Текст книги "Пассажиры"

Автор книги: Александр Борзов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

История одной Болезни

Когда-то давным-давно в Ретроград приезжал бродячий цирк. В те времена он пользовался популярностью и был способен развлечь пресытившуюся публику. Артисты давали представление в Старом Городе на Рыночной площади. Народу было полно, в сооружённом циркачами шатре царила атмосфера балагана и ярмарки. Кто-то сидел за столиками, кто-то стоял и пританцовывал, а дети и вовсе клянчили у родителей деньги на сладости, которые подавались в палатках у самого шатра. Публика была разного сорта. Все пили и курили, а проходящих мимо официантов тормозили и просили ещё что-нибудь выпить и поесть. Стоял шум и гам. Пахло потом, бифштексами и тёмным пивом.

Среди зрителей сидел прилично одетый человек в сером пальто. Это был Творец. Он курил сигарету за сигаретой, и пепельница была похожа на разрушенный город из окурков. Другой рукой он нервно гладил свои длинные чёрные волосы и расчёсывал макушку. Когда сцену покинула группа карликов, вышел ведущий. Он представил нового артиста, и маленький оркестр заиграл на барабанах и трубах. Вышел обычный человек, который стал выгибать конечности неестественным образом так, что зрители ахали. Они ахали так, словно это им вывернули руки и ноги. Но для человека такие выгибания были абсолютно нормальным явлением. Затем он взял пальцами себя за обе щеки, и кожа растянулась.

«Словно маску снимает», – подумал Творец и ткнул в гору окурков докуренную сигарету. Он глотнул пиво из жестяного стакана и облизал с губ густую пену. Артист продолжал растягивать кожу. Публика сморщилась, раскрыв рты. Но торжествовала.

Творец восхищался искусством артиста. Ему казалось, что он вовсе и не снимает маску. Потому что это его истинное лицо. Смысл что-либо снимать? А что он, сам Творец? Много месяцев он бродил в одиночестве и думал о своей Болезни. Та, что причиняет неудобства в Жизни. А может, даже и в Творчестве? Любое своё Творение он создавал с большим трудом. Людям нравилось то, что он делает. Они даже восхищались им. Но они не знали, что создание Творения для Творца было сродни тому, если исполосовать себя ножом и кинуть в спирт. Раны жгли, чесались и кричали. Громко и удивлённо, словно они орали Творцу: «Да ты с ума сошёл???»

Ум, подаренный ему Господом Богом, а затем выструганный Творцом до мастерства. Что ему это давало? Восхищение публики. Интеллектуальную пищу для них. Идеи для мыслителей и учёных. Связи с влиятельными людьми. Но в то же время за ним изрядно поохотились религиозные фанатики, а люди из правительства пытались вести за ним слежку. То, что делал Творец, считали вместилищем социально опасных идей, расшатыванием спокойствия. Легко ли быть гением?

«И гений ли я? – спрашивал себя Творец. – Разве это так важно?»

Он вспомнил свою Музу, с которой много лет связывал свою жизнь, родившую ему трёх детей. Они до сих пор были вместе. Но сколько могло так продолжаться? Ведь его Семье больно наблюдать за ним. Как он мучается, мечется и уходит в тёмные низы своего сознания.

«Я не могу смотреть, как ты болеешь!» – плакала жена.

«Пап, а ты погуляешь с нами?» – спрашивали дети. Хотя знали, что нет. Папа заперт в комнате.

Заперт в безумии. Но папа вас любит.

Творец вспомнил свои разговоры с Врачом. Это был молодой бородатый мужчина, энергичный и сильный, с проницательным взглядом. Творец ещё тогда заметил, что на ладонях у Врача видны следы от колотых ран. Доктор долго просматривал бумаги о показаниях Болезни.

– Выбирать вам, – сказал он, когда положил бумаги на стол, – мы все творцы своей жизни.

– Разве не Бог? Может, мне суждено жить со своей Болезнью.

– Бог тоже творец. А точнее, он Отец наш.

«Отец наш. Хм, странно слышать такие рассуждения от Врача, хотя…» – и Творец присмотрелся к его внешности ещё раз. Он обратил внимание на зажившие точки на ладонях.

