Текст книги "Песнь о моей Мурке"

Автор книги: Александр Сидоров

«Вслед за нашим рабочим эшелоном прямо напротив нас остановился воинский товарный состав. Двери вагонов были закрыты. Потом они резко распахнулись – и на досках, положенных на нары, в два этажа сидело и стояло около дверей сорок молодых ребят. Все были острижены наголо, в солдатских ботинках и брюках, но все без рубашек (было очень тепло). И вдруг внезапно в сорок молодых глоток, под аккомпанемент невидимых нам барабанщиков (они сидели в глубине вагона за певцами) они гаркнули широко распространенную в армейской среде предвоенного времени песню о фантастических встречах некоего безымянного советского дипломата с фашистскими и самурайскими послами. Песня пелась на популярный в то время мотив полублатной песни “Гоп со смыком”».

Приводится несколько наиболее «приличных» цитат и следует комментарий фольклориста:

«Ну, а дальше в песне сообщался ответ нашего советского дипломата, составленный не в обтекаемых дипломатических выражениях, а в крепких, приправленных доброй порцией соленого народного юмора репликах. Мы слушали как завороженные – лишь всплески хохота сопровождали самые удачные и неожиданные реплики».

На форуме сайта «В нашу гавань заходили корабли» С.Федюшкин из Барнаула пишет: «Меня интересует песня «Гоп со смыком», переделанная во время Великой Отечественной войны. У меня ее дед постоянно напевает, но полностью слов не знает, забыл уже. По его рассказам, она была распространена в войсках маршала Рокоссовского, так как там было много бывших заключенных. В ней излагается речь от имени Молотова, есть такие строки: «знайте, самураи и фашисты, что планы и дела ваши не чисты, мы вас просто заматуем не ферзем, а просто х… и на свалку отвезем». Песня довольно матершинная».

Действительно, в некоторых вариантах отпор агрессорам-империалистам дает сам нарком иностранных дел СССР Вячеслав Михайлович Молотов:

 
Молотов в ответ ему сказал,
 Синюю залупу показал:
 «Не отдам вам Украину
 И Урала половину,
 Лучше отсоси мою хуину».
 

Песня пользовалась большой популярностью и во время войны, обрастая новыми куплетами и подробностями соответственно обстановке на театре военных действий. В одном из вариантов даже воспроизводится перебранка Гитлера и Сталина:

 
Годик 41-й подошел,
 И фашист на Эс-Эс-Эр пошел.
 Гонит немцев, гонит финнов,
 Гонит ебаных румынов —
 Годик 41-й подошел.
 
 
 Пишет Гитлер Сталину приказ:
 «В жопу ебаный ты пидарас!
 Все вы будете врагами
 Под моими сапогами,
 Будете вы знать, как воевать!»
 
 
 Пишет Сталин Гитлеру ответ:
 «В жопу ебаный ты драндулет!
 Забирай свою перину
 И пиздуй в свою Берлину,
 До войны осталось полчаса!»
 
 
 До войны осталось полчаса,
 Гитлер рвет на хуе волоса.
 Были-были там вояки,
 Кто без хуя, кто без сраки,
 Вот такие были чудеса.
 

Однако есть сильные сомнения в том, что при жизни Сталина могли распевать песню со словами:

 
Пишет Гитлер Сталину приказ:
 «В жопу ебаный ты пидарас!»
 

После битвы под Сталинградом появляется новая версия:

 
Гитлер – это мерзкая фигура,
 Посылает свору палачей.
 Посылает немцев, финнов,
 В жопу ебаных румынов,
 Чтоб отведать русских пиздюлей.
 

 
 Вот они дошли до Сталинграда,
 Там их наша встретила бригада,
 А «катюши» зашипели,
 Немцы на хуй полетели,
 До свиданья, Гитлер, навсегда.
 

Подобного рода творчество хорошо известно в нашей истории. Взять хотя бы знаменитое письмо запорожцев турецкому султану, тоже полное издевательских крепких выражений.

В рассказе о «дипломатической» переделке «Гопа» вновь не удержусь от цитирования Андрея Синявского:

«Наиболее удачной в немудрящих этих куплетах представляется громкая отповедь, адресованная иностранным державам от имени непреклонного Советского правительства. Найдена универсальная формула дипломатического ответа на всевозможные каверзы, ультиматумы, и одновременно проясняется та роковая проблема, над которой столько бились великие философы, историки и поэты, – проблема странной, загадочной миссии России между Востоком и Западом, между Азией и Европой. Об этом, мы знаем, писал в свое время Александр Блок в знаменитом стихотворении «Скифы», вуалируя наглую рифму поэтической инверсией:

 
Мы широко по дебрям и лесам
 Перед Европою пригожей
 Расступимся! Мы обернемся к вам
 Своею азиатской рожей!
 

