Текст книги "Год Чёрной Обезьяны"

Автор книги: Александр Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Не хочется подыхать? – Шевелил Эдик окровавленными губами, медленно вставая на ноги.

– Тебе хочется? – Лена глянула на него и приподняла дуло. Палец лежал на курке. В глазах не было никакого выражения. – Тебе хочется? – Повторила она устало, целясь Эдику в лоб.

Тот вдруг наклонился, схватил руками живот и тяжело плюхнулся на грязный кафель. И хоть лицо его было залито кровью, Лена увидела, как сильно он побледнел. На окровавленных губах проступила белая пена. На лбу сквозь кровь появились тяжелые капли пота. Лена убрала дуло.

– Что это? – Шептал Эдик. – Что это?

Потом, вдруг, стих, замер.

– Эта сука... Она мне что-то подсыпала...

Лена не могла ничего понять, но чувствовала почему-то – Эдик не притворяется... Тот стоял на коленях и глядел неподвижно в мертвую жгучую пустоту. Лена растерянно молчала. Эдик протянул руку.

– Дай мне пистолет, – прохрипел он, – дай мне пистолет, и я ее сейчас кончу.

Лена встрепенулась быстро. Села на корточки.

– Когда ответишь на пару вопросов...

Эдик опустил руку. На лице у него не отразилось совсем ничего. Он продолжал смотреть в стену.

– Спрашивай.

– Кто организовал нападение на редакцию "Дем. Кубани"?

– Красиков, – безразлично проговорил Эдик.

– На кого он работает?

– На Илюшенко.

– То есть, заказал Илюшенко?

– Я думаю.

– Но зачем? Что ему было нужно?

Эдик закачался на месте и чтобы не упасть ткнулся рукой в стену. Он проглотил тяжелый комок в горле и только потом смог ответить.

– У Макарова была какая-то статья. Илюшенко не хотел, чтобы это появилось в газете.

– Что за статья?

Дверь туалета резко подергали с той стороны. Эдик молчал, тупо глядя перед собой.

– Что это была за статья? – Повторила Лена.

– Не знаю.

– Примерно – о чем?

– И примерно не знаю.

В дверь постучали. Настырно и долго.

– На кого работал Макаров?

– На Ахмета.

– То есть, это был заказной материал?

– Наверное.

В дверь продолжали стучать.

– Где сейчас Ахмет?

– Убрали.

– Кто?

– Менты Красикова.

Эдик протянул руку.

– Дай шпалер.

– А где Макаров сейчас?

– Тоже убрали.

– И тоже Красиков?

– Да. Пистолет дай.

Лена вынула из кармана "Вальтер" и, держа Эдика на прицеле, сунула ему в руку свой "Макаров". Эдик тяжело встал с колен и, шатаясь, побрел к выходу. Стук прекратился. Лена поняла – сейчас будут ломать дверь. Эдик резко откинул защелку.

Дверь распахнулась. У входа стояли трое верзил мрачного вида. Увидев Эдика, они будто бы оторопели сперва. Один из них, сориентировавшись, полез в карман.

– Все путем, парни, – прохрипел им Эдик. – Можете расслабиться. – Он выбросил руку и трижды надавил курок.

Стекла зазвенели от грохота выстрелов. Все трое свалились на пол. Тиская пистолет в руке, Эдик шагнул вперед и медленно повернулся к стойке. Барменша Света каменным изваянием стояла посреди бутылок и чашек. Белая, как ее фартук. От ужаса она не могла двинуться.

– Сука! – Выплюнул Эдик, держа пистолет в вытянутой руке.

Света метнулась в сторону, и пуля разнесла бутылку среди витрины. Эдик опустил пистолет. Хромая, подошел ближе. Барменше некуда было бежать и негде спрятаться. Вытаращив зрачки, она стояла, как на расстреле. Прижавшись к холодной стене, твердой – почти крышка гроба.

– Падла! – Пистолет Эдика выплюнул последнюю в обойме пулю – поставил точку посередине лба. Света всем телом тяжело съехала вниз.

Громыхнул еще выстрел. Другой.

Один из громил, подстреленных Эдиком, уронил пистолет и как бревно разлегся на холодном полу.

Появилась Лена, держа наготове свой "Вальтер". Кровавая лужа расплылась там, где неподвижно застыли три мёртвых тела. Краешком из-за стойки выглядывали ноги барменши. Несколько посетителей, неживых от страха, прятались между столами. Они ждали, что стрельба вот-вот продолжится. Эдик, простреленный двумя пулями, попытался удержаться руками за буфетную стойку, но медленно сполз и ткнулся в пол.

