Текст книги "Царь опричный"

Автор книги: Александр Бубенников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

3
Внешние политические и внутренние интриги

После зимнего наступления 1559 года русские войска, разгромив 10-тысячную армию нового магистра Готхарда Кетлера, дойдя до Риги, в конце февраля вернулись на старые позиции с огромными трофеями и множеством пленных. Тогда же Иван Грозный предоставил Ливонской конфедерации – объединению ряда епископств Римской католической церкви и немецких рыцарей Ливонского ордена – перемирие с марта по сентябрь, не закрепив однако свой военный успех. В сложившейся ситуации магистр Кетлер, воспользовавшись данной ему передышкой, обратился за помощью к королю Сигизмунду-Августу, обеспечить защиту от Литвы и Польши Ливонии. Уже 31 августа 1559 года в Вильне был заключен «Виленский договор» между Кетлером и Сигизмундом о вступлении всей Ливонии под протекторат Польши. Согласно неожиданному для Москвы «Виленскому договору» король Сигизмунд был обязан защищать Ливонию от военных посягательств Московского государства. По этому договору магистр отдал королю под залог девять волостей Ливонии с дополнительным условием, что если Польша захочет эти волости выкупить когда-либо, то должна заплатить 700 тысяч польских гульденов.

Король Сигизмунд через своих послов велел довести до сведения царя Ивана, что отныне вся Ливония отдалась под польское и литовское покровительство, и чтобы московские войска не могли вступать в Ливонские земли под патронатом короля. Царь ответил королю:

«Тебе очень хорошо известно, что Ливонская земля от предков наших по сие время не принадлежала никакому другому государству, кроме нашего, платила нам дань, а от Римского государства избирала себе духовных мужей и магистров для своего закона по утвержденным грамотам наших прародителей. Ты пишешь, что когда ты вздумал идти войною на Ливонскую землю, то я за неё не вступился и тем показал, что это не моя земля. Знай, что по всемогущего бога воле начиная от великого государя русского Рюрика до сих пор держим Русское государство и, как в зеркале смотря на поведение прародителей своих, л безделье писать и говорить не хотим. Шёл ты и стоял на своих землях, а на наши данные земли не наступал и вреда им никакого не делал: так зачем было тебе писать о твоих землях? Как хотел, так на них и стоял. Если какую им истому сделал, то сам знаешь. А если магистр и вся Ливонская земля вопреки крестному целованию и утвержденным грамотам к тебе приезжали, и церкви наши русские разорили, то за эти неправды огонь, меч, расхищение на них не перестанут, пока не обратятся и не исправятся».

Король, найдя логическое противоречие в послании царя, отвечал:

«Ты называешь Ливонию своею, но как же при деде твоём была лютая война Москвы с ливонцами и прекращена перемирием? Какой государь со своими подданными перемирие заключает?»

Только желание доказать свои права на Ливонию словесными умозаключениями и политическими ухищрениями в дипломатической переписке первых лиц государств-соперников не могло привести к разрешению политического кризиса в отношениях Москвы и Польши. А тут, как всегда не вовремя для Москвы, умер старый король Швеции Густав Ваза, и до царя дошли первые опасные слухи, что жители Ревеля «во избежание невыносимого соседства агрессивной Москвы» готовы присягнуть новому шведскому королю, престолонаследнику Эрику. Ивану Грозному надо было сохранить как-то мир со Швецией, закрывая глаза на мрачные перспективы потери Ревеля, но широко открывая глаза на вопросы мира или войны с Сигизмундом-Августом в случае неудачного сватовства к его сестре.

Посол Сукин и глава Посольского приказа Колычев доложили царю, что переговоры с панами зашли в тупик, нельзя решать брачное дело на границе стран. К тому же буквально через день прибыл посол Сигизмунда Иван Шимкович с верительной королевской грамотой относительно перемирия и просьбой личной встречи с царём.

– Чего ему надо, выяснили?

