Текст книги "Кровь ворона"
Автор книги: Александр Прозоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Помогло? – Устав дожидаться, Середин сам забрал у невезучего соседа квас.
– С собой меня храмовые служители взяли. Сказывали, на мою долю золо…
– Половина бед твоих, боярин Чеслав, от языка длинного исходит!
Громкий голос заставил невезучего бедолагу подпрыгнуть, метнуться в сторону, к хлеву. Мимо Олега, оставшегося на своем месте, прошел один из храмовых служителей, остановился во дворе. Здесь, когда он выпрямился в полный рост, стал виден почти правильный треугольник его туловища: от узких бедер расходилась к плечам внушительная мышечная масса, посередине которой буквально тонула в мясистом теле маленькая голова. Это была не хлипкая плоть волхва, замученного зубрежкой древних тайн, – это было тело тренированного бойца, воспитанного за десяток лет из худосочного мальчишки.
– Храмовый воин, – сделал единственно возможный вывод ведун. – Что же вы тут делаете, вдали от святилища Солнца?
– Иди, поешь, боярин Чеслав, – предложил служитель Святовита. – Там на стол собрано давно.
Бедолага кивнул, пробежал по двору, шмыгнул в дом. Волхв, провожая его взглядом, плавно повернулся, оказавшись лицом к лицу с Олегом. Хищно прищурился:
– Да, мы воины храма. И прибыли сюда по делам храма. А что делаешь здесь ты, путник, не замечающий по ночам морок сильного и злого баечника?
– Я здесь по делам торговым, – невозмутимо прихлебнул кваса Олег. – Вот, юрту хочу продать.
– Ты думаешь, я поверю, что человек, способный спать под мороки, сводящие с ума его соседей, промышляет торговлей шатрами? – презрительно скривился волхв. – За кого ты меня принимаешь?
– За кого принимаю – мое дело, – пожал плечами ведун. – А что до юрты, то уж так жребий выпал. Досталась она мне как доля в добыче, что в походе на половцев взята.
– Ведомо ли тебе, путник, – вскинул подбородок жрец, – что вся земля русская под покровительством бога Святовита находится? Что токмо его волей растут хлеба, проливаются дожди и греет землю животворящее солнце? Что токмо его волей даруются победы ратям русским, и посему каждый русский обязан десятину из добычи воинской своей в дар Святовиту приносить?
– Согласен, – моментально кивнул Олег. – Юрта стоит десять гривен. Вы платите мне девять и забираете ее себе. Одна гривна остается вам, как мой вклад в казну вашего святилища.
– Ты торгуешься с богом? – Глаза волхва нехорошо приоткрылись.
– Нет, отче, я боюсь его обидеть. Не могу же я, согласись, отрезать ему в качестве дара шматок войлока и отсчитать десятую часть жердей? А иных денег у меня нет. Квасу хочешь?
– Что же, путник, – после короткого колебания согласился храмовый воин. – Возможно, бог решил, что тебе не нужно благодарить его за милость дарами. Возможно, у тебя есть перед ним заслуги, за которые он желает одарить тебя сам. У тебя есть заслуги перед Святовитом, путник?
– Разве дано мне узнать его мысли и волю? – вскинул руки ведун.
– Но бойся навлечь на себя его гнев, путник, – неожиданно низким голосом предупредил волхв. – Боги не любят лжи и предательства.
Воин Святовита ушел в дом, а Олег, допив квас и оставив крынку на ступеньках, поднялся, оправил рубаху и двинулся к воротам. Солнце уже разогнало утреннюю дымку, и стало ясно, что день будет жарким, так что налатник или косуху можно не надевать. А что серебро в светелке осталось – так он ведь не за покупками идет, а своим товаром торговать.
– Однако что-то интересное творится в стольном городе Рязани, – пробормотал он себе под нос. – Храмовые воины, много сотен лишних приезжих. Верея вот еще с каким-то князем… Боярин Чеслав про сокровища некие ляпнул.
Можно было предположить, что трое воинов приехали из далеких северных земель, чтобы получить подношения Святовиту от Рязанского князя, но… Но подарки в святилища обычно посылают сами князья, их не выпрашивают, за ними не направляют сборщиков. И к тому же обычную церковную десятину вряд ли кто назовет «сокровищем».
