

– Сын?

– Сын, – кивнула Вийя. – Христофором назвали.

– Крещеный?

– Конечно, господин, – кивнула женщина. – Священник при крещении так и нарек.

– А остальные?

Вопрос застал женщину врасплох. Она с тоской оглянулась на дом, теперь явно сожалея, что втянулась в разговор. Теперь уйти, не ответив, было невозможно. За такую грубость дворянин мог и разозлиться. Порубает всех, и глазом не моргнет.

– Католики мы все, – осторожно сообщила женщина. – В церковь ходим…

– Перекрестись, – предложил фогтий, зачерпывая себе еще пива.

Вийя выпрямилась, словно собираясь совершить великий подвиг, а потом неспешно прикоснулась сложенными в щепоть ко лбу, потом к животу, к правому плечу, а потом к левому. При этом у нее было такое лицо, словно она выпила прокисшего молока и теперь не знает, куда его выблевать.

– Понятно, – опустошив кружку наполовину, потянулся к камбале Кузнецов. – У вас все так крестятся?

– Чего привязался? – не выдержала Неля. – Язычники и язычники, тебе-то что?

– Рыбка, кстати, вкусная, – пропустил реплику мимо ушей Виктор. – Так как епископа вашего зовут, хозяйка? А исповедывалась давно?

– Витя, отстань от человека! – повысила голос Неля. – Ты сюда жрать пришел? Вот и ешь, не отвлекайся.

– Костел у вас в деревне есть, Вийя.

– Нет, и не было никогда, господин, – угрюмо сообщила женщина. – Монахи наши только по усадьбам дворянским и ходят. В доме рыбацкой отродясь никого не бывало. В селении нашем даже мимо ужо лет десять священники не проходили. Только господин наш, Ганс фон Белинсгаузен, поминает иногда, чтобы ихнему Богу завсегда молились и крестились в костеле. А кто морским людям или духам земли подношения носить станет, пороть обещал.

– Но ты ведь все равно носишь?

– Ношу, – гордо ответила Вийя, наговорившая уже слишком много, чтобы отпираться от очевидного факта. – И духам земли молока наливаю, и морским людям хлеб и кровь ношу.

– Это я уже догадался, – кивнул фогтий. – Но про ваше язычество пусть у папы римского голова болит. Мне интересно, как вы ухитрились своего младшего окрестить? С чего это вдруг?

– Трое малых один за другим померли, господин, – сервка поднесла руки к подбородку, говоря над самыми кончиками пальцев. – Вот мы с мужем к хозяйскому Богу пойти и решились.

– Правильно сделали, – похвалил Кузнецов. – Чем больше у дома духов-хранителей, тем оно надежнее. Вкусная у тебя рыба, хозяйка. Кто делал?

– Я и коптила, – кивнула Вийя. – Муж всегда либо в море, либо сети чинит, либо лодку. Когда же ему этим заниматься?

– «Я и баба и мужик, я и лошадь, я и бык», – кивнул Витя, зачерпывая еще пива. – Помню. Хорошая ты хозяйка. Работящая, красивая, готовишь вкусно. Прибрать тебя к себе, что ли?..

Неля молча сложила маленький угловатый кулачок и поднесла к его носу.

– … но сейчас замком заниматься некогда, – закончил Кузнецов. – Дела на острове есть неотложные. – А пиво хорошее. И рыба вкусная, и сыр нравится. Ты знаешь, я у тебя, пожалуй, всего этого поболее куплю. Про запас, и изрядно. Есть еще такой снеди у тебя?

– Есть, господин, – поняв, что разговор поворачивает в безопасное русло, женщина сразу оживилась. – Сыра, правда, мало, всего четыре головы осталось. И брынза еще над кадушкой стекает. Но пива в погребе пять бочонков, берите, сколько пожелаете. А рыбы и вовсе четыре корзины.

