Текст книги "Креститель"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Н-ну! – натужно потребовал боярин.

Олег, мысленно выругавшись, подскочил, ухватил грязные склизкие ветви, потянул. Мгновением спустя к нему присоединился Радул. Вместе они оттащили кусок гати подальше в траву, после чего киевский ратник снова взялся за бревно, старательно ковыряя им по дну, докуда только мог достать, разрыхляя слежавшиеся древние слои, перемешивая их с водой до состояния однообразной кашицы. Когда с берега бревно перестало находить какую-либо опору, боярин с облегчением перевел дух:

– Ну, теперича точно не выберутся. Вода у них токмо тухлая, жратвы наверняка нет, с избами все сгорело. Струмент тоже. Ножками через месиво сие не сунутся – потопнут. Так что, ведун, дело свое мы сделали. Теперича и людям не стыдно в глаза глянуть.

– Стыдно-то, может, и не стыдно, – возразил Середин, – да только как мы докажем, что банду разгромили? Тушки-то уголовные все на острове остались!

– А чего доказывать? – удивился боярин. – Скажем, дабы не беспокоились, и ладно. Мы же не за награду дело свое творим, а ради земли русской, дела княжеского и совести своей. Чуток менее нечисти на земле стало – и хорошо.

– В общем, конечно, да, – со вздохом согласился ведун, вытирая руки о траву. – Только моя совесть лучше всего на сытое брюхо работает.

– Никак, оголодал, ведун? – поднялся Радул в седло. – Так поехали в Опочку. Покормят селяне, не боись. Переночуем, да поутру дальше тронемся.

– Угу. – Олег, убедившись что никакой иносказательности его спутник не приемлет, подошел к гнедой, придерживая рукой саблю, и привычно поставил ногу в стремя. – Сколько нам еще отсель?

– Я так мыслю, сотен двенадцать верст будет, – подобрал поводья могучий воин. – Коли задерживаться не станем, так за месяц доедем. Чай, не дальний свет.

Радул, словно в подтверждение своих слов, дал шпоры скакуну.

– Месяц, – пробормотал себе под нос Олег, перекидывая поводья чалого через луку седла и посылая лошадь в галоп. – А если придется задерживаться?

Как он и предполагал, селяне не очень поверили гордым уверениям боярина в победе над ватагой душегубов. Поди поверь, коли добычи никакой не привезли, да и сами без единой царапинки! Правда, вслух своих сомнений великокняжескому богатырю никто не высказал. Путников, платы никакой не спросив, еще раз накормили, спать уложили в светлой горнице одного из домов, коням овса задали. Однако же припаса с собой никакого не дали – проводили по утру до ворот и «спасибо» не сказали.

Снова потянулись бесконечные версты наезженного тракта. Дорога, истоптанная десятками ног, сотнями колес, тысячами копыт, уже давным-давно вывела подчистую не то что траву – прочные, как сталь, узловатые сосновые корни и те не выглядывали на желтую пыльную ленту метров в пять шириной. Правда, путников навстречу попадалось мало, да и то не купеческие повозки, а телеги местных крестьян, неспешно везущих кто кривые осиновые и кленовые чурбаки на дрова, кто репу прошлогоднюю, кто высокие стога пахнущего полынью сена пополам с одуванчиками. Олег уже успел усвоить, что этой, первого покоса, травой скотину не кормят – горькая. По в хозяйстве сену и без того применения хватает. Его и перед порогом стелят ноги вытирать, и в хлев скотине бросают для тепла и чистоты, и в выгребные ямы пихают против запаха и чтобы перегной потом лучше получился, и для тепла под пол да под кровлю… В общем, не пропадет добро, только косой махать успевай.

Небо, с которого почти две недели непрерывно сеялся мелкий дождик, наконец совсем распогодилось – на нем не осталось ни одного, даже самого крохотного облачка. Со всех сторон радостно пели, чирикали, заливались птицы – вместо того чтобы истреблять полевых и садовых вредителей, как того требует справочник по агротехнике. Впрочем, до появления первого такого справочника на Руси оставалось еще не меньше тысячи лет с солидным гаком, а потому птицы пока что могли петь невозбранно, поля – обходиться без нитратов, а хлеб – не пугать людей опасностями генной инженерии.