Опять же – Верея. Она, конечно, самая прекрасная в подлунном мире. Однако на первом месте она всегда держала власть. Власть и богатство. Почему два голубка, нашедших друг друга, воркуют не в своих усадьбах, а в чужом городе, сняв целый постоялый двор и готовясь к какому-то походу? Разве только милая девушка тоже прослышала что-то про некие богатства и не могла не попытаться наложить на них ручку…
– Однако у ребят полно конкурентов, – хмыкнул Середин, вспомнив подсчеты, которые они делали на дворе у Клыкастого. – Тысячи две, небось, наберется. Интересно, что это за сокровище, про которое так много народа слышало, а никто до сих пор не отыскал? И ради которого не жалко пол-Руси пройти и еще не один день на постоялом дворе сидеть?
В этот миг в его памяти что-то промелькнуло, крохотная мыслишка чиркнула по сознанию – и тут же исчезла, потерялась среди множества других.
В этот раз Середин не просто прикидывал, кому из купцов может быть интересна половецкая юрта, а спрашивал всех подряд, обещая скидки и расхваливая размеры походного степного дома. Когда не нашел покупателей на главном торгу, побродил по ближним улицам, высматривая лотки и лавки поменьше размером. Так почти весь день он и прослонялся без толку.
К сумеркам у Олега подвело живот от голода с такой силой, что в сторону постоялого двора он не пошел, а потрусил, торопясь хлебнуть ароматного раскаленного сбитеня, а потом расчехлить свою ложку и с достоинством и аппетитом умять тушеную в кислой капусте утку, томно-коричневую, с золотистой кожей, или же обглодать хорошенького поросенка размером с овцу.
– Хозяин, чего уже готового есть? – глотая слюнки, крикнул он, входя в трапезную. – Тащи всё, не то счас помру, останешься без платы.
– Борщ сегодняшний с убоиной, заячьи потроха на вертеле…
– А сам заяц?
– Самого купец ржевский спросил, – указал на нового постояльца Весяка.
«И вправду, зачем ему баечника изводить? – подумал ведун. – Каждый день постояльцы незнакомые появляются, с каждого задаток дня за три берет. И каждый в первую же ночь сбегает. Правда, рано или поздно за такое дело морду набьют, но покамест, похоже, всё ему с рук сходит»…
– Тетерева есть заливные. Токмо холодные они. Но большие, с полгоршка каждый, не рубленые.
– Борщ, тетерев, – сделал выбор ведун, присаживаясь к столу. – Но сперва сбитеня корец налейте, душу согреть.
– Один есть будешь, или на всех доставать?
– На кого «на всех»? – не понял Олег.
– Ныне днем ведь девицы твои подъехали, наверху сейчас.
– Какие еще…
Середин в несколько прыжков преодолел лестницу, толкнул дверь в комнату и застыл на пороге:
– Вы… Откуда?
– Ты как уехал, – Даромила тяжко вздохнула, – у меня так сердце защемило, так защемило. Всё глаза твои, руки вспоминала, слова ласковые. Мучилась я, мучилась. Ни днем, ни ночью покоя не было на душе. Не спала, не пила, хлеба кусок в горло не лез. Поняла, что жить не смогу так боле, у Желаны лодку спросила, да по Сосне и поплыла. Вниз-то по течению ходко получается, чай не на лошадях с телегами. По Дону, правда, пришлось супротив воды грести, но токмо до Рановы. Там двадцать верст всего переволок. Мы лодку там оставили, к Ранове дошли и к купцам весяковским на ушкуй попросились. Там опять вниз по реке ходко поплыли, прямо сюда уж. Про тебя нам у ворот сказывали – упомнили тебя по усам тонким и сабле с каменьями. Сюда зараз и послали.
– Понятно, – перевел дух Олег. – Ладно, у нее хоть «сердце защемило». А тебя-то куда понесло?
– Да боязно стало подругу одну отпускать, – подняла голову Желана, которая помогала Даромиле укладывать в сундук какие-то тряпицы. – Так с ней и подалась. Чего же делать-то?
