Текст книги "Мертвый Штиль"

Автор книги: Александр Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Бондарь Александр
Мертвый Штиль

Бондарь Александр

Мертвый Штиль

"Ужас, яма и петля для тебя, житель земли! Тогда побежавший от крика ужаса упадет в яму; и кто вылезет из ямы, попадет в петлю..."

Библия, Ветхий Завет,

Книга пророка Исаии,

Глава 24-ая, стихи 17– ый – 18-ый.

Игорь достал рукопись.

"Мертвый Штиль"

было написано на первом листе. И дальше:

Детективная повесть. Основана на правдивых событиях.

Игорь хмыкнул. Такое предупреждение, конечно же, еще ничего не значило. Автор мог быть стареющим следователем, которому наскучило вытряхивать из подопечных взятки, и он, ввиду скорой пенсии, решил заняться чем-нибудь более интеллигентным и уважаемым. А мог оказаться рядовым графоманом, прочитавшим несколько переводных детективов, и решившим теперь, что он тоже писатель.

Сорокасемилетний Игорь Романовский был вполне типичным редактором. Типичным в том смысле, что почти все редакторы – будущие писатели в прошлом. Игорь сам когда-то усиленно сочинял, пока, наконец, не понял, что пишет в корзину. Все его ощущения, переживания, мысли нужны и интересны ему одному. Как-то со временем, постепенно, сделалось ясно, что писателем он не родился. Игорь (или уже Игорь Васильевич) смотрел с тоскою на себя в зеркало и думал: это очень, очень и очень скверно – то, что с ним произошло в жизни. Разве хорошо, разве правильно, если цель, к которой шел, стремился долгие годы, вдруг оказалась вся из пустоты? Нехорошо, неправильно. Игорь был в этом уверен.

А шел он упорно. Оставив за спиной литературный институт, Игорь оказался сотрудником престижнейшего журнала "Советский Парнас". Игорю показалось уже, что мечты начали сбываться. Он увидел опубликованными свои произведения. Все шло как будто бы хорошо, но вдруг стало понятно, что окружает его серая армия самодовольных графоманов, которые писали о колхозах, заводах, о радостных буднях советских труженников, о больших высоких начальниках, заботливо думающих о простом человеке, о храбрых советских воинах и неподкупных милиционерах. Книги эти никто, или почти никто, не читал. Произведения выходили космическими тиражами и заполняли полки книжных магазинов – свежие, пахучие, в новеньких самоуверенных обложках; такие же гордые и такие же бессмысленные, как и их авторы. Отстояв положенный срок на полках магазинов и библиотек, все это количество дружно перемещалось в утиль.

Игорь бросил писать. Даже, наверное, не честность, а что-то совсем другое. Просто пропало желание писать не для кого. Игорь теперь углублялся в рукописи – те рукописи, которые ему приносили. Основная масса сочинителей, обивающих пороги литературных изданий – пациенты психдиспансера, и Игорь должен был теперь иметь с ними дело. Как правило, пары минут знакомства с рукописью ему было достаточно, чтобы понять, в здравом ли уме автор. Всегда проще было, если рукопись пришла по почте. Выбросив листы в корзину, Игорь не отвечал сочинителю. Хуже, если тот приходил за ответом лично: эти редакционные стены помнили множество трагикомических сцен.

Среди разнообразного мусора, правда, иногда выныривали очень даже прилично написанные вещи. Если автор был никому не известен, а рукопись приехала почтой, Игорь продавал ее кому-нибудь из знакомых литераторов. Автору отвечал, что произведения такого не припоминает. Пару рассказов он напечатал под своей фамилией. Был соблазн то же самое сделать и с большим историческим романом, который прислал в редакцию никому не известный сочинитель – откуда-то из Караганды. Игорь подумал, почесал лысину и затем продал рукопись известному романисту Петру Алексеевичу Головощекину – трижды герою социалистического труда, которого уже при жизни называли классиком советской литературы и собирались поставить памятник у него на родине.

А, вообще, талантливый автор раздражал Игоря. Когда такой приносил страницы с повестью или рассказом, и Игорь, прочитав, определял искру, жемчужинку... что-то недоброе поднималось в душе. Словно насмешка, словно укор. Игорь косо оглядывал будущего Достоевского или, может, Шолохова, улыбался виновно и, хоть совсем не было смешно, рассказывал все один и тот самый анекдот про чукчу, который "не писатель, а читатель" – любимый анекдот Игоря. И еще давал добрый дружеский совет – бросить подальше сочинительство и заняться другим чем-нибудь – к чему есть способности.