– Эх, картошечки бы сейчас, – вздохнул Олег о грядущих достижениях цивилизации и пнул пятками гнедую, заставляя ее нагнать богатыря. – Скажи, боярин, а какова она, служба княжеская?

– Служба как служба, – пожал плечами воин, звякнув кольцами кольчуги. – Ныне времена покойные, бед особых в землях русских нет. Хазар еще отец князя Владимира разгромил, так теперь токмо шайки малые и то редко когда на рубежи наши наскакивают. Так их дружины поместные обычно побить успевают. На вятичей раз ходили, что великому князю в дани отказать хотели, Булгарию Волжскую побили изрядно. Однако же дань с них князь Владимир брать не стал. Сказывал, соседи они добрые, в родстве с нами многие. Так чего забижать?

– Постой-постой, – непонимающе тряхнул головой Олег. – Какие еще добрые соседи? А вятичи тогда кто?

– Вятичи не соседи, то люди русские, – возразил богатырь. – Мы с ними единокровные родичи, нам надлежит вместе до века жить.

– Так булгары тоже родичи, сам говорил.

– Булгары соседи. Соседи добрые, обижать не хочется.

– А коли «не хочется», зачем в поход ходили?

– Старшинство свое показать, удаль молодецкую.

– Показали?

– А то! – гордо ответил Радул. – Разгромили начисто!

– А коли разгромили – чего под руку свою не взяли, чего данью не обложили?

– Дык, – терпеливо повторил боярин, – князь сказывал, соседи добрые, обижать данью грешно.

– Коли обижать грешно, зачем поход затевали?

– Старшинство показать.

– Показали? Если показали, так чего дань не спросили? Хотя бы для приличия – расходы на поход оправдать?

– Обидеть булгар князь не захотел…

Олег поморщился и отвернулся. У ведуна возникло ощущение, что либо он дурак, либо его таковым пытаются сделать. Весьма странно для любого правителя: разгромить соседа, пусть и самого «доброго», а потом уйти, ничего в результате победы не урвав. Или с «полным разгромом» Булгарии что-то нечисто. Хотя, с другой стороны, – если бы булгары русскую рать разгромили, Радул не был бы столь уверен в своей победе. В общем – темный лес какой-то. Политика…

Дорога тем временем, описав многокилометровую дугу через полный пчелиного жужжания березняк, пересекла влажное урочище, поросшее кочками темно-зеленой осоки, и погрузилась в вековую дубраву. Олег ощутил, как освященный крестик пригрел запястье, и почти сразу увидел полянку, посреди которой стоял метровый пенек с глубоко врезанными глазами и выпуклым носом, похожим на подвешенного вниз головой леща. Чур, хранитель границ.

– От и княжество Полоцкое, – неторопливо спустился на землю боярин, достал из сумки пряженец, отломил край, положил его к уходящей в землю деревянной бороде. – Почитай, верст двести уж миновали, да пребудет с нами милость богов…

Он вытянул из-за пазухи висящий на тонкой золотой цепочке амулет Коло: серебряное кольцо, в которое было вписано золотое солнышко с загнутыми по часовой стрелке лучами, поцеловал, спрятал обратно, бормоча под нос просьбы к своим родуницам – духам-покровителям рода. Затем поднялся обратно в седло и прежним путем двинулся вверх по холму.

Олег тронулся следом, старательно вспоминая, кому именно посвящен амулет. Колядка, вроде бы, обращается к Даждьбогу, сыну Сварога, прародителю славян. К Перуну относится колесо с шестью спицами, крест в кольце – уже амулет Ярила, «Солнечный крест», а крест с лучами, идущими от круга наружу, – это для покровительства предков, к родовым богам мольбы направляет. Прочая символика на Руси почти не встречалась. Разве только «морской якорь» у северных варягов иногда на шее или одежде поблескивал. Но, хотя внешне этот оберег и походил на якорь, на самом деле означал он молот Тора, покровителя воинов. Похоже, ратник киевского князя считал, что в бою он в покровительстве не нуждается, а по прочей надобности обращался прямо к создателю всего мира. Уверен, стало быть, что даже на небесах про него знают и помнят.

