Текст книги "Поля доброй охоты"
Автор книги: Александр Прозоров
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Крестик перестал мучить его запястье только после того, как мотоцикл, выбравшись из полей на дорогу, повернул к Романово. Середину с лихвой хватило впечатлений, чтобы, не останавливаясь, промчаться до объездной дороги, свернуть вправо и два часа гнать по шоссе, стремясь как можно дальше оторваться от опасного места. Немного не доезжая до Вышнего Волочка, он выбрал наугад местную дорогу, проехал по ней километров тридцать, отвернул еще раз, потом еще, пока тесная колея наконец-то не привела его к узкой, всего в два шага, речушке.
Только здесь Олег наконец позволил себе расслабиться, более не ожидая опасности от травы, воды или деревьев. Сгоряча ведун даже попытался обратиться к местным берегиням и духам – но ему никто, конечно же, не ответил. В здешнем мире, похоже, уцелели только ведьмы, призраки да лихоманки, пожирающие души. Нежити, желающей людям добра, не осталось никакой.
Вокруг тем временем уже начало смеркаться. Ведун разворошил сумку, достал предпоследнюю банку консервов, вскрыл. Поджав под себя ноги и глядя на текущую воду, перекусил. Посмотрел на небо, которое все сильнее затягивалось тучами, раскатал спальный мешок. Особой влажности в воздухе не ощущалось, так что дождя он не боялся. Ни по каким приметам ночью его случиться не должно.
Однако где-то в пять утра, перед самым рассветом, оказалось, что в двадцать первом веке даже погода перестала соблюдать приличия. Разбуженный ливнем Олег был вынужден выскакивать из спального мешка, добывать в бардачке кусок черной пленки с прищепками на углах и растягивать ее от руля и багажника к земле, организуя укрытие для спального места и пряча под нее же сумки с походными припасами.
Спать Олегу, в принципе, больше не хотелось. Однако дождь – не лучший спутник для мотоциклистов, а потому он решил еще немного отдохнуть, пережидая ненастье. Кроме того, пять утра – это то время, когда уже спят практически все. И раз вышла такая неприятность с погодой, то почему не воспользоваться случаем?
Застегнув молнию почти до подбородка, Середин закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и представил себе Ворона сидящим на скамейке: черные волосы стянуты резинкой на затылке, бледные губы удивленно вытянуты в трубочку, сухонькие руки уходят в широкие рукава рубашки… Сосредоточив все свое внимание на этом видении, прочувствовав его до мельчайших деталей, ведун начал плавно проваливаться в сон – расслабившись, но удерживая мысль краешком успокоенного сознания.
Осознать тот момент, когда уже спишь, у Середина не получалось никогда. Посему он просто выждал, насколько хватило терпения, и легким движением руки поставил между собой и образом учителя туманную завесу.
Облако – легкая невесомая преграда – разделяло его и Ливона Ратмировича, их разумы и их сны. И пусть в реальности между ними сотни километров – разве это препятствие для сна? Во сне возможно все!
Ведун двинулся вперед, вошел в белесую пелену, терпеливо пробиваясь сквозь «ничто», позволяя своему разуму ухватить чужие образы, подстроиться под них, открыть дверцу в чужие грезы…
Наконец пелена стала рассеиваться, утекать в стороны, и он увидел просторную комнату, купол над которой поддерживали мраморные колонны. На стенах меж опорами сияли увитые плющом зеркала, купол был расписан под голубое небо, наполненное рельефными облаками и ангелами. Пол тоже был не простым, а прозрачным. Под ногами Олега лежал чистый золотой песок, а дальше, возле Ворона, на пляж накатывали волны.
Хотя, конечно, пол мог быть и не стеклянным, а жидкокристаллическим, и все под ним – обычная картинка в стиле «обоев для экрана».
Старик, одетый в свободные шаровары и майку, возлежал на диване, а перед ним стояла на коленях юная дева, смуглая и рыжеволосая, одетая в основном в бусы, пояса, цепочки, жемчуга и самоцветы. Она удерживала перед собой руку Ливона Ратмировича и перебирала унизанные перстнями пальцы…
Вот, стало быть, какие сны посещают старого колдуна… Интересно, это он их придумывает или сами такие возникают?
– Доброй тебе ночи, учитель, – поздоровался Олег.
