Текст книги "Время золотое"

Автор книги: Александр Проханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Его лицо было умоляющим и одновременно настойчивым. Волевым и беспомощным. Любимым и ненавистным. Лживым и искренним. Он пришел к ней не ради нее, не искать ее любви, не умолять, не раскаиваться. Он по-прежнему был политик, виртуоз интриг, знаток огромных и страшных часов, которые своими шестернями двигали стрелки русского времени, куранты русской истории. Он сам был частью этих часов. Золотым наконечником стрелки, скользящей по черному циферблату. Но разве не это она в нем любила? Не это изощренное умение? Не это изящное и виртуозное искусство управлять загадочной и грозной машиной? Не она ли помогала ему двигать золоченую стрелку, скользящую от одной золоченой цифры к другой, любила в нем хрустальные поднебесные звоны, а не глухие скрипы и скрежеты?

– Ты хочешь пойти служить к человеку, который является моим любовником? – усмехнулась Елена. – Это не будет тебе мешать?

– Мне многое будет мешать, – ответил Бекетов, опустив глаза.

В артистическое кафе после вернисажа явились художники, и с ними главный герой Скороходов, уже без перьев, в бархатном вальяжном пиджаке с шелковым бантом. На его умытом розовом лице круглились птичьи глаза, торчал заостренным клювом нос, и волосы напоминали петушиный гребень. Он было устремился к Елене, но та досадливо повела плечом, и Скороходов не подошел. Опустился с приятелями за дальний столик и там шумел, что-то радостно вещал, весело поглядывал на Елену. Извлек из кармана куриное перышко, дунул, и оно полетело в сторону Елены.

– Пойдем отсюда, – сказала Елена, вставая.

Они вышли из галереи. Наступил темный дождливый вечер, и Москва, недавно туманная, тусклая, с вялыми очертаниями бесформенных зданий, казалась преображенной. Черная, зеркальная, блистающая, она брызгала разноцветными каплями. С желтыми, прилипшими к асфальту листьями, Москва пахнула на Елену осенним хладом, запахом сырых бульваров, тем чудесным временем, когда они с Бекетовым, раскрыв просторный зонт, останавливались под деревьями, сквозь которые светили оранжевые фонари, и сладостно целовались в дожде.

– Где твоя машина? – спросила она, опьянев от этих воспоминаний.

– Я без машины.

– Я тебя подвезу.

Она вела машину среди серебряных всплесков, разноцветных, на черном асфальте радуг. Москва казалась огромным зеркальным аквариумом, в котором плыли волшебные рыбы, струились цветные водоросли, загорались морские звезды, переливались перламутровые раковины. Елене чудилось, что они ныряли в черные глубины, населенные мерцающими рыбами, проносились среди сверкающих косяков. И вдруг взлетали в лучистую высь, где кружили планеты и луны, реяли метеоры, сказочными светилами проносились дорожные знаки. Желтый кленовый лист прилип к ветровому стеклу, и Елена молила, чтобы его не сдул ветер, а когда он улетел, испытала больной укол в сердце.

Остановилась у его дома на Тверской, у сырого, в грубом граните фасада.

– Я согласна. Познакомлю тебя с Градобоевым. Вот мой новый телефон. – Она протянула ему визитную карточку. Дождалась, когда он выйдет из машины и исчезнет среди зонтиков, мокрых плащей, тусклых огней.

Бекетов стоял в дожде, не желая уходить в подворотню, из которой дул тяжелый холодный сквозняк. Задуманная им комбинация удалась, но эту удачу сопровождало и гнетущее чувство, будто он совершил что-то непотребное и постыдное. Мимо, опираясь на палку, шел промокший старик, без шапки, с седыми, тяжко повисшими волосами. К его пальто прицепился зубчатый кленовый лист. И Бекетов подумал, что старик похож на еврея в гетто с желтой звездой.

ГЛАВА 10

Утром он обнаружил, что стебель орхидеи удлинился, наполнился соками. А один из бутонов посветлел, в его глубине напряглись лепестки, вот-вот раздвинут зеленую оболочку. И тогда раскроется белоснежный цветок. Чудесная мамина улыбка, ее прекрасные глаза скажут ему, что она жива, посылает ему из райских садов свою любовь, хранит его в земной жизни своей бессмертной молитвой. Он потянулся к бутону, стал осторожно дышать на него, согревая, наполняя своим обожанием. И ему показалось, бутон слабо дрогнул, в нем шевельнулись потаенные лепестки.