– Пан хочет по-особому изложить вопросы брачного дела и мягкого перемирия, без силовых действий противостоящих сторон.

– И как он это представляет, – повысил голос царь, – пусть лучше отменять патронат короля над Ливонией… И мы останемся на землях наших предков…

– Но союз Польши и Швеции очень опасен для нас, – осторожно донёс свои опасения Колычев. – Надо как-то разъединить Польшу и Швецию, пусть временно, но не допустить их союза на Ливонской земле.

– Сам ломаю голову над этим… У моего деда Ивана Великого всегда в кармане был крупный козырь, его союзник крымский хан Менгли-Гирей, который всегда держал Литву в страхе постоянного нападения по первому призыву Ивана Великого… А у нас сейчас другая ситуация, ждём сами постоянного нападения на нас крымчаков, потому и задабриваем ханов Гиреев богатыми подарками, почитай по-прежнему дань платим… Как раньше платили дань ханам Золотой орды… Хорошо, что деду удалось столкнуть лбами ханов Волжского и Крымского ханства…

– Ну, так будем принимать посла Шимкевича, государь?.. – спросил Колычев.

– Немного помурыжим и примем, как не принять королевского любимца, посла-воеводу… Мне надо малость подумать относительно внутренних проблем… Есть доносы, что князья некоторые в Литву засобирались, узнав, что брачное дело у царя с королевной не выгорает… Хоть с боярской думой советуйся, куда, в какую сторону смотреть царю в поисках невесты, к кому свататься…

Шимкевич поклонился и передал верительную грамоту своего короля царю. Спокойным уверенным голосом пояснил:

– О сути предложения встречи на границе ты, государь, знаешь от донесений послов. Я Колычеву и Сукину разъяснил вопрос брачного дела с уступками по Смоленску, Новгороду и Пскову. Но, разумеется, не до конца, не до главной сути предложения польского короля русскому царю.

– Я понимаю так, что ты, воевода, хочешь мне передать нечто с глазу на глаз – не так ли? Насколько мне важно знать эту суть главную, может, без неё обойдёмся. Ты же воевода знаешь о моём скором отрицательном ответе на предложение решать брачное дело на границе.

Шимкович улыбнулся добродушно и решился на комплимент царю:

– Я и нашему королю много раз напоминал, что государь Иван Васильевич умён, просвещён и проницателен в необыкновенной степени. Разумеется, это было бы счастье для короля польского породниться с царём русским, через брак сестры Екатерины. Но я уполномочен волей пославшего меня сюда короля обратиться не к сердцу царя-жениха, а к его тонкому проницательному уму, трудному для понимания королём… Но именно остроумная комбинация при заключении твоего брака, государь, с королевной должна произвести на твой большой ум впечатление от открывающихся политических государственных перспектив на многие десятилетия, если не на века… Чтобы быть откровенным перед тобой, я получил разрешение на подобное предложение тебе, государь, не только от короля Сигизмунда, но и согласование деталей от важной особы при дворе короля, причём этот человек является и моим, и твоим другом…

– Назови его имя, – встрепенулся государь, вскинув очи и вперив взгляд в переносицу посла-воеводы…

– Его имя содержит букву сущностного имени каждого человека, «я» стоит на последнем месте, что самое удивительное, а не на первом месте, как обычно в эгоистичном корыстном мире… Но этот человек служит династии Ягеллонов, у которых буква «Я» выпячивается на первое место… Ты должен знать, государь, через твоего союзника Дмитрия Вишневецкого, что я породнился с этим славным родом через свой брак… Имя Иеремия в этом роду поизносится не то, что с уважением, но и с придыханием… Видишь, государь, я тебе, как пароль, сообщил и первую букву имени нашего общего друга и союзника, вхожего во многие королевские дома Европы, да и в ханские покои тоже…

– Оставьте нас вдвоём с воеводой, – царь сделал указующий на дверь жест рукой, – но не уходите, дождитесь окончания нашего разговора, чтобы проводить посла… Ах, напомни своё настоящее имя, тебя наши послы именуют то Ян, то Иван, фамилию тоже коверкают, то Шимкович, то Шимков, то ты православной веры придерживаешься, то латинской…