– Важно понять, – продолжал Врач, – что вы, я и все остальные живые существа – творцы, дети Его. И от вас зависит – вылечитесь вы или нет. От меня зависит – как вылечу я вас. Но я знаю, что делаю, ведь за моей спиной накопленный опыт, и это всё я. Моё мастерство. Им я пользуюсь. Понимаете?

Творец кивнул.

– Тогда вопрос следующий: вы хотите жить с этой Болезнью? Она причиняет лично вам дискомфорт и вашей Семье?

Творец задумался. Он боялся сказать «Да». За этим ответом последует совет «Лечиться». Ему это надо? Врач тем временем зашуршал другими бумагами и внимательно их изучал.

– У вас паранойя. Вы боитесь каких-то монстров, периодически слышите голоса и даже разговариваете с ними. Вы также утверждаете, что именно они помогают вам творить. Сколько же стульев и столов полетело в стену, сколько раз вы бились головой и удалялись в свою комнату на много недель, никого туда не впуская? Сколько было криков? Вы сами слышали, что это сказал не я, а ваша Муза. Вы подтвердили. И вам было неудобно.

Творцу было не то чтобы неудобно. Ему было страшно. За Семью.

– Что я буду делать дальше? – спросил он. – Как я смогу творить и зарабатывать, если эта Болезнь давала мне идеи…

– Причуды дают идеи, ваша неординарность… Многие говорят, что люди с иным складом ума немного чудики. Это так. Но часть таких людей больна. Не путайте причуды с Болезнью. Болезнь касается всех, причуды – нет. У вас психическое отклонение. Вы больны.

– Но ведь именно прошлое рисует нашу жизнь! Я всё понимаю. Мои руки и ноги целы, голова, правда, не очень. Но зато Муза и дети в полном здравии… Казалось, чего мне страдать-то?

– Они пока в полном здравии, – поправил Врач, – но, признаться, сейчас они напуганы.

– Ответьте мне, пожалуйста, а создал бы кто-то хоть что-нибудь, если бы не испил чашу страданий?

– Это жизнь. Наш опыт – и хорошее, и плохое. Не путайте Творцов, умерших голодной смертью. Вот они страдали, а те, кто получал наследства, просто сидел дома, путешествовал и творил – не страдали. От нечего делать они создавали себе иллюзию жертвы. Вот скажите, вам нравится страдание?

– Я сам не знаю. Эта Болезнь мешает моей Семье. Я не хочу их терять.

– А вы считаете, что можно творить только в муках? Неужели нельзя загнать свои страхи и боли в аквариум? Представьте, там плавают уродливые рыбки редких видов. На них можно смотреть, можно анализировать и, наконец, творить в спокойной обстановке. Обязательно самому купаться в аквариуме, когда сам достаточно, как вы сказали, испил чашу страданий?

– Материал должен быть достоверным.

– Вы пережили это один раз. Хватит. Слушайте, мне кажется, вы слишком много читаете нашу русскую литературу. Не путайте беспокойство и страдание. Увы, это часть русского менталитета.

– Что есть, то есть.

– Беспокоиться и переживать, когда творишь, – это нормально. Ненормально – страдать! Ваша Болезнь заставляет вас чувствовать себя тесно и ужасно. Это следствие. А причина не в творчестве. Причина в том, что вы зашли слишком далеко, – и Врач постучал себя указательным пальцем по лбу, – вы попытались взять те знания, которые ещё не надлежит знать нашему миру. А может, просто не суждено. И не надо. Оттого-то вы и беситесь, что не можете найти ключ к этим знаниям.

«Может, в душе эти артисты счастливы? – думал Творец, когда на сцену вышел снова ведущий. – Уберите это уродство, эти изъяны с их тел, и им нечем будет зарабатывать. Им мешает этот изъян жить? Эта Болезнь? Вот моя Болезнь мешает мне жить. Моё уродство».

На сцену тем временем вывели верблюда. В шатре воцарилось молчание. Все затаили дыхание. Эмоции, которые испытал Творец вместе со зрителями, были сродни страшному удивлению и неверию в происходящее. Потому что на сцену вышла десятилетняя девочка. Она в точности копировала повадки верблюда, особенно его походку, ползая на четвереньках. И зрелище выглядело натуральным. Не просто выглядело, а было настоящим.