Пихнув дуло за пояс, Лена вышла на улицу.

Стемнело. Сиреневый "Москвич" встал у подъезда. Фары его погасли, уступив место сгустившемуся ночному мраку. Беляков распахнул дверцу и первым вышел наружу. Втянул в себя морозный сырой воздух, огляделся вокруг. Ветер свистел, обдувая голые ветки деревьев, и перебирал старую газету, волоча ее куда-то вдоль по замерзшему тротуару.

Из "Москвича" появились еще двое.

– Пошли, – негромко скомандовал Беляков.

Тот, что двигался за его спиной, поднял воротник замшевого плаща. Вошли в холодный сумеречный подъезд. Под потолком в углу сиротливо мерцала кончающаяся лампочка. Пахло сыростью и неуютом. Беляков погладил рукоятку своего "Парабеллума" в боковом кармане. Медленно взвел курок.

На четвертый этаж поднялись молча. Говорить было не о чем. Лифт не работал, и пришлось добираться пешком.

Беляков отошел в сторону. Один из его сыщиков звякнул в дверь. На лестнице услышали сонный голос хозяина.

– Кто там?

– Телеграмма.

Замок защелкал. Беляков вытащил пистолет, потрогал курок пальцем. Как только дверь раскрылась, хозяин – небритый парень в пижаме сразу застыл, увидев дуло. Потом дернулся, но – поздно. Его ухватили за шкирку, ткнув в брюхо стволом. И затащили впутрь.

Дверь закрылась. Один из сыщиков, держа пистолет наготове, обошел всю квартиру и убедился, что больше здесь никого нет. Жилье состояло из двух комнат. Стенку над большим двуспальным диваном украшел турецкий ковер. В углу, рядом с японским телевизором – видео. Напротив – стереосистема с парой динамиков.

Беляков мрачно рассматривал бывшего своего коллегу, у которого из кармана пижамы достали пистолет с полной обоймой.

– Ну что, Коля, – проговорил он медленно, доставая сигарету, – думал – не увидимся больше?

Того от ужаса перекосило. Раскрыл рот и еле-еле сумел выговорить:

– Красиков меня заставил. Хотел грохнуть...

– Уберите звук.

Чиркнув пару раз зажигалкой, Беляков выпустил дым.

– Стой! – Коля хотел вырваться, но его держали крепко. – Подожди, я скажу еще...

– Ты уже все сказал, – Беляков затянулся. – Красикову.

В рот Коле засунули кляп. Несчастный пронзительно замычал, замотал головой, пытаясь освободиться.

– Кончайте быстрее, – сказал Беляков. – У нас мало времени.

Коля выкручивался, как только мог, но двое детективов проворно и быстро связали ему за спиной ноги и руки. Одним из свободных концов смастерили петлю, которую затянули на шее. Беляков молча наблюдал, дымя сигаретой.

В дверь позвонили.

Сыщики замерли, переглянулись. Беляков дал им знак, и связанного уложили на пол лицом вниз, еще придавив, чтобы не производил шуму.

Часы тикали где-то на кухне. И так – несколько секунд. Потом звонок повторился. Назойливый и долгий – как сирена. После этого начал щелкать замок. Очевидно, у того, кто звонил, был ключ.

Беляков вытащил "Парабеллум" и отошел в сторону. Его детективы тоже достали оружие, продолжая крепко держать связанного. Три дула целились в дверь. Мелодичный звон заставил всех вздрогнуть: это часы отсчитали восемь ударов.

Дверь отворилась. На пороге возникла игриво раскрашенная девица. Она молча смотрела на трех вооруженных людей и тело, связанное на полу. Испугаться по настоящему не успела. Беляков надавил курок, и черно-красная отметина появилась на лбу.

Оставив связанного Колю, детективы проворно затащили тело убитой внутрь и бросили в прихожей. Дверь снова заперли.

Коля мычал пронзительно и ужасно – его волокли в ванную. Сыщики заткнули здесь дырку и пустили горячую воду. Связанного погрузили туда. Он опять взвыл – теперь уже и от боли. Горячий пар поднимался над ванной.

– Классный бульон получится. – Сказал один из детективов.

Беляков выплюнул сигарету, и окурок поплыл по воде. Кряхтя и мыча от боли, Коля пытался выбраться, но ему не давали веревки.