– Да… Да… Да… – бормотал Середин, наблюдая за нежданными гостьями и пытаясь сообразить, что же ему теперь делать. Но в голове пульсировала только одна, очень короткая мысль: «Попал…»
Кровь ворона
– Пошли вон. – Чего у красавицы не отнять – так это того, что повелевать она умела. Боярыня даже не повысила голоса, отдавая свой краткий приказ, а никогда не видевшие ее чернавские девицы моментально шмыгнули за дверь. Верея прошла в центр светелки, расстегнула золотой аграф мехового плаща, сбросила его на сундук, оставшись в атласном изумрудном платье с пышными рукавами из бархата и тремя рядами нашитых на груди бус. В платье приталенном – что на фоне бесформенных сарафанов с поясками, затягиваемыми сразу под грудью, казалось космическим прорывом в портновском деле. Руки девушки украшали множество перстней, по одному на палец, в ушах поблескивали рубины. Олег смахнул свой изрядно отощавший кошелек со стола в карман косухи, поднялся навстречу:
– Глазам не верю, единственная моя. Какими судьбами?
– Единственная? – Верея наклонилась вперед, крылья носа расширились. – Единственная?! Не успела я за дверь выйти, ты себе сразу пару девиц завел, негодяй! Как ты посмел?!
– Чур меня, родная, – мотнул головой Олег. – Ты-то откуда узнала?
– Кто же такое не увидит?
– Верея, сокровище мое. Никак ты следила за мной, улыбка богов?
– Еще чего! – вскинула подбородок боярыня. – Холопов послала. Всё едино за рекой смотрят. Вот и наказала еще и тут приглядывать. А ты, подлый человечишка, оказывается, себе девиц завел, едва я отвернулась?
– Ты же сама сказала, что мы разошлись навеки? – пожал плечами Середин.
– Ты лжешь! – Она вытянула вперед свою изящную руку и чувствительно вонзила Олегу в горло остро отточенный ноготь. – Я велела тебе уехать!
– Прости любимая, – перехватил ее ладонь ведун и нежно поцеловал запястье. – Не получается.
– Меня! Меня, родовую боярыню, променял на каких-то чернавок!
– Откуда ты знаешь? – удивился Середин.
– Что?
– Что они из Чернавы.
– Я не знаю, – отдернула руку Верея и подошла ближе, обжигая его лицо своими словами. – Я не знаю этого, и знать не хочу! Подлый бродяга! Значит, я для тебя недостаточно красива? Значит, после меня ты способен смотреть на кого-то еще?
– Не способен, – закинул руки ей за спину Олег и привлек к себе. – Не способен, моя прекрасная, моя единственная, моя желанная. Куда ни посмотрю, только тебя вижу. Чего ни слышу, всё твой голос мерещится, к чему ни прикасаюсь, кожу твою под пальцами ощущаю.
– Отпусти, платье помнешь, – совсем тихо, глядя ему в глаза, попросила боярыня.
– Хорошо, платье мы спасем. – Крючки застежек находились у гостьи на спине, и ведун начал их расстегивать один за другим.
– Что ты делаешь?
Ответить Олег не смог, поскольку мягкая ткань мгновенно соскользнула с плеч девушки, и молодой человек уже целовал ее пахнущую персиком теплую кожу, скользил пальцами по ее спине, а сердце в груди колотилось, точно после долгого бега.
– Осторожно, не царапайся. У меня снизу ничего нет, чтобы складки не проступали. Пусти, я сама сниму. Ведь помнешь же всё…
Верея разложила свое драгоценное одеяние на сундуке. Олег тем временем сорвал с себя рубаху и штаны, подхватил девушку на руки, отнес на постель и наконец-то поцеловал в губы:
– Чудо мое, мое сокровище…
– Чего пристаешь? – осклабилась Верея. – Две-то девицы наверняка всех сил за ночь лишили. Ничего не сможешь.
– Какая ночь, какие девицы…
Его резкое проникновение заставило девушку вскрикнуть, закинуть голову, скребануть ногтями.
– Нет у меня никого, кроме тебя… нет..
Верея вцепилась ему в волосы, привлекла к себе и крепко поцеловала, затыкая рот. И Олег замолчал, выбросив из головы всякую суету, думая лишь о той, что находилась в его объятиях, впитывая в себя ее образ, ее энергию, жар ее тела, ее отзывчивость на каждое прикосновение – лаская ее, целуя, сливаясь с ней в единое целое душой, страстью и телом, пока всё это одновременно не полыхнуло в жарком взрыве.