– Как же, «сколько пожелаете», Вийя, если его всего пять бочонков? – добродушно рассмеялся фогтий. – Придется брать сколько есть. Отдавай уж все. И рыбу всю у тебя заберу, и сыр, и… – он почесал в затылке. – И еще капусты твоей квашеной пару бочонков, десяток кочанов капусты свежей. Репы, моркови по корзине, если есть. Что еще? Соль, перец, убоину. Картошки, разумеется, нет…

Он сделал небольшую паузу, словно надеялся, что хозяйка воскликнет: «Да у меня этого добра половина погреба!». Но, естественно, не дождался – сладкий «батат» все еще оставался нераскрытой тайной далекого американского континента.

– Чего стоишь? – повысил он голос на изумленную женщину. – Ты продашь нам этой снеди, или нет? Ах, да…

Кузнецов полез в поясной карман и достал оттуда тяжелый новгородский серебряный рубль, кинул на стол:

– Хватит тебе этого за наш обед и повозку еды? Бери, бери, не бойся. Есть повозка в хозяйстве?

– Да, господин, – спохватилась Вийя. – Юхан, сбегай на поле, приведи кобылу! Стой! Телегу сперва освободи, мы ее пока загрузим. Так чего желаете, господин?

– Всего, – кратко сообщил Кузнецов.

– Сейчас, господин, – хозяйка торопливо сцапала монету со стола и потрусила к сараю.

– Зачерпни мне еще, – протянула Неля кружку фогтию. – И вообще, чего ты пристал к бедной женщине: крещеный, некрещеный?

– Интересно было, – Витя вернул Неле полную кружку, – насколько у здешних туземцев взыграет чувство патриотизма, если свернуть шею епископу.

– Это вопрос не патриотизма, а религиозных убеждений, – поправила его женщина.

– Хоть горшком называй, – пожал плечами Витя, – а сервам епископ по барабану. Я так думаю, они внимания не обратят, хоть всех ксендзов по ясеням развешивай. Похоже, в здешних землях попы обращали в христианство только тех, у кого деньги есть, или земли богатые.

– Так по всей Прибалтике было, – сообщила Неля. – Мог бы просто у меня спросить, а не мучить бедную женщину.

– Короче, в любых местах богатых людей мало, а бедных много, – Виктор, подумав, потянул к себе еще одну рыбку. – Значит, многочисленных маршев протеста нам после смены власти не грозит.

– Богатых может, и мало, – зевнул осоловевший от сытости Берч, – но вот слуг у них много. Они не одни выйдут, они слуг и воинов своих приведут.

– Без разницы, – поморщился Кузнецов. – Одно дело – человек, идущий воевать по убеждениям, и совсем другое – идущий из-под палки. Разбегутся ведь при первой возможности. А про случаи дезертирства среди наемников лично я не слыхал еще ни разу.

Юхан, впрягшись в оглобли, выкатил из сарая телегу, днище которой лишь слегка было присыпано сеном:

– Мама! Я за Ниашкой побежал.

– Беги… – Вийя вышла на крыльцо, неся в руках плетеную корзину примерно полуметра в диаметре и метр высотой. – Вот, господин. Здесь копченая, свежая, еще горячая. Остальная уже остыла.

– Ничего, мы и холодную съедим, – кивнул фогтий. – Всю тащи.

– Да, господин.

– Да, Вийя, – спохватился Виктор. – А до Робаки отсюда далеко. Ну, до деревни, что первая на пути к Аренсбургу?

– Верст пять, господин.

– Мы дойти туда до темноты успеем?

– Конечно, господин. Там дорога хорошая.

– Это хорошо, – Кузнецов переглянулся с Нелей и поднялся со скамьи. – Игорь, я так думаю, что нам таскаться обратно к морю, а завтра снова возвращаться сюда, чтобы топать в сторону Аренсбурга, смысла нет. Ты, коли знаешь, как с сервами обращаться нужно, забирай припасы и вези к нашим. А то они оголодают без нас. Предупреди, что вернемся мы… Ну, скажем, недели через две. Пусть отдыхают и не дергаются.