– Ничего страшного. – Сказал ему Беляков. – Поплаваешь здесь. А продолжишь в аду. Тебя засунут в котел для стукачей. – Он посмотрел на часы. – Пора идти.

– А если из соседей кто ментов вызвал? Они слышали выстрел... – Тот сыщик, что первым оказался в прихожей, достал пистолет.

– Не вызовут, – Беляков уверенно покачал головой. – Сыкливые.

Глава 20.

Илюшенко набрал номер и слушал в трубке гудки – как будто бы действительно очень издалека. Потом сонный ленивый голос:

– Аллё.

Владимир Александрович хотел выругаться, но... вдруг накатила какая-то жуткая смертельная почти усталость.

– Андрей, здравствуй, – сказал он спокойно.

– Ты, пап?

– Андрей, что происходит?

– Чего?

Андрея Илюшенко должны были депортировать из Америки, где он учился в университете. (Или скорее – пытался учиться.) Андрей нализался в баре и разбил физиономию полицейскому. Его держали пока на свободе до департационного слушания, которое должно было состояться вот-вот. Для Владимира Александровича случившееся было трагедией. Сын Андрей – единственное, что его по настоящему привязывало к этому миру. Глаза отпрыска напоминали жену, умершую четырнадцать лет назад. Казалось иногда, что именно её видит он перед собою. Даже делалось страшно. И хотелось разрыдаться, как и обычно при встрече с годами безвозвратно далекими, что прожиты были конечно неправильно.

Владимир Александрович безумно любил свое чадо. Он думал о том, что когда-нибудь, на Последнем Суде, где прийдется ответить за прожитое, скажет: не виноват, ибо всё мерзкое и всё преступное, им сделанное, было совершенно ради Андрея. Чтобы тому не пришлось, как отцу его в детстве, воровать картошку с колхозного поля, опасаясь ежеминутно нарваться на дробовик пьяного сторожа.

– Андрей, что происходит? Мне сказали – тебя депортируют...

– Отец... – тот помялся, – хоть ты не нуди. Итак тошно.

– Андрей, что ты думаешь делать?

– Отец, ляг поспи.

Илюшенко услышал, как щелкнула трубка на том конце. "В Чикаго сейчас 7 вечера. Разница в девять часов, – подумал он." Хотел с размаху дать телефоном по столу, но остановился – телефон-то причем? Зам губернатора медленно сел в кресло. Он соображал. Мутный хоровод мыслей был не по делу, и Илюшенко пытался как-то собраться. Он достал карты и в беспорядке разложил их на столе картинками вниз. Из пяти карт соорудил домик. Владимир Александрович играл сам с собой в "Мокрую курицу" когда ему было особенно плохо. Как сейчас.

В дверь деликатно постучали.

– Да-да, – пригласил Илюшенко.

Это была секретарша. Стройная брюнетка в недлинной юбке, она приблизилась к столу зама, аккуратно наступая на мягкий ковер.

– Там вас Красиков хочет видеть, из уголовного розыска.

Илюшенко даже не взглянул на секретаршу. Он, не отрываясь, смотрел на карты.

– Я занят. – Проговорил сухо. – Пусть подождет.

Потом проводил секретаршу бессмысленным взглядом – как та, качая бедрами, выходила из кабинета. Оторвавшись от карт, Илюшенко снова взял телефон. Он звонил сейчас своему нью-йоркскому адвокату Вадику Цинфировичу, с которым имел дело уже давно. Вадик был хорош тем, что здорово знал, как обойти закон любой страны мира и не обижался никогда на тех, от кого имел деньги.

– Алло... Ты, Вадик?... Здравствуй. – Илюшенко смотрел в окно, пытаясь разглядеть там, среди домов и деревьев улицы Красной очертания призрачного Нью-Йорка – где он, Илюшенко, никогда не был. – В курсе того, что с Андреем случилось?

– В курсе, – отозвался Вадик. – Он мне звонил.

– Ты должен разобраться с этим. Мои цены знаешь.

– Это не так просто, – лениво пропел в трубку нью-йоркский Вадик. – Я, конечно, сделаю, что смогу, но он избил полицейского, а это тебе не Краснодар...

– ...Слушай, ты, – Владимира Александровича душило от ярости, – сука... мудрец пархатый, я тебя в сортире грохну, дерьмо жрать будешь... – Заместитель краевого главы споткнулся на слове, не знал, что сказать дальше. Вадик на том конце провода тоже притих.

