Текст книги "Суть острова. Книга 2 (Что может быть круче своей дороги?)"

Автор книги: (Александр Чесноков) О'Санчес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Да, за слугами нынче глаз да глаз. А ведь были времена, когда слуги были единое целое со своим господином и лорд мог быть в них абсолютно уверен, как в том, что за ночью последует утро…

Угу… Были времена. Но портвейн у камина жрала одна часть единого целого, а золу из него выгребала другая нераздельная часть… Впрочем, Пигги Тук – не лучший спарринг-партнер для споров.

– Не смею вас больше напрягать своим присутствием, сэр Тоук, и если ваш чек уже подписан – я откланяюсь. Меня сегодня сдернули с одного дело исключительно ради вас, весьма и весьма уважаемого нашего клиента…

– И не останетесь пообедать? Мы бы обмыли такое дело. Я приглашаю вас, Ричард?

– Эх… Отдыхать в достойном обществе, среди благородства речей, манер и лиц, гораздо приятнее, нежели копаться в грязи… Уверяю вас, сэр Тоук. Но мне придется выбрать второе.

– Да. Понимаю. Вот ваш чек. И передайте вашим боссам, что все-таки они очень дорого дерут за свои услуги. Мне не денег жалко, дело в принципе…

– Не всегда они меня слушают, особенно когда речь о принципах. К сожалению.

Если горничную он вызывает колокольчиком, то камердинера – электрическим звонком: два «дзыня». Если три – шоферу приготовиться. Один, но длинный – всем слугам собраться. Может быть, он горничную еще как-то использует, иначе зачем ему эта затея с индивидуальным колокольчиком?.. Впрочем, у психов свои причуды, а мне нужен Вальтер.

– Что, подслушивали? – Вальтер чуть вздергивает ямочку на подбородке, глубокую и очень порочную, надо отметить…

– Да не очень-то и вслушивался… Главное – нашлась вещичка. И что наш зажилился платить, тоже разобрал. Ну и ваши соловьиные трели. А так – мне это неинтересно совсем. Ну что, ко мне? Хотите – по рюмахе вдарим? Виски. Настоящий продукт, не штатовский.

– С Альбиона?

– Угу. Ирландия.

– Эх… В другой раз, мне еще сегодня работать, да и за рулем. Откройте уши, Вальтер и приготовьтесь слушать ничего не упуская, благо теперь нас с вами дверь не разделяет…

Короче говоря, обрисовал я камердинеру ситуацию, по возможности упростив изобразительные средства. Грядет очередная пропажа, а мне – опять приезжать с поисками – в лом, другой работы полно. Поэтому Вальтер должен изучить, или запомнить очередность знаков зодиака и действовать отныне сам. Но не детектива вместо меня изображать – как раз возьмут за жопу, да еще и посадят, по старой памяти… Что сопите? – я в курсе вашей биографии, да. Лавров вы на этом не пожнете, речь идет только о вашем душевном равновесии и безоблачном житии…

Вальтер быстро уразумел, что к чему и даже родил, почти самостоятельно, весьма неплохую мысль: каждый вечер и утро обходить дозором перспективные точки, в данном случае – всякие разные норки на втором этаже вокруг лестницы, где изображен знак Овна, и проверять – не прыгнула ли туда волшебная табакерка? Если нет – хорошо. Если да – изъять и водрузить на ее обычное место… Если же казус с пропажей все-таки случится – немедленно звонить в офис и звать меня.

– Загвоздка в том, что я не уверен, что знаю ее обычное место.

– Начните наблюдать с сегодняшнего дня. Остальным слугам пока не говорите.

– Почему?

– Потому что повысится фактор неопределенности.

– Чего?

– Ну… Повариха, либо шофер сопрет, а свалит на вас, да еще покажет место, как свидетель, где вы ее прятали и где полно ваших отпечатков пальцев. Зачем вообще другим знать – что я открыл именно вам?

