Текст книги "История одной поездки (СИ)"

Автор книги: Александр Бойм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Не вдаваясь в подробности, замечу, что Буба полностью согласился с доводами Игорька, сколь резонными, столь и дальновидными, присоединившись к его выбору.

Хотя, честно говоря, его не радовала челночная деловитость Игоря, он предпочел бы видеть того нищим, но влюбленным в свой дурацкий Токомак.

Сам Буба ездил раза в три реже, чем он, зарабатывая достаточно для поддержания скромного существования холостяка-миколога. Безмерно раздражало его зрелище денег, уходящих на длинноногие прихоти, тех самых денег, ради которых гробит себя Игорь, тратя свою жизнь на все это дерьмо.

Разумеется, ничего подобного он Игорю никогда не говорил.

Буба был очень не глуп и уж, конечно, превосходно знал, что раскрывать глаза влюбленного мужчины – занятие бессмысленное и явно убыточное.

– Куда товала пливести? – спросила Ира по окончании переговоров.

– В Синьхуа.

– Синьхуа? – она изобразила на лице непонимание.

– Ну, на площади.

– Плосяди? – Ира перебросилась несколькими переливчатыми фразами с мужем, – не понимать.

– Ну, площадь, круглая, – Игорь начал изображать руками круг.

– Клуглая, – явно не понимая, повторила Ира.

В конце концов она отправила с ними мужа. У гостиницы они показали ему вход на склад, широкоскулое лицо засветилось радостью понимания, он оживленно закивал головой: Холосо, мозно.

– До свидания, – тщательно и правильно выговорил он.

– Погоди, – остановил его Игорь, – а как по-китайски до свидания?

– Не понимать, – озабоченность появилась у него в глазах, он решил, что сделка срывается, и явно представлял себе ярость жены.

– Ну, смотри, – Игорь сделал паузу, – русский – до свидания?

– Да, лусски – до свидания.

– Китайский?

– А, – после продолжительной и напряженной работы мозга изрек китаец, – понимать, – морщины на лице разгладились, и снова сверкала улыбка, – тсей дзянь.

– Тсей дзянь, – старательно повторил Игорь.

– Как, как? – заинтересовался Буба, – тсей дзянь?

– Плавильно, – закивал китаец головой, улыбаясь уже совершено счастливо.

– Твою мать, филолог долбаный. Тебя где носит? – показался из склада разъяренный Олег.

– Все, ждем, – кивнул Игорь торговцу и обернулся к Олегу. – Ты чего орешь?

– Да мне тебя вообще убить надо!

– Колефана, колефана, стеклолеза – тыся лубли, – влез в разговор вчерашний знакомец.

– Да пошел ты со своим стеклорезом… – речь Олега была виртуозна. На лице его виднелись явные следы недосыпа и перепоя.

Изумленный торговец, ошарашенный насыщенной эмоциональностью слов Олега, отпрянул, а тот, повернувшись к Игорю, сказал ему много всяких слов. Вчера камчатская красотка в последний момент ускользнула, причем именно в тот момент, когда он уже снял номер, где и провел ночь в одиночестве и печали, так что темперамент бил у Олега через край. `Наконец он отвел душу и немного успокоился:

– Пока ты шляешься, я здесь воюю с этим очкастым козлом…

– Ну чего, он куртки привез?

– Привез. Конечно, половина красных.

– Я красные брать не буду, сотню максимум.

– Ну я его заставил поменять. Понимаешь, у меня ж юаней нет, рассчитаться с ним не могу. Он просто в ярости, я думал, меня сейчас на ножи поставят.

– Так сбегал бы, поменял.

– Куда сбегал?!! Мои баксы-то у тебя!

– А! Точно, ты ж мне вчера в кабаке отдал.

– Блин, воще, чего я за тебя отдуваться должен?

– Ну, извини, извини. Пошли.

– Ты не мог пораньше прийти?

– Ну ладно, успокойся. Признаю, виноват. Баки я твои раскинул.

– Почем?

– Восемь сорок четыре.

– Нормально. У Мао Цзедуна?

– У него. Слушай, ты товар посчитал? – Игорь окинул глазами склад, где на мешках и по углам сидели злобные туземцы, включая очковладельца, на поверку оказавшегося вовсе не таким безобидным.