Ну а тут без инверсий. Таинственное «двуединое», «срединное» положение России решено одним махом, одним скачком, которым берется этот философский барьер:

 
Я … японца в …
 И … на всю Европу!
 Сунетесь – и вас мы разобьем!
 

Кидняк, скажете? Фуфло? Туфта? Кукла? Это фуцан написал? Не уверен. Ну, может, и не подлинный вор (вор в законе), а все же персонаж, причастный к этой материи, весьма обширной и текучей, которую, имея дело с песней (а не с кастой), мы не в силах распределить по мастям: где тут истинный, идущий от корня, от самого нутра, воровской голос, а где простой хулиган ввязался или какая-нибудь сявка. А то, что повсюду на первый план выпирает декорация, эффектный жест, акробатический номер, так это именно во вкусе блатной музыки…»

Тема «дипломатического Гопа» продолжалась и после войны, отражая уже новые реалии:

 
Прибыл из Америки посол,
 Хуй моржовый, глупый, как осел,
 Он сказал, что Гарри Трумэн
 В Белом доме план задумал,
 Чтобы атом нашу землю снес.
 
 
 Я ему на это отвечал:
 «В рот вас по порядку всех ебал!
 Я ебал японцев в сраку,
 Выеб Гитлера-собаку,
 Трумэну хуй тоже показал.
 
 
 За хуем вы лезете на нас?
 Вас в Китае выебли не раз,
 Вас ебут сейчас в Корее,
 Убирайтесь поскорее,
 Чтоб до смерти вас не заебли».
 

Эта версия была создана в период 1950–1953 годов. 33-й президент США Гарри Трумэн занимал этот пост с 1945-го по 1953 г. Так называемая «корейская война» (конфликт между Северной и Южной Кореей, в котором на стороне Севера выступали СССР и Китай, а со стороны Юга – США под эгидой ООН) продолжалась с 25 июня 1950 по 27 июля 1953 года – хотя об официальном окончании войны объявлено так и не было. В песне война упоминается в настоящем времени, стало быть, она написана не позднее июля 1953 года.

Гарри Трумэн нес личную ответственность за атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, на что намекает автор послевоенного «Гопа». Справедливо и упоминание о Китае. После провозглашения Мао Цзэдуном 1 октября 1949 года Китайской Народной Республики свергнутый Чан Кайши бежал на остров Тайвань под прикрытием войск США и устраивал бомбардировки китайских городов с ведома американцев, пока в районе Шанхая не была размещена советская группировка ВВС. Китай припомнил это в октябре 1950 года, послав на помощь Северной Корее 270-тысячную армию генерала Пэн Дэхуая, а в ноябре уже 420-тысячная китайская армия нанесла чудовищной силы удар по американским войскам. После длительных боевых действий с переменным успехом через три года стороны прекратили боевые действия. Но справедливости ради надо подтвердить, что к тому времени китайцы действительно не раз наносили чувствительные потери войскам США, как это образно отразил в «послевоенном Гопе» неведомый сочинитель.

Но и это не все! «Дипломатический Гоп» живет и поныне. Причем шагнул он за пределы России: сегодня ее исполняет польская группа «Культ» (под названием «Песенка дипломата», с некоторыми изменениями в тексте и пометкой «слова и музыка народные»). Не секрет, что с Польшей у нас нынче отношения, мягко говоря, натянутые. А вот «Гоп» служит по прямому назначению – «народным дипломатом», объединяя нас, несмотря на все обиды и непонимание.

 

Гоп со Смыком

(фронтовая переделка)
Жил-был на Украине парнишка,
 Обожал он темные делишки,
 В драке всех ножом он тыкал,
 По чужим карманам смыкал,
 И за то прозвали его Cмыком.
 
 
 А в Берлине жил барон фон Гоп,
 Он противным был, к тому же жлоб,
 И фон Гоп, чтоб вы все знали,
 Был мошенник и каналья,
 И за то имел он три медали.
 