– Резонно. Да… пожалуй. Спасибо! Так что, может быть, все-таки…

– Потом, как-нибудь, подегустируем виски из Ирландии. Мне и вправду пора ехать, Вальтер, время не ждет. Если что – звоните.

До офиса ехать – минут двадцать, иногда полчаса, – вполне достаточно, чтобы еще и еще раз прокрутить все в памяти и восхититься собственною крутизной… На работе-то не с кем поделиться, там от триумфатора ждут чека в клюве и трепа ненапряжного, ибо – все не на курорте. Дома – да, там бы можно было пожать овации и за куда более скромные свершения, но… Только начни рассказывать о работе – не успеешь оглянуться, как привыкнешь выбалтывать секретное, да и редки светлые случаи, все больше гниль, да грязь… Зачем ее в дом нести? Дом – он для радости.

Когда меня осенила идея, камердинер Вальтер даже на стену оглянулся, потому что я в нее смотрел с широко распахнутыми глазами. Может, она того и не стоила, но мне – понравилась. Идея, разумеется, стена – она и есть стена, я перед любой способен медитировать. А смысл идеи как раз и заключался в том, чтобы переложить большую часть «табакерочной» проблемы на Вальтера. Зачем, казалось бы? Не козырнее было бы приезжать раз в месяц, раз в два месяца, и в очередной раз гарантированно разыскивать пропажу в предсказанном месте? И пожинать гонорары, «Сове» и себе? Э-э, нет… не козырнее и не кошернее… Такие золотые яйца из под сомнительных куриц – не по мне. Слишком много, как я объяснял тому же Вальтеру, факторов непопределенности, которые суть – почти всегда опасность в нашей профессии и всегда риск. Тот же Пигги, хотя он и мистик, и маразматик, но на пятый раз – вполне способен заподозрить сговор, прислуги и нашего агентства «Сова» в моем лице, преступный сговор с целью имитировать пропажу имущества и выдавить оплату за якобы найденное и возвращенное. К чудесам люди привыкают стремительно, повтор еще похвалят, а уже на третий-четвертый раз начнут зевать и нос воротить. И подозревать подвох да подставу. Мы, конечно, предоставим доказательства и свидетельства обратному, однако, судебные тяжбы с ненормальными дееспособными мультимиллионерами – штука дорогостоящая и, случается, что крайне долгосрочная, на десятилетия. В то же время, на работе вполне способны, с одной стороны, привыкнуть к халявным чекам от одного из клиентов, а с другой – обвинить в стремлении к халяве того же меня. Из зависти, или по глупости… И что самое-самое важное во всем в этом: я боюсь привыкнуть к запаху дерьма в моем деле. Пусть лучше извне будет вонять, нежели меня пропитает до полного слияния. Свои деньги я заработаю, не век же мне в детективах по выгребным ямам шнырять.

Фук! – и кончилось мое хорошее настроение. Только я успел проехать мимо церкви святого Влада да спохватиться, что Шонна просила свечей купить, как я увидел… Э-э-х-х… Лучше бы я на дорогу смотрел… Батя мой мелькнул. Точно батя, глаз у меня наметанный: только что почти весь был виден над поребриком – как черт его сдернул вниз, в подземный переход… Господи помилуй, вот по чью душу свечки ставить надобно… Сердце у меня как у быка, а вот – скрипнуло… Алкаш он у меня и бомж. Мать его бросила в свое время, и правильно сделала, я считаю; деньги, жилье и работу он пропил, на увещевательные беседы не реагировал… Мы иногда пересекаемся с ним, на кладбище, там, или случайно… Н-не могу на эти темы спокойно разговаривать. Стоит, такой, обтрепыш пьяный, какая-то дрянь в руках, комок невесть из чего… Ну мог я его не заметить? Мог. Тем более, что он-то меня не видел… Но совесть… жалость… бессилие… Может, его за хобот и в «дурку», на принудительное излечение? Надо будет узнать, сколько это может стоить… Шонна мою матушку так-сяк, а уж папашу с первого взгляда невзлюбила, когда мы с нею только познакомились, и он еще на человека был похож… А тут уж придется бой выдержать – куда там «вольво»… Да насильно не вылечишь. Надо набрать в грудь дзена, да погуще, и забыть. Сегодня день мелкого служебного триумфа и легкого полузакоса от дальнейшей работы. Забыть, забыть, забыть, и думать о хорошем, о позитивном, если получится – порисовать что-нибудь тайком…

Как бы не так.

