Текст книги "Голем. Книга первая"

Автор книги: Александр Баренберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 2

– Даже в этой ситуации можно, при желании, отыскать положительные моменты, – пытался я приободрить себя, двигаясь дальше вдоль тропинки. – Если меня действительно собрали по «программе» из ДНК, то, видимо, довели до состояния генетического оптимума. То есть мой биологический возраст сейчас лет восемнадцать, при полном отсутствии болезней и повреждений!

Действительно, тела я практически не чувствовал, нигде ничего не ныло и не побаливало – давно забытое в сорокалетнем возрасте ощущение. Двигался по лесу быстро, но ни одышки, ни усталости не было. Да и неестественно гладкая и чистая кожа подтверждала сделанный ранее вывод. Короче, омолодили меня на два десятка лет! Если бы не остальные обстоятельства, то можно было бы только радоваться.

Неожиданно лес с противоположной стороны тропинки кончился, сменившись пшеничным полем. А может – и не пшеничным, мне, далекому от сельского хозяйства, все злаки на одно лицо. Приблизившись к опушке, пошел осторожнее. На поле виднелись разбросанные тут и там скирды соломы – видимо, урожай уже был собран. Я подошел еще ближе и обнаружил, наконец, первого местного жителя. Вернее, жительницу.

Вязавшая солому женщина стояла ко мне спиной. Чтобы рассмотреть ее получше, осторожно подобрался как можно ближе, маскируясь за деревьями. Женщина, одетая в подобие мешка из грубой серой ткани с прорезями для головы и рук, была, по видимому, относительно молода, хотя точно сказать я затруднялся. Нижний край мешка, чтобы не путался под ногами, она закатала вверх и подвязала служившей ей поясом веревкой. Получилось что-то типа мини-юбки. Я бы даже сказал – очень мини, настолько высоко она закатала мешок. При этом обнажились довольно стройные ножки, которые я сейчас с удовольствием и разглядывал. К моему удивлению и даже некоторому смущению обнаружилось, что и этого скромного зрелища вполне хватило омоложенному и бурлящему гормонами организму для того чтобы отреагировать соответствующим образом. Со школьных лет такого не припомню! Теперь результат физиологической реакции твердо указывал направление, в котором мне, по его мнению, следует немедленно направиться.

– Э нет, уважаемый, момент сейчас для этого абсолютно неподходящий! И поважнее дела есть, – попытался я остудить его несвоевременный порыв. Естественно безрезультатно.

Ну в самом деле, как отреагирует девка, увидав выбегающего из леса голого мужика с приведенным в рабочее состояние органом? Ясное дело – сразу насадит на вилы, которыми она, кстати, довольно ловко сейчас орудует.

Я решил понаблюдать еще, прежде чем обдумывать следующие действия, и устроился поудобнее между деревьями. Минут через двадцать мое терпение было вознаграждено – появился еще один персонаж. Со стороны предполагаемой деревни не спеша подъехал на осле мужичок довольно почтенного, по крайней мере на первый взгляд, возраста, с огромной всклоченной бородой с проседью. Муж? Сомнительно. Одет мужичок побогаче девицы – в кожаные штаны и рубаху из явно более тонкой ткани, чем у нее. Да и держит себя высокомерно. Скорее похож на председателя местного колхоза, то бишь старосту деревни или управляющего поместьем – не знаю, какая у них тут иерархия.

Подкатив к девице, "председатель" величественно слез со своего ослика. Та, повернувшись к нему, что-то произнесла, видимо, поздоровалась – с такого расстояния разобрать их речь я не мог. Но кланяться или выражать свое почтение каким-либо иным образом девица не стала – значит, ее гость не занимает такое уж высокое общественное положение. "Председатель" – а я решил пока называть его именно так – хмуро кивнув в ответ головой, принялся, тыкая указующим перстом в сторону уложенных ровными рядами стогов соломы, что-то уныло бубнить. Девица в ответ тоже затараторила, как бы оправдываясь. Тогда тот, приняв позу Ленина, указывающего путь в светлое будущее, обвел протянутой вперед рукой еще не убранную часть поля, по-видимому, описывая грандиозность предстоящего фронта работ. Аргумент, скорее всего, подействовал, потому что девица, умолкнув, виновато понурила голову.