Тем временем они перевалили гребень холма и невольно зажмурились от яркого света: дорога безупречной прямой линией прорезала хлебное поле. Ростки поднялись еще от силы до колена, а потому простор казался пока не золотым, а бледно-зеленым.

– Не проголодался еще, боярин? – поинтересовался Олег. – Где пашня, там и селение неподалеку. А на большой дороге деревень без постоялого двора не бывает.

– Далековато еще до полудня, – поднял глаза к небу воин. – Коли ты, ведун, но каше горячей соскучал, так вечера подожди. Авось, встретим чего к той поре.

– Не встретим, так спросим, – согласился Середин, провожая взглядом очередного крестьянина, что трясся на пустой повозке. – Места здесь оживленные.

– А то, – усмехнулся богатырь. – От самого Киев-града через Чернигов, Ршу, Полоцк и до Пскова дорога тянется. Все города стольные, красные, богатые, княжеские. Погодь, как Чернигов минуем, так и вовсе не продохнуть станет. Там еще и Новгородский, и Белозерский тракты сходятся.

– Понятно, – согласно кивнул Середин. Разумеется, товары по Руси испокон веков на ладьях перевозили, благо полноводных рек везде в достатке. Но дело это степенное, неторопливое. Когда же по срочной надобности из города в город домчаться нужно, небольшой груз довезти, рать направить – тут уже приходится посуху пробиваться. Да еще пахари окрестные всякий товар в города на базар возят. Вот и натоптали-наездили.

Кони шли широкой рысью, мягко стуча подковами в дорожную пыль, солнце припекало затылок и быстро разогревало черную кожу косухи. Когда тракт, вильнув с поля в молодой осинник и миновав торфянистый ручей с переброшенным через него простеньким мостом из десятка бревен, снова выбрался на залитые светом луга, Олег решительно скинул куртку:

– Сейчас бы в холодном омутке искупаться…

– А русалок не боишься, ведун? – оглянулся на него боярин. – Они, сказывают, как раз в таких местах и обитают.

– Чего их бояться? – не понял Олег. – Они к людям за лаской да теплом тянутся, чужого живота не ищут. Вот навки – это да. Те песнями да сиськами подманивают, да потом на дно тянут. Болотницы тоже в яму заманить норовят.

– Тю, бодай вас злыдни темями, – сплюнул наземь Радул и торопливо потянул из-за пазухи свой амулет. – Яровит, Ригевит, услышь меня. Зная и Дидилия, не отведите от меня взора ласкового. И как вы, колдуны, со всей этой нежитью якшаетесь!

– А че? – невозмутимо ответил Середин, не столько для справедливости, сколько желая немного подразнить своего спутника. – Русалки, хоть и холодные, но нежные. Некоторые, сказывают, даже замуж за живых мужиков выходят, да живут с ними до гроба. И ничего. Только с дитятями у них вечная проблема. Да оно и к лучшему. Анчуток и так среди вязей хватает.

– Молчи, ведун, – замахал руками воин. – Ничего не говори. Всё едино я к воде ни шагу не ступлю. Чур меня, чур с вашими тварями.

– Ага, – кивнул Середин. – Как всё вокруг спокойно – так они мои, а как изводить нужно – почему-то сразу общие?

В этот момент они подъехали к широкому ответвлению от дороги, и Олег натянул поводья:

– А это что за поворот, боярин? К городу какому?

– Откуда здесь города, ведун? – покачал головой богатырь. – До самого Полоцка ни одного не помню. Ну, у Себежа тын стоит высокий, выселки кузнечные там же неподалеку, землю железную копают. И всё.

– Так давай повернем… – привстал на стременах Середин, и ему померещилось, что среди зеленых крон под холмом что-то блеснуло. – Давай. Всё едино дневать скоро. А водопоя удобного, может, до самого вечера не встретится. Сам знаешь, как бывает. И потом, не зря же здесь такую колею накатали? Значит, есть смысл повернуть.