– А ты как думаешь? Пока ты шлялся, родить можно было.

Под очками, в щелках глаз, сверкали молнии, на горизонте появились уголовного вида аборигены и уже начали их угрожающе обступать, но Игорь, извлекя из-за пазухи пачки юаней, грозу моментально рассеял.

Торговец профессионально зашелестел купюрами, вполголоса считая по-китайски.

– Олежка, как вчера покуражился? – Игорь чувствовал себя виноватым и затеял безобидный треп, одним глазом следя за очкариком.

– Да… – Олег неопределенно махнул рукой. Как всякий истинный кобель, он неохотно рассказывал даже о победах, а уж о поражениях…

– Слушай, я все думаю, мы в который раз уже в Китае, а по-китайски ни слова не знаем. Даже считать не умеем.

Китаец тем временем досчитал, вновь став вежливым и безобидным.

– Все плавильно.

– Корифан, а как по-китайски считать? – видя полное непонимание, Игорь уточнил, – ну, по-русски– один, два, три… а по-китайски?

– И, а, сынь, сы, у, лю, па, чи, дзю, ши. – Китаец радостно улыбался, чувствуя себя Макаренко. Приятно учить большого белого человека.

– И, а… э… твою мать… э… сы?

– Нет. Сынь, – старательно проговорил очкастый, просовывая язык между зубами.

– Игорюнь, да брось ты это, язык сломаешь, – соболезнуя, сказал Буба.

– Да погоди ты минуту. И, а, сынь, сы, чи…

– Чи – семь, – отрицательно замахал головой китаец, – у – пять.

– Ладно, Буба, пошли, – с отвращением оглядел сцену Олег, – пусть этот полиглот тут выеживается, а мы пока по лавкам пробежимся.

– Буба, ты-то куда бежишь? Нам сейчас товар привезут.

– Да пока нам его еще привезут…

– Они в час сказали.

– До часа весь Китай обегать можно, – вступил в разговор очень суровый этим утром Олег.

– Хрен с вами, пошли. Спасибо, – обратился он к китайцу, – тсей дзянь.

– Тсей дзянь.

– Кстати, а спасибо по…

– Се-се, – прервал его догадливый торговец.

– Ага, се-се…

– Филолог гребаный, ты идешь, нет?

У дверей склада они столкнулись с пышущей жаром, явно довольной собой, миром и прошлой ночью Викой.

– Ребята, вы Андрея не видели?

– Не-а… А что, потерялся?

– Корефана, – набросился Олег на охранявшего склад полицейского, – давай всех отсюда.

– Капитана, – принялся помогать Буба, обращаясь к нему как к лицу, облеченному властью и мундиром.

– Капитана, мы, – он обвел их троих руками, – уходим, – Буба изобразил уход двумя пальцами, – корифанов со склада… – тут он присвистнул и махнул рукой в сторону улицы.

– Холосо, мозно, – вежливо ответил капитана и тут же изрек длинную переливчатую трель, неразборчивую, но очень грозную.

Китайцы подскочили с мешков и растворились в воздухе. Да, сильно здесь уважение к власти.

Само собой, на улице на Олега накинулся наш старый знакомец:

– Колефана, тыся лубли! – стеклорез замелькал в его руке.

– Как ты меня затрахал… – тяжело вздохнул Олег и обреченно вытащил тысячную бумажку.

Китаец долго и старательно прятал ее в своей до великолепия грязной куртке, потом подошел к Олегу и, доверительно его полуобняв, негромко сказал:

– Исе стеклолеза надо? Тыся лубли, оптом десевле мозно.

* * *

Игорь, лежа на куче мешков, лениво наблюдал, как чужие облака катятся по чужому, красноватому от заката небу.

Позади остались мучительные раздумья о выборе товара, о том, чему отдать предпочтение: детским ли костюмчикам, шелковым ли рубашкам, рискнуть ли купить кожаные кошельки или, может быть, беспроигрышные футболки…

Игорь вымотался, и ему хотелось поскорей сдать товар и отправиться спать. Вдоль стены склада фирмы-грузоперевозчика, наглой, как все монополисты, громоздились кучи разномастных мешков, вокруг которых бродили скучающие челноки.