Довольный победой в споре "председатель" снисходительно похлопал ее по плечу. Я посчитал, что стандартный профилактический разнос подчиненной закончен, но ошибся. Мужичок с неожиданной для своего возраста прытью притянул девицу к себе и споро завалил на кучу еще не собранной в скирду соломы, задирая ей остатки платья. Гм, решил объявить выговор с занесением? Хороший метод, однако, доходчивый.

По выражению довольно симпатичного, кстати, лица девицы можно было заключить, что особого энтузиазма в отношении предстоящего действия она не испытывает, но и сопротивляться не собирается. Видимо, такого типа "выговор" она получает уже не в первый раз.

Уровень искусства совокупления, демонстрируемый немцами всему миру посредством соответствующих фильмов в наши дни, тут еще явно не был достигнут, поэтому "председатель", приспустив свои роскошные кожаные штаны, быстро и безо всяких изысков оприходовал девицу в позе, известной во времена моей юности под названием "рабоче-крестьянская". Хм, весело они тут живут! Вот обживусь тут немного, подсижу "председателя" – опыт руководящей работы имеется, а уж уровень образования у меня выше, чем у всех жителей местного герцогства, вместе взятых. И все крестьянки мои! Главное – жениться не придется – после двух неудачных браков у меня теперь на это аллергия.

А ведь в подобной ситуации я уже бывал! Эти мысли вдруг навеяли абсолютно неуместные сейчас воспоминания…

…Случилось это почти уже двадцать лет тому как. В этот день моя рота должна была быть, наконец, сменена на смертельно надоевшем за три месяца безвылазного сидения укрепленном посту и выведена из Южного Ливана. Долгожданный момент ротации наступил, и теперь следующие три месяца будет страдать второй батальон бригады, а мы получим неделю отпуска. Видимо, узнав о предстоящем событии (а разведка у них была поставлена неплохо), боевики Хизбаллы решили поздравить нас с отбытием посредством праздничного минометного обстрела. Первая же мина рванула во внутреннем дворе форта, метрах в десяти от сторожевой вышки, на которой я имел несчастье нести в этот момент свое последнее дежурство. Вышка вообще-то бронированная, но как раз сзади имеется незащищенный проем для входа. Туда-то и влетел злополучный осколок…

Короче, рота отправилась домой, как и полагается, на бронетранспортерах, а я – на санитарном вертолете. Месяц в госпитале, два – дома, с ежедневным посещением физиотерапии, и вот я предстал, наконец, пред светлы очи медицинской комиссии. Тщательно изучив все материалы, доктора пришли к неутешительному для меня выводу – к несению службы в боевых частях временно не годен. Временно – это минимум на полгода, до следующей комиссии. А мне до дембеля – всего-то чуть больше трех месяцев!

С опаской захожу в кабинет дивизионного кадровика. Куда он меня направит? На всякий случай заявил ему, что хочу вернуться в часть. Тот только молча помахал у моего носа заключением комиссии. Ну понятно, не будет он рисковать задницей, нарушая инструкции. Я уже был уверен, что получу сейчас предписание о досрочной демобилизации, но майор-кадровик меня удивил:

– Есть у меня для тебя подходящее местечко! Прапорщик одной небольшой базы направляется для прохождения курсов, вот и заменишь его на два месяца. Ты же уже старший сержант, кстати – пока в больнице валялся, присвоили. Как раз до дембеля и отсидишься – работенка там непыльная.