Пока Сукин и Клычев покидали царские палаты, чтобы замереть за массивными дверями, дожидаясь конца аудиенции посла-воеводы, готовые откликнуться на любой царский сигнал, Шимкович спокойно и уверенно пояснил:

– Православный я, государь, но ничего против католической веры не имею, думаю, как быть дальше, хоть Бог один для всех католиков и православных – Христос… До родства с княжеским родом Вишневецких, был я из простого рода литовских православных воевод Шимковых, и звался я Иваном Шимковым, а после родства с подачи жены-княжны, будучи замеченным и приближенным к двору королевскому Сигизмунда-Августа, стал придворным Яном Шимковичем…

– Всё понятно с тобой, воевода Иван.

– Вот и король меня тоже зовёт Иваном, Яном кличет, когда я ему должен наложниц и молодых девиц подгонять…

– Однако ты, откровенен, Иван, это тебя так глава иудейской партии Илья настропалил на откровенность с государем русским…

– Да, богатей-жид Илья, – усмехнулся Шимкович, – без его денег и подношений король обойтись не может, ведь с любовницами надо расплачиваться всегда дорогими подарками…

– Будя… – усмехаясь, примирительно буркнул царь. – Говори по делу и коротко…

– Так ведь коротко суть предложения Сигизмунда не выйдет, государь… Придётся издалека начать…

– Хорошо, начинай издалека, воевода Иван… Тёзки мы с тобой, это меня радует… И хорошо, что у нас есть общий богатый друг, жид Илья…

И Шимкович начал «издалека» о судьбе своего несчастного монарха, единого в двух ипостасях короля Польши и великого князя Литвы. В 1543 году в возрасте 23 лет он по любви женился на королевне Елизавете Австрийской, но та внезапно умерла через два года, не оставив Сигизмунду-Августу потомства. Шимкович без обиняков сообщил, что среди шляхты ходили слухи об обоснованных подозрениях, что Елизавета была отравлена свекровью, матерью Сигизмунда-Августа, Боной, которая чересчур ревностно относилась к опасному дурному влиянию невестки на сына. Наперекор своей матери Сигизмунд-Август тайно женился на красивой княжне-вдове Барбаре Гаштольд из знаменитого литовского рода Радзивиллов. Но королева Бона почему-то возненавидела свою вторую невестку не меньше, чем первую, окончательно рассорилась с непутёвым сыном и вернулась к себе на родину в Италию, забрав с собой все драгоценности и деньги, «наказав» таким образом сына.

Когда в конце 1550 году Сигизмунду-Августу удалось устроить публичную коронацию Барбары, то это вызвало негодование и польских сенаторов и Боны в Италии. Однако несчастной Барбаре не удалось долго радоваться своему королевскому положению. Придворные считали, что Барбара была отравлена на пиру тайным агентом Боны, которая умерла в начале мая 1551 года. Но до смерти отравленной матери Боны в 1557 году Сигизмунд успел жениться в третий раз на сестре своей первой жене, на Екатерине Австрийской. Но королевская чета и в этом браке оставалась бездетной, потому последовал развод короля, ударившегося в жуткое распутство, окончательно подорвавшее здоровье вдовца, не способного больше зачать престолонаследника или даже произвести потомство от многочисленных любовных связей.

В связи с последним бездетным королем из династии Ягеллонов польские и литовские князья и воеводы были серьёзно обеспокоены крушением союза между Польшей и Литвой после смерти короля с подорванным похотью здоровьем. Причём при дворе, начиная со смерти Барбары, шептались, что Август и Барбара подцепили «французскую болезнь» или сифилис, отсюда и невозможность короля произвести здоровое потомство. Необходимость скорейшего более прочного союза Польши и Литвы с осуществлением идеи общей для стран Речи Посполитой понимала и польская шляхта и литовские князья и вельможи, желающие в то же время сохранить автономию Великого Литовского Княжества. Это было возможно только в том случае, если принять сеймами Польши и Литвы нового закона о престолонаследии, согласно которому каждый новый король должен избираться объединённым сеймом Польши и Литвы.