В свое время в один момент запретили брать в поезд больше тридцати килограммов и открыли эту грабительскую контору, берущую за провоз на семьсот километров по доллару с кило. Разумеется, от этого мудрого решения пострадал исключительно бедолага уфимец или москвич. С лихвой, с лихвой оплатит он все дорожные поборы, когда будет покупать все то, что мирно дремлет сейчас в мешках.

– Не знаю… может, мы зря эти кошельки взяли? – задумчиво изрек лежащий рядом Буба.

Игорь, слышавший это раз в двадцатый, отвечать поленился.

– Буба, заткнись, – не поленился Олег, лежащий чуть поодаль.

Олег, взявший таки реванш и неплохо вроде бы затарившийся, был устал, но благодушен. Фил же с Лешей добирали благодушия из бутылки рисовой водки.

Их ощущения от поездки были значительно хуже. Вика, оказавшаяся на редкость липучей особой, целыми днями преследовала Фила, неизменно настигая его вечером. Так что вчерашний ее отъезд его немало обрадовал. Не могу не отметить, что чутье Олега, чутье истинного самца, вызывает у меня глубочайшее уважение.

Ну а Леша умудрился с похмелья купить женских плащей, свободно висящих на любом мужчине, и теперь спасти его тысячу баксов могла, пожалуй, только женская баскетбольная лига.

Отмечая это печальное для всех честных челноков событие с Филом, празднующим отъезд Вики, они насосались до такого состояния, что с тоской ожидали теперь свидания с женами и КВД.

Безжалостные соратники язвили на их счет, как могли. К сожалению, надо отметить, что к концу китайских мучений челнок доходит до крайней степени скотства и самоотвращения.

Собственное тело, грязное и потное, становится ему противно, злоба и раздражение, порожденные гражданами Поднебесной, ищут выхода и, увы, конечно же, его находят.

– Олег, выпить не хочешь? – протянул Фил пластиковый стаканчик.

– Вообще-то хочу, – Олег с наигранной осторожностью принял водку, – а это, случайно, не твой стакан?

Фил стоически промолчал, скривив губу.

– Игорек, ты не знаешь: через стакан заразиться нельзя? – издевающийся Олег изображал озабоченность.

– Ну, это смотря, что у них, – подыграл Игорь, – вообще, говорят, сифилис сейчас бытовым путем не передается, опять же водка дезинфицирует… хотя я бы не рисковал.

– Да? Ну, ладно, я тогда лучше из бутылки хлебну.

– Мужики, хватит стебаться, без вас тошно, – скривился Фил.

– Никто не стебется… – Олег сделал основательный глоток из бутылки, – пивка дайте, – прохрипел он, протягивая руку. Запив и передав Игорю бутылки, он продолжил:– Никто не стебется, все вам сочувствуют. Хочешь, я тебя познакомлю с хорошим венерологом? За полгода на ноги поставит.

Глотнувший и запивший Игорь поддержал:

– Вообще, думать надо было вчера. Продажный секс, какой позор! Вы хоть знаете, что изменять жене нехорошо? Это послужит вам хорошим уроком, особенно, Леша, тебе. Ну, я еще понимаю, этот распутный пацан… но ты, взрослый мужик, отец двоих дочерей… не ожидал от тебя, не ожидал…

– Да ладно, ребята, чего вы каркаете, – заговорил простодушный Леша, – может, еще обойдется.

– Ну как это обойдется, – сочувствующим тоном сказал Игорь, – сифилиса-то, может, и не будет, но трихомоноз наверняка. Хорошо еще, если не китайский триппер.

– Да, у нас же его лечить не умеют, – плясал на костях Олег.

– Идите на хер, – слегка разозлился Фил.

– Какая однобокость: нам на хер, проститутке на хер… Как мы там все поместимся?

Неизвестно, до какой степени дошло бы это измывательство, если бы к ним не подошел некто, судя по недешевой кожаной куртке, толстенной золотой цепи и общей развязности облика, москвич.

– Мужики, прикурить не будет?

– Держи. – Олег кинул зажигалку, и она, описав красивую дугу, приземлилась в руке москвича.

– Спасибо. Ребята, а вы откуда? – начал он обычный скучающий челночный треп.

