Текст книги "Пассажиры"

Автор книги: Александр Борзов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Среди этих камней, в этой вечерней тиши располагалось здание Магического театра. Оно напоминало маленький храм, окружённый высоким бетонным забором, чью надпись над деревянной дверью скрывали кроны деревьев. Рядом висел стенд с афишами спектаклей от «Превращения» до «Чапаева и Пустота» с известными столичными актёрами.

– Афиша старая, – присмотрелся Ринат, – Михаил Ефремов тут, Евгений Миронов…

– Театр давно вообще работает? – спросила Ярослава.

Её слова совпали со звоном набата, прозвучавшим за спинами ребят со стороны Елизаветинской церкви. Звон был мощным, словно он пытался разбудить безлюдные улицы. Казалось, что фонарный столб будет трястись от ударов звуковых волн, а лампа упадёт троице на голову.

– Давайте зайдём уже, – Семён почувствовал холод. Вся ситуация напомнила ему старые мистические сказки о заблудших странниках, которые, спасаясь от непогоды, должны были спрятаться в укромном месте.

Сначала они постучали. Никто не ответил. Затем Ринат плечом надавил на дверь, и та, как будто всплакнув, отворилась. Трое молодых людей не сразу решились шагнуть на территорию. Там не горело ни одного фонаря. Одна темень. Только грунтовая дорожка, а по краям – сады из полуголых кустарников. Ринат испугался. Его воображение тоже рисовало мрачную картину.

«А что, если по дороге на нас нападут бешеные собаки?».

Однако он решил показать себя храбрецом и шагнул первым. За ним пошли. Семён даже решил закрыть за собой дверь. Троица быстрыми шагами направилась к крыльцу театра. Это было обычное серое здание с витражными окнами, похожее на купол. Без всяких ухищрений и излишеств.

Ребята постучали в двойные двери. Внутри замка что-то щёлкнуло, и одна из дверей приоткрылась. Ринат оглянулся на своих спутников. Те выразили недоумение, но при этом желание войти. И они вошли.

В вестибюле находилось несколько молодых людей, похожих на клерков. Мужчины и женщины, одетые по деловому стилю, стояли по всем углам помещения, держали в руках планшеты и записывали что-то спешно ручкой на листочках.

– Проходите, раздевайтесь, – к ним подошёл один из этих людей. Это была приятная и симпатичная девушка, которая всё время улыбалась.

– Простите… – начал Семён.

– Не беспокойтесь, сам маэстро не против гостей. Он пока репетирует. Но всегда не прочь провести время со своими поклонниками.

Трое ребят знали, что по произведениям Перфилова снято несколько фильмов и сериалов, а также поставлено бесчисленное количество спектаклей по всей стране и за рубежом. Везде были задействованы профессионалы своего дела – известные продюсеры, режиссёры, актёры. Сам Перфилов в своих интервью говорил, что не любит экранизации и инсценировки, что на это он шёл ради дополнительного заработка. А ещё Перфилов любил своих поклонников. Он не терпел разных банкетов и мероприятий со звёздами шоу-бизнеса, деятелями кино, литературы и театра. Он предпочитал всё больше сидеть со своими поклонниками и вести с ними диалог.

– Проходите за мной, – и девушка повела их через несколько коридоров. Они были украшены фотографиями великих артистов Советской эпохи, когда-то гастролировавших здесь, в Ретрограде. Девушка, тем временем, привела троицу к двойным дверям.

Так трое ребят оказались в зале театра. Постояв среди пустых кресел, они нерешительно двинулись к сцене. Она была ярко освещена. И пуста.

Семён вспомнил, как когда-то в детстве он с отцом зашёл в заброшенный кинотеатр. Кресла такие же были пустыми, но некоторые – с порванной обивкой, другие – разрушены в щепки или повалены на бок. Любой шаг, любое прикосновение и кашель от попавшей в горло пыли грозили ответом. Это махали крыльями обеспокоенные голуби. В этом мраке еле виднелось серое полотно экрана. Здесь Семёна обуяло такое же чувство заброшенности. Словно этот зал с пустующими местами и сценой таил в себе какую-то болезнь, которую тщательно скрывают, но которая видна невооружённым глазом.