«Если бы не это уродство, они бы заработали состояние другим путем, – сказал себе Творец, – как такое можно вылечить? И захотели бы они вылечиться?».

Ноги девочки были как у верблюда, с коленями, вогнутыми внутрь. Они были её визитной карточкой. Её пропитанием. Кому бы она нужна была, если бы ноги не были так деформированы? Это была бы обычная симпатичная девочка. Но Творец был уверен, что она была готова вылечиться, если медицина знала выходы из таких положений. Вопрос другой, она привыкла быть внешне необычной, и как она справилась с враждебным миром обычных людей?

«Не всем суждено вылечиться. Будь то физическое или психическое уродство. А у вас есть шанс. Примите это!» – услышал Творец голос Врача.

В это время на сцену вышли любимцы публики – три бородатые девушки с веерами. Под весёлую мелодию оркестра они пели хриплыми голосами. Творец не стал досматривать. Он допил пиво, расплатился и вышел.

Творец бродил по улицам Старого Города. Вот он прошел мимо таверн, кофеен и прилавков. Творец дошел до Рыцарской Площади. Остановился у фонтана и зачерпнул немного воды, чтобы охладить лицо. В фонтане он усмотрел маленькую статую рыцаря. Храброго и величественного.

«Но что у тебя было бы внутри, будь ты настоящим? Внешне ты красив и могущественен, а внутри у тебя был бы болезненный хаос! Зачастую так и происходит. Изъяны везде».

Он посмотрел на своё отражение в воде. Творец не видел себя. Отражение рябило и растягивало потемневшее лицо. Он ушёл дальше, в гущу узких переулков. Начинало темнеть. Стадия, когда небо становится тёмно-серым. И весь город казался тёмно-серым, он был похож на недавнюю пепельницу Творца. Он боялся даже дышать, точно дыхание могло создать взрыв золы. И облепить стены этого странного города.

«Где-то здесь дом 37», – бормотал себе под нос Творец.

Он нашёл этот дом. Чёрный (как зола) и перекошенный как окурок. Когда он зашёл в подъезд и поднимался по лестнице, громко шаркая по ступенькам, то стал слышать знакомые голоса.

«Не ходи туда! – говорили они. – Нам славно живётся вместе. Ты не станешь прежним!»

– Я хочу быть счастливым.

«Всё познается в страданиях!»

– Но жить нужно поодаль от них! – и он вспомнил про аквариум с уродливыми рыбками.

Походка Творца была неровной. Он качался из стороны в сторону, его трясло так, что он мог упасть, и поэтому он опирался на перила и позволял себе небольшую передышку. Эти голоса. Они словно схватили его за ноги и пытались уволочь обратно на нижний этаж. Они словно готовы были даже скатить его кубарем вниз, убить его, расшибить череп в лепёшку. Но только не туда. Наверх.

«Ваши причуды заболели. Их нужно вылечить», – вспомнились слова Врача.

С этим воспоминанием Творец дрожащим пальцем нажал на звонок. Один раз. И легонько.

Дверь тут же отворилась, и его приняли.

– Я ждал вас, – сказал Врач, когда они оказались в небольшой комнате с койкой по центру.

– Я не понимаю. Почему кому-то суждено родиться физическим инвалидом или духовным калекой? Я же родился физически здоровым и здравомыслящим. Просто сейчас заболел. Но где всё-таки логика, что кто-то рождается и живёт в мучениях?

– Именно это не дано нам всем понять. Именно эти запретные знания вы захотели всему Миру разложить по полочкам. Есть много причин и следствий. Подобные шутки с Высшими Силами плохи. Скажу одно, что для природы все существа прекрасны.

– Теперь я понимаю вас. Но хочу сказать, что мне тяжело воспринимать страдания людей, тех, кто потерял руку, умер от голода или потерял своих родных на войне и в мирное время. В своём Творчестве я как бы страдаю вместе с ними.

– Вбирать в себя эти чувства не ваша роль. Предоставьте это мне.

– Вам?