Радул тяжко вздохнул, однако аргументам внял и первый отвернул коня вправо, вниз по пологому склону. Дорога запетляла между могучими замшелыми валунами, поднырнула под орешник и неожиданно растворилась на широкой прогалине. Олег сразу понял, что оказался прав: просторная песчаная отмель, ходить по которой босиком – одно удовольствие; кувшинки справа и слева от спуска к воде словно манят приблизиться к раздольному, не меньше трех километров в длину, озеру. На поляне видны следы не меньше десятка кострищ – значит, здесь останавливались многолюдные обозы или даже сразу несколько караванов. Либо тут место очень удобное, либо и вправду до ближайшего водопоя топать и топать.

Путники спешились, отпустили лошадям подпруги, скинули самые тяжелые сумки. Олег – благо шли скакуны последние версты шагом и почти не запарились – сразу собрал их за поводья, подвел к воде. А когда те напились и побрели щипать травку – быстро разделся, разбежался по песку и, громко ухнув, нырнул в блаженную прохладу.

На глубине вода была чуть ли не ледяной, зато на поверхности нагрелась, как парное молоко. Середин вынырнул, отплыл в сторонку от перемешанного места, лег на спину, раскинув руки и наслаждаясь покоем и невесомостью. Так он мог бы лежать довольно долго – если бы не услышал с берега конский топот. Олег извернулся, погреб к поляне торопливыми саженками, но всё равно опоздал: к котомкам на всем скаку вылетели три всадника – бездоспешные, в рубахах и шароварах, но каждый с мечом на боку и щитом у седла. Спрыгнув, двое тут же полезли рыться в сумках, а третий принялся ловить за поводья лошадей.

– Э-э! – подплыв к берегу, встал на ноги ведун. – Куда лезете?! Что, по рукам давно не получали?

– Помалкивай, голозадый, – отзывался от сумок один из ворюг, – пока самому ничего не отрезали. Это боярина Зародихина земля. Что на ней бесхозное лежит – то всё его.

– Это мое, дитя бесхвостой ящерицы, – яростно пробивался сквозь воду Олег. – А ну, оставь!

– Как ты меня назвал? – выпрямился вихрастый, веснушчатый юнец. – К рыбам на корм захотел? Ну, иди сюда, тина болотная, я тебе сейчас язык укорочу.

Воришка положил руку на выступающую над поясом рукоять, обмотанную тонким ремешком, и Середин невольно сбавил шаг, сообразив, что оказался один и, мягко выражаясь, безоружный против трех клинков. И тут невероятно вовремя затрещал орешник:

– Мир вам, добрые люди. И чего вам у нашего бивака надобно?

Неизвестно, что делал в кустах боярин Радул, но вышел он оттуда с булатным мечом в одной руке и пудовой палицей в другой. Кольчуга на солнце струилась, словно стальная драконья кожа, глаза смотрели спокойно, но недобро. Больше всего в этот миг Олегу хотелось увидеть лица незваных гостей, но увы – те замерли лицом в другую сторону.

– Кто это, ведун? – поинтересовался воин.

– Тати местные, – небрежно отмахнулся Олег, выбираясь на берег. – Вот тех двоих повесить можно, а конопатого я, как оденусь, в ящерицу превращу.

– Не надо, дяденьки! – взмолился юнец, начисто забыв, что у него у самого имеется оружие. – Не надо, не тати мы! Боярин Зародихин нас послал, Люций Карпыч, подорожное за стоянку собирать. Его ведь земля-то эта. И озеро его.

– Врет, – кратко отметил Середин, завязывая веревку штанов. – Кто же так мыт просит? Нужно подойти, поклониться, улыбнуться ласково. Сказать, что и как. А вы в чужие сумки лезете… Вот насколько засунул, настолько я тебе лапы передние и обрежу, когда в ящерицу превращу. Ну, и этим двоим отрубить можно. А уж потом повесить.

– Так не взяли ж ничего! – хором взвыли незадачливые воришки. – Не сами мы пришли, нас боярин послал. Холопы мы зародихинские. Усадьба его тут рядом, па озере. Оттуда и отмель сию видать.

– Врут, конечно, боярин, – подмигнул Радулу ведун, опоясываясь саблей. – Однако нехорошо как-то – хозяина не спросить. Наверно, надобно их сперва в усадьбу отвести, а уж там покончить?