– Как ты мог… – услышал Олег, приходя в себя. – Как ты мог променять меня на каких-то девок…
– Разве я не доказал, что ни на кого своих сил не тратил? – вздохнул ведун и повернулся к ней, приподнявшись на локте.
– Может, ты уже отдохнул. Рассвет, вон, уж два часа как наступил. Али, скажешь, девок у тебя тут не было?
– Если тебя это так тревожит – то хочешь, к тебе в усадьбу перееду и днем и ночью отходить не стану?
– Чтобы на меня все соседи пальцами начали показывать и в приличные дома пускать перестали? Родовитой боярыне с бродягой связаться?
– Тогда скажи, чего ты хочешь, Верея? Ты не хочешь, чтобы я был твоим, ты не хочешь, чтобы я стал чужим. Ты не хочешь обо мне слышать, но не хочешь, чтобы я забыл о тебе. Ну, ответь: чего тебе нужно? Ты уже все уши мне прожужжала своими родами и моим безродием. А сама держишь за сердце, как собаку на цепи.
– Ты рода моего боярского не трожь! – моментально окрысилась девушка. – Сам-то кто? Хоть про своего отца что знаешь?
– Отец – программист, дед артиллеристом был, прадед тоже. Полег на Отечественной.
Боярыня некоторое время лежала, обдумывая услышанное, пока наконец не высказалась:
– Колдунами в роду пугать людей знатных еще можно, но похваляться ими – никак. Я же велела тебе уезжать! Ты меня перед людьми позоришь. А ну, заметит кто, что знакомы мы? Вспомянет, что на свадьбе в Белоозере ты круг шатра моего вился часто?
– Вранье, – отмахнулся Середин. – Я из него не выходил…
– Вот именно! – стукнула его Верея кулачком по плечу. – Позора моего добиваешься? Уезжай из Рязани, Олег. Я тебе еще четыре дня назад велела: уезжай! Уезжай немедля, коли и вправду любишь.
– Отчего тебе самой не уехать, коли это так страшно? – откинулся на спину Середин. – Вы ведь птицы вольные – куда хотите, туда и катите. Это мне никак с товаром своим не сладить.
– В другом месте отдашь, Русь большая. А у нас тут дело важное, неотлучное.
– Что же это за дело такое хитрое? Только не говори, что вы тоже собираетесь заграбастать себе всё сокровище…
– Так ты знаешь?! – рывком села в постели Верея. – Ты что, тоже за этим приехал?
– За чем?
– За схроном князя Черного.
В голове у Середина словно бомба взорвалась: ну, конечно!!! Как он сразу не догадался? Легенда о князе Черном, основателе Чернигова, сгинувшем в походе на южных разбойников, на Руси от мала до велика всем известна. Чай, выросли на этих землях, не свалились, как Олег, из других времен. Вот почему тут столько народу в городе сидит да за Обью смотрит! Ждут, когда идолы вверх по реке поплывут. Как он сам-то не догадался? Если Муромский князь и вправду идолов отчих порубит, то ведь с реки Смородины не просто заклятие спадет, что Явь от Нави обороняет. Там ведь и защита магическая рухнет, которая добычу княжескую от рук чужих стережет. Про клад этот все ведают. Про пристрастие князя Глеба к вере византийской, про его указ святилище снести – тоже многие слыхали. Немало людей и вывод правильный сделали…
– Ты не знал… – Нежные пальчики боярыни сжали его горло. – По лицу вижу: не знал!
– Знал, не знал – но про сокровища первым спросил, это не ты мне проболталась.
– Теперь и ты никуда не уедешь… – Девушка отпустила его горло, пригладила усики, бородку, провела кончиками пальцев по губам. – Князь Рюрик сразу всех ратников с собой забрал. Сеча, сказывал, случится немалая, когда все охотники у схрона вместе соберутся. Найти не успеют, а уже делить начнут.
– Так уезжай, Верея, пока не началось.