– Послушай. – Зам губернатора перевел дыхание. – Я утраиваю гонорар. Если всё кончится хорошо. Но... – Он помолчал. – Вдруг, мой сын вернется... Молись, чтобы ты умер быстро и сразу. Чтобы не пришлось мучиться...

Владимир Александрович убрал трубку и посмотрел на неёю внимательно. Трубка не отвечала. Потом снова приставил к уху.

– Не говори ничего. Просто скажи "понял".

– Понял, – тихо и быстро ответил Вадик.

Илюшенко нажал "отбой". Потом откинулся в своем кресле. Он физически чувствовал, как пар вышел весь, и осталось только ощущение пустоты. Владимир Александрович вернулся к своим картам.

Он вытягивал их одну за другой. Домик покачивался, начинал съезжать набок, но еще держался. Илюшенко вызвал секретаршу.

– Пригласи Красикова, – сказал он тихо.

Тот вошёл, аккуратно придерживая перебинтованную руку. По кошачьи ступая, проследовал через кабинет, настороженно заглянул в глаза заместителю губернатора.

– Садись. – Илюшенко указал на пустое кресло. – Чем радовать будешь?

Красиков сел. Потом чуть наклонил голову набок.

– На какую тему?

– Не догадываешься? – Илюшенко вытащил одну карту. Домик вздрогнул, но не упал.

Красиков догадывался.

– Карту тяни.

Инспектор, не понимая, смотрел на хозяина.

– Тяни карту.

Красиков протянул руку и дрожащими пальцами потащил карту к себе. Домик качнулся неуверенно и рухнул. Красиков отодвинулся. Илюшенко спокойно смотрел на него.

– Ты взял не ту карту, – проговорил он тихо. – И все полетело. Так бывает, когда не умеешь играть. Это делать надо аккуратно. Не то – проиграешь.

Илюшенко отодвинул рукой карты.

– Где Артёмина? – Спросил он резко. – Где Валет?

Старший инспектор нервно заёрзал в кресле.

– Мои люди работают сейчас над этим.

Илюшенко молча рассматривал Красикова. Потом, повернув голову, глядел в окно. Как тяжелые тучи собираются над домами, над крышами, над обнажившимся сквером.

– Интересно, – очень тихо сказал он, – снег пойдет или дождь? Или, может, вообще ничего не будет?

Красиков развел руки. Он не знал.

– Когда ты их достанешь мне?

– Кого? – Старший инспектор моргнул.

– Не знаешь – кого? – Илюшенко отвернулся от своего окна.

– Еще пять дней. – Инспектор смотрел прямо в глаза хозяину. – Пять дней и я обещаю вам: мы всё сделаем. Краснодар – это джунгли. Человек здесь теряется легче иголки.

– Три. – Взгляд у зама главы не отпускал жертву. – Только три дня. Твоя голова полетит, если их головы мне не достанешь...

Лицо у него вдруг побагровело. Глаза широко раскрылись. Илюшенко пошевелил ртом, и оттуда наружу вырвался ужасный придушенный хрип. Тут же вбежала секретарша. Она испуганно глядела на своего босса. Красиков наблюдал, как та спешно доставала лекарство, наливала в стакан воду.

– Вам лучше уйти, – бросила она инспектору. Красиков встал и посмотрел на Илюшенко, сидящего в своем кресле. Лицо у него было багровое, как у мамонта.

– Что с ним? – Сочувственно поинтересовался Красиков у секретарши, когда они вышли из илюшенковского кабинета. – Сердце?

– Именно. – Быстро ответила та. – Он очень больной. Перенес уже два инфаркта. Вы не знали?

Красиков покачал головой.

– Может, мне и не стоило вам этого говорить?

– Уже сказали.

– Действительно...

– Ладно. До встречи.

– До свидания, – сказала секретарша.

Тяжёлая дверь тихо закрылась за старшим инспектором.

Лена опустилась на лавочку. Её занесло сейчас в один из новых микрорайонов города. Детская площадка. Карусели, качельки. Время было вечернее, но ещё не совсем позднее. Вокруг Лены радостно суетилась праздная детвора, отучившаяся и, наверное, сделавшая уроки. Лена смотрела на небо. Думала о том, что, вот, скоро посыпется снег.

