Текст книги "Храм океанов"
Автор книги: Александр Прозоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Здесь мало воздуха, – сообщил он повелителю. – Совсем мало.
– Или он стал другим... – Ответ бога показался ему медлительным и вялым, словно пробившимся через густой костный студень.
Нуар оглянулся на Повелителя Драконов, снова посмотрел вниз, не различая теперь ничего, кроме белого покрывала с темными разводами, похожего на слой первого выпавшего снега, пока еще очень тонкий и не способный полностью укрыть неровную, разноцветную почву. При взгляде вверх он сделал и вовсе невероятное открытие: небо стало черным!!! Мало того – на нем то тут, то там проглядывали знакомые ночные звезды.
– Посмотри туда, повелитель! – вскинул руку нуар. – Смотри!
Однако на этот раз Дракон не ответил вообще. Он заснул, как всегда засыпают боги с приходом в гнездовья зимних холодов.
Шеньшуну тоже пришлось несладко. Все его тело давно покрыли мурашки, ноги и руки начали неметь, щеки и нос потеряли чувствительность. Чтобы хоть немного разогнать кровь, он подергал конечностями, насколько позволяли размеры норы в корне лилии, покрутил плечами, растер уши. Снова выглянул наружу.
Мир вокруг стал черным и мрачным, как сама ночь, со всех сторон звезды кололись, точно шипами, яркими острыми лучиками. Солнце же било по глазам словно плетью, обжигало кожу лица и рук, испепеляло короткие волосы, но при всем при том... Оставалось холодным! Шеньшун мерз и горел одновременно, коченел от холода и покрывался ожогами.
Лилия тоже выглядела престранным образом. В тени ее поверхность покрылась изморозью, переливчато сверкая в свете звезд всеми стеблями, шарами и крылаткой; на повернутой к солнцу стороне – прозрачно светилась, словно гигантская росинка на листе молодой осоки, и испускала слабый парок.
Нуар понял, что они с повелителем попали в беду. Похоже было, что лилия станет подниматься в бесконечность весь день, весь вечер и ночь, а потом еще день, все выше и выше, все дальше и дальше, сковывая их обоих смертоносным холодом, лишая воздуха. Пределов небесам страж богов не знал – как, впрочем, не знал их даже сам Повелитель Драконов, начавший столь ужасающий опыт именно ради проникновения в новые тайны.
– Что мне делать, господин? – сделал еще попытку поговорить с богом Шеньшун. – Мне ждать еще или попытаться остановить полет?
Повелитель молчал. Наур, не зная его планов, менять что-либо по своей воле не решался. А дышать между тем становилось все труднее. Шеньшун понял, что еще немного, и он, страж богов, созданный таким, что его почти невозможно убить, начнет задыхаться. В висках стучало, голова наливалась тяжестью, легкие горели от ледяного воздуха. Но в своих попытках хоть как-то продышаться Шеньшун перестал замечать холод.
Вдруг послышался слабый хлопок, словно кто-то над головой задумчиво ударил ладонью о ладонь. Нуар вскинул глаза и понял, что шаров осталось всего четыре. В его разуме еще не успел всплыть вопрос о том, куда делся один из распухших листьев летучего растения, как еще один шар вдруг разлетелся в зеленые светящиеся и одновременно искристые обрывки.
«Лопаются...» – устало догадался полуокоченевший, полузадохнувшийся страж.
В его теле образовалась странная щекочущая легкость. Приятная и слабо что-то напоминающая. И вскоре он понял, что. По лицу, трепля короткие волосы, заскользил быстрый ветер, болезненно царапая обожжено-обмороженную кожу. Ветер дул снизу вверх. То есть – лилия падала. Причем все быстрее и быстрее.
Шеньшун заметил, как слабоизогнутый корешок, в котором они укрывались, под встречным напором пытается отклониться в сторону, поддергивая длинную тонкую крылатку, но раз за разом опадая обратно вниз. Причем с каждым разом взмахи становились все шире и шире, а рывки крыла – жестче.