Шимкович сделал многозначительную паузу и внимательно разглядывал лицо царя, когда сообщил ему дополнительный пункт «брачного предложения» короля: раз всё равно новый король Речи Посполитой будет избираться, то лучшей кандидатуры в ближайшей перспективе, чем царь Иван Васильевич, не найти шляхте. Нельзя, чтобы трон занял какой-нибудь безродный шляхтич, а с родословной царя Московского надо будет считаться, по матери Елене Глинской царь – литвин из знатного литовского княжеского рода. К тому же из-за родства Глинских с ханским родом Мамая легко будет улаживать королю с Крымским ханом Девлет-Гиреем. Учитывая родство царя Ивана по бабке Софии Палеолог с Византией и даже с Римом, легко получить королевские преференции от нынешнего турецкого султана и правителей Священной Римской империи.

– Московские цари Рюриковичи ведут свой род от Рюрика… Москва – это Третий Рим… Во мне течёт кровь римских императоров Пруса, Октавиана Августа, других…

– На польских и литовских вельмож это не произведёт должного впечатления, государь, на которое ты рассчитываешь…

– Почему?

– Спроси, государь, на этот счёт жида Илью, он объяснит тебе, что царём Третьего Рима называться почётно, а быть в родстве с Прусом, как бы это помягче сказать, не очень, чтобы очень…

– Что король предлагает для успешного разрешения брачного дела с его сестрой-королевной?..

– Тебе надо на словах, а не на деле, признать претензии короля, точнее нынешних Польши и Литвы и будущей Речи Посполитой на Смоленск, Новгород, Псков…

– Ещё чего…

– Но ведь князь Витовт уже владел Смоленском…

– Вот именно, владел… А мой отец отбил у Литвы его, сделал форпостом на западных рубежах Москвы…

– Государь, но ведь ты, беря в жёны королевну, тем самым подтверждаешь претензии на трон Речи Посполитой, всё будет твоё и Литва, и Ливония, и Смоленск… И твоё стремление выйти к морю, совпадает со стремлением Польши и Литвы распространить своё влияние от моря до моря, как говорит шляхта, «от можа до можа». И Девлет-Гирея прижмём, и султана уломаем… Соглашайся, государь, вот оно решение брачного дела… В ближайшей перспективе всё твоё: и Литва, и Ливония, и русские земли, которыми будет править твой престолонаследник от царицы Анастасии, Иван Иванович…

– А вера?..

– В твоём новом царстве, в объединении Речи Посполитой и Руси Московской, с твоей лёгкой руки уживутся латинская с православной верой… В Литве-то всё как-то уживалось раньше…

– То-то беглые литовские князья и дворяне метнулись в сторону Москвы при притеснении их с верой отцов и дедов…. Нет, Шимкевич, трудно сопрячь две противоборствующие веры…

– А ты, государь, попробуй… И не ломай через колено свою возможную невесту-королевну Екатерину… Пусть она потом, не сразу переходит в православие из католичества… – Видя перед собой серьёзное печальное лицо царя, Шимкович решился выложить главный козырь. – Я хочу, чтобы из нашей доверительной беседы, ты, государь, постарался извлечь пользу для своего царства через своё сватовство к королевне, но и был предупреждён… В случае разрыва «брачного предложения» тебе придётся принять как данность отъезд многих княжеских семейств из рода Гедиминовичей под крыло короля Сиизмунда и будущей Речи Посполитой в ближайшей перспективе… Внутренние интриги у тебя, государь, разгораются с невиданной силой, а ты закрываешь на это глаза, стараясь не видеть последствий приближения к себе боярской партии Захарьиных, введения их в опекунский совет для охраны престолонаследника, царевича Иван, и задвижки, отстранения от власти некогда влиятельных в государстве Гедиминовичей…