Ребята не знали, что делать дальше, и стояли у самой сцены, продолжая озираться по сторонам. Внезапно они услышали шаги, сопровождаемые громким звоном. Перед ними на сцене появился взрослый человек в джинсах и рваных кроссовках. На нём была чёрная майка с фотографией молодого Сталина. На изображении он был в пиджаке, с платком вокруг шеи и с причёсанной назад шевелюрой. Ниже фотографии была надпись: «Did you know that Dzhugashvili was a hipster?».

– Ждёте меня? – спросил он. У этого человека были прикованы цепи на ногах. Но ребята даже не заметили этого. Их привлёк его голос. Голос был как звон набата, который троица услышала ещё на улице. Они почувствовали возбуждение, словно пришли на концерт любимого исполнителя и воочию увидели своего кумира. Ощутили и вдохнули в себя его неуёмную энергию и силу. Вот он! Перед ними! Сколько раз они видели его вживую на презентациях новых книг и уже привыкли к его появлениям. Но сейчас он с ними лично заговорил! И это было впервые.

– Поднимайтесь сюда, – позвал он таким голосом, каким обычно детвора зовёт друг друга поиграть на улице.

Семён решил подняться первым и вплотную приблизился к Перфилову. Вид его был уставшим и измученным. Пахло от него водкой и хлебом. Но он не был пьян. Из-за яркого света Семён не видел оставшихся внизу Рината и Ярославу. Они так и не решились подняться.

– Вам отдельное приглашение, друзья? – спросил Перфилов.

Ринат и Ярослава ещё недолго стояли в молчании и нерешительности. Понадобилось несколько секунд, чтобы они поднялись на сцену. Они всё ещё пожирали писателя обалдевшим взглядом.

А Семён стал уже меньше тушеваться, и дрожь в коленях постепенно утихала.

– И почему вы не были на презентации своей книги? – спросил он. – И к чему эти цепи на ваших ногах? Кто вас заковал?

Перфилов не сразу ответил. Он стоял в задумчивости, понурив голову, как ребёнок, уличённый в проказе. На несколько секунд у всех четверых создалось ощущение, что они находятся нигде. В этой пустоте, под ярким светом на сцене.

– Понимаете, – голос писателя показался тревожным. Семёну он напомнил как раз взмах голубиных крыльев, – понимаете, я устал от писательства.

– Как так??? – подала голос Ярослава. Семён и Ринат оглянулись. Встревоженно посмотрел на неё и Перфилов.

– А вот так. Я чувствую себя рабом одной роли. Я написал 10 книг. Все они в основном интеллектуальные триллеры с элементами фантастики. Авантюры, погони. Живые персонажи (зачастую духовно покалеченные своим окружением в детстве), психология отношений между героями и их тонкости. Меня любят за живые сюжеты и за живых персонажей, в которых мы почти всегда видим себя. Многие критики и читатели говорят о том, что я умею смешивать жанры. Но в основе своей одна и та же проблематика в моём творчестве. Как будто я не живу, а давно перерыл все свои воспоминания и раздарил своим персонажам. Больше мне дарить нечего. Я пуст.

Я чувствую, что мне тошно. И понял, что пишу об одном и том же, просто немного в разных стилях. Убийства, депрессии, детективные интриги. Всё по программе. Я словно пошёл на поводу у читателей. У массмедиа. Словно я пишу не от сердца, а на заказ.

– Ваши книги интересные! – прервал Ринат.

– Спасибо, но… Я могу назвать только «Безумция невиновности» и «Гвоздь» своими лучшими работами. Всё остальное – повторы.

– Умело переделанные, – вставил Семён. Он вспомнил свой разговор с Ринатом в кафе и посмотрел на него. Тот всё понял. Первые два романа были шедеврами не только со слов Семёна, но и автора.

– Именно, – воодушевился Перфилов, – многие, особенно мои поклонники, всё ещё считают их великолепными произведениями. Мне приятно. Но есть одно «но». Порой мне кажется, что это из вежливости. В их отзывах сквозит единое мнение: «Перфилов ИСПИСАЛСЯ». Уверен, ещё парочка книг, и пузырь лопнет. Книги автора должны быть максимально разными, чтобы каждая читалась с интересом, а не выборочно прочесть и забыть. Какой же смысл читать каждую, когда достаточно любой одной, а остальные можно не брать, мол, и так всё однообразно и понятно. Эти книги не войдут в историю. Вот «Безумция…» и «Гвоздь», может, войдут, и то я не ходячая гарантия, которая отвечает за испытание временем. Скажу честно, в последние годы я сильно увлёкся вниманием публики, что стал писать вторичный материал. Я стал исписавшимся беллетристом. Герои и сюжеты почти те же, только разные имена у них. Ну и, конечно, деньги. Они тоже важный фактор гарантированной сытости. Куда без них!