Не требовалось много ума, чтобы догадаться, отчего гигантское кленовое семя никак не может начать вращение и перейти в медленный плавный спуск: три уцелевших шара продолжали тянуть край крылатки вверх, удерживая в вертикальном положении. Их подъемной силы не хватало, чтобы остановить падение, но вот помочь путникам разбиться они могли запросто.
Нуар вскинул руку, приказывая стеблям истончиться у комля, – но лилия никак не отозвалась на его волю. Похоже, от холода она уснула так же крепко, как и Повелитель Драконов.
Ветер крепчал, красноречиво доказывая, что падение ускоряется все больше. Стебли напряглись, словно нити паутины, и мелко дрожали от натуги, шары под напором вытянулись в капли – но отрываться упрямо не хотели.
Шеньшуну оставалось только одно. Он нащупал рукоять меча, сдвинул оружие на спину и полез наружу, хватаясь негнущимися пальцами за тонкие корневые лохмотья, что местами торчали из клубня. Нуар не очень надеялся на успех – он был обязан хотя бы попытаться спасти повелителя от неминуемой гибели.
И тут нежданным помощником оказался ветер, который, набросившись стремительным вихрем, сперва подергал из стороны в сторону одежду, а потом принялся мягко, но настойчиво подталкивать нуара вверх. Перебравшись с его помощью на макушку корневища, Шеньшун пробил пальцами тонкую перепонку между твердыми прожилками каркаса крылатки – и сразу ощутил себя увереннее. Теперь ему было за что держаться. Так, делая окошко за окошком и крепко хватаясь за одревесневшие ребра лилии, он добрался до ближнего стебля, выхватил меч и перерубил его одним сильным ударом.
Растение резко просело вниз, ветер ощутимо подтолкнул стража выше. Шеньшун быстро продвинулся на пять шагов и рубанул комель второго стебля. Последовал новый рывок, на этот раз не просто к далекой земле, но еще и в сторону. Нуар от неожиданности едва не слетел со своего места и как мог крепче вцепился в прочные узловатые прожилки.
Лилия легла почти набок и сделала медленный поворот вокруг клубня. Потом второй, третий, четвертый, утягивая последний из шаров за собой. Тот, будучи заметно больше клубня, крутиться так же быстро не успевал, и стебель его стремительно превращался в жгут.
«Сейчас раскрутит в обратную сторону», – понял страж.
Но случилось другое. Стебель лопнул где-то посередине, надутый газом лист мгновенно исчез в вышине, а корень, увлекаемый изогнутым крылом, принялся раскручиваться и вовсе с дикой скоростью. Падение замедлилось – но на Шеньшуна внезапно обрушилась немыслимая тяжесть, перевернувшая его через голову и потянувшая не вниз, а вбок от клубня, пытаясь сорвать нуара с крыла и отшвырнуть в сторону. Да так яростно, словно его вес увеличился сразу раз в пять.
Шеньшун сжал пальцы что было сил, безуспешно нащупывая ногами опору и пытаясь спасти лицо от ветра, ставшего вдруг жестким и хлестким, как розга Хоттаку. Семечко крутилось, с низким воем опускаясь с невероятных небес, но куда оно летело, на какой высоте находилось – нуар даже примерно не представлял. Глаза слезились, лицо горело, руки гудели от натуги, мир вращался вокруг с такой скоростью, что небо, земля и облака сливались в единое бурое месиво. Это длилось целую вечность, долгие годы, много-много жизней – так показалось юному стражу. А потом внезапно произошел рывок, сделавший его тяжелее сразу в сотни раз. С оглушительным треском нуар оторвался от крыла и полетел...
Глава шестая
Она тщательно облизала ложку, с надеждой заглянула в миску, но та уже была вычищена до блеска:
– Да, так вправду удобнее, Сахун, – тяжело вздохнула Волерика. – Хотя просто ртом быстрее.
– Быстрее, – согласился кормитель. – Но только нос и подбородок постоянно грязные.