Она чувствовала, как всё погружается в холодную безразличную пустоту. Хотелось закрыть глаза и больше не открывать их. Какая разница – ведь всё равно это когда-нибудь кончится. Сейчас или завтра, или ещё лет восемьдесят пройдёт. Через тысячу лет будет без разницы.

Лена это в себе ненавидела, боялась этого. Она знала: надо бороться, пока есть за что. Хотя казалось минутами – уже не за что.

На лавочку, рядом с ней, примостился мальчишка лет пяти. Шапка его сбилась набок. Лицо покраснело и вспухло от слёз. Он посидел немного, помолчал, после наклонился и безутешно, в голос, заревел.

Лена посмотрела на него и осторожно погладила по голове. Мальчик отдёрнулся, словно его стукнуло током.

– Что случилось? – Спросила Лена. Ей вдруг стало его жалко.

– Ничего! – Буркнул мальчишка и продолжил реветь.

– Если ничего не случилось, то почему ты плачешь?

Это прозвучало логично, и мальчик, подняв голову, внимательно смотрел на Лену.

– Эти пацаны из нашего дома! – Сказал громко. – Они не пускают меня к себе! Дерутся!

– Зачем тебе ходить к ним? – Не поняла Лена.

– А почему мне нельзя?! – На лице у мальчишки вспыхнуло возмущение.

Лена про себя усмехнулась его проблемам.

– Почему злые – всегда сильные? – В голосе у малыша показалась недетская уже обида. – Их больше. Они делают, что захотят.

Лена стушевалась вначале, не знала, что отвечать. Потом покачала головой.

– Это не так, – сказала она и сама удивилась своей, откуда-то взявшейся убеждённости. – Всегда можно что-нибудь сделать. Всегда можно попробовать. Злые люди всё равно будут наказаны. Ты это сам увидишь.

Мальчишка глядел недоверчиво. Лена улыбнулась ему.

– Я знаю.

Потом мама позвала его домой. Лена сидела на лавочке, пока не стемнело. Поднявшись, зашла в подъезд. Вынула "Вальтер" и заглянула в обойму. Все патроны были на месте.

Глава 21.

К вечеру стало чуть теплее. Полил дождь. Частые капли мёрзлой воды падали, разбиваясь о тротуар. На город наползла ночь. Всё кругом съёжилось, очутившись в холодном густом сумраке. Большие скорбные тучи уползали отсюда, и пропадали вдалеке – среди чёрных девятиэтажек.

Лена снова попала в незнакомый район и пару часов бродила вдоль совершенно одинаковых улочек, надеясь куда-нибудь выйти.

Она сразу заметила человека, что появился и, не отставая, двигался следом. Лена зашла в ближайший проулок. Тот, сзади, тоже свернул. Краешком Лена разбирала неясный, облитый дождём силуэт. Он не делался ближе, но и не отставал ни на шаг. Лена поискала в кармане и нащупала там рукоятку своего "Вальтера".

Потом проходя мимо очередного проулочка, запрыгнула внутрь. И побежала. Как только могла. Сзади она слышала быстрый топот. Лена кругами пересекла несколько небольших дворов. Дождь, и всё здесь – как вымерло. В некоторых окошках – бледно-голубой свет. Тамошние обитатели смотрели сейчас телевизор.

Лена оказалась на какой-то глухой тёмной улочке. Она прищемилась в углу, между двумя тесно поставленными домишками. Вытащила "Вальтер" и держала его наготове. Ожидала, что, вот, сейчас из-за угла появится кто-то, и тогда она сразу выстрелит. Сейчас появится. Дождь бил по лицу тяжелыми каплями. Мокрый пистолет каменел в пальцах...

– Падла!

Лена не успела выстрелить, закричать – тоже. Чья-то рука намертво перехватила ей рот. Два жутких шакальих зрачка злобно блестели в темноте улицы. Лена сразу узнала Валька.

– Не хочешь, значит, со мной!? – Шептал он прямо в ухо.

Ладонь её оказалась стиснута, и хотя Лена не выпускала "Вальтер", сделать что-нибудь было нельзя. Рукоятка ножа щелкнула, и лезвие показалось на воздухе, еле-еле блеснув.

– Значит, я – грязненький, а ты, чистенького, значит, разыскиваешь...