Только успел я добраться до рабочего стола, да сесть за «пишмаш», за электронную пишущую машинку, с целью настрочить рапорт о содеянном (с купюрами, естественно, без упоминания рационализаторских идей. На машинке – это еще пустяки, халява, а вот бесконечные письменные отчеты «от руки» – это настоящее наказание Господне), как переключают на меня звонок… Папа позвонил. Здравствуй, папа, называется. Батю в лягавку замели, и что-то там такое противное, иначе бы не стал он беспокоить меня по столь обыденному поводу. «Ни за что, честно-пречестно…» А голос дрожит так, что… У меня даже и задней мыслишки не ворохнулось – оставить его наедине с судьбой и не ехать никуда. Нет, ворохнулась, себе-то врать не надо, мощное было искушение – послать его раз и навсегда по гнусному адресу.

Я отчет в сторону, цоп Карлика: свободен? Карл, адвокат наш, свободен оказался. Да если бы и занят был – придумал бы что-нибудь ради меня, когда я обрисовал ему ситуацию в два слова. Мы с ним не друзья, но коллеги настоящие и друг друга уважаем: разбуди он меня в полночь, чтобы ехать с ним и решать вопросы – не откажусь, ибо он надежный товарищ и серьезный трудяга, точно так же и ему бы в голову не пришло от меня отнекаться.

– Тридцать первое, говоришь?

– Угу. Что оно из себя представляет, не в курсе?

– Нет. Ты переодеваться будешь?

– Само собой.

– Давай, а я пока им позвоню на всякий случай, чтобы не спешили с поступками…

Карл взялся выяснять телефон тридцать первого отделения и звонить туда, а я здесь же, в моем кабинетике, по шустрому переоделся.

Утром, во время визита к Пиггею Тоуку, я выглядел запросто: джинсы, свитер, куртка-непромакашка, кроссовки… Все чистое, достаточно дорогое, но – обыденное. Мне раствориться в толпе – плевое дело, если, конечно, я догадаюсь для этого выбраться из «вольво» и отойти от него на приличное расстояние. Самое ценное, самое важное в нашем деле – при контактах с людьми не вызывать в них напряжения. Конечно, если бы я в первый визит приперся к сэру Пигги в таком прикиде, я бы авансом подорвал доверие к себе и представляемой мною «Сове», а во второй и третий раз – милое дело, тем паче, что свой мотор я у них во дворе оставляю, на погляд и догляд.

Еду в навороченном моторе – почет мне и уважение от окружающих, вышел из мотора – нормальный парень, молодой, приличный и симпатичный.

Но сейчас – совсем иное дело и я облачаюсь в полный парад: у нас, у детективов Совы, у каждого на работе хранится выходной костюм, чистый, выглаженный, новый и обязательно дорогущий, от запонок до штиблетов. Со вкусом – могут быть проблемы или разночтения, но с приблизительной стоимостью одежды – ни в коем случае. Причем – за свой счет. Шонна не менее ведра крови из меня выпила, собирая шмотье в ансамбль, всеми этими бесконечными примерками, перемерками, запонками в тон, носовыми платками, трусяными узорами… Какая разница, какие на мне трусы, их под пиджаком не так чтобы видно… Но я верю Шонне и доверяю ей: сказала, что дурновкусье – заменю и галстук, и запонки, и зубочистку, если понадобится. Но выгляжу я в этой сбруе ничего, даже сам себе нравлюсь. А осанка-то, осанка…

– Рики… Если ты налюбовался на себя, то, может, поедем? – Вот же скотина Карл: человек в горе и в тревоге – а он все равно не преминет поддеть. Ничего, посчитаемся в трудную для него минуту.

