Текст книги "Воля небес"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ну, боевому кораблю столько еще прожить надо, коли война намечается, – пожал плечами датчанин. – Без киля по волнам скакать будет, что лягушка, и курс держать замучаемся. Но размер у нее подходящий, как раз с каракку. Три мачты в наличии, я даже глазам в первый раз не поверил. Течь есть, но небольшая. Вахтенный вычерпывать успеет. В трюме откосы и подпорки для прочности можно за день добавить, леера заместо бортов и вовсе за час натянуть. Пара дней – второй настил на палубу сделать, опять же для прочности. Ванты, паруса… За неделю в порядок приведу, в тридцать рублей уложимся. Да полста за саму лоханку.

– Ты это серьезно? – Басарга прошелся по шитику, слегка приподнятому половодьем над берегом, на котором судно, видимо, и зимовало. – Это не корабль, это убожество какое-то!

– Может, и так, господин, да только у нее есть один большой плюс. При такой ширине и плоском дне сие убожество не перевернется, даже если десять больших бомбард на палубу поставить. И дать полный залп с одного борта. Ну, и скорость будет неплохой при малой волне. В большую она, понятно, зароется.

– Неделя, говоришь? – задумался подьячий. – Да, хуже некуда. Но на безрыбье… Покупай и делай. Только раскрась все потом поярче: синим, красным, желтым, и на Москву-реку к Кремлю отгони. Иоанн Васильевич наверняка посмотреть захочет, за что казна столько денег отвалила и чем мы море станем покорять. Понял?

– Дело знакомое, – засмеялся датчанин. – Сделаем красиво! Токмо тогда еще рублей десять сверху. Надстройки изнутри кошмой обить, рундуки и шкафы сделать да снаружи застругать и маслом вареным промазать, фальшборт надстроить. В трюмы короли, знамо дело, не лазят. Но в каюту могут зайти, с ней придется постараться.

Дело свое Карст Роде и вправду знал неплохо. В неделю, конечно, не уложился – но за девять дней превратил страшный видом шитик в нарядную игрушку, словно с лубочной картинки: синий корабль с желтыми фальшбортами, все двери, окна и углы надстроек прокрашены темно-малиновым цветом, палуба отливала янтарем из-за трех слоев вареного масла, каюты выстилали ковры и украшали шкафы с резными дверцами. На носу шитика восседала миловидная девушка. Кого она должна была изображать, следовало из названия корабля: «Веселая невеста».

Правда, корпус от этих дополнений течь не перестал – но вот второй настил свое дело сделал – палуба больше не прогибалась и даже не поскрипывала, а в местах для установки пушек Роде накатил даже третий, поперечный слой из толстого теса.

К концу апреля в Москву наконец-то добрались холопы из поместья, и с их помощью датчанин перегнал шитик к причалу у Боровицких ворот Кремля, где на него общими усилиями и стали устанавливать чугунные пушки со столь большими стволами, что в них запросто бы пролезла упитанная курица. Дело было невиданным, незнакомым, а потому двигалось медленно.

Интерес к чуду диковинному среди москвичей оказался столь велик, что Иоанн приказал выставить стрелецкую стражу, дабы отгоняла любопытных. Сам же государь до времени не приходил. А вот Мария Темрюковна не утерпела, прискакала со свитой из десятка таких же молодых девиц, среди которых княжна Шуйская казалась самой великовозрастной. С седла спускаться не стала, посмотрела издалека. Поймав взгляд подьячего, помахала ему рукой, сказала что-то Мирославе. Но что именно – княжна так и не передала.

Только к шестому мая – в день святого Георгия Победоносца, корабль был наконец-то готов к первому походу. Не полностью – трюмы пока еще оставались пустыми, ни пороха, ни ядер, ни съестных припасов в них не погрузили. Но пушки и пищали стояли на местах, ванты были натянуты, паруса подвязаны к реям, а холопы более-менее разобрались, как со всем этим хозяйством управляться.