 
 Вот пошли фашисты на войну
 Прямо на Советскую страну,
 На Украине фашисты
 Власть организуют быстро,
 Стал фон Гоп полтавским бургомистром.
 
 
 Но помощник нужен был ему,
 И фон Гоп направился в тюрьму:
 «Эй, бандиты, арестанты,
 Вы на этот счет таланты,
 Кто ко мне желает в адьютанты?»
 
 
 И тогда вперед выходит Смык:
 «Я работать с немцем не привык,
 Но вы фашисты, мы бандиты,
 Мы одною ниткой шиты,
 Будем мы работать знаменито».
 
 
 Фон Гоп со Смыком спаяны навек,
 Но вдруг приходит к ним наш человек,
 А в руке его граната.
 Гоп спросил: «А что вам надо?»
 Тот ответил: «Смерть принес для вас я, гадов».
 
 
 Вот теперь и кончилась баллада,
 На осине два повисших гада,
 Гоп налево, Смык направо,
 Кто послушал, скажет: «Так и надо!»
 

Достаточно широко известная фронтовая версия «Гопа», отрывок из которой прозвучал в художественном фильме «На войне как на войне» режиссера Виктора Трегубовича. Любопытно, что действие песни, как и оригинала, происходит на Украине – хотя не в Киеве, а на Полтавщине. Причем Гоп со смыком «раздваивается», превращаясь в парочку несимпатичных персонажей, один из которых – губернатор фон Гоп, а другой – уркаган Смык.

Автор переделки явно не принадлежал к преступному миру, поэтому уравнивает уголовника и фашиста. Но вообще профессиональные уголовники «советского розлива» не слишком охотно шли на сотрудничество с оккупантами. Не столько из-за патриотизма, сколько «по понятиям»: «воровской закон» запрещал им сотрудничество с любой властью. Конечно, исключать фактов «уголовного коллаборационизма» нельзя, но в основном с гитлеровцами сотрудничали как раз крестьяне, советские чиновники, даже оппозиционные священники (так называемая «катакомбная церковь»). Блатные же оставались собой и в оккупации.

Но вот какие любопытные сюжеты подбрасывает жизнь! Евгений Ростиков в статье «По кому стреляют Куропаты» рассказывает эпизод, когда фашисты выпустили преступников из оршанской тюрьмы: «В советское время в ней находились уголовники, но при отступлении их выпустили на все четыре стороны. Кстати, часть из них организовала партизанский отряд с понятным названием «Гоп со смыком», который в 1942 году был расформирован».

Так что фронтовая песенка не во всем права…

Заметим, что мы не рассматриваем в этом сборнике десятки других интересных и по-своему замечательных переделок и вариантов знаменитой блатной баллады, в том числе популярный в свое время «Драп со смыком», известный также как «Песня немецкого танкиста»:

 
Грабь-драп – это буду я,
 Воровство – профессия моя,
 Я в Берлине научился,
 А в Париже наловчился,
 И попал я в русские края.
 
 
…Налетели мы на крайний дом.
 Жили в нем старуха с стариком.
 В ноги бросилась старуха,
 Я ее прикладом в ухо,
 Старика прикончил сапогом.
 

Или полную «черного юмора» переделку «Граждане, воздушная тревога»:

 
Граждане, воздушная тревога,
 Граждане, спасайтесь, ради Бога:
 Майки, трусики берите
 И на кладбище бегите —
 Занимайте лучшие места!
 

Но все это увело бы нас далеко от уголовного фольклора.

Как две еврейские сестрички прославили две уличные песни

(«Купите бублички» и «Купите папиросы»)

В конце лета 1959 года в Москве открылась американская промышленная выставка, на открытие которой прибыл вице-президент США Ричард Никсон. Это знаменательное событие сопровождалось культурной программой, в рамках которой состоялись концерты дуэта «Сестры Берри» – Мины (Мерны) и Клары (Клэр).

Это было нечто незабываемое! Широкая советская публика фактически впервые познакомилась с еврейской песенной культурой на идиш (впрочем, некоторые песни дублировались на английском и русском языках). После концертов сестер Берри особую популярность приобрели два шлягера – «Купите бублички» («Койфт майне бейгелах») и «Купите папиросы» («Койфт жэ папиросн»).

Впрочем, «Бублички», впервые появившись в первой половине 20-х годов прошлого века, и без того были достаточно известны. Что касается «Папирос», здесь мнения исследователей расходятся. Одни считают, что они появились в СССР еще до Второй мировой войны, другие (Дмитрий Якиревич) утверждают, что песня утвердилась в среде советских евреев после 1959 года и лишь позднее обросла мифологией.