В унылом настроении я зашел в секретариат для получения направления на базу. Вот о чем никогда не мечтал – так это об административной должности. Очень мне надо возиться с всевозможными проблемами салаг на какой-то заштатной базе! Толстый секретарь, выписывая направление, весело присвистнул:

– Ну и повезло же тебе, братан! Как бы я хотел с тобой поменяться!

Я удивленно округлил глаза:

– Чего в этой дыре может быть хорошего?!!!

– Так ты еще не знаешь? – удивился в свою очередь секретарь, ставя печать на бланке. – Тогда не буду портить тебе сюрприз! Поверь мне, ты еще майору спасибо скажешь!

В справедливости его слов я убедился практически сразу после знакомства с базой, затерянной в горах между Иерусалимом и Шхемом. Прибыл я туда специальным армейским автобусом, посещавшим это богом забытое место раз в сутки. Другие транспортные связи с обитаемым миром отсутствовали. Смысл существования этой части заключался только в одном – там была размещена мощная станция оптического наблюдения, оснащенная навороченной и суперсекретной аппаратурой, позволявшей отслеживать перемещения боевиков на большом пространстве к северу от столицы. Круглосуточное наблюдение осуществляли два десятка операторов, поделенные на четыре смены. Изюминка ситуации состояла в том, что все до единого операторы были женского пола в возрасте от восемнадцати до двадцати одного года. Кроме них на базе имелся командир в чине лейтенанта, усердно занятый подготовкой к вступительным экзаменам в университет и потому полностью забивший на должностные обязанности и практически не высовывавший носа из своего кабинета, а также повар и я. Охрану базы обеспечивали пять-шесть регулярно присылаемых из штаба округа резервистов, среди которых, как я узнал позже, за право попасть именно сюда шла настоящая война, иногда доходившая даже до рукоприкладства. И теперь мне было понятно почему! Измученные двух-трех недельным сидением взаперти (а чаще увольнительные им не давали) девицы очень благосклонно относились к немногочисленным представителям мужского пола, готовым скрасить их скуку. И пусть далеко не все отличались выдающимися внешними данными, но зато, как известно, каждый лишний день, проведенный солдатом без увольнительной, значительно увеличивает привлекательность тех представительниц прекрасного пола, которые доступны на месте.

Непосредственное выполнение обязанностей не занимало у меня много времени, так как вышестоящее начальство сюда не заглядывало. Тем не менее понятно, что от скуки я там не страдал. Настолько не страдал, что часто даже отказывался от положенного раз в две недели увольнительного на выходные дни. Жаль только, что рай продолжался всего два месяца…

Надолго погрузиться в приятные, хоть и совсем неуместные сейчас воспоминания мне не пришлось. Дедок, довольно хрюкнув в конце процесса, отряхнул одежду от налипшей соломы и, сделав даме ручкой, отбыл восвояси. Девица завозилась на месте, приводя одежду в порядок, а я рассудил, что наблюдение за ней себя исчерпало и стоит, пожалуй, последовать за мужичком, благо развиваемая ослом последнего совершенно невпечатляющая скорость позволяла обогнать его даже неспешным шагом.

О принятом решении жалеть не пришлось. Уже через пару сотен метров дедок наткнулся на четырех теток в возрасте, возвращавшихся с поля. Тетки приветствовали того бурными возгласами. "Председатель", совсем почему-то не обрадованный встрече, попытался ускорить движение своего транспортного средства, но не преуспел в этом. Тетки легко нагнали его и засыпали громкими вопросами, на которые тому явно не хотелось отвечать. Он и не пытался, лишь отмахиваясь от назойливых баб руками и понукая ослика. Зато густые деревья подходили в этом месте почти к самой тропинке и я, приблизившись на минимальное расстояние, смог очень четко расслышать их речь. Хотя торопливая, временами преходящая в визг ругань теток и не являлась идеальным объектом для лингвистического анализа, тем не менее, по наличию характерных фонем удалось убедиться в принадлежности их языка к германской группе и даже распознать несколько слов. Хотя, возможно, мне просто показалось, что я их узнал. В любом случае, смысл претензий теток к "председателю" остался от меня скрыт – пришлось признать тот факт, что объясниться с местными жителями хотя бы на базовом уровне мне не светит.