Похоже, через кого-то из опричников Иоанн Васильевич за хлопотами своего подьячего присматривал, поскольку именно в этот день, где-то после полудня, государь вышел из Боровицких ворот в сопровождении небольшой свиты, из которой Басарга узнал только Михайлу Воротынского и Дмитрия Годунова.

Худородный Годунов, сумевший вернуть из Крыма на отчину царского брата, ныне был уже не тем запуганным помещиком, коего Басарга со товарищи допрашивал в пыточном подвале. Ныне он ходил с высоко поднятой головой и широко развернутыми плечами, в шитой золотом ферязи да шубе собольей, бороду носил длинную и окладистую, шелковистую, вычесанную с любовью и с краю в косичку заплетенную. Сразу видно – не простой смертный идет, постельничий царский вышагивает. Даже родовитый князь Воротынский таким гоголем не красовался. Иоанн же в очередной раз оделся игуменом, смотрясь этаким тихим черным вороном в окружении распушившихся токующих павлинов.

Как бы прогуливаясь, Иоанн Васильевич прошел по деревянной мостовой к причалу, спустился на него:

– Ой, а что это тут такое? – удивленно вскинул он брови.

Что за игру затеял повелитель, Басарга гадать не стал, склонился в низком поклоне:

– Доброго тебе здоровия, государь.

– К вашим услугам, ваше величество! – Датчанин, после первых оттепелей разжившийся широкополой шляпою с пером, запрыгал, выгибаясь, словно кот, и вздымая шляпой пыль.

Холопы же просто упали на колени.

По сходням повелитель всея Руси поднялся на шитик, молча осмотрел закрепленные на деревянных полозьях пушки, прошел на нос, где на вбитых в пол рогатинах были привязаны стрелецкие пищали, вернулся к пушкам, пнул ногой:

– Как же вы их в цель наводить станете, коли закреплены насмерть?

– В морском бою, ваше величество, – кинулся вперед Карст Роде, – стрельба ядром с дистанций более полусотни саженей толку не дает, ибо бортов не пробивает [13]13
  Если верить сэру Дугласу Говарду (1776–1861), английскому адмиралу и автору труда «Теория и практика морской артиллерии», на удалении в 250–300 метров даже тяжелое ядро весом в пуд не пробивало борта толщиной больше 10 см (при обычной толщине бортов морских кораблей в полметра). Посему бой требовалось вести на дистанциях не более 100–150 метров.


[Закрыть]. А с меньшего расстояния, боком повернув, всяко не промахнешься. Тут все токмо от пушкаря зависит, дабы на волнах нужный миг поймал в повороте и в возвышении. Картечью же стрелять точный прицел вовсе ни к чему, все едино веером свинец разлетится. Посему главным для нас было того добиться, чтобы при отдаче али качке пушки твои с места не сорвались и кораблю твоему глупого ущерба не принесли!

Иоанн, поморщившись и крякнув, присел, глянул вдоль ствола через окошко открытого пушечного порта:

– Низко, однако… Водой не зальет?

– От сего безобразия пробка имеется, ваше величество! В походе затыкать будем.

– Хорошо. – Царь поднялся, прошелся вдоль борта, заглянул в кормовую каюту, покачал головой: – Добрые покои. Просторные. В таких и князю жить не зазорно.

– Так жить и придется, ваше величество, – напомнил датчанин, крадущийся следом за государем.

– Любишь удобство, боярин? – покосился на Басаргу правитель.

– Так сие не токмо покои, но и людская, Иоанн Васильевич. На тридцать душ без малого.

– Разве вместятся столько?

– Так еще и на носу надстройка имеется!

– Хорошо… – Царь дошел до трюмного люка, заглянул в темноту, но спускаться, как датчанин и предвидел, не стал. – Что же, корабль славный. Вижу, потрудились на славу. По двугривенному каждому из работников жалую! – повысил голос Иоанн. – И два бочонка меда хмельного из моих погребов, дабы день славный отметили. Сегодня ратный флот у державы русской появился! Ради такого праздника день отдыха дозволяю!

– Благодарствуем, государь, благодарствуем! – встрепенулись холопы, поднимая головы. Но встать с колен так и не решились.