Порученная его вниманию женщина постоянно поражала юношу. Она с рождения умела разговаривать, она знала, кто такие боги и кому принадлежит она и весь удел, знала, что ей запрещена близость со смертными и нуарами, что покидать пределы гнездовья очень опасно и что даже в нем следует держаться подальше от глупых ящеров, не понимающих разницы между домашними и дикими существами. Что богам нужно безусловно подчиняться, а к любым двуногим можно обращаться с просьбами. И то же время она не знала, что такое ложка, откуда берется еда и вода, не имела понятия о зиме и лете, о ветре и дожде.
– Теперь мы пойдем гулять? – спросила она юношу.
– Да, пойдем, – согласился Сахун.
Страж богов особо предупредил слугу, что предсказательницу нужно почаще выводить на воздух и обращать ее внимание на небо и облака, на порывы ветра, что обязательно следует показать ей дождь, как только тот начнется, и если уж особо повезет – то и грозу. Повелитель Драконов считал, что восьмая должна сама получить и усвоить эти знания, чтобы те уложились в сознании женщины согласно с особенностями ее уникального ума. Если вложить в нее все это сразу при рождении – она станет воспринимать погоду так же, как и прочие рабы. И отвечать станет так же, как и все прочие.
– Ты мне покажешь, откуда берется вода? – совсем как ребенок, обрадовалась Волерика.
– Покажу, – кивнул Сахун и протянул ей руку: – Пойдем...
До ручья от шатра было шагов сто, не более. Ведя воспитанницу за руку, слуга, как и было велено, водил ладонью, указывая то на небо, то по сторонам:
– Помнишь, какой вчера дул ветер? А сегодня все тихо, ничто ни колыхнется. Мы бы уже измучились от зноя, если бы не облака. Плывут куда-то и плывут, плывут и плывут. Наверное, там, наверху, у них дует. А здесь нет. Совсем. Вчера облаков почти не было. Наверное, погода меняется. К дождю.
Женщина молча кивала. То ли запоминала его слова, то ли пропускала мимо ушей. Встрепенулась она, только услышав впереди звонкое журчание.
– Вот и ручей, – сказал Сахун, помогая воспитаннице перебраться через очередной толстый ствол Родильного древа. – По нему к нам вода и течет от самых Рыбьих отрогов. Рыбы там, говорят, изрядно водится.
– Ой, как ее много сразу!
Волерика попыталась сбежать по берегу, но не тут-то было: многие камушки по сторонам недавно вычищенного русла больно кололись острыми гранями. Женщина испуганно пискнула, отскочила назад, обиженно посмотрела на Сахуна. Юноше стало неудобно – сам-то он ходил в сапогах! Воспитанница же, разумеется, гуляла босиком.
– Давай подальше спустимся, – предложил он. – Там песок. Хоть кувыркайся – все равно не поцарапаешься.
– А почему все вы – и ты, и остальные смертные – ходите в одежде, а я без нее? – естественно поменялся ход мыслей провидицы. – У вас-то ноги ничего не царапает!
– Ты же совсем еще недавно родилась, – напомнил Сахун. – Вот и не успела тунику сшить. А нам всем уже много лет.
На самом деле, конечно же, никто Волерику одевать и не собирался. Даже на просьбу увеличить воспитаннице порцию, поскольку она не наедается, нуар гнездовья презрительно ответил, что нечего переводить еду зазря. За первые дни, мол, новорожденная и на половинной пайке не отощает, а вскорости ее саму на корм пустят. Нетрудно догадаться, что скажут Сахуну, если он попросит для воспитанницы выделанную кожу. В лучшем случае просто посмеются.
– Почему все смертные на нас так смотрят? – перескочила на другую тему Волерика. – Двое рабов, кажется, специально из шатров вышли, чтобы поглазеть.
– Они завидуют мне и любуются тобой. Ты самая красивая из всех существующих женщин.
– Откуда ты знаешь? Ведь в вашем гнездовье нет больше ни одной женщины!
– Меня перевели сюда всего три года назад, Волерика. До этого я жил в главном гнездовье. И видел очень многих женщин и девушек. Лучше тебя нет никого.