– Еще чего! – фыркнула девушка. – Чтобы золото всё в чужие руки ушло? По совести, мне оно должно принадлежать. Я его больше всех достойна!
– Это почему?
– Пора мне, – не ответила на вопрос боярыня и накрыла ладонью его рот. – Я князю Рюрику сказывала, токмо на волхвов глянуть иду, что из святилища Святовита, с Руяна. Как бы не заподозрил чего.
– А хочешь, я его на поединок вызову? Или оскорблю так, что сам с мечом кинется?
– Я тебе дам! – На этот раз ее кулачок больно стукнул ведуна по носу. – Титула княжеского лишить меня хочешь? Я тебе дам судьбу мою калечить! Мы осенью сговорились свадьбу справлять, земли объединять под сына старшего, дабы род крепчал. Только посмей.
– Ну-ну, – поднялся с постели Олег и двинулсяк одежде. – Вам, конечно, сокровище аккурат к месту будет. Для казны княжеской да свадьбы богатой. Меня хоть пригласишь?
– Ты куда пошел?
– Что?
– Куда пошел? – строго поинтересовалась Верея. – Коли ты ночью спал, а не блудил, как кот мартовский, то сил у тебя еще должно остаться. Иди сюда. Докажи, что не обманываешь…
– Докажу, – бросил Олег порты обратно на пол. – Но раз так, признайся, Верея, с кем тебе в постели лучше – со мной или с князем?
– Да ты никак обезумел, смерд? – вскинула брови девушка. – Как я, родовитая боярыня, могу до свадьбы разделить свое ложе с будущим мужем? Осенью узнаю… И только попробуй хихикнуть, бродяга! Зарежу! Триглавой клянусь, зарежу!
– Почему Триглавой? – подступил к постели Олег и опрокинул Верею на подушку. – Ведь это мирная богиня?
В этот момент над городом промчался низкий гул. Небольшая пауза – и снова гул, потом еще.
– Никак, набат? – отпихнула молодого человека Верея. – Пожар? Набег чей-то?
Она пробежала к сундуку, схватила платье.
– Откуда набег? – Непривычному к порядкам здешних городов Олегу передалась тревога боярыни, и он тоже кинулся к одежде. – Булгары вроде тут не балуют, хазары разгромлены, половцам Рязани не в жизнь не взять. Не по зубам степным шайкам крупные твердыни.
– Половцам – нет. А вот огню – всё по зубам. Крючки застегни, чем занимаешься?
Середин, поспешно затянув веревку коричневых шаровар из овечьей шерсти, подошел к девушке, пробежал пальцами по крючкам, стягивая ткань на ее спине, метнулся за рубашкой. Однако Верея требовательно топнула ножкой, и Олег, спохватившись, поднял плащ, накинул ей на плечи.
– А может, идолы плывут, – неожиданно предположила девушка. – Тогда и вовсе весь свет про схрон вспомнит иль прознает. Ведомо тебе, где река Смородина течет, ведун?
– Такую тайну скрыть невозможно, – натянул рубаху Середин, схватился за саблю, перепоясался. – Найду.
– Боярин! Набат! – не постучавшись, влетели в светелку обе девицы.
– Какой он боярин, чернавки? – презрительно хмыкнула гостья. Закутанная в дорогой меховой плащ, она уже была холодна, надменна, даже чопорна. – Это же обычный бездомный скиталец. Хорошо, коли не ярыга беглый.
– Дым есть? – поинтересовался Середин.
– Вроде, нет… – Под презрительным взглядом боярыни девицы втянули головы в плечи и вроде как стали меньше ростом.
– А шум какой у реки? Звона какого, звуков брани нет?
– Нет.
– Какие же вы дикари, – с презрением бросила Верея, ступая за порог. – Это вечевой колокол, неучи. Народ здешний на совет глава рязанский сзывает.
Олег вернулся за косухой, заодно окинул комнату быстрым взглядом. Всё как обычно, только постель разворошена, словно на ней занимались борьбой. Однако после того презрения, каким наградила его, уходя, гостья, вряд ли у кого могло возникнуть хоть малейшее подозрение.