Ворон вздрогнул и вскочил с дивана.
– Проклятие! Ты чего тут делаешь? Откуда взялся?
– Мне нужно спросить у тебя совета, Ливон Ратмирович. Закавыка неприятная случилась. Самому не справиться.
– А позвонить не мог? – Колдун махнул рукой с перстнями, и на угол комнаты обрушился сугроб, заваливший прекрасную невольницу. – Ты знаешь, Олег, недавно люди придумали такую маленькую коробочку с кнопочками, «телефон» называется. Через нее связываются, по ней говорят. На кой ляд в чужие сны врываться?!
– У меня нет телефона, Ратмирович…
– Я уже заметил! – буркнул колдун. – Научил на свою голову… Если каждый ко мне за советом по ночам бегать начнет, когда я… – Он замялся и дернул подбородком. – Ладно, выкладывай, чего там у тебя.
– В гости я по твоему адресу приехал, человеку помог… – Олег опустил глаза, легким усилием воли развеял песок, представил себе, что они парят прямо в комнате под облаками, а через прозрачный пол видят окрестности села Медное. – В гостях я услышал, что вон там, у реки, ведьма двух человек затравила.
Призывно блеснула Роська. Почти одновременно ангелы с потолка, обратившись чайками, накинулись на Середина и принялись больно клевать в плечи и ноги. То ли паразитная мысль овеществилась, то ли Ворон, сохраняя невозмутимый вид, мстит за вторжение в свои грезы.
– Я туда съездил и попытался ее найти. – Олег, не тратя силы на чаек, просто представил себя в толстой куртке и ватных штанах. – Так она оказалась не человеком, а духом, воплощенным в лес и землю!
– Ты прямо как дитя неразумное, чадо мое! – удивился Ворон. – Создай куклу, одари образом, нареки именем, вытяни из вещи дух ведьмы да посели в манекен. А уж с ожившим чучелом потом можно, как с обычным смертным, управиться.
– Там не метлами и деревьями воплощение измеряется, Ворон, а гектарами! Тысяч тридцать га чащобы, не меньше! – Середин ткнул пальцем вниз, и лес от автодороги до железнодорожной ветки занялся огнем. Одновременно вспыхнули и осыпались пеплом чайки у него за спиной. – Как я из этой махины ее душу вытяну?!
– Ничего себе! – Ворон закрыл лес грозой, поднял глаза на Олега. – Однако, чтобы захватить такие земли, нужно было долго и терпеливо расти.
– У нее было время, она росла тысячу лет, – хмуро сказал ведун. – Младенцем брошена в чаще на съедение. Воспитана волками, обучена лешими, выращена духами. Нежить ей любого человека роднее. Лес для нее изначально своим был. В него после смерти и ушла.
– Да, – признал Ворон, – такую силу одолеть непросто. Кабы сразу, в первые года заклинание переселения исполнить, так и труда никакого. Теперь же жизни не хватит, чтобы ее одолеть. Ничего, кроме как по кусочку земли оттяпывать и обряд на изгнание в нем проводить, в голову не приходит. Но больше десятка саженей за раз не отчитать. У тебя же лес верст этак десять на десять выходит… Думаю, если обратно очищенные места она захватывать не станет, за три жизни управишься.
– Мне не смешно, учитель!
– И мне не смешно, – пожал плечами Ливон Ратмирович. – Ну, так и чего теперь делать? Плакать? Так я к этому делу непривычен…
Сугроб в углу комнаты растаял, но под ним вместо прекрасной девы обнаружилась сушеная акула.
– Тогда что делать?
– Экий ты настырный, чадо, – вздохнул старый колдун. – Ну, для начала можно окружить заговоренными идолами, чтобы больше не росла, потом… Даже не знаю, что потом… Почему она не умерла, Олежка? Почему ушла в лес, а не за Калинов мост?
– Не знаю, учитель.
– Плохо. Мог бы спросить у своей обожаемой, прежде чем сюда от нее примчаться… Теперь уж до нее не докричишься. Против реки жизни плавать не умеет никто.
– Ты можешь отправить меня назад! – встрепенулся Олег. – Ты ведь это умеешь! Ты это уже делал!
– Нет, чадо, – покачал головой Ворон, – не отправлю.
– Почему? – не понял Середин.