Градобоев принимал Бекетова в своем штабе, в рабочем кабинете, усадив за маленький столик. Сам же оставался в кресле, отгороженный от визитера полем стола. И это, как показалось Елене, было нарочитым подчеркиванием разделявшей их дистанции. Та же подчеркнутая нарочитость была в том, как оба были одеты. Градобоев в белоснежной рубахе без галстука, в вольной артистической блузе, что подчеркивало его свободу от протокольных предрассудков, необязательный, затрапезный характер встречи. Бекетов же был в строгом темном пиджаке и при галстуке, как и положено чиновнику, явившемуся на прием к начальству. Все это казалось Елене ненужной театральностью, привнесенной в важную встречу.

– Польщен и, признаться, удивлен вашим визитом, Андрей Алексеевич, – иронично произнес Градобоев, весело, с плохо скрываемым торжеством. – Еще бы, сам канцлер, хранитель печати явился из Кремля в укромный уголок безвестного оппозиционера. Как прикажете понимать?

– Я уже давно не канцлер, и гербовая печать не в моих руках, Иван Александрович. – Казалось, Бекетов не заметил иронии. – Вы, наверное, знаете, что уже три года между Чегодановым и мной нет никаких отношений. У нас случился разрыв, я уехал из Москвы и веду частную жизнь.

– И все-таки сам этот ваш разрыв с Чегодановым и решение обратиться к его конкуренту – это свидетельство стремительного ослабления Чегоданова. Если самые преданные Чегоданову люди покидают его корабль, значит, его корабль дал течь. Появился другой корабль, надежный и прочный, где можно чувствовать себя в безопасности.

– Я не обижаюсь, Иван Александрович, на ваше сравнение моей персоны с крысой, бегущей с тонущего корабля. Я уже сказал, что покинул Кремль задолго до того, как ваш корабль был спущен на воду. Вы неверно трактуете мотивы моего визита. Я не перебежчик от слабого и проигравшего к сильному и побеждающему. Чегоданов по-прежнему очень силен, он гораздо сильнее вас. А вы гораздо его слабее. Я пришел, чтобы усилить вас. Сделать вас сильнее, чем Чегоданов, и тем самым устранить Чегоданова и спасти государство.

Все это Бекетов произнес спокойно, с ясными глазами, и Елена почувствовала, что первую схватку, предложенную Градобоевым, выиграл Бекетов. Но проигрыш не раздосадовал Градобоева. Напротив, сблизил с гостем. Градобоев пересел из кресла за маленький столик, ближе к Бекетову, дружелюбно ему улыбаясь.

– Я трезвый человек, а не безумный романтик. Я отдаю себе отчет в моей слабости и в превосходстве надо мной Чегоданова. Против меня вся государственная машина с танками, телевидением и разведкой. А у меня всего несколько микрофонов и уязвленное несправедливостью общество.

– За вами гораздо большее, Иван Александрович. Вы обладаете волей к власти. Через эту волю реализуется историческая воля народа, который все эти годы искал своего лидера, ошибался и теперь, в вашем лице, обрел. Вы лидер новой исторической эры. Вы космодром, на который может приземлиться космолет русского будущего. Но он может и не приземлиться, если космодром не сумеет его принять. Он пролетит мимо, в очередной раз оставив над Россией призрачный след несостоявшегося величия. Я пришел к вам, чтобы, в меру моих сил, помочь построить космодром, куда приземлится звездолет русского будущего.

Елену посетило сладостное воспоминание. Его слова были завораживающей музыкой, в которую он облекал таинственные смыслы. Эта музыка очаровала ее когда-то, сопутствовала их встречам, их путешествиям. Была истоком ее любви. Звучала несколько восхитительных лет и умолкла. Елена испугалась, вспомнив теперь эту волшебную музыку. Она видела, что Градобоева коснулось тайное волшебство и он, обольщенный, был готов внимать и верить.

– Вы, Андрей Алексеевич, знаток кремлевских коридоров. Кто они, эти придворные, окружающие Чегоданова? Насколько они ему преданы? Например, режиссер Купатов. Почему Чегоданов сделал его главой избирательного штаба?

– Купатов – утомленный нарцисс. Он имеет влияние в поредевших рядах русской интеллигенции. Он не способен организовать избирательный процесс, зато способен эффектно курить вишневую трубку и глубокомысленно молчать, как если бы играл в театре немого мудреца.

– А глава Центризбиркома Погребец?

