Текст книги "Иоганнес и Маргарет (СИ)"

Автор книги: Александр Ковальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Крестьянам я оставил вдоволь еды. По солдатской походной норме. Солдатики на такой норме шагают целыми днями и ничего, а крестьянам зимой на печи сидеть и подавно хватит. Так что пусть своих отпрысков забирают, и не ноют. А то вы все меня за дурня держите.

В этот момент у Вивины на душе словно кошки заскребли. Она не к месту вспомнила, что прожила на свете почти целый век, но так и не родила себе наследницу, которая могла бы продолжить колдовской род – знания и силушка передавались только по женской линии. Более того, она даже не думала об этом, пока не стало поздно. Она уже много лет был неспособна к деторождению.

Да и кто захочет лечь с такой уродиной – разве что под действием любовного зелья. Но такого сильного зелья, чтобы её, старуху, приняли за молодицу не умела варить Вивина. О таком её матушка просто не успела рассказать. А может и сама того не умела.

Впрочем кое-что ведьма таки умела. Умела Вивина заговаривать зубы, да змеиные укусы у коней лечить. В основном за этим и ходили к ней. Ну и кроме прочего умела она готовить!

– Ай ладно, сядь поешь. Посиди. Готовлю я вкусно. Налью тебе чарку горилки, а там посмотрим, обсудим. Может сыщем какой компромисс. Вот что с тебя более всего в этом году князь стребовал?

Рыцарь сел – в этом году он был слишком послушным.

Ага! Может и зря она его так боялась все эти годы, может её страх перед ним – по бабски надуманное это? Лицо за забралом, подумаешь, а она уже фантаризует. Нет, все мужики одинаковые, предложи вам пожрать или ещё чего, что вы любите и вы покажете свою натуру… Впрочем сейчас она могла предложить только еду, не то, что в молодости. Тогда у неё была такая красотища колдующая… Но ничего, сойдёт и еда.

В хату было уже начал ломится паж сборщика, но сборщик поднял руку и жестом остановил его в дверях, и прибавил.

– На пороге постой. Дверь только за собой прикрой, холод не нужно напускать старухе в хату. Мы же не ироды какие-то.

Ведьма тем временем засуетилась. Смахнула в помойное ведро объедки после детей, и начала заново накрывать на стол.

Для начала достала казанок с картошкой из печи.

– Ты ешь, ешь милок, не стесняйся. И пригласи к нам служивого своего за стол, небось тоже устал и проголодался. Заходи, заходи, – обратилась Вивина уже к пажу, – не стесняйся, не слушай своего господина то. У вас там оно какма в кодексах лыцарских. Нельзя ослушаться дам, а?

– Он не рыцарь, постоит. Да и ты, не дама. И можешь так не суетится.

Впрочем ведьма уже была в процессе.

Вытащила на дубовый стол шкалик водки, кусок сала, нашинкованный чесноком и специями, солёных огурцов. Из печи достала похлёбку из овсяной каши и с добрым куском говядины в нем. Солдатик в дверях должно быть голоден, и этот, их офицер вероятно тоже. В конце концов человек он или нет? Ничего, потечёт слюнка, снимет свой шлем и начнёт есть её стряпню.

На все это сборщик податей смотрел молча, не снимая своего ведра-шлема. Ведьма же накрывала и накрывала, вот уже рядом с первыми блюдами лёг большой черепок с пряниками, рядом ещё один – с конфетками сладенькими.

От яств поднимался пар и запах, так что у вояки, что стоял в дверях закрутило в животе и во рту брызнула слюна. У него было поднято забрало, и она увидела, как он сглотнул, и как при этом дёрнулись его усы-щётки. Ещё чуть-чуть и он ступит шаг вперёд и усядется за стол. Ну пусть и так, сначала тот в дверях, а затем уж и этот, который сидит за столом.

Но случилось ровно то, что и должно было случится – свои маленькие вострые личика показали дети, спрятавшиеся на печи – белокурые мальчик Иоганнес и его сестра Маргарет. Они с интересом смотрели на сборщика податей пуговками глаз. Сцена повторяла ту, что была в доме у их родителей – один в один.

Сборщик податей же совершил, казалось невиданное для него действие. Щёлкнули защёлки на шлеме и рыцарь медленно, словно совершая ритуал, начал разводить половинки забрал, отводя их вверх и в бок. Он снимал шлем.

О да, перед чарами ведьмы – путь она уже стара и не может завлечь мужчину красотой – нелегко устоять. Стряпня – тоже своего рода магия… Хорошая жена должна об этом знать… Она не раз говорила это приходившим к ней за советом женщинам, жалующимся на то, что их мужья стали холодны…

К слову – странную советницу они выбрали себе в этом вопросе – ту у кого у самой не было мужа. Но, со временем она привыкла и раздавала мнения авторитетно и со знанием дела. В конце концов – ей платили деньги, и она начала относится к этому как к работе.

