Текст книги "Вся власть советам!"

Автор книги: Александр Михайловский

Соавторы: Александр Харников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Часть 2
СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ

18 (5) ноября 1917 года. Полдень.

Мурманск.

Этот хмурый ноябрьский день выдался в Мурманске весьма беспокойным. Новости сыпались на головы обывателей, словно крупа из дырявого мешка. В здании штаба Главнамура с самого утра заседала специальная комиссия, состоящая из председателя мурманского ревкома большевика Юрьева, главнокомандующего на Мурмане контр-адмирала Кетлинского и руководителей британской и французской союзных миссий майора Фоссета и капитана де Лагатинери.

Причиной появления этой комиссии стали две ноты правительства Сталина, в которых говорилось о том, что в связи с подписанием мирного договора с Германией, необходимо в кратчайшие сроки удалить с Мурмана союзнические силы. В случае отказа британцев и французов покинуть территорию Советской России командованию российских сил на Мурмане и всем властям на местах предписывалось предпринять меры по их скорейшему интернированию.

Но сие грозное распоряжение не очень-то напугало представителей союзников. Они знали, что на подходе к Кольскому заливу находится отряд британских военно-морских сил, во главе которого идет «Дредноут» с его двенадцатидюймовыми орудиями. Ну, и к тому же «местные власти» здесь, в Мурмане, представляли люди, с которыми союзники надеялись полюбовно договориться.

Контр-адмирал Казимир Кетлинский в российском флоте считался личностью с, мягко говоря, неоднозначной репутацией. И дело было даже не в том, что на свой пост он был назначен самим Керенским. Эта мелочь не имела бы никакого значения, если бы не сопутствующие этому обстоятельства.

Начнем с того, что еще в 1916 году каперанг Кетлинский был изгнан адмиралом Колчаком с должности начальника оперативного управления Черноморского флота. Причиной для столь резкого кадрового решения стали несколько серьезных ошибок в штабных разработках операций Черноморского флота, а также страсть к интригам и умение Казимира Филипповича ловко перекладывать свои просчеты на других. Обида на Колчака, кстати, осталась на всю жизнь. Александр Васильевич, в свою очередь, считал Кетлинского редкой бездарью и паркетным шаркуном, делающим карьеру где угодно, только не на мостике боевого корабля.

И если у пришельцев из будущего на Колчака были определенные виды, суть которых сводилась к тому, чтобы держать его подальше от политики и поближе к Ледовитому океану, то Кетлинский, скорее всего, должен был получить по заслугам за все то, что он успел наворотить.

Прежде всего ему вспомнят историю с матросами с крейсера «Аскольд», которые были расстреляны во французском форте Мальброк. Случилось это после провокации, когда был сымитирован подрыв крейсера, стоявшего на ремонте в Марселе. Уж больно кое-кому из офицеров хотелось доказать вышестоящему начальству наличие на корабле революционной организации. Да, взрыв был, но повреждения он причинил мизерные, что выглядело весьма странно и указывало на довольно высокий уровень профессионализма «диверсантов».

Прежний командир «Аскольда» каперанг Иванов спустил было эту историю на тормозах. Но тут его сменил Кетлинский, который развил бурную деятельность по «выведению крамолы». В результате молниеносно проведенного следствия четверо нижних чинов «Аскольда» – Захаров, Бешенцев, Шестаков и Бирюков – были расстреляны в форте Мальброк, а еще больше сотни подозреваемых в революционных настроениях были отправлены в плавучие тюрьмы и штрафные батальоны.

Впоследствии, уже став контр-адмиралом, Кетлинский попытается от всего произошедшего отвертеться. Только вот копии секретных шифрограмм, сохраненных в архиве Морского министерства, покажут его неприглядную роль во всем этом происшествии. В свое время на основании копий этих шифрограмм Валентин Саввич Пикуль изложит свою версию этих трагических событий в первой части романа «Из тупика».