Таков был Игорь Романовский – лысый, толстенький человечек, с коротеньким носом и темно-зелеными, печальными, как у бездомной собаки, глазами. Сейчас он глядел в рукопись присланной кем-то детективной повести. Мыслей в голове никаких не было. Вообще никаких мыслей. Игорь просмотрел листы, оценил объем, потом нахмурился и начал читать.

"Глава 1. Лагерь.

– Чем пахнет? Чуешь?

Кулак пах потом. И грязью. Да и вообще, Дима боялся Андрея. Тот крепкий, здоровый. Прямо бандит из фильма. В кино Дима дал бы ему один раз чтоб харкнул кровью. Но это – в кино. Тут – жизнь. Харкать – Диме.

Р-раз! И – острая боль сквозь челюсть. Андрей посмотрел строго.

– Понял, чем пахнет? Понял?

Дима и так знал. Было страшно, и колени дрожали.

– Да че ты лезешь к придурку?

Это в комнату, где умываются, зашел Вова.

– Дрон, хорош! Идем, короче! Щас после завтрака сразу в город – местных мочить.

Дима с надеждой слушал. Может, его больше бить не будут? Вова подошел ближе.

– Он нормальный пацан. Калечный тока. Че его мучить?

– Так и быть.

Андрей похлопал Димину щеку.

– Живи. Я разрешаю.

В пионерском лагере "Красная Зорька" все завтракали. Стучали ложки. На каждой тарелке – манная каша. Она белая, и жидкий кусок масла плавает. Похоже на раствор цемента. И по вкусу похоже. Но если жрать хочешь сожрешь. Все едят. Только Дима не ест. Кто-то плюнул в его тарелку. Тяжело, смачно. Дима не видел -кто. Он пришел поздно. За столом все смеются.

Диме хочется плакать. Хотя уже поздно плакать – четырнадцать лет. Вот бы пистолет сейчас в руки. Замочил бы всех. Каждого бы замочил.

Подходит пионервожатая. Она толстая, грубая, с усами; морда, как у здорового мужика. Похожа на немецкую надзирательницу в концлагере – как их в кино показывают.

– Что тут случилось? – Спрашивает пионервожатая мужским голосом.

– Игорь в тарелку себе харкнул, – говорит Боря с соседнего стола.

Пионервожатая смотрит на Диму строго.

– Свинья какая!

И тут же уходит.

Когда завтрак был съеден, все разбрелись по лагерю. Сейчас выстроят и погонят на пляж.

На пляже горячо – солнце палит. Пионеры сидят и смотрят на воду. Часа два. Потом строятся и по команде бегут купаться. Две минуты. И снова потом сидеть и смотреть.

Незаметно для вожатых пионеры разбредаются. Младшие идут трусить у взрослых десять копеек на мороженое. А кто постарше – чуть дальше отходят и купаются себе втихоря.

Но это – на пляже. Дима туда не хочет. Он хочет есть.

На территории лагеря стоит котельная. Рядом – груши. Они – зеленые, но если зарыть в горячий уголь минут на десять, то есть можно..."

Игорь оторвался от чтения. Он чувствовал, как неприятные мурашки пробегали по телу. Ему уже ясно было, о каком уголовном деле пойдет речь в рукописи. И хоть ничего еще, по сути, не произошло, ничего еще не случилось, но у редактора уже не осталось никаких сомнений. Он пролистал дальше, заглянул в конец... Игорь проглотил тяжелый, неприятный комок. Точно! Все точно... То самое дело, та самая страшная и бессмысленная история, случившаяся очень давно... И пусть имена изменены, события все поданы довольно точно. Вроде бы, точно. Надо прочесть полностью.

Игорь закрыл глаза. Он увидел теплую ночь, море, белые звезды, маленький катер, тихо качающийся на спокойных черных волнах. Потом тревожной чередой пошли мертвые лица, оттуда, из незабытого прошлого, внимательно и неотрывно разглядывающие его, Игоря, разползшиеся пятна крови на деревянном полу катера. И ощущение ужаса, страха, смерти. Смерть – невидимая, неуловимая, безымянная, притаилась везде, в каждом темном углу. От нее можно спрятаться, но от нее нельзя убежать.

Игорь огляделся по сторонам. Ему показалась, что эта тихая смерть пришла теперь и за ним. Пришел его черед. Игорь протер рукой мокрый лоб.

Но... кто этот автор? Кто этот странный человек из прошлого? Зачем он появился здесь? Ведь прошло столько лет... Зачем эта рукопись?..