– Потому, что ты мой лучший ученик. – Старый колдун сел на диван. – Я учил тебя так долго, что ты стал мне родным. Я отношусь к тебе, как к сыну. Я не скрывал от тебя никаких тайн, я указывал, что откуда проистекает и отчего случается, я учил тебя травам, богам и заклинаниям. Сколько можно обращаться ко мне за помощью, Олежка? Ты знаешь достаточно, чтобы справиться самому. Ты давно уже муж, а не отрок. А против реки жизни плавать не умеет никто.
– Но ты не учил нас путешествовать во времени!
– Сам, чадо, сам…
Ворон положил руку ему на лоб и с силой толкнул. Олег опрокинулся на спину и… проснулся.
Уже рассвело, но по пленке продолжал мелко стучать дождик, так что вставать никакого смысла не имело. Не та погода, чтобы торопиться в путь, и не то настроение. Ведь получалось, что Ворон, так же как и он, признал поражение перед маленькой ведьмой. Отрезать от леса по кусочку и очищать от нежити и злых духов – никаких жизней не хватит. Вернуться назад во времени старый колдун тоже не позволил. «Плавать против реки жизни»… И какого лешего он повторил эту заезженную истину два раза, словно на что-то намекал? Река жизни, река жизни…
В сознании молодого человека зашевелился какой-то въедливый червячок, какое-то смутное воспоминание, невнятная неудовлетворенность. Что-то с этой философией было не так, что-то за ней скрывалось еще, общеизвестное, но уходящее мимо внутреннего взора. Какое-то второе дно…
Олег сосредоточился, разогнал посторонние мысли, оставив только одну, самую главную, покрутил ее перед мысленным взором, раскрыл перед собой, словно картину: река жизни – судьба, прошлое и настоящее, найденное и забытое, построенное и истлевшее, родившиеся и умершие. Текучие воды, уносящие вселенную вниз по течению. Мелкие волны, солнечные зайчики, брызги от камней…
И тут его словно ударило током.
«Река жизни! Проклятие, чего же я лежу?!»
Забыв о непогоде, Олег вскочил, скрутил вещи, запихал в сумки, пристегнул и прыгнул в седло.
Глаза змеи
Когда Середин влетел в кабинет председателя клуба, громко захлопнув за собой дверь, Ворон недовольно передернул плечами, поднял со стола пульт и выключил телевизор, где показывали футбол.
– Экий ты неугомонный, чадо! Ни днем ни ночью от тебя покоя нет. Ну что ты опять подпрыгиваешь на месте, точно щенок под колбаской? Сказывай. Десять лет терпел, уж вынесу тебя и еще маненько.
– Я разгадал загадку, Ливон Ратмирович! – с готовностью выпалил Олег. – Река Жизни! Это не образ, это настоящая река, из Словенских ключей начинается. Двенадцать заколдованных источников, родник Силы, родник Любви, родник Богатства, родник Здоровья и все остальные сливаются вместе в один поток, который так, рекой Жизни, и называется. Если проплыть против вод реки Жизни, можно вернуться назад – так гласит древняя мудрость волхвов!
Учитель откинулся на спинку кресла и сложил ладони на груди, ожидая продолжения.
– Чтобы река приняла меня и вернула своей чародейской силой в минувший мир, нужно просить помощи у Триглавы, прародительницы жизни и охранительницы всего сущего. Священное животное – конь, из него потребуется свечи ставить, а сам обряд на круге коловоротном проводить. В ночи, пока стражи мира и справедливости спят, а духи бесовские пошалить не откажутся. Так просто в прошлое, конечно, не попасть, якорек понадобится, который линией непрерывной из того времени тянется. За него, как за ниточку, в годы изначальные себя и протащу. Якорек найти несложно. Там крепость древняя над ключами осталась, камнями из ее стен и воспользуюсь… Вот… – наконец перевел дух Олег.
– Все-таки я глуп, чадо, – с грустью произнес старый колдун. – То ли учил тебя плохо, то ли не понял, что ты до дел самостоятельных еще не дорос. Хорошо хоть ты посоветоваться со мной догадался.
– А что не так, Ратмирович? – От такой отповеди азарт ведуна тут же погас.
