Текст книги "Вампиры в России. Все, что нужно знать о них !"

Автор книги: Александр Бауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Кейт отправилась к родителям погибших юношей и предложила им сделку – она готова оживить покойников, но за это станет женой старшего из них, владельца поля с кладом. Она вложила в рот погибшим припрятанную муку с кровью, и те мгновенно ожили. Кейт с мужем выкопали клад, жили долго и счастливо и передали богатство по наследству детям.

Рассказывали ирландцы и другие типичные вампирские истории -например, о священнике, которого погребли неподобающим образом. После смерти он явился сначала матери, которая не пустила покойника в дом и упала в обморок от ужаса, а затем погребальной процессии, возвращавшейся с кладбища. Все, кто его видел, отметили неестественную бледность, странный блеск в глазах и отросшие белоснежные клыки. Поразительно похоже на историю Петра Благоевича, не так ли?

Германия

Немецкий вампир – младший брат славянского вампира. История вампиризма в Германии особенно богата, однако разнообразием не отличается. К X веку славянская экспансия достигла земель вдоль реки Йетс и охватила восточную часть Германии. Славянские и германские пароды перемешались. Перемешались и их мифы. Таким образом, фольклорный вампир этих народов приобрел много общих черт.

Наиболее известным из немецких вампиров был нахтцерер, или «ночной пожиратель», – вампир из Северной Германии. Эквивалентом ему в Южной Германии (Баварии) был блутзаугер, дословно – «кровосос»; кстати, это слово, как и «упырь», было ругательством. В литературных источниках вампир фигурирует под названиями «нахттотер» – «ночной убийца», «нойнтотер» – «убийца девяти». Как и славянский вампир, нахтцерер был ожившим покойником, нападавшим на домашних и соседей. Как и в славянском фольклоре, нахтцерером становился человек, смерти которого сопутствовали необычные обстоятельства. Так верным кандидатом в вампиры становился самоубийца или жертва несчастного случая. Стать вампиром был обречен и ребенок, родившийся в «чепчике» или «рубашке», особенно если этот чепчик или рубашка были красными.

Комментарий вампиролога

Интересно, что в русской традиции – что очевидно из пословиц и поговорок – рождение в рубашке было добрым предзнаменованием и сулило удачу. Однако у других славянских народов, как и у немцев, подобная особенность рождения свидетельствовала о вампиризме. Кстати, врачи говорят, что родиться в рубашке и выжить – самое настоящее везение: плодные оболочки, которые и составляют «рубашку», вполне могут удушить новорожденного, если закроют ему лицо.

Нахтцерера частенько считали виновником эпидемий – если несколько человек умирали от одной и той же болезни, считали, что причиной ее стал тот, кто заболел и умер первым.

Комментарий вампиролога

Пожалуй, только у народов Германии встречается представление о том, что с одежды покойного обязательно нужно спороть все метки с именем – иначе он станет вампиром.

Считалось, что нахтцереры имели привычку жевать в могиле свои собственные конечности (вера, вероятно, возникшая из-за того, что находили тела, которые стали жертвами хищников после захоронения в неглубоких могилах без гроба, как было принято хоронить бедняков). Когда вскрывали могилы, лица покойников оказывались нетронутыми, а кисти рук и ступни отсутствовали или были растерзаны. Считалось, что активность вампира в могиле продолжалась до тех пор, пока он не прекращал есть свое собственное тело и свою одежду. Тогда вампир поднимался и, как вурдалак, поедал тела других, часто в компании женщины, которая умерла при родах. Их активность можно было выявить по сосущему звуку – как будто ребенок сосет грудь. Когда гроб нахтцерера вскрывали (состоятельных покойников хоронили в гробах), вампир лежал в луже крови, так как успевал искусать себя до такой степени, что не мог удержать в себе всю выпитую кровь.

Комментарий вампиролога

Антивампирские меры, которые принимали народы Германии, также весьма похожи на обычаи славянских народов. Чтобы не дать покойнику превратиться в вампира, ему клали под подбородок ком земли, в рот – камень или монетку или подвязывали челюсть носовым платком. Если возникали серьезные подозрения в вампиризме, потенциальному нахтцереру отрубали голову либо втыкали спицу ему в рот, чтобы пригвоздить голову к земле или закрепить язык.