Попробуем разобраться во всех деталях этих историй.

 

Купите бублички

Ночь надвигается,
 Фонарь качается,
 Свет проливается
 В ночную мглу.
 Я неумытая,
 Тряпьем прикрытая
 И вся разбитая,
 Стою дрожу.
 
 
 Припев:
 Купите бублички,
 Горячи бублички,
 Гоните рублички
 Сюда скорей!
 И в ночь ненастную
 Меня, несчастную,
 Торговку частную
 Ты пожалей.
 
 
 Отец мой – пьяница,
 Он этим чванится,
 Он к гробу тянется,
 И все же пьет;
 А мать гулящая,
 Сестра – пропащая,
 И я – курящая,
 Глядите – вот!
 
 
 Припев.
 Инспектор с папкою
 И с толстой палкою
 Грозит на бублики
 Забрать патент.
 Но я – одесская,
 Я всем известная,
 И без патента все
 Продам в момент!
 
 
 Припев.
 «Не плачь ты, Фенечка, —
 Сказал мне Сенечка, —
 Пожди маленечко,
 Мы запоем!»
 И жду я с мукою,
 С тоской и скукою,
 Когда с разлукою
 Навек порвем.
 
 
 Припев:
 Купите бублики,
 Горячи бублики,
 Купите бублики —
 Да поскорей!
 За эти бублики
 Платите рублики,
 Что для республики
 Всего милей!
 

Песня «Купите бублички» родилась во времена нэпа и приобрела необычайную популярность – в том числе в босяцкой и уголовной среде. В тексте есть абсолютно недвусмысленные указания на время создания песни. Так, в нем упоминается «инспектор с папкою», который «грозит на бублики забрать патент». В период «новой экономической политики» для ведения частной торговли требовался патент, который выдавался лицам, достигшим 16 лет. Разумеется, значительная часть торговцев предпочитала обходиться без патента. Вот что пишет Евгений Петров в воспоминаниях об Ильфе:

«В 1923 году Москва была грязным, запущенным и беспорядочным городом. В конце сентября прошел первый осенний дождь, и на булыжных мостовых грязь держалась до заморозков. В Охотном ряду и в Обжорном ряду торговали частники… Иногда раздавался милицейский свисток, и беспатентные торговцы, толкая пешеходов корзинами и лотками, медленно и нахально разбегались по переулкам. Москвичи смотрели на них с отвращением. Противно, когда по улице бежит взрослый, бородатый человек с красным лицом и вытаращенными глазами».

При этом торговлей вразнос занимались не только представители простонародья, у которых отец – пьяница, а мать – уборщица. Торговать бубличками, пирожками, овощами и прочим приходилось и представителям некогда имущих классов.

Г.Андреевский в книге «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1920—1930-е» пишет: «Как-то в 1923 году в народный суд милиционер привел девочку. Судья Иванова обратила внимание на ее опрятность, белый бант в светлых, немного вьющихся волосах и на книксен, который она сделала, войдя в кабинет. Из милицейского протокола следовало, что девочка занималась спекуляцией и оказала неповиновение работникам милиции. Вины своей она не отрицала. Судья стала разбираться, и выяснилось, что Нина, так звали девочку, старший ребенок в семье. Семья живет в подвале. Мать ходит на биржу труда, но устроиться на работу не может. Есть дома нечего. Все надежды семья возлагает на то, что Нина заработает на торговле яблоками – 50–70 рублей в день – и что-нибудь купит, чтобы не умереть с голоду. Патента на торговлю у Нины нет и быть не может, так как ей нет еще шестнадцати лет. А нет патента – торговля незаконная. Попала девочка в милицию. Продержали ее там до ночи, а потом отпустили, только она идти домой отказалась: страшно. В милиции посчитали такое поведение дерзостью и на следующее утро привели девочку в суд для наказания. Только судья оказалась не формалисткой. Взглянула с тоской на милиционера, вздохнула и девочку выпустила».