– Первое, – загнул мизинец Ворон. – В нашем деле от материи мертвой пользы нет, токмо от живой. Не годятся камни крепостные для твоего «якоря», не станут они тебе помогать. Живую метку из нужного прошлого ищи. Второе. «Якорь» свой ты выбрал абы как, наугад. А камням-то, может, и не одна тыща лет, а все сто. Вот туда, за сто тыщ зим, они бы тебя и утащили. Посему не просто живая метка тебе нужна, а аккурат из года потребного, в который стремишься. И третье. Не позаботился ты о том, чтобы здесь, в этом мире и в этом году, «якорь» оставить. А без него назад выбраться у тебя не выйдет.
– А надо? – взглянул на него Олег. – Что я здесь забыл? Телефоны? Радиомаячки? Футбол? Мне все это не интересно. Я здесь чужой.
– Ви-ижу… Насквозь тебя вижу, чадо наивное и малолетнее, – погрозил ему пальцем Ворон. – Не ведьму ты рвешься укротить, не о людях смертных беспокоишься, а о богине хладоносной с камнем вместо сердца и пламенем вместо губ помышляешь. Ее снова увидеть жаждешь. Ее узреть, ее голос услышать, ее запах ощутить… Молчишь?
Олег пожал плечами, не видя смысла оправдываться. Раз уж судьба назначила ему снова вернуться в привычный мир… то почему бы и не воспользоваться случаем для маленькой радости? Ведь в двадцать первом веке от прекрасной Мары не осталось даже воспоминаний.
– А подумал ты о том, что случается с богами, если им перестают молиться? – спросил Ворон.
– Они теряют силу, – заученно ответил Середин.
– И кем становятся?
Сердце молодого человека стукнуло еще несколько раз – и остановилось.
– Она превратится в женщину? – одними губами произнес Олег. А потом сердце словно сорвалось с места, и молодого человека бросило в жар. – В обычную женщину?! Которую можно целовать, обнимать, носить на руках? Да?!
– Ну, я не уверен… – начал было Ворон, но Середин его недослушал, дотянулся через стол, крепко обнял и поцеловал.
– Ратмирыч!!! Родной!
– Фу ты, вот и помогай таким! – Отпихнув ученика, колдун брезгливо отер лицо. – Всего обслюнявил… Стой, куда рванул?!
– Свечи делать! – оглянулся в дверях Олег.
– Вот ведь чувырло непоседливое… – хлопнул ладонью по столу Ворон. – Слушай сюда! В свечи сало рожаницы добавь, она в прошлом возникнуть поможет. И здесь якорек тоже с рожаницей оставляй! И не просто какой попало, а прочный, надежный, чтобы мог супротив любого сопротивления тебя из древности обратно сюда поднять. К душе живой привяжись! Такой, каковая истинно опорой стать способна, а не просто шаляй-валяй. А то не она тебя, а ты ее утянешь!
– Ага! – кивнул молодой человек.
– Чего киваешь? Ты меня хоть слышишь или в мечтания свои упорхнул? Ладно, ступай, с тобой ныне беседовать смысла нет. Про второй якорь не забудь, про живой и из нужного года!
Теперь Середин остановился сам.
– Где же я возьму живое существо, которое родилось тысячу лет назад? Да еще и в нужный год!
– Кабы все просто, колдунами бы все, кто ни попадя, становились, чадо. А нас раз-два и обчелся, – развел руками Ворон. – Думай.
– А я знаю! – осенило Середина. – Зачарованный лес – он ведь живой. И появился, когда ведьма вошла в его плоть. Так вот ее саму я в качестве первого «якоря» и использую. Смотаюсь туда еще раз да на краю ее владений чего-нибудь и урву.
– Да? – Ливон Ратмирович откинулся на спинку кресла, подумал и кивнул: – Пожалуй, должно получиться. Молодец, все-таки я в тебе не ошибся. А раз ты молодец, то и я тем более. Так что достань мне из холодильника баночку пива. Я его честно заслужил.
Олег закрыл дверь, сходил к холодильнику, достал бело-зеленую банку, поставил на стол.
– Скажи, учитель, а это получится? Если я ее схвачу и перенесусь сюда? Помнится, когда я руку Маре поцеловал, губы так заледенели, что отнялись начисто, до самого возвращения их не чувствовал. Если же я ее крепко обниму да еще к себе прижму, так это… Сосулькой с глазами не окажусь? Я успею это сделать или погибну?
