Текст книги "Жестокая экономика. 37 невыученных уроков"

Автор книги: Александр Иванов

Соавторы: Дмитрий Потапенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Благословенная земля

Шампань, родина вин, является еще и родиной товаропроводящих цепочек. Именно там родились история ярмарок и история торговых судов. Непосредственно на месте разбирались все споры, и предприниматели могли вынести решение, то есть всегда присутствовал третейский судья.

Обустраиваются склады, то есть логистические центры (3PL[5]5
  Third Party Logistics – «логистика третьей стороны». Означает передачу предприятием на постоянное обслуживание другой организации бизнес-процессов, связанных с логистикой. В цепочке движения товара от производителя к потребителю появляется третья сторона – компания, оказывающая логистические услуги.


[Закрыть] операторы по-современному). Есть место хранения, место комплектации и место выдачи товара. Шампань становится лидером ярмарочной торговли, лидером новой технологии продвижения товаров к покупателю.

И все это благодаря, по сути дела, потворству Генриха. Генрих дал возможность развиться этим местам, не стал активно вмешиваться. Королям присуще вмешиваться. Но этот оказался разумнее.

Столетняя война, как и любая война, останавливает прогресс, точнее, прогресс, касающийся торговли, и развивает иные технологии, в том числе контрабанду, конфискат, контрафакт. Вот такая дилемма: война – благо для технологий или зло? Пожалуй, все-таки больше зло.

А через столетие Шампань будет возрождена. Но не как родина товаропроводящих цепочек, а как родина классического игристого вина.

Глава 11
Мосты Средневековья

Дороги создавали империи и государства, обогащали тех, через чьи земли они проходили, и разоряли тех, чьи земли они обходили. А поскольку постоянных, вечных путей не существовало, дороги меняли свои направления – чаще по прихоти чрезмерно глупых, жадных или жестоких правителей, реже – по прихотям природы, – людям, волею судеб оказавшимся у дороги, история давала крайне недолгую, по меркам истории, возможность кардинально, всерьез и надолго, переломить свою судьбу.

До IX века идеальный путь из Северной Европы на юг (и далее – через Византию в Средиземноморье) пролегал по Дунаю, но вторжение в дунайскую долину венгерских орд вызвало полное смешение в только начавшейся было складываться системе европейской торговли.

Собственно, товарообмен внутри только-только выходящей из полосы «темных веков» Европы был скуден и в какой-то мере бессмыслен: одинаковые способы возделывания одних и тех же сельскохозяйственных культур, одни и те же технологии и материалы, применяемые для изготовления одних и тех же предметов, делали торговлю пустым занятием. То ли дело – манящий Константинополь, куда в ту пору стекалось все необычное из всех известных земель, – вот она, достойная цель торговцев!

Мало кто помышлял в те годы о более далеких странствиях – в арабские земли, например…

Так или иначе, но Европа, которую венгры, сами того не чая, схватили за горло, стала лихорадочно искать выходы из положения. Вариантов было не слишком много.

Викинги, которые к этому времени провели впечатляющую разведывательную работу на бескрайних и малолюдных просторах от Балтики до Черного моря, прокладывали свой маршрут, который позже станет нам известен как «путь из варяг в греки». Как торговый путь он был весьма скромен по оборотам, но это небольшое «окно возможностей» нашло свою реализацию – Киев, который первоначально представлялся отличной базой для набегов на близлежащие земли (прежде всего византийские владения), стал центром созданного на этом скромном торговом пути государства Киевская Русь.

Второй путь – по морю, из Балтики в Средиземное море вокруг Европы – был по-своему прекрасен, но малопригоден для перевозки товаров даже самими викингами, так как викинги опасались (и не без причин) викингов же, разбойничающие корабли которых заполнили собой все моря на пути следования таких торговых кораблей.

Был еще «длинный» путь – это крещение диких венгров. Католицизм работал тут очень усердно, и своего, в конце концов, добился (как и с крещением викингов), на что понадобилось около полутора веков. В середине XI века торговое судоходство по Дунаю, пусть и в минимальных, даже отдаленно не напоминающих «довенгерский период» размерах, медленно, но стабильно увеличивалось.