Самодеятельным предпринимателям следовало бояться не столько инспектора «с толстой палкою», который на самом-то деле ни за кем не гонялся. Куда более грозными оказывались сотрудники милиции, в чьи обязанности входила проверка патентов на уличную торговлю. Тот же Г.Андреевский отмечает:

«В марте 1924 года помощник начальника 12-го отделения милиции Соловьев и милиционер Гришин распили пол-литра водки и пошли проверять патенты на торговлю. В то время беспатентная торговля была очень модным занятием. Никто не хотел платить и уравнительный налог, составляющий 1 % с оборота. В 1925 году, например, ежедневно за беспатентную торговлю милиция штрафовала пятьдесят-шестьдесят мелких торговцев, правда, безрезультатно. Оштрафованный тут же, на глазах милиции, продолжал торговать, перейдя на соседний угол… Все это возмущало работников милиции. И вот, распалившись от алкоголя и законного негодования, Соловьев взял у одного торговца мануфактурный товар и бросил его в грязь, а после этого встал на него и начал топтать ногами».

Реалиями нэпа объясняется и то, почему «рублики», плаченные за бублики, «для республики всего милей». Денежная реформа 1923–1924 гг. в Советской республике ставила целью остановить инфляционные процессы (до реформы счет деньгам шел на миллионы и миллиарды). Был выпущен полноценный золотой советский червонец, в весовом отношении – точная копия царского, а также бумажный червонец с золотым обеспечением. Планировалось выпустить и более мелкие устойчивые банкноты. В официальной терминологии появились термины «твердые деньги», «твердая валюта» – так называли рубль, который должен был конкурировать с иностранной валютой. Кстати, в это время в лексиконе беспризорников и босяков появляется слово «валюта», означающее деньги вообще, а вовсе не иностранные.

По поводу автора песни существуют расхождения. Дмитрий Сергеевич Лихачев вспоминал: «Член-корреспондент АН СССР известный литературовед Леонид Тимофеев в молодости сочинил чрезвычайно популярную у шпаны песенку: «Купите бублички»… Под музыку «Бубличков» в 20-е годы танцевали фокстрот, а в Соловецком театре отбивала чечетку парочка – Савченко и Энгельфельдт. Урки ревели, выли от восторга (тем более что артисты были «свои»)».

Тимофеева называет автором «Бубличков» и ученица Николая Гумилева поэтесса Ирина Одоевцева в мемуарах «На берегах Невы», рассказывая о своих занятиях в петроградском «Институте Живого Слова» в 1918 году:

«Мы – слушатели «Живого Слова», «живословцы» – успели за это время не только перезнакомиться, но и передружиться…

Самый «заметный» из поэтов, Тимофеев, жил, как и я, на Бассейной, 60 и, возвращаясь со мной домой, поверял мне свои мечты и надежды, как брату-поэту, вернее, сестре-поэту.

Это он, много лет спустя, сочинил знаменитые «Бублички», под которые танцевали фокстрот во всех странах цивилизованного мира:

 
Купите бублички,
 Горячи бублички,
 Гоните рублички
 Ко мне скорей!
 
 
 И в ночь ненастную
 Меня несчастную,
 Торговку частную
 Ты пожалей.
 
 
 Отец мой пьяница,
 Он этим чванится,
 Он к гробу тянется
 И все же пьет!
 
 
 А мать гулящая,
 Сестра пропащая,
 А я курящая —
 Смотрите – вот!
 

«Бублички» действительно – и вполне справедливо – прославили своего автора. Но в те дни Тимофеев мечтал не о такой фокстротной славе. Лира его была настроена на высокий лад».

Прежде всего, заметим, что Дмитрий Сергеевич ошибался. Он явно перепутал профессора Леонида Тимофеева с поэтом и драматургом Борисом Николаевичем Тимофеевым (1899–1963), о котором, скорее всего, и рассказывала Одоевцева. К слову сказать, в 30-е годы Тимофеев достиг определенной популярности благодаря стихам, на которые был написан ряд романсов, известных до сей поры, музыку к большинству из них написал известный в то время композитор Поль Марсель (Поль-Марсель Александрович Русаков). Кроме того, помимо шлягеров тех лет «Мне бесконечно жаль своих несбывшихся мечтаний», «Мы странно встретились и странно разойдемся», «Вернись, я все прощу», «За окном черемуха колышется», Тимофееву принадлежит также авторство знаменитой песни «С одесского кичмана», которой в нашем сборнике посвящена отдельная глава. Видимо, Одоевцева спутала «Бублички» с «Кичманом».