А, может быть, он и не знаком с Игорем, просто слышал от кого-то эту историю?.. Нет, вряд ли. Так подробно все описать мог только тот, у кого перед глазами это происходило. Но тогда кто же он?

Игорь пролистал рукопись. Потом пролистал обратно. Имени автора не было нигде. Игорь почесал ухо. Судя по стилю, по языку – написано непрофессионалом. Профессиональный писатель так не изъясняется.

Все это выглядело очень и очень странно. Ведь то уголовное дело так и осталось нераскрытым. Убийцу не нашли. Игорь опять перелистал рукопись, опять заглянул в конец. Хмыкнул. И тут вспомнил – повесть эту принес сегодня утром один посетитель. Он был немногословен. Просто отдал рукопись и что-то сказал. Что он сказал?.. Игорь напрягся. Да! Он сказал, что прийдет сегодня вечером в шесть. Игорь ответил ему, что это необязательно, но странный человек сказал, что все равно придет. Как не напрягал Игорь свою память, лицо этого человека он вспомнить не мог. Даже примерно.

Игорь снова отвлекся на рукопись. Написано не только не профессионально, но и без претензии на профессионализм. Где описания? Где внешность героев? Где предыстория? Где характеристики? Конечно, в век модернизма говорить, кто из писателей профессионал, а кто нет бессмысленно. Иные из графоманов умудряются даже получать нобелевские и всякие прочие ленинские-сталинские премии, некоторые из них прилюдно считаются гениями...

Однако Игорь был почему-то уверен: автор повести на литературную славу не претендует...

И было очень жутко. Игорь и сам не мог понять, чем именно он напуган. Просто напуган – и все. Было неясно, чего ждать от этого странного писателя.

Игорь глянул на часы, в окно, покачал головой. Потом опять взял рукопись и углубился в чтение...

"Дима пришел к котельной, нарвал груш. Потом закопал их в дымящийся уголь. Несколько минут – и можно есть. Вместо завтрака. Вместо манной каши, куда харкнули.

К котельной подошли четверо. Вова, Андрей, Вася и Костя. Вся компания. Дима их ненавидел.

Иногда он мечтал. Что бы сделал Дима такое, если бы стал, вдруг, всемогущим? Он точно знает, что сделал бы. Первое: эти четверо стали бы маленькими. Как солдатики, в которые Дима играет дома, несмотря на четырнадцать лет.

Костю бы он повесил. Взял бы нитку, привязал бы к ветке дерева. Потом бы смотрел на конвульсии.

Андрею бы отрезал голову. Безопасной бритвой бы отрезал.

Васе бы связал сзади руки и кинул бы в ведро с водой.

А Вову бы закрыл в морозильнике. Можно и в холодильнике, но в морозильнике интереснее. Открывал бы каждую минуту и смотрел бы – как он там.

А, вообще, хороших правильных наказаний много. Можно поотрезать бритвой руки и ноги. Можно поджарить на газовой плите. Можно голого на сковородку. Руки и ноги связать, чтобы не спрыгнул. С крыши девятиэтажного дома можно скинуть. Или положить под колесо троллейбуса на остановке. Много интересного он бы придумал. Но, только, трудность – Дима не всемогущий.

Когда пацаны подошли, он испугался. Лучше уйти.

– Стоять, Хорек! Че тут делаешь?

Это – неправда. Дима непохож на хорька. Он, наверное, самый симпатичный во всем лагере. За это Диму ненавидят.

– Да пошел он! Глянь, че я покажу.

Костя достал финку. Настоящая финка. Наточенная и блестит.

– Ништяк! – Вася аж присвистнул.

– Гляди, Хорек: кому скажешь – этой же финкой в бок получишь. Понял?

Костя смотрел строго.

– Он не скажет, – Андрей махнул рукой. – Он сыкун.

– А если я скажу?

Все обернулись.

Таня вышла из-за кустов. Что она делала тут? Наверное, сморела на Диму. На него девчонки часто смотрят. Но Дима их избегает. Боится, что из-за них будут бить.

– Два года дадут за такой нож. Тюрьмы. Правда или нет?

Костя шагнул к ней. Взял за руку.

– Твоя жопа в сортире плавать будет. На куски порежу. Со мной не шути.

Он отпустил руку.

– Помни, че я сказал.

Пацаны все ушли. Дима достал свои груши и стал есть. Таня подошла к нему.

– Гады. – Сказала спокойно. – Я их ненавижу. Если бы была пацаном, дала бы каждому... Жалко, что я не пацан.