– Лишь бы в пробку не впилиться.

– Главное – через первый мост перевалить, на втором в это время пробок не бывает. Рики, ты бабки разменял на всякий случай?

– Угу… Тот-то, Крепостной, вот-вот на ремонт закроют, если уже не закрыли, вот намаемся тогда … Так ты говоришь, ничего серьезного там? А, Карл?

– Уверен. Я когда на них поднаехал – они снагличали, но так… Без сердца и упорства. Под крупные купюры не попадаем, это точно.

С Карлом надежно, он и как юрист – золото, и человеческие качества в нем живы, в пику образованию и профессии. Я все ждал по дороге, пока он начнет выяснять насчет бати моего, поскольку это было бы вполне оправданное любопытство, но – молодец: ни слова. Понимает же, насколько мне гадостна эта ситуация…

Приехали. Отделение как отделение, не мало я таких повидал, в одном обезьяннике даже заночевать довелось. Но это было еще до армии, в далекой юности, за драку и нетрезвое поведение в общественном месте. Драка была, отрицать не стану: мы с с Риверой и Натом латиносов каких-то у дискотеки метелили, но пьяным я не был, ни в одном глазу. Все равно записали дебош и нетрезвость какой-то там степени. Мерзавцы, что взять… Но пьяным я, все-таки, не бываю, потому что у меня против опьянения два эффективнейших средства: крепкая голова и низкий порог нормы – не более пятидесяти спиртовых граммов за случай употребления, В пересчете на стандартный коньяк, это будет чуть больше ста граммов; но я могу и пивка тяпнуть, и водочки, и вина – чего душа пожелает, однако – в общих пятидесятиграммовых «спиртовых» пределах, благо, с математическими подсчетами у меня вполне хорошо. Уместно бы спросить – откуда же я знаю про крепкую голову, коли выше стопки не забираюсь? Увы, знаю. У нас в «спецморе» за три года так изгалялись, так нас выдрессировывали, что… Некоторым ребятам наутро после испытаний хоть бы что, а я только и успевал на толчок бегать блевать, в зеленом виде. Лучше кроссы бегать с полной выкладкой. Зато «под банкой» стоял лучше всех, до полулитра сознание держал. До спиртового полулитра, не коньячного. Зачем все это было нужно испытывать на нас – Бог и Командиры ведают, нам не докладывали.

Ненавижу пьяное состояние, а сухого шампанского вина – можно, по бокальчику с Шонной…

Заходим. Ну и запах в лягавках, такой специфический… Навевает компульсивное желание повернуться и бежать, прижав уши к спине.

– Лейтенант Палмер, слушаю вас.

– Добрый день. Я по звонку… – Мама дорогая! Я ведь этого «летеху» знаю… Вот это да, вот это мы с Карлом «напробивали инфы»… Карлу простительно… Да и мне, строго говоря, фамилия Палмер как-то сбоку, в Бабилоне десятки тысяч этих палмеров… Личное знакомство позволяет куда проще решать разные-всякие щекотливые проблемы и я в первый момент искренне обрадовался.

– Ого! – говорю. – Вот так встреча. Палмер, Санди Палмер!.. Смотрю, лейтенант слегка подрастерялся, не догоняет… Ну, я ему напомнил школу нашу, что мы в параллельных классах учились… Вспомнил, куда он денется. И, надо сказать, тоже обрадовался. И тоже в первый момент. А дальше нас обоих слегка проняло состояние взаимной неловкости: я за пьянчугу отца приехал хлопотать, а он – начальник, а может даже и замначальника обычного грязного районного оделения полиции, пьянчуг отлавливает… Так что нам с ним нет никакого смысла друг перед другом пыжиться, а надо без лишних формальностей восстановить и использовать былую дружбу. Дружбы как таковой не было, но мы никогда не враждовали, друг друга в лицо признали, на одних и тех же телок на танцах зарились… Да неужели не договоримся по-доброму?