Но новорожденная, похоже, так и не поняла, что услышанным можно возгордиться. Она увидела впереди песчаный спуск и с радостным криком побежала вперед, пару раз кувыркнулась на теплом, мягком песке – как ей и советовали, – с ходу влетела в прозрачную воду... И испуганно закричала, округлив глаза:
– Она холлодная!!!
– Так вылезай, чего стоишь?
– Холодно! И ногам... Странно...
– Судорога? – испугался Сахун, прямо в сапогах и тунике влетел в ручей, подхватил Волерику на руки, вынес на берег: – Больно? Ногам больно?
– Н-нет... – мотнула она головой. – Только они не слушаются.
– Как это? Ну-ка, подними левую... – Воспитанница брыкнула ногой. – Теперь другую.
Волерика подкинула правой и рассмеялась:
– Как странно... А когда я попала в воду, они не слушались. И холодно очень...
– Сейчас согреемся... – Сахун поставил провидицу на песок и быстро скинул свою одежду, которая теперь не грела, а студила тело. – Побежали в шатер.
Вскоре они, на этот раз замерзшие оба, завернулись в покрывало, сберегая общее тепло. Юноша помог Волерике выпустить волосы наружу, чтобы холодные пряди не попадали ей на спину или плечи.
– Так намного лучше, – согласилась воспитанница и крепче прижалась к нему всем телом. – Зачем они нужны, такие длинные? Ведь больше ни у кого из зверей таких нет!
– Младенцы за них держатся, когда с мамой в родильном пруду плавают, – ответил Сахун. – Кроме нас, смертных, больше никто в прудах не рожает и в них не растет. Вот другим зверям волосы и не нужны.
– Откуда ты так много знаешь, Сахун?
– Просто я это своими глазами видел, Волерика. И сам так в детстве плавал.
– Наверное, это очень приятно, да? – спросила она и наивно добавила: – Так же приятно, как когда ты меня обнимаешь?
Юношу кинуло в жар. На миг вдруг подумалось, что быть разорванным в клочья – не такая уж страшная смерть. Ведь никто не вечен... Но здравомыслие, разумеется, быстро вернулось, и он лишь погладил ладонью ее плечи:
– Ты знаешь, Волерика, в главном гнездовье женщины свои волосы расчесывают. Чтобы не путались, чтобы красиво падали на плечи, струйками и косичками. Хочешь, я сделаю тебе гребень? Тогда ты тоже сможешь причесываться.
– Хочу! – тут же согласилась новорожденная, всегда готовая услышать или попробовать что-то новое. – Неужели ты можешь вырастить гребень сам, без помощи богов и нуаров?
– Не выращу... Но ты его получишь... – Он почти в упор смотрел в яркие зеленые глаза, ощущал на губах дыхание воспитанницы, почти не вслушиваясь в ее щекочущий шепот.
Корм... Почему обязательно корм?!
«Потому, раб, что больше она ни на что не годна, – всплыл в памяти ответ нуара. – Ее нельзя просто отпустить в гнездовье, оставить одной из женщин. Боги еще не добились нужного результата, и она только испортит породу. Ее потомки не дадут новым поколениям рабов ничего хорошего, но могут привнести не замеченные ранее недостатки. Самое безопасное – избавиться от нее и растить другую. Она еще никто, раб. Она всего лишь промежуточный образец. Боги поколение за поколением тянут их в нужную сторону. Испытывают, делают новых, испытывают, опять что-то меняют. Может статься, лет через пятьдесят появятся те, кому найдется важная работа, которые станут нарасхват, и для простоты размножения им позволят плодиться звериным способом. А нынешние... Они не женщины, раб, не думай об этом. Это просто похожие на нас существа. Выкорми хорошо это, и я поручу тебе новое. Увидишь, оно окажется точно таким же, разницу замечают только боги. Потом родятся еще и еще. И ты тоже привыкнешь, перестанешь привязываться, станешь хорошим кормителем: всегда сытым, хорошо одетым и уважаемым. Самые трудные – это три-четыре первых воспитанника. Когда сдашь забойщикам первого, сразу станет намного легче».
