Текст книги "Тайник на Эльбе"

Автор книги: Александр Насибов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава девятая

1

Налёт советских бомбардировщиков на расположенные по окраинам Остбурга военные заводы начался поздно ночью. Вскоре в районе заводов заревом было освещено полнеба, оттуда доносился грохот рвущихся бомб, залпы зениток, скороговорка крупнокалиберных пулемётов.

После окончания налёта шеф гестапо Остбурга штандартенфюрер Гейнц Больм покинул убежище, отдал необходимые распоряжения и вернулся домой. Он тотчас же лёг, надеясь провести в постели хоть остаток ночи. Надо было отдохнуть – утром предстояло множество дел.

Отдохнуть, однако, не пришлось. Резкий телефонный звонок поднял Больма с постели. Говорил дежурный. Голос его звучал взволнованно. Дежурный доложил: ограблено железнодорожное отделение рейхсбанка. Вскрыты три самых крупных сейфа, в которых было около полумиллиона марок. Кража совершена во время бомбёжки, когда сторожа больше думали о собственной безопасности, нежели об охране порученного объекта.

– Понятно, – сказал Больм. – Все понятно, кроме одного: за каким дьяволом вы звоните мне? Или нет уже на свете уголовной полиции с её филёрами?

Дежурный замялся:

– Здесь директор банка господин финансовый советник Грубих…

– Дайте трубку господину Грубиху.

– Здравствуйте, господин штандартенфюрер Больм!…

Шеф гестапо отодвинул от уха трубку – так громко звучал в ней взволнованный голос финансового советника.

– Ну-ну, – сказал Больм, – говорите потише, я, слава богу, не глухой.

Торопясь и нервничая, Грубих рассказал о краже. Тяжёлые последствия ждут банк, если деньги не будут найдены. Дело так серьёзно, что он, Грубих, был вынужден позвонить в Берлин рейхсминистру Шахту, и тот возмущён царящими в Остбурге порядками.

Внезапно разговор был прерван. Штандартенфюрера Больма вызвал Берлин. Шефу гестапо Остбурга было приказано помочь уголовной полиции в расследовании происшествия в банке.

Больм положил трубку, затем соединился с дежурным и приказал прислать автомобиль.

– Слушаюсь, – ответил дежурный.

– Вызовите и направьте в банк оперативную группу.

– Она здесь и сейчас выезжает, господин штандартенфюрер.

– Хорошо. Где штурмфюрер[14]14
  Штурмфюрер – чин в СС, соответствует лейтенанту.


[Закрыть] Адольф Торп?

– Полагаю, дома.

– Поднять немедленно. И – собак. Собак с проводниками. Проследите, чтобы обязательно был Цезарь.

– Ясно, господин штандартенфюрер.

– Моя машина?

– Уже выслана.

Закончив разговор, Больм начал поспешно одеваться. Вскоре за окном заурчал мотор «мерседеса».

Помещение банка, в котором находились главные сейфы, было расположено под землёй. И сейчас большой бетонированный подвал, залитый ярким светом электрических ламп, с раскрытыми настежь дверями трех сейфов, с проломом в стене, представлял странное зрелище…

Войдя в хранилище, штандартенфюрер Больм проследовал к работникам, возившимся у одного из сейфов. Среди них выделялся рослый молодой человек в отлично сшитом костюме. Это был штурмфюрер Адольф Торп.

Он подвёл начальника к стене, указал на пролом.

– Конец подкопа, – сказал Торп. – Начали метрах в двадцати отсюда, в люке канализационной системы. Придумано ловко. Вырытую землю ссыпали вниз, и текущая по трубе вода уносила её.

У входа послышался шум шагов, лай: прибыли проводники с ищейками. Впереди шёл солдат с чёрной овчаркой. Это был лучший вожатый с Цезарем.

– Можно начинать? – спросил Торп.

Больм кивнул.

Цезарь взял след, зарычал и метнулся к пролому. Туда же потянули и другие ищейки.

Истекло почти два часа с начала погони. Преследователи миновали несколько улиц, оставили позади вокзал с паутиной железнодорожных путей, достигли леса. Рассвело. Впереди бежали Цезарь и его проводник, за ними, немного отстав, ещё двое солдат с собаками. В лесу движение замедлилось. Цезарь тяжело поводил боками. Две другие собаки выбились из сил и порывались лечь. Не меньше были утомлены и солдаты.