Из всех возможных торговых путей «выстрелил» в итоге один – это путь через Альпы, из городов Фландрии и Германии в Италию, который изначально казался наиболее сомнительным – слишком много природных препятствий, «погрузок-разгрузок» с лодок на мулов и с мулов или пешеходов обратно на лодки.

Собственно, Альпы до тех пор мало интересовали европейцев – горы были не самым удобным местом не только для проживания, но даже и для проезда, горцы-гельветы и соседствующие с ними племена числились народом не просто не гостеприимным, но даже опасным.

Будучи долгое время обособленной, в связи с отрывом от остальной Европы, страной, альпийские области и развивались несколько иначе, чем земли вокруг них.

Области нынешней Швейцарии вошли в состав Священной Римской империи, но власть сеньоров на территории нынешней Швейцарии описывали как «рыхлую», феодалы мало чем могли управлять, а с ростом значения ремесла и торговли, приведших к образованию еще с X века «пояса городов» (Женева, Люцерн, Цюрих, Берн, Фрибург и т. д.), росло и влияние горожан на окрестные земли края.

Там же возникает новый тип политической культуры, основанный на ковенанте – договоре между людьми и Богом, трансформировавшийся несколько позже в договор между людьми перед лицом Бога, – и города в Альпах становятся отличным местом для заключения сделок.

С XI века по всей Европе начинается строительство мостов, и возрождение римских строительных навыков плюс совершенствование умений средневековых строителей и архитекторов преобразуют затерянные в Альпах земли: к концу XIII века в Швейцарии построено более 70 мостов, соединивших ранее разрозненные части страны в единое целое.

Наверное, самым знаменитым и инженерно самым сложным являлся деревянный мост на железных цепях на перевале Сен-Готард, построенный через ущелье Рейс в 1230 году. Конструкция его была весьма оригинальной – такого рода сооружения войдут в обиход лишь спустя несколько столетий. Для торговли же важно, что этот мост сокращал путь в Италию почти на две недели.

В те годы основными бенефициарами дороги через Альпы стали зарождающиеся города-республики Италии – Амальфи и Венеция, позже – Генуя и Пиза. Венецианцы и генуэзцы в итоге и взяли на себя роль мостика между Европой и «остальным миром». При этом Венеция и Генуя в определенной степени были «гарантами» сохранения товаропотока через Альпы, хотя жизнь швейцарских кантонов долгое время была весьма беспокойной.

Впрочем, о сохранении пути через Сен-Готард заботились не только итальянцы, но и европейские монархи, которые по мере роста значимости альпийского пути все жестче ограничивали и без того слабое влияние местных феодалов. Но, ограничивая местных князей, соседствующие государи всячески навязывали кантонам собственный патронат: это не могло пройти бесследно.

В 1291 году секретный договор объединил кантоны Ури, Швиц и Унтервальден на случай отражения возможной агрессии со стороны европейских монархий. Секретность, в которой проходило подписание соглашения, породила массу легенд, вроде легенды о клятве Рютли или о Вильгельме Телле.

Хотя дата образования Швейцарского союза и считается началом государства Швейцария, первоначально вошедшие в союз получали статус вольных городов в составе Священной Римской империи. Сам союз оказался очень эффективным – несколько столетий швейцарцы вели нескончаемые войны с агрессорами, в основном с Габсбургами, неоднократно доказывая свое военное превосходство и снискав себе славу самых свирепых воинов Европы, – швейцарские наемники в те годы были в большом почете, по традиции, они и сейчас составляют охрану римских пап.

К союзу присоединялись все новые и новые территории: Люцерн (1332), Цюрих (1351), Цуг (1352), Гларус (1352) и Берн (1353). К моменту окончания Наполеоновских войн (во время которых Швейцария утратила свою независимость) конфедерация сформировалась практически в своих нынешних границах. С точки зрения государственного устройства и «непохожести» своего населения, говорящего на четырех языках, Швейцария, наверное, самое удивительное государство в мире, которое, пройдя через массу бурь и противоречий, раздираемое изнутри этой самой «непохожестью», сумело-таки максимально прагматично и последовательно урегулировать все внутренние проблемы к максимальному взаимному удовольствию своих сограждан.

