Текст книги "Слезы, летящие к небу"

Так кто есть кто? Так кто был кем? – мы никогда не знаем,

«Кто был ничем, тот станет всем» – задумайся о том!

Быть может, тот облезлый кот был раньше – негодяем,

А этот милый человек был раньше – добрым псом.

Кришнаиты верят, что после смерти одного тела человек продолжает существование, переселившись в другое. Причем, не обязательно в человеческое: тот, кто жил неправедно, может получить новое воплощение в теле животного, насекомого или рыбы. Священные тексты вайшнавов прямо говорят, что: «…Питающийся плотью существ, рождается в животной форме жизни, где его и поедают те, кого он съел». С такими взглядами на фауну кришнаит, естественно, не может употреблять в пищу продукты животного происхождения. Вот только любовь к животным здесь совершенно не при чем.

Лишь в христианском мире могла появиться оптимистическая поговорка «Бог не выдаст – свинья не съест». А по религиозным представлениям кришнаитов, свинья неизбежно съедает в будущей жизни всех любителей жареной свининки. И даже сам Кришна не может ей в этом помешать.

В иудаизме и исламе причина отказа от некоторых видов мяса совсем иная: гнушаясь есть свинину или зайчатину, мусульмане и иудеи предполагают, что Бог создал животных, разделив их на «чистых» и «нечистых». Следовательно, тот, кто ест «нечистое» мясо – сам становится нечистым перед Богом. Такое мировоззрение имеет свои корни в особенностях их интерпретации Библейского текста, где действительно присутствует разделение животных на «чистых» и «нечистых». Ислам и иудаизм трактуют эти места Священного Писания буквально.

Христианство, же, напротив, усматривает в таком разделении всего лишь педагогический смысл. По словам святителя Фотия, Патриарха Константинопольского, …чистое стало отделяться от нечистого не с начала мироздания, но получило это различие из-за некоторых обстоятельств. Ибо поскольку египтяне, у которых израильское племя было в услужении, многим животным воздавали божеские почести и дурно пользовались ими, которые были весьма хороши, Моисей, чтобы и народ израильский не был увлечен к этому скверному употреблению и не приписал бессловесным божеское почитание, в законодательстве справедливо назвал их нечистыми – не потому, что нечистота была присуща им от создания, ни в коем случае, или нечистое было в их природе, но поскольку египетское племя пользовалось ими не чисто, но весьма скверно и нечестиво. А если что-то из обожествляемого египтянами Моисей отнес к чину чистых, как быка и козла, то этим он не сделал ничего несогласного с настоящим рассуждением или с собственными целями. Назвав что-то из боготворимого ими мерзостью, а другое предав закланию и кровопролитию и убийству, он равным образом оградил израильтян от служения им и возникающего отсюда вреда – ведь ни мерзкое, ни забиваемое и подлежащее закланию не могло считаться богом у тех, кто так к нему относился.

Разделение животных на субстанционально «чистых» и «нечистых» для христиан категорически неприемлемо, это легко можно понять из слов св. апостола Павла о том, что …нет ничего в себе самом нечистого (Рим. 14, 14)и что …всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвою (1Тим. 4, 4).Но, в таком случае, почему же православные все-таки воздерживаются в пост от мяса?

Как в пост не «оскоромиться»

В житии свт. Спиридона Тримифундского есть поучительная история, открывающая православный смысл поста и показывающая правильное к нему отношение:

На первой неделе Великого Поста, в пятницу, пришел к свт. Спиридону странник, христианин. При епископе жила дочь его. Епископ говорит ей: «Нет ли у нас угощения страннику?». Дочь ответила: «Отец мой! Ты не вкушаешь ничего в эту неделю, и я стараюсь подражать тебе, поэтому у нас нет никакой пищи приготовленной; а есть от мясоеду остаток свиных мяс». Епископ говорит: «Поставь это мясо на стол и приготовь нам трапезу». Дочь исполнила приказание отца; угодник Божий пригласил к столу своего гостя и сам сел с ним, чтоб кушать. Странник сказал: «Я – христианин, и не ем мясного в Великий Пост». Епископ ответил: «Потому-то, что ты христианин, а не иудей, и должен ты есть; мы воздерживаемся от мяса не потому, чтоб оно было нечисто, или чтоб в этом была какая добродетель, как воздерживаются от него иудеи, но чтоб телеса наши не отягчились объядением».