– Я сделаю тебе сапоги, – внезапно сказал Сахун. – Сапоги и красивую тунику. У меня спрятано немного кожи. Страж поначалу приказал давать, сколько захочу, вот и удалось отложить на всякий случай. Завтра принесу и сошьем. Я сделаю для тебя все, что угодно, только скажи.
Если уж Волерике суждено прожить всего пару десятков дней, пусть они станут для нее хотя бы счастливыми.
Глава седьмая
Шеньшун пришел в себя под полутораохватной елью, срубленной примерно посередине, с поломанными ниже по стволу ветвями. Нуар очень надеялся, что дерево сломал не он, хотя боль в ноге, спине и грудине ясно доказывала, что переломов было несколько и они только-только срослись. Да и то, что он, страж богов, потерял сознание – тоже многое значило. Похоже, ему досталось так крепко, что он почти умер... Но уже в который раз оказался сильнее смерти.
– Хорошо, зверья никакого рядом не оказалось, – пробормотал страж, проверяя свой слух и голос. – А то бы сожрали раньше, чем начал соображать...
Последнее, что он понял, так это то, что в руках у него по-прежнему одревесневшая жилка крылатки. Значит, это не он сорвался – это сломалось само семя.
«Мой бог! – обожгло его ужасом, и юный нуар вскочил, схватившись за рукоять меча. – Неужели Дракон погиб?!»
Вокруг, на удалении больше ста шагов, все было усыпано обломками деревьев, сучьями, свежей хвоей и листвой, обрывками крылатки и обломками ее «скелета». Похоже, вращаясь в своем падении с невероятной скоростью, гигантское кленовое семя расколошматило все, до чего дотянулось, еще прежде, чем рассыпалось само. Внешняя хрупкость лилии оказалась обманчива. Ее вращение, наверное, не смогла бы остановить даже скала.
Одно радовало: треск и грохот, сопровождавшие изничтожение ближних зарослей, наверняка распугали все живое на полдня пути, и никаких хищников в ближайшее время потерпевшим крушение можно не опасаться.
Это была единственная хорошая мысль, посетившая стража богов, рыскавшего среди месива из ломаных ветвей, колотых стволов, щепы и прочего мусора. Клубень, в котором летали они с Драконом, был довольно крупным, и даже в этом буреломе он остался бы заметным. И тем не менее...
Шеньшуна бросило из жара в холодный пот: неужели корневище разбилось? Если лилию ударило о землю с такой силой, что клубень разбился, то и Повелитель Драконов...
– Нет, нет, нет, – тряхнул он головой, отгоняя дурные мысли. – Этого не может быть!
Однако память продолжала подсказывать, с какой силой неведомая тяжесть пыталась сорвать его с крыла, швырнуть в сторону, с какой непостижимой мощью его размазало о ель, ломая кости и толстые сучья. Если клубень ударило о препятствие точно так же, лилия наверняка разбилась в брызги! Ведь корневища, в отличие от людей, не срастаются, и внутренние органы у них не восстанавливаются.
– Только не это, только не это... – Разбрасывая лапник, нуар добирался до земли, после чего переползал на четвереньках по пружинящему завалу дальше и снова зарывался в глубину. – Найдись, найдись, найдись... Найдись хоть кусочек!
После этой мольбы Шеньшун сообразил, что, если клубень разбился – его куски должны валяться в буреломе повсюду. А раз нет кусков – лилия цела. Нуар немного успокоился и продолжил поиски более методично. Ведь если крылатка всегда крутится вокруг семени – то оно должно находиться в самом центре разрушений. Правда, завал из ломаного леса на круг походил мало. Скорее, на плавно расширяющуюся, вытянутую полосу. Но у этой полосы тоже была середина.
Выбрав на глазок самый центр бурелома, страж богов раскидал ветки, ничего не нашел, отступил дальше, стараясь удерживаться на средней линии, снова разрыл, сдвинулся на пять шагов, добрался до земли, еще сдвинулся и... И почти сразу, под двумя слоями веток и осевшей сверху хвои, увидел желтую сочащуюся массу, подернутую тонкой пленкой инея.
– Повелитель!