Больм и Торп оставили автомобиль, который подвёз их к опушке, и тоже вошли в лес. Вскоре они нагнали проводников с ищейками. Вожатый Цезаря обернулся.

– След все свежее, – прохрипел он, с трудом переводя дыхание. – Мы настигаем их…

Он не договорил, споткнулся и грохнулся на землю, выпустив поводок.

Больм и Торп продолжали путь. Вдруг они услышали голос солдата.

– Глядите, – кричал он, указывая на землю, – глядите, за что я зацепился!

Контрразведчики подбежали. Солдат показал им высовывавшуюся из земли петлю белого блестящего шнура. Торп взял её, осторожно потянул.

Через несколько минут из земли были извлечены три парашюта.

2

Бомбоубежище было заполнено до отказа. Воздушная тревога в глубокую ночную пору согнала сюда людей прямо с постелей.

В помещении стоял негромкий говор. При каждом разрыве, когда стены и сводчатый потолок убежища начинали гудеть, а крохотная угольная лампочка металась на длинном шнуре, говор ненадолго смолкал. И тогда было слышно, как в дальнем углу всхлипывает ребёнок.

Ребёнка, пятилетнюю девочку, держала на руках женщина с печальными глазами и скорбно опущенными углами рта.

– Спи, Рози, спи, – говорила она, укачивая дочь. – Скоро все кончится, и мы пойдём домой.

Сидевшая неподалёку старуха в больших роговых очках пододвинулась ближе, поправила на девочке плед, порылась в ридикюле и, вытащив дешёвую конфетку, протянула Рози. Та качнула головой, закрыла глаза.

– Возьми, – сказала старуха и наставительно прибавила: – Если взрослые дают, маленькие должны брать.

– Возьми, Рози, – прошептала мать.

Девочка конфету взяла, но есть не стала.

Старуха тяжело вздохнула и вытерла украдкой слезу. Бедные люди. Такая была чудесная семья! Но вот хозяина взяли на войну, и теперь пришло письмо в конверте с траурной рамкой.

Старуха осторожно обняла соседку, притянула к себе.

– Вот так-то лучше, – пробормотала она, когда женщина привалилась к её широкому тёплому боку. – Попробуйте вздремнуть, милочка.

– Хорошо, фрау Штрейбер.

– Бедняжечка вы моя, – прошептала старуха. – Спите, спите…

На рассвете фрау Штрейбер, Рози и её мать покинули убежище. Жили они неподалёку, на восточной окраине Остбурга. Вдова Штрейбер имела маленький домик, оставшийся после мужа, – на его покупку супруги Штрейбер копили деньги почти два десятка лет. Такой же домик, но несколько дальше, был у соседки.

Старуха проводила соседку с девочкой до калитки и ушла. Вскоре маленькая Рози была раздета и уложена в постель.

Прилегла и Лизель. Но сон не приходил. Слишком велика была усталость, слишком возбуждены нервы. Женщина лежала на спине, плотно смежив глаза, часто и глубоко дыша. Вот дыхание её участилось, сделалось коротким, прерывистым, она откинулась на подушку и зарыдала.

Лизель долго плакала, прижимая к губам подушку, чтобы не потревожить дочь. Затем стихла, задремала.

Её разбудил шорох в коридоре. Она открыла глаза, села в кровати. Шорох повторился – на этот раз громче. Теперь было ясно слышно, как скрипнула рама того самого окна, что находилось в конце коридора и глядело в садик. Она затаила дыхание и отчётливо различила шаги.

Не помня себя от ужаса, Лизель соскочила с кровати, кинулась к двери, чтобы запереть её. Но не успела. С той стороны нажали на дверь секундой раньше. Лизель оцепенела. Глаза её были широко открыты, из прокушенной губы сочилась кровь.

– Лизель, – негромко сказали за дверью. – Лизхен!…

Женщина коротко вскрикнула и осела на подогнувшихся ногах.

– Герберт, – прошептала она, теряя сознание.

Герберт Ланге торопливо шагнул через порог, подхватив на руки жену.

3

Чрезвычайные обстоятельства вынудили Аскера идти в дом Ланге. Ещё в Москве было решено: в этом доме не появляться. Ведь семья Ланге уже могла получить извещение о гибели Герберта. Правда, в своей супруге Герберт был уверен, она умела держать язык за зубами. Но, даже если согласиться с этим и довериться Лизель, дом все равно мог бы стать для них ловушкой: там имелась ещё и пятилетняя Рози. Одно неосторожное слово ребёнка – на улице, в магазине, соседям, – и разведчики будут схвачены.

Но случилось непредвиденное…

Их самолёт, шедший в общем строю, отвалил в разгар бомбёжки в сторону и направился в район вокзала. Неподалёку находился лес. Над ним, как это и было намечено, Аскер и Ланге выпрыгнули на парашютах. Приземлились удачно, быстро отыскали друг друга и грузовой парашют с солдатскими ранцами, зарыли парашюты.

Теперь предстояло пробраться на вокзал, дождаться утреннего поезда с Востока и вместе с высадившимися из него людьми покинуть станцию. Аскер и Ланге направились к опушке леса. Но там оказалась позиция зенитной батареи. Они подались правее, однако и здесь путь был перекрыт – вдоль опушки тянулась изгородь колючей проволоки, за которой виднелась стена. Пришлось предпринять глубокий обход, пройти с десяток километров, прежде чем они оказались у цели.

Истекали последние минуты ночи, до вокзала оставалось несколько сот шагов, когда на пути вырос патрульный.

– Пропуск, – потребовал он.

Аскер и Ланге остановились.

– Мы на поезд, – сказал Аскер. – Мы солдаты и идём на вокзал.

– Пропуск! – упрямо повторил солдат.

– Послушай, – сердито сказал Ланге, – не будь дураком. Ну откуда у нас пропуск? Мы с батареи, что позади, на опушке, идём к поезду, видишь – ранцы. Берегись, – добавил он с угрозой, – я еду домой, и если опоздаю, дождусь, когда сменишься, и так тебя отделаю, что мать родная не узнает.

Неизвестно, что подействовало на солдата – слова Аскера или упоминание Ланге о зенитной батарее, но патрульный вдруг отошёл в сторону и махнул рукой.

– Проходите, – устало сказал он. – Проходите, да поторапливайтесь, черт бы вас побрал! До поезда четверть часа, если не меньше.

Путь был свободен. Они медленно двинулись вперёд. Аскер был раздосадован. Вот и первая неприятная неожиданность: их увидели выходящими из леса. Первая ниточка, которая может потянуться к контрразведке. Мелькнула мысль – убрать патрульного. Сделать это легко: вот он, почти рядом, в темноте смутно белеет его лицо. Одно движение и… Нет, тело не спрячешь. Да если бы и удалось спрятать – солдата все равно хватятся. Начнутся поиски. Нет, нет, это хуже! А так можно надеяться, что болтать не станет. Не в его интересах.

И Аскер с Ланге продолжали путь.

– Эй, – донеслось сзади, – эй ты, длиннорукий!

– Кажется, меня, – шепнул Герберт. – Ну, что надо? – крикнул он, обернувшись.

– Ты эти угрозы прибереги для другого, – сказал солдат. – А я на них плевать хотел. Я бы и сам почесал кулаки о чью-нибудь морду.

Не отвечая, разведчики ускорили шаг.

Спустя несколько минут они были на вокзале. Патрульный сказал правду. Почти тотчас же объявили о подходе поезда с востока. Аскер и Ланге вышли на перрон, оставив ранцы под присмотром старушки, поджидавшей какой-то более поздний состав.

Поезд подкатил к платформе. Ланге остался на перроне, Аскер же взобрался в один из вагонов. Он торопливо прошёл по коридору, будто кого-то разыскивая, затем вернулся к отделению проводников.

– Билеты, дружище, – сказал он служителю, занятому чисткой своего кителя. – Верните мне билеты.

– Билеты? – удивился тот. – Но я их давно роздал.

– Ага! – Аскер улыбнулся. – Их, значит, забрал мой спутник, обер-ефрейтор. Отдали ему, не так ли?

Проводник кивнул.

Аскер вытащил сигареты.

– Закурим на прощанье, Гейнц!

– Я Карл, а не Гейнц.

– Кури, Карл. Сигареты отличные.

Проводник взял сигарету. Аскер дружески кивнул ему и вышел. Сходя на перрон, он запомнил номер вагона.

У ранцев поджидал Герберт.

– Все в порядке, – сказал он.

– У меня тоже. – Аскер поднял ранец. – Пошли.

По дороге он пересказал товарищу свою беседу с проводником.

Ланге сообщил:

– Выехали без опозданий. В Берлине сняли с предпоследнего вагона каких-то двух типов. Оба – штатские, один в синем пальто, другой в куртке серого драпа, на голове тирольская шляпа. Учтите: скандал был громкий, сбежался весь состав, потому и описываю так подробно.

В заключение Герберт показал два билета, подобранные им на перроне.

Все это требовалось на случай, если бы Керимову и Ланге пришлось доказывать, что они прибыли в Остбург по железной дороге.

Контрольный пост у выхода с вокзала миновали легко – пожилой солдат в очках полистал документы, мельком оглядел их владельцев и коротким кивком разрешил им идти. Стоявший рядом офицер, казалось, не обратил на них внимания.

Рассвело. Они вышли на площадь: Аскер, высокий, широкоплечий, тонкий в талии; Ланге – ниже ростом, грузнее, с сильными округлыми плечами, чуточку кривоногий; оба в поношенных военных мундирах, Ланге – с погонами обер-ефрейтора, Аскер – капрала, оба с брезентовыми ранцами и шинелями через руку. Узнать Ланге было бы трудно – небольшая бородка, усики с закрученными вверх концами, тёмные очки совершенно его преобразили.

Привокзальная площадь была невелика. Правое крыло её занимало большое приземистое здание, расположенное по дуге.

– Пакгауз, – негромко сказал Ланге, перехватив взгляд товарища. – Военные грузы.

Аскер кивнул. Он узнал и стены темно-красного кирпича, и забранные массивной решёткой окна, и тяжёлые металлические двери на роликах. Ланге был точен в своих описаниях города.

Слева, тоже по кривой, расположились три жилых дома с остатками плюща на стенах. Один из них – узкий, высокий, с узорчатыми окнами и замысловатыми балкончиками – устремлён в небо длинный шпиль, плоский и иззубренный, как таран пилы-рыбы.

Здания охватывали площадь полукольцом. Там, где кольцо обрывалось, начиналась магистраль.

– Марианненштрассе? – спросил Аскер.

Ланге не успел ответить. Подошла женщина с саквояжем.

– Простите, – обратилась она к Аскеру, – как попасть на Гроссаллее?

– Пожалуйста, – поспешил с ответом Ланге. – Вот подходит трамвай. Это тот, что вам нужен. Четвёртая остановка, и вы в центре. Там начинается нужная вам улица.

Женщина поблагодарила и направилась к трамваю.

Аскер оценил действия спутника. Да, видимо, он не ошибся в Герберте. Держится хорошо, спокоен, собран.

– И нам на этот трамвай, – сказал Ланге.

Они вошли в вагон. Народу было немного – женщина, что подходила к ним на площади, старик со свёрнутым пёстрым пледом, несколько других пассажиров. Кондуктор, девушка в тёмных узких брюках, раздала билеты и устроилась у окна, раскрыв газету. Аскер прочитал название: «Остбургер цейтунг». Интересно, что там пишут. Текста он не мог разглядеть. Единственное, что ему было видно, это большая фотография: улыбающаяся физиономия в стальном шлеме, автомат в обнажённых по локоть руках. Фоном служили строения, охваченные языками пламени.

Аскер перевёл взгляд на улицу, по которой бежал трамвай. Тротуары были пустынны. Редкие прохожие, надвинув шляпы и капюшоны, торопливо пересекали мостовую: начинался дождь. Старуха в дождевике силилась поднять железным крючком гофрированную штору магазина. Чуть дальше начинались развалины. Они занимали целый квартал. В пустые окна была видна часть бетонного перекрытия, повисшего на прутьях арматуры. Мимо развалин прошагал патруль – унтер и двое рядовых с карабинами.

Аскер вздохнул и отвернулся. Из головы не выходил разговор с патрульным, встреченным ночью у вокзала.

Трамвай доехал до конца Марианненштрассе, свернул и оказался на окраине. Слева, вдали, катила свои волны Эльба. Впереди виднелись металлические кружева большого железнодорожного моста. Справа, на невысоком холме у кладбища, двумя рядами тянулись тополя.

Они были у цели. Где же домик сторожа? Ага, вот он, тотчас за оградой. Стен не видно, но ясно различима кровля волнистого железа.

Разведчики встретились взглядами.

– Он, – сказал Ланге.

Трамвай описал круг и остановился.

– Пошли. – Аскер подхватил ранец.

По неширокому шоссе, выложенному камнем, они поднялись на возвышенность. Вокруг не было ни души. Вдали чуть погромыхивал шедший обратным рейсом трамвай. Сторожка была совсем рядом. Из низкой трубы вился едва заметный дымок.

– Дома, – сказал Ланге.

– Можно идти. – Аскер усмехнулся: – С богом.

Попытался улыбнуться и Ланге. Улыбки не получилось.

– Спокойнее. – Аскер взял его под руку.

Вот и сторожка. Они поднялись по нескольким ступеням крыльца. Ланге коснулся подковки, висевшей на проволоке у двери. Где-то в глубине дома тоненько звякнуло. Послышались шаги. Дверь отворилась. На пороге стояла девушка в комбинезоне и грубых ботинках с квадратными носами.

Старый сторож жил один, родных в городе не имел. Кто же эта девушка?…

– Здравствуйте, – сказал Аскер. – А где дядюшка Лотар?

Девушка всплеснула руками.

– Бог мой, вы его племянник?

– Смотри какая хитрая, – улыбнулся Аскер, – сразу хочет все узнать.

– Племянник! – настаивала девушка.

– Да вы говорите толком: где же дядюшка?

– Я и отвечаю: поехал к вам. То есть к Гансу. Тот выписался из госпиталя, получил месяц отпуска на поправку. Дядюшка Лотар хотел было сразу и отправиться в Гамбург, но тут пришла телеграмма. Ганс написал, что выезжает сюда на денёк и заберёт его с собой. Вот он и ждал. А вчера заходит к нам, мы живём на хуторе, по ту сторону кладбища. «Эмма, говорит, этот бездельник запаздывает. А меня отпустили только на три недели. Так что еду. А ты посиди у меня, погляди за домом. Если Ганс явится, гони его обратно в Гамбург. Я там его буду ждать».

– Вот так и бывает, – сказал Аскер, адресуясь к Ланге. – Жаль, что не застали. Что же делать? Пошли.

– А что передать дядюшке Лотару?

Аскер усмехнулся, погрозил девушке пальцем.

– А может, мы сделаем ему сюрприз? Возьмём да и заявимся прямо в Гамбург!

– Ну, как знаете. – Девушка стрельнула глазами на стройного капрала. – Зашли бы, отдохнули…

– Спасибо. – Аскер дружески помахал ей рукой.

Девушка долго стояла на крыльце, провожая их взглядом.

Некоторое время они шли молча. Прекратившийся было дождь вновь заморосил, мелкий, холодный. Он будто висел в воздухе, покрывая крохотными капельками лицо, руки, одежду. Остановились, надели шинели. Когда Аскер вновь поднял свой ранец, тот показался гораздо тяжелее…

Ланге шёл молча.

Аскер сказал:

– Сейчас будем звонить на завод, Шталекеру. Разговаривать с ним не надо – только убедимся, что он там. Потом решим, как быть.

– Понимаю. – Ланге помедлил, поднял глаза на Аскера. – Я немного волнуюсь… Что-то у нас не так пошло. Сразу не так. И солдат у вокзала, и старый Фиш… Угораздило же его. Ведь годами не трогался с. места!

– Бывает… Ну, идёмте. Где здесь телефон?

– Будка возле остановки, чуть поодаль.

– Идёмте, – повторил Аскер.

В будке Ланге набрал номер коммутатора завода. Телефонистка ответила.

– Третий цех, – сказал Ланге.

Через несколько секунд мужской голос сказал, что третий цех слушает.

– Пожалуйста, механика Отто Шталекера.

– Шталекер будет через два часа, – ответил голос.

– Простите, он дома?

– Работал в вечерней смене. Видимо, дома.

В трубке раздался щелчок.

Аскер и Ланге вышли из будки.

– К нему? – спросил Герберт.

– Да. Только прежде войду я. Неизвестно, кто там может быть, кроме хозяев, вдруг – ваш знакомый.

– Раннее же утро. Соседи – исключено. У супругов Шталекер, отдельный домик, живут обособленно.

– Все равно.

Вновь потянулись улицы. Аскер шёл все так же неторопливо, не теряя из виду Ланге, двигавшегося шагов на сто впереди. Перекрёсток. Здесь поворот и через два квартала нужный им домик.

На перекрёстке стоял патруль. Офицер движением руки подозвал Ланге. Тот с готовностью подбежал, полез в карман, видимо, за документами.

Когда Аскер приблизился, Ланге уже возвращали бумаги.

Аскер подошёл к патрульному, щёлкнул каблуками.

– Тоже с Востока? – спросил офицер.

– Да, господин лейтенант.

Офицер помедлил.

– Ну, как там?…

Аскер неопределённо повёл плечом.

– Делаем все, что можем… Но мы ещё покажем им!

– Ладно, – сказал офицер, и Аскеру почудилась досада в его голосе. – Идите!

Аскер сделал чёткий поворот.

Ещё квартал позади. Теперь уже недалеко. Вон там, впереди, маленький сквер, дальше пустырь, а затем первый дом – с ним уже поравнялся Ланге. Ага, он переходит мостовую. Теперь должен дойти до конца улицы и, выждав немного, повернуть назад. За это время Аскер успеет побывать в доме. И если все благополучно, туда войдёт и Ланге.

Но что это? У дома Шталекера стоит автомобиль! Странно. У механика не было машины. Откуда автомобиль? Чей?

Аскер подошёл ближе. Это была большая легковая машина с откидным верхом. За рулём сидел солдат. Вот отворилась дверь дома. Вышли ещё двое военных – офицеры. Шофёр выскочил из автомобиля, принял из их рук чемоданы, отпер багажник. Откуда-то из глубины цветничка, которым был окружён дом, доносился надсадный лай собаки…

Что здесь произошло?… Неужели Шталекер провален и теперь в доме хозяйничают фашисты? Похоже, что так оно и есть. Но вот в дверях дома появилась женщина. Судя по описаниям Герберта, это жена Шталекера, Берта. Она улыбается, машет офицерам рукой, те отвечают. Как же может вести себя так жена антифашиста, который взят, сидит где-нибудь в гестапо? И ещё: почему по телефону ответили, что Отто Шталекер придёт на завод через два часа?… Что-то здесь непонятно. Но ясно одно: идти сюда нельзя.

Эти мысли вихрем проносятся в голове, пока Аскер движется мимо дома. Он ни на миг не теряет из виду товарища. Тот замедляет шаги. Теперь они гораздо ближе друг к другу. И вдруг Ланге торопливо сворачивает в боковую улочку. Да, да, торопливо, Аскер это ясно видит. Почти тотчас появляются двое мужчин. Чем же они так напугали Ланге?

…Несколько минут спустя Аскер и Ланге сидят на скамеечке в сквере, дымя сигаретами. Для женщины, которая катит мимо колясочку с ребёнком, – это два солдата, занятые ленивой беседой. Если б знала она, что сейчас у них на душе!

– Это были рабочие, двое знакомых парней с заводам – шепчет Ланге. – Обомлел, когда их увидел. На всякий случай решил свернуть…

– Ну, они бы вас не узнали, – успокаивает Аскер.

– Все же… Что будем делать? – В голосе Герберта тревога.

– Покурим, – говорит Аскер. – Подумаем.

– Выход один!

Аскер не отвечает. Он знает, что имеет в виду Ланге.

Но это опасно, очень опасно. Если бы не дочь Герберта!…

А время идёт. Надо решать.

– Выход один, – повторяет Ланге, зажигая новую сигарету.

– Но ваша дочь?

– Это я устрою!

– Как?

– Мы не покажемся ей на глаза.

Мимо проходят трое – мужчина и две женщины. Одна из них с любопытством оглядывает сидящих, что-то говорит подруге. Обе смеются.

Аскер напряжённо размышляет. Быть может, отправиться на третью явку – ту, что на самый крайний случай? Но туда надо ехать поездом, они же – только с вокзала, их видели там патрульные, которых, вероятно, ещё не успели сменить. И потом, на третью явку может идти только он один. А как же Герберт?

Снова прохожие. Один из них подходит к скамье.

– Нет ли огонька?

Аскер молча достаёт зажигалку. Ланге сидит, будто окаменев.

И Аскер решает:

– Идёмте!