А в настоящий момент Кетлинский крайне нервно встречал все известия, приходившие из Петрограда. Власть там неожиданно захватили большевики, и они могли добраться до тех шифрограмм, после чего свежеиспеченный контр-адмирал мог сам угодить под суд, со вполне предсказуемым суровым приговором. Эта история хорошо была известна французам, которые завербовали Казимира Филипповича и использовали его как своего агента, в пику британским союзникам.

Сидевший напротив Кетлинского большевик Юрьев был человеком совершенно другой породы. Сорвиголова и авантюрист, он в 1908 году эмигрировал в САСШ, где и прожил до Февральской революции, перепробовав за это время самые разные виды деятельности, в числе которых были профессии уличного бойца и матроса на китобойных судах.

Кроме этого, находясь в Америке, Юрьев активно сотрудничал с тамошней революционной печатью и довольно близко сошелся с Троцким, вместе с которым и записался в большевики в июне 1917 года. По определению Александра Васильевича Тамбовцева, Юрьев был стопроцентным троцкистом.

И если в Петрограде после подавления винных бунтов эта порода людей уже стала большой редкостью, то на окраинах бывшей Российской империи подобные типы еще водились. До них еще не добралась карающая рука сотрудников товарища Дзержинского.

Утверждение на Мурмане власти правительства Ленина-Сталина стало бы для этого человека смертным приговором. Товарищи Льва Давидовича не могли рассчитывать на снисхождение. Даже если его с ходу не прислонили бы к выщербленной пулями кирпичной стенке, то на карьере при всех вариантах следовало бы поставить крест. Уж его точно никогда не допустят ни до одной ответственной государственной или партийной должности. И тогда остается одно – снова податься в китобои.

В отличие от адмирала Кетлинского, Юрьева старательно обхаживали британцы. Он был идеальной находкой для внедрения в органы власти и последующей оккупации Мурмана Великобританией. Правительство Сталина не нравилось англичанам категорически, и с их точки зрения было бы гораздо лучше, чтобы к власти пришел Троцкий, обещавший продолжать революционную войну с Германией. Но что можно взять с покойника…

Вопрос, который обсуждала в данный момент комиссия, был одновременно и простым и сложным. Союзники добивались решения об отделении Мурмана от Советской России и его перехода под юрисдикцию Антанты. В этом случае ожидалось, что подчиненные товарища Юрьева и господина Кетлинского продолжат ведение боевых действий против Германии в составе союзных сил. Те были почти согласны с требованием союзников и только желали заранее обговорить некоторые нюансы и преференции для себя любимых. Хотя когда белые сагибы держали слово, данное туземцам, пусть и самым высокопоставленным…

И вот в самый разгар обсуждения, когда участники торга уже почти были готовы ударить по рукам, в помещение ворвался запыхавшийся посыльный. Адмирал Кетлинский развернул адресованное ему послание, прочитал и побледнел.

– Джентльмены, – сказал он, медленно приходя в себя, – мне только что сообщили, что несколько часов назад в Александровске десантом, высаженным с прибывших из Петрограда неизвестных кораблей под Андреевским флагом, интернирован британский линкор «Глори». Вся операция проведена настолько быстро и настолько профессионально, что команда британского корабля не успела оказать практически никакого сопротивления. Контр-адмирал Кэмп захвачен нападавшими. Крейсер «Аскольд», которым я имел честь когда-то командовать, перешел на сторону прибывших из Петрограда кораблей. Кавторанг Шейковский арестован командой, и сейчас на крейсере распоряжается гальванный унтер Петрухин. На линейном корабле «Чесма» начался митинг, конца и края которому не видно. Один из кораблей сразу же двинулся из Александровска в сторону Мурманска и скоро должен быть здесь. Теперь уже понятно, что те две телеграммы господина Сталина об удалении союзнических сил не были пустыми угрозами. Сейчас, господа, те, кто уже захватил британский линкор и арестовал контр-адмирала Кемпа, идут сюда, к нам.