В нахтцереров в наши дни, пожалуй, никто не верит, а вот представления о блатзаугерах сохранились в сельской Германии вплоть до конца XX века. В баварском фольклоре люди становились вампирами потому, что не были крещены (Бавария – часть Германии, где довлела римско-католическая церковь), занимались колдовством и вели аморальный образ жизни или совершили самоубийство. Они могли также стать вампирами, поев мяса животного, убитого волком (в этом прослеживается туманная связь между вампиром и вервольфом). Если во время похорон через могилу перепрыгивало какое-нибудь животное, покойник также мог вернуться в виде вампира. Такой же исход был в случае, если на могилу наступала монашка.

Если в округе появлялся блаутзаугер, жителям советовали оставаться по ночам дома и обмазывать двери и окна чесноком, а также развесить вокруг дома боярышник. Если у кого-то была черная собака, то необходимо было наблюдать за ней и нарисовать у нее на морде дополнительную пару глаз, чтобы напугать вампира. Антивампирские меры оставались теми же – про ткнуть колом (дополнительно – положить в рот чеснок). Кроме того, предлагалось рассыпать вокруг своего жилища или могилы, где похоронен потенциальный вампир, зерно или крупу: считалось, что вампиры сами не свои до счета и будут самозабвенно считать зернышки, забыв даже про свой кровавый промысел.

Верования и обычаи, касающиеся вампиров в Германии и Восточной Европе, стали предметом нескольких книг еще в XVII веке (хотя слова «вампир» в этих текстах еще нет). Примечательными сочинениями были: «De Masticatione Mortuorum» (1679) Филиппа Рора, который обсуждал привычки нахтцерера, и «De Miraculis Mortuorum» Христиана Фредерика Гармана (1670). В начале XVIII века в Германию стал просачиваться целый поток отчетов о вампирах из Восточной Европы. Разгорелись активные дебаты в университетах. Хотя Германии не удалось избежать вампирской истерии (эпидемии ее были зарегистрированы в Восточной Пруссии в 1710, 1721 и 1750 годах), проблема вампиризма, по всей видимости, вызывала такой общественный интерес во многом из-за широко распространенных газетных сообщений о расследовании вампиризма в Сербии в 1725 году, а особенно -о случае Павла Арнаута.

Началом для дебатов послужили работы теолога Михаэля Ранфта «De Masticatione Mortuorum in Tumilis Liber» (1728) и Иоганна Кристиана Штока «Dissertio de Caudauveribus Sanguisugis» (1732). Дебаты развернулись вокруг различных несверхъестественных (или, по крайней мере, невампирических) объяснений этих явлений. Ранфт повел атаку на веру в существование вампиров, полагая, что, хотя мертвые и могут влиять на живых, оживших покойников не бывает. Другие допускали, что особенности разложения мертвых тел (предполагаемое доказательство вампиризма) могли объясняться вполне естественными причинами.

В результате дебатов был сделан вывод, что вампиры – существа целиком и полностью легендарные, и у ученых мужей остался лишь один вопрос – что заставляет людей верить в вампиров?

Франция

В письменной традиции Франции сведений о вампирах крайне мало. Самые древние истории о вампирах датированы XIV веком. В одной рассказывается о вернувшемся покойнике, который терроризировал город Кадэн и кусал сограждан. Чтобы не превратиться в вампиров, они пронзили тело колом, но это не помогло – пришлось прибегнуть к эксгумации и сожжению. В 1345 году н. э. В городке Лювэнс умерла женщина, которую считали ведьмой. Она превращалась в различных животных и нападала на людей. По сообщениям, открыв ее могилу, люди увидели, что она проглотила накидку, покрывающую лицо. Когда накидка была вытащена из могилы, на ней оказались пятна крови. Ее тоже проткнули колом, ной в этом случае эффекта не последовало. Дама отобрала у нападавших кол и использовала кол как оружие, когда разгуливала по городу. Проблема была решена традиционно -при помощи огня.

Как и в Великобритании, во Франции о вампирах заговорили не раньше конца XVII века – причем тема эта была новой, незнакомой. В 1693 году один польский священник обратился к ученому штату Сорбонны за советом, как он должен поступать с телами подозреваемых в вампиризме. В том же году во французском периодическом издании «Меркюр Талант» появилось сообщение о вампирах в Польше. Но подлинный интерес к вампирам во французском обществе всколыхнулся лишь с появлением в 1746 году уже упоминавшегося знаменитого труда дома Августина Кальме.

Комментарий вампиролога

Разговор о вампирах во Франции был бы неполон без упоминания исторических деятелей, чей вампиризм можно считать доказанным и документально подтвержденным.