Все вышло как по писаному, услуги Карла вовсе не понадобились и мы с Санди дружными кивками позволили ему смотаться по другим своим делам.

Отец выглядел ужасно: весь провонял черт знает чем, видно что побит, глаза пустые и почти мертвые… Это мой отец, весь в отрепьях, беззубый, седые лохмы клочьями. Немытый.

У них, в тридцать первом отделении, проблема наклюнулась: надо срочно искать виновных в «глухом» ограблении, срочно дело закрывать, чтобы районные показатели к празднику не полетели вниз; сроки жесткие, и фигурантов выбирать не приходится. Но, как я понимаю, «синяков» у них полно в округе, места бездефицитные, так что – заменят, без проблем.

Дружба дружбой, а Сэнди я все-таки сунул пятисотку, да патрульному сотнягу. Патрульному я мог бы и не давать, тем более, что этот шакал, похоже, бате моему приложил между рог, но.. Мало ли, что… Ну, на всякий случай. Пусть кто-то где-то из стражей порядка будет слегка прикормлен. Не он – другой бы ударил, все они одинаковые.

Распрощались мы с блюстителями закона и уличной нравственности, да и покинули помещение. Что делать дальше, Господи, Боже мой? Не очень-то я и рассчитываю на помощь Всевышнего, не сказать, чтобы и верил в него горячо, но вот – упоминаю всуе. Надо предка домой завезти, да отмыть, да переодеть, да покормить… Что я еще могу? Не у себя же поселять? Матушку мою Шонна уважает, хотя и без тепла в душе, а папашу – всегда терпеть не могла и никогда этого от меня не скрывала. Но здесь – особый случай, она меня должна понять, тем более, что все мое семейство сейчас вне дома, в гостях у ее родителей… Не будет он у нас жить, это не обсуждается, но завернуть домой к нам, просто навестить, никому не мешая… Короче, поехали, там разберемся.

– Тебе куда? Не возражаешь, я включу музыку? – врубаю кассету с Роллингами и, пока они страдают по Анджеле Дэвис, а папаша мой собирается с нелегкими мыслями, делаю ему предложение зайти ко мне в гости… Честно говоря, я был абсолютно уверен в двух вещах: что мне предельно не хочется везти его к себе домой, и что он поломается и согласится. Только наполовину угадал: заупрямился батя намертво, ни в какую! Естественно, чем больше он упирался, тем сильнее пронимал меня стыд за собственную черствость и жлобство. Лучше бы я втихомолку досадовал и чертыхался на его согласие, чем вот так… Уперся, да, и потребовал его высадить. Что я мог сделать в этой ситуации? Ну, высадил посреди Морского шоссе, у Островов. Где он тут живет – черт его знает… В таком виде он и двухсот метров не пройдет, полиция вновь подберет. Хотя… Поживиться с него нечем, вроде и не пьяный, разве что перегаром от него… И сунул я ему сотню, насильно запихнул, можно сказать… Я бы и больше дал, но кроме сотен были у меня две пятисотенных, «пятихатку» же ему давать – опять я зажлобился… И не в жадности одной дело, а как бы… не в толк давать такие суммы такому человеку. Сотню-то он так-сяк еще переварит в привычном для себя образе жизни, а с пятисотенной – обязательно нарвется на неприятности, хотя бы и при размене…

Я нажал на газ, утешая себя мыслями о собственной «хорошести», а сам приспустил окошко до упора, чтобы салон в моторе как следует проветрился… Еду и думаю: рассказывать Шонне о сегодняшнем «приключении», или не стоит?