– Из Питера, – поддержал беседу Буба, – а вы из Москвы?

– Точно. А как догадался?

– Да вон у вас куча какая, сразу Москву видно.

– Да ладно, у вас тоже не мало. Молодцы, смотрю, одинаковые пакуете? – сказал он, похлопывая по мешку.

– Ну, мы друг друга не первый день знаем, на хрена нам эти разборки?

– Мы раньше тоже по среднему проходили, но как началась эта херня: у меня мешок меньше… у нее больше… Теперь каждый свое вешает, и, блин, ведь главное, всем же хуже. Все из-за наших баб визгливых. У вас, я смотрю, одни мужики?

– А на фиг они нужны? Таскать еще за них.

– Чего таскать? – не понял тот и округлил изумленный глаз. – Вы что, сами грузить будете?

– Ну не здесь, конечно, во Владике, на вокзале. Там грузчики совсем борзые. Олежка, сколько они в прошлый раз хотели?

– Совсем охренели, по двадцать баков. Я этот мешок за двадцать баксов до Питера донесу, не то что до вагона.

– Мужики, так же надорваться можно. У меня здесь тонны три, как я их на себе-то попру?

– А чего? Скинули с КамАЗа в тележки, потом в вагон закидали. Нормально.

– Да, ребята, молодцы… ну да я смотрю, вы молодые все.

Беседа еще долго текла подобным же образом, касаясь недобрым словом таможенных и железнодорожных тарифов, надоевшей местной шпаны и другой гадости. Как мне ни горько это признавать, но промелькнули в разговоре и некоторые откровенно расистские высказывания.

В процессе становления столичной дружбы они допили бутылку, после чего москвич сходил еще за одной. В наступающей вечерней прохладе вторая бутылка кончилась так же быстро. Теперь незыблемые законы гостеприимства принудили Игоря с Бубой сбегать в ближайшую лавку за основательной добавкой.

Постепенно к импровизированному банкету подтянулись еще двое москвичей. Устыдившись выпивания за чужой счет, они притащили хлеба и тушенки вместе с десятком пива. Игорек уже слегка осоловел, когда к нему подошла Лариса и потрясла за плечо.

– Иголя, посли. – Она отвела его чуть в сторону и продолжила: – Колефана на весах согласна. Пелвые двадцать месков на весы, длугие мески не надо. У вас легкий месок пометены?

– Помечены, помечены. Деньги как всегда?

– Да, пятьдесят доллалов ему, пятьдесят мне.

– Хорошо. Когда мы идем? – Игорь сунул ей два зеленых полтинника.

– Сейтяс эта глуппа, потом вы.

– Понятно. Буба, запиши на меня сотку баков.

Буба, исполнявший обязанности писаря, аккуратно заносил в тетрадочку все расходы, чтобы вечером распределить их по числу мешков, немедля извлек свой кондуит и записал, подсвечивая себе зажигалкой, после он, впрочем, не преминул полюбопытствовать:

– За что?

– Потом объясню. Олежка, найди бригадира.

Китаец командующий грузчиками, появился как из-под земли. Это был старичок, в стареньком френче, весьма хилый на вид, как и все местные грузчики. Жутковато становилось, когда такой низенький и худосочный малыш один тащил мешок, иной раз за триста кило.

– Сколько месок? – спросил старичок и, пробуя вес, подергал один из мешков за угол.

– Буба, сколько там у нас мешков?

Последовал немедленный ответ:

– Девяносто восемь.

– Два юань, – с трудом выговорил китаец.

– Два? – изумился несуразной цене Игорь. – А юань? – блеснул он зазубренными познаниями.

Китаец отрицательно замахал сразу обеими руками и головой:

– А ши юань.

– Двадцать юаней? Да ты что, гребанулся? Пять, у юань.

– Отень десево, – категорически заявил возмущенный китаец. – Пятнадцать юань– самый минимум.

– Иголя, пола, заносить мозно! – прокричала Лариса.

– Сейчас. Ну что, корифан, сколько самый минимум?

– Чего он хочет? – подскочил сбоку Буба.

– А, – махнул рукой Игорь, – офигел совсем. Ну чего, корефан, пять юаней – да, нет?

– Мозно, – решительно рубанул рукой китаец, – десять два юань, мозно.