Хороший пример того, как прагматизм помогает преодолеть национальные, языковые, культурные и религиозные барьеры.

Порты-телепорты

Для чего строятся мосты и дороги? Для того, чтобы заняться обменом результатов одного труда на результат другого труда. Невозможно возделывать и производить все в одной области. Дороги, аэропорты, порты – все это в первую очередь места товарообмена. Именно товарообмена, или трудообмена, хотя такого термина не существует.

Заметьте, как много строится дорог. Это потому, что дорога – один из самых недорогих способов трудообмена, когда из одной области можно что-то перевезти в другую. Население мира все больше и больше сосредоточивается в городах. В ближайшее время дороги начнут утрачивать свое магистральное значение. Связано это с тем, что прокладывать дороги на большие пространства трудозатратно. Человечество будет искать альтернативные пути. Авиасообщение пока еще дорого. Тем не менее развитие малой авиации, возможно, будет той самой альтернативой, которая на огромных пространствах сможет заменить логистический путь мостов и дорог.

В Соединенных Штатах, например, более 20 тысяч маленьких аэропортов и огромное количество мелких воздушных судов, которые принадлежат частным лицам. При этом территория с точки зрения дорог освоена весьма и весьма неплохо. Но содержание всей этой инфраструктуры затратно.

Давайте пофантазируем, как могли бы развиваться, во что могли бы превратиться мосты и дороги в будущем. Может быть, телепортация? Может быть, порты превратятся в телепорты, и мы будем получать товары и услуги путем какого-то энергетического перехода?..

Глава 12
Исчезновение гренландцев

Семейка, из которой происходил Эрик Рыжий, была беспокойной – его отца изгнали из Норвегии за убийство, и он вместе со всей своей семьей переехал в Исландию, которая как раз в то время довольно бурно заселялась.

В Норвегии буйствовал Харальд Прекрасноволосый (до победы над своими врагами он носил прозвище «Косматый», победа, видимо, сделала его краше), который в итоге объединил страну под своим началом и даже дал ей ее нынешнее имя. Его враги, да и просто те, кто не желал пропасть в мясорубке гражданской войны, массово эмигрировали, и хорошим местом с точки зрения наличия свободной земли являлась недавно освоенная викингами Исландия.

Однако дурная наследственность не дала Эрику Рыжему усидеть и в Исландии – за двойное убийство его приговорили к изгнанию. Эрик решил поискать счастья в тех землях, которые были видны с горных вершин Исландии в хорошую погоду (280 км) и где, по слухам, побывал уже некий Гунберн, и, погрузив на корабль свою семью, слуг и скот, он отправился на запад.

Плавание 982 года оказалось успешным – нашлась хорошая бухта на южной оконечности острова (в районе современного поселка Какорток). За годы своего пребывания на острове Эрик не встречал людей, хотя пускался в довольно продолжительные плавания вдоль его берегов. При всей скудности местной флоры нашлось чем прокормить скот (особенно удачно прижились овцы), вода была богата рыбой, но для освоения острова требовались рабочие руки.

Вернувшись по окончании срока ссылки в Исландию, Эрик стал агитировать других исландцев переселиться на новые земли, которые он назвал Гренландией – зеленой страной.

До сих пор ученые спорят, действительно ли Эрик Рыжий увидел какую-то зелень, приставая к острову (историки ссылаются при этом на максимально мягкий климат в истории острова в Х веке – возможно, там могла расти какая-то трава), или «Зеленая страна» – это «тонкий маркетинговый ход», призванный навербовать побольше переселенцев, но, так или иначе, рекламная кампания завершилась успешно: в 986 году 30 кораблей исландцев отправились в Гренландию. До конечной точки добрались только 14 кораблей и 350 пассажиров: остальные пропали в пути или повернули назад.