Взвизгнули тормоза, фары автомобиля ударили по глазам. Она успела разглядеть милицейскую раскраску. Ножик блеснул ещё раз, и что-то кольнуло, резануло её в грудь. Потом – ещё раз. И тут же прогромыхал выстрел. Валёк, отскочив в сторону, пропал в темноте. Грохнуло дважды, и Лена понимала стреляют в неё. Она упала на мокрый холодный асфальт. Только-только приподняла голову – ударил следующий выстрел. Лена увидела, как двое показались из милицейской машины. Она выпустила пулю в темноту, наугад. Три выстрела прозвучали в ответ. Пуля расколола доску забора у Лены над головой. Лена пальнула дважды, не прицеливаясь, и тут же перескочила невысокий заборчик. Канонада выстрелов заложила ей уши. Лена перебиралась вдоль стены дома, стараясь пригнуться как можно ниже к земле. Из-за угла возник силуэт и сразу исчез. Лена выстрелила. Примостившись на одно колено, она пустила четыре пули подряд и, вдруг, словно через туман дошло – сейчас у неё выйдут патроны.

Лена отползла назад и сразу увидела оперативника. Тот быстро прицелился, не выпуская другою рукой водосточную трубу. Четыре выстрела осыпали Лену дождём мелких осколков – пули вдребезги разнесли оконное стекло. Припав на колено, она выбросила руку вперед. Выстрела не прозвучало. Лена ещё два раза щёлкнула пустым курком... Потом огляделась. Пара минут, и оперативники поймут, что у неё больше нет патронов.

Кто-то опять скользнул мимо угла. Снова два выстрела. Оттолкнувшись, Лена перескочила на ту сторону и оказалась в тесном проёме между сараями. Вслед ей загромыхало.

Она бежала, петляя и перепрыгивая заборы. Бежала долго. Потом оступилась и со всего размаху очутилась лицом в вязкой холодной луже.

Лена приподняла голову. Дождь лил ещё сильнее. Кругом было тихо. Слышался только шум воды.

Это – какой-то маленький проходной двор. Лена поняла, что находится сейчас довольно неблизко оттуда, где повстречалась с Вальком.

Ещё она поняла, что преследователи отстали.

...Засунув руки в карманы своих мятых спортивных штанов, Алик Кабардинец прохаживался по сонным краснодарским улицам. В голове гудело. В ушах стучало так оперативники из группы захвата бьют в дверь. Перед глазами расплывались мутные пятна, похожие на вывернутую парашу. С утра он корячился над унитазом, а потом – долго спал. Нельзя мешать водку с шампанским – сделал Алик свой вывод из вчерашнего.

Выходя из гостиницы, где провел ночь, он чуть не упал, столкнувшись с пожилым дяденькой в сером пальтишке. Сначала хотел побить его, но потом не стал.

– Я – Алик Кабардинец! – Пробормотал он вполголоса, отвечая на недовольный взгляд серого дяденьки. – Я мать свою придушу...

Тот испуганно отошёл и поспешил скрыться. Сейчас Алик жалел, что не изувечил его тогда. Опыт подсказывал – это обычно выручало при тяжком похмелье. Алик оглядывал встречных прохожих, выискивая, кого бы ему зацепить.

В конце концов он оказался в каком-то грязном заплёванном кафе. Здесь Алик взял сто грамм "Столичной" и высушил залпом. Потом – ещё сто. Тут, вдруг, увидел смуглую раскрашенную девицу, что сидела за столиком в самом углу. Очкастый молодой человек что-то рассказывал ей, и она внимательно слушала. Из осипшего динамика пел Миша Шуфутинский. "Крещатик, Крещатик, я по тебе иду на дело..." – доносился прокуренный голос. Алик понял – это призыв к действию.

Отодвинув пустой стакан, он быстро встал и подошел к их столику.

– Ты! – Алик ткнул в девушку пальцем. – Пойдёшь со мной. Развлекаться будем. А ты! – Он ткнул в её спутника. – Исчез быстро. Она не хочет с тобой, она со мной хочет. Потому, что я, – внимательно посмотрел в пол, – Алик Кабардинец.

Молодой человек за столиком сидел, как бревно – не мог двинуться. Алик не стал ждать. Он ухватил девицу за шиворот и рывком потащил её из-за стола. Та завизжала отчаянно, пытаясь освободиться, но Алик держал крепко. Два стула с грохотом оказались на полу. Чашка с остатками кофе разлетелась вдребезги. Перепуганные посетители прекратили свои разговоры и, не отрываясь, следили за тем, что происходило.