– Я вылечу вас. Вы не страдаете, вы беспокоитесь и переживаете. Болезнь деформировала эти понятия в страдания. Вы просто чувствительный человек, – Врач остановился и стал звенеть инструментами на столе. Он продолжил:

– Вы мне как-то рассказывали, что тоже теряли друзей и близких и даже сами были на грани жизни и смерти. То было как раз страданием, потому что это коснулось лично вас. Вы смогли потом творить? Нет. Понадобилось время, чтобы всё осело внутри вас, и спустя долгое время вы смогли опять творить, опираясь на этот горький опыт. Но то время, когда вы творили, было не страданием, а беспокойством и переживанием, давно зажившим, но пульсирующим шрамом. Это как раз переживание ушедшего кошмара. Верьте мне, и я заберу это у вас с собой.

– С собой? Но что главное в этом Мире? Получается, я сам? Моя семья и всё, что касается меня…

– Главное – это дарить свою энергию себе, и всем, кого любишь, и тем, кто нуждается в ней.

– Спасительную энергию… – сказал Творец, когда Врач уже натягивал на свои руки перчатки.

Он разделся и лёг на койку. Что было дальше, он не помнил. Он уснул в этой едва освещённой комнатке. Затылок тонул в животе подушки, точно она хотела закрыть мягкими руками его лицо. Творец ничего не почувствовал. В последнюю секунду ему показалось, что Врач – тайный враг его и завистник, который хочет его погубить. Но мысли эти улетучились. Болезнь должна была уйти. Творцу снилось, как чья-то (Врача?) рука в перчатке берёт пепельницу с окурками и аккуратно (чтобы дыханием не спровоцировать взрыв пепла и золы) высыпает в аквариум. А затем, через какое-то время пепел рассеялся в воде, а окурки ожили и превратились в редкие виды рыб. Они были внешне уродцами, отталкивающими, но при этом манящими и любопытными.

Сон уходил, Творец просыпался. И в этом межвременье он слышал голос Врача:

– Воспримите Болезнь как очередной этап в жизни. Может, так надо? Чтобы вы вылечились и сотворили на своём пути что-нибудь стоящее? Талант не зависит от Болезней. Он либо есть, либо его нет. Он вбирает всё пережитое. Не все творят. Например, не все артисты из цирка уродов могут развлекать публику. Есть много людей с причудами и Болезнями, жизнь которых богаче или ужаснее Творцов. Но они просто не творят. У них нет этого таланта, и они не хотят этим заниматься. Значит, всё дело в таланте.

Творец уже бежал домой. Он жил неподалёку от дома Врача и спешил, чуть ли не спотыкаясь. Ему хотелось как можно скорее ворваться в свой дом, обнять родных и любимых, побеседовать с ними за обеденным столом, а потом…

«А потом сотворить что-то новое! У меня идея!»

И весь Творец ожил Счастьем. Задышал им. И расцвёл.

28–30 января, 2019

Роль одной роли

Семён Ефимов спешил на встречу. Молодой человек уже доехал на автобусе до Центрального района и вышел на остановке. Он оказался в эпицентре вечерней суеты, которая разгорается под конец буднего дня. Машины неслись как пули, а пешеходы кучковались на перекрёстках, остановках и в подземных переходах. Было уже темно и холодно. Кто-то нёсся с работы домой, а кто-то спешил провести время в хорошей компании за кружкой пива в баре.

Но Семён торопился не туда. Он стоял на большом перекрёстке и злился, что зелёный свет горит всего 10 секунд, и потому он не успел добежать от одного светофора к другому. Пришлось ждать.

Время – 18:50. Он опоздал. До книжного магазина «Обчитыши» всего минута ходьбы. Наверняка все места на втором этаже заняты, и Семён не увидит своего кумира. Как-никак, а знаменитость, которую знает каждый человек в России. В конце концов, ему не нужны спины людей, ему нужен он!

Семён побежал, обгоняя медлительных пешеходов. Вот уже перед ним открылось большое и длинное двухэтажное здание. Разноцветная надпись «Обчитыши» плясала, опьяняла и приглашала словно не к покупкам книг, а в какой-нибудь наркоманский притон. У самого входа Семён чуть не столкнулся с двумя ровесниками. Это были мужчина и девушка.

– Простите, – сказал Семён.