– Дмитрий Иванович, проследи, чтобы бочонки с угощением ныне же доставлены были! И к ним рыбы копченой и ветчины вели добавить! – обратился к боярину Годунову царь. – Ты же, Басарга, в роспись для Казенного приказа награду для слуг своих впиши. Также немедля сообщи туда имя верное иноземца своего и перечень припасов, для похода нужных. Сегодня перед вечерней в Посольскую палату оба явитесь.

– Исполню, Иоанн Васильевич, – поклонился подьячий.

Государь, оглядевшись еще раз, сошел на причал. Свита, толкаясь на узких сходнях, поспешила следом.

– Вот она, жизнь царедворца, – хмыкнул Карст Роде. – Все гуляют, мой господин, а ты работаешь!

– Напрасно радуешься, мореход, – ответил боярин Леонтьев. – Перечень припасов тебе составлять, я в сем ничего не понимаю. И побыстрее, дабы в приказ Казенный еще сегодня поспеть!

Составить роспись расходов и перечень припасов, сверить их и оценить, доставить грамоты в приказ, заставить сонного писаря вписать бумаги в учетную книгу и немедля отнести дьяку – дело-то государево, срочное. Потом добежать до подворья, ополоснуться и переодеться в чистое. Вернуться обратно в Кремль… За хлопотами в Грановитую палату боярин и его пленник едва не опоздали, поспели совсем уже перед началом вечерней службы.

Их ждали. Молодой боярин, еще не успевший отпустить бороду, но в добротной ферязи и собольей шапке, встретил обоих у дверей, провел их через дворцовое крыльцо, чередой парадных, но пустующих ныне палат, вывел в протянувшийся рядом с Посольской палатой коридор, освещенный десятками свечей.

– Здесь обождите… – Придворный скользнул в залу, надолго пропал, однако же вернулся и распахнул створки: – Входите!

– Подьячий царский боярин Басарга Леонтьев и мореход датский Карстен Роде! – громогласно прозвучало впереди, и мужчины шагнули в Посольскую палату.

Здесь было душно и тесно, пахло потом, воском и ладаном, стоял постоянный гул из-за десятков шепчущихся людей. Оказывается, в этот вечер Иоанн Васильевич и вправду принимал иноземных послов; датских, голландских и персидских. Кроме них, в Золотой палате собралось немало иноземцев, прибывших в Москву по иным, личным или торговым делам. И, конечно же, сюда пришли показаться все знатные князья и думные бояре, дьяки, воеводы…

Государь всея Руси, выпрямившись и вскинув подбородок, восседал на троне, в тяжелой дорогой шубе, с золотым оплечьем на шее, в украшенной самоцветами шапке, положив унизанные перстами руки на резные позолоченные подлокотники. Остановившись перед ним, Басарга и Роде поклонились – каждый на свой манер.

– Рад видеть тебя, мореход Карстен Роде! – слегка склонил голову Иоанн. – Рад видеть тебя, мой верный слуга Басарга Леонтьев! Дошло до меня, что митрополит русский Филипп через тебя прислал мне благословение. Верно ли сие?

– Так и есть, государь, – подтвердил подьячий. – Заверил он меня, Иоанн Васильевич, что по первому зову твоему готов вернуться, дабы в трудный для православной державы час словом своим и молитвою тебя поддержать!

Басаргу несколько смутило, что царь назвал Филиппа русским митрополитом. Ведь низложенный иерарх возвращаться к делам церковным не желал. Впрочем, боярин понимал и то, зачем это сделано. Государь громогласно сообщал собравшимся князьям, что Филипп от дел мирских вовсе не отрекся и в случае смуты возвысит свой голос на стороне законной власти. Между тем, идя на измену, человек через совесть свою переступает, землю отчую предает. Не так-то сие легко сделать. Слово Филиппа в народе весомо. Его увещевание остановит очень многих, сильно умалив силы смутьянов, а иных и вовсе супротив бунтовщиков обратит. Иоанн, не обращаясь ни к кому лично, упреждал сразу всех: «Не изменяйте! Все равно ничего не получится. Я сильнее, земля русская и сам Бог за мной!»