И так мне вдруг не понравились мои мысли и сомнения – хоть в морду себя бей! С родным отцом общаюсь – хомячу, крою какие-то хитрости, талеры экономлю, перед Шонной отмазы планирую, вместо того, чтобы от сердца к сердцу поведать то, что накопилось, не скрывая и не приукрашивая. Разве так можно? Я же не на работе – притворяться чтобы да кривляться. В висках гудит, в кончиках пальцев потрескивает – дурной знак для моего ва. А бензин совсем уже на нуле, и я сворачиваю к первой же заправке, хотя «фибойловский» бензин вот уже неделю как недолюбливаю за его хромое октановое число: моему «вольвику» «барса» подавай, или «полиневию».

На мою удачу подвалили вслед за мной к стойке оплаты два полупьяных мужичка из гангстерованных, типичные, с модными татуировками на открытых предплечьях, с золотыми цепями на гладких шеях… Рожи нахальные, бицепсы внушительные… Таких и трезвых испугаешься. Я никого из них не пихал, взглядами не подначивал, ничем или почти ничем не провоцировал. Но стоило одному из них «алекнуть» с матюгами, что я недостаточно быстро сдачу из блюдечка забираю, так я уж перестал далее сдерживаться. Но и словам воли не дал, что толку – хамство плодить? Хам – это тот же эксгибиционист, только высовывает язык вместо гениталиев. Если же вы в ответ достанете свой – окружающие могут принять вашу дискуссию за групповик. Эта заправка не моя привычная, место глухое, лягавых не видать… Гляжу в блюдце – вся сдача медяками и никелем. Мелочью можно набрать любую сумму, любую купюру – и талер, и сто, и тысячу. Но попробуйте швырнуть попеременно то и это кому-нибудь в лицо – и вы увидите разницу. Короче, я мелочь из блюдечка выплеснул на ближайшую харю и в десять с небольшим секунд положил каждого в глубокий нокаут.

– Ты чем-то недоволен? – опять к стойке подхожу. Но паренек за кассой просто молодцом держится: отреагировал спокойно и совершенно нейтрально.

– Нет, все нормально. Только шумно.

Смотрю – ни к телефону, ни к кнопке не тянется. Чувак с заправки – сквозь витрину бдительно таращится, но тоже никаких суетливых движений из себя не выпускает…

– За шум извини. На, вели за ними прибрать, когда очнутся. И объясни им, если захочешь, что нельзя за руль в пьяном виде.

Положил я со сдачи сотенную на стойку – и парнишка благодарно улыбнулся мне на прощание. Еще бы: тут ему и зрелище, и калорийная халява. Да еще и мелочь с пола подметет в свою пользу, наверняка он и за уборщика, когда посетителей не густо.

У парней «кадильник», кадиллак в просторечии: точно – гангстера из сопливых. За рулем у них никого, значит оба и зашли внутрь, отлить, вероятно… Наверняка начнут выяснять у заправщиков номер моего мотора, но те, как правило, ребята тертые и подобных глупостей не запоминают. А хотя бы и вложили – я не боюсь. Зато какая чудесная эмоциональная разгрузка, просто гора с плеч.

Решено: расскажу все как есть жене насчет встречи с отцом, приму от нее утешения, так необходимые мне воркования и сочувственные поцелуи… Вот мир окончательно и вернется в мою растревоженную душу. Сначала на работу заеду, а потом вернусь за моим семейством, к тестю и теще.

Странно: вроде бы эту вещь я уже слышал, хотя кассету не перематывал, чудеса, да и только. Оплакивает Мик Джаггер судьбу несчастной негритяночки, которую проклятые копы упаковали за сущую ерунду: из двух стволов, зарегистрированных на ее имя, завалили несколько человек. Ну, эти коллизии, конечно, за пределами самого текста, просто я в курсе, поскольку интересовался историей создания песни. Если говорить о моем внутреннем мире – чем я живу, помимо семьи и работы – то он не богат и зиждется на двух китах: я очень люблю рисовать и очень люблю творчество «Роллинг стоунз».