Майор Фоссет и капитан де Лагатинери недоуменно переглянулись. Смятение и одновременно неверие читалось на их лицах.

– Мистер Кетлинский, – сказал майор Фоссет, – как русские корабли с Балтики могли оказаться здесь, в Мурманске? Они не могли пройти через нашпигованные минами Датские проливы! Или вы полагаете, что германцы провели их через Кильский канал? К тому же Британия держит в Северном море несколько линий блокадной завесы, и даже если допустить невозможное – что их пропустили немцы или датчане, – все равно они никак не могли пройти мимо наших храбрых моряков.

– Очевидно, могли, – хмуро ответил британцу Кетлинский, накидывая на плечи адмиральскую шинель, – я думаю, что эти корабли из состава той невесть откуда появившейся эскадры, которая разгромила германцев у Моонзунда, а потом заявила о безоговорочной поддержке Сталина. В деле у Риги тоже не обошлось без их участия. Пся крев, зачем им понадобился наш Мурманск?! Господа, идемте, надо подготовиться к встрече.

С высоты крутого заснеженного берега господам из комиссии было видно, как вверх по заливу со скоростью пятнадцать узлов прет несуразный на первый взгляд корабль, похожий на какую-то каракатицу. Пришелец по водоизмещению был явно больше «Аскольда». Острый атлантический форштевень, полубак длиной в две трети широкого корпуса, тоненькие стволы пушек в двух неожиданно маленьких башнях, расположенных по линейно-возвышенной схеме, и нелепые решетчатые мачты, над одной из которых трепещет Андреевский флаг.

Контр-адмирал Кетлинский, окаменев от напряжения, прикусил губу. Неизвестный корабль шел по Кольскому заливу так уверенно, словно возвращался в родную базу, а его старший штурманский офицер и рулевые знали местную акваторию так же, как тело любимой жены со всеми ее складочками и морщинками. Этого не могло быть, но это было.

Вот на траверзе поморской деревни Минькино от корабля пришельцев отделились два больших катера, набитые людьми, и, вздымая на воде два белопенных крыла, с сумасшедшей скоростью рванулись прямо к причалам порта.

Примерно около взвода то ли солдат, то ли матросов в странной, ранее не виданной Кетлинским форме поднимались от причала по дощатому тротуару. Ладная пригнанная форма с погонами, короткие карабины с большими отъемными магазинами, как у ружья-пулемета Мадсена, только направленные не вверх, а вниз, и жесткие сосредоточенные лица, ничуть не похожие на испитые рожи революционных «братишек». Возглавлял эту команду молодой худощавый офицер, отличающийся от своих солдат только тремя маленькими звездочками защитного цвета на пятнистых хлястиках-погонах.

Этот грозно и целеустремленно шагающий взвод выглядел для здешних условий настолько чужеродно и дико, что Казимир Кетлинский понял – он видит сейчас представителей той силы, которая походя пустила под откос всю мировую историю. Откуда бы они ни пришли, все дальнейшие действия они будут строить только исходя из своих представлений о будущем России.

Рядом со странным поручиком, как будто для придания всему происходящему окончательной фантасмагоричности, словно воины Апокалипсиса шагали еще пятеро мужчин в черных кожаных куртках…

Одного из них Кетлинский узнал сразу, и в животе у него похолодело. Бывший шифровальщик «Аскольда» Самохин был свидетелем всех его неблаговидных дел. Ведь через его руки проходили все шифрованные телеграммы по делу о взрыве на «Аскольде» в ночь с 20 на 21 августа 1916 года. Сейчас бывший кондуктор был одет в черный кожаный костюм самокатчика, что, скорее всего, указывало на его принадлежность к большевистским комиссарам.