Самый известный из них, пожалуй, прототип Синей Бороды маршал Жиль де Рэ (Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ, граф де Бриен, 1404-1440). Жиль де Рэ был сподвижником Жанны Д’Арк, блестящим полководцем. После казни Жанны он удалился в свое поместье, окружив себя пышной свитой, а также всяческими алхимиками, магами, гадалками и толкователями снов. Вскоре поползли слухи о том, что он заманивает в свой замок и зверски умерщвляет крестьянских детей в ходе каких-то сатанистских ритуалов, удовлетворяет свою извращенную похоть с израненными жертвами и мертвыми телами, а главное – пьет их кровь. По показаниям свидетелей Жиля де Рэ осудили и казнили, а тело его было сожжено.

Второй знаменитый французский вампир – некий виконт де Морьев. Этот французский дворянин родился в Персии, женился на индианке и вернулся на родину предков, во Францию, перед самой Великой французской революцией. Каким-то образом ему удалось не просто отсидеться в имении, но и сохранить свои владения после революции. После переворота виконт начал казнить своих слуг и работников – так он мстил классу, который мог бы его гильотинировать. В результате виконт был убит. Вскоре после его гибели внезапно умерло несколько маленьких детей, а на их телах были обнаружены следы укусов. В течение следующих семидесяти двух лет ходили упорные слухи, что именно виконт (восставший из могилы) повинен в том, что в округе часто умирают дети. В конце концов внук виконта де Морьева решил доискаться до правды. Он вскрыл фамильный склеп в присутствии городских властей, и они обнаружили, что все тела уже истлели, а тело виконта не тронуто разложением – кожа была свежей, а ногти сильно отросли. Внук Морьева пронзил сердце деда колом (в этот момент раздался стон) и сжег тело. Детская смертность в тех краях резко снизилась. Как видим, виконт де Морьев был, так сказать, классическим европейским вампиром-джентльменом.

А вот сержант Франсуа Бертран скорее напоминал фольклорного упыря. В 40 годы XIX века он раскопал несколько могил в Париже и пожирал плоть покойников. В 1849 году его схватили. Его история стала основой романа Ей Эндора «Парижский оборотень» (1933).

Вампиризм на территории России

Фольклорные вампиры, промышлявшие на территории России, Украины и Белоруссии, практически ничем не отличались от «среднеевропейских». Однако следует отметить, что слово «упырь» впервые засвидетельствовано именно в русском тексте – в «Книге пророчеств», написанной в 1047 году для Владимира Ярославича, князя Новгородского, правившего на северо-западе России. В этом тексте одного священника с дурной репутацией называют «упырь» – «кровосос-вымогатель». Не исключено, что слово было позаимствовано у южных славян, скорее всего – у болгар.

После того как Владимир крестил Русь в 988 году, на протяжении нескольких веков православие, как это обыкновенно бывает, уживалось с уже существующими культами и верованиями. Однако православная церковь упорно искореняла дохристианские культы. Борьба, естественно, вызывала сопротивление – постоянно возникали еретические течения, многие из которых сочетали христианство с языческими обрядами. Разумеется, официальная церковь обвиняла еретиков не только в том, что они действительно делали, ной в любых, самых фантастических, преступлениях, – например, в том, что они пьют человеческую кровь. В результате словом «еретик» стали называть любую нежить, в том числе вампиров, а также ведьм и колдунов. За многие годы на всех огромных территориях, составляющих Россию, понятие «еретик» приобрело ряд дополнительных значений. Временами это понятие относили к членам многочисленных сектантских групп, которые отвлекали людей от истинной веры. Он также применялся к ведьмам, которые продали свою душу дьяволу. Еретик обладал дурным глазом и мог свести человека, на которого упал такой взгляд, в могилу.

Образ еретика-вампира, восставшего из могилы, вероятно, также возник в результате борьбы, которая велась православием против религиозных сект. Сектанты – это «иноверцы», которых не хоронили на православных кладбищах: поскольку они умирали без исповеди, то считалось, что они умерли в грехе, а поскольку не верили в истинного Бога, то, возможно, служили дьяволу, а следовательно, были колдунами.

Уничтожали еретиков традиционным противовампирским способом -всаживали в спину осиновый кол, а затем сжигали.

В результате понятие о вампире в русском, украинском и белорусском фольклоре стало тесно связываться с колдовством, которое, в свою очередь, тесно ассоциировалось с ересью.