В отличие от остальных мировых религий, отказ от мяса в Православии не несет в себе вероучительного смысла. Невкушение той или иной пищи не является для христиан самоцелью. Существует много причин, по которым человек может не соблюдать телесный пост, например, беременность, старость, нищета, болезнь. Во многих случаях врачи запрещают больным отказываться от скоромной пищи, и Церковь никогда не призывала нарушать их предписания. Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал своей заболевшей сестре: «…Непременно вкушай говяжий бульон и другую нужную по требованию твоего тела мясную пищу. Церковь положила в известные времена воздержание от мясной пищи для того, чтоб непрестанно употребляемая мясная пища не разгорячала безмерно тел, чтоб они на растительной пище постнаго времени прохлаждались и облегчались, а не потому, чтоб употребление мяса заключало в себе собственно какой грех или нечистоту. И потому удаление от мяса при необходимости и болезни есть грубый предрассудок русского человека, обременившего небесную религию многими своими национальными дебелостями».

Взгляд на скоромную (т. е. – непостную) пищу как на что-то нечистое, способное осквернить постящегося христианина, святитель Игнатий считал грубым суеверием и профанацией евангельского учения.

К сожалению, и сегодня в среде верующих людей можно столкнуться с подобным отношением к телесному посту. Вот человек Великим Постом съел кусочек домашнего печенья или пирога, и вдруг выяснилось, что эта пища была приготовлена на молоке и яйцах. Сразу же начинаются расстройства с переживаниями: «Ой, как же это я оскоромился! Теперь весь пост – насмарку». Оскоромился – звучит почти как «осквернился»! Человеку кажется, что смысл поста лишь в том и заключен, чтобы питаться одними овощами и готовить их исключительно на растительном масле. И даже случайно съеденный кусок скоромной пищи может, по его мнению, лишить пост некоего сакрального значения.

На самом же деле, никакой мистики в воздержании от пищи Церковь никогда не подразумевала. Отказ от мяса, молока, яиц и других продуктов животного происхождения в православном понимании бесконечно далек от мусульманского страха перед «оскверняющей» свининой, и действительно в чем-то даже ближе к обыкновенной системе диетического питания. Но есть между постом и диетой существенная разница. Диета по медицинским показаниям обычно соблюдается человеком для исцеления телесных болезней. Цель христианского поста – исцеление болезней души.

Самоотверженный культурист

Между режимом питания и состоянием души существует определенная связь: чем больше внимания человек уделяет своей плоти, тем меньше он заботится о душевной пользе. И речь здесь идет вовсе не о банальном обжорстве. Служить своему телу можно весьма самоотверженно и аскетично, но принцип обратной зависимости от этого не изменяется.

Есть такой странный вид спорта – бодибилдинг. Само название говорит о том, что главной целью в нем является строительство собственного тела, увеличение объема мускулатуры. Ежедневно по несколько часов культурист мучает себя на тренажерах, методично таскает железо, выполняет силовые упражнения, поглядывая в зеркало – есть ли результаты? Стало ли его тело более мускулистым, чем несколько дней назад? Культурист не стремится быть «самым-самым». При равном весе штангист – сильнее его, а уж отправить в нокаут стокилограммового качка может и квалифицированный боксер-средневес. Но культуриста это не смущает, у него другая задача – он растет, он увеличивает мышечную массу. Для строительства тела ему нужен материал, поэтому он строго соблюдает определенный режим питания: ест мясо, жует молочные смеси для детского питания, пьет протеиновые коктейли, одним словом – составляет свой рацион из продуктов, богатых животным белком. То есть – как раз из тех, от которых христианин в пост отказывается.