– Вы достаточно заработали? – спросил Семён. – Для своей… Простите, но о вашей семье ничего не известно.

– Моя жена и мои дети живы-здоровы. И это их выбор оставаться в тени. У них свои заботы, своя деятельность, я их люблю и до сих пор с ними счастливо живу. А деньги… Что ж, их всегда бывает мало. Но я не жалуюсь. Деньги всегда надо зарабатывать. Для них нет слова «Стоп!». Они же инструмент в твоих руках для личных целей. И главное, чтобы не было наоборот. Чтобы ты не стал для них инструментом. В моём случае, сами понимаете, что литература не самое прибыльное дело, хоть и считается престижным ремеслом. Есть множество других заработков – кино, бизнес, вложения и т. д. Нужно постоянно крутиться. Это труд.

– Согласен, – сказал Ринат.

– Но где вы черпаете энергию? И желание работать? – спросила Ярослава писателя.

– К чему-то привыкаешь, а что-то желаешь от роду. Всё по-разному. Адаптация. Я один из тех, кто верит, что ничего просто так не бывает. Жизнь – увлекательная штука.

– И что на этот раз? – спросил Ринат. – Что вы будете теперь писать?

– Хм, вот как раз для таких, как вы, мой дорогой поклонник, я и боюсь меняться. Боюсь, что вы не примете меня. Хотя я художник и должен делать то, чего не требует массмедиа. Я должен импровизировать, а в итоге, – и Перфилов зазвенел цепями на ногах.

– Но быть популярным, быть великим – это пища для искусства, – парировал Семён, – или вы хотите кончить, как Голодарь Кафки?

– Одни художники справились, а другие стали тенью самих себя. И, кстати, вы путаете популярность и величие. Между ними я бы добавил ещё известность. Популярность бывает разной. Например, Маяковский и Есенин были популярны, и даже после смерти они стали уже великими. Таковыми были и «The Beatles». Эти вообще были популярными в 60-х, а потом известными, потому что время их прошло, но звёздный статус не уменьшился. В наше же время популярность – это то, что обсуждают каждодневно. Зачастую это дешевизна артистов, не блещущих интеллектом. Это что-нибудь понятное и простенькое. Даже пошлое и мерзкое. Не требующее особой пищи для размышлений. Или, например, личная жизнь этих субъектов напоказ в социальных сетях. Они не войдут в историю, но они зарабатывают бешеные деньги за счёт рекламы и корпоративов. Это плохо?

– Деньги – это прекрасно! – ответил Семён. Судя по взгляду Рината и Ярославы, они не совсем были согласны с таким утверждением.

– Есть исключения среди популярных. Давайте ещё вспомним Фицджеральда, который тоже был популярным, а потом интерес к его творчеству угас. Но судьба та ещё шутница, потому что после смерти его труды стали великими. А упомянутый вами Голодарь стал потом ненужным со своим необычным видом искусства голодания. Это очередная трактовка о «голодном художнике». И ненужном в то время, в котором жил Кафка. Он писал о себе. Такие люди всё-таки отдают отчёт о своей индивидуальности и необычности, несмотря на разные фобии и самобичевания. Мы же прекрасно видим, что последние дни Голодаря пройдут в зверинце, среди зверей, которых корми мясцом, и они будут развлекать людей. И становиться популярными. И всё-таки необычное искусство Голодаря станет притчей во языцех. Станет великим. Теперь вы чувствуете разницу между популярностью, известностью и величием? Популярность – это «было и прошло», известность – это «успешная стабильность», а величие – «останется после смерти». Это как с Чеховым. Вы, кстати, знаете, кто такой Потапенко?

– Ммм, нет, – ответили трое.

– Как так? Современник Чехова, был даже популярнее своего коллеги. По сравнению с ним Антон Павлович был известным писателем в кругу литераторов и определённых масс. А Потапенко был всегда нарасхват. Говорят, он был популярнее самого Толстого. И кто его помнит? Никто. Может, и сейчас кто-то более талантливый, чем я, но менее известный когда-нибудь будет почитаться публикой, а меня забудут.

– Сомневаюсь. У вас всё-таки есть глубина. Может, секрет в ней? – спросил Семён.