– Он выдал дочь за водочного олигарха и сам имеет фармацевтический бизнес. Он готов обеспечить любые подтасовки на выборах, вплоть до пятидесяти процентов. По-видимому, после предстоящих выборов, которые пройдут с громадными нарушениями, его отправят послом в маленькую скандинавскую страну, от греха подальше.

– А верно ли, что глава Администрации Любашин посещает закрытые гей-клубы? Ведь геи очень вероломны.

– Гей-сообщество весьма ощутимо в Кремле и правительстве. Вы их найдете в экономическом блоке, в Министерстве культуры, на ведущих телеканалах. Бойфренд Любашина, гоняя на позолоченном «бентли», сбил пешехода, и теперь Любашин занят выгораживанием своего любимца.

– Что скажете о министре внутренних дел?

– Коррумпирован, имеет бизнес, связанный с золотом. Его младшая дочь замужем за сыном министра финансов. Считался номенклатурой Чегоданова, но осторожно дрейфует в сторону Стоцкого. Связан со спецслужбами Израиля.

– А кто такой главный телохранитель Чегоданова Божок?

– Умный, хитрый, жестокий. Беззаветно предан Чегоданову. Готов выполнить любые его, самые деликатные, самые грязные поручения. Собрал компромат на всех приближенных Чегоданова и управляет ими с помощью этого компромата. Имеет долю в нефтяных, угольных, металлургических корпорациях. Покрывает нелегальные казино.

– А каковы истинные отношения Чегоданова с президентом Стоцким?

– Стоцкий ненавидит Чегоданова за множество унижений, которые перенес. Он мечтал вторично пойти на президентские выборы, но Чегоданов в грубой, унизительной форме прервал эти поползновения. Вокруг Стоцкого формируется либеральная элита, недовольная Чегодановым. Политики, олигархи, группировки в спецслужбах, журналисты, деятели культуры. Они подбивают Стоцкого на столкновение с Чегодановым. Но Стоцкий труслив, нерешителен, боится Чегоданова, хотя готов в подходящую минуту его предать. Во время своей поездки в США имел доверительную беседу с американским президентом. Получил поддержку в случае открытого конфликта с Чегодановым.

– Как вы смогли выжить в этом клубке змей?

– Я был ими многократно ужален.

Елена видела, что Градобоев исследует Бекетова. Чуткий и подозрительный, проверяет не столько его осведомленность, сколько искренность. Вслушивается в интонации, дрожание голоса, – не зазвучит ли дребезжащий, фальшивый звук. Но Бекетов был лаконичен, спокоен, его характеристики напоминали кусочки смальты, из которых складывался мозаичный портрет кремлевской власти.

Елена смотрела на двоих мужчин, один из которых являл собой ее чудесное, лучистое прошлое, а другой – яркое и упоительное настоящее. Ей не приходилось выбирать между ними. Градобоев был любимый, она служила ему, ее жизнь принадлежала той грозной и стремительной стихии, которая мчала их обоих. Бекетов был воспоминанием о счастье, которое сменилось болью и отторжением. Она не сравнивала их, боялась сравнивать. Боялась, что от прошлого в ней сохранилось то внезапное упоение, которое она вдруг испытала в ночном дожде, среди пылающих спектров и радуг.

– Но почему вы считаете, что России нужен такой лидер, как я? – усмехнулся Градобоев, будто подтрунивал над Бекетовым, слова которого могли показаться лестью. Но глаза его светились честолюбивым любопытством.

– Я читаю в Интернете ваш блог. Изучаю тексты ваших интервью и речи на митингах. В них в неявной форме присутствует идеология будущего Государства Российского. Быть может, вам следует поработать над формой, и вы предложите нашему изнуренному, лишенному веры народу государственную философию будущего. Философию Русской Победы. То, на что оказался не способен Чегоданов.

– В чем, смею спросить, суть философии Русской Победы?

– Вы скорбите о разрушении Советского государства, о разгроме советской цивилизации. Говорите о неизбежном, после устранения Чегоданова, возрождении великой России. Вы уповаете на пасхальный смысл русской истории, которая каждый раз воскрешает из пепла сгоревшее государство. Лучезарная Киевско-Новгородская Русь с золотой Орантой в Софийском соборе. Московское царство на семи холмах с храмом Василия Блаженного – образом русского рая. Грандиозная Романовская империя с золотым Исаакием, подобным пылающему солнцу, и солнечным Пушкиным, озарившим русскую жизнь на тысячу лет вперед. Яростная, как буря, империя Сталина с рубиновой звездой над Кремлем и красным победным знаменем над Рейхстагом. Вы собираете воедино разрозненное русское время и возводите новое Русское царство, таинственное и восхитительное, что витает в туманном небе над московской толпой, которую вы зачаровываете своими пророческими видениями.