Нуар воспрянул духом, оттягивая в сторону тонкие стволы молоденьких сосен, лапник, раскидывая щепу. Вскоре он наткнулся на торчащий из клубня жгут обломанного корневища, на котором когда-то держалась крылатка, потом ступил на землю.
Лилия почти не пострадала при посадке, подтвердив безмерную мудрость Повелителя Драконов. Спуск оказался достаточно медленным, плавным и безопасным. Раскрученное крылаткой корневище всего лишь глубоко вкопалось, вкрутилось в мягкий песок, что подстилал разрушенный бор. И чтобы добраться до норки, в которой провели весь полет исследователи, Шеньшуну пришлось разрыть песок на глубину почти по пояс.
Вскоре он увидел бога. Недвижимого, покрытого крупными хлопьями изморози, но к счастью – без единой заметной царапины. Стены норы тоже ощетинились толстым снежным ворсом и ощутимо дышали холодом.
Мертвенное безмолвие Дракона ничуть Шеньшуна не пугало. Он знал, что в холода оставшиеся в гнездовьях боги засыпают, а отогревшись – возвращаются к жизни без всякого для себя вреда. Его пугало то, что внутри огромного промерзшего клубня летний зной доберется до повелителя только через много, много дней. Так долго в незнакомом диком лесу еще нужно суметь продержаться.
Безусловно, нуар мог бы справиться с любым живым существом планеты, подчинить его своей воле и даже заставить служить, выполнять простейшие приказы. Но страж богов нуждался во сне. А когда спал – был так же беззащитен, как длинноухий мягкотелый кролик. Когда у хищников пройдет первый испуг, они наверняка подкрадутся, дабы узнать, что ж такое стряслось в некогда тихой, безопасной чащобе. И очень обрадуются появившейся буквально с неба добыче.
Выхватив меч, Шеньшун попытался просто изрубить толстую мякоть клубня над повелителем, но клинок оставлял на мерзлой плоти лишь белые щербины в полпальца глубиной. Колоться подобно льду лилия упрямо не желала. А когда после долгих стараний, на глубине в ладонь нуар дорубился до толстой одревесневшей прожилки, то отступил, поняв, что развалить клубень на куски успеет лишь к тому моменту, когда он и сам растает.
Недовольно бурча, юный страж спрятал меч, спустился в яму, обхватил голову бога руками, изо всех сил потянул на себя – и только крякнул от натуги. Повелитель Драконов даже не шелохнулся. При своих размерах весил он никак не меньше трех взрослых людей, да еще свернутые кольца плотно упирались в твердые, глубоко промерзшие стены норы. Шеньшуну такую тяжесть было не сдвинуть. А если и сдвинуть – бог, вытаскиваемый грубой силой, мог пораниться кожей о жесткие края убежища.
Вот когда юный страж остро пожалел, что так и не удосужился узнать, каким образом забойщики и варщики добывают огонь. Многие нуары носили на поясе сумочки с «огневыми камнями» – на случай, если придется заночевать где-то в лесу или если попадется неожиданная добыча. Шеньшун тоже намеревался обзавестись такими, но все откладывал на потом. Вот и дооткладывался! А ведь как хорошо было бы развести костер прямо перед входом в нору... Тут тебе и тепло, и свет. Долгий день исследователей небес уже катился к вечеру, и для полной радости на месте крушения скоро станет еще и темно.
Страж богов огляделся, надеясь найти какую-нибудь подсказку. Но вокруг были только сучья, обломки, растрескавшиеся пни и щепа.
– Стоп! – сам себя остановил Шеньшун. – Пеньки! Они-то живые!
Пара ближайших елей были заломаны на высоте в половину человеческого роста, и нижние ветви остались на стволе. А значит – были живы и достаточно сильны, питаясь корневой системой всего дерева. Управлять же растениями умел любой нуар. Пусть и не так хорошо, как боги, но достаточно для простейших работ.
Ухватившись за одну из ветвей, Шеньшун потянул ее на себя, мысленно приказав стать длиннее – и та немедленно подчинилась.