На самом деле большая часть исследователей склонна считать автором «Бубличков» известного одесского поэта Якова Петровича Давыдова (1885–1940), более известного под псевдонимом Яков Ядов (другие псевдонимы – Боцман Яков, Аника Воин, Жгут, Мартын Задека, Якив Орута и т. д.). Ядов – автор сотен песенок, стихотворных фельетонов, сатирических сценок, эпиграмм, которые звучали со столичных и провинциальных эстрад. По поводу авторства Ядова остался ряд свидетельств. Об этом, в частности, вспоминает популярный в свое время куплетист Григорий Красавин. Его воспоминания дошли до нас в двух вариантах. Первый сохранился на магнитофонной записи 1956 года в фондах Музея эстрады созданного еще в советском Ленинграде Г.М.Полячеком.

Красавин рассказывает: «Приехав на гастроли в Одессу, я был поражен, что, пока я ехал с вокзала к Ядову на Сумскую улицу, всю дорогу меня сопровождали возгласы «купите бублики!» Мне захотелось иметь песенку с таким припевом. О своем желании я сказал Ядову и сыграл на скрипке, с которой обычно выступал, запавшую в память мелодию. Яков Петрович разразился обычным для него бурным смехом и сказал жене Ольге Петровне своим сиплым голосом: «Ставь самовар для артиста. А я буду печь бублики…» Полчаса стучала в соседней комнате машинка. В тот же вечер я с листа исполнял «Бублики» в «Гамбринусе». На следующий день Одесса запела “Бублики”».

Питерский филолог Владимир Бахтин приводит еще более полную версию, которую он обнаружил в Санкт-Петербургской театральной библиотеке: там сохранилась небольшая рукопись «К выступлению Григория Красавина». Это – набросок речи артиста на концерте «500 лет на эстраде». (В юбилейном концерте приняли участие старейшие артисты эстрады, общий стаж их выступлений и составил эту цифру.) Вот как там пересказана история создания «Бубличков»:

«У меня была привычка собирать мелодии песенок на всякий случай. Бывало, услышу в кафе или ресторане что-нибудь характерно-эстрадное, прошу пианиста дать мне ноты. Одна из этих мелодий мне пригодилась в 1926 году. Я тогда жил в Харькове, и туда приехали известные администраторы Борис Вольский и Аркадий Рейф. Они меня приглашали на открытие сезона в Одессу – в Театр миниатюр на Ланжероновской улице. В процессе разговора, когда я старался выяснить, в чем состоит одесская «злоба дня», они мне сказали, что в Одессе на всех углах продают горячие бублики с утра до вечера и с вечера до утра. Только и слышно: «Купите бублики, горячие бублики…» Вот это, сказали они, стоило бы отразить в песенке. Кто это может сделать хорошо и быстро? Только один человек – Яков Петрович Ядов! Через несколько часов мы были на Сумской улице в квартире Ядова. Якову Петровичу очень понравилась музыка. Он сразу загорелся: «Это прекрасная идея. Надо показать в этой песенке несчастную безработную девушку, мерзнущую на улице ради куска хлеба, умирающую с голода для обогащения нэпмана, так сказать, одну из «гримас нэпа». Он задумался, потом сказал: «Идите в столовую пить чай, а я буду печь бублики». Мы сидели в кругу семьи Ядова, пили чай, а в соседней комнате стучала пишущая машинка. И не прошло тридцати минут, как Ядов без заминки прочел то, что я сейчас исполню…

Через неделю в Одессе я после четырех первых своих номеров пел «Бублики». Назавтра их пела всю Одесса, а через некоторое время, когда я приехал в Ленинград, Утесов, встретив меня, сказал: «Гриша, я пою твои «Бублики». Ничего?» – «Кушай на здоровье», – ответил я ему…»

В 1932 году Утесов даже записывает «Бублички» на пластинку, которая продавалась только в магазинах Торгсина. Правда, Леонид Осипович ограничился одним куплетом в следующей версии:

 

Ночь надвигается,

 Фонарь качается,
 Мильтон ругается
 В ночную тьму.
 А я, немытая,
 Дождем покрытая,
 Всеми забытая,
 Здесь на углу.
 
 
 Припев:
 Купите ж бублички,
 Горячи бублички,
 Гоните рублички
 Сюда скорей!
 И в ночь ненастную
 Меня, несчастную,
 Торговку частную,
 Ты пожалей.
 

Кстати, Леонид Утесов тоже не сомневался в авторстве Ядова. Он говорил об этом в своем последнем интервью Зиновию Паперному (Театральная жизнь. 1987. № 14):

«– Ваша любимая песня?