Интересно, что степень греховности и вероотступничества и в православии, и в католичестве определялась по тому, как разлагается тело после смерти. Однако в этом мнения православных и католиков в очередной раз разошлись: католики полагали, что нетленное тело – признак святости, а православные -что отсутствие нормального разложения, вероятно, указывает на ересь и даже вампиризм. Считалось, что если смерть наступила в период, когда человек был отлучен от церкви, его тело не будет разлагаться – а отлучить могли как раз за ересь. Следовательно, еретик (еретник, еретика, еретника или ерестун) рисковал после смерти стать вампиром. Связь ереси и вампиризма становилась в русском сознании все теснее, и в конце концов их стали отождествлять друг с другом.

Итак, еретик при жизни мог стать вампиром после смерти. Особенно часто такое происходило с еретиками-колдунами (кудесниками, ведьмами, знахарями). В чем состоял процесс превращения в вампира, тогда еще не знали и поэтому представляли его себе по-разному. Например, в Олонецком районе считалось, что вампиром мог стать кто угодно, даже благочестивый священник, если колдун в момент смерти забирал тело себе. Такое могло произойти, если заболевший обращался к знахарю и умирал у него в доме, а тот пользовался удобным случаем. Тогда покойник возвращался в мир живых и казался выздоровевшим, но на поверку оказывался ерестуном (вампиром) и пил кровь своих домашних и соседей, которые начинали умирать загадочной внезапной смертью. В восточно-центральной России рассказывали о женщинах-еретичках, которые продали душу дьяволу и после смерти не могли найти успокоения, бродили по земле и пытались отвратить православных от истинной веры. Спали еретички на кладбищах в неосвященных могилах, а иногда пробирались в местные бани и поднимали там гвалт и суматоху.

Комментарий вампиролога

Любопытно, что начиная с середины XIX века, а особенно с начала XX вампир (упырь) становится героем народных сказок – они есть в сборнике А.Н. Афанасьева, составленном в 1860 году. Например, в сказке «Упырь» рассказывается о девушке по имени Маруся, которой вскружил голову молодой человек, прибывший в город, где она жила. Он был богатый, красивый, любезный – но оказался упырем. Маруся знала об этом, но ничего не предприняла, и в результате умерло несколько человек из ее семьи. В итоге она узнала от бабушки, что надо делать: назвать упыря по имени, и он сгинет. Таким образом, слушателям давалось руководство к действию. Этот сюжет вдохновил Марину Цветаеву на создание стихотворной сказки «Молодец».

В разделе «Рассказы о мертвецах» есть сказка о том, как доблестный солдат «шел на побывку к себе домой. По дороге случилось ему, познакомится на кладбище с мертвым колдуном. Пошли они с колдуном в родное село солдата и попали на свадьбу. Колдун рассердился и убил жениха и невесту». Примечательно, как именно он это сделал: «Усыпил повенчанных, вынул два пузырька и шильце, ранил шильцем руки жениха и невесты и набрал их крови». Затем колдун проболтался солдату, как оживить жениха и невесту -влить им в раны по капле их же крови – и уничтожить самого колдуна: сжечь «на костре из ста возов осиновых дров». Интересно, что колдун-вампир говорит и о том, что тот, кто захочет уничтожить его окончательно и бесповоротно, должен действовать «умеючи; в то время полезут из моей утробы змеи, черви и разные гады, полетят галки, сороки и вороны; их надо ловить да в костер бросать: если хоть один червяк уйдет, тогда ничто не поможет! в том червяке я ускользну!» в этой рекомендации мы видим указание на то, что вампиры обладают необычайной способностью к регенерации и погибают только если от их тела ничего не остается. После этого колдун грозится убить солдата, но поют петухи, и он падает замертво. Солдат успешно оживляет новобрачных, а затем собирает крестьян, жжет тело колдуна на костре, а прах развеивает по ветру. «С того времени стала на селе тишина».

Обратите внимание, что в сказке солдат прибегает к традиционным противовампирским мерам, общим для всей Центральной и Восточной Европы. Во всех сказках и быличках о вампирах тело выкапывали, всаживали в сердце кол (обычно осиновый) и, как правило, сжигали труп и развеивали пепел – причем Афанасьев указывает, что для этого использовались именно осиновые дрова. Из записей, сделанных в Олонецком районе, известно, что иногда перед началом этой процедуры труп хлестали кнутом. Кроме того, в сказке указано, что с наступлением рассвета вампир «падает бездыханен» -то есть впадает в глубочайший анабиоз, подобный смерти. Кроме того, нельзя не отметить очевидные параллели с ирландской сказкой об отважной Кейт.