Еще один «комиссар» двигался чуть позади Самохина. В нем Кетлинский с ходу узнал того, кого господа жандармы называли профессиональным революционером. От присутствующего тут же Юрьева этот неизвестный пока комиссар отличался, как волк от шакала. И контр-адмирал подумал, что к такому вот российскому Марату французы или англичане вряд ли сумеют найти подходы. По счастью, сия порода людей не особо многочисленна, иначе они разнесли бы весь мир на куски.

Еще трое сопровождавших солдат были одеты во флотские шинели и, что удивительно, тоже с погонами. Контр-адмирал и капитаны первого и второго рангов. Повеяло временами «проклятого царизма», что, несомненно, должно было вызвать ужасающее раздражение у революционных масс. Правда, Казимир Филиппович ничуть не сомневался, что новые власти, как и в Питере, не останавливаясь даже перед применением пулеметов, сумеют поставить на место здешних расхристанных обормотов, утвердив вокруг себя новый порядок. Информации о том, что происходило совсем недавно в столице бывшей империи, на Мурмане было предостаточно. И никто не сомневался, что все заинтересованные лица поняли преподанный им с таким старанием урок. Сожалел контр-адмирал Кетлинский только об одном – что лично ему жить в эту прекрасную пору, скорее всего, уже не придется.

Из трех приближающихся флотских офицеров Кетлинский лично знал только одного. Во времена Порт-Артура, одновременно и славных и позорных, они с Ивановым Седьмым были молодыми двадцатидевятилетними лейтенантами. И вот сейчас, через тринадцать лет, судьба вновь свела их, но теперь они находились по разные стороны фронта.

– Я имею честь видеть контр-адмирала Кетлинского? – спросил Иванов Седьмой, подойдя вплотную. За его спиной солдаты рассыпались полукругом, оцепив всю честную компанию и отрезая ей путь к бегству.

– Да, это я! – кивнул Кетлинский и в свою очередь предложил: – А теперь, милостивый государь, представьтесь вы.

Прибывший контр-адмирал вскинул руку к фуражке:

– Иванов Модест Васильевич. По распоряжению председателя Совнаркома товарища Сталина должен сменить вас на посту командующего флотилией Ледовитого океана и Мурманским особым укрепленным районом.

– Добро, Модест Васильевич, – кивнул Кетлинский. – А что, если я отвечу, что не признаю вашего товарища Сталина?

– А кого вы тогда признаете? – ехидно спросил опирающийся на резную трость капитан 1-го ранга, сопровождавший контр-адмирала Иванова. – Иного законного правительства у России нет и в ближайшее время не будет.

Каперанг ехидно посмотрел на остолбеневших встречающих и, приложив руку к козырьку фуражки, сказал:

– Имею честь представиться: капитан 1-го ранга Петров Алексей Константинович, назначен к Модесту Васильевичу начальником контрразведки. По распоряжению нового правительства об интернировании всех иностранных сил, находящихся на территории Советской России, попрошу мистера Фоссета и месье де Лагатинери сдать оружие. Это касается и вас, Казимир Филиппович. Гражданин Юрьев, я бы посоветовал вам не хвататься за маузер. Это может пагубно отразиться на вашем здоровье. Военная контрразведка и ведомство товарища Дзержинского к вам тоже имеет немало вопросов. Еще раз прошу всех не делать глупостей. Прибывшие с нами морские пехотинцы с крейсера «Североморск» не понимают глупых шуток и резких телодвижений. Мистер Фоссет, вы зря вцепились в кобуру. Поверьте мне, вы получите пулю раньше, чем снимете с предохранителя свой «веблей».

И тут бывший товарищ, а ныне гражданин Юрьев неожиданно решил показать свой характер. На глазах растерянного Кетлинского и багровых от злости господ союзников, он пригнул голову, принял боксерскую стойку и нанес молниеносный удар правой в лицо поручику, с ухмылкой наблюдавшему за этим представлением. Точнее, попытался нанести, поскольку поручик неожиданно уплыл в сторону, атакующий кулак Юрьева провалился в пустоту, и председатель Мурманского ревкома на мгновение потерял равновесие. Еще через мгновение старший лейтенант Синицын привычным, много раз отработанным движением перехватил правую руку буяна и резко вывернул ее, взяв своего противника на болевой прием. Зафиксировав его, Синицын сделал движение подбородком. Два морпеха с куском крепкого нейлонового шнура подскочили к воющему от боли Юрьеву и в мгновение ока сделали ему «ласточку». Лежа на животе, с ногами, подтянутыми к затылку, поверженный альфа-самец уже не выл, а скулил от обиды и унижения.