– По совести, конечно, надо, – кивнул богатырь, опуская меч и вешая палицу на ремень. – Так и быть, съездим, коли недалеко.

– Это вам ни к чему, – прошел между унылыми мытарями ведун, снимая с них пояса с оружием. – Теперь давайте, седлайте наших коней, навьючивайте, да мы поедем. А вы вперед бегите, дорогу показывать будете.

До обители здешнего хозяина оказалось действительно недалеко – с края поляны вдоль берега туда вела плотно утрамбованная тропа. Всего километра полтора – и за небольшой болотиной показалась увенчанная островерхим шатром башенка. Усадьба как усадьба: китайская стена [4]4
  Китайская стена – стена из кит, то есть деревянных срубов, засыпанных камнями и землей.


[Закрыть]в четыре сажени с темным частоколом поверху, две башни на выступающих в поле углах – со стороны озера подобных укреплений боярин ставить не стал. Середин подумал, что на этом, относительно безопасном, направлении срубы стены строители могли и вовсе не засыпать камнями, а оставить полыми для всяческих хозяйственных нужд. Действительно, болотное озеро – это не море и не река полноводная, крупным кораблям с осадными орудиями тут взяться неоткуда.

Бревенчатые створки ворот распахнулись аккурат посередине наружной стены, причем справа и слева от них за частоколом виднелись груды валунов. Простая и эффективная мера: в случае осады камни быстро спихивались вниз, за ворота, и проход в считанные минуты превращался в часть земляного вала, который не так-то просто преодолеть.

Караульный, скучавший на одной из башен, издалека заметил своих обезоруженных товарищей, трусящих по дороге перед незнакомыми всадниками, и застучал в деревянное било. Вздохнув, Олег проверил, легко ли выходит сабля из ножен, и перевесил щит с крупа гнедой на луку седла. Поди угадай, как встретят? Может, извинятся хозяева за глупых холопов, а может – и обидятся. Покамест видно только то, что ворота подворники запирать не торопятся и лучников на башни не выгоняют. Хотя кто же из-за пары воинов в осаду садиться станет?

Пустив коня рысью, богатырь обогнал неудачливых сборщиков мыта, влетел в ворота и громогласно выпалил:

– Мир дому сему! Здесь хозяева, али в отъезде пребывают?

– А ну, стой, – негромко приказал пленникам ведун и придержал коня.

Некоторые из здешних правил вежливости он уже успел выучить и знал, что въехать верхом на чужой двор считается немалым оскорблением. Такое дозволялось только князьям при визите к боярам – и то лишь к своим, податным. Бояре таким образом могли навестить своих крестьян – не спешиваться же ради каждого смерда! На постоялый двор заезжали все кому не лень – так на то он и постоялый двор, где каждому проезжему кланяются. А к честному человеку так вломись – и станешь врагом по гроб жизни. Радул – другое дело. Он человек великокняжеский, а потому и поступал так, чтобы достоинство киевского правителя не уронить.

– Заловили мы с товарищем моим тать подорожную, шпану с руками липкими да душонками скользкими. Замыслили повесить у тракта, да на волю твою они сослались, боярин Зародихин. Рабами твоими обозвались. Посему спросить хочу тебя, хозяин. Твои ли холопы безобразие на дороге чудят, али ради спасения живота свово таковыми прикидываются?

Богатырю ответили что-то еле слышное, и опять зазвучал могучий голос воина:

– Радулом меня отец с матерью нарекли, хозяин. Роду я боярского, ныне князю великому Владимиру служу, поместным сотником.

И опять отозвался негромкий говор, а затем из ворот выкатился румяный низкорослый толстячок, неуклюже переваливающийся с боку на бок на пухлых ножках. Ни подбитая соболем мисюрка на голове, ни расползающийся на брюшке поддоспешник, ни меч на боку на шитой золотом перевязи не придавали ему грозного или хотя бы воинственного вида.

– Что, добаловали, архаровцы? – фыркнул он носом на понурую троицу. – Трувор, в холодную безобразников!

– Да мы не на дороге, боярин… – плаксиво заныл конопатый. – Мы у озера, как велено, за постой спрашивали.

– Что-то не слышал я вопросов, когда вы в сумках моих ковырялись, – заметил Олег.