Шимкович уловил неторопливое движение рукой, мол, продолжай, «с этого места поподробнее» и начал говорить в уши царя то, что обсуждал перед отъездом в Москву с жидом Ильёй, после контактов в Москве с пролитовской партией Гедиминовичей, с недовольными князьями и боярами, отодвинутых родичами царицы Анастасии, шустрыми и нахальными Захарьиными. Возглавив совет опекунов над первенцем царя и царицы Иваном Ивановичем, партии Захарьиных удалось рассадить своих близких и подчинённых людей в бюрократическом государственном аппарате – в казенном приказе, главном финансовом ведомстве – в других приказах московских. Резкое усиление власти приказной бюрократии вызвало необычайное озлобление титулованной знати, в первую очередь, Гедиминовичей, да и отстраненных от государственной кормушки старомосковских боярских партий Рюриковичей. И многим Гедеминовичам Шимкевич уже передал устное предложение переезжать или бежать в Литву:

– Многие Гедиминовичи ждут письменного обращения короля – добро на измену царю Рюриковичу, как, впрочем, и многие Рюриковичи… – Шимкевич усмехнулся. – Решай вопрос, государь, с браком на королевне, и никто из этих вельмож не побежит к королю. Наоборот, будут ждать твоего восшествия на трон Речи Посполитой… Вижу, что ты, государь, хочешь знать имена тех, кто хочет быстро переметнуться под руку короля…

– Хочу, Иван, буду или нет королём, Речи Посполитой, это дело моей совести и чести, а вот за то, что ты предупредил меня о внутренних интригах, тебя благодарю… Но тебе придётся привести пример, хоть один…

– Я знаю, что ты, государь, не терял времени даром, отправил своих послов в Швецию за шведской принцессой-невестой, в Кабардинские земли за черкесской царевной. Смотреть дочерей шведского короля был послан дьяк Федор Беклемишев с подьячим. Видишь, я всё знаю. Послы вернутся скоро и сообщат об отказе шведского короля породниться с русским царём. Так все Сигизмунд устроил, ибо он хочет тебя, именно, тебя, государь, видеть первым избранным королём на троне Речи Посполитой в течение пяти, максимум, десяти лет. Но помни, государь, о своей уникальной возможности стать королём-царём огромной Речи Посполитой и Руси «от можа до можа», прежде чем отказываться от брака с королевной Екатериной, любимой сестрой бездетного несчастного короля Сигизмунда-Августа…. Ты же видишь, государь, нет нужды мне, опытному воеводе, породнившемуся со знаменитым литовским родом Вишневецких, тебя обманывать, хитрить… Сам бы хотел встать под твою королевскую, нет, уже императорскую руку, твоим верным приближенным… Ты хотел услышать одно имя беглеца из твоего царства?.. Вот это имя – знаменитый полководец Дмитрий Вишневецкий, предлагавший тебе, государь, всю южную Малороссию…

Грозный кивнул головой и, закрыв глаза, произнёс не своим голосом, глотая слёзный комок:

– Зря я его не послушался тогда… Надо было присоединять его южные земли вовремя по его почину… Знай, Иван, если он собирается отъехать от меня, я его не трону, не накажу… Я сильных и честных воевод, не интриганов уважаю, но быстро забываю беглецов от царя – за их ненадобностью в построении могучего Русского государства… Я решу скоро, кому быть моей невестой… Королевна?.. Или царевна Черкесская?.. Как говорил слепой, завтра посмотрим… Скажи Илье, чтобы тот наведался к хану Девлет-Гирею, а потом сразу ко мне для дружеской беседы, заинтриговал ты меня царя Рюриковича посылом, мол, не надо гордиться родством от Пруса – от него четырнадцатого колено до великого князя Рюрика … Королю об этом знать не обязательно о моём желании видеть жида Илью, да и о коленах от Пруса до Рюрика…