Тут я решил сменить позицию, продвигаясь за медленно пятящимся в направлении деревни дедом, осаждаемым орущими тетками, и неожиданно ощутил нешуточное жжение в ступнях. Вообще-то, чувствовал я его и раньше, просто не обращал внимания, поглощенный наблюдением за жизнью аборигенов. Но сейчас жжение стало просто нетерпимым. Приподняв одну ногу, ошарашенно уставился на покрытую многочисленными порезами и обильно кровоточащую ступню. Ну ни фига ж себе! Когда это я успел?

При более детальном рассмотрении оказалось, что кожа, покрывающая ступню, по понятным причинам лишена каких-либо признаков наличия мозоли. Хоть кожа на ноге и выглядела прочной и эластичной, но всему же есть предел! Невозможно ходить босой и не имеющей защиты в виде нарастающей в течении долгих лет мозоли ступней по девственному средневековому лесу! Пусть там земля и покрыта толстым слоем лежалых листьев, но имеется достаточно и острых сучков. Так почему же я сразу не почувствовал боли? Видимо, неизвестные "благодетели", закинувшие меня сюда, включили при "рождении" некоторый механизм естественной анестезии, чтобы избежать возможного шока при "вылупливании". А теперь действие его заканчивается, стремительно возвращая болевой порог к нормальному уровню.

Блин, но что-же делать? Боль достигла уже таких пределов, что я с трудом сдерживал шипение при каждом шаге. Вдобавок, в желудке возникло и быстро усилилось крайне болезненное бурление. "Ну, конечно!" – озарило меня новое откровение. "Ведь желудок после "сотворения" должен был быть начисто лишен микрофлоры! А без ее помощи человеческий организм совершенно не способен нормально переварить пищу".

В подтверждение к этому возникшая тошнота подкатила прямо к горлу. Тут я вдруг некстати вспомнил об еще одной поджидающей меня в этом мире проблеме – возможном отсутствии иммунитета к местным болезням. То есть я могу помереть

от любого здешнего вируса! "Да, видимо, в полном соответствии с высказыванием одного политического деятеля, жить я тут буду плохо, но недолго". С этой оптимистической мыслью я, не в силах более сдерживаться и вообще с трудом соображая уже, что происходит, с громким звуком вывалил из пищевода остатки злополучных ягод и вслед за этим сам вывалился на тропинку прямо перед носом у ругающейся компании. Ноги перестали меня держать, и я растянулся в пыли, выронив свою, так и не пригодившуюся дубину. Наступила немая сцена, тишина во время которой нарушалась лишь звуками повторяющейся рвоты. Дедок вообще от неожиданного зрелища впал в ступор. Но одна из теток не растерялась. Подскочив ко мне, она со всего размаха приголубила странного пришельца по темечку черенком какого-то сельскохозяйственного орудия, находившегося в тот момент у нее в руках. Наступила темнота.

Я открыл глаза и обнаружил себя лежащим все на том же камне, полностью одетым в свою привычную одежду и не ощущающим никакого дискомфорта. Машинально потрогал затылок. Никакой шишки от удара там, конечно, не обнаружилось. Еще полминуты тупо похлопал глазами, пока не вернулась способность соображать. «Эк меня разморило!» – промелькнула все еще неуверенная мысль. Слишком уж реалистичным был этот сон. Но какое счастье, что он все-таки действительно оказался сном!

Решительно слез с камня, немного опасаясь, что меня опять затянет туда. Потом обдумаем все странности посетившего меня кошмара, а пока лучше убраться подальше от этого непонятного места. Я быстрым шагом пошел к деревне.

Уже на автобусной остановке позволил себе оглянуться на хорошо различимый отсюда замок. Развалины никуда не делись, но вполне можно было представить на их месте то, что я видел там. Разве могло это быть лишь игрой моего воображения?