– Двенадцать юаней!? Ты что, издеваешься?

– Иголя, быстлее! – орала изо всех сил Лариса.

– Все, пошел на хер. Буба, кинь мне на спину тот, с кружком. – Кружком были обозначены мешки полегче.

– Ты что, их сам носить собираешься?

– Сейчас сломается.

Действительно, едва только мешок оказался у Игоря на закорках, как китаец, почувствовавший, что так можно и вовсе ничего не заработать, кинулся к нему и заголосил:

– Колефана, есе тють-тють мозно! Десять юань! – увидев, что Игорь, отмахнувшись, продолжает идти с мешком, он наконец сломался. – Семь юань, самый минимум, мозно.

– Давай, – Игорь скинул мешок на землю, – Буба и Фил, со мной к весам, Леша и Олег, первые пускайте с кружком.

– Иголя! – вопила уже Лариса.

– Идем! – крикнул в ответ Игорь и продолжил вполголоса: – Значит, так, мужики. Буба, ты пишешь, чего он там навешает. Олег, когда увидишь, что я нашего директора отвел, бежишь к ребятам, и пусть китайцы тащат мешки с кожей и куртками мимо весов.

– Чего, с весовщиком договорились? – как всегда не вовремя, залюбопытствовал Буба.

– Договорились, – отмахнулся Игорь, – ребята, все ясно?

* * *

Грузчики, пробегая в складские двери, скидывали мешки на напольные весы, весовщик лихо щелкал грузиками и громогласно объявлял: девяносто восемь… сто пятнадцать… Мешки мгновенно взмывали в воздух и складывались в углу ровными штабелями.

Чуть в стороне стоял менеджер китайского отделения фирмы.

Его лицо, начисто лишенное безобразящей печати интеллекта, находилось в вопиющем противоречии с этим гордым званием. Весь облик его: и тупой пустоты взгляд, и коротенькая прическа, нависающая безо всякого промежутка над бровями, и лексикон из полусотни слов – подтверждал весомой достоверности легенду о мафиозной природе конторы. Одет он был с некоторой даже чрезмерной характерностью: мужественный облик менеджера подчеркивался кожаной курткой и спортивными штанами с неизбежной надписью Adidas. Все это заставляло задуматься об огорчительной провинциальности Приморья. Его столичные коллеги к описываемому времени давно переоделись уже в костюмы, а некоторые, наиболее передовые, даже отказались от пиджаков ядовитых раскрасок.

Игорь, подойдя к нему, таинственно и деловито зашептал, предлагая отойти и поговорить. Тот согласился и, переместив папку, до этого зачем-то раскрытую, под мышку, отошел. Кстати говоря, папка эта, весьма солидное кожаное бумагохранилище, в совокупности с общим обликом придавала ему на редкость нелепый вид.

Игорь весьма ловко встал лицом к мешкам и грузчикам, вынудив того соответственно расположиться к ним спиной. С этим низколобым красавцем дело обстояло круче, сотней тут было не обойтись. После некоторого предварительного обоюдного обнюхивания, состоящего из взаимных междометий и аккуратных наводящих реплик Игоря, компромисс был найден: сбрасывается по десять кило с мешка, прибыль пополам.

Пока Игорь неторопливо вел эти несложные переговоры, пока довольный парень умножал девяносто восемь на десять с последующим делением пополам и с радостной улыбкой обдумывал, сколько отдать управляющему, а сколько зажилить себе, подгоняемые грузчики протащили уже мимо весов все тяжелые мешки.

Игорь радостно отметил это косящим взглядом, сегодня им везло, и удавались все мыслимые жульничества с весом. После окончания блестяще проведенной операции Весы последовал долгий и нудный процесс оформления груза. Но все имеет конец, настал и тот долгожданный час, когда автобус потащил их усталые тела по тряской дороге, тяжело подпрыгивая на частых ухабах.

Лариса произнесла традиционное заклинание, требуя собраться с вещами в холле к восьми. Как человек опытный, она, разумеется, превосходно понимала, что едва ли они будут готовы и к девяти, но также она знала и то, что подобное нагнетание ужаса– единственный способ успеть к десятичасовому поезду.