– Стойте, – остановил его мужчина, – простите, а вы случайно не на встречу с Перфиловым?

Семён остановился. Всё тело покраснело и размякло от пота. Он едва сдерживал дыхание.

– Да, – ответил он.

– Вы знаете, – продолжил мужчина, – а его нет.

– То есть как нет? Встреча в 7 часов же…

– А вы загляните сами. Он словно исчез.

– Испарился, – вставила уже девушка, поправляя очки.

– Да о чём вы? – взбесился Семён и забежал в магазин.

В помещении приятно пахло книжной бумагой. Семён пробежал через узкие полки с книгами, обходя покупателей. У самой лестницы на второй этаж он увидел стенд с информацией:

«Уважаемые читатели!

Знаменитый писатель Владислав Перфилов сегодня не будет присутствовать на встрече, запланированной в нашем литературном кафе в 19:00. Но вы всё ещё можете приобрести у нас его новую книгу «Алая капля». Причины отсутствия автора пока не разглашаются».

Что самое интересное, заметил Семён, никто не спускался со второго этажа. Он ожидал увидеть толпу разочарованных поклонников, горячо обсуждающих отсутствие любимого автора. Но никого не было.

«Может, все ушли?» – подумал Семён и поднялся наверх. Несколько людей с интересом листали книги у полок. Вдали была видна маленькая сценка, слева – литературное кафе. Семён подошёл к сценке. У подножия стояло несколько кресел и стульев. Пустых. Семён осмотрелся. За стойкой в кафе сидел молодой бариста. Он читал книгу Перфилова, его первый роман-хит «Безумция невиновности».

– Здрасьте, – сказал Семён.

Бариста даже не встал. Он неохотно прервал чтение и посмотрел на Семёна.

– Здесь сегодня должна была состояться…

– Да, именно так, – голос бариста был монотонным и вялым. Он говорил как уставший кассир под конец смены, – вы уже не первый, кто задаёт мне сегодня подобные вопросы. Об этом стало известно ещё днём. Никто ничего не знает.

– И даже никаких версий?

– Ни версий, ни Перфилова. Это грустно.

«Да уж, действительно грустно!» – и Семён не спеша пошёл к лестнице. В голове он ещё не осознал, что встречи с автором не будет. Всё было очень странно и необъяснимо. По старой привычке Семён остановился у книжной полки. Он подумал, а не купить ли ему какую-нибудь книгу. На новое творение Перфилова у него не хватало средств. До зарплаты пару дней, а денег почти ни гроша. Только 300 рублей. Книга стоила около 1000, но в день презентации полагается скидка в 10 %, что, в принципе, тоже не давало облегчения. Поэтому Семён решил не тратить своё время. Тем более в последние дни у него не пошло много книг. Они так и остались недочитанными и брошенными. И оттого как будто обиженными и удивлёнными. Но они лелеяли надежду, что в другое время когда-нибудь порадуют хозяина.

– А Сартр тебе как? – услышал Семён женский голос.

Две совсем юные девчонки стояли рядом с ним, рылись в книгах и громко разговаривали.

– Ну он такой, прикольный, занудный дядька, правда…

Семён горько вздохнул и побежал на первый этаж.

– Убедились? – спросил мужчина, вальяжно поправляя кашне. Он по-прежнему был с той девушкой в очках. Они стояли у входа в магазин и курили.

– Глухо, – подтвердил Семён и встал рядом с ними.

Только сейчас он мог оценить внешний вид этих людей. Мужчина был прилично одет: чёрное пальто, вельветовые джинсы с закатанными брючинами, на ногах – лоферы. Лицо побритое, а короткие волосы аккуратно зачёсаны назад. Нельзя было сказать, кого он напоминал: мажора или хипстера? Но Семён с такими людьми бы никогда не стал знакомиться в другой ситуации. Глядя на него сейчас, молодой человек испытал неловкость от своего неряшливого вида.

– Вот нежданчик, – продолжил он, пытаясь прервать неловкое молчание.