Однако же душа честного боярина не снесла кривотолка, и подьячий добавил:

– Ныне же инок Филипп помыслами к молитвам обратился и возвертаться не торопится.

– Что же… Будем надеяться, отшельничество его добровольное вскорости завершится, и он сможет с силами новыми вернуться на кафедру свою! – сурово, словно отчитывая, ответил Иоанн.

С этим Басарга спорить не стал.

– Ведомо мне, для возвышения славы державы моей, подьячий, построил ты корабль ратный, каковой пути морские охранять будет во славу веры православной и для покоя купцов русских. За то награждаю тебя, боярин, шубой со своего плеча и двумя сотнями рублей! Надеюсь, успехи ратные в делах морских будут у тебя столь же велики, как и в делах прочих!

– Благодарствую, государь, – склонил голову подьячий.

От трона к нему, тяжело дыша, подошел красный и потный князь Афанасий Вяземский, накинул на плечи боярина бобровую шубу красного сукна, шитую золотом и украшенную множеством самоцветов.

– Ведомо мне, мореход Карстен Роде, ты к сему строительству тоже руку свою приложил и силы свои желаешь отдать служению державе нашей! – продолжил государь. – Посему сей грамотой дарую тебе звание царского атамана и военачальника, отдаю под твою руку все корабли русские, дабы врагов моих силой брать, огнем и мечом сыскать, зацеплять и истреблять!

Князь Вяземский, отдуваясь, принес датчанину грамоту. Карст Роде жадно сцапал ее, вскинул над головой, повернулся к гостям:

– Я командую всем русским флотом! Я адмирал! [14]14
  В дальнейшем Карст Роде во всех документах неизменно именовал себя «русским адмиралом». Причем это звание признавалось за ним даже враждебными государствами.


[Закрыть]

– Будь достоин этого звания, Карстен Роде. О том, где надлежит тебе искать и истреблять врагов наших, тебе поведает окольничий мой, князь Афанасий…

Афанасий Вяземский жестом указал, что нужно отойти в сторону, однако вышел вовсе в коридор, скинул шапку и отер лоб:

– Уф-ф, жара! Скорей бы на молитву! Стало быть, так, боярин… Послы и купцы наши из Османской порты всю зиму доносят, что султан тамошний войну супротив Иоанна Васильевича зачинает, желает земли басурманские отобрать, а в православных басурманство насадить. Для сего собрал он армию огромную и флот немалый и послал супротив рубежей наших. Посему надлежит вам, припасы огненные получив, вниз по Волге отправляться и кораблем вашим флот османский громить, понеже сил ваших хватит.

– Подождите! – опешил датчанин. – А как же море Восточное? Сиречь Варяжское?

– В Ливонии у нас свара мелкая, порубежная, – отмахнулся князь Вяземский. – От нее урона немного. Империя же Османская войной грозит большой и кровавой, каковая самой судьбе державы нашей опасна. Посему супротив нее все силы и посылаем. Поспешайте, бояре. О выходе флота султанского известия еще месяц тому дошли. Ныне, мыслю, уже в устье Дона он добрался. Вы же все еще здесь.

– Мы что, должны драться одни супротив всего османского флота?! – еще раз переспросил мореход.

– Надобно драться, – подтвердил окольничий. – Иных ратных кораблей у государя нет. С богом, бояре.

Шумно выдохнув, князь Афанасий нахлобучил шапку обратно и вернулся в Посольскую палату.

– От оно как… – сглотнул Карст Роде. – Я думал умереть тихо, богатым и от старости. А получается громко, со славою, но молодым. Хорошо хоть, в битве с сарацинами. Смерть, достойная настоящего католика.

– Ты чего, боишься? – спросил его Басарга. – Домой захотелось?

– Я? Боюсь?! – оскалился датчанин. – Первый русский адмирал не может стать первым на флоте дезертиром! Вперед, мой господин! Покажем клятым османам, как драться умеют настоящие русские мореходы!