Вроде как наркотиков не употреблял, если не считать за таковые несколько литров отличного баварского пива. Сходить, что ли, к психиатру, от греха подальше? Мало ли какое редкое психическое расстройство могло проявиться? Всякое бывает. А в то, что это был обычный сон или, хотя бы, пьяный бред, я не верил ни секунды. Очень уж видение было каким-то рельефным, настоящим, ни разу не возникло ощущения фантомности происходящего. Автобус уже приближался к Мюнхену, а я все продолжал попытки понять, что же это такое было. Страшно, однако, сознавать, что ты псих, особенно если чувствуешь себя вполне нормальным. Надо будет все-таки провериться. Лучше глотать таблетки, чем проваливаться в такие кошмары. Проблема в том, что я до конца не верил, что причиной видения было психическое расстройство. Как-то непохоже на то, что я слышал о подобных заболеваниях. Особенно меня смущал пресловутый камень. Почему-то имелось смутное ощущение, что он играл тут далеко не последнюю роль. Вот уж не знаю, какой вариант хуже: мне, заядлому материалисту и вообще доктору наук, стать участником мистического процесса, опровергающего все мое мировоззрение, или убедиться в своей психической неполноценности? Знаю только, что и то и другое мне категорически не нравится. Так и не приняв окончательного решения, я сошел около гостиницы. От автобусной тряски вкупе с выпитым пивом меня немного подташнивало, а тело после довольно интенсивной прогулки ныло, и я с некоторым даже сожалением вспомнил, как хорошо себя чувствовал во "сне". Но быстро припомнил и все остальные обстоятельства, и ностальгию как рукой сняло. Ну его нафиг, пусть лучше болит!

– Как съездили, герр Фридман? – улыбчиво осведомился портье, который утром помогал мне разузнать о загородных автобусных маршрутах и был в курсе о цели поездки.

– Спасибо, нормально, – вяло ответил я, не имея никакого желания втягиваться в длительную беседу. Портье понимающе кивнул – устал турист, что тут странного, и протянул мне ключ от номера.

Бросив сумку в угол, я быстренько смыл с себя дорожную грязь и завалился в постель. Хотя время еще было детское и вечерние мюнхенские развлечения только начинались, никакого желания принимать в них участие не имелось. Слишком уж устал от сегодняшних приключений. Поэтому, едва голова коснулась подушки, как я тут же отключился…

Первым, что меня удивило, когда я открыл глаза, была почти абсолютная темнота. «Я же шторы на окне, кажется, не задергивал. Почему же в номере так темно?» Лежал я почему-то на животе, хотя так никогда не сплю. Перевернулся на спину, и сразу же острая боль обожгла затылок. Вскинув руку к голове, немедленно нащупал немаленьких размеров шишку, как раз там, куда вчера долбанула тетка. Вчера? Сейчас же проявилось и жжение в ступнях. Опять?!!! Черт возьми, да чего этот кошмар ко мне привязался? И на этот раз, что характерно, без всякой связи с камнем! Все, как только выберусь отсюда – сразу к психиатру, самому лучшему, за любые деньги! Только пусть избавит от этих слишком уж реалистичных кошмаров!

Однако надо же пока и тут что-то делать? Как минимум выяснить, при каких условиях происходит возврат. Что, только если дубиной по башке? Может быть, имеются более приятные способы? А то этот не особенно удобный, мягко говоря.