Не тратясь больше на слова, Алик поволок несчастную упирающуюся к двери, которая и распахнулась ударом его ботинка. Но тут случилось, чего он не ожидал. Девица обмякла, вдруг, стихла. Алик даже остановился... И получил промеж ног коленом. Он взвыл, как собака, выпустив свою жертву. Второй удар дверь, в которую не успел выйти, отпечаталась у него на лбу.

Алик поднялся с места, оглядел вокруг себя всё. Он увидел такси на той стороне улицы, которое трогалось с места. Пошатываясь, Алик вышел наружу, достал пистолет. Машина уже набрала скорость, но кабардинец успел разглядеть девушку, что примостилась на заднем сиденьи. Подняв руку прицелился... такси сделало как раз поворот и скрылось за углом дома. Алик изрыгнул самое страшное ругательство, какое только пришло ему сейчас в голову. Потом сунул пистолет за пояс и огляделся.

У тротуара притормозило другое такси. В три прыжка подскочил Алик к машине, рванул на себя дверцу и за шкирку вытащил холёного пижона в галстуке и сером пальто. Водитель не успел даже открыть рот: дуло упёрлось в затылок.

– Поехали!

Неслушающейся рукою таксист нашёл двигатель и потащил его на себя. Мотор зашипел, зажжужал что-то. Машина рванулась с места. Когда сделали поворот, Алик увидел удаляющийся жёлтый автомобиль.

– Вон за тем такси! – Он ткнул пальцем в грязное лобовое стекло, где встречные автомашины разбегались во все стороны. Потом прохрипел: – Добавь скорость, сука! – И ещё сильнее вдавил дуло в затылок водителю. – Мозги, падла, вышибу!

Их тряхануло: машина хорошо стукнулась о неуспевший отрулить в сторону красный "Москвич".

Водителю ещё раз не хватило доли секунды, и такси боком прочесало по "Жигулям", потом вмазалось носом в черную "Волгу". Машина несколько раз прокрутилась и с треском въехала в здоровенное дерево.

Водитель сидел неподвижно, глядя вперед. Он был жив, но от шока не мог двинуться. Страшно ругаясь, Алик отряхнул с себя осколки стекла и полез наружу. Дверь не хотела никак открываться – он вышиб ее ногой. Потом огляделся и увидел жёлтое такси, исчезающее вдалеке. Взяв пистолет двумя руками, кабардинец прицелился, но машина исчезла в густом потоке себе подобных, прежде чем он успел выстрелить.

Алик ругнулся и убрал ствол. Тут он увидел ещё одно такси, которое ехало не очень быстро по другой стороне улицы. Выхватив дуло, Алик бросился наперерез.

– Стой! – Заорал он, целясь в водителя.

Взвизгнув потёртыми шинами, машина испуганно свернула к бордюру и затормозила.

Глава 22.

– Девушка, мы с вами случайно, нигде не встречались раньше?

Перед ней – симпатичный паренёк. Прилизанный, небедно одетый. Он мило ей улыбался... Конечно, встречались. Лена сразу узнала своего сокурсника Серёжку Жигунова. Серёжка был на пару лет моложе её. Отец серёжкин сидел в администрации края, а мать заведовала универмагом. Сам Серёжка знал в лицо и по именам всех любовников своей нестарой еще мамаши и относился к этому никак. Отцу тоже было все равно. Серёжка не мог понять в принципе – для чего мужчины женяться. Глядя на родителей своих, не понимал еще сильнее. Он жил с какой-то девицей, за его счет кормившейся, о которой Лена ничего больше не знала.

Серёжка регулярно видел Артёмину на университетских лекциях, но никогда с ней не разговаривал. Он работал на краевом ТВ и, полагая себя телезвездой, считал, что заговорить первым с девушкой (пусть даже и привлекательной) не подобает человеку его положения.

Сейчас он стоял, засунув руки в карманы, стоял в паре шагов от леныной лавочки. Было утро, около девяти. Детская площадка в этот час пустовала. В стороне немного, у бордюра, дремала новенькая "Тойота" – блестящая, словно только с конвейера. Дожидалась своего хозяина.

Лена оглядела аккуратный серёжкин костюмчик с обязательным галстуком, и его как всегда густо намазанную гелем причёску.

– Что, бессонница мучает? – Спросила она.

Серёжка пожал плечами.

– А, не знаю. Настроение такое.