Елена чувствовала слабость, словно все начинало плыть и туманиться. Она вслушивалась в музыку слов и понимала, что прошлое не миновало, а лишь дремало, как дремлет стебель под зимним снегом. И стоит пригреть солнцу, он оживает и выпускает свежий зеленый лист. Ей было страшно. Новая жизнь, которую она тщательно строила, в которой спаслась, обрела прочность, любовь, возвышенную цель, – эта жизнь начинала клониться, теряла стройность. Была готова рухнуть, вновь обрекая на горе. Волшебная музыка слов, которая однажды пленила, теперь была музыкой ее несчастий. И, зная это, она слепо и пьяно шла на эти волшебные звуки, зовущие ее в погибель.

– Вы говорите о беззакониях Чегоданова, о бесстыдном воровстве, о рыдающем от горя народе. О несправедливости, которая воцарилась в России. В земле, где во все века мечтали о райском царстве, о божественных заповедях, о великом человеческом братстве. Каждая православная проповедь, каждый русский стих, каждое устремление русских святых и героев было одухотворено мечтой о Божественной правде. Правде, которая воцарится в державе между тремя океанами. Православные монастыри среди дивных русских рек и дубрав станут вратами, сквозь которые в Россию устремятся силы небесные, превратят страну в неколебимую Империю Духа.

Елена видела, как глаза Бекетова вдруг расширились, посветлели, словно в них загорелся таинственный свет. Глаза устремились вдаль, будто не было стен кабинета, каменных городских теснин, а открылся чудесный простор с далекими лесами и синей негасимой зарей. Она знала лучистую силу этого запредельного взгляда, обожала и пугалась его восхищенных зрачков. Градобоев зачарованно слушал, с порозовевшим лицом. Он был околдован льющимися словами, которые вспыхивали, как солнце на гребнях волн. Ему объясняли его предназначение, сулили великую роль, ставили рядом с великими созидателями и творцами. Указывали путь к заветной цели среди бессмысленно кипящих событий. И этой целью был Кремль, мистический ковчег русской истории, на котором плыли великие цари и святые.

Елена видела, как Бекетов обретает над Градобоевым магическую власть, усыпляет его волю и бдительность. И это пугало ее. Это она, сквозь все заслоны, привела Бекетова, подвергает опасности любимого человека.

– Вы говорите о разбойниках, засевших в Кремле, об отравителях колодцев, которые вливают яды в народную душу. Все так. Разорили оборонные заводы, разгромили победоносную армию, теперь они выбивают из рук народа духовное оружие. Внушают русскому народу, что он раб, пораженец, раковая опухоль человечества. Но вы возвращаете русским веру в их Божественную миссию, в предначертанную русским работу по сотворению на земле Небесного Царствия. Именно эта неповторимая миссия и богоизбранность навлекает на Россию всю мировую тьму, адские силы нашествий, которые стремятся упразднить русский народ с земли, погасить Божественную, зажженную среди человечества лампаду.

Елена закрыла глаза, слушая сладко звучащий голос. Этот голос производил на нее пьянящее действие. Под веками, как в лунатическом сне, возникало пятно жемчужного света. Оно было пленительным, нежным, как цветы жасмина под окном ее детской комнаты. Но в середине пятна свет пропадал и возникала тень, которая сгущалась и превращалась в черную воронку. Эта воронка вращалась, уносила в свою бесконечную глубину. И ее беспомощная жизнь снова была обречена на несчастье. И надо очнуться, крикнуть, оборвать этот пленительный голос, разбудить очарованного Градобоева, прогнать Бекетова, который явился в ее жизнь как дурное наваждение. Но Елена сидела, закрыв глаза, мучительно и сладко ощущая свою погибель.

– Вы убеждаете народ не отчаиваться. Не верить лжепророкам, сулящим России необратимую гибель. Вы призываете русских верить в Чудо, в необъяснимую, недоступную чужим мудрецам и звездочетам истину. Каждый раз воскресает наша любимая Родина, подобно тому как совершается пасхальное Христово воскрешение. Русское Чудо – это и есть учение о Русской Победе. И вы – проповедник этого дивного учения.

Бекетов умолк. Минуту или две было тихо.