Темнота мешала определиться с местонахождением. Методом научного тыка пальцами вокруг себя удалось выяснить, что нахожусь в бревенчатом сарае размером метра три на четыре. Пол, на котором я и валялся, покрыт тонким слоем соломы. Более никакой информации получить не удалось. Покряхтывая от боли в затылке и ступнях, устроился поудобнее и принялся ждать рассвета…

Глава 3

Запели петухи. Значит, скоро деревня проснется, и ко мне придут. А пока стоит проанализировать имеющуюся информацию, чтобы быть хоть как-то готовым к этой, надо полагать, малоприятной, встрече. И лучше пока забыть о том, что весь этот мир, возможно, лишь плод моего больного воображения. Потому что, если это все же не так, то могут случиться большие неприятности в случае неправильного поведения. Какие такие неприятности могут быть больше тех, которые уже имеются, представить было трудно. Хотя… Разыгравшееся воображение тут же услужливо нарисовало соответствующие красочные картины – видел как-то в музее экспозицию, посвященную методам проведения средневековых казней. До чего же изощренны были предки! М-да, забыл старое правило: если кажется, что положение хуже некуда – значит, ты просто не владеешь всей полнотой информации о происходящем. Вот и надо попытаться данную информацию пополнить, а не растекаться мыслью по древу – не на ученом совете, чай!

Начнем с начала. То есть с момента возвращения в свой мир. Которое произошло после того, как меня огрели палкой по голове. Значит ли это, что обратный перенос возможен только в бессознательном состоянии? Или, может быть, достаточно простого сна? Ведь провал сюда оба раза случился во сне! Надо бы проверить. Эта простая мысль привела меня в возбуждение – вот прямо сейчас засну и окажусь дома. В смысле – в номере гостиницы. К сожалению, первые лучики света уже пробивались сквозь плохо заделанные щели между составлявшими стены моего узилища необструганными бревнами. Резерва времени не оставалось, да и не засну я в таком состоянии. Что же, остается попытаться дожить до вечера, чтобы проверить данную гипотезу.

Интересно, а если меня тут таки до смерти убьют – вернусь ли я назад или…? Что-то совсем не хочется проверять. В снах, бывает, тебя убивают, но все как-то неудачно, не до конца. Видимо, срабатывает какая-то защита в мозгу, не позволяющая ощутить собственную смерть. Вопрос, однако, действует ли такое правило и здесь. Никакой гарантии, разумеется, нет, поэтому от действий, могущих привести к летальному исходу, стоит всеми силами воздерживаться.

Кстати, еще один важный сопутствующий вопрос – почему меня не добили, а притащили сюда? Внезапный приступ гуманизма у местного населения по отношению к непонятному субъекту, нагишом вываливающемуся внезапно из леса, маловероятен. О полезных изобретениях нашей эпохи, вроде закона о превышении самообороны, здесь и не слыхивали. Есть угроза – надо ее ликвидировать. То-то давешняя тетка долго не раздумывала. Хотя, если увидели, что я уже в отключке, а первый испуг прошел, могли решить и не добивать, а разобраться, что за птица такая. Может, от бандитов человек бежал, например?

Судя по тому, что меня бросили сюда в том же виде, в котором я пред ними появился – даже какой-нибудь завалящей тряпкой не накрыли, особых надежд на доброжелательное отношение со стороны аборигенов питать не стоило. Вполне вероятно, что меня оставили в живых исключительно для того, чтобы назавтра же торжественно повесить на глазах всех жителей деревни как разбойника с большой дороги или даже сжечь на костре как одичавшего колдуна, одержимого Сатаной. Впрочем, последнее маловероятно – сжигание ведьм практиковалась, насколько помню, только в городах, куда их свозили со всей округи. Тут и священника в нужном для вынесения такого приговора сане не сыскать. Хотя, что я достоверно знаю об этой эпохе? Практически ничего. Так что, может быть, и обойдется, зря себя пугаю. Проблема только в том, что объясниться с местными жителями я не смогу. Хм, а зачем, собственно? Сказать мне им все равно особо нечего, зато у меня ведь есть прекрасная отмазка! И как я сразу не додумался? По головке дубиной стукнули? Стукнули. Вот после этого я, дорогие товарищи колхозники, дар речи и потерял! Вместе с памятью. Сами виноваты, не надо было быть такими агрессивными. Так я и выиграю немного времени.