Он неспеша зевнул. Потом уселся на лавочку, рядом с Леной. Та чуть отодвинулась, хотя знала – Жигунов никогда не будет столь явно приставать к даме. Губы её скривились краешком, выражая усмешку.

– Подружка где твоя? Оставил её дремать, а сам пошёл за приключениями?

– Какая подружка? – Серёжка смотрел на Лену удивлённо. – ...А, эта... Я её выставил. Позавчера ещё. Достала.

– Конечно, – Лена кивнула. – Всё одна, и та самая. Любому надоест.

Серёжка не понял иронии.

– Да, вобщем-то.

Потом предложил:

– Может, поедем куда? Хочешь, в ресторан?

Лена искоса глянула на Серёжку.

– Место освободилось?

Серёжка опешил. Его задевало, когда он не знал, что отвечать. Помявшись немного, Серёжка посмотрел на Лену.

– Я тебе серьёзно говорю, а ты с шутками со своими...

Лена задумчиво рассматривала серёжкину "Тойоту".

– Красивая машина у тебя.

Глаза у Серёжки довольно блеснули.

– Нравится?

Лена повернулась к нему.

– Рестораны ещё закрыты. Поехали в кафе.

Серёжка снова чуть растерялся.

– Ну, если ты хочешь, поехали.

Лена встала со своей лавочки и пошла к серёжкиной машине. Куртка, кроссовки, джинсы на ней – всё было новое. Старое и запачканное она оставила в мусорном баке. В гостинице Лена как следует вымылась, и сейчас не было видно и следа вчерашних её неприятностей.

Жигунов залез первым. Он устроился на сиденьи и, распахнув дверцу, пригласил Лену внутрь.

– Куришь? – Спросил Серёжка, включая зажигание.

Лена догадалась, что её собираются удивить какими-то импортными сигаретами, которых, как ожидалось, она ещё не видела. Лена покачала головой.

– Берегу здоровье.

– Правильно, – Серёжка потянул на себя двигатель и "Тойота" побежала по улице. Мимо, в окне, замелькали дома. – Я тоже берегу. Но иногда курю понемногу. Хорошие если только сигареты. А так, стараюсь курить меньше.

– Так и надо, – Лена, улыбнувшись, кивнула.

Серёжка пожал плечами.

– Ты так шутишь, что я не пойму, о чём это.

Лена устало посмотрела в окно.

– Куда мы едем? – Спросила она.

– А я не знаю. – Жигунов обернулся к ней. – Куда тебе хочется?

– Куда-нибудь. Только не нужно долго меня катать. Выбери сам.

Серёжка задумался.

– Я знаю одно кафе неподалеку. Вполне съедобно.

Он включил радио и начал крутить ручку настройки. Оттуда захрипело, засвистело, загудело. Но поймать ничего Серёжка не смог. Он разочарованно надавил крайнюю кнопку.

– Интересно, что там в Москве? – Сказал он. – Руцкой с Хасбулатовым уже, наверное, переворот сделали. – Помолчав, уверенно добавил: – Лично я – за Ельцина. Я, что, плохо живу? – Серёжка, усмехнувшись, посмотрел на себя в верхнее зеркальце. – У меня всё есть.

Лена молча смотрела в окно. Она никогда не интересовалась политикой.

– Приехали, – сказал Жигунов, притормозив машину под большой вывеской "Пельмени, сосиски, кофе, чай". Он вылез, постоял, засунув руки в карманы и глядя, как Лена выбирается со своего места. Потом закрыл за ней и за собой двери.

В кафе было пусто. Только два парня ханыжной наружности сидели у входа. Они жевали пельмени, запивая их водкой. Жигунов боязливо глянул в их сторону и поспешил пройти мимо. Розовощёкая полная буфетчица лениво прохаживалась за стойкой. Она без интереса уставилась на Серёжку и на его спутницу.

– Здравствуйте. – С этого слова Серёжка начинал любой свой визит куда бы то ни было. Он считал себя интиллегентным и воспитанным юношей.

Жигунов обвел глазами витрину. Взгляд его ткнулся в тарелку с пельменями. Выглядели они так, словно бы кто-то уже взял на себя труд их разжевать. Жигунов внутренне сморщился.

– А что у вас, кроме пельменей?

Оказалось, ещё есть сосиски. Он взял две порции и два стакана чаю. Пока Серёжка расплачивался с буфетчицей, его и Лену внимательно разглядывали две сумрачных физиономии, что сидели у входа. Ни Лена, ни Серёжка не могли слышать их разговор.