– Итак, господа, – как ни в чем не бывало сказал контр-адмирал Иванов, похлопывая снятыми перчатками о раскрытую ладонь, – ведите себя прилично, и вас минует чаша сия. Сдайте оружие, и пройдемте в штаб, где сможем поговорить по-человечески.

Первым, поняв всю бесполезность сопротивления, свой наган рукоятью вперед подал контр-адмирал Кетлинский. Вслед за ним ту же процедуру совершили майор Фоссет и капитан де Лагатинери.

На этот раз все обошлось без эксцессов. У цивилизованных людей не принято оказывать сопротивление противнику, попав в безвыходное положение. Ведь после того, как пришельцами без сопротивления был захвачен британский броненосец «Глори», а крейсер «Аскольд», напротив, встал на сторону незваных гостей, надеяться господам союзникам на какую-либо помощь было бессмысленно.

Был отправлен посыльный за лейтенантом Веселаго, исполнявшим у Кетлинского обязанности начальника штаба. Арестовывать его никто не собирался, но капитан 2-го ранга Белли пожелал принять дела у своего предшественника, как это было принято в русском флоте. Часть морских пехотинцев в компании одного из комиссаров, развязав ставшего совершенно ручным Юрьева, отправились менять власть в местной контрразведке. Остальные же, вместе с новым начальством и задержанным Кетлинским, проследовали к зданию штаба Мурманского оборонительного района.

Полчаса спустя, штаб Главнамура.

Контр-адмирал Иванов внимательно посмотрел на сидящих напротив него майора Фоссета и капитана де Лагатинери.

– Итак, господа бывшие союзники, – начал он по-английски, – буду краток. В связи с выходом Советской России из Антанты и прекращением войны с Германией, премьер Сталин считает совершенно неуместным дальнейшее нахождение союзных сил на российской территории. Согласно этому положению, английская и французская военные миссии в Мурманске будут интернированы и отправлены за пределы Советской России. Но наша страна хотела бы сохранить дружественные отношения со всеми мировыми державами. Если это невозможно, то, начиная с сего момента, любое вторжение иностранных вооруженных сил на российскую территорию, а равно в российские территориальные воды, будет считаться актом агрессии со всеми вытекающими из этого последствиями. Это официальная позиция моего правительства, которую я имею честь до вас довести. У вас есть ко мне вопросы?

– Да, адмирал, – ответил майор Фоссет, – мне все вполне понятно. Мы только хотели бы знать, почему Россия вышла из войны как раз в тот момент, когда ее армия и флот стали одерживать впечатляющие победы на фронте?

– Видите ли, майор, – контр-адмирал Иванов на мгновение задумался, – наверное, это потому, что те, кто принимал решение о начале сепаратных переговоров с Германией, с самого начала осознавали ненужность и преступность для России этой войны. Народ от войны устал, и продолжение боевых действий вылилось бы в последующий русский бунт, кровавый и бессмысленный.