Из-за затянувшейся погрузки в гостиницу они приехали уже поздним вечером. Покрутив журчащие краны и вытянув из них лишь пару капель грязной воды, они плюнули и рухнули спать. Впрочем, у Фила и Олега хватило еще сил дотащиться до ресторана и устало поковырять в тарелках.

* * *

С утра Игорь отправился вместе с Бубой за покупками: это последнее китайское утро традиционно оставляется для подарков себе и родным. В своеобычной челночной запарке со всей ее беготней и мучительными раздумьями как-то не остается для этого ни времени, ни сил. Каждый раз, пробегая мимо лавки или прилавка, на котором лежит что-нибудь подходящее для тебя самого, привычно думается, что успеешь еще в это последнее утро. Конечно, когда оно таки наступает, оказывается, что лавка закрыта, вещь продана или ты просто не можешь вспомнить, где ее видел.

Однако на этот раз Игорь позаботился обо всем заранее и купил чудную шубку черной лисы. Лишь рассчитавшись, он задумался, что, во-первых, уже не сезон, а во-вторых, дороговато.

Однако, представив, как горделиво будет смотреться она на Лане, он утешил себя сомнительным, что если не сезон, то должно быть дешевле.

Ребята, увидев эту шубку и узнав о цене, крякнули, но похвалили (вообще-то, надо быть полной свиньй, чтобы ругать покупку ценой в полмашины, хотя бы и не новой). Впрочем, Буба не сдержался и пробурчал что-то насчет некоторой нескромности таких покупок. Ну да Буба он и есть Буба.

Туманное утро витало над тихим еще городком, скрипели колесами редкие еще велорикши, торговцы спешили к своим лавкам, кое-где поднимались уже жалюзи и разносились первые пронзительные голоса. Навстречу попалось несколько скучающих челноков, так же, как и они, вышедших за подарками, – на серьезную тарку стоит выходить попозже. Дружелюбно раскланялись с ними и несколько вчерашних москвичей.

Редкий патриотизм будит в челночной душе даже краткое пребывание в Китае, радостно ловит он звуки родной, густо перевитой матерком речи, европеоидное лицо вызывает в нем живейшую симпатию, а рязанскую мордашку первого пограничника ему просто хочется расцеловать. Но, увы, увы, недолго тянется это наваждение, первое же общение с отечественным таможенником разбивает его вдребезги.

Они зашли в довольно пристойный, по здешним меркам, магазинчик, торгующий исключительно шелковыми вещами, – именно здесь были куплены оптом шелковые рубашки (по крайней мере, так они назывались). Тогда Игорь присмотрел здесь прелестные шелковые халаты, которые и торговал теперь себе и Лане. Буба, напротив, стоя у соседнего прилавка, осматривал шелковые рубашки, разительно отличавшиеся как по цене, так и по качеству от купленных на продажу.

Произошло обычное встречное опыление идеями, в результате которого Игорь решился купить полдюжины рубашек, а Буба соблазнился халатом. После недолгого торга, в котором они упирали на свои крупнооптовые заслуги, а торговцы улыбчиво кивали головами и сбрасывали цену, сделка века была совершена. Буба в халате за тридцать баков – это зрелище.

По выходе из магазина Игорь лениво повернул голову и проговорил:

– Ну, слава богу, а то Ланка еще в прошлый раз просила меня халат привезти, а я чего-то нигде не видел. Ей уже махровый надоел, да и лето скоро…

– Угу, – злобно промычал Буба, с трудом сдерживаясь.

* * *

Вагон невероятно медленно, подолгу простаивая на стрелках, полз в ночи, но все же он двигался к дому, и, конечно, радостная эта поступь, как верстовыми столбами, отмечалась пустыми бутылками, – ведь вагон ехал домой, туда, где пирожки с мясом и чебуреки, где в ларьках торгуют хот-догами и колой, туда, где из кранов течет горячая вода и где гостиничные кровати покрыты чистым белье, туда, где цивилизация.

Китайская граница осталась позади, одарив их всеми неизбежными гадостями, какие только может родить сознание, извращенное безграничным восточным деспотизмом: с огромной очередью, которую непременно надо пропустить через одну дверку, с бессмысленным сидением нескольких сот людей в тесной комнате, с высокомерными приказами форменно-погонных людей, сколь бессмысленными, столь и издевательскими. Впрочем, все эти прощальные радости очень китайской, не очень народной и совсем уж не республики даже сравнить нельзя с временем, когда весь этот путь надо было проделывать, перетаскивая на себе несколько сотен килограммов.