Когда забрало было поднято, рыцарь сдавил руками бока шлема и начал стягивать его с головы движением вверх, взъерошивая волосы, и освобождая лицо. Под металлической маской оказалось не злобное и демоническое лицо – как можно было подумать, услышав голос рыцаря из-под маски – но обычное лицо мужчины лет сорока – сорока пяти.

Волосы мужчины были черны и лишь кое-где пробивалась редкая седина. Виски и шея были коротко острижены – типичная стрижка типичного офицера всех времён и народов. Взгляд тёмных глаз был тяжёлый, но вполне человеческий и к тому же усталый. Лицо было немного полным – но это было связано скорее с возрастом, чем собжорством. Что-то незримо выдавало в этом человеке аскета.

Возможно то, что он положил шлем на стол, рядом с собой, и не набросился на еду, возможно равнодушие с которым он смотрел мимо стола в лицо старухи.

Но именно это простое, обычное лицо заставило старуху побледнеть, а вернее – поскольку ведьма была уже очень старой и сморщенной и её кожа и без того походила на пергамент – позеленеть.

Казалось, она уже не замечает, ни деток у себя на печи, ни солдата в дверях, ни яств на столе. Забыла она и про подать. Она видела лишь это спокойное, слегка суровое, немного раскрасневшееся от пребыванием под шлемом лицо, смотрящее прямо на неё. И не понимая от чего, не могла издать ни звука, ни да пошевелится.

– Ну что же, – произнёс сборщик податей. Без шлема его голос оказался обычным, и вовсе не безжизненным – можно и повечерять с тобой, старуха. А давай ка мы и детишек пригласим к нам за стол, что скажешь? Пусть и они поедят, небось в родительском доме их не очень то хорошо кормили, а? Что скажешь, старуха?

На этих словах бордовый крест на эмалированном нагруднике сборщика блеснул в огоньках свечей зловеще и холодно, ему вторили аккуратно выделанные на розах капли росы – боги, да они же сделаны из мелких благородных камней!

Ведьма наконец смогла пошевелится, но тут же подавила в себе первоначальный порыв. От внимательных глаз налогового агента это не ускользнуло – тем более, что без шлема он видел во сто крат больше.

– А может, ты старуха, тоже окажешь нам честь? Небось, умаялась, обхаживая меня. А? Давай, садись, бабуля к нам за стол. Бери, пирожочек, съешь. Или давай мой паж нальёт тебе пивка, которым ты так щедро и по-хозяйски хотела угостить нас. Сама то небось притомилась.

Ведьма натужно засмеялась. В голове зазвучало «я пропала».

Глаза её заволокло пеленой, а руки и ноги лишились сил.

– Да что вы, сынки. Не хочу я есть. Мне старухе не нужно есть так много, как вам, молодым.

– А впрочем, я настаиваю, сударыня. Ты ж себя причислила к сударыням да к благородным женщинам, а? Они так же учтивы должны быть как и джентельмены и не отказывать в вежливой просьбе. – О да, без шлема голос сборщика сквозил лёгкой, едва уловимой иронией.

Ведьма злобно поглядела на сборщика податей и затряслась. Казалось ещё миг, и с её губ слетит пена.

Сборщик засмеялся, и сказал своему слуге

– Влей ка ей в рот того самого пивка, что им она нас угостить хотела!

Солдат, стоящий все это время у дверей, вынырнул из тени, и подошёл к столу за кружкой с пивом. Он взял пиво со стола, и второй, свободной рукой в железной перчатке стиснул горло ведьмы, и перевернул кружку с пивом ей в рот.

Пиво полилось по щекам, и по переднику ведьмы. Она пыталась отплеваться. И в тот же миг, как солдат, держащий ведьму за горло, почувствовал, что часть пива попала внутрь, отпустил горло ведьмы.

Старуха была в бешенстве, она бросилась к печи за длинным ножом, но не дойдя до неё сообразила, что такие доспехи не возьмёт не то, что нож, но и секира северного варвара.

Она по инерции дошла дошла до печи и бессильно хлюпнулась своим задом на лавку, как мешок с картошкой. Она до того расклеилась, что казалось вот-вот растечётся как мешок с навозом.

– Ну что же ты ведьма, с добрыми людьми так обходишься то? Мы ведь вежливо с тобой обходились, как с равным, а ты выёживаешься.

– Я думала ты деткам вред причинишь.

– О, смотри, о детях заговорила, карга. А деток я и правда заберу. В вашем гнилом краю нечего таким славным и смелым детям делать. Вычистите все, что есть у этой ведьмы. Все одно, она сдохнет от своего же яда через сутки.

Человек за столом помолчал. С печи шмыгнул кот, и от его движения затрепетали огни в доме. Камешки на перьях шлема и на груди у сборщика податей ещё раз блеснули и погасли.

– Последствия наших грехов всегда нас настигают, не правда ли? Да, мать?

То ли чары ведьмы развевались, что ли ещё что, но морщины на лице понемногу расправлялись и с совсем скрюченной старухи она превращалась в старую, но обычную женщину. Сейчас она казалось женщиной лет семидесяти. Безусловно старой, немного полноватой, но не той страшной столетней сморщенной как курага бабой. Своей лёгкой полнотой, появившимся овалом лица, она стала напоминать сборщика податей.