Такое различное отношение к одной и той же пище, очевидно, предполагает и различие поставленных целей. Культурист усиленно питается для того, чтобы поскорее нарастить мускулы и насладиться сознанием собственного превосходства над менее «раскачанными» согражданами. Христианин, напротив, ограничивает себя в пище и ослабляет свое тело, чтобы проще было увидеть в своей душе грехи и недостатки, понять, что ни о каком превосходстве над другими людьми даже речи быть не может, и попытаться с Божией помощью привести свой внутренний мир в более здоровое состояние.

И не случайно именно в первую неделю Великого Поста в православных храмах каждый день многократно звучит покаянная молитва Ефрема Сирина «Господи, Владыко живота моего…», которая заканчивается словами: «…даруй мне видеть прегрешения мои и не осуждать брата моего вовек». Оказывается, видеть свои грехи – не естественная способность человека, а – дар Божий. И постятся христиане как раз для того, чтобы сделать себя способными к восприятию этого дара.

Незадачливый астроном

Чем дальше мы удаляемся от источника света, тем чаще оступаемся, падаем в грязь и пачкаемся. Это, в общем-то, не так уж и страшно – можно ведь умыться, почистить одежду и опять быть в порядке. Но в том и проблема, что увидеть себя грязным в темноте невозможно. Для этого нужно вернуться к свету.

Человек часто не видит своих грехов, потому что грех – это уклонение от Божьей воли, отпадение от Бога. И чем больше мы грешим, тем дальше удаляемся от своего Создателя, рискуя уйти в такую духовную тьму, где уже и вовсе непонятно будет, в каком направлении возвращаться. Мы чувствуем, что много раз упали, что мы – в грязи, и понимаем, что, если ничего не изменить в своей жизни, то блуждание во мраке может закончиться для нас сломанной шеей. А выйти из тьмы уже не можем. И тогда нам остается единственное средство, дающее надежду на выход и спасение – позвать на помощь.

Бог не связывает нашу волю и дает нам свободу уйти от Него, когда мы этого захотим. Но Он никогда не забывает о Своих заблудившихся детях. Пусть мы не в силах вернуться к Богу из темных дебрей своей самости. Но мы всегда можем позвать Его, осознав свою беду и беспомощность. И Господь обязательно ответит на этот зов, коснется нас лучами Своей благодати и тогда, в этом свете Божией любви мы сможем увидеть, как искалечили и запачкали свою душу, блуждая в греховной тьме.

В Священной истории такой зов к Богу о помощи всегда сопровождался постом.

Если посмотреть упоминания о нем в Ветхом Завете, легко можно увидеть, что пост рассматривался людьми именно как средство, помогающее восстановить утраченное общение с Богом. Постился Моисей перед тем как слушать Бога на горе Синай, и весь народ Израиля постился с ним. Постились жители Ниневии, когда мера их грехов переполнила Божие долготерпение. Постились иудеи, возвращаясь из Вавилонского плена. Вообще пост объявлялся пророками и царями древнего Израиля великое множество раз. Сейчас, в эпоху Нового Завета пост соблюдают христиане, и смысл его во все времена остается тем же: пост сопровождает молитвенное обращение человека к своему Создателю.