– Да, жалко. – Дима кивнул. Он жевал грушу.

– А ты на пляж не идешь?

– На пляж? Неохота.

Дима пожал плечами.

Таня взяла палку и поковыряла угли. Может, о чем-то хотела спросить. Не спросила. Выбросила палку и ушла.

2. Пистолет.

Вова. Андрей. Вася. Костя. Они пришли в город. Идут по улице. Ищут, кого зацепить.

Вон, пацан по другой стороне. Посмотрел на них, напрягся и пошел быстрее. Но поздно уже. Вова и Андрей к нему.

– Стоять! Быстро стоять, сказал!

Вася и Костя идут с другой стороны.

Вова сплюнул на тротуар.

– Местный? – Спросил пацана.

– Да, местный. Я тут вон живу, в этом доме.

Пацан подумал, что кенты тоже местные.

– Местный... А курить есть?

Пацан испуганно глянул на них.

– Не, нету.

– А деньги есть?

– Да не, пацаны, че вы...

Вова сильно врезал ему поддых. Пацан согнулся, потом упал. Костя подошел и дал ногой по спине.

– Карманы глянь. – Сказал Вова. – И хорош мочить – убьешь.

Пацан открыл глаза. Он трудно дышал и смотрел вверх. Изо рта вытекала кровь. Костя сунул руку. Обшарил один карман. Другой.

– Двадцать копеек. – Он показал Вове. – И ключ.

Вова взял ключ и двадцать копеек. Монету сунул в карман.

– Потом пива бахнем, – сказал он. – Када больше будет.

Размахнулся и зашвырнул ключ далеко-далеко. Костя наклонился низко, тяжело плюнул пацану в глаз. Потом от радости улыбнулся.

Все четверо пошли дальше.

– А может, в кино? – Спросил Андрей. Они проходили мимо кинотеатра. – Я слышал про этот фильм. Там одни драки.

– А у тя деньги есть? – Сказал Вова.

– Нету.

– И не фиг трепаться. Когда деньги будут – тада подем.

Они увидели пивную. Здесь мужики с коричневыми лицами отхлебывали пиво. Кругом грязно, наплеванно и много окурков.

– Вон тот дедок, – сказал Вова. – Гляньте. Бухой уже. Подберем его сщас.

Дедушка был очень пьяный. Он строго, сосредоточившись, смотрел на асфальт. Потом сделал несколько шагов и остановился подержаться за столб. Четверо подошли к нему.

– Отец, помочь тебе дом найти? – Спросил Андрей.

Дед поднял глаза и внимательно посмотрел на него. Костя уже шарил в кармане у пьяного.

– Отец, ты живешь где?

– Чего!? – Заревел дед. – На хер свалили!.. Ходят тут!

Костя с кошельком уже шел в сторону.

– А ну сюда иди!

Все сразу остановились. К Косте шел мент в форме. Костя задрожал, кошелек упал на землю. Андрей и все остальные глянули друг на друга. Мент подошел и сильно взял Костю за шиворот.

– Подобрал! – Он ткнул пальцем на кошелек.

– Гражданин начальник! – Закричал Костя. – Я не воровал! Отпустите, гражданин начальник! Я молодой! К маме отпустите! Я не виноват! Мама меня ждет! Она старая, больная! Отпустите меня, гражданин начальник!

Но мент скрутил Костю еще сильнее.

– Поднял кошелек быстро!

И тут он упал – это Вова сильно вмазал ему кастетом между лопатками. Мент застонал и перевернулся, лежа на тротуаре. Вова с размаху дал ему ногой по почке.

– Сука! – Прошептал он. – Мусор! Гад ментовский.

Вова наклонился и вытащил дуло из милицейской кобуры. Все отошли дальше.

– Че, зассали, да? – Вова посмотрел на пацанов.

Те не шевелились. Глядели, как мент лежит на тротуаре.

– Это зона. – Сказал тихо Костя. – Зона.

– Сыкун ты! Понял? Сыкун! – Вова помахал стволом. – К маме иди своей. Которая больная и старая.

Он заткнул дуло за пояс, спрятал рубашкой. Ну!? Че стоите? Мусоров ждем? Погнали! Быстро!

Съев мороженое, пошли в кино. Фильм был интересный, двухсерийный. Вове понравилось место, где патриота вешали за ребро, и капли упали на бетон.