Три миллиона долларов

Вытянув из кармана телефон, Женя первым делом посмотрел на экран. Номер был незнакомым, абонент не из записной книжки. Пожав плечами, он нажал кнопку вызова, поднес трубку к уху:

– Я слушаю.

– Прошу прощения, Евгений, что отвлекаю, – прозвучал в трубке вкрадчивый мужской голос, – но у меня есть к вам очень серьезное предложение. Надеюсь, вы можете сейчас говорить? Вас никто не слышит, нам не помешают?

– А с кем я общаюсь?

– Меня зовут Василий, фамилия Березняк. Но вряд ли мое имя вам что-нибудь даст, посему сразу перейдем к делу. Я бы хотел предложить вам некую сумму денег за…

– Нет!

– Евгений, вы же даже не дослушали! – удивился собеседник.

– Я работаю в Счетной палате уже достаточно давно, – поднялся из-за стола Леонтьев и кивнул девушке, указывая пальцем на трубку, – и знаю к чему сводятся все подобные предложения.

Он вышел из кафе на улицу, не желая, чтобы Катя и другие посетители заведения стали невольными свидетелями его разговора.

– Вы ошибаетесь, мое предложение никак не связано с вашей работой. Но оно весьма серьезно. Что вы скажете о сумме в три миллиона?

– И это действительно никак не связано с моими служебными обязанностями? – усомнился аудитор.

– Нисколько, Евгений. Ведь ваши монастырские изыскания являются чисто любительским, лично вашим развлечением, правильно? Но за это невинное любопытство вы можете получить вполне реальные деньги, причем очень весомые. Предлагаю встретиться и обсудить детали сегодня в шестнадцать часов на Поклонной горе, возле стелы, под острием копья Георгия Победоносца. Там мы точно не разминемся.

– Вы не сказали, что хотите получить?

– Простите, Евгений, – крякнули на том конце линии, – мне почему-то казалось, что вы знаете. Понимаете, наши интересы совпадают и направление поиска тоже. Но вы уже нашли то, что мне нужно, и я не вижу смысла повторять этот долгий нудный путь. Лениво. Зачем мучиться, если можно купить готовый результат.

– Василий, вы опять не сказали, что именно желаете купить?

– Да? И в самом деле не сказал. Заболтался. Я хочу получить список детей, которые учатся в школе-интернате на Кольском полуострове. Только не говорите, что вы не понимаете, о чем идет речь. Вы разослали по профильным министерствам, архивам и отделам по связи с общественностью столько запросов, что о вашем интересе знает ныне каждая уборщица.

– Нет, – кратко отрезал Леонтьев.

– Подождите, не отключайтесь! – торопливо выдохнул собеседник. – Возможно, вы не совсем правильно меня поняли. Речь идет о сумме в три миллиона долларов. Чистыми, без налогов и страховых отчислений.

– А вы не боитесь, что я приду на встречу с полицейским патрулем?

– И что вы мне предъявите? – рассмеялся Березняк. – Интерес к открытой информации, доступной даже из газет и с сайтов, или ношение валюты в особо крупных размерах? Так ведь я чемодан с наличностью не принесу. Я принесу вам обычную пластиковую платежную карточку. Там рядом метро, в нем есть банкомат. Вы сможете легко проверить состояние счета, получить к нему доступ через интернет-банкинг, сменить пароли и коды доступа, а потом пользоваться средствами на свое усмотрение.

– Тогда просто: нет. Я информацией не торгую.

– Подумайте хорошенько, Евгений. Три миллиона долларов.

– Нет!

– До шестнадцати часов у вас еще есть время. Не делайте глупостей. Такой шанс выпадает человеку только раз в жизни.

– Можете не беспокоиться, Василий. Никаких списков я вам не продам… – Молодой человек отключил телефон и вернулся в кафе.

Официантка как раз расставляла на столе керамические миски с солянкой, но Катерины на месте не было. Женя, благо телефон еще оставался в руке, набрал ее номер – предупредить, что угощение остывает. Однако у девушки было занято.