– И не кормить их сегодня, Трувор. Неча жратву на охальников переводить, что имя мое позорят.

Из ворот появился широкоплечий седоволосый воин с длинной окладистой бородой, со шрамом через все лицо, оставившим левый глаз навсегда полузакрытым, и еще одним рубцом возле уха. И хотя этот мужик, в отличие от боярина, одет был в простую полотняную рубаху с узорчатым кушаком, а в руках держал только плеть, в нем сразу чувствовалась уверенность и угроза.

– Ну? – поинтересовался Трувор, похлопывая плетью по открытой ладони.

Холопы сникли и, повесив головы, мимо него проследовали в усадьбу.

– А ты заходи, мил человек, – пригласил Олега хозяин. – Гостем будешь, милости просим. Тоже, видать, на княжеской службе состоишь?

– Нет, не имею такой великой чести, – спешился Середин и взял коня под уздцы. – Так, брожу, куда глаза глядят.

– Это ведун Олег, величайший чародей, какого я встречал на Руси! – провозгласил богатырь так громко, словно собирался докричаться до неба. – На моих глазах мага латинянского истребил, сына князя Изборского из полона возвернул, нежити по дороге истребил без счета.

– Ужели? – округлились глаза толстяка.

– Да кому она нужна, нежить эта, чтобы ее считать? – вздохнул Середин. – Нет больше, и ладно.

– Вы входите, входите… – Хозяин сделал такой жест, словно намеревался поклониться – однако место, в котором тело могло бы согнуться, у боярина отсутствовало. – Милости просим. Счас, баньку вам истопим, а там и стол девки накроют. Неждан, прими лошадей! Пребрана, поднеси корец путникам с дороги!

Олег погладил гнедую по морде, передал поводья подбежавшему подворнику н наконец-то вошел в ворота.

Изнутри усадьба выглядела вполне обычно – хлева, сараи, дом в два жилья с высоким крыльцом над собачьей будкой, деловитое хрюканье со стороны озера. Вот разве две баллисты на колесах, изготовленные к стрельбе, показались для центра Руси уж слишком могучим оружием.

– Ужели понадобились когда? – кивнул в их сторону ведун.

– Когда с Аскольдом на Царьград ходил, в крепостях тамошних камнеметы такие видел, – небрежно отмахнулся боярин. – От и себе похожие сделать захотелось. Большая дорога рядом. Кто его знает, как случается… Пребрана!

– Иду…

С крыльца дома, одной рукой приподнимая подол сарафана, а в другой неся резной деревянный ковш, спустилась девушка лет двадцати. Глаза большие, как у котенка, маленький носик с чуть задранным кончиком, пухлые алые губы. Поясок, завязанный под самой грудью, выдавал печальное отсутствие каких-либо форм. Голова, на диво, непокрыта, косички собраны на макушке и скреплены драгоценной заколкой.

– Сбитеня горячего отведайте, – с поклоном подала она Олегу ковш.

– Спасибо, красавица. – Ведун пригубил сладкий, пахнущий полынью и можжевельником напиток, поперхнулся ядреным паром, но взял себя в руки и сделал несколько больших глотков. Вернул корец, отер рукавом губы. – Хорош сбитень, благодарствую.

– Дочка моя, старшая, – сообщил, подходя ближе, хозяин и скинул перевязь. – Эй, кто тут еще есть? Васька, прими кладенец. И в бане, беги, печь затапливай. Воды свежей вели натаскать.

Боярин Радул тоже наконец-то спешился, принял от хозяйской дочери ковш, осушил его в полглотка и демонстративно перевернул, уронив последние капли на землю:

– Спасибо, хозяюшка. Крепок у тебя сбитень, до самой души достает.

– Милости просим, – смущенно поклонилась Пребрана и убежала в дом.

Богатырь снял шлем, собрал в кулак бармицу, уложил в сумку, оглянулся на хозяина:

– А усадьба у тебя, смотрю, крепкая, боярин.