Вова любил фильмы про войну. Про бандитов тоже любил, но про войну интереснее. Там часто казнили кого-нибудь. Вова любил очень, когда вешают. Если в фильме вешали, он шел смотреть еще раз. Садился в заднем ряду и дрочил, а дома переодевался. Если вешали молодого мужика, Вова потом не спал. Дома он надевал петлю и становился перед зеркалом. Кончать старался чтобы в кулак, чтобы не запачкаться.

– Классный фильм. – Сказал Костя. – Махаются прикольно.

– Махачи – ништяк. – Андрей согласился. – Дуло, только, брать не надо было.

...Они сидели и пили пиво в грязной закусочной. Вова смотрел на Костю, и ему трудно было оторваться. Очень белая и очень нежная у Кости шея. Жалко, что Костя не девчонка. Или, что Вова не девчонка. Тоже бы было прикольно.

Он и сам знал, что дуло лучше не брать. Знал, что это – зона. Но как быть? Вова – главный. Он таким родился. Главным родился. И надо доказывать, что ты главный. Если не главный, если как все, то жить тяжело. Тяжело быть, как все. Иногда Вове казалось, что он не лучше, а хуже других. И тогда он хотел доказывать, что это не так. Быть как все не мог. Или лучше, или хуже. Вова хотел быть лучше.

Отец у Вовы – большая шишка. Он – директор фабрики в Москве. Поэтому Вова знает, что тюрьма не для него. Тюрьма – для простых людей. Но от отца попадет. Отец строгий. Еще в детстве он наказывал Вову скакалкой за то, что Вова мочил постель. А один раз выбил кулаком зуб. Тоже за мокрую постель. Он и сейчас берет в руки скакалку – когда не по его.

Раз отец дал Вове так, что Вова час лежал без сознания. Его разбудил врач "скорой помощи".

А еще у Вовы мечта. Когда он станет уже совсем взрослым, он задушит отца. Скакалкой. И повесит в уборной. На скакалке. Все подумают самоубийство.

3. Расправа.

В один из дней всех гнали в баню. Толпой. Для Димы это мучение. Столько голых пацанов сразу. Между ног твердеет. А что-нибудь с этим сделать тяжело. Надо отворачиваться. Сильно о чем-нибудь думать. И не смотреть. Не смотреть. Не смотреть. Не смотреть. Ведь, вдруг, кто заметит? Вдруг, кто догадается?..

Девочки Диму интересуют мало. Может, и не интересуют. Просто, это он сам себя так убедил. Девочки – это чисто, это романтично. Это красиво. И очень скучно. Как "Евгений Онегин" в школе. Пацаны – грязно. Но грязь приятная такая. Особенная грязь. Дима чувствует, как это мерзкое-ласковое поднимается, греет и кожу и внутри.

И не хочется расставаться с грязью. Грязь поглощает, проглатывает. Тебя, человека, уже нет. Только грязь. Хорошая. Добрая грязь.

...Когда баня закончилась, Дима сразу в туалет – отдохнуть, отвести душу. И в глазах голые, без одежды, дразнящие, манящие к себе пацаны...

Сбросив напряг, Дима идет по коридору. Теперь уже его давит ненависть. Хочется убить этих пацанов. Всех. Особенно – того, из другого отряда, с большой попой и мягкими девчоночьими руками. ...Зачем они его мучают?

А в голове нож. Тот нож, который показывал Костя. Если сказать вожатому Жоре? Жора – грузин. Он матюкается, курит и, когда сердитый, бьет кулаком в ухо... Но Диме тогда не жить. Костя замочит. Хотя... нет, подумают на Таню. Она тоже видела нож... Лучше не надо. Лучше пойти и поесть груш. Лучше, чтобы тихо. Так спокойнее.

Но Жора уже идет навстречу. Вид у него злой. Смотрит вниз.

– Жора! – Сказал Дима. – У Кости нож, финка. Здоровенная. Я видел седня.

Жора остановился.

– Какая финка? У какого Кости?

– Кости из нашего отряда.

Жора подумал. Потом скривился.

– Костян? Финку принес? Я ему в жопу эту финку засуну.

Он повернулся и пошел.

– Жора!

– Че?

Дима побежал за ним.

– Не говори Косте! Он меня убьет! Он обещал убить, если скажу про нож.

– Это я его убью.

Жора даже не повернулся.

– Пожалуйста, пожалуйста, не говори! Я очень тебя прошу.

Дима от страха сморщился.

– Пожалуста, не говори!

– Ладно, иди.

– Не скажешь, не скажешь?

Жора шел быстро, Дима еле поспевал.

– Иди, ладно.

– Не скажешь, ты не скажешь?