Но неужели без поста Бог не услышит человека? Разве Всемогущий Творец Вселенной испытывает нужду в том, чтобы люди ограничивали себя в пище? Конечно, нет! Пост нужен не Богу, а нам самим. В книге Пророка Захарии Бог прямо говорит об этом иудеям: «…когда вы постились и плакали …для Меня ли вы постились? для Меня ли? И когда вы едите и когда пьете, не для себя ли вы едите, не для себя ли вы пьете?» (Зах. 7, 5).Пост для человека – не более чем инструмент. Ослабив тело воздержанием от пищи, мы делаем свою душу более восприимчивой к общению с Богом. Но если, отказавшись от мяса и молока, человек не обращается к Богу в молитве, не кается в своих грехах, не стремится к соединению с Богом в таинстве Причастия, возникает вопрос – а зачем, собственно, он приобрел этот инструмент? Подобное отношение к посту можно сравнить с поведением незадачливого астронома-любителя, который много лет трудился, отказывал себе во всем, и наконец купил замечательный телескоп. Он очень им дорожил, сдувал с него пылинки, протирал кусочком замши фирменную оптику, сделал его главным украшением своего кабинета. Но за всю жизнь он так и не догадался направить свой телескоп в сияющее звездами небо. И ни разу не прильнул жадным взором к окуляру, мечтая, чтобы это прекрасное небо к нему приблизилось.

Постимся постом приятным?

Пост может быть неугоден Господу, молитва не будет Им принята, зов к Богу останется без ответа, если наше благочестие не будет растворено любовью к окружающим нас людям. Деятельное выражение такой любви у христиан называется милостыней. И это не просто десятирублевка, брошенная в кружку нищего на церковной паперти. Милостыня заключается в том, чтобы участвовать в чужой беде, помогать тем, кому сейчас плохо, ущемлять себя ради других. Вот как говорит об этом Иоанн Златоуст: Смысл поста не в том, чтобы мы с выгодой не ели, но в том, чтобы приготовленное для тебя съел бедный вместо тебя. Для тебя это вдвойне благо: и сам ты постишься, и другой не голодает.Замену мяса рыбой в пост святитель объяснял тем, что рыба дешевле мяса, а сэкономленные деньги христианин может отдать тем, кто в них нуждается. Поэтому, когда сегодня в «постном» меню модного ресторана видишь какой-нибудь «шашлык из осетрины на шпажках», стоимостью «всего» в пятьсот рублей порция, невольно задумываешься о целесообразности такого интересного способа воздержания от мяса.

А на обложке книги, содержащей рецепты блюд постной кухни, можно прочитать и вовсе уж жизнерадостный заголовок: «Постимся постом приятным!». Очевидно, предполагается, что приятность здесь должен испытывать сам постящийся, отведав постной вкуснятины, приготовленной по предложенным в книге рецептам. И как-то даже не сразу приходит на ум, что пост – это жертва. Наша жертва Богу. И приятна она должна быть, конечно же, не нам, а Господу. Как об этом и поет Церковь в первый день Великого Поста в стихире на вечерней службе (откуда, собственно, и была бездумно выдернута фраза о «приятном посте»): «Постимся постом приятным, благоугодным Господу: истинный пост есть злобы отчуждение, воздержание языка, ярости отложение, похотей отлучение, обвинений, лжи и клятвопреступления. Сих оскудение – пост истинный есть, и благоприятный».

Легко заметить, что ни одного рецепта постных блюд здесь нет. Так же как и в замечательной кулинарной книге со странным названием нет того самого главного рецепта, о котором говорил святитель Иоанн Златоуст. А ведь у него все очень понятно сказано: перейди на более простую, дешевую пищу и употреби средства, высвободившиеся от такой перемены стола, в помощь тем, кто беднее и несчастнее тебя. Это и будет тот благоугодный и приятный Господу пост, к которому призывает христиан Церковь.

…Чтобы прийти в себя

Словосочетание «блудный сын» давно стало именем нарицательным даже среди неверующих: любому культурному человеку этот евангельский сюжет знаком хотя бы по картине Рембрандта. Но далеко не все знают, что к разговору о смысле христианского поста история блудного сына имеет самое непосредственное отношение.

Дело в том, что началу Великого Поста в Церкви предшествуют несколько недель, когда верующие начинают готовить себя ко времени покаяния. Одна из них так и называется – Неделя о блудном сыне. В эти дни в храме читается притча из Евангелия от Луки, которая удивительно точно объясняет христианское понимание отношений между падшим человеком и его Создателем:

«… У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: Отче! Дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его.