В этом же вагоне ехали и москвичи, что не могло, разумеется, не привести к беспробудному пьянству. Кроме них, ехала там же и группа из Белгорода, состоящая преимущественно из громоздких базарных теток. Было их много, и все они с завистливым неудовольствием поглядывали на выпивающих.

Им предстоял сегодня еще проход через таможню с боями: пытаясь избавить себя от утомительной оплаты груза, они под завязку набивали свои тридцать кило, чем разительно отличались от челноков столичных, гнушающихся грошовой при их оборотах экономии и отправляющих весь товар багажом. И теперь провинциалы опасались, что соседи, напившись, начнут буянить и мистическим образом навлекут на них гнев пограничного начальства. Было это, разумеется, полным бредом, но вполне достаточным для приятного скандала со столичными богатеями.

Возникшее было напряжение несколько развеялось, когда выяснилось, что одной женщине из их группы, расплывчатой толстушке лет тридцати пяти, Игорь ненароком помог.

Он обнаружил ее со струящимися по лицу слезами, мешающимися с темной тушью, в окружении десятка злобно орущих велорикш. Тут же, у входа в ее гостиницу, громоздилось штук двадцать коробок.

Она сговорилась с рикшей на пять юаней, – цена, кстати говоря, непомерная, китайцы платят два. Тот, ощутив, что имеет дело с неопытной простофилей, немедленно собрал шарашку таких же, как он, мерзавцев и требовал теперь по пять баков с коробки.

Игорь, находившийся отчего-то в благодушном настроении, почувствовал в себе ростки губительного благородства и устремился к ней на помощь. Сокрушительным матом и дикими криками с обещанием позвать капитану ему мгновенно удалось сбить сумму шантажа до сотни юаней, но на этой цифре рикши уперлись.

На счастье, мимо проходил тот самый старичок-меняла из Пассажа, который, грозно прокричав что-то на китайском, тех припугнул, и цена рухнула до двадцати.

Тетенька, утерев мордашку, с рикшами расплатилась и собралась было Игоря долго благодарить, но тот из-за недостатка времени и общей нелюбви к благодарностям это пресек и, наказав самой с рикшами не связываться, а заставлять торговцев привозить товар в гостиницу, побежал дальше, испытывая слегка стыдливое самоуважение.

Однако расплаты за доброе дело он, конечно, не избежал.

Толстушка, подсев к их пьянке, изводила его назойливыми благодарностями, кроме того, в глазах у нее читалось явное предложение. По мере того как она напивалась, ее порыв к излишнему самопожертвованию разрастался и крепнул.

Впрочем, была от нее и известная польза: она приволокла к столу кое-какую закуску и, что главное, буханку почти свежего хлеба, тщательно завернутого в полиэтилен. В сочетании с водкой и тушенкой, в изобилии имеющихся у мужчин, это составило пиршество богов.

Умный Олег, выпив полстакана и основательно закусив, отправился на верхнюю полку отсыпаться, часа через два составил ему компанию и Фил, от усталости осоловевший в рекордные сроки.

Пьянка дошла уже до той стадии, когда люди расползаются вздремнуть, а оставшиеся пять-шесть человек ухитряются вести в купе плацкартного вагона несколько громогласных, но в то же время совершенно отдельных и даже интимных бесед.

Вот и сейчас двое москвичей, сидевших у окна, предавались с Бубой и Лешой своеобычному челночному трепу ни о чем, время от времени грохая изрядными порциями:…и тут он мне пошлину поставил – я за столько не то что не купил – я за столько не продам……ах ты, стерва, говорю, узкопленочная……ну да, у нас вот тоже, помню, был один в таксопарке… А возле прохода сидели друг против друга Игорь и белгородская толстуха. Она несла какой-то пьяный вздор, не оставляя, впрочем, своих блудливых целей. Игорь односложно что-то ей отвечал, тяготясь, но все же поддерживая беседу.