– Иди, не скажу.

Дима отстал. Жору он бы тоже убил. Сука он, морда грузинская.

Потом вышел из здания. Спрятался в угол, где нет никого и поднял камень с земли. Под камнем обычно разная живность – червяки, мокрицы. Червяков интересно казнить – вешать на нитке, а мокриц закалывать. Мокрица, в которую воткнули палочку, вздыхает от удовольствия и умирает быстро. А червяк повешенный долго радуется и извивается долго. Очень красиво.

– Костян!

Костя вздрогнул. Жора подошел и быстро его ощупал. Вытащил финку. Оглушил подзатыльником. Таким мощным, что у Кости аж зубы скрипнули, и в глазах темно стало.

– Запомни, козел, – сказал Жора. – Блатовать дома будешь. Тут я блатую. Понял, петух?

У Кости аж слезы появились от ненависти. Он отошел немного. Тихо сказал:

– Выслежу ночью и на нож посажу.

Жора дал ему со всей дури. Костя чуть не упал. Жора схватил его за ухо с силой крутанул. Кровь потекла по пальцам.

– Слушай, говнюк, – сказал Жора. – В прошлом году был тут один. Блатной. Мы его словили, отвезли вчетвером на хату и в жопу сунули по очереди. Хочешь попробовать? Сразу тихим станешь.

Он отпустил ухо. Вытер об Костю пальцы и ушел.

– Это Танька стукнула. Точно она. – Сказала Лена.

Лена – девчонка из другого отряда. Она девчонка Кости.

Вова смотрел в землю.

– А этот... не мог?

– Хорек? Он перднуть боится.

Костя скрипел зубами. Лицо у него было бледное и мокрое от пота. Ухо перевязано.

– Обоих в землю. – Сказал он. – Не хер тут разбирать.

Вова затянулся, окурок бросил в траву.

– Пошли. – Сказал он. – Возьмем их, отвезем в лес. Там узнаем.

– Идем. – Костя собрал кулаки. Глаза сверкали. – Сейчас идем.

Они ходили по лагерю недолго. Дима сидел на ступеньках и думал.

– Хорек. – Сказал Вова. – Идешь с нами.

– С нами пойдешь. – Сказал Костя. – Будешь спрашивать – зуб выбью. Встал и пошел.

Дима поднялся. Делать нечего. Потом нашли Таню. Она шла по дорожке.

– Танька. – Вова достал перочинный ножик. – Пошла с нами. Будешь дергаться – зарежу.

Таня побледнела.

– Быстро иди. Если жить хочешь.

Вышли за ограду лагеря. Здесь дырка в заборе. По правилам ходить нельзя, но все ходят.

Сразу за лагерем лес. Далеко идешь, и все лес.

Вова остановился. Все тоже встали. Вова посмотрел на Диму. Потом на Таню.

– Кто-то стукнул на Костяна. Кто-то стукнул про финку. Пусть кто стукнул, сам скажет. Мы его легко побьем и отпустим. Иначе здесь оба останетесь. Лежать останетесь. Сунем в землю и засыпем землей.

Лена плюнула. Растерла ногой.

– Хотите подохнуть? – Спросила она тихо. Лена давно ненавидит Таню.

Костя подошел и потрогал Диму за лопатку.

– Скажи честно, Хорек, скажи, что стукнул. Я тя сильно мочить не буду. Так, пару раз дам по паче. Живым уйдешь.

Дима от страха присел на землю.

– Я не стучал, – сказал он.

Таня спокойно на него посмотрела, подняла глаза.

– Это я сказала про нож.

– Ты??.. – Вова шагнул к ней. – Правда ты?

– Я.

Костя тоже подошел к Тане.

– Сука... Зачем?

– Пошел в задницу.

– Че??..

У Кости лицо вытянулось.

– Ты так, да, так? Вот так, вот? Значит, вот так? Значит, в задницу пошел?.. А ты понимаешь, коза, что я возьму ножик и тя тут положу? Вот, где стоишь, лежать останешься? Я раз уже чуть не сел. Поцарапал одного ножиком. Брюхо, кишки ему почесал...

Таня, вдруг, сильно плюнула ему в лицо. Костя шарахнулся, протер ладонью... Потом как дал. Наотмашь. Таня упала и потеряла сознание.

– Блин... а?

Костя покачал головой. Вова и остальные шагнули ближе.

– Привяжем ее, и пусть сидит. Пусть думает. – Сказал Вова.

С Тани стащили ее рубашку. Потом приподняли и поставили к дереву. Привязали рубашкой.