– Правильно, Модест Васильевич! – раздался от дверей голос капитана 1-го ранга Петрова, вошедшего так тихо, что никто этого не заметил. – Мы сейчас не будем глубоко вдаваться в историю, но следовало бы выделить тот факт, что именно Англия спровоцировала летом 1914 года политический кризис в Европе, который впоследствии и вылился в полноценную мировую бойню. А также стоит отметить настоятельную просьбу французского командования о переносе главного удара русской армии в летне-осеннюю кампанию 1914 года с Галицийского на Силезское направление, что привело к отмене успешно развивавшегося наступления на Будапешт, разгрому наносивших отвлекающие удары армий Реннекампфа и Самсонова. А также безуспешный и стоивший нам больших потерь штурм силезских УРов, в которых полег цвет русской армии. Увы, господа, теперь пришло время и вам платить по счетам. Как там говорят ваши заокеанские кузены: «Ничего личного, только бизнес». Да, должен сказать, что к настоящему моменту крейсер «Виндиктив», так же как и линкор «Глори», тоже интернирован, и мои люди уже приступают к его разоружению.

Майор Фоссет и капитан де Лагатинери, слегка опешив, переводили взгляд с контр-адмирала Иванова на каперанга Перова и обратно, пока наконец майор Фоссет не издал сакраментальную для англичанина фразу:

– Who is mister…

– Перов, – любезно подсказал ему адмирал Иванов, – капитан 1-го ранга Петров, командир того самого великолепного корабля «Североморск», который вы только что имели честь видеть на Мурманском рейде. Все прочие вопросы, господа, как говорится, без комментариев. Сейчас вас отконвоируют в вашу миссию, дабы вы могли приступить к сбору личных вещей. Прощайте, господа бывшие союзники, и всего вам наилучшего.

Когда офицеров Антанты вывели, контр-адмирал Иванов повернулся к контр-адмиралу Кетлинскому.

– А вот с вами, Казимир Филиппович, – сказал он уже более мягким тоном, – разговор будет совершенно особый. Уж больно вы человек неоднозначный…

При этих словах каперанг Петров и старлей Синицын улыбнулись, словно услышали только им понятную шутку.

– Да уж, Модест Васильевич, – каперанг Петров кивнул на стулья, расставленные вокруг стола, – давайте присядем, что ли? Разговор будет длинным, а как говорится по-русски – в ногах правды нет.

– Действительно, господа, присядем, – кивнул контр-адмирал Иванов, – нам ведь важно разобраться в деле моего предшественника по существу, а не просто подписать формальную бумагу, которая позволит без дальнейших проволочек отдать вас под суд, – он посмотрел на каперанга Петрова. – Приступайте, Алексей Константинович, начало за вашей епархией.

Каперанг открыл свою папку.

– Итак, Казимир Филиппович, согласно обнаруженным нами в архивах данным, вами несомненно было сфальсифицировано дело о расследовании взрыва на крейсере «Аскольд» в ночь с двадцатого на двадцать первое августа 1916 года в Тулоне. Да-с! Имеющиеся в нашем распоряжении живые свидетели говорят, что ни один из тех матросов, которых вы обвиняли в членстве в антиправительственных организациях, никогда к ним не принадлежали. С точки зрения уголовного права вы просто убили четырех человек, а еще сотне сломали жизнь, отправив их на каторгу и в штрафные части. О мотивах этого поступка мы сейчас говорить не будем, тонкие движения души – это не по нашему ведомству. Хотя… В общем, присутствующий здесь комиссар Самохин Степан Леонтьевич подтверждает все вышесказанное и является живым свидетелем по вашему делу, хотя можно было бы обойтись и одними бумажками из архива.

Кетлинский выслушал эти слова, вытянувшись в струнку, и побелел, как лист бумаги. Каперанг Петров вздохнул, сморщившись, потер правую ногу, раненную еще в сражении с японскими крейсерами в Корейском проливе в августе 1904 года, и посмотрел на подследственного контр-адмирала ласково, почти участливо.

Переведя дух, каперанг Петров, слегка заикаясь, продолжил:

– Кроме того, службой армейской контрразведки были обнаружены ваши непонятные контакты с британским адмиралом Кемпом и только что покинувшими нас господами из союзных миссий. У нас есть информация, что на этих встречах обсуждалась передача Мурмана под юрисдикцию британского командования. В тот момент, когда ревкомы еще слабы, а гарнизон базы и команды русских кораблей разложены, для оккупации Мурманска и окрестностей не потребовалось бы много сил. Все должно было случиться в самое ближайшее время, когда сюда подойдет британская эскадра контр-адмирала Генри Френсиса Оливера, включающая в себя линкор «Дредноут», два броненосных крейсера типа «Кент», а также транспорты с двумя полками колониальной пехоты.