– На добром слове, конечно, спасибо, – вздохнул толстяк, – да токмо до всего руки не доходят. Над рекой тын трухлявый совсем, кулаком пробить можно. Всё поменять собираюсь, да то забываю, то смердов свободных нет. Ворота вторые повесить надобно, дабы, коли первые упадут, еще заслон оставался. Но их ведь ни на кожу, ни на сучки не прицепить, петли надобно ковать. Мои, в Зародишкино, отказываются. Горн у них маленький, да и опыта такие махины ковать нету. Надобно с города везти, а поехать туда некогда, и послать некого. Сыновья малы пока, у самого хлопот много. Коли князь ополчение созовет – не знаю, кого и посылать. Трувора вместо себя не выставишь, один не управлюсь…

– Сколько сыновьям, боярин?

– Малому шесть, старшему двенадцать весен пока.

– Ну, так года через два в поход старшего брать можно, – пожал плечами Радул.

– Два года еще прожить надобно… – опять вздохнул хозяин. – Да и как его… – Он махнул рукой и указал на левую башню: – Зато о прошлом годе я башню срубил, и схрон там для луков и припаса зараз сделан. Теперича, коли к стенам кто сунется, с двух сторон осаживать можно. А камнеметы, как сделал, так сразу по яме пристрелял. Ложбинка там, на поле, имеется. С луков туда не достать. Коли пригнется супротивник, не видно его совсем. Я и помыслил, что, коли про механизмы сии ворог не ведает, обязательно в ложбину перед штурмом схоронится. А там я его разом валунами и накрою. Еще вот риски на земле. Коли на них правый камнемет повернуть, он аккурат на двадцать саженей за болотиной на дорогу валуны кладет. Место приметное, по отмашке с башни, как из самострела, ворога накрыть можно…

Внимая простой, но тщательно продуманной, с ловушками и пристрелянными секторами, схеме обороны усадьбы, ведун начал верить, что этот неуклюжий толстяк и вправду ходил под стены далекого Царьграда, рубился в кровавых битвах, взламывал стены вражеских цитаделей. Быть может – в этом самом поддоспешнике, на который надевалась кольчуга или куяк. А может – и то, и другое вместе.

Наконец прибежал взъерошенный босоногий мальчишка в длинной рубахе с мокрыми пятнами, резко поклонился боярину в пояс:

– Затоплена баня, Люций Карпович.

– Ну, так проводи гостей-то – указал ему хозяин. – Веники, квас приготовлены?

– А как же, батюшка.

– Ну, так и ступайте с богом. А я покамест насчет пира распоряжусь.

Рубленная в лапу баня стояла на самом берегу озера с распахнутой настежь дверью. топилась она, естественно, но-черному. и сейчас из помещения выветривались остатки дыма. Гости дверь прикрыли, и, пока они раздевались, внутри стало тепло – куда теплее, нежели на знойной улице. Однако и этого боярину Радулу показалось мало. Едва Олег запрыгнул на полок, богатырь зачерпнул полный ковш кваса, плеснул на раскаленные камни, и под потолок взметнулось белое облако, густо запахло ржаным хлебом. Середин икнул от раскаленного прикосновения – но его спутник плеснул еще ковша три, прежде чем развалился рядом на полке.

– Вот это я понимаю, – сладко потянулся он. – Это по-людски. Не то что в омута темные к водяным скакать. А, ведун?

– Всяко дело к добру, – простонал Середин, ощущая, как, пробивая запыленные поры, по всему телу выпирает наружу соленый пот. – Главное – это меру знать. Всё хорошо, когда оно на пользу и вовремя.

– Угу, – согласился богатырь, приоткрывая глаз. – Веники замочить забыл… Ладно, потом… Да, дочку боярскую ты помнишь, ведун? И не подумать, что одной крови. Он – что байбак осенний, а она – тростинка тростиночкой.

– Ну, так и что… – Олег закрыл глаза, которые защипало от накатившегося пота. – Он, похоже, несколько лет назад и сам не сильно упитанный был. В одежду старую, вон, не влезает. Приболел, может. Обмен веществ нарушился.

– Чего молвишь, ведун? – не понял Радул.

– Девица, говорю, в старых девах почему-то засиделась, – ответил Середин. – В ее возрасте уж третьего-четвертого ребенка мужу дарить положено, а она всё при отце сидит.