4
До второй женитьбы царя

После присоединения к Москве Астраханского ханства, Русское государство вновь вплотную приблизилось к землям Северного Кавказа, бывших в подчинении или под протекторатом древнерусских князей Святослава Игоревича, Владимира Святославовича, Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха. Нарушенные за три с лишним столетия связи с народами Северного Кавказа при царе Иване Грозном стали восстанавливаться. В 1556 году делегация из Кабарды прибыла ко двору московского царя Ивана с богатыми дарами и с целым табуном породистых кабардинских скакунов. Кабардинские вельможи от имени властителя Кабарды Темрюка Айдаровича просили царя принять их народ в русское подданство. Кабардинцы устали от набегов татар крымского хана Девлет-Гирея на границе и всем народом решили, что под защитой могучей Москвы и царя Ивана Грозного им будет жить спокойнее. Царь дал тогда войско для защиты от крымчаков и отправил знатных вельмож восвояси с присказкой, когда вы понадобитесь, мы к вам обратимся.

В 1560 году после гибели царицы Анастасии среди членов боярской оказались ярые сторонники союза и дружбы с великим народом отменных воинов, и они в свою очередь тоже обратились к царю с нижайшей просьбой закрепить союз с кабардинским народом царской женитьбой на одной из знатных кабардинок. В том же году царь послал сватов-дьяков Вокшерина и Мякинина в Северный Кавказ «у черкасских князей дочерей смотрети». Красивая, статная невеста для царя нашлась среди дочерей верховного князя Кабарды Темрюка, правнука князя Инала, который по родовому преданию до владения Кабардой некоторое время был мамелюкским султаном Сирии и Египта. Жители Кабарды в Москве и во всей Руси именовались черкесами. Дочь-княжну Темрюка звали Кученей, и строгий отец передал московским послам, что отпустит любимую дочь к царю лишь после того, как тот лично письменно подтвердит, что готов жениться и примет у себя в московских хоромах Кученей и её брата Салтанкула.

Готовящимся к встрече невесты, крещению её и организации свадьбы царя застал посланник Илья, приехавший в Москву с небольшой свитой прямо из Бахчисарая. Царь принял Илью без всяких проволочек.

– Удалось договориться с ханом не терзать наши земли набегам крымчаков, особенно, тогда, когда мы находимся в преддверие военных действий с войсками Сигизмунда и Кетлера?

– Удалось. – коротко ответил Илья и удивил царя такой предельной лаконичностью без желания посвящать в подробности важного дела.

– Ты уже знаешь, наверное, о моём решении не свататься к королевне Екатерине. Или нет?

– Наслышан, государь, земля наша слухами полнится. Дошли до меня, а ещё раньше до хана Девлет-Гиея сведения о твоём решении искать царицу в Кабарде. Хана это ужасно расстроила весть о союзе русского царя с его старым противником Темрюком. Он ощетинился, мол, коварству царю не занимать. Только дорогими подарками его умаслил, добавив, что меня царь надоумил такие драгоценности хану доставить…

– Значит, в спину не ударит хан?

– Какое-то время не ударит… Будет смотреть, как у тебя, государь, пойдут военные дела в Ливонии с войсками Кетлера и Сигизмунда… Но хан напуган тем, как русский государь возвышает царскую власть, уподобляясь византийским императорам… Ему ещё его покойный советник Моисей Старый нашептал, что брак твоей бабки и деда, Софьи Палеолог и Ивана Великого, несёт большую угрозу султану турецкому в перспективе… Хан ведь вассал султана, хоть и пытается проводить независимую от Турции политику… Вот Моисей старый…

– Моисей умер? Он, по рассказам моей матери казался Кощеем бессмертным…

– Сейчас у хана новый советник, племянник Моисея Старого, Моисей Молодой из той же литовско-польской иудейской партии… Так вот Моисей Молодой внушил также нынешнему хану Девлет-Гирею, что через родство Софьи Палеолог с византийскими императорами, и через родство Елены Глинской с ханом Мамаем московский царь Иван Васильевич может ослабить вассальную зависимость хана Девлет-Гирея от султана при попытке создания нового союза царь-хан по примеру союза Ивана Великого и Менгли-Гирея…

– Что для этого надо, Илья?