– А чёрт их разберёт! Я знаю одно – делай то, что нравится, и не задумывайся! Я с детства желал быть писателем. Великим. Но я живу не для того, чтобы отягощать мозги этими думами. Я думаю больше о смене направления. Может, я хочу комедию написать или пьесу? Без перестрелок, погонь и выяснений отношений между героями. А что-то камерное? Элитарное даже.

– Воля ваша, – сказал Ринат, – в любом случае вы талант, но только не все согласятся читать это.

– Хм, но тогда вы будете первыми. Секунду.

И Перфилов вышел за кулисы. Ребята стояли в нетерпении и как будто в смущении. Словно пациенты, которых терапевт бросил во время сеанса. Перфилов однако не заставил себя долго ждать. Он вернулся с кипой напечатанных листов. Шёл он уверенной походкой, точно давно привык к цепям.

– Это наброски, – сказал он и раздал всем скреплённые листы. Ребята стали читать содержимое.

– Коли мы говорим об искусстве, а точнее о литературе, вы не замечали, что у некоторых писателей меняется форма письма? С течением всей жизни. Многие пишут сначала напыщенно, будто выпендриваются своей юностью и всезнанием. А другие пишут сухо, а потом расцветают. Бывает и наоборот. В моём случае важна идея, а не форма.

– Это ваша пьеса? – спросил Ринат.

– Это наша пьеса.

– То есть…

– То есть это не готовый вариант. Персонажи потом будут другие, и сюжет тоже. Я просто тренируюсь. Тематика проста – поиск самого себя и то, как выйти из застоя. Вы, кстати, тоже постарайтесь помочь мне в доработке. Потому что только от Нас зависит – каким будет финал. Нас четверо – четыре финала. Я не творец, творцы мы сами. Мы собрались здесь не случайно. Групповая терапия – это верный путь к Помощи.

– Помощь? – спросил Ринат.

– Мы здесь не просто так собрались, – ответил писатель.

В один миг сцена преобразилась. По полу уже стелился густой туман. Он был мягким и приятным, таким, что его хотелось проглотить. А потом туман расступился, и на сцене уже показались декорации.

Пьеса «Медицинская экСтриптиза»

Действующие лица

Владислав Перфилов

Семён Ефимов

Ринат Арифуллин

Ярослава Гаршина

Голоса прошлых лет

Популярность, известность

Величие, забвение (по желанию)

Действие происходит в детской комнате.

Действие 1

Ночь. В центре комнаты на полу горит электрическая лампа. Перфилов, Семён, Ринат и Ярослава сидят вокруг источника света на мягких пуфиках. Они держат в руках свои листы.

Перфилов: Прямо как в детстве. Сидим летом вокруг костра, в лесу. Пахнет шишками, мхом и углями. Поленья трещат в объятиях пламени. У вас такое было?

Ринат молчит. Ярослава и Семён поддакивают.

Перфилов: Всё кажется прекрасным, интересным и первородным. Словно чудо. И первое разочарование – это когда нам, детям, начинают объяснять и конкретизировать природные явления. Они теряют свою мистику. Этот красивый плащ снимают, мы видим тело, сдирают кожу, и мы видим кости. Всё с математической точностью. За исключением изъянов. Как у людей, у каждого он свой.

Ринат (волнуется): И почему мы здесь?

Перфилов: Мы здесь, чтобы помочь друг другу. Разве не так? Иначе быть не могло. Иначе вы бы сюда не пришли. Не просто так вы забрели ко мне лясы точить. Верно?

Семён: Да, не просто так. Видимо. Но мы пришли и вам помочь, найти вас, в конце концов. И вы рассказали о своей проблеме.

Перфилов: Проблемы есть ещё у вас. Повторяю, не всё происходит просто так. Что ж, так давайте скажем немного о себе. (Делает паузу, а потом вытягивает руку). Прошу!

Все молчат. Никто не решается. Перфилов звенит цепями, осматривает ноги и находит старый радиоприёмник. Удивлённо хмыкает, держит его в руках и долго изучает. Затем включает и настраивает волну сквозь помехи. Слышны звуки моря и природы. Затем они немного стихают.

Голоса прошлых лет (шипят из динамика):

– Ринат, пойми. Я как твой отец говорю тебе, что деньги – они как шлюхи, а ты их сутенёр и должен научиться контролировать и управлять ими.