– О-о, чадо, я вижу, в твой разорванный любовным недугом разум наконец-то стали забредать здравые мысли, – ухмыльнулся старик. – Все же плотская страсть – самое страшное сумасшествие, какое только придумали для смертных великие боги. Жизнью, богатством и совестью жертвуют ради нее только так.
– Я не торгую совестью, учитель, – нахмурился Середин.
– Платить жизнью за мимолетное прикосновение – это тоже сильно, чадо. Руку Маре поцеловал! Как ты вообще после этого жив остался, ума не приложу… – Колдун с хлопком открыл банку, опрокинул ее над головой. – И каким местом при сем поступке думал?
– Так я смогу это сделать, Ратмирович? – снова спросил Олег. – Может быть, нужно что-то приготовить? Ну, перчатки там какие заговоренные или крапивные, или иную хитрость знать надобно?
– Веришь, нет, Олежка, – колдун, довольно охнув, отставил банку, – но ты первый из смертных, кого интересует, как поймать богиню. И уж тем паче никто не рвался подойти поближе к властительнице мертвых. Но у меня есть подозрение, что рукавицы будут слабой защитой против смерти.
– Не мучай меня, учитель! Я смогу это сделать или нет?
– Ты должен понимать, чадо, что познать всю мудрость мира не по силам даже богам, не то что жалкому бессмертному чародею. – Старый колдун снова хлебнул пива. – Поняв это еще тогда, когда князь Буривой пешком под стол ходил, я уже не стремился постигать того, что мне никогда не понадобится. Но зато я знаю, где можно получить ответ на любой вопрос. А ты?
Ведун подумал, кивнул и негромко процитировал:
– « Восходила туча сильная, грозная, выпадала книга Голубиная, и не малая, не великая: долины книга сороку сажень, поперечины двадсяти сажень…» В великой «Голубиной книге» [2]2
Согласно традиции, упоминая «Голубиную книгу», принято указывать, что на самом деле она «Глубинная» – открывающая «глубину» древнеславянской мудрости. Это апокрифический текст, запрещенный к чтению в XII веке. Кроме того, следует помнить, что широко распространенный одноименный стихир полностью называется «Песнь О Голубиной книге» и, по сути, является аннотацией ее содержания: «Отчего у нас начался белый вольный свет? Отчего у нас солнце красное? Отчего у нас млад-светел месяц? Отчего у нас звезды частые? Отчего у нас ночи темные?» – и так далее.
[Закрыть]есть ответы на все вопросы, какие только ни возникали со дня сотворения мира. А где она находится, учитель?
– Там, где пуп земли, – рассмеялся Ворон. – Чего ты на меня так смотришь? Как в стихе сказано, так тебе и повторил.
– Поди туда, не знаю куда?
– Не ходи. Проживешь без Мары, и без нее красивых девок окрест в достатке. Живых, горячих, ласковых. Оно тебе надо – со смертью в любовь играться?
Олег прикусил губу, размышляя. И сказал:
– Я, пожалуй, поперва в ведьмин лес сгоняю, за «якорьком». Заодно подумаю, за кого здесь зацепиться можно.
– Крепко подумай, чадо, – кивнул Ливон Ратмирович. – От того возвращение твое зависеть будет. Баночку мне еще достань и езжай.
* * *
Вопрос, на кого в этом мире можно положиться, чтобы рассчитывать на возвращение, оказался самым сложным в подготовке задуманного ведуном колдовства. Ворон на роль опоры не годился. Он ведь был существом вне времени. За него потянешь – вместо того, чтобы выбраться, можно самого колдуна в прошлое затянуть. Беспокоить свою мать ведун тоже не хотел. Сказать правду нельзя – беспокоиться будет. Не сказать – все равно неладное почувствует. Мать есть мать, ее не обманешь. Да еще через «ниточку» ее связь с Олегом усилится многократно… Материнское сердце стоило пожалеть.