Буба, оживленно болтавший с москвичами, не забывал с глубоким интересом и с нескрываемой иронией следить за развитием событий. Белгородская красотка упилась уже до такой степени, что не обратила внимания даже на немаловажную новость.

– Блин, – посетовал Леша, – таким макаром мы можем на таможню не успеть.

– Ну и че, – откликнулся один из москвичей, – водка есть, – сверкнул он в улыбке золотым зубом, – здесь и заночуем.

– Так завтра же во Владик товар придет, на фиг это надо– ворочать его не жравши, не спавши.

– Не волнуйся, успеешь и пожрать, и поспать.

Это прозвучало грубовато, и второй москвич, тот что потрезвей, постарался загладить легкую бестактность.

– Ребята, а вы че, не знаете? Нам сказали– в лучшем случае через три дня.

– Ой ё, – откликнулись на разные тона ребята, – а кто сказал-то?

Источник оказался вполне авторитетным, и они слегка приуныли, ведь доподлинно известно – где обещают три дня, будет неделя.

– А, суки, – горестно громыхнул Леша, – ведь такие бабки берут… а вы дать им не пытались?

– Да не берут… говорят, у них строго в порядке поступления. Понимаешь, им самим это на фиг не надо. Просто эта гнида, наш премьер, когда был в Китае, пошептался с какой-то ихней гнидой, и переход теперь ночью не работает, очередь до горизонта, КамАЗы туда и обратно за день не успевают.

Под горестные причитания Бубы бутылка была распита почти мгновенно, и москвичи, изрядно окосев, отправились куда-то то ли за добавкой, то ли спать, в пьяном дурмане это было туманно и неясно. Тут, оказавшись почти наедине, белгородская секс-прима осмелела и с пьяной интимностью осведомилась:

– Я тее нравлюсь?

– Кх-м… угу… это… ну, да, – потерялся Игорь.

– Нет, ну ты посмотри, какие у меня сиськи, – с этими словами она ухватила Игоря за руку и прижала ее к означенной железе, располагавшейся непосредственно под майкой, без всяких промежуточных преград.

Игорек остолбенел настолько, что вырвал руку только спустя несколько секунд, успев, впрочем, обнаружить противную дряблость и обвислость. Он подскочил с полки и устремился в тамбур, боковым взглядом увидев, как Леша валил слабо сопротивлявшуюся женщину навзничь.

Игорь курил в темноте тамбура, раздраженно клянясь себе никогда больше в чужие дела не влезать. Больше всего на свете хотелось ему не видеть и не слышать никого и ничего, хотелось забыть о Китае, о таможнях и границах, хотелось просто так стоять в тамбуре одному и курить, хотелось очутиться дома, с Ланкой, в тихой чистоте их маленькой квартирки…

Мысли его были прерваны Бубой, гогоча ворвавшегося в тамбур, ткнувшего в зубы сигаретой, чиркнувшего ослепившим огоньком и, все еще гогоча, булькая от восторга, заговорившего:

– Игорюнь, там такое…

– Буба, а зачем мы здесь?

– Что? – не понял тот.

– Да нет, ничего, – отвернулся Игорь и, затянувшись, посмотрел в бездонную темноту.

* * *

День летел за днем, Владивосток, стоявший за окном, сжатый между двух заливов, с каждым днем все более наполнялся весной. Но наших друзей не радовала ни широкая гладь океана, ни солнце, припекавшее с каждым днем все сильней, ни даже стремительно укорачивающиеся юбки жен и дочерей моряков.

Они изнывали от тоски и безделья, единственным их занятием и развлечением было ежедневное хождение на таможенный склад с выслушиванием тоскливо однообразного: Груз еще не вышел.

Игорь, лежа на кровати трехместного гостиничного номера, пытался читать. Слова незатейливого детектива неохотно складывались в предложения, теряя всякий смысл в абзацах и страницах. Не понятно откуда появившийся двенадцатизарядный кольт, Крис какой-то… Бред.

Детективы ему надоели, пить водку с Лешей и Филом надоело еще раньше. Не нравилась и тональность разговоров с Ланой, с каждым разом становившаяся все холоднее и односложней.

Да… нет… хорошо… не обижаюсь… пока… – все это занимало его мысли, раздражая. Мужчины вообще мнительны.