– Песня протеста.

– Против чего?

– Не против чего, а про что. Про тесто. Короче говоря, «Бублики».

И он поет:

 
Ночь надвигается,
 Фонарь качается,
 Мильтон ругается
 В ночную мглу…
 

– А кто автор?

– Яков Ядов».

То, что «Бублички» исполняли именно Красавин и Утесов, – не случайно. В те времена куплетисты делились на «салонных» («фрачных») и «рваных» («босяков»). Красавин и Утесов относились ко второму типу. Во всяком случае, Утесов начинал с маски оборванца, ею пользовались и многие другие эстрадники – Николай Смирнов-Сокольский, Василий Гущинский. А родоначальником «босяцкой» эстрады по праву следует признать блистательного Михаила Савоярова, который использовал маску «босяка» еще в 1915 году и сочинил специальные куплеты: «Я – босяк и тем горжуся, Савояровым зовуся». Учеником Савоярова и был Красавин.

Но вернемся к «Бубличкам». На авторстве Ядова настаивает и Константин Паустовский. Он вспоминает в четвертой книге своей «Повести о жизни»:

«Весной 1922 года я уехал из Одессы на Кавказ и несколько месяцев прожил в Батуме.

Однажды я неожиданно встретил на батумском приморском бульваре Ядова. Он сидел один, сгорбившись, надвинув на глаза старую соломенную шляпу, и что-то чертил тростью на песке.

Я подошел к нему. Мы обрадовались друг другу и вместе пошли пообедать в ресторан «Мирамар».

Там было много народу, пахло шашлыками и лиловым вином «Изабелла». На эстраде оркестр (тогда еще не существовало джазов и мало кто слышал даже про саксофон) играл попурри из разных опереток, потом заиграл знаменитую песенку Ядова:

 
Купите бублики
 Для всей республики!
 Гоните рублики
 Вы поскорей!
 

Ядов усмехнулся, разглядывая скатерть, залитую вином. Я подошел к оркестру и сказал дирижеру, что в зале сидит автор этой песенки одесский поэт Ядов.

Оркестранты встали, подошли к нашему столику. Дирижер взмахнул рукой, и развязный мотив песенки загремел под дымными сводами ресторана.

Ядов поднялся. Посетители ресторана тоже встали и начали аплодировать ему. Ядов угостил оркестрантов вином. Они пили за его здоровье и произносили замысловатые тосты».

Как легко убедиться, у Красавина и Паустовского даты не соответствуют. Если песня была написана в 1926 году, как утверждает куплетист, то в 1922-м писатель никак ее слышать не мог. Есть смысл все-таки довериться именно Красавину. На это косвенно указывает хранящийся в его архиве первоначальный текст «Бубличков», который значительно отличается от более поздних переделок:

 
Ночь надвигается,
 Фонарь качается,
 И свет врывается
 В ночную мглу…
 А я, немытая,
 Тряпьем покрытая,
 Стою, забытая,
 Здесь – на углу.
 
 
 Горячи бублики
 Для нашей публики,
 Гони-ка рублики,
 Народ, скорей!
 И в ночь ненастную
 Меня, несчастную,
 Торговку частную,
 Ты пожалей.
 
 
 Здесь, на окраине,
 Год при хозяине,
 Проклятом Каине,
 Я состою.
 Все ругань слушаю,
 Трясусь вся грушею,
 Помои кушаю,
 Под лавкой сплю.
 
 
 Горячи бублики
 Для нашей публики,
 Гони мне рублики,
 Народ, не зря.
 Тружусь я ночкою,
 Считаюсь дочкою
 И одиночкою
 У кустаря.
 
 
 Отец мой пьяница,
 Гудит и чванится.
 Мать к гробу тянется
 Уж с давних пор.
 Совсем пропащая,
 Дрянь настоящая —
 Сестра гулящая,
 А братик вор!
 
 
 Горячи бублики
 Для нашей публики,
 Гоните рублики
 Вы мне в момент…
 За мной гоняются
 И все ругаются,
 Что полагается
 Мне взять патент.
 
 
 Здесь трачу силы я
 На дни постылые,
 А мне ведь, милые,
 Шестнадцать лет…
 Глаза усталые,
 А губки алые,
 А щеки впалые,
 Что маков цвет.
 
 
 Горячи бублики
 Для нашей публики,
 Гоните рублики
 Мне кто-нибудь…
 Суженый встретится,
 И мне пометится <…>
 Мой честный путь.
 