Снаружи послышались приближающиеся шаги, и я быстро лег на пол, изображая из себя тяжелобольного. Вот и пришло время проверить свои теоретические построения на практике.

Послышался грохот снимаемого запора, и после того, как закрывавшая вход криво сбитая доска была отодвинута в сторону, в мою «темницу» ворвался поток яркого утреннего солнечного света. Тотчас же в появившийся проем просунулась круглая упитанная морда, обрамленная копной густых рыжих волос, и, мигая зенками, уставилась на меня. Я глухо застонал и приоткрыл глаза. Морда удовлетворенно ухмыльнулась и радостно сообщила новость кому-то снаружи. После чего подалась вперед, увлекая за собой остальное, довольно-таки внушительное широкоплечее тело. С некоторым трудом протиснувшись сквозь входное отверстие, «рыжий» остановился в метре от меня, опираясь на немаленьких размеров дубинку. Надо полагать, это охранник. Значит, сейчас заявится евойный босс.

Так и произошло. В проеме появилась еще одна морда, на этот раз бородатая, в которой я сразу же признал давешнего "председателя". С некоторой настороженностью косясь на меня, он также проследовал внутрь, впрочем, не выражая желания приближаться к пленнику вплотную. Этим составом, как оказалось, высокая комиссия по контакту с гостем из будущего не ограничивалась. Вслед за дедком в конуру вплыла весьма дородная бабища, в опрятном длинном платье из тонкого сукна – довольно сильно отличавшемся в лучшую сторону от виденных мной тут ранее одеяний крестьянок. Небольшая проблема тетки заключалась лишь в принципиальном отсутствии даже намека на талию, посему характерное средневековое приталенное платье смотрелось на ней не лучше, чем на любой корове из местного стада. Жена "председателя"? Очень может быть. Тогда понятно, почему тот по девкам бегает!

Итак, собравшись в полном составе, члены комиссии обменялись короткими репликами и принялись буравить меня изучающими взглядами. Я решил перехватить инициативу, не дожидаясь, пока те придут к каким-либо, возможно, неприятным для меня, выводам, и принялся играть роль сильно ударенного по голове:

– Где я? Кто вы такие? – вопросил я как можно более слабым и измученным голосом на немецком, стараясь, тем не менее, произносить слова по возможности четче и медленнее. Авось поймут.

Судя по оживлению в рядах комиссии – поняли. Дедок приосанился и выдал короткую фразу. Скорее всего, название деревни, но разобрать ничего не удалось – слишком быстро он говорил. Выдержав небольшую паузу, "председатель", в свою очередь, задал какой-то вопрос, в котором я понял только слово "ты". Хотя смысл вопроса, естественно, лежал на поверхности: "Кто ты сам-то такой?" Так что я мог бы и продолжить эту милую светскую беседу, но, во-первых, отвечать мне было нечего – не рубить же правду-матку о межвременном переносе, во-вторых – даже если бы мне было что сказать, то все равно сложные фразы на столь далеком от нынешнего языке они не поймут, ну а в третьих – у меня совсем другие планы насчет дальнейшего течения разговора. Поэтому вопрос я проигнорировал и жалобно простонал:

– Пить! Воды! – пить действительно очень хотелось.

Видимо, как минимум одно из этих слов соответствовало местному аналогу, так как коровоподобная тетка сразу же полезла в принесенную с собой плетеную корзинку и достав оттуда деревянную флягу, приложила ее горлышко к моим губам, наплевав на предостерегающий жест "председателя". Когда я напился, тот, как попугай, повторил в точности свой вопрос. Вот привязался! Не видишь – человеку плохо! Пришлось разыгрывать следующую заготовку:

– Не понимаю! Ничего не помню! – на всякий случай я повторил эти же фразы и по-английски, со стоном трогая голову. Если не поймут значения, то хоть убедятся, что я иностранец. Не уверен, правда, что это пойдет мне на пользу – немцы всегда славились неприязненным отношением к чужакам, а уж в те времена – и подавно. Еще не хватало объявить, что я – еврей! Тогда моя участь будет предрешена. К счастью, благодаря способу моего попадания сюда, никаких внешних следов, указывающих на этот факт, не осталось.