Фогтий поднялся, допил пиво, кивнул женщине и они вдвоем спокойным шагом двинулись по указанному Вийей пути – в сторону мельницы, вдоль которой должна уходить дорога через остров.

Сервка тем временем сновала от сарая к телеге и обратно, доставая из спрятанного в тени сарая погреба корзины с рыбой и относя их на телегу. Следом за камбалой настал черед деревянных бочонков – с капустой ли, али с пивом по виду не определишь. Берч наблюдал за всем этим, постоянно прихлебывая пиво. У него уже имелось твердое ощущение, что он залился до самых краев, и кроме одного-двух глотков больше уже не влезет – но пара глотков заливалась поверх предыдущей пары, потом еще и еще… Кружка заканчивалась, он зачерпывал новую – и снова добавлял и добавлял, чувствуя, как по телу растекается приятная истома.

К сыру и бочонкам Вийя добавила сверху десяток капустных кочанов, насыпала несколько корзин моркови, брюквы и сельдерея, немного подумала и выложила еще несколько кувшинов, обвязанных сверху промасленными тряпицами. Телега выглядела груженой до отказа, и женщина наконец успокоилась. Тут как раз вернулся верхом на лошади мальчишка, и они стали запрягать ее в оглобли.

– Вот, господин, нагрузили все, – наконец-то подошла сервка к Берчу. – Юхан отвезет припасы, куда вы ему прикажете.

– Молодец! – Игорь залпом выхлебал оставшееся в кружке пиво и рывком поднялся. – Пошли!

Он, покачиваясь, побрел по дороге в обратном направлении, а эзельский мальчишка, погоняя впряженную в повозку лошадь, двинулся следом – места на телеге, куда сесть возничему, просто не оставалось.

Как ни шумело у Игоря в голове, однако поворот и низинку за дорогой, напротив рябинника, за которым зеленели заросли можжевельника, он узнал. В конце концов – именно он нашел это место. Выбрав травянистую прогалинку между старыми ясенями, Берч остановился, повернулся к серву и вскинул руки:

– Стой! Все, приехали! Выгружай.

– Н-но… куда, господин? – закрутил головой мальчишка. Тут же лес!

– Здесь выгружай, кому сказано! – схватился за меч Игорь. – Как ты смеешь спорить, раб?! Я купил вашу рыбу и пиво! Теперь что хочу, то с ними и делаю! Сгружай, я желаю сожрать и выпить все именно здесь!

– Здесь? – все еще продолжал сомневаться Юхан. – Прямо тут, на траву?

– Да!

– Н-ну… Как скажете, господин… – он перекинул вожжи через оглобли, обошел телегу сзади и принялся торопливо выставлять бочонки и корзины. В конце концов, деньги за товар уплачены, а что собирается делать с ним перепившийся дворянин – не его дело. Так даже лучше: бросить все здесь, и повернуть домой. А то он уже думал, что ехать до Орисари, а туда за один день не обернешься. Пришлось бы ночевать там, или вовсе в лесу.

После того, как мальчишка выгрузил на поляну все купленные у его матери припасы, Игорь демонстративно уселся на толстый сук валежника, достал из ближней корзины одну рыбину и принялся демонстративно, с жадностью ее пожирать, дожидаясь, пока серв развернется и скроется за поворотом дороги. Но едва туземец исчез, он поднялся, схватил головку сыра и целеустремленно врезался в рябинник. Спустя несколько минут Берч выбрался на скалистую поляну, кинул сыр возле дотлевающего костра и остановился рядом с растянувшимся на надувном матрасе Лешей Комовым:

– Мужики, там, у дороги, несколько бочонков пива, копчушка и капуста. Я привез!

– Правда? – одноклубники повскакивали со своих мест.

– Я что, врать буду? – Берч с наслаждением вытянулся на освободившимся матрасе и закрыл глаза. – Гуляйте, мужики, пока пиво не скисло. Оно тут без консервантов…