– Предлагаю пойти куда-нибудь, – сказала девушка, кусая нижнюю губу, под которой красовалось кольцо-пирсинг. Она была красивой блондинкой с причёской каре. Одетая во всё чёрное, она была всё равно притягательна. Если её одеть в более светлые тона, несомненно, это будет та девушка, на которую оборачиваешься вслед, с которой Семён бы побоялся познакомиться. Чёрный цвет символизировал похороны шаблона сексапильной блондинки.

– Да, пойдёмте, – ответил Семён, – а то осень, холодно.

Незнакомые друг другу, молодые люди пошагали к перекрёстку прочь от магазина. Мужчина представился Ринатом, а девушка – Ярославой. Ринат предложил пойти в одно кафе, что на Столовской улице через дорогу. Туда и направились. Молча.

Лишь шум машин да песни уличных музыкантов сопровождали их в пути. Кафе и бары так и зазывали молодых людей танцевальной музыкой, светящимися вывесками и приглушёнными тонами освещения в помещении. Располагались они в подвальных этажах высоких каркасных зданий, вылепленных из белого камня и построенных давным-давно в стиле модерн.

Молодые люди зашли в кафе. Уютное помещение освещалось зелёным светом. В динамике играла «Tobacco Road». Трое молодых людей присели у окна. За стеклом были видны лишь ноги прохожих.

– Я голоден, так, – начал Ринат, – так, гамбургер, коктейль…

Он водил пальцем по меню как по справочнику. Семён только сейчас вспомнил, что у него даже нет денег, чтобы расплатиться. 300 рублей. Кофе стоит наверняка половину от этой суммы, если не больше. Может, тут есть скидка? Хотя бы 10 процентов…

– А я… – он открыл меню и ужаснулся. Закрыл его и отложил. Скидок не было.

– Что такое, Семён? – спросил Ринат.

– Да не хочу я ничего. Недавно поел…

– Хм, о'кей… – по взгляду Рината было понятно, что он догадался об отсутствии финансов у Семёна. Может, Семёну казалось, что в этом взгляде было даже не презрение, а скорее равнодушное «Ну и ладно». Ринат снова посмотрел в меню, словно читал любимую книгу. Даже не книгу, а любимый момент, потому что он каждый раз переворачивал страницу, а потом снова пересматривал предыдущую. Семёна это раздражало. Ярослава по-прежнему хранила молчание, уставившись пустым взглядом в стол. Около часа назад она успела изучить Рината и теперь, оторвав взгляд от стола, изучала Семёна. Ей он казался странным, взъерошенным и неряшливым. Особенно раздражала его куртка с накинутым на голову капюшоном, отчего он был похож на бородатого геолога.

– А я вот желаю гамбургер и апельсиновый сок, – громко продекламировал Ринат, – могу себе позволить.

«Ты без нас пропадёшь!» – Семен тоже хотел иметь много денег, но голос отца, вырванный из памяти, подействовал как ток.

Пришла официантка, и они сделали заказ. Ярослава в свою очередь заказала молочный коктейль Орео. Пока ждали, разговорились.

– Мы здесь собрались из-за нашего любимого писателя, отчего не повод обсудить его творчество? – деловито начал Ринат.

– Да что тут говорить… – сказал Семён. Как же ему ужасно хотелось есть и пить. – С каждой книгой, а у него их около десятка, Перфилов менее интересен. Если «Безумция невиновности» ещё динамичная и при этом умная, как и вторая книга «Гвоздь», которая считается апогеем творчества Перфилова. Это такая же динамичная книга, но она более глубокая и, как мне кажется, очень личная не только для автора, но и как будто для нас. Мы узнаём в персонажах себя.

– Вот именно, мы за это и любим литературу. Обидно, что Перфилов – писатель для всех. Иные люди (и совершенно безграмотные) принимают его труды за развлекаловку.

– А что в этом такого? – изумился Семён. – Я могу назвать кучу писателей с развлекательным жанром, и при этом они очень интеллектуальные. Не всё же время умную нудятину читать, верно?

Нужно уметь разбавлять жанры. Зачем писать однотипные произведения? Поначалу у Перфилова это получалось. Мешать детектив с фантастикой.

– Подожди, подожди, Семён, – остановил Ринат.