Таня открыла глаза. Посмотрела вокруг.

– Слышь? – Андрей почесал ухо. – Скажи, что виновата. Мы простим. Мы добрые. Только скажи "виновата, не буду больше", и все.

У Тани губы сильно, страшно скривились.

– Дебил недоделанный. Пойди, хер cвой пососи.

Андрей аж позеленел.

– Собирайте ветки. – Сказал Вова твердо. – Ветки, хворост. Сожжем эту суку.

Стало тихо сразу. Андрей отошел первый. Схватил несколько веток и кинул их к дереву. Вова схватил несколько. Там же бросил. Потом уже веток стало больше. Таня молча смотрела. Когда ее обложили ветками и сухою травой, она сказала неуверенно:

– Вы, че, с ума все сошли?..

Вова достал спички. Чиркнул. Таня закричала. Вова тяжело улыбнулся. И поднес спичку к веткам.

– С ума сошел! – Таня хотела вырваться, но не могла.

Трава загорелась.

– Помогите!! – Таня кричала так страшно, как кричит нечеловек. Помогите!!

Огонь коснулся ее. Вспыхнул еще сильнее. Таня поперхнулась дымом и сильно закашляла. Лицо ее стало серым. Андрей подбежал и начал разбрасывать ветки. Вова схватил его за руку.

– На хер иди! – Заорал Андрей. – На зоне сам будешь сидеть! Без меня!

Он вырвал руку и продолжал топтать огонь, отшвыривать ветки, которые горели.

Под конец огня не стало. Андрей потушил все. Таня стояла привязанная. Ее юбка тлела. На руках, груди, черные пятна с кровью. Волос стало меньше. Волосы обгорели. Голова опущена. Глаза закрыты.

Андрей вгляделся и сказал:

– Дышит.

Все отступили назад. Потом ушли. Быстро, не оглядываясь.

4. Катер.

Таню нашли утром. Она была еще жива. Без сознания ее отвезли в город на "скорой помощи".

Все в лагере было на ущах. Отменили обед – пока кто-нибудь не сознается. Не пошли на пляж и грозили отменить ужин. Голодные и напуганные пионеры ходили по лагерю. Говорили, что это сделали местные. В начале сезона несколько местных пришли в лагерь во время тихого часа. Они ходили по комнатам и материли всех. Кто лез драться, получал кулаком и падал на пол. Потом местные ушли. Одного пионера увезли в больницу. Ему выбили четыре зуба и сломали челюсть.

Сейчас опять думали на местных. Говорили, что приедут из города опера и будут искать, кто это сделал.

Дима ушел из лагеря. Он сидел у моря и смотрел на воду. Дима знал, что он сделает. Еще не знал, как.

Появились Вова и вся компания.

– Нам хана, – сказал Костя тихо. – Хана. На зону пойдем.

– Не сы! – Вова достал сигарету.

– А те ваще все по фиг? – Костя посмотрел на него.

Вова подумал, что у Кости очень белая и очень нежная шея – как у девчонки. Нет, лучше, чем у девчонки. У девчонки не бывает, чтобы такая белая и такая нежная.

– По фиг. – Сказал он. Потом посмотрел вокруг.

Рядом с причалом стоял катер – "комета". На нем иногда возили в море, на прогулку. Один раз пока возили.

– Покатаемся! – Вова оглядел всех.

Никто не двинулся. Каждый мрачно смотрел на Вову. У того сверкнули зрачки.

– Погнали! – Крикнул он.

– Иди сам катайся.

Костя отвернулся и пошел. Вова стал белым. Он вытащил из сумки свой пистолет. Прицелился.

– Стой! – Закричал.

Костя остановился. Посмотрел на пистолет.

– Все поедем кататься. – Твердо говорил Вова. – Кто не поедет, сдохнет.

Он опустил пистолет. Стояли молча.

– Хорек! – Крикнул Вова. – Сюда, быстро!

Дима встал и, бледнея, подошел.

– Тоже с нами поедешь. Хотя... нет, свали. Свали отсюда!

Дима ушел назад. У Вовы глаза были страшные – казалось, он готов убить.

– Стойте тут.

Дима сходил к катеру. Вернулся. Сходил еще куда-то. Снова вернулся.

– Ты умеешь водить этот... катер?.. – Спросил его Андрей.

– Умею.

Потом крикнул.

– Быстро пошли все!

Пистолет он держал в руке.

Дима сидел. Взял камень и бросил в воду. Смотрел, как круги бегут по воде. Потом на катер, который, заревев, отправился.