– Ну, значит, не повезло, – пожал он плечами и взялся за ложку.

Однако к тому времени, когда он прикончил свою порцию, Катя так и не появилась, и Леонтьев с некоторым недоумением опять потянулся за трубкой. В этот раз девушка ответила:

– Жень, извини, мне тут понадобилось срочно уйти. Ты там за меня доешь, хорошо? Порции маленькие, а ты после тренировки голодный.

– Куда это ты так срочно сорвалась? – недоуменно спросил он… И тут же в голове щелкнуло: звонок! Ей тоже звонили. Молодой человек вскочил: – Не делай этого! Не отдавай им ничего! Не говори!

– Да чего такого? Ты знаешь, какие деньги они заплатят? Просто за список-то, ничего особенного!

– Это не список, это дети!!! – сорвался на крик Женя, спохватился, выскочил на улицу: – Ты понимаешь, что его не просто так ищут? Вспомни, откуда он взялся! Монастырская школа, убрус, война школ, пятьсот лет одних только архивов! Адмиралы и мичманы, опричники, твой чертов архимандрит Фотий, которым ты так восхищалась, – вот на этих людей гады охотятся! Неужели ты так и не поняла? Захватят детей, будут шантажировать ими родителей! Ты понимаешь, каково придется отцам и матерям? А малышам каково? Их ведь не пожалеют, их живьем резать будут и видео родителям посылать!

Катерина несколько мгновений молчала, потом трубка жалобно тренькнула: «вызов завершен». Он позвонил еще раз, но девушка сразу сбросила вызов.

– Три миллиона долларов… – вспомнил Женя. – Проклятье!

В бессильной ярости он с такой силой ударил кулаком по стеклу витрины, что оно загудело, а из кафе разом выскочили все официантки:

– Парень, ты чего, сдурел?! – Девушки встретили ненавидящий взгляд – и предпочли спрятаться обратно.

Женя Леонтьев наконец-то начал понимать, почему весной в него стреляли прямо в кабинете. Родители детишек из интерната узнали о сильном интересе постороннего человека к их чадам и испугались. Странно, что только кресло прострелили, а не башку. Лично Евгений предпочел бы перестраховаться…

Молодой человек вернулся в зал, через край выпил Катину солянку, оставил на столе деньги и поспешил на метро.

К мемориалу на Поклонной горе он примчался за полчаса до указанного времени, покрутился возле стелы, перед памятником, отошел дальше, выжидающе глядя по сторонам. Несколько раз пытался звонить Катерине – но она раз за разом упрямо сбрасывала номер. Оставалось только ходить широкими кругами, высматривая среди праздношатающихся москвичей и торопливых озабоченных туристов знакомую пигалицу. Женя был уверен, что сможет убедить девушку остановиться, не отдавать списков. В конце концов, не все в этом мире измеряется деньгами…

Тревога стала потихоньку отпускать, когда к четырем часам дня Катя так и не появилась. Отпустила – и разгорелась снова: а вдруг Березняк или кто-то из его помощников договорился встретиться с ней в другом месте?

Женя снова начал описывать широкие круги – пока вдруг не заметил перед музеем, у белой бетонной колоннады, щуплую фигурку. Катя стояла там, в своей синей куртяшке и джинсах, прижималась плечом к колонне и смотрела в сторону статуи Георгия Победоносца.

– Катерина! – кинулся к ней Евгений, но девушка неожиданно отскочила:

– Уйди! Не приближайся! Видеть тебя не хочу! Тварь, урод! Импотент сраный! Ненавижу-у!!! – Она развернулась и кинулась бежать.

Молодой человек, ничего не понимая, только развел руками, глядя в спину девушки.

Но одно все-таки было хорошо: раз Катя была здесь – значит, встречу ей назначали тоже на этом месте. И поскольку она убегает – сделка не состоится.