Итак, повторим алгоритм – он нам еще понадобится: выкопать тело, пронзить его колом, обезглавить, сжечь дотла и развеять пепел. Запомнили?

Глава 4. Вампиры в литературе и искусстве

Итак, налицо удивительная тенденция. Мы видим, что представления о кровососущих сверхъестественных существах распространены практически по всему миру – где-то традиция сильнее, где-то слабее, но присутствует везде. Однако очевидно, что до XVIII века случаи появления вампиров были если не единичными, то не слишком частыми, – и это почти всегда были чудовища, не вызывавшие, мягко говоря, особой симпатии и далеко не обязательно похожие на людей. А с первой трети XVIII века образ вампира быстро – а учитывая тогдашние темпы распространения информации, молниеносно – меняется.

Любопытно проследить, как трансформировался образ вампира в культуре разных народов. Каким образом страшное, уродливое чудище, кровопийца-вурдалак, к XXI веку превратился в лощеного красавца, разбивателя сердец, объект не ненависти и страха, а скорее симпатии, восхищения и жалости?

XVIII век

В качестве культурного героя вампир появляется в эпоху романтизма. Романтиков начинает пленять то, что стоит на грани прекрасного и отвратительного. Триада «истины, добра и красоты», обязательная для эпохи Просвещения, уходит в прошлое. Интересно, что вампир появляется сначала в поэзии и лишь затем – в прозе.

Одним из первых художественных произведений о вампирах было стихотворение Г. А. Оссенфельдера «Вампир» (1748). У этого стихотворения – очевидный эротический подтекст. Лирический герой грозится, напившись вина, как вампир крови, явиться ночью к своей не в меру благочестивой возлюбленной, «выпить румянец» с ее щек, подарив ей «поцелуй вампира», и в финале спрашивает: не приятнее ли его уроки, чем христианские наставления матушки? Другое знаменитое произведение, где говорится если не о вампире, то об ожившем мертвеце – «Ленора» (1773) Г. А. Бюргера, известная российскому читателю в великолепном переводе В. А.

Жуковского: строчку из этой баллады – «Denn die Todten reiten schnell» («Гладка дорога мертвецам», букв. «Мертвецы скачут быстро») цитирует Брэм Стокер в «Дракуле». Речь в балладе, напомним, идет о девушке, не дождавшейся возлюбленного с войны; ночью он является ей и похищает -якобы на свадебный пир, но на самом деле на кладбище. Крови никто не пьет, но неотразимо притягательный покойник налицо.

В 1783 году появляется «арабская сказка» Уильяма Бекфорда «Ватек», в которой есть и ожившие мертвецы, и вампиры-гули, пожиратели трупов.

Нельзя не упомянуть и «Коринфскую невесту» Гете (1797), написанную под влиянием уже знакомого нам античного сюжета о прекрасной Филинии -это история о молодой женщине, вернувшейся из мира мертвых, чтобы отыскать своего суженого. У Гете речь идет, однако, о девушке, которую родители насильно отдали в монастырь, где она и умерла от тоски по любимому. Гете был одной из самых значительных фигур в литературном мире того времени, и его внимание к подобной тематике, разумеется, придало ей весомости в глазах и собратьев по перу, и читающей публики.

Первое упоминание вампиров в английской литературе – «восточная» поэма Роберта Саути «Талаба Уничтожитель» (1797), в котором главный персонаж – покойный возлюбленный Талабы по имени Онейза превращается в вампира, хотя это скорее побочный сюжет.

На становление образа вампира в литературе XIX века повлияла и поэма С. Т. Кольриджа «Кристабель», написанная в 1797-1801 годах, но опубликованная лишь в 1816 году. Юная невинная Кристабель встречает в лесу прекрасную даму по имени Джеральдина, приводит ее к себе в замок, а та – змея-оборотень – обольщает и ее, и ее отца. Собственно о питье крови в поэме ничего не говорится, более того, она не о вампире и даже не об ожившем покойнике, а скорее о колдунье-оборотне. Видное место в вампирской традиции она занимает потому, что на ее основе почти столетие спустя, в 1872 году, была написана знаменитая «Кармилла» Дж. Ш. Ле Фаню – откровенно вампирская история, необычайно популярная и многократно экранизированная.