– Семён! Мы ради тебя (!) тут пашем, а ты жопу отсиживаешь! Что ты сказал? Мы живём как нищие? Ну да, куда уж нам до свиней-олигархов, которые и думают только о себе!!!

– Владька! Да ты ни на что не годен! Стабильность – это главное! Не рыпайся никуда и сиди на попе ровно. Залог успеха.

– Мы всё для тебя делаем, Ясик. Можешь не переживать и не суетиться. Мы с папой посоветовались и решили (решили!), что рисование – это не твоё. Может, ты попробуешь на врача пойти? Или на юриста.

– Мы с мамой давно не общаемся, Ринат. Она только и жаждала всегда моих денег. Все женщины такие. И не расстраивайся, ты найдёшь себе новую девчонку, которая не будет лезть в твой кошелек. Хотя сомневаюсь.

– Слышь, Одиссей хуев! Задолбал свои книжки читать! Умный, што ли? Писателишкой он хочет стать, ха-ха!!!!

– Девочка моя, ну кем же ты хочешь стать? Тебе 25, вон посмотри на своих подруг. И замуж удачно вышли, и работу достойную нашли. Эх ты, лентяйка.

– Семён, где ты был? А с кем? А куда, а почему? Ты же без нас пропадёшь!!!

Звуки заедает. Затем они резко прерываются, и радиоприёмник молчит. Перфилов всё ещё держит его в руках. Долгое молчание между четырьмя героями.

Перфилов: Мы воспитываемся в семьях, а затем, почерпнув определённую модель поведения, играем данную нам от рождения роль. Данную нам от наших предков. В большинстве случаев это травмирует нас, потом мы травмируемся от нашего окружения – друзей и врагов. Вся эта совокупность пережитого накладывает шрамы, что не даёт нам двигаться дальше. Ведь так? Так вот, достигнув своего дна, чем же отличается беспомощность от бессилия? И что мы можем сказать сначала о себе?

Ринат: Я молодой предприниматель. Сейчас у меня в планах создать свой канал на YouTube и стать видеоблогером. Хочу давать советы начинающим бизнесменам. Планы идут дальше меня. Я их сдерживаю, а потом, всё взвесив, выполняю. Деньги для меня как средства. Я могу вкладывать, могу уехать куда захочу. Я считаю деньги. Тот, кто не считает их, может забыть о богатстве. Но для чего я всё это делаю? Почему всё время умножаю своё состояние? И кому оно достанется, когда я могу остаться один до конца своих дней?

Семён (завистливо): И такая роль скупого рыцаря тебя не устраивает? Уверен, ты не из бедной семьи. Не знаю, но ты похож на ребёнка богатых родителей.

Ринат: О нет, я не из бедной семьи. То, что делал мой отец, не поддаётся объяснениям. Он не дал мне своих денег, но подарил наследие коммерческой жилки. Я видел его всегда холодным, но при этом я чувствовал, что он старался любить меня как мог и поощрял в любых начинаниях. Я вырос без матери. Развод родителей был процессом долгим и мучительным. Особенно для отца. С матерью я почти не вижусь. Для неё всегда светские тусовки были важнее! И ребёнком мне было это видно, как оказалось, потом. Я признаю, что всю жизнь подсознательно искал тех женщин, которым заведомо интересно только моё финансовое состояние. Всю жизнь я ищу пока тех женщин, похожих на мою мать, и сохраняю скверное мнение отца о женском поле. Вместо того чтобы искать любимого человека, мой отец любил строить из себя жертву на любовном фронте, и ему нравилось выставлять себя правым, а всех женщин – тщеславными и алчными. Я признаю своё бессилие перед родителями. Их не исправить. И я признаю беспомощность в том, что мне надо перешагнуть эту грань страха в создании семьи, и в том, что я никогда не найду именно любовь своей жизни, а не мотовку своего состояния. Мне нужна помощь. Спасибо!

Все аплодируют. Теперь Семён поднимает руку. Он заметно нервничает, потирая руки.