Облегченно переведя дух, нуар направил ветку в нору – тонким кончиком под Повелителя Драконов, – одновременно приказывая набрать толщину и поднять бога... Утолщиться-то ветка утолщилась, но вот поднять бога не смогла. Как быстро догадался юный страж – у нее просто не было хорошей опоры. Он велел ветке изогнуться в нескольких местах, чтобы оторвать Дракона от заледенелого корневища, но... Но после этого лапа отказалась выползать наружу. То ли застряла, то ли замерзла, то ли просто не понимала его приказов.
Вокруг уже смеркалось, и Шеньшун решился на отчаянный поступок: снова схватил бога за голову и со всех сил потянул к себе. К его удивлению, Дракон качнулся на еловой лапе в его сторону. Пусть слабо, но все же шевельнулся. Нуар поднатужился, оттолкнул повелителя в глубину норы, раскачивая, а потом снова рванул к себе. По инерции тяжелое тело сместилось немного к выходу. Самое большее – на палец, но все же выдвинулось из ледяного плена!
Воодушевившись, юный страж точно так же, с легкой раскачкой, стал дергать повелителя снова и снова, в увлечении уже совсем перестав проявлять уважение к богу. Но тому, оцепеневшему от холода, было, наверное, все равно.
Где-то к середине ночи, когда ветер уже совершенно разогнал облака, открыв взору Шеньшуна искристое многозвездное небо, навевающее теперь только недобрые воспоминания, стражу удалось вытянуть повелителя на взрыхленный ногами песок больше, чем наполовину. Дальше стало легче. Повинуясь воле нуара, две ветки одного из пней приподняли бога и сместили на три шага вверх и в сторону. Там Дракона приняли другие ветки и тоже перенесли на несколько шагов. Потом – еще живое молодое сосновое деревце, затем – почти не пострадавшая, только сильно помятая черемуха, еловый пень, береза, ольха, еще одна береза...
Так, шаг за шагом, Шеньшун смог переместить повелителя к краю бурелома еще до рассвета, где и отдал завершающий приказ: вынудил могучую вековую ель согнуться чуть выше комля, вогнать свои толстые сучья в землю по сторонам от бога и распустить от лап мелкие корешки, надежно укореняясь в песке. Теперь спящего на толстой хвойной подстилке Дракона надежно защищала от крупных хищников клетка из толстых деревянных прутьев, поставленных в несколько рядов. Никакому жруну, туполобу, синючнику или крокодилу через такое препятствие не пробраться, пусть хоть сдохнут рядом от голода! Мелких зверьков нуар опасался меньше. Они, конечно, в укрытие могли и пробраться – но были не в силах причинить властелину опасные раны. Впрочем, Шеньшун надеялся вовремя таких гостей отпугнуть. Они сами обходят крупных врагов стороной, и обычное сонное ворочанье с боку на бок отбывает у мелюзги охоту к нападению.
В быстро светлеющем небе мелькнула тень. Нуар тут же вскинул голову, поднял руку. Большекрылый сокол, повинуясь приказу, снизился, сел рядом на еловую ветку, глядя Шеньшуну в глаза.
Юный страж еще ни разу в жизни не пытался смотреть на мир чужими глазами. Но это умение давалось рожденным в Древе изначально, а потому он знал, что делать: установить волевую связь, затем, улавливая зрительные сигналы в разуме птицы, поймать картинку и наконец – просто отпустить пернатого, старательно удерживая получившееся единение.
Сокол стремительно взмыл в зенит, насколько хватило его сил, послушно описал круг и, торопливо хлопая крыльями, помчался к далекому гнезду. Внизу, под ним, с таким же облегчением плюхнулся на песок Шеньшун: он уже понял, что вокруг нет ни единого знакомого места. Ни озерца, ни холма, ни речной излучины. И теперь болезненно тер виски.
Правы были опытные стражи: после единения с глупой птицей сам надолго дуреешь, становясь похожим на цыпленка. Установить контакт с птичьими глазами легко: половина птичьего разума – это как раз зрение и есть. Даже с мышами такие попытки не проходят. Не потому, что они умнее, а потому, что картинки в их разуме куда меньше места занимают. Установить легко – разорвать трудно. Собственное сознание как бы глохнет и сделать это не догадывается. Большое усилие нужно приложить. И потом приходится долго мучиться головной болью.