Были основаны две колонии: одна – на южной оконечности острова, вторая – в его западной части, в районе современного Нуука, столицы Гренландии. Южная часть Гренландии находится на широте Санкт-Петербурга, Нуук – южнее Рейкьявика, но тепла Гольфстрима Гренландии недостает, а вот ледяное дыхание Лабрадора ощущается в избытке.

В итоге существование колоний сильно зависело от Исландии и Норвегии, откуда периодически поступали продовольствие, ремесленные изделия, в первую очередь из металла, а также древесина и зерно.

К счастью, гренландцы нашли свое место в мировом товарообороте – в плаваниях к их берегам был большой экономический смысл: в те годы в Европе в большой цене была слоновая кость, поставки которой прекратились после Крестовых походов, и ее дефицит удачно покрывался добычей гренландцами моржового бивня.

Немногочисленное население острова (в момент своего наивысшего процветания в обеих колониях насчитывалось 5 тысяч человек) вполне могло выживать на условиях такого обмена. Корабли купцов привозили не только товары, но и христианство (население острова крестил один из сыновей Эрика), а также «черную смерть», выкосившую половину Европы и – половину Гренландии.

Сохранились свидетельства того, что и сами гренландцы не жили только лишь ожиданиями кораблей с исторической родины – именно оттуда они, в поисках строевого леса, совершали свои плавания в Америку. В том, что существенная часть леса доставлялась с берегов Ньюфаундленда (Маркланда), большинство исследователей не сомневается.

Гренландцами была открыта страна Винланд – виноградная страна (восточное побережье Северной Америки). Один из последователей Эрика даже пробовал основать там колонию, но немногочисленные скандинавы вступили в конфликт с местными жителями (скрелингами) и вернулись сначала в Маркланд, а затем и в Гренландию.

Примерно к концу XIII века относится первое знакомство поселенцев с иннуитами – племенами эскимосско-алеутской группы, которые, видимо, перекочевали на остров с севера американского континента. Сближения культур не произошло: иннуиты не переняли ничего у европейцев, а те, в свою очередь, не пытались научиться пользоваться каяками, гарпуном или иннуитским способом охоты на китов. Более того, известно о частых вооруженных столкновениях соседей.

Поселения в Гренландии полностью исчезли около 1500 года. В XVIII веке высадившиеся на острове датчане нашли там только кладбища и развалины жилищ. Исчезновение гренландцев – загадка, о разгадке которой ученые спорят до сих пор. Среди различных гипотез – уничтожение поселенцев иннуитами, массовая эпидемия, отказ от употребления рыбы, обусловленный какими-то мистическими соображениями (археологи не находят рыбу в остатках пищи), резкое похолодание, которому жители не смогли противостоять, и даже (как гипотеза) военная экспедиция то ли испанцев, то ли португальцев… Возможно, что-то из этого и в самом деле сказалось.

Пока в факты занесем то, что, по данным исследований захоронений, жители страдали от нехватки витаминов, у всех обнаружены признаки рахита и цинги, средний рост европейского колониста в XIV веке был 150 см у мужчин и 140 см у женщин. Однозначно то, что начиная с XIII века европейские корабли все реже и реже стали заходить в гренландские фьорды – транссахарская торговля, сложившаяся к этому времени, вернула слоновую кость в обиход европейских дворов, и нужда в моржовой кости, на которой строилось благополучие поселенцев, неуклонно уменьшалась, пока не исчезла вовсе.

Торговый маршрут в Гренландию пресекся, как полагают сейчас, в течение XIV века, а с 1408 года не существует никаких сведений о жизни гренландских колоний. Выполнив свою миссию в мировом торговом обмене, они тихо исчезли с карт и из людской памяти.

Торговля – всему голова

История Гренландии крайне любопытна. В первую очередь с точки зрения идеи, которую продвинул Эрик Рыжий, когда говорил о «Зеленой земле». Нашел ли он на этом острове зеленую землю? Скорее всего, нет, и его интересы были сугубо личными. Освоив или захватив некую землю, можно было стать если не королем этой земли, то принцем. Эрика вели тщеславие и экономическая выгода. Хотя земля была не слишком благосклонна к Эрику Рыжему, свое место в мировом товарообороте он нашел. Моржовая кость, по сути, являлась основой существования Гренландии.