Тут же получил и подтверждение своих опасений. Настороженно переглянувшись с мужем, тетка перекрестилась сама и неуверенно перекрестила меня, второй рукой держась за висевший на шее медный крестик. Нужно было срочно отреагировать соответствующим образом. Призвав на помощь все имевшееся в наличии лицедейское искусство (когда-то в юности недолго занимался в театральном кружке), я сделал вид, что пытаюсь нащупать якобы с детства висящий на шее крестик. Естественно, не преуспев в этом, я сделал опечаленную физиономию ("разбойники, гады, даже крестик отобрали!") и, по возможности точно, повторил жест бабенции. Еще бы сказать что-нибудь соответствующее. Кто они тут – католики? Надо что-то про божью матерь, кажется…

Я лихорадочно порылся в памяти. На ум лезла почему то только "Матка Боска". Польский-то тут причем, блин! Мне немецкий нужен. Стоп! Почему немецкий? У католиков же все на латыни! Как там это… а – "Аве, Мариа!" [3]3
   «Радуйся, Мария!» – одна из основных католических молитв.


[Закрыть]  Так как продолжения этой молитвы я, само собой, не знал, то после этих слов сделал вид, что поперхнулся.

Мое дилетантское представление имело, тем не менее, оглушительный успех у зрителей. Настороженные выражения их лиц в один момент поменялись на благожелательные. То есть, если я после крестного знамения не сгорел, корчась, синим пламенем, значит – свой. Вот такие нюансы средневекового мышления.

Теперь все изменилось. Дедок, панибратски похлопывая меня по плечу, принялся что-то втолковывать, а вот тетка, взглянув на мои ступни, проворно достала из корзинки коробочку с каким-то снадобьем и принялась их смазывать. От неведомой мази в исколотых ступнях начался зуд. Так она тут еще и доктор, оказывается. Будем знать. Я благодарно улыбнулся тетке. Та тоже добродушно улыбнулась в ответ. Вот и пошел налаживаться контакт! Только вот "председатель" мне уже все уши прожужжал. Пришлось еще раз напомнить ему, что я "не понимаю" и "ничего не помню". Тот прервался на полуслове, махнул рукой и вместе с рыжим поволок меня к выходу. Судя по развитию событий – явно не на виселицу…

Меня вынесли наружу, и тут, наконец, представилась возможность впервые рассмотреть деревню – ведь в первое свое «посещение» я сюда так и не добрался. На человека, привыкшего видеть опрятные и красивые, словно сошедшие с рекламного плаката, современные немецкие деревни, это зрелище производило удручающее впечатление. Большая часть лачуг – а иначе язык не поворачивался их назвать, имели покрытые трещинами глиняные стены грязно-серого цвета и соломенную крышу. К некоторым из них были пристроены сараи из кое-как соединенных между собой необработанных стволов, типа того, из которого меня только что извлекли. В центре деревни, куда мы и направлялись, группировалось несколько домов побогаче – из более-менее ровно отесанных бревен, щели между которыми залеплены тоже чем-то вроде глины. Кровли же были крыты не соломой, а узкими деревянными планками. Сразу видно – тут обитает местная деревенская элита, к которой относится, разумеется, и «председатель». Еще в самом центре, на пересечении обеих имевшихся в деревеньке «улиц» (на самом деле – кривых бугристых тропинок шириной метра два) стояла деревянная же часовня. Более общественных строений в поселке не наблюдалось. Не говорю уже про трактир – возможно, деревня находилась в стороне от торговых путей, и проезжих было не густо, но хотя бы банальный кабак могли бы себе построить! Скукотища же тут, в глуши!