Сын же сказал ему: Отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться» (Лк. 15, 11–24).

Несмотря на краткость, эта история содержит в себе важнейшую информацию об отношениях падшего человека и его Создателя. Своими грехами человек добровольно отлучает себя от Бога, как младший сын из притчи сам отлучил себя от отца. И в этом отлучении – причина всех человеческих бед, проблем и напастей. Ощущение тоски по иной реальности, щемящее чувство того, что в этом мире ты – не свой, что духовно ты ушел когда-то в далекую сторону и до сих пор остаешься на чужбине – вот, быть может, главное условие настоящего христианского покаяния. Потому что вернуться домой может лишь тот, кто понял, что ушел из дома.

Но когда же, в какой именно момент блудный сын из притчи пришел в себя и решил вернуться к оставленному им отцу? Ответ очевиден: он пришел в себя после того, как испытал недостаток в пище. То есть – после поста, хотя и вынужденного. А христиане постятся добровольно, не дожидаясь, пока грехи окончательно увлекут их в «страну далече», отнимут все полученные от Бога дары и доведут до полного свинства. Поэтому пост в Церкви – это своего рода точка возвращения на оставленную духовную родину и надежное средство для того, чтобы, подобно блудному сыну прийти, наконец, в себя.

Диета или подвиг?

Святитель Феофан Затворник писал, что наша жизнь без Бога подобна стружке, завивающейся вокруг собственной пустоты. Человек чувствует эту пустоту, она гнетет его и пугает. Изо всех сил старается он заглушить тягостное ощущение бессмысленности своей жизни различными удовольствиями – просмотром любимых телепередач, приятной истомой после сытного ужина, алкоголем, компьютерными играми… Он старается не думать о том, что смерть в конце концов отнимет у него все эти обезболивающие средства, и единственной доступной ему реальностью тогда окажется Бог. Будет ли эта встреча с Создателем радостной для того, кто всю свою жизнь так наивно пытался от Него спрятаться?

Порядок в своей душе следует наводить, пока жизнь еще не кончилась. В этом, собственно, и заключается главный смысл Великого Поста. Иоанн Златоуст пишет: Итак, что ты, брат, собрал при помощи поста? Не говори мне, что «я столь много дней постился, того и другого не съел, не пил вина, претерпел нечистоту», но покажи мне, сделался ли ты кротким, между тем как был гневливым, и сделался ли человеколюбивым, между тем как до того был жестоким, потому что, если ты упоен гневом, то зачем угнетаешь свою плоть? Если внутри – зависть и корыстолюбие, то какая польза от питья воды?Отказываясь в Великий Пост от мяса, вина и развлечений, верующий человек не совершает великого подвига. Он просто решается пожить без этого духовного наркоза хотя бы семь недель, чтобы наконец заглянуть в собственную душу. А там уже не просто пустота, там накопилось много всякой дряни, как это всегда бывает в хозяйстве с местами, куда мы редко заглядываем. Христианский пост – попытка разгрести эти греховные завалы, стремление наполнить свою внутреннюю пустоту любовью к Богу и ближнему, обращение к Христу за помощью в этом неподъемном для человека труде. Только при таком нашем отношении к посту он может настоящим духовным подвигом и перестанет быть хотя и полезной для организма, но совершенно бесполезной для души диетой.

Слезы, летящие к небу

Поминать умерших можно только когда веришь, что они – живы. Эта, парадоксальная, на первый взгляд, мысль подтверждается, тем не менее, даже не церковным учением, а обычной человеческой интуицией. «Все там будем…», – так звучит самая распространенная в нашем народе формула поминовения умерших. И нужно сказать, что это очень глубокое отношение – глядя на чужую смерть, помнить о своей собственной. Но есть один очень важный момент, который в этой формулировке никак не обозначен: а, собственно, где это – «там»? Что находится за чертой, которую уже перешел умерший, и которую рано или поздно предстоит пересечь каждому из нас? Если за ней лишь пустота, небытие и полное уничтожение человеческого самосознания, тогда сама фраза «все там будем…» лишается всякого смысла, поскольку никакого «там» в этом случае просто нет и быть не может. Получается, что, поминая наших умерших даже такой простой фразой, мы исповедуем свою веру сразу в три серьезных факта:

1. Биологическая смерть не уничтожает человеческую личность.