В это время официантка принесла заказ, и диалог приостановился. Семён не мог смотреть на Рината, как тот аппетитно поедал свой гамбургер, запивал соком, а затем возводил глаза кверху, будто в благодарность Всевышнему за вкусную еду. Ещё чуть-чуть, и, казалось, Ринат будет стонать от удовольствия. Он явно не торопился, хотел растянуть трапезу, ведь нет ничего прекраснее беседы за едой. Но голод требовал немедленной добавки, и Ринат ускорялся, не успевая прожевать прежний кусок. Семёну стало плохо. Голод топил слюнями его рот, и Семён не успевал их проглатывать. Желудок заурчал. Заурчала и Ярослава своей трубочкой, попивая молочный коктейль.

– Ой, простите, – засмущалась она. Но никто не обратил на неё внимания.

– Так на чём мы остановились? – отвлёкся Ринат, вытирая салфеткой рот.

– Кхм, на литературе. Творчество Перфилова…

– Ах да, смешение жанров, – и он снова откусил от гамбургера и одновременно зажевал картошкой фри, предварительно окунув её в кетчуп, – у Перфилова есть смешение жанров. Но у кого так классно ещё получается? Я очень не котирую современную российскую литературу. Очень я не люблю вот эти «Россия наша, Россиюшка», пиво, водка, селёдочка. Не котирую постсоветскую серость. И интерес к советской эпохе «оттепели», ну прям готовые сюжетцы для федеральных телеканалов. Не люблю я всё то говно (пардоньте за мой французский), которое меня окружает КАЖДЫЙ день. Сколько трагизма, немощи, ублюдства, и всё на фоне политических дискуссий о загадочной стране Россия. Прямо-таки гой ты Русь моя. Скука!

– Этими словами ты хоронишь всех классиков…

– Я не трепещу перед ними. Это всё в прошлом. Современные российские писатели делают всё под копирку. Спроси любого, почитай рецензии на «Лайвлибе», например. Да почти каждый скажет тебе о том, что с большой неохотой берётся за российские новинки. Пожалуй, что Пелевина можно выделить. Есть и другие исключения. Но мне смешны эти размышления о России. Нужно мыслить абстрактно. Нужно описывать человеческие чувства: любовь, страх, горечь. Это главное! Всё остальное повторяется из года в год! Все проблемы человечества. Особенно политические режимы. И поэтому я люблю Перфилова за оригинальность мышления.

Ни в коем случае я не умаляю заслуг Достоевского, Толстого, Гоголя и других писателей 19 века. Я сам их люблю и читаю. Но они всё уже сказали про нашу страну, зачем это сейчас повторять??? Всё циклично, всё повторяется. Читаешь про то время, и до сих пор это актуально в наши дни. Ничего не изменилось. Кровью обливается сердце, когда читаешь поэму «Хорошо!» Маяковского. Оттого, что ничего этого нет в нашем российском обществе, того, что описано в эпилоге поэмы. И оттого, что начало поэмы полностью в наше время повторяет ситуацию, проигранную 100 лет назад.

– Ты слишком загнался, Ринат, но частично я соглашусь с тобой. Хотя фон нашей действительности (хотя бы фон!) должен присутствовать, поскольку писатель – творец своего времени. Современного ему. Однако я считаю, что можно любить всех. Из современных – ты забыл Толстую с «Кысью», Иванова с его «Географом», а также Лукьяненко со всеми его фантастическими романами. А как же Гришковец? Или Водолазкин? Примеров-то уйма. Остальное – шелуха, я согласен. И она временно популярна в нашей стране. Но как ты объяснишь то, что может стать популярным на века? Где гарантии?

– Главное – это глубина. Вот, что самое главное в любом произведении. Как далеко пошел писатель, как копнул далеко. А копание – дело рискованное. Достоевский, Андреев, Кафка… Уйма, как ты говоришь, примеров. Глубина – это вечность. Эти работы будут точно помнить. Ещё недавно ты говорил, что Перфилов тебе надоел. Мне – нет!

– Ну слушай, это странно. Я могу любить Беккета, но не чураюсь своей любви к Гашеку. А потом и за Кинга можно сесть.

– Глубина, Семён, глубина.

В этой беседе Семён чувствовал себя пациентом в психиатрической больнице, а Ринат казался врачом. В какой-то момент ему хотелось встать и уйти. Не уйти, а выбежать из кафе. Домой.