– Это да, – причмокнул воин. – Неладно что-то у боярина Зародихина. Мужей зрелых совсем в усадьбе нет. И сам не сильно хваток ныне. А то возьми девку замуж, ведун? Ты, вроде, пред богами никому в верности не клялся. Один скитаешься.

– Куда мне, бродяге бездомному? Куда я жену приведу?

– Дык о том и речь веду, чародей! – перевернулся на живот богатырь. – Вот он твой дом и будет – усадьба эта. Как родичем станешь, за старшего в семье окажешься. И земля твоя будет, и усадьба, и девка, само собой. Вот увидишь, боярин токмо обрадуется!

– Нет, мое дело бродячее, – покачал головой Середин. – По свету ходить, нечисть изводить, людям добрым помогать. А хозяин из меня никудышный. Непривычен я к земле-матушке. Ты, Радул, сам ее лучше прибери. Я от тебя про дом и жену тоже ни разу и слова не слышал.

– Не, я не могу, ведун, – уткнулся подбородком в сложенные руки воин. – Зарок я дал к бабам близко не подходить. До века зарок, пред Дажбогом на мече поклялся. А жена есть у меня. Вот только где – неведомо. Может, у родителей хоронится. А может, и вовсе на край света убежала.

– Это как?

– Судьба моя такая. Нельзя мне девок в руки брать. Я ведь осьмнадцати годов, после наскока половецкого, от князя в подарок серебра две гривны получил. Да землю у Путивля. Селение такое на Сейму, выше Рыльска. За отвагу да успех ратный наградил княже. Мы тогда дозором в девять копий полусотню степняков перехватили. Ну, порубили всех, почитай. Из дозора токмо я да полусотник уцелели, да четверых сильно посеченных назад привезли.

– Бывает, – согласился ведун. Собственно, десяток тяжело вооруженных воинов разгромить легконогих половцев мог и без Радула, который один роты автоматчиков стоит. Так что князь широким своим жестом не столько могучего воина награждал, сколько к земле привязывал, чтобы в иные места не подался. – Только при чем тут жена?

– Родичи сосватали. Сказывали: как в поход уйдешь, кто за хозяйством приглядывать останется? Из рода бояр Соловых была. Краса девка. Коса – с руку мою толщиной, глаза черные, стать – лебедь позавидует… – Богатырь слез с полка, зачерпнул кваса, плеснул на камни, выпрямился. – В общем, справили мы свадебку. Я Додоле в тот день семерых белых ягнят принес и семь черных. Сам выбирал. Гости гулять остались, а нам на снопах постель выстелили, пшеницей пол усыпали, курицу в изголовье зарезали. Легли мы с ней… Играли ласково, рады были оба. А как дело святое сполнять начали, я сгоряча даванул ее с силушкой, что боги наградили. Не додумал, приласкать покрепче хотел…

На камни полетел еще ковш пенистого хлебного настоя.

– Поломал, стало быть, девку изрядно. Руку сломал, ребра, ключицу, еще что-то, волхв сказывал. В святилище у Песочной горы выхаживали женушку. Ходить ден тридцать не могла, а потом еще до снега ко мне волхв возвертаться запретил. Потом вернулась. Хотя, видел, и боялась изрядно… – Боярин забрался обратно на полок. – Но я ее берег. Касался с нежностью, руки не распускал, обнять не смел. Оттаяла лапочка моя, повеселела, начался у нас лад да радость. Вот… Да токмо не утерпел я еще, всего только раз. Ласки совсем ум затуманили, чувства из груди прыгнули. Ну, и прижал я ее к себе крепко… Очнулся от крика страшного, да и понял, что опять поломал. Опять ее всю зиму и половину лета в святилище выхаживали. А как выходили – не вернулась она ко мне. Убегла куда-то. Ну, а я зарок дал: к бабам боле и близко не подходить. Поклялся. Так что, ведун, сам понимаешь. Мне эту девку прибирать никак нельзя. А тебе…

– А-а-а-а!!! – Поняв, что вынести этого жара он больше не сможет, Олег спрыгнул с полка, выбил плечом дверь, пробежал десяток саженей по стылой глинистой тропинке, влетел в озеро и ухнулся в него с головой.