Семён (смотрит на Рината): Даже не знаю, как начать. Я давно живу отдельно от родителей с любимым человеком. Мы вместе, любим друг друга и давно строим отношения. Вопрос только в том – как я смогу в дальнейшем прокормить свою семью? Ведь я же кормилец! На нынешней своей работе я получаю мизерную зарплату. Просто унизительную! И, казалось, вот, ищи новую работу. Тот же вопрос, а какую, когда меня ничего особо не интересует, лишь бы заработать. Любой труд мне кажется тягостным. Я начинаю завидовать (ой, как страшно завидовать!) своим ровесникам. Не только бывшим одноклассникам и сокурсникам. Но и всем успешным людям в мире. Они уже богатые!!! Они могут тратить бешеные деньжища, обеспечивать свои семьи и вообще путешествовать. Я тоже так хочу! Я тоже хочу быть богатым! Но знаете, что самое ужасное? Я боюсь перемен. Особенно поиска новой работы – эти долгие странствия по собеседованиям, где может попасться приличный человек или откровенный хам. Ты не знаешь, унизят тебя или нет. Ведь все компании в Интернете о себе только и пишут: «Наша компания занимается инновационными технологиями…», и целые редуты иноязычных терминов. Скука! Отбивают желание туда вступать, когда нет конкретики, чем же занимается компания. Меня гложет страх.

Перфилов: Понимаю тебя, в моё время было немного по-другому. Но в целом мрачная картина со временем не обрела светлые тона. В чём причина твоей боязни, как ты думаешь?

Семён: Возможно, что причина этих страхов – моё окружение. Мама с папой всегда твердили: «Мы тут присматриваем за тобой!» А остальное окружение не принимало всерьёз и всегда считало меня чудаковатым. И даже казалось, что и они (мои-то сверстники!) контролируют меня, и я будто всегда пытался им угождать, потому что мне они казались сильными. В результате я бессилен перед наставлениями родителей и перед сильными людьми. И постепенно моя беспомощность в поисках денег перерастает тоже в бессилие. Я ненавижу (!!!) своё предназначение на нынешней работе. Я начинаю листать биографии великих людей и видеть, что у них тоже были неурядицы. Значит, и у меня есть время! Так что же я делаю, когда попутно ищу новую работу? Своё новое ремесло? Когда на сайте я вижу отклик – то подсознательно хочу, чтобы это было не приглашение на собеседование, а отказ! В противном случае это могут быть и лохотронщики, которые торгуют дешёвой косметикой со своим сетевым маркетингом. Да, я хочу пересилить себя и найти достойную работу с достойной зарплатой! Я хочу жениться, хочу детей и семью. И кормить их!

Аплодисменты. Затем все снова молчат. Ярослава хочет, чтобы Перфилов продолжил, но он несколько раз качает головой.

Ярослава: Это нечестно. Я боюсь.

Ринат: Мы все тут боимся. Главное – начать.

Ярослава сжимается. Смотрит на Рината, и тот улыбается ей. Она немного раскрепощается.

Ярослава: А что мне сказать о себе? Я просто хочу жить и чем-либо интересным заниматься. Чувствую себя полностью потухшей и ненужной. Все планы только в моей голове, и дальше им нет хода.

Ринат: Ты не знаешь, чем хочешь заниматься, или у тебя есть идеи?

Ярослава (более уверенно): Сама не знаю. Вроде что-то вертится, а сама не знаю, как всё это реализовать. И не знаю, какая даже деятельность меня привлекает. Я перепробовала множество вариантов – живопись, актёрское мастерство, даже компьютерный дизайн. Наверно, я люблю творческие профессии. Но и там требуется какая-то конкретика. Математическая точность, как сказали вы, Владислав. Но моя большая проблема в другом – я не считаю себя сильной. Чему бы я не училась, всегда не заканчивала обучение. Я боялась и боюсь до сих пор! Чувствую что-то среднее между бессилием и беспомощностью. Вроде я не могу преодолеть свои комплексы (жуткое стеснение, низкая самооценка и полная несамостоятельность). А с другой стороны – должна работать и преодолевать свои блоки. Ведь я выросла в такой семье, где за меня всегда решали. Может, это странный способ любви, и, может, так научили любить их родители. Но мне-то каково? Мой критик говорит, что у других людей ещё хуже и не надо роптать на свою несчастную жизнь. Тем же детям из детдома ещё хуже, когда нет хоть какой-нибудь опоры.

Перфилов: Но практика показывает, что погрешности встречаются не только в отсутствии, но и при наличии опекунов.