– Даромила, Желана. Я, пожалуй, схожу на площадь, послушаю, о чем народ кричать станет. А вы пока приглядите за волхвами, что солнечный крест на голове носят, и за боярином обожженным, что с ними ходит. Мало ли что…
Найти вечевую площадь труда не составило – призывный звон колокола заставил ведуна повернуть от Городенских ворот вправо, в сторону от торговых рядов, миновать несколько частоколов, отгораживающих богатые дворы от узкой улицы, и выскочить на площадь у самых Ровных ворот – трехэтажных, широких и основательных, вполне способных заменить в случае нужды отдельную крепость. Витающий в воздухе запах гнильцы, лохмотья чахлой ботвы, ошметки раздавленной сапогом моркови – всё это объясняло, почему городское собрание созывается здесь, а не на шумной торговой улице. Одного базара для столь крупного города было маловато, вот рязанцы и организовали второй – специально для продажи овощей, сена, хлеба и прочих съестных припасов.
Впрочем, на саму площадь ведун не попал: мужики, многие из которых отчего-то явились с топорами и кольями, заполонили не только торг, но и изрядную часть улицы. Вдалеке, на возвышении, стояли несколько богато одетых людей: в тяжелых шубах, с отделанными самоцветами посохами – естественно, бояре. Одутловатый старик с жиденькой, но длинной и седой бородой – разумеется, волхв.
Что-то выкрикивал, оживленно размахивая руками, каждую минуту подбирая и тут же бросая оземь шапку, простоватого вида мужик в полотняной косоворотке без вышивки, в темных шароварах, но дорогих, расшитых сапогах. Толпа то и дело вторила его азартной речи громкими возгласами, гудела, иногда вскидывала колья и топоры – в общем, разобрать ни слова не удавалось.
– Чего случилось? – положил Олег руку на плечо стоящего позади всех мужика. – Князя, что ли, изгнать решили?
– Ага, – через плечо подтвердил рязанец. – Токмо не нашего, а Муромского. Зедерод, вон, поутру оттуда приплыл. Сказывает, князь Глеб святилище тамошнее повелел порушить да сжечь вместе с богами, прямо одним костром. Сам, мол, видел. Ныне кличет вече князю нашему челом бить, да к соседям идти, за святотатство Глеба наказать, за отчей веры поругание. Как мыслишь, може, и двинуть туда после посевной? Нехорошо как-то князь Муромский себя ведет, не по-людски. Коли молится распятому богу – пусть. Почто же истинные святыни-то рушить?
– Сами-то муромцы как такое допустили? – не понял ведун. – Почему не защитили святилище?
– Дык, сказывает! – указал вперед рязанец.
Середин же подумал, потом развернулся и быстрым шагом пошел назад. Самое главное он уже узнал: идолы по реке не поплывут. А решат отомстить за веру рязанцы или нет, его не очень заботило. Пусть по своей совести поступают. Олега куда больше интересовал клад князя Черного. Не потому, что в кошельке сквозняки завывать начинали, а просто из любопытства: чем там всё кончится? Идолов князь Глеб порушил. Значит, защита Велеса с реки Смородины упала. Что теперь?
– Теперь, – замедлил шаг ведун. – Теперь нужно узнать, где эта река протекает. Идолы к ней на защиту не поплывут. Значит… Значит, узнавать про это нужно у самого Велеса – в святилище!
Олег замедлил шаг, прикидывая, куда поворачивать. В пределах селений волхвы своих храмов не возводят. Святилище где-то снаружи. Подъезжая к Рязани, Середин ничего похожего не видел. Получается, к реке нужно выйти и ниже по течению поспрошать – через Ровные ворота сейчас всё едино не пробьешься.
Боги оказались милостивы к любопытному ведуну: выстроенное на высоком берегу, почти у самой реки, окруженное могучими столетними дубами и совсем юными березками святилище он увидел почти сразу, едва миновал город и перебрался по утоптанной тропе через Березуйский овраг.
Возле святилища гарцевали несколько всадников в епанчах – но поначалу Олег не придал этому особого значения. Рядом с храмами и должны находиться люди. Но когда он увидел, что врата святилища, которые должны быть распахнуты и днем, и, по возможности, ночью, закрыты – то замедлил шаг, а рука невольно сползла к сабле, обняла рукоять, убеждаясь, что верный клинок здесь, рядом.