– Они все умрут. – Сказал Дима тихо.

Катер отплывал и делался меньше.

– Все умрут.

Глава 5. Труп Первый.

– Да ладно, – сказал Вова, – не ссыте. Поплаваем часок. И обратно. Че там?

Никто не ответил.

– Жрать охота. – Сказала Лена. – Лучше бы в город сходили. Пожрали б че-нибудь.

– Сходим. – Вова кивнул. – Тока поплаваем часок и сходим.

– А сортир тут есть? – Спросил Андрей.

– Да, там внизу.

Андрей ушел. Костя стоял на палубе и смотрел на воду. Лена пошла вниз. Вова, глядя на берег, думал. Он интересовался техникой давно, и Гриша моряк показывал ему, как управлять этим катером. Несколько раз он брал Вову в море. Разрешал самому рулить. Но Вова не был уверен, что он все сделал правильно. Гриша сейчас уехал на несколько дней. Будет в понедельник. Сегодня пятница. Никто ничего не заметит.

Вова пошел в рубку. Там он остановился. Все было раскромсано, побито. Ручки обломаны. На полу лежал топор. Вова не мог поверить. Он долго смотрел. Потом шагнул ближе. Попробовал рукой. Быстро вернулся на палубу. Костя стоял там же, где и стоял. Больше никого не было.

– Кто?!.. – Вова задыхался. – Кто?!.. Зачем?!..

Костя повернулся.

– Что – кто?

– Где... где остальные?

Вова побежал вниз. Он встретил Лену.

– Кто?.. Кто это сделал?

– Про что ты?

Собрались все. Вова пошел в рубку. Остальные за ним.

– Кто это сделал? – Он смотрел на разбитые приборы. – Зачем?

Все молчали. Оглядывались друг на друга. Вова потрогал, подергал ручки. Лицо его остановилось.

– Я не могу ниче сделать. – Сказал Вова тихо. – Тут все сломано...

– Ты сам это разбил. – Лена смотрела прямо на него. Ты сумасшедший.

– Я? – Вова отошел назад, к стене. – Я?.. Но зачем... зачем мне?

– А кому?.. Кому это надо?

Все мрачно смотрели на Вову.

– Это твоя была идея. – Сказал Костя. – Это ты захотел.

Вова покачал медленно головой.

– Но я... я не знал... Кто... кто сделал это?

Он посмотрел на каждого – на Костю, на Лену, на Андрея, на Васю. Взял себя в руки.

– Хорошо. – Вова кивнул. – Я виноват – я отвечу.

Он подошел к рации. Взял ее... И остановился – рацию тоже разбили. Вова покачал головой.

– Я ничего... Я ничего не понимаю.

Он побежал вниз. Взял пистолет. Поднялся на палубу и выстрелил три раза вверх.

Пришли остальные.

– Никто не услышит. – Сказал Костя.

Вова опять посмотрел на каждого. Он понял – никто не верит ему, все считают, это он разбил мотор и рацию. И все боятся его. Но кто-то же мотор сломал!..

Все тихо. Все молчали. Вова слышал волны за бортом. Он сел на доски и положил рядом с собой пистолет.

Не разговаривали. Сидели молча, смотрели на воду.

– В понедельник катер начнут искать. – Сказал Костя. – Менты, пограничники...

– В понедельник. А седня – пятница. – Ответила Лена.

– Какая разница? – Вдруг сказал Вася. – Все равно на зону идти. Какая теперь в жопу разница?

– По хер. – Сказал Костя. – Мне по хер. Я родился для зоны. Все равно позже-раньше...

Он немного помолчал. Потом сказал еще.

– Мать квасит, отца не видел никогда. С такой анкетой куда? Тока на зону.

Прошло много времени. Солнце поднялось на самый верх. Потом опустилось. Стало темнеть.

– Мы не одни. – Вдруг сказал Костя. – Кто-то еще на катере есть...

– Ты рехнулся? – Лена смотрела на него. – Бредить начал? Кто тут еще есть?

– Я тоже думаю, что кто-то есть. – Сказал Вася. – Это он поломал мотор и рацию. Щас спрятался и ждет.

– А зачем? Че он хочет? – Это спросил Андрей.

Всем было страшно. Костя смотрел на воду. Вода плескалась – тихо и спокойно.

– Ждет ночи. – Сказал Вася.

– Ночи? Зачем? – Лена моргнула и вытерла лоб.

Все огляделись.

– А если найдем? – Тихо спросила Лена. – Если найдем – тогда?..