Ярослава: Верно. В мои годы мои мозги засорены тем, что за что бы я не бралась, меня ждёт провал! ВСЕГДА! У меня ничего не получится, и лучше сидеть дома. Тем более я привыкла, что родители мне всегда помогут. В общении с людьми и вовсе нельзя высказывать свою точку зрения, потому что я рискую быть непонятой и осмеянной. И что самое страшное – люди подумают, что я тупая. Признаю, что до сих пор завишу от мнения родителей, родственников, друзей, даже врагов. И даже тут, в моём отсутствии деятельности все умудряются меня ругать. Не угодишь! Я, конечно, благодарна своим маме и папе, что они научили меня не говорить о людях плохо. Именно поэтому я здесь с вами. Я всегда в поисках новых знакомств, в надежде на то, что начну общаться. Этот незнакомец ещё ничего обо мне не знает. А потом всё равно ступор. Я боюсь раскрыть свой ум (и умна ли я?) и быть настоящей. Мне не нравится, что я поселилась в этот душный саркофаг комплексов. Нет! Не хочу! (Хлопает себя по коленке). Я закончила.

Ярослава стесняется и отворачивает голову. Ринат берёт её за руку. Она принимает этот знак. Семён и Перфилов понимающе переглядываются.

Ринат: Теперь ваш черед, Владислав. Вы хорошо ведёте беседу, но мне кажется это не тот случай, где жизнь ведущего остаётся за кадром.

Перфилов: Вы совершенно правы. Несомненно, здесь собрались мы, герои разных пьес, вырванные кусочки мозаик. И, сказать честно, я должен вроде возмутиться тому, как вы полоскаете своих родителей, наверно, потому, что у меня их не было. Они погибли в автокатастрофе, когда мне было 7 лет. И всё дальнейшее детство я провёл в детдоме.

Ринат, Семён и Ярослава содрогаются.

Перфилов: Странное чувство. Вроде ты родился на свободе, живёшь в квартире, выходишь на улицу и играешь с ребятами. И отличие только в стенах. В детдоме они везде. И это ой как неприятно для пацана, который успел хоть немного вкусить свободы. Я предпочёл бы жить со своими родителями, чем быть там. Мои родители, кстати, были алкоголиками. Не самый лучший вариант, когда оба пьют. Сколько раз мне приходилось тушить за ними на полу окурки или выключать плиту. Сколько раз я забирался под кровать, когда они приходили домой пьяные. Они и поскандалить любили друг с другом, и я, бывало, попадал «под горячую руку». Но свою программу разрушения они успели мне подать. Страх и бдительность. Если трезвые – это совсем другие люди, то по пьяни они превращаются в зверей. Это страшно, когда не знаешь, как закончится твой день. Поглаживанием по голове или жестокой поркой.

Пауза. Все молчат.

Семён: Но как вы выжили дальше?

Перфилов: Моими «родителями» были воспитатели и сверстники. Со сверстниками получились чётко выстроенные касты агрессоров, середнячков и жертв. Я был во второй категории, так сказать, сам по себе. Были и враги, и друзья, были выяснения отношений через драки, но со многими у меня были и приятельские отношения. Сейчас я с ними почти не вижусь, потому что, глядя на них, я снова вспоминаю стены детдома, в котором я жил и испытывал постоянно страх «ненужности» и нарушения личных границ. Ведь порой мне просто хотелось комнатку, в которой я мог бы уединиться и предаться собственным мыслям. Я жил в движении и страхе в этом изменчивом мире. В детдоме мир изменчив, как страна в годы революции. Постоянно меняются воспитатели, няни, медсестры и даже друзья, которых в любой момент может забрать приёмная семья. И тебе надо снова искать новых друзей. И ещё неизвестно, сцепитесь ли вы в игре взаимной ненависти или сойдётесь характерами и будете вместе гулять, проказничать, ходить на кружки, обсуждать девчонок. Нет модели взрослого человека, как у родителя, в котором ты видишь хоть какой-то пример для подражания. Меняется персонал детдома, меняются и примеры. Могут попасться злые и агрессивные с садистскими наклонностями, и одного их взгляда достаточно, чтобы ребёнком испугаться. И воспротивиться: «Они мне никто!» И осознать, что и родных людей у тебя нет, тех самых кровных авторитетов, которые смогут защитить. Но попадались и чуткие, и отзывчивые, которые любили свою работу и активно принимали участие в судьбе каждого ребёнка. Но в целом мнения меняются – от взрослых до детей, до твоего временного окружения. Конечно, я предпочту ваше положение – быть воспитанным в семье. Безусловно! Но, как я говорил, человека воспитывает или семья, или безжалостная система детдома или, проще говоря, улицы.