«Кстати, там меня ждёт докторская колбаса», – подумал он и сглотнул в очередной раз слюну.

Семён посмотрел на Ярославу. Её роль была непонятна. За весь вечер она ни слова не сказала. Только пила свой коктейль и внимательно наблюдала за их разговором.

– Всё равно, – вставил Семён, – Перфилов в десяти романах разжёвывает одни и те же проблемы, просто несколько в иных интерпретациях. Он раб одной роли. И да, он исписался. Я по старой привычке покупаю его книги, если не идея, то хотя бы красота слога радует глаз. Но ничто не сравнится с «Безумцией невиновности» и «Гвоздём».

– А как же «Комната» или «Процедура»? – словно обидевшись, спросил Ринат. – Не понимаю. Ты ещё скажи, что вся литература – это просто развлечение.

– Литература – это спасение.

– Спасение?

– Не понимаю людей, которые говорят о художественной литературе как о чём-то неполезном. Любой человек назовёт тебе 10 полезных книг – Лабковский, Карнеги, Экер, ещё кто-нибудь. Но и он же назовёт тебе сотню известных книг. То, что духовно развивает и делает тебя свободным. Сотня книг художественной литературы. Почему они так желанны до сих пор и читаемы?

– В них выдуманная история, но не просто история, а попытка какого-либо писателя рассказать о себе и своём окружении. Тот, кто узнает себя в нём, становится его поклонником и читает постоянно. Ищет в нём родственную душу, близость. И, возможно, спасение, как ты говоришь.

– И глубина, – вставил Семён, – она есть даже в юмористических романах и в книгах развлекательного жанра. И в развлечении есть шлак и есть качество. Я же подразумеваю качество!

Они замолчали. Семён больше не мог говорить, в то время как Ринат находился в задумчивости. По его бледному лицу было видно, что он не хотел соглашаться с собеседником. Он давно доел гамбургер и допил сок, и весь его вид напоминал тарелку со скомканной салфеткой, кусочками салата и пустым стаканом. Сейчас он всё больше смотрел на Ярославу. Эта девушка ему казалась загадочной и необычной. С такой он ещё ни разу не встречался.

«Любовь любовью, а деньги деньгами», – как всегда любил говорить отец Рината. Но Ярослава не казалась такой. Это тот человек, которого могли ещё в школе считать странным и необычным, этакой белой вороной на задних партах.

– Простите…

Троица молодых людей оглянулась. Перед ними с пустым подносом стояла официантка.

– Простите, я слышала, что вы говорили про Перфилова. Писателя.

– Частично, – сказала Ярослава, аккуратно и без шума допивая последние капли коктейля из трубочки.

– Я слышала, что он сейчас в Магическом театре.

– То есть как? Вы знаете, где он? – встрепенулся Ринат. – Вы серьёзно?

– Серьёзно, как все книги Перфилова, – будто обидевшись, ответила официантка.

– Простите… – подошёл Семен и посмотрел её имя на бейджике. – Лена, мы пришли на его встречу, он представлял свою новую книгу. На месте в «Обчитышах» его не оказалось. Человек пропал. И вдруг, оказывается, что он скрывается в театре.

– Я бы не сказала, что скрывается. Просто безумствует. Моя подруга там работает. Для меня все эти ваши писатели пустой звук. Все они невротики. А мне это неинтересно.

– Хорошо, тогда рассчитайте нас, – поспешил Ринат.

Троица вышла на улицу. Рядом с кафе стояли две машины такси. Ринат хотел было подойти к ним, но Семён остановил его.

– Да тут недалеко, ты чего? Дойдём за пару минут.

Долго уговаривать не пришлось, и они пошли за угол, в гущу тёмных узких переулков. Ринат шёл впереди Семёна и Ярославы, словно пытался их поторопить. Вокруг никого не было. Попалось несколько людей, и то это были не прохожие, а работники магазинов или церквей, вышедшие покурить. Троица свернула в сторону Спасской улицы, которая вела до Усачёвского вала. Дома вокруг уже спали. Усадьбы, двухэтажные офисные здания, церкви и их высокие ограждения тенью ложились на дорогу, словно мечи, преграждающие путь.