Еще один немаловажный аспект – это христианство. Оно позволило в некотором роде поработить и сплотить немногочисленные племена, которые проживали на территории Гренландии. Главное – выдвинуть идею. И ею было христианство. Однако оно не помогло Эрику закрепить за своими потомками Гренландию и, самое главное, не помогло сохранить поселение. Несмотря на то что культура христианства крайне жесткая с точки зрения канонов.

Гренландцы употребляли мало витаминов. Вероятно, это один из факторов, который их погубил, – то есть малая пищевая ценность продуктов. Свою роль, безусловно, сыграли суровый климат и возникновение альтернативных торговых путей. Альтернативные торговые пути, в общем-то, и свели на нет существование поселений в Гренландии. Как оказалось, торговля – всему голова.

Глава 13
Селедка

Хронисты сообщают, что в 1556 году император Карл V и его сестра Мария, королева Венгерская, посетили кладбище маленькой рыбацкой деревушки Биерфлинт в Зеландии.

Известно, что Их Величества изволили помолиться на могиле некоего Виллема Якоба Бейкельса (Бойкельзоона) об упокоении его души, а после произнесли благодарственную речь в его честь, проложив, таким образом, тропу к могиле этого простого рыбака и для иных королевских персон. Память человеческая избирательна территориально: есть на свете земли, где имена людей, сыгравших великую роль в истории своей земли или человечества, забываются, а есть – где таких людей помнят. Наверное, имеется некое ментальное отличие Востока от Запада: первые возвеличивают тиранов, а вторые – людей, улучшивших их существование. Бейкельс родился в нужном месте, и его сегодня помнят его как человека, принесшего Голландии богатство, а миру – селедку. За счастье наслаждаться которой, собственно, монархи и возносили в честь Бейкельса благодарственные молитвы.

Все началось с того, что внимание Бейкельса привлекла селедка. Та самая рыба, которая водилась в море в изобилии, но которую рыбаки всегда ловили только тогда, когда в море не было больше никакой рыбы, потому что несложная в добыче селедка (она существует исключительно в больших косяках и, лишенная стаи, умирает) считалась рыбой для нищих.

Она сильно горчила. Всякая другая рыба отлично продавалась, а вот селедка стоила сущие гроши, занимать ею трюмы и палубы было непростительным расточительством.

Бейкельс догадался, что источником горечи являются жабры селедки и ее желчный пузырь, и научился отсекать их весьма ловко – одним движением ножа. Но он не остановился на этом и стал солить ее в дубовых бочках прямо на борту своей лодки (благо родной его Биерфлинт был еще и соляным центром Зеландии – там умели выбирать кристаллы соли из сожженного торфа, так что этот дефицитный продукт тоже был под рукой). Благодаря засолке на борту длительность нахождения судна в море значительно увеличилась (раньше приходилось возвращаться в порт каждый день, сохраняя свежесть улова), то есть, иными словами, резко выросла производительность труда и снизилась амортизация расходов на рыболовное оборудование.

Тем самым было положено начало существующему и по сей день селедочному промыслу.

О том, насколько селедка вкусна, всеми любима, как во многих странах отмечают «день селедки», как Бисмарк дал сорту селедки свое имя – мы не станем здесь рассказывать и рассуждать об особенностях ее соления и маринования, об отличии селедки по-польски от селедки по-русски – тоже. И даже не скажем о том, что селедка с тех пор не только гордость голландской, или скандинавской, или немецкой кухни, но и непременный и важный элемент стола таких далеких в ту пору от моря народов, как русские, венгры или евреи…

И обсуждать сам процесс ее маринования, получивший название «голландского гиббинга», тоже не станем. Заметим, разве что, когда «секрет» (хотя секретом его пробовали сделать без всяких кавычек, и много лет это удавалось) гиббинга был раскрыт, появилось