2. После смерти, лишившись тела, человек попадает в иной, неизвестный нам пока еще, но вполне реальный мир.

3. Переход в этот мир – объективно неизбежен для всех людей, независимо от их личного желания.

Когда близкий человек попадает в больницу, мы навещаем его, носим ему книги, фрукты, куриный бульон в баночке, рассказываем ему последние новости и, прощаясь, говорим, что завтра обязательно придем к нему снова. Если кто-то из дорогих нам людей находится в заключении, мы тоже знаем, как проявить свою любовь к нему. Нам известно, в чем он нуждается, мы собираем ему передачи и шлем посылки, пишем письма, ездим на свидания, короче – делаем все, чтобы помочь ему перенести тяготы лишения свободы.

Однако смерть родных всегда ставит нас в какой-то тупик. Нет, мы, конечно, не стали любить их меньше, горечь разлуки даже усилила наше чувство и помогла понять как дорог нам тот, кого смерть у нас отняла. Но что делать дальше, как эту нашу любовь выразить, как сделать, чтобы она дошла до любимого и помогла ему, или порадовала его там, где он оказался – этого мы не знаем. У нас просто нет опыта бытия там, за гранью земной жизни, мы даже представить себе не можем, что же происходит с человеком после смерти. А когда не хватает своего личного опыта, вполне разумно обратиться за помощью туда, где подобный опыт имеется – обратиться к Церкви, которая уже почти две тысячи лет поминает своих умерших и имеет огромное количество свидетельств действенности молитвенного поминовения усопших. Поэтому очень часто смерть близкого человека приводит в Церковь даже тех, для кого мнение Церкви никогда не являлось авторитетным во всех остальных вопросах их жизни.

Вообще, без веры в жизнь после смерти поминать умерших – довольно бессмысленное занятие. В советский период истории нашей страны была такая традиция – почитать память погибших в Великой Отечественной Войне минутой молчания. Для атеистического государства это был очень логичный ритуал. Сердце человека требовало: «Поблагодари этих людей. За твое спокойное и мирное существование они отдали самое дорогое, что у них было – свою жизнь. Ты навсегда в долгу перед ними, поблагодари их». Но разум возражал: «Как можно благодарить тех, кого нет? Какие слова можно сказать тому, кого не просто нет рядом с тобой, а – вообще нигде нет, как не было тебя самого до твоего рождения?». К небытию бессмысленно обращаться с какими бы то ни было словами, здесь действительно остается одно только скорбное молчание. Как некое торжественное признание неверующим человеком полного своего бессилия перед фактом смерти близких людей.

Для атеистического сознания возможны лишь бессловесные формы поминовения умерших, будь то минута молчания, или поминальная чарка – без тостов и не чокаясь.

Но если человек отказывается считать, что его близкие, умирая, растворились без следа в мировом пространстве, если он верит, что они живы, и надеется на будущую встречу с ними (пускай даже после собственной смерти), тогда, для выражения своей надежды, веры и любви ему просто необходимы какие-то слова. И простого, брошенного походя «…все там будем» здесь уже явно недостаточно. Нужны другие выражения – более точные и красивые, нужно понять – в чем смысл такого поминовения, нужно разобраться, наконец – что же происходит с человеком в этом самом загадочном «там», где все мы, в конце концов, должны будем оказаться.

Чего боятся верующие?

Армянский поэт X века Григор Нарекаци (почитаемый в Армении как святой) писал: