Текст книги "Инфернальная мистификация"

Автор книги: Александр Арсаньев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Матушка! – возмущенно прервал ее Владимир. – Как вы можете говорить об Элен в таком тоне?! Какая вы после этого…

– Coute que coute, – развела руками Наталья Михайловна и уже по-русски добавила: – Уж какая ни есть.

В этот момент у меня зародилось подозрение, что Елена Оленина, скорее всего, не приходится вдовствующей графине единокровной дочерью. Но я сделал вид, что только что услышанные слова не произвели на меня ровным счетом никакого неприятного впечатления.

– А что за чудачества Элен вы имели в виду? – осведомился я, поправляя булавку на галстуке.

– Ну, – Наталья Михайловна задумалась, – к примеру, Элен любит уединяться днем, а ночью требует, чтобы с ней в ее комнате обязательно ночевала горничная! – Графиня плотнее запахнула салоп.

– Ну, в этом еще нет ничего криминального, – пожал я плечами. – Возможно, Элен, как и многие другие, всего лишь боится темноты, – высказал вслух я свое рациональное объяснение.

– Возможно, – согласилась графиня. – Но тогда почему она всю свою комнату обставила вазами с розами?

– Что странного в том, что девушка любит цветы? – деланно удивился я.

– Ничего, – в очередной раз не стала возражать Наталья Михайловна, – если не считать того, что Элен никогда не выходит из своей комнаты без ветки шиповника. И потом, она зачастила в церковь, привечает каких-то странниц… На днях я видела, как Элен купила себе осиновый крестик! Вам это ни о чем не говорит?

– Ваша дочь решила, судя по всему, бороться с нечистой силой, – ответил я.

– Вот именно, – закивала Наталья Михайловна. – И мне это очень не нравится, – скривилась она.

– Ее будуар весь пропах чесноком, – грустно вставил свое слово Владимир, который до сих пор молчал.

– Все бы было ничего, – расстроено проговорила Наталья Михайловна, – но Элен утверждает, что ее пытались убить! В свете уже поползли самые нелепые слухи, – сокрушалась она. – И это почти перед самой свадьбой Мари!

– Очень жаль, что я не могу переговорить с Еленой, – заметил я.

– Я вообще не понимаю, зачем вам все это надо?! – поморщилась Наталья Михайловна. Она поднялась со штофного дивана. – Прошу меня извинить, – церемонно проговорила графиня, – но мне надо переодеться к балу.

Я невольно взглянул на часы. Они показывали около десяти. Наталья Михайловна величественно вышла из комнаты.

– Мне, наверное, в скором времени тоже станет мерещиться всякая нечисть, – сокрушенно проговорил Оленин и опустился на темно-зеленый диван. Потом он резко встал, налил себе рюмку коньяка из графина, одним глотком опорожнил ее и отчаянно воскликнул: – Как здесь не спятить?!

Я только в этот момент заметил на стене саблю с ременным темляком в виде петли.

– Не правда ли, хороша? – проследил граф за моим взглядом. – Только вот бессильна она против вампиров, – Оленин с гомерическим смехом развел руками.

– Элен ваша единоутробная сестра? – догадался я.

– Да, – Владимир кивнул. Он предложил мне коньяк, но я отказался. Что-то подсказывало мне, что я должен иметь непременно трезвую голову. – Наша мать умерла, когда мы еще были совсем крошечными, – проговорил Оленин, помолчал, а потом продолжил: – Спустя пару лет отец снова женился.

– Как Наталья Михайловна все это время относилась к Елене? – полюбопытствовал я. – Мне показалось, что…

– Нет, – Оленин покачал головой. – Она, конечно, не смогла заменить нам родную мать. – Но стоит ли ее в этом винить? Мы с сестрой никогда не видели от нее ничего плохого, – Владимир пожал плечами. – Она старалась относиться к нам ровно, так же, как и к Мари. Но, к сожалению, у нас не могло сложиться с ней доверительных отношений! Теперь графиня очень переживает, что из-за этой истории с нечистой силой брак ее дочери с Кузнецовым может расстроиться, – добавил он.

– Я непременно должен сам переговорить с Элен, – заявил я Владимиру.

– Вероятно, Яков Андреевич, вам в скором времени представится такая возможность, – отозвался в ответ подпоручик. – Я не удивлюсь, если Элен все же пожелает поехать на бал, – улыбнулся он.

– Но ведь вашей сестре нездоровится, – заметил я.

– Да, – подтвердил Оленин. – Однако в последнее время она особенно боится оставаться одна! Поэтому, чем многолюднее общество, тем…

– Тем лучше себя чувствует ваша сестра, – догадался я.

– Совершенно верно, – невесело отозвался Оленин.

* * *

Кинрю терпеливо дожидался меня в четырехместной карете. Мне показалось даже, что он задремал, откинувшись на спинку сиденья, обтянутого бархатистой темно-вишневой тканью.

– Яков Андреевич, ну, наконец-то! – обрадованно воскликнул японец. – А то я уже начал волноваться, не случилось ли что?! Хорошо еще, на поиски не отправился, – он подмигнул мне слегка раскосым глазом. – Представляю, что себе навоображала Мира! Вам удалось что-нибудь узнать? – осведомился Кинрю с нескрываемым любопытством. – В этом особняке и впрямь какая-то нечисть завелась?

– Не знаю, – усмехнулся я, удобно усаживаясь на сиденье. – Странно все как-то! Возможно, что юная графиня и в самом деле больна, – я пожал плечами. – Или кто-то намеренно сводит ее с ума.

– Но если это так, – вкрадчиво произнес Кинрю, – то должны же быть у этого кого-то какие-нибудь мотивы, – справедливо заметил он. – Вам удалось переговорить с Еленой Олениной наедине?

– Мне вообще не удалось переговорить с Элен, – констатировал я.

– Досадно, – причмокнул Кинрю. Он велел кучеру трогать и вновь обратился ко мне: – Кстати, а куда мы теперь направляемся?

– В Вяземскую лавру, – усмехнувшись ответил я. Так нарекли этот дом в народе.

– Куда? Куда? – переспросил Кинрю.

– К князю Вяземскому, – пояснил я. – Его особняк находится здесь неподалеку! Он выходит двумя большими флигелями на Обуховский проспект и на Фонтанку. – Кажется, князь дает бал сегодня…

Карета остановилась прямо у парадного входа. Здесь уже расположились несколько экипажей.

– Ну, вот мы и на месте. Подожди меня здесь, – попросил я Кинрю, а сам отправился к коринфским колоннам, предварявшим парадный вход.

Мне удалось миновать вестибюль, не привлекая к себе пристального внимания. Однако у дверей танцевального зала мне пришлось все-таки отрекомендоваться камердинеру, который представил меня хозяевам дома, самим Вяземским, после чего я вошел в белоснежный зал с высокими мраморными колоннами. Навощенный паркет сверкал в свете множества канделябров, в центре зала в шотландском экосезе кружились пары. Возле стен стояла мебель из серебристого тополя, обтянутая нежно-голубым бархатом.

– Кузен! – услышал я у себя за спиной знакомый голос Божены Феликсовны.

– Сестрица! – обернулся я. – Признаться, я никак не ожидал тебя здесь увидеть!

– Так-то ты обо мне печешься! – усмехнулась она.

Божена Зизевская, как всегда, была восхитительна. Ей удивительно шел ее почти невесомый наряд – полупрозрачная зеленоватая муслиновая туника на золотом чехле, отделанная искусной вышивкой. Две изящные броши на ее хрупких плечах сверкали бриллиантовыми брызгами в свете сотни свечей. Платье было перехвачено под грудью широким поясом. Все пальцы Божены были унизаны кольцами, левую руку украсили несколько жемчужных браслетов. Ее золотистые волосы, завитые в кудри, были стянуты шелковой сеткой, роскошное тело источало дурманящий аромат пачули, за который в свете сестрицу мою Божену Феликсовну и прозвали Цирцеей.

Божена была дочерью моей ныне покойной тетушки по отцу Софьи Романовны Кольцовой, которую не пощадила чахотка, и польского дворянина Зизевского, который погиб где-то в районе Дербентского ханства.

Сестрица была обладательницей весьма неспокойного нрава, огромного состояния и массы поклонников, курила гашиш, держала светский салон; могла дать ценный совет и с легкостью вступить в какое-нибудь тайное общество… Злые языки поговаривали, что она была в любовной связи с самим императором Александром Павловичем, во что, впрочем, я не особенно верил!

– Ты приехал развлечься? – Божена сверкнула сине-голубыми глазами. – Или?.. – Она одарила меня красноречивым взглядом, потому как была немного осведомлена о роде моих занятий в ордене «Золотого скипетра».

– Или, – не стал отпираться я. – Меня интересует Елена Оленина, – прошептал я ей на ухо.

– Ах, вот оно что, – Божена прикусила губу. – А ведь я могла бы и сама на этот счет догадаться, – усмехнулась она.

В этот момент двери бального зала вновь распахнулись, и камердинер объявил о прибытии семейства Олениных.

Первым в танцевальный зал вошел мой знакомый подпоручик Владимир. Следом за ним появились Наталья Михайловна, Мария и Елена Оленины.

Старшая Оленина была в масаке винного цвета, отороченной черными ажурными блондами из французского шелка. Ее высокую прическу венчала венгерская тока, усыпанная брильянтами, переливавшимися светло и жарко в пламени позолоченных канделябров.

Мари – в невесомом розово-сиреневом платье из флера на тончайшем чехле. Ее ослепительной красоты плечи были прикрыты одним только муслиновым шарфом, стянутым на груди. К балу она вновь успела переодеться.

Наконец, я впервые увидел Елену Оленину. Это была высокая светловолосая девушка с теми же чертами лица, что и у Владимира, с живыми, серо-голубыми глазами, кружевными иссиня-черными ресницами и милой улыбкой на прелестных устах. На ней был бальный длинный белоснежный роброн со шлейфом, затканным серебром; на плечах – такой же муслиновый шарф, что и у сестры; в волосах – белая широкая лента, приколотая золотой шпилькой к шиньону; на шее – колье из нескольких рядов жемчуга.

– Красавица! – на ухо мне восхищенно прошептала Божена. Я знал, что комплимент из уст моей кузины – это многого стоит!

Владимир едва заметно кивнул мне, тогда как Наталья Михайловна, приняв чопорно-неприступный вид, проплыла мимо меня, будто бы не заметила.

– Ты уже знаком с Еленой? – осведомилась Божена. Она с искренним любопытством рассматривала наряд из лионского шелка на юной Олениной.

– Нет, – я отрицательно покачал головой. – Но я надеюсь, что ты, кузина, все-таки соблаговолишь ей меня представить!

– Ты, милый братец, как всегда, в своем амплуа, – усмехнулась Зизевская, легонько хлопнув по краю платья крошечным веером. – Возможно, – сложила она свой ротик в очаровательной улыбке, тем самым, якобы, подавая мне крошечную надежду. Аналогичным образом кузина, судя по всему, забавлялась со своими многочисленными поклонниками.

В этот момент какой-то молодой человек пригласил Элен на гроссфатер. Как только зазвучал старинный немецкий танец, Оленина оказалась в самом центре бального зала. Я не мог оторвать взгляда от этой экзальтированной особы, которая, казалось, жила фамильным преданием и излучала его флюиды. У нее на лице было написано, что ей уготована какая-то инфернальная участь!..

– Яков! Это даже неприлично, в конце-концов, – прошипела Божена.

– Ты заметила, как она бледна? – отозвался я.

– Да, – тихо подтвердила Божена. – В свете ходят слухи, что Оленина не в себе, – многозначительно добавила она.

– Кто с ней? – осведомился я.

– Не знаю, – Божена пожала плечами. – Какой-то повеса. Во всяком случае, не жених! Это уж точно!

– У Элен есть жених? – насторожился я.

– Теперь уже нет, – Божена снова щелкнула веером. – Был, – пояснила она.

– А ты не могла бы рассказать поподробнее?

– Отчего же? Могла бы! – соблаговолила кузина. – Только не сейчас, разумеется, – усмехнулась она.

Я перевел взгляд на Мари, которая тоже оказалась в гуще танцующих. Она была в паре с офицером Семеновского полка.

– Это еще кто? – осведомился я.

– Чаще надо в свете бывать, – ядовито заметила Божена Феликсовна. – Константин Кузнецов, собственной персоной! Блестящая партия!

– Ах, да, – припомнил я, – будущий супруг Марии Александровны!

– Вот именно, – подтвердила кузина.

Это был высокий брюнет с нафабренными усами, красавец, под стать своей очаровательной спутнице.

Когда музыка смолкла, Элен и Мари вернулись в общество матушки, а Константин присоединился к группе других офицеров и вместе с ними направился в сторону парадной лестницы.

– Куда это они?

– В буфет, наверное, – пожала плечами Божена, бросив на меня какой-то блуждающий взгляд. Я должен был признать, что в своих мыслях моя кузина была где-то совсем далеко отсюда.

Ко мне подошел Оленин.

– Я рад, что вы, Яков Андреевич, меня послушались, – улыбнулся Владимир. – Как только представится удобный момент, я познакомлю вас с Еленой, – пообещал он мне.

В эту секунду я заметил, что Элен движется к окну. У нее был такой вид, словно ее очень занимало то, что в этот час происходило на улице. Она приоткрыла раму, комкая в руке тончайший платок с вензелями.

– Что это она делает? – вслух удивилась Божена Феликсовна.

Девушка отшатнулась от окна, будто бы увидела привидение. Она отпустила раму, и в танцевальный зал ворвался поток осеннего холодного ветра. Рама с грохотом захлопнулась, стекло разбилось, и осколки со звоном посыпались на пол. Элен, кажется, повредила руку.

– О, нет! – всплеснула руками Наталья Михайловна.

– Mon dieu! Боже мой! Что же это такое?! – простонала Зизевская. – Что она там увидела?

Елена Оленина вскрикнула и лишилась сознания. Падая, она задела шарфом свечу, и муслин вспыхнул факелом у нее на плечах. Штофная гардина тоже заполыхала.

– Помогите же кто-нибудь! – взмолилась Наталья Михайловна.

Когда оцепенение, длившееся какую-то долю секунды, наконец, миновало, все бросились на помощь Элен, которая и в самом деле подвергалась серьезной опасности.

Владимиру Оленину самому удалось сбросить с плеч Элен злополучный шарф, который тут же был затушен расторопным лакеем в парадном дезабилье. Несколько рук сорвали с окна гардину. Ее тут же залили водой.

Девушку уложили на широкую низкую оттоманку с подушками и позвали врача. Танцевальный вечер Вяземские объявили законченным. Мне так и не удалось досмотреть до конца, как Элен приводили в чувство.

– Что же явилось причиной обморока?! – недоумевала Божена, спускаясь вниз по мраморной лестнице. – Что Оленина могла увидеть на улице? – говорила она, пока лакей набрасывал ей на плечи бархатное пальто. – Да еще в такой темноте?

– Мне бы самому хотелось знать ответ на этот вопрос, – отозвался я, усмехнувшись, – больше, чем что-либо еще!

Не успели мы выйти на улицу из особняка, как ударила молния, и разразилась гроза.

– Вот это да! – воскликнула Божена Феликсовна, устремляясь к своему экипажу. – Завтра увидимся! – на прощание прокричала она.

Я побежал к своей карете, где меня должен был дожидаться мой верный ангел-хранитель.

– Скорее! Яков Андреевич! Скорее! – торопил Юкио Хацуми. – Вымокнете же все! Вновь лихорадку схватите! – Он намекал на болезнь, подкосившую меня, когда мы разыскивали с ним затонувшую наполеоновскую казну.

Наконец, наши лошади тронулись с места в сторону Офицерской улицы. Дождь лил как из ведра.

– Вот за что не люблю я вашу страну, так это за то…

Я предпочел проигнорировать его выпад, а потому перестал слушать.

– Как прошел раут? – наконец перешел на другую тему Кинрю. – Удалось что-нибудь узнать? Что-то бал сегодня закончился раньше обычного, – японец бросил на меня пытливый взгляд прищуренных глаз. – Похоже, что и до мазурки-то не дошло, не то что до котильона! Только полночь наступила…

Я перевел взгляд на часы. Золотой дракон был прав, стрелки показывали четверть первого.

– Бал закончился раньше обычного, – подтвердил я задумчиво.

– Почему?

– С графиней беда случилась, – проговорил я в ответ.

– С молодою Олениной? – догадался японец. Он словно читал мои мысли.

– Да, – я кивнул, – с Еленой Александровной! А ты откуда знаешь?..

– Это она в окно выглядывала? – осведомился Кинрю, щелчками оправляя манжеты на рукавах своей белой рубашки.

– А ты что же, за окнами следил? – не поверил я собственным ушам.

– Ну, не из праздности же я с вами по балам разъезжаю, – искренне возмутился мой Золотой дракон. – Или вы думаете, что у меня и дел других нету? Непальский язык, к примеру, с Мирой разучивать…

– Ну и ну! – подивился я. – И что же еще ты видел?

– Будто вспыхнуло что-то, – сказал Хацуми. – Я уж было подумал – пожар! Чуть было из беды выручать вас не бросился.

– Это Элен задела шарфом свечу, – объяснил я японцу. – Ну, вот гардина-то вместе с шарфом и вспыхнули! К счастью, дело закончилось легким испугом!

– А как Элен? С ней все в порядке? – поинтересовался Кинрю.

– Не знаю, – развел я руками в ответ. – Надеюсь на это, во всяком случае! Когда я уходил, Оленину, как раз, пытались привести в чувство. Ума не приложу, что же могло ее так напугать! Она с самого начала бала была сама не своя, бледная, будто призрак!

– Так, может, графиня и увидела призрак, – задумчиво проговорил японец.

– О чем ты? – не понял я. – Ты что-то видел?

– Да, – подтвердил Кинрю.

– Ну, не томи же! Говори! – Я с трудом подавил в себе желание потрясти его за грудки. – Чего ж ты медлишь?! Мытарь!

– Что-то вы сегодня, Яков Андреевич, не в себе тоже, как и графиня, – усмехнулся Кинрю, словно намеренно выводя меня из себя.

– Итак… – настаивал я. Не хватало еще, чтобы мой японец надо мной издевался!

– За несколько минут до до того, как штофная гардина запылала в бальном зале особняка, – таинственно начал Кинрю, – с черного входа вышел какой-то господин в белом бурнусе. Его провожал лакей, по крайней мере, одет этот человек был в ливрею, – оговорился Юкио.

– Что еще за господин? – насторожился я. На какое-то мгновение мне показалось, что завеса тайны стала немного приподниматься!

– Ну, откуда же мне знать?! – усмехнулся Кинрю. – Я его в первый раз видел, – нахмурился он. – К тому же, черты его лица скрывал капюшон…

– И что же он делал? – продолжал допытываться я.

– Да ничего особенного, – развел руками Кинрю. – Под окнами танцевального зала прохаживался. Потом в окне появилась графиня. Он, кажется, ей рукой помахал. В этот момент гардина и вспыхнула, а когда я взгляд от окна сумел оторвать, незнакомца и след простыл!

– Вот так история! – проговорил я взволнованно. – Вряд ли Елена могла бы так испугаться при виде какого-нибудь незадачливого поклонника, – заметил я. – Кстати, я так до сих пор и не выяснил ничего касательно ее личной жизни…

– Промашка вышла, – отозвался Кинрю. – Ведь если вы имеете дело с барышней, – японец пожал плечами, – то…

– О чем это ты? – усмехнулся я. – На что это ты намекаешь, мой дорогой Юкио?

– Сами знаете, – японец мне подмигнул. – Но здесь, кажется, дело в чем-то совсем ином, – его лицо сделалось серьезным. – Вряд ли речь идет об амурных шалостях!

– В этом-то я с тобою согласен, – протянул я разочарованно. – Только вот знать бы еще, кого же именно она так боится!

– Так узнаете, – уверенно заявил Кинрю. – Не впервой!

– Узнаю, – эхом отозвался я в ответ, хотя пока у меня в этом не было совсем никакой уверенности.

Мира, вся промокшая и продрогшая, встречала нас у самого входа в тонком полупрозрачном спенсере на лебяжьем пуху. На фоне мраморных колонн античного портика, в отсвете молний индианка сама казалась каким-то фантастическим существом.

– Ты совсем с ума сошла! – всполошился я. – Схватишь какую-нибудь грудную болезнь!

– Вас слишком долго не было, – проговорила она. – К тому же, разве вам неизвестно, что я вполне сумею сама о себе позаботиться?! – Индианка намекала на свою способность к целительству. От холода у нее зуб на зуб не попадал. – Согласно моим астрологическим таблицам над вами нависла какая-то опасность, – мрачно пророчествовала Мира.

– Это на тебя гроза так действует, – ответил я.

– Впечатлительная натура, – проговорил Кинрю с плохо скрываемой иронией в голосе.

Индианка ничего не ответила.

– Да ведь бал закончился раньше обычного, – начал я поневоле оправдываться. – Раньше половины третьего по домам никогда и не разъезжаются.

– Предчувствия обычно не обманывают меня, – промолвила Мира и шагнула в дверь, предварявшую коридор.

Она нечаянно задела локтем сальную свечу, которая стояла на столбике широких перил и почти стекла на ветру. Свеча, погаснув, упала на мраморную лестничную ступеньку. От слов индианки у меня мороз пробежал по коже. Я невольно начинал верить в мистическую природу происходящего. Тем более что, будучи масоном, я был посвящен в некоторые церемониальные тайны. А кое-какие обряды нашего братства имели мистический смысл! Но слова древней клятвы связывают меня, чтобы я мог упомянуть о большем.

В столовой уже был накрыт стол, из супницы доносился аппетитный аромат бульона, на тарелках красовались пышные пирожки к супу, графинчик был полон тенерифа – излюбленного мною сорта яблочного вина.

Мира скрылась в своем будуаре, чтобы переодеться к столу. Я тоже отправился прямиком в свою комнату, чтобы облачиться в домашнее платье, прежде чем приступить к горячему ужину. Я только удивлялся, как Мира умудрялась со всем этим справляться. Лучшей экономки я себе и вообразить бы не смог!

Мира вернулась из своей комнаты в длинном индийском сари золотисто-янтарного цвета. Запястья индианки были унизаны золотыми браслетами, перстни на тонких пальцах переливались обилием драгоценных камней, в ушах раскачивались массивные кольца, на лбу она нарисовала тикку – красную точку, которая должна была защищать ее от злых духов. Я подумал, что Мира решила напомнить мне о том, что она – дочь раджы.

Волосы индианки влажными завитыми змейками спускались ей на плечи и спину. Их прикрывала тончайшая оранжевая вуаль, расшитая золотом. Она неслышно ступала сафьяновыми туфлями по навощенному паркету.

Мира поставила на стол несколько шандалов со свечами и фарфоровую вазу с цветами, только что срезанными в теплице.

– Яков Андреевич, вам удалось познакомиться с юной графиней? – с искренним интересом осведомилась она.

– Нет, – я покачал головой, – потому как возникли некоторые совсем непредвиденные обстоятельства. – После этого мне пришлось пересказать Мире историю, приключившуюся с Еленой Олениной у Вяземских на балу.

– Все это очень странно, – проговорила Мира в ответ.

* * *

Не успел я проснуться на следующее утро, как в дверь заглянула Мира. На ней был батистовый пеньюар, отделанный французским нежно-розовым кружевом. Она обычно вставала намного раньше меня. Но сегодня в ней никто бы не узнал дочки индийского магараджи. Это была необыкновенно красивая европейская женщина с точеной фигурой и копной иссиня-черных волос, высоко убранных в косы и украшенных локонами с живыми розанами. Несколько завитков игриво покачивались у нее у виска, там, где, просвечивая сквозь смуглую кожу, пульсировала голубоватая жилка.

– Что стряслось? – спросил я, вальяжно потягиваясь на турецком диване с шелковой обивкой.

– Божена Феликсовна пожаловали, – сообщила Мира с ядовитой улыбочкой. – Так что, Яков Андреевич, поторопитесь спуститься в гостиную! – приказала она.

– За что ты ее так не любишь? – осведомился я.

– А за что мне ее любить? – в свою очередь поинтересовалась Мира и захлопнула дверь у меня перед носом.

Увы, но с Боженой они невзлюбили друг друга с первого взгляда. Я должен был признать, что они обе ревновали меня друг к другу.

* * *

– Я смотрю, братец, ты неплохо устроился, – Божена кивнула на Миру, сверкнув сапфировыми глазами.

– Грех жаловаться, – усмехнулся я, усаживаясь в кресло возле камина, в котором потрескивало красновато-рыжее пламя.

Божена последовала моему примеру и присела на оттоманку, возле Мириных клавикордов. Она во все глаза рассматривала золотую статуэтку индийского божка, стоявшую на столике напротив.

– Я хотела поговорить с тобой, – заявила Божена, снимая перчатки с изящных рук.

Выглядела моя сестрица, как обычно, божественно. Темно-синий атлас восхитительно шел к ее необыкновенным глазам, золотистые локоны соперничали с новомодной прической моей индианки, роскошная кашмирская шаль спускалась до пят.

– О чем же ты хотела поговорить? – спросил я заинтересованно, в то время как Мира послала в столовую горничную за фруктами.

– Разумеется, об Олениной, – повела плечами Зизевская. – Я поняла так, что ты, братец, – она бросила пытливый взгляд в мою сторону, – принимаешь самое непосредственное участие в ее судьбе. Или я ошибаюсь?

– Нет, моя милая, ты, как всегда, права, – согласился я. – Кстати, ты могла бы оказать мне одну неоценимую услугу…

– Кажется, я догадываюсь, какого рода будет эта услуга, – усмехнулась Божена.

Я молитвенно сложил руки у себя на груди.

– Разве я смогу тебе отказать? – Божена Феликсовна все еще продолжала улыбаться. – Элен всегда слыла несколько странной девушкой, – лицо моей кузины приняло серьезное выражение. – Этакой меланхоличной особой, – пояснила она. – Наталья Михайловна опасалась, что не сумеет… Как бы это сказать поделикатнее? Пристроить ее! По крайней мере, в свете ходили такие слухи.

– За ней и раньше водились какие-либо странности? – поинтересовался я.

– Ну, не так чтобы очень, – протянула Божена. – Я бы сказала, что Элен временами грустила, временами мечтала…

– Разве это так уж необычно для светской барышни? – нахмурилась индианка.

– Нет, – пожала Божена плечами. – Ей и жених подходящий сыскался. Поэт, кажется. К тому же, он офицер того же Семеновского полка, в котором служат Оленин и Кузнецов, – пояснила она.

– А вот об этом женихе, милая Божена, вы не могли бы рассказать мне подробнее? – принял я охотничью стойку.

– Да я о нем ничего особенного не знаю, – смутилась Божена. – Хотя… Дайте-ка припомнить! Кажется, он однажды выступал у меня в салоне на рауте. Андрей Раневский, – наконец, вспомнила она. – Да и Елене он, насколько я помню, нравился. Дело шло к свадьбе, но неожиданно помолвка расстроилась.

– Из-за чего? – в гостиной появился Кинрю.

– Кузнецов уличил его в чем-то недостойном, – нахмурилась кузина. – Кажется, он оказался всем должен, – Божена брезгливо передернула плечиком. – В свете шептались, что они даже стрелялись с ним из-за этого! Разумеется, Наталья Михайловна отказала ему от дома. Ох уж эти молодые люди! – Божена картинно возвела глаза к потолку, украшенному лепниной. – Потом Раневский уехал. Не знаю, правда, куда!

– Неужели это он сейчас преследует и пугает бедную девушку? – удивился Кинрю.

– Все может быть, – пробормотал я задумчиво. – Хотя, в этом случае разгадка оказалась бы неправдоподобно легкой! Значит, все дело было в его долгах, – заметил я после короткой паузы.

– Похоже, что так, – пожала плечами Божена Феликсовна, оправляя тюлевые ажуры на рукавах. Длинные серьги отбрасывали причудливые тени на ее шею и белоснежные плечи.

– Ну что же, – протянул я задумчиво, – надо бы подробнее разузнать про этого Андрея Раневского!

– Не сомневаюсь, Яков Андреевич, что вы эту попытку непременно предпримете, – усмехнулся Кинрю. Он переглянулся с Мирой, которая в ответ кивнула ему.

– А вам не кажется, что Оленину кто-то жестоко разыгрывает? – неожиданно спросила Божена, накручивая на палец короткие колечки золотистых волос, ниспадавших на плечи.

– В этом мире возможно все, – отозвался я.

– А вы?.. – в этот раз Божена обратилась к моей индианке. – Разве вы не в силах предсказать Якову, кто морочит наивную голову бедняжке графине? Вы ведь, кажется, у нас ясновидящая? – Божена в упор уставилась на нее. – Или вы всерьез полагаете, что участь Элен решают темные силы?

– Ну, я не столь могущественна, как могло показаться с первого взгляда, – парировала Мира с ехидной улыбочкой на устах. – Хотя, я могла бы предсказать судьбу лично вам! – Мира сказала это таким тоном, будто бросила Божене вызов.

– Ну, если вы настаиваете, – пожала плечами Божена, и я заметил, что моей индианке удалось ее заинтриговать.

– Тогда я должна позвать Сварупа и сделать кое-какие приготовления, – сказала Мира. – Вы не могли бы пока прогуляться в библиотеку?

– О! – Божена зааплодировала. – Я вижу, что вы, моя дорогая, настроены весьма решительно!

* * *

– Кто такой Сваруп? – поинтересовалась Божена Феликсовна, когда под руку со мной по просьбе Миры покинула гостиную. – Что за чертовщина творится под крышей этого дома? Яков, я не удивлюсь, если тебе тоже в скором времени начнут являться какие-нибудь вампиры и оборотни! – округлила глаза Божена.

– Вам ли об этом говорить? – покачал я головой в ответ. – Не вы ли, кузина, одно время сдружились с госпожой Буксгевден и зачастили на собрания ее секты в Михайловский замок? Не вы ли всегда были увлечены всякой мистикой и оккультизмом? Вам ли осуждать прихоти Миры?!

– Ты не ответил на мой вопрос, – сухо пробормотала Божена.

Я пожалел, что вовремя не прикусил свой длинный язык. После того, как моя кузина рассорилась с графиней, эта тема для нее оставалась весьма болезненной.

– Сваруп – это старый слуга Миры, которого она привезла с собой из Индии, – объяснил я.

– Мне кажется, братец, что ты забыл об одном одолжении… – Божена прищурила свои ледяные глаза.

Я понял, что она имела в виду историю с Варей Костровой, которую она пристроила в Михайловский замок по моей просьбе, когда мы с Кинрю боролись за наполеоновскую казну. Только одному Богу известно, чего стоил Божене ее разговор с графиней!

– Не горячитесь, Божена Феликсовна, – смиренно попросил я кузину. – Мне не хотелось вас обидеть, моя несравненная очаровательница, – я поцеловал ее руку, источавшую аромат вербены, пачули и римских свечей.

– Ну, хорошо, – смилостивилась моя Цирцея. – Тебе удалось уже что-нибудь узнать? – почему-то шепотом спросила она.

– Кинрю видел какого-то человека в белом бурнусе под окнами Вяземских как раз в тот момент, когда юная графиня лишилась сознания, – ответил я.

– Только и всего? – вздохнула Божена.

– Только и всего, – отозвался я, разводя руками.

В этот момент по лестнице со второго этажа спустилась Мира в сопровождении Сварупа, несшего ее заветный ящик, обклеенный разноцветной бумагой. В этом ящике моя индианка прятала свои волшебные индуистские принадлежности. При виде Сварупа я невольно коснулся ладонью груди – под рубашкой скрывался пентакль – оберег в виде двойного ромба, с выгравированной на нем древнееврейской буквой Алеф. Старик-индиец сам выплавил его по приказанию своей госпожи в ее комнате «демонов», где Мира хранила все свои тайны и баловалась колдовством.

Вообще же, Мире в нашем доме принадлежали три комнаты на втором этаже, слева по коридору. Одна из них была отведена под спальню, другая – под будуар, ну а в третьей, как сказала бы моя экстравагантная кузина, презирающая мнения света, творилось черт знает что такое.

– Еще пару минут, – пообещала Мира, – и все будет готово! – С этими словами она скрылась за дверью гостиной.

– Яков, а почему ты не женишься на ней? – вдруг спросила меня Божена Феликсовна. – Это было бы вполне в твоем духе, – усмехнулась она.

Я просто не нашелся, что ей на это ответить.

Спустя несколько минут появился Кинрю.