Прочие знакомые в помощники годились еще меньше. Так уж получилось, что большинство друзей Середина были так или иначе связаны с клубом «Остров Буян» и школой Ворона. А значит, постоянно сталкивались с чародейством. Кто-то пытался заниматься этим всерьез, кто-то касался поверхностно. Однако в любом случае неверно сотворенное заклинание, нашептанный непонятный заговор могли порвать связь между человеком, оставшимся здесь, и Олегом, ушедшим в прошлое. Опять же любая попытка избавиться от порчи, сглаза, причаститься, окреститься – любая магия, очищающая смертного от наведенных чар, легко сметет поставленный Серединым «якорь» наравне с прочими заклятиями.
И так выходило, что в этом мире самым хорошим «якорем» для ведуна мог стать только убежденный атеист, не верящий ни в какую магию, никогда не заглядывающий в церковь и крутящий пальцем у виска при виде экстрасенсов.
Парадокс…
Хотя, конечно, если порыться в памяти, были у него и такие знакомые. Пусть немного, пусть они расстались много лет назад. Но ведь это – по его времени. А по местному – и полугода, пожалуй, не прошло.
Поездка обратно к Роське обошлась без приключений. Молодой ведьмы Середин даже не увидел. Может статься, она ждала, когда гость войдет в чащу поглубже, чтобы потом обрушиться всей своей мощью, а может, и вовсе не заметила человечка на окраине обширных владений.
Олег тоже особо не нарывался. Едва только крестик начал пульсировать из-за ощущения колдовства, он присел, копнул с корнем кустик живучей, как кактус, дикой незабудки, спрятал во влажный полиэтиленовый пакет и ушел из леса.
Куда более тонкой и кропотливой работой пришлось заняться дома. Точнее – в гараже, где Середин хранил мотоцикл. Мастерская здесь была совсем скромная, с минимумом инструментов, но многого ведуну для задуманного и не требовалось.
Распотрошив обмотку старого генератора, с помощью газовой горелки он сплавил медь в слиток, снял шлак и дал расплаву застыть. Потом вытряхнул на наковаленку и взялся за молоток.
Разумеется, Олег знал, что медь обычно отливают, а не куют, но второе у него получалось намного лучше. Тем более что отрубленная от слитка полоска толщиной в четверть мизинца поддавалась даже слабому постукиванию. Это вам не рессору выправить и даже не нож проковать. Постукиваешь не торопясь – а она поддается, мягкая, словно масло.
Сперва он сделал капельку, потом вытянул ее примерно до десяти сантиметров, формочкой из гвоздя плотно, одну к другой, нанес череду овальных насечек. Пробил изнутри «голову», сделав два отверстия, прогрел, свернул спиралью, дал остыть. Макнул в масло, провел сверху горелкой, выжигая, потом прошелся тряпочкой с пастой ГОИ. Гарь на выпуклых деталях счистилась, в углублениях осталась – и крохотная змея тут же обрела рельефность, чешуйчатость, живость.
Макнув ее в нитролак, ведун оставил игрушку сохнуть, сам стянул футболку, с силой потер себя по рукам, сшелушивая старую кожу. Набрав пару крохотных щепоток, бросил их в чашечку с восковой свечой. Подогрел горелкой, тщательно размешал состав.
– Вот и свечи с человеческой плотью, – пробормотал он, разливая воск в четыре маленькие чашечки, наскоро слепленные из алюминиевой фольги.
Когда воск застыл, ведун вместо фитилей воткнул в них спички, вернулся к почти готовой змее. Изнутри вставил ей два рубина – так, чтобы их острые кончики выглянули из глазниц. Рубины были настоящие, из старых ткацких станков, где служили направляющими для нитей.
– И еще немножко моей плоти…
В этот раз он добавил «себя» в голову змеи, капнул сверху лаком, закрепляя вместе с рубинами, подождал, капнул еще, а потом еще раз, заполняя выемку до краев. Осторожно подул, выравнивая поверхность, уложил на верстак и вышел за ворота.
Пока он возился с игрушкой, наступила ночь. Погода была не очень, но облака закрывали небо не полностью, оставив во многих местах прогалины со звездами. Вокруг царила тишина: автовладельцы давно разошлись по домам, а охрана стремления патрулировать темные проулки никогда не проявляла.
«То, что надо, – кивнул Олег. – Не люблю проводить обряды под крышей».