Градобоев взволнованно встал и начал расхаживать по комнате, двигая плечами, словно хотел освободиться от невидимых сетей, сбросить накинутые на него тенета.

– Вы правы, Андрей Алексеевич, мир, в котором мы существуем, запутан и сложен. Я часто действую наобум, ошибаюсь, меня окружают обманщики и невежды. Я не владею наукой политических комбинаций и нуждаюсь в помощниках. Вас привела Елена. Она знает вас лучше, чем я. Она уверяет, что мы должны вместе работать. В чем же ваш план?

Елена почувствовала, как что-то сомкнулось. Так тихо лязгает затвор, поместив в глубину ствола боевой патрон. И надо ждать, когда раздастся неизбежный выстрел.

– Сейчас ваша страсть и прозорливость, ваша харизма и популярность работают не в полную силу. – Бекетов опустил свои зачарованные глаза. Поднял их, и они утратили свой таинственный свет, были внимательными и спокойными. – Вы должны изменить ситуацию. Должны победить без выборов. Тогда все фальсификации, все вбросы и подтасовки утратят смысл.

– Но это невозможно, – с досадой произнес Градобоев. – Как это сделать?

– Если вы соберете на площади полмиллиона митингующих, то власть падет без всяких выборов. Чегоданов убежит из Кремля. Он не выдержит ненавидящей воли пятисоттысячной толпы, которая готова идти на Кремль.

– Но он прикажет войскам стрелять. В Кремле есть танки, гранатометы, крупнокалиберные пулеметы. Ведь Ельцин стрелял по толпе.

– Американцы не позволят Чегоданову стрелять по толпе. Они позволили Ельцину использовать танки, потому что толпа была красно-коричневая. Сегодня толпа, которая вас обожает, иного цвета. Приведите на площадь полмиллиона москвичей, и Чегоданов убежит из Кремля. И будут назначены новые выборы с вашим участием. И вы станете президентом.

– Но как это сделать? – раздраженно воскликнул Градобоев. – Мои социологи утверждают, что мне не собрать более семидесяти тысяч.

– Вы должны привлечь на площадь все протестные силы. Пусть множество негодующих лидеров приведет к вам на площадь своих людей, и вам не хватит пространства Болотной.

– Но разве вы не знаете этих оппозиционных царьков! Чегоданов убедил их не участвовать в нынешних выборах, и мы остались с ним один на один. Но каждый мнит себя лидером нации, будущим президентом, и они не придут под мои знамена.

– Я знаю их всех. Знаю их слабости и пороки. Я готов убедить этих мелких честолюбцев встать под ваши знамена. Я могу воздействовать на лидера коммунистов Мумакина, и все недовольные пенсионеры придут к вам с красными флагами. Могу убедить радикального безумца Лангустова, и все революционеры, все феминистки, все лесбиянки и геи станут требовать отставки Чегоданова. Я знаю, какие струны тронуть в душе еврейского активиста Шахеса, кумира либералы ной культуры, и все мировое еврейство, нобелевские лауреаты, американские конгрессмены, израильские раввины будут на вашей стороне.

– Вы считаете, это возможно?

– До выборов осталось четыре месяца. От митинга к митингу, от одной протестной акции к другой мы будем наращивать силы. Мы запустим креативные технологии, которые станут будоражить толпу. Мы создадим стратегию, которая к весне сделает вас лидером миллионов. В этом мой план. Я готов работать, если вы его принимаете.

Градобоев нервно перемещался по кабинету. Он пытливо и недоверчиво взглядывал на Бекетова, словно стремился обнаружить его вероломство. Обходил его со спины, будто хотел обрушить на него неожиданный удар. Вдруг подошел к Елене, обнял ее за плечи, положил ей руку на грудь, зорко смотрел на Бекетова. Елена сжалась, не в силах отстраниться, чувствовала сильную руку Градобоева, больно сминавшую грудь. Бекетов спокойно смотрел на безделушки, украшавшие рабочий стол.

Градобоев отошел от Елены:

– Я согласен, Андрей Алексеевич. Действуйте. Елена будет нашей посредницей. А ты останься, – обратился он властно к Елене.

Бекетов вышел из особняка. Дышал холодным, стальным воздухом, в котором кружились снежинки. Медный истукан в треуголке высился над черной водой. Бекетов испытывал острое злое веселье. Внедрение в стан врага состоялось. Враг был инфицирован. Теперь предстояло следить за развитием эпидемии.