– Подарки богатые и ещё раз подношения хану… – Илья усмехнулся. – Вкупе с военными успехами царя в Ливонской войне, плавно перетекшей в кровопролитную русско-литовскую войну… Может, зря ты, государь, отказался от трона императора Речи Посполитой…

– Не зря… – царь тяжело вздохнул. – Противоречия исповедания серьёзные и неистребимые пока или навечно… С жидами легче договориться, чем с поляками-латинянами…

– Я так понимаю, что государь готов поставить вопрос о Москве – Втором Израиле, с приоритетом, а потом уже достраивать Москву – Третий Рим?..

– А четвёртому не бывать… – царь задумался. – Слушай, Илья, воевода Шимкович, по его словам, не хотел меня обидеть меня, московского царя Рюриковича, через связь Пруса и Рюрика четырнадцатью коленами… Не мог я отгадать загадки и сути противоречия… Посвети государя, если сможешь…

– А чего не просветить, если учение – свет, а не учение – тьма… Внимай просвещённому иудею Илье… Только без обиды, в знак нашей долгой дружбы и моей верности тебе, государь… Это с твоего отца, Василия Ивановича, с подачи просвещённого отца Филофея и мудрствующих православных митрополитов пошло: мол, прародитель Рюриковичей Рюрик ведёт своё происхождение от Августа кесаря. Вот и пошло, и царь московский и его князья да бояре вывели любопытную, отчасти остроумную, но парадоксальную генеалогию государей московских. Слушай, государь, и не обижайся исторической правде, – ведь на правду глупо обижаться, не так ли? Даже когда правда глаза может уколоть и сердце ранить?..

– Согласен, Илья, на правду не обижаются.

– Так вот переходим к деталям правды, ведь дьявол всегда в деталях, не поверхностных, а глубинных… Август кесарь, обладавший всем миром в древности, поставил своего родного брата Пруса на берегах Вислы по реку Неман. А от Пруса четырнадцатое колено до великого древнерусского государя Рюрика. Складно? Вроде складно… Только из римской истории следует любопытный исторический парадокс: ведь и император Октавиан Август, и император Юлий Цезарь вели свой род по официальным римским языческих богов и богинь в корне, а дальше цепочка Первый Рим, Второй Рим – Византия, Третий Рим – Москва… Четвёртому Риму не бывать… Приехали, Рюриковичи, праправнуки Венеры-Афродиты, богини любви и похоти… Венерины дети…

Царь вздрогнул и не нашёл ничего лучшего, как спросить главу литовско-польской иудейской партии:

– Правда, что Сигизмунд-Август из-за венерического заболевания, из-за «французской болезни», сифилиса бездетен?..

– Говорят при дворе злые языки, – усмехнулся Илья, – а добрые языки помалкивают в тряпочку, чтобы язык не отрубили… Похотлив король, не кандидат на трон Речи Посполитой из-за бездетности…

– Все короли, цари, императоры похотливы, – побурчал себе под нос Иван Васильевич, – работа такая опасная и напряжённая… легко венерическую болезнь неверным мужьям-государям подцепить… потому и жёны им молодые и верные нужны, чтобы проворней справляться с подданными и всеми делами государства…

Хотел царь рассказать Илье о своём покровителе в духовных и государственных делах, деревянном образе Николы Можайском с языческими корнями в святительских одеждах святого Николая Мирликийского, держащем в руках охраняемый град, и меч, который необходим для охраны града, но надолго замолчал, подумав про себя: «Не в коня иудейского духоподъёмный русский православный корм с языческой первоосновой, богиня похоти Венера ему ближе».