Вынеся на дорогу лист картона, он нарисовал на нем мелом квадрат, вписал в него круг, начертал на углах знаки земли, воды, огня и воздуха, расставил свечи, зажег. Принес получившуюся змею, глянул изнутри, через ее голову, на огоньки. Все было в порядке, лак просвечивал, рубины света тоже не останавливали. Опустив змею в центр вписанного круга, ведун глубоко вздохнул, мысленно собирая все свои силы в тонкую серебряную нить, и зашептал призывный наговор:
– Стану не помолясь, выйду не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами: мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном. Пойду в дальние леса, через широкие луга, через крутые горы. С людьми не говоря, старикам не кланяясь, девкам не улыбаясь. Стану на скалистом утесе, поклонюсь на четыре стороны. Вам поклонюсь, небеса звездные, вам поклонюсь, воды черные, вам поклонюсь, ветра буйные. При вас нарекаю амулет сей именем своим, при вас делюсь с ним плотью своей, при вас даю ему дыхание свое, дабы был он един со мной и ровно я сам, и рядом со мной, и за морями и лесами дальними, и в руках, и за небесами лунными, за годами долгими. Тебе кланяюсь, Ярило жаркое, на твою волю полагаюсь. Как проснешься, найди этой плоти моей пару верную, пару надежную, свари жаром своим воедино меня с нею, ровно я железо со сталью свариваю, дабы ни одна сила не разорвала, ни одна кривда не развела, ни одна ведьма не разлучила. И пусть сила моя избранницу сию бережет, ровно самого меня, пускай душа избранницы сей меня держит, ровно себя спасает. Отныне, присно и во веки веков…
Ведун наклонился и, вытянув губы, сделал на змейку спокойный выдох, мысленно выпуская на нее свою «серебряную нить», отдавая амулету, согласно произнесенному обету, частицу своего дыхания. Подул ветер, взметнул мусор и капли, бросил их чародею в лицо и задул сразу все свечи.
Вот и все, конец долгого дня. Духи приняли его клятву и признали в амулете крохотную частицу его души, сохранившуюся в не менее крохотной частице плоти. Оставался сущий пустяк: кто-то должен надеть змейку на шею и выйти с ней на солнце. Тогда Ярило через оставленные открытыми рубиновые глазки сможет пробиться внутрь смертного и прижечь его душу, связывая воедино судьбу избранника и судьбу чародея, ушедшего в чужой мир.
Но это, конечно же, возможно сделать только днем.
Молодой человек стер с картонки все магические знаки, убрал свечи и картонку в гараж, к змейке привязал тонкий кожаный шнурок, завернул в бумажку и спрятал в карман.
Спать Середин лег только в шесть утра, а встал в полдень. Наскоро приведя себя в порядок, он отправился в центр и у зоопарка купил в киоске охапку роз. Не самых больших и дорогих – зато много. К служебному входу он даже не совался – наверняка давно забыли. Купил билет, вошел в зоопарк и отправился в здание ветеринарной службы, благо с этой стороны никаких вертушек и вахтеров администрация не поставила.
В лаборатории было не заперто. Олег постучал, приоткрыл дверь и заглянул. Убедившись, что Таня Зорина на месте, выставил букет перед собой и вошел.
– Я знаю только одного человека, который постоянно дарит мне цветы, – не без грусти сказала девушка. – Не прошло и полугода, как ты опять решил меня навестить. Давай, Олег, открывай личико. Сказывай, чего тебе в этот раз потребовалось? Я уж думала, ты свое баловство забросил, делом занялся.
– Здравствуй, Таня. – Середин опустил букет. – Между прочим, я просто так зашел, без корысти. Лошадиный жир можно на любом мясокомбинате без особых проблем раздобыть. Конина в колбасу постоянно идет, ничего особенного.
– Можно подумать, ты не знаешь, что у нас ею крупных хищников кормят.
Девушка была в халате, застегнутом под самую шею, капроновых колготках и защитных очках. Каштановые волосы лежали все в том же каре, сухие губы плотно сжаты, на руках – резиновые хирургические перчатки. Она подняла голову и удивленно вскинула брови.
– Что-то случилось, Олег?
– Ничего особенного, – пожал плечами Середин. – А что?
– Ты изменился… И лицо совсем другое, и взгляд какой-то… Серьезный. Как будто старше стал или переживал много. Был бы ты подружкой, подумала бы, что парень бросил.
– Мне это не грозит, – улыбнулся Олег.