Может быть, поэтому даже боги, способные смотреть на мир не только глазами птицы, но любого иного живого существа, все же предпочитают подползать к нужному месту сами, а не обходиться чужим взором.
– Жалко, огня разводить не умею, – снова посетовал Шеньшун, на этот раз вслух. – Раз выхода отсюда не нашел, мог птичку хотя бы зажарить да наесться. Если выберусь, обязательно огневыми камнями пользоваться научусь!
Без огня пришлось обходиться грибами и ягодами, благо черника возле места катастрофы успела поспеть в необъятных количествах. Только ешь, не ленись, да сыроежками с боровиками закусывай. Плотно набив живот, страж не без труда протиснулся между еловыми прутьями, каждое в руку толщиной, к своему повелителю и вытянулся рядом. Здесь было хорошо. Крона прикрывала от солнца, спасая от ожогов, зато теплый воздух свободно гулял из стороны в сторону, медленно и равномерно прогревая тело бога. Теперь нуару оставалось только ждать.
Шеньшун закрыл глаза и, благодаря бессонной ночи, мгновенно провалился в полное небытие.
Глава восьмая
Изготовление обуви, как известно, никакой сложности не представляет. Берется шкурка среднего крокодила, режется пополам, чтобы получились куски примерно локоть на полтора, после чего нога ставится посередине, а края загибаются наверх: сперва передний на ступню, потом задний, потом, с аккуратным закладыванием изгибов – боковые. Верх ровно обводится угольком, выпирающие наружу складки – тоже. Потом по этим линиям лишняя кожа срезается, из обрезков делаются шнурки: короткими кожа сшивается через дырки в местах складок, длинные же вдеваются спереди, чтобы завязывать, когда сапоги снимаются или надеваются. Вот и все, полдня неспешной работы. А инструменты для нее всегда под рукой: холодный уголек Сахун прихватил от очага на кухне, резак сделал на берегу, расколов подходящий камень.
За три года чистки ручьев и проток паренек научился отлично разбираться в камнях: он хорошо знал, как плотно укладывать булыжники, чтобы они и сами не осыпались, и берега удерживали, он навострился ворочать валуны намного больше себя весом, прикладывая силу к тем местам, в которых они наименее устойчивы, мог издалека метнуть камень точно туда, где ему нужно лежать, или наскоро обколоть одним другой, придавая удобную форму. Он знал, при соударении каких пород высекаются яркие искры, какие легко крошатся, какие при ломке дают острые грани, а какие – не поддаются вообще никакой обработке, хотя многие рабы из любопытства и пытаются их перетереть или растрескать.
Сахун так набил себе руку, что даже не сберегал на будущее наиболее удобные резаки. Подобрал камень, расколол, раскроил кожу получившимся лезвием [3]– выбросил. Голышей вокруг навалом. Коли опять понадобится что-то порезать – всегда можно отколоть другой резец.
С туникой обычно дело обстояло еще проще: выбирались три куска кожи, в одном делалась посередине овальная дыра для головы и разрез на грудь с отверстиями для шнуровки. К этому куску спереди и сзади подшивались длинные полотнища, насколько богатства слуги хватало – хоть до бедер, хоть до пят, – соединялись по бокам. И все, можно носить. Однако, одевая Волерику, Сахун вдруг столкнулся с неожиданным обстоятельством. Ибо спереди форма ее тела несколько отличалась от мужской. Даже весьма сильно отличалась.
Юноша примеривался и так и этак, мучаясь от подавляемого томления и пытаясь определить правильные размеры выпуклостей, прикинуть, как воссоздать их на почти готовой одежде. Его воспитанница хихикала от щекотки или от чего-то еще, то вдруг резко отстраняясь, то неожиданно, наоборот, удерживая его руку. Ей тоже было явно не по себе от желаний, тупо игнорирующих и разум, и запреты богов, одновременно и пугающих, и приятных.