Но Илья прервал высокие думы царя, немного скривив губы в лёгкой усмешке, заметил как бы между прочим:

– У людской молвы, слухов придворных – глаза слепого крота, уши дикого ослёнка, зато и язык ядовитой змеи… Вот и до Литвы и Польщи на радость развратного короля долетели слухи и молва с языком змеи ядовитой… Мол, не успели тело царицы Анастасии предать земле, как похотливый царь предался самым низменным страстям, погрузился в самый грязный разгул с развращением юных невинных дел, вдовами не брезгуя… Стал прелюбодействовать зело… Ты же, государь, дал мне высокое царево задание – быть ушами при дворе короля, собирать все слухи о тебе… Между прочим, эти слухи и ядовитая змеиная молва пришлась по сердцу похотливого короля…

– …Даже так? – удивился царь, прервав Илью. – Отчего же?.. Чем я порадовал короля.

Илья со строгим непроницаемым лицом произнес с металлическими нотками:

– Сигизмунд мстительно возрадовался тому, что царь, сменивши свой «многомудрый ум» на «нрав ярый и похотливый» быстрее подорвёт своё здоровье, сердце своё разорвёт или подцепит «французскую болезнь».

– Наши невинные девки, которых я портил, не больны сифилисом! – Царь отреагировал мгновенно и гневно. – не то что наложницы короля…

– Пусть так, государь… Но я должен сказать тебе и о мнении, которое сложилось при королевском дворе, мол, податливость царя нежным чарам царицы Анастасии, любимицы народа, объясняется склонностью царя к шутовскому актёрству и вопиющему лицемерию… Анастасия чаяла видеть царя богобоязненным и смиренным, не способным изменять супруге, ещё бы, она чуть ли не каждый год тебе рожала детей… А тебе, государь, нравилось, разыгрывать перед супругом и всем двором, народом русским роль царя-супруга в этом благородном образе… «Маска благородства царю идёт, а маска похотливого сатира отвращает» – так о тебе сказал король, передаю слово в слово. А ещё, бездетный король Сигизмунд безмерно завидовал царю и царице, когда рождались в Москве подряд шесть царевичей и царевен… И я буду справедливым к королю, он по-своему скорбел горю царя, когда погиб царевич Дмитрий, а потом умерли две маленькие княжны… Хотя как-то страшно обмолвился: «Их всех не перетравишь», словно знал, что царевен и царицу будут травить, а он, как Пилат, зная обо всём, только умоет руки…

– Вот как?..

– Ещё до начала брачного дела с его сестрой-королевной, король, видя некоторое родство душ с царём, по-своему рад был твоему лицедейскому перевоплощению, когда после смерти царицы, царь-вдовец дал волю своим похотливым наклонностям, сбросив благородную личину, обнаружив похотливое истинное лица законченного мерзавца…

– Ну, это уж слишком даже для верного агента-жида…

– Так ты же хотел всё знать о короле. Не гневайся, в правде вся сила и мощь быстро летящего вечного времени. Кто тебе, государь, такое расскажет, государь о том?.. О чём ни одна живая душа в подлунном мире, в твоей Москве не узнает… Хорошо ещё то, что я королю не рассказал о твоём историческом родстве, сочинённым попами, о родстве Руса с Рюриком, а на самом деле, все корни в богине похоти Венере-Афродите… Ведь король и его архиепископы наслышаны о похотливой метаморфозе с царем московским, после кончины царицы… Вследствие чего митрополит Макарий с духовенством обратились к царю с духовным ходатайством, чтобы царь быстрее женился хоть на ком-то, чтобы «себе бы нужи не наводил». Не удалось тебе, государь, примерить лавры императора Речи Посполитой через брак с королевной Екатериной, так будь счастлив в браке с Кученей, что при переводе с кабардинского языка на русский означает «глаза княжны».

– Глаза?

– Именем «Гуэщинэ» или Кученей горцы подчёркивают необычайно красивые глаза своих девушек, которые потрясают воображение их возлюбленных и мужей верных…