Петров ухмыльнулся и посмотрел прямо в глаза Кетлинскому.

– Мы опередили их всего на пять дней… Ведь так, уважаемый Казимир Филиппович? Что же касается ваших душевных движений, то эти метания тоже не вызывают у меня никаких положительных эмоций. Вы присягали государю-императору, потом стали сторонником конституционной монархии, потом присягнули буржуазной республике – Временному правительству, потом выразили желание исполнять распоряжения господина Сталина, а после заключения Рижского мира вступили в переговоры с представителями союзного командования. И все это с легкостью, можно сказать, необыкновенной. Я бы такому человеку, как вы, не доверил бы не только флотилию Ледовитого океана и оборонительный район на Мурмане, но и старенький миноносец, вкупе с ободранным причалом для его базирования…

В воздухе повисла гробовая тишина. Было слышно, как висящие на стене часы с маятником отбивают улетающие в вечность секунды. Прямо здесь и сейчас, в этой комнате, менялась власть и делалась история.

– Насколько я понимаю, Казимир Филиппович, – продолжил каперанг Петров, – именно на основании этих дел и было принято решение отстранить вас и всех ваших подчиненных от исполнения служебных обязанностей и прислать вам на смену контр-адмирала Иванова с командой. У меня всё.

Кетлинский тяжело вздохнул.

– Наверное, это было неизбежно, господа. В голове сейчас такая каша, что я и сам не знаю, с чего начать. Ответьте мне только на один вопрос… Ведь даже осужденный имеет право знать – почему его осудили к смертной казни? Почему вы, офицеры русского императорского флота, пошли служить большевикам и их вождю, этому недоучившемуся грузинскому семинаристу?

– Видите ли, Казимир Филиппович, – вздохнул Иванов, – вы еще пока не осуждены… И вам рано готовиться к встрече с Всевышним. А что касается службы, то мы служим не конкретному человеку, а нашей матери-России. Я лично тоже много думал об этом. Мы служили ей, когда на троне сидел император Николай, потом мы служили ей при Временном правительстве, менявшем кабинеты и министров и отказывающемся от слов, которое оно давало накануне. Теперь мы служим ей под руководством господина… извините, товарища Сталина. Императоры и премьеры приходят и уходят, а Россия остается. И ее интересы превыше разных там партийных линий. Сейчас, после того как Керенский передал власть Сталину и в особенности после Рижского мира, очень многие политические деятели, считающие себя патриотами и честными людьми, совершенно спокойно готовы назло большевикам продать Россию по частям кому угодно – туркам, французам, англичанам, японцам, немцам, американцам… Или же оторвать для себя любимого маленький кусочек под автономное и самостийное, так сказать, княжество. Этому не бывать! Для того чтобы сохранить страну от дальнейшего развала, мы, русские офицеры, готовы на все. Сейчас большевики – это единственная реальная сила, способная остановить развал России и сползание к гражданской войне.

Кетлинский задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Тогда скажите мне, зачем большевикам этот северный, заснеженный и богом забытый медвежий угол, связанный с Россией ниточкой скверной железной дороги? Или я чего-то не понимаю, или с окончанием войны это место станет снова никому не нужным и опять погрузится в запустение еще лет на сто. Мне, знаете ли, это не все равно. Можете мне не верить, но я, можно сказать, уже прикипел к этому краю всей душой.