 
 Твердит мне Сенечка:
 «Не хныкай, Женечка,
 Пожди маленечко —
 Мы в загс пойдем».
 И жду я с мукою,
 С безмерной скукою,
 Пока ж аукаю
 Здесь под дождем.
 
 
 Гони мне рублики,
 Для нашей публики
 Купите бублики,
 Прошу скорей,
 И в ночь ненастную
 Меня, несчастную,
 Торговку частную,
 Ты пожалей!
 

Литературовед Бенедикт Сарнов тоже не склонен доверять рассказу Паустовского, поскольку тот «об авторстве Ядова говорит в книге, представляющей собой художественное произведение». Сарнов утверждает, что, хорошо зная писателя, имеет все основания «относиться ко многим его свидетельствам с той же степенью доверия, с какой относятся обычно к рассказам охотников и рыболовов». Однако следует учитывать, что, помимо рассказа Паустовского, существует также и рассказ Красавина.

Что касается мелодии «Бубличков», Красавин признается, что выбрал ее случайно, «из засевших в голове». Но в ряде источников автор называется. Так, в дискографии Юрия Морфесси, приведенной в сборнике «Очи черные: Старинный русский романс» (2004), указано: «С.Богомазов и Г.Красавин – Я.Ядов (запись на пластинку фирмы «Парлофон», Германия, 1930-е гг.)». В сборнике «Запрещенные песни. Песенник» (2004) стоит: «слова Б.Тимофеева, музыка Г.Богомазова». Подробностей о композиторе С. (или Г.) Богомазове мне выяснить не удалось. Впрочем, Ирина Одоевцева утверждала, что мелодия «Бубличков» заимствована из иноземного фокстрота…

Песню Ядова в начале 30-х включает в свой репертуар певец Юрий Морфесси, эмигрировавший в 1920 году из Одессы в Константинополь и осевший в Париже. «Боян русской песни», как называли Морфесси современники, создал, однако, облегченный вариант текста. Социальные мотивы и связь с советскими реалиями напрочь пропадают, и песня превращается в веселый шлягер о предприимчивом торговце:

 
Ночь надвигается,
 День мой кончается,
 Я отправляюся
 По кабачкам,
 Все, что осталося,
 Не распродалося,
 Здесь, я надеюся,
 Все-все продам.
 
 
 Припев:
 Купите бублички,
 Горячи бублички,
 Кладите рублички
 Сюда скорей!
 И в ночь ненастную
 Меня, несчастного,
 Торговца частного,
 Ты пожалей!
 
 
 Еще мальчонкою
 С своей сестренкою
 Ирисом, спичками
 Я торговал,
 Так что с детства я,
 Да с малолетства я
 Торговцем-частником
 Смышленым стал.
 
 
 Припев:
 А время катится,
 И силы тратятся.
 Я выпью водочки
 И не грущу.
 А ну-ка, бубличка,
 Кто хочет бубличка,
 Гоните рублички —
 Я угощу.
 

О популярности «Бубличков» в СССР свидетельствует и одна из переделок времен Великой Отечественной войны неизвестного автора, видимо, угнанного на работы в Германию:

 
Вагон качается, ночь надвигается,
 К нам не приходит желанный сон.
 Страна любимая все удаляется,
 Едет в Германию наш эшелон.
 
 
 Прощайте, улицы родного города,
 Прощайте, девушки, отец и мать.
 Едем в Германию на муки голода,
 Едем мы мучиться и погибать.
 
 
 Так знайте ж, сволочи вы фашистские,
 Скоро настанет тот грозный час,
 Когда в Берлин придут наши герои
 И отомстят они за всех, за всех за нас.
 

Позднее, уже после Второй мировой войны, песня про бублички вошла в репертуар дуэта «Сестры Берри», которые исполняли ее на идиш. Когда песня переведена на идиш – до войны или после, неясно. Ясно одно: «Купите бублички, койфт майне бейгелах!», как и вариант Морфесси, очень отличается от оригинала. Вот что пишет по этому поводу в своем эссе «Купите бублики для всей республики!» Маша Аптекман:

«У идишской песни «Бейгелах» совсем другая героиня – томная, боязливая, поэтичная, глубоко несчастная… До бубликов она, скорей всего, продавала фиалки, но после того как Чарли в котелке перевернул корзинку, пришлось переквалифицироваться.