Домой Женя доехал только к шести, открыл дверь своим ключом, вошел внутрь, снял ботинки, ветровку, шагнул к себе в комнату…

Здесь было пусто. То есть – абсолютно пусто. Ни стола с компьютером, ни шкафа, ни дивана, ни даже книжных полок – совершенно ничего. Остались только пол и оклеенные выцветшими обоями стены с темными пятнами в местах, где когда-то находилась мебель.

– Мама? – Он заглянул в соседнюю комнату, но там все находилось на своих местах. Чертыхнувшись, Леонтьев схватился за телефон, набрал номер: – Мама, ты где?! С тобой все в порядке?

– Да-да, не беспокойся, – ответил спокойный голос. – Сеанс как раз кончился, я скоро приеду.

– Какой сеанс?

– Ты представляешь, сынок, мне из-за какой-то рекламной кампании бесплатный билет в кино дали! Сегодня, на четыре. С условием, что я расскажу еще десяти людям о достоинствах этого кинотеатра… Как там его? Сейчас посмотрю…

– Не надо, мам. Дома расскажешь… – Евгений отключился, вернулся к себе в комнату, покачал головой: – Молодцы! Маму, значит, в кино, меня с девицей на Поклонную гору… а сами тем временем вывезли все до последней щепки.

Он снова взялся за телефон, и поскольку вызовы Катя сбрасывала, отправил ей простенькое СМС: « Хочешь жить немедленно приезжай». Поскольку за это лето девушку пытались убить раз пять, к подобным обещаниям она должна была отнестись всерьез.

Молодой человек оказался прав – пигалица не просто приехала, но и примчалась первой, раньше его матери. Однако, ступив на порог, Катя тут же отрезала:

– Или ты зовешь меня замуж, или сотри мой номер телефона и забудь о моем существовании! Я забираю вещи и ухожу.

– Забирай, – посторонился Евгений.

Катерина шагнула в комнату, остановилась за порогом. Медленно подняв руку, почесала в затылке, сглотнула:

– Что же я, дура, на деньги не согласилась-то?

– Ты что, не поняла? Они бы тебя обманули. Они вообще не собирались платить. Им нужно было убрать нас из дома, чтобы спокойно ограбить…

– Это ты, дурень, не понял! – крутанувшись, рявкнула на него девушка. – Они бы меня просто кинули! Кинули! И все! А я отказалась! Сама! Сама! От трех миллионов долларов! Да я чуть не сдохла! Меня жаба до полусмерти задушила! У меня все нутро наизнанку из-за этого вывернулось! Все из-за тебя, импотент дебильный! – Катя с силой пихнула его двумя руками в грудь. – Некроз падучий, меня за это лето и били, и пытали, и жарили, и грабили! Я раз пять миллионершей становилась, а потом опять нищей дурой. Меня два раза грабили, один раз насиловали, и за все это время я ни разу по-настоящему не трахнулась! Ты меня достал, клоун московский! Видеть тебя больше не могу! Все, к чертям, к блядям, в жопу! Ненавижу!!!

Вскинув кулаки, она скрипнула зубами, ринулась к дверям, однако Женя поймал ее за руку, с силой сжав запястье.

– Пусти, больно!

– Что они забрали?

– Ты чего, тупой?! Все!!!

– Это не ответ. Нужны детали. Что у них теперь есть? Списки, убрус, монастыри, школы?

– Список был готовым, на распечатке, бери и пользуйся, – глядя исподлобья, угрюмо ответила она. – Монастыри забудь, это уже ретро. Убрус? Ну, намеков на тайник, где он лежит, в собранных документах хватает. Но точных координат даже я не знаю, нужно искать на месте, сверяться с архивными данными. Долго и муторно. Пока они в моей бумажной помойке разберутся и файлы пересмотрят, это еще неделя сверху.

– Один разберется за неделю. А семеро за день, – отпустил ее Леонтьев. – Однако фора есть, успеть можно.

– Будь ты проклят! – Катя потерла покрасневшее запястье.

– Говори, где его искать?

– Да поняла я, поняла! – огрызнулась девушка. – Ты тупой, сам хрен справишься… Убрус не виноват, что ты такой кретин, его-то нужно спасать. Поехали.