– Боярин! Олег! – поднялась с корней дуба и кинулась навстречу Даромила. – Мы здесь!
Середин вскинул к губам палец – девушка сообразила, замолкла и продолжила, лишь когда они сошлись лицом к лицу:
– Там они все, боярин. Все три волхва. Как вошли, так за ними врата сами и запахнулись, как привязанные.
– И этот, обожженный, – подошла Желана. – Он тоже внутри.
– Его вроде боярином Чеславом кличут, – припомнил Середин.
– Всё едино внутри запершись.
Со стороны города послышался топот, и вскоре из-за посада к священной роще выметнулись еще полсотни всадников. Заметив у храма людей, они перешли на неспешную рысь, а поняв, что ворота заперты, – и вовсе подъехали шагом.
– Идет коза лохматая, бодатает рогатами, – пробормотал Олег, обратив внимание на шлем с рогами, что болтался у седла одного из воинов. Такие, вопреки расхожему в будущем мнению, носили здесь не крестоносцы, а хазары, которых почти два столетия пришлось усмирять русским князьям, и которыми по сей день… Да что сегодня – еще не один год будут пугать непослушных детей русские матери.
Воин, что ехал чуть дальше, в мисюрке, со щитом «капелькой», хорошо прикрывающим ногу от стрел, был одет в кольчугу тонкой работы с бронзовыми блюдцами на груди. Явно восточная броня – на Руси воины защищали подобными пластинами солнечное сплетение. Из-под нижнего края кольчуги выглядывал атласный подол. Тисненые голенища сапог были украшены поверху золотыми пластинками, уздечка коня – несколькими самоцветами. Атласный кушак, в котором тонули кинжал, сабля с оголовьем из крупного рубина и сразу два увесистых бархатных кошеля, расшитых не бисером, а золотыми и серебряными нитями, собирающимися в тонкую вязь арабского письма, – всё говорило о том, что не прост этот воин, совсем не прост. Такой трофейную броню носить не станет, наверняка сам и заказывал, и полную цену золотом оплачивал. Значит – и вправду с востока прибыли охотники за черниговским добром…
Двое копейщиков, что скакали следом, придерживая оружие у седла, лишь утвердили Олега в его мнении – телохранители. Значит, и иноземцам про здешние дела ведомо. Интересно, кто такие? Хазары? Судя по шлему – может быть. Но Хазария ведь иудейской была, а кошели вышиты по-арабски. Стало быть, булгары?
Тут запястье обожгло огнем, и Середин обратил внимание на седовласого, гладко бритого старика в мягком бархатном колпаке и темно-зеленом плаще, украшенном на плечах двумя тяжелыми золотыми заколками. Старик не имел при себе никакого оружия, но относились к нему иноземцы с явным почтением. Он подъехал почти к самому входу в святилище, задумчиво погладил по гриве скакуна, разглядывая ворота из плотно подогнанных досок, потом повернул назад и приблизился к воину в кольчуге. Они о чем-то зашептались.
Олег, чтобы не мучиться от боли в запястье, отошел от чужеземного колдуна подальше – а со стороны Рязани уже доносился новый топот. Дружинников из этого отряда Середин не знал, но мальтийские кресты на щитах, солнечные колеса и львиные рожи, полуобнаженные тетки, одна из прелестей которых ловко вписывалась в остренький, как крепкая девичья грудь, умбон, неопровержимо доказывали, что это ребята свои – русские. Ну, а следом…
Следом, сверкая броней, приближалась полусотня, во главе которой, развернув плечи и красуясь бархатным дуплетом, подбитой соболем шапкой с высоким пером и золотой цепью на шее, скакал большеносый щеголь с короткой бородкой и густыми усами. Впрочем, дело было не в нем – стремя в стремя с красавчиком, запахнув меховой плащ, мчалась сосредоточенная, погруженная в себя Верея.
– Ква… – Ведун шагнул к ближнему дубу и уперся в него лбом.
– Что с тобой, боярин? – кинулась следом Даромила.
– Ничего. Упарился маленько. Голову хочу остудить.