– Всегда, возвращаются, – промолвила она. Её потряхивало, но казалось она смирилась со своей судьбой – она больше не брыкалась, а сидела, положив ладошки на колени. Ну тебе примерный школяр монастырской школы.

– Скажи ка, старуха, найдём ли мы у тебя под половицами кости людей? А? Или же обвинения что я слышал в твой адрес безосновательны? Или ты горазда только на то, чтобы детей подкидывать людям под порог, а с убийством сладить не можешь? – о да, в этом голосе сквозил сарказм. Он был едва уловим, но она поняла, что он способен отравить сердце похуже её незамысловатых ядов.

– Мог бы отблагодарить, щенок, что я тебе вообще сохранила жизнь! А перед богами я чиста! Я с тех пор многих сорванцов подкармливала, многим людям послабление дала, многих излечила! Вот этих тоже до весны я бы не оставила голодными! Так что я за свой старый грех уже сторицею отплатила!

– О, я благодарен, ты даже не можешь представить как. Но слова ведь ничего не значат, да? И тебе мои благодарности ни к чему, – пауза. Рыцарь определённо вкладывал в эти слова эмоции. Но какие? Невыразительная ненависть, боль, злость? Что это было? Или все та же ирония, ирония даже по поводу собственной судьбы… Впрочем когда он произносил последние слова, то казалось, что он уже утратил всякий интерес к беседе – Да! До свидания, или вернее прощай. Мы удаляемся.

Ведьме пришло в голову. что лицо, лицо то у ублюдка открыто! Она может впиться ему в гнусную рожу своими когтями! Но сборщик податей уже поднялся со стула – доспех не стеснял его движений – сделал оборот к двери на пятках, и ловко водрузил на голову шлем. Помощник же подхватил детей под мышки и выволакивал их на улицу, идя вслед за сборщиком податей.

Поднявшейся с лавки ведьме оставалось только ещё раз беспомощно плюхнуться на ту же лавку у печи. И всю жёлчь, что копилась в ней, и которую она готова была вылить на знакомого незнакомца, или незнакомого знакомца – всю её теперь будет суждено испить ей самой за те короткие сутки, что ей осталось жить. Ах как стара она, но как же ей вдруг захотелось жить!

Исполняя финальным аккорд этой сцены скрипнула дубовая дверь, оббитая листовым железом.

8

– Вот такая история, – подытожил Марэнгриум, советник герцогов.

Половина воинов, убаюканная размеренная голосом Марэна спала – этого он и добивался. Ситтрюг спросил.

– И все? А что сталось с детьми?

– О, я могу поведать не только то, что случилось с детьми. Но и то, что случилось со сборщиком податей и всей его командой.

Сборщик податей был бастардом от королевской крови Корфы.

В борьбе между княжествами Большой земли верно и преданно поддерживая он своего князя. И воздалось ему – поднялся он от сборщика податей, до министра финансов. А затем, как первый наместник князя, он стал одним из самых влиятельных людей на континенте. Не в последнюю очередь благодаря тому, что умел управляться с этими самыми финансами.

На Корфе, тем временем, умер король, и началась борьба за престол, результатом которой стал значительно поредевший царский род. Настолько поредевший, что наш славный министр финансов стал реальным претендентом на трон.

Но в претендентах недолго ходил он. Финансы это именно то, чего не хватало Корфе. И министр финансов независимого княжества Большой земли стал первым императором Корфы – Карлом Первым, объединившим Корфу и княжество, находящееся на Большой земле.

Его славная банда законных разбойников – вернее те, кто остался жив, стали его военачальниками. Всем им пожаловали рыцарские звания. Круг рыцарей императора Карла, не слыхал, Ситрюг?

Маленький мальчик, которого извлёк из лесной хижины Карл, оказался смышлёным малым, как и говорил Карл. В довольно молодом возрасте Карл жаловал ему звание корфийского прево (прево – должностное лицо) по торговым делам.

Его сестра стала фрейлиной императрицы и завидной невестой.

Став императором Карл провёл не одну ревизию по деревням Большой Земли.

Он инициировал ряд расследований и выискивал военных преступников, каннибалов, сбежавших каторжников. Весь сброд, который неизбежно образуется в результате военных конфликтов. А конфликты на Большой земле, как мы и говорили длились не одно десятилетие. И все, кто был найден – был казнён, если заслуживал этого. Либо им был вынесен другой приговор – по тяжести преступления.

– Я такой интерпретации этой истории не слышал. Но мне понравилось, – сказал Люцифер, улыбаясь.

– Что именно тебе внове?

– Что старуха была матерью императора Карла Первого. Ведь так это стоит понимать из твоей сказки?

Марэнгриум улыбался.

– Стыдно тебе, столь почтенному гражданину Корфы – пусть и в изгнании – так плохо знать родословную императора. Ведь в какой-то мере это и твоя родословная, Люцифер Корфийский, сын Эрика, герцог Димисит.