– Узко мыслите, Казимир Филиппович, – ответил контр-адмирал Иванов, – Мурман имеет огромное значение для будущего процветания русской державы, как бы она ни называлась. Незамерзающий круглый год порт, огромные запасы полезных ископаемых в недрах этой земли и несметные косяки рыбы в море. Возможности базирования флота с его дальнейшем беспрепятственным выходом в Атлантику. Скорее всего, Мурманск и Александровск станут основными базами русского военного флота в двадцатом веке, превзойдя Кронштадт и Севастополь. А для этого еще многое необходимо сделать. Главное, что уже имеется железная дорога, соединяющая нас с Петрозаводском и далее с Россией, что делает возможным реализацию всех дальнейших планов. В недалеком будущем Мурман будет кормить, снабжать, обогревать и защищать Россию. И эти планы вполне осуществимы. Сегодня ночью сюда должен прибыть первый эшелон из Питера. Из балтийцев уже сформированы надежные сменные команды для «Чесмы», трофейной «Глори» и пополнение для «Аскольда». Спешащую сюда британскую эскадру ждет неприятный сюрприз. И меня это ничуть не огорчает – с такими союзниками России не надо никаких врагов. Что касается вашей дальнейшей судьбы, то… – контр-адмирал Иванов немного помолчал, – ничто еще не предрешено. Учитывая ваши организационные таланты, а также то, что вы до самого последнего момента сопротивлялись проникновению сюда иностранного влияния, то выносить вам строгий и не подлежащий обжалованию приговор еще рано. Кроме того, просьбы не обходиться с вами слишком сурово поступили совсем с неожиданной стороны. Возможно, во искупление всего содеянного, вам будет поручено некое очень опасное, но важное и ответственное задание.

Контр-адмирал Иванов внимательно посмотрел на Кетлинского.

– Казимир Филиппович, у вас ведь тут в Мурманске супруга и дочь Вера? Возможно, при выполнении этого задания вы погибнете. Все мы люди военные, и смертью нас напугать трудно. Я не забыл, как вы вели себя в Порт-Артуре, отражая атаки японских брандеров. Подтверждением вашей личной отваги стала золотая сабля с надписью «За храбрость», которой вы были награждены. Поэтому я вам советую подумать и о ваших близких, их будущем. Лучше быть вдовой и дочерью мертвого героя, чем человека, расстрелянного по приговору военного трибунала. Кроме того, ведь вы можете и не погибнуть, и в этом случае лежащая перед вами папка навечно отправится в архивы. Больше никто и никогда не вспомнит о той позорной тулонской истории. Подумайте об этом.

– Сейчас вас отведут на квартиру, в которой вы будете находиться под домашним арестом, – добавил каперанг Петров. – Могу также сообщить, что у вас есть время на размышления – до завтрашнего утра…

Примерно в то же время.

Уполномоченный ВЦИК по Мурманскому особому району Вячеслав Михайлович Молотов.

Вот наконец-то и закончилось наше несколько затянувшееся морское путешествие. И шатало нас, и болтало нас, то вверх, то вниз, так что я забыл даже, где находятся небо и земля. Скажем прямо, к качке я так и не смог привыкнуть, и после этого стал уважать моряков, которые месяцами не сходят на земную твердь с палуб своих кораблей. Я бы так, наверное, не смог.

На берег нас доставил быстроходный катер, мчащийся по волнам, едва касаясь днищем воды. Ох уж мне эти потомки, они буквально помешаны на быстроте и скорости, нам за ними не угнаться. С другой стороны, угнаться за потомками не могут и наши враги, а это уже большой плюс для молодой Советской России. Вот, и в этот раз мы сумели упредить англичан на четыре-пять дней.

Сойдя с катера на причал, я почувствовал, что тот тоже раскачивается под моими ногами. Меня чуть снова не вырвало. Но я сумел подавить позывы к тошноте и сглотнул липкую противную слюну. А мои спутники, так называемые морские пехотинцы, в большинстве своем молодые парни, как ни в чем не бывало, посмеиваясь, построились в колонну и, возглавляемые такими же невозмутимыми офицерами, направились в сторону штаба Главнамура.