– Да я знаю… – Таня Зорина стояла в позе хирурга: вскинув руки в перчатках и шевеля пальчиками. – Так что случилось?
– С работы уволили, – выдал Середин самую простую, а главное, правдивую версию. – Рессоры больше не в моде. Парк пересел на торсионы и пневмоподвеску.
– Сочувствую, – поджала губы девушка. – Олег, а ты не мог бы сам поставить цветы вон в ту запылившуюся вазу на верхней полке? Как ты пропал, оказалась больше не нужна.
– Приятно слышать.
– Тебе приятно, что никто, кроме тебя, мне цветов не дарит? Да ты, батенька, нахал! – без всякой злобы сказала Таня. – К твоему сведению, молодой человек у меня есть. Даже три.
– Говори, что семь, – посоветовал Середин, доставая вазу. – Священное число.
– Хам, – так же безразлично отреагировала Таня. – Наливай воду и чеши отсюда. Конина в холодильнике. Думаю, от крыс и хомяков ты ее и сам отличишь.
– Прости, Танечка, не хотел обидеть, – Олег отошел к раковине. – Просто обрадовался, что у меня все еще есть шанс. Может, вместе поужинаем?
Забыть, что Таня Зорина была его первым увлечением, можно даже сказать – первой детской любовью, наивной и безнадежной, оказалось не так просто. Где-то в глубине души искорки былого чувства, редкие и почти холодные, все еще продолжали тлеть.
– Олежка, я тебя старше на пять лет. Ну какой ужин? – покачала головой девушка.
– Это было раньше…
– Ну да, полгода назад. А теперь тебе сразу стало тридцать, – рассмеялась она. – Иди, городской чародей, добывай свой жир. Спасибо за цветы.
– Подожди… – Середин полез в карман. – Я хочу сделать тебе подарок. Вот, примерь…
Он достал и развернул наговоренную ночью медную змею с рубиновыми глазами. Таня подошла ближе, склонила голову.
– Ух ты, красота какая! Китайская?
– Почему китайская? – Олега больно резануло обидой. – Я сам сделал. Это защитный амулет. Он будет оберегать тебя от любых опасностей и позволит нам помогать друг другу, если понадобится. Примерь.
– Спасибо, мне нравится, – кивнула девушка. – У тебя золотые руки. Ты бы моего братика младшего так же воспитал. Друзья вы или нет?
– Надень, раз нравится. – Олег протянул ей амулет.
– Посмотри на меня. Куда мне сейчас украшения примерять? Положи пока на стол возле моего телефона. Я потом полюбуюсь, когда при параде буду.
– Тебе долго снять халат и перчатки?
– Олег, у нас подозрение на токсоплазмоз. Сейчас ротатор пробы откатает, и я опять работать сяду. Халат и перчатки после такого не снимать, а сжигать полагается. И тебе здесь находиться, кстати, нельзя. Эта штука заразная и для человека тоже опасна.
– В смысле ты меня прогоняешь?
– Ты чего, обиделся? – Таня вздохнула. – Зря. Это моя работа. Звери, они такие. То не едят, то поносят, то зубы у них, то голуби, твари пакостные, со своим пситтакозом.
– Нет, не обиделся, – повел плечом Середин.
– Я же вижу, обиделся… Хорошо, замри. Не шевелись, слышишь?
Девушка подошла, разведя руки, привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Тут же отступила.
– Я правда рада тебя видеть, Олежка. Мне нравится, когда ты заходишь. Просто день сегодня неудачный, прости. Я бы, может, и поужинать с тобой согласилась. Но только не на этой неделе. Спасибо тебе за цветы. И за змейку спасибо, мне очень понравилась. Теперь иди. Мне нужно работать.
Олег кивнул, стрельнул взглядом в амулет, но говорить ничего не стал. В конце концов, для завершения обряда хватит просто попасть с ним на солнце, ничего наговаривать или рисовать не нужно. Привлекать же лишнее внимание тоже, наверное, ни к чему.
– Ну ладно, тогда пока… – Он взялся за ручку двери.
– Олежка! – окликнула его девушка.
– Чего? – оглянулся он.
– Ты это… Щеку, когда выйдешь, лучше с мылом помой. А потом протри спиртом. И неплохо было бы и йодом закрасить.