Запястье опять кольнуло теплом. Олег встряхнулся, повернулся к дереву спиной и привалился к шершавой коре. Верея со своим князем как раз промчались мимо, за ними следом скакал странный тип в длинном волчьем плаще, легко заменяющем попону, поскольку он полностью закрывал круп скакуна и свисал почти до уровня стремян. На голове его был нахлобучен и вовсе бесформенный меховой блин непонятного происхождения.
– Зато ему, надо думать, тепло… – пробормотал ведун, понимая, что человек, которому безразлично, как он выглядит, почти наверняка углублен в нечто иное, отвлеченное от реального мира.
Верея с князем Керженецким Рюриком проехала мимо ворот, по большой дуге обогнула святилище и остановилась у самого обрыва. Вместе с дружиной жениха, естественно. А от города подъезжали всё новые и новые отряды. Одни насчитывали больше сотни ратников, другие, как у иноземцев, – всего несколько воинов. Но при каждой из таких маленьких дружин неизменно присутствовал некто, на кого примотанный к запястью крест реагировал легким или сильным нагревом.
– Собственно, так и должно быть, – оглядывая всё прибывающих и прибывающих конкурентов, пригладил шею Олег. – Потому-то сюда к весне вся Русь и не собралась. Через заколдованную реку без магии не перебраться, без крепкой охраны сокровища не увезти. Так что всем желающим тут делать явно нечего. Только тем, у кого есть в кулаке и сила, и магия, готовые принять волю хозяина. Пожалуй, ребята с Руяна примчались сюда зря. Им тут ничего не светит…
Сказал – и рассмеялся, представив себя со стороны: один да еще две девицы, как хомут на шее. Вот уж кому точно тут делать нечего – так это…
– Открываю-ю-ю-ют!!!
Ворота дрогнули и поползли вперед. Масса конницы всколыхнулась, двинулась к ограде, сошлась в общей давке, потом чуть подалась назад, давая возможность дохнуть скакунам и открывая перед святилищем свободное место для самих створок и для тех, кто сейчас выйдет и прояснит, что же происходит с храмом, внезапно отгородившимся от смертных.
В этот раз Олегу повезло – могучий дуб прикрыл и ведуна, и его спутниц своим стволом, не дав лошадям раздавить прижавшихся к дереву людей. К этому времени возле храма собралось уже никак не меньше двух, а то и трех тысяч всадников – однако в первом ряду по воле богов оказался именно ведун.
Створки ползли и ползли вперед. Наконец на почти вытоптанную молодую траву упал яркий белый свет – по ослепляющему лучу и выступили вперед трое волхвов, каждого из которых за прошедшие дни Олег видел много раз. Правда, сегодня посланцы с далекого острова вышли не просто со словом Святовита на устах, но и сжимая в руках оружие: высокие, в полтора роста, бердыши, на сверкающих стальных полумесяцах которых темнели нанесенные тонкими, скупыми черными линиями изображения вставших на задние лапы безгривых львов и женских ликов, окруженных птичьими перьями. Средний храмовый воин шел в тунике и с пустыми руками, а двое других двигались рядом, повернув лезвия в разные стороны, отчего главный из них оказывался как бы в центре сверкающего круга – пусть и неполного.
– Вы пришли сюда с единой целью, други мои, – шевельнул губами бритый волхв, и его еле слышные слова неожиданно четко прозвучали в ушах всех присутствующих. – Вы пришли сюда с целью корыстной, но не грешной. Вы ищете злато, утратившее хозяина и лишенное покровителя. Однако же все вы знать должны, что взято оно, милостью Святовита, в честной битве с черной силой. По закону земному и божьему, десятая часть богатства этого храма принадлежит Святовиту, чьей милостью и одерживаются победы воинами русскими.
Собравшиеся начали недоуменно переглядываться, однако вслух никто пока ничего не говорил.
– Посему, милостью богов, реку я волю высшую, что избрана предками нашими, принята богами и открыта нам, смертным их служителям. Десятая доля добычи, сокрытая князем Черным в здешних землях, принадлежит богу. И только тем, кто закон этот примет, будет открыт путь к тайной реке. Волею предков наших, принятой богами и открытой нам, их смертным служителям, каждому из вас, кому будет открыта тайна, надлежит расплатиться за милость Святовита и передать ему еще десятину всего, что будет найдено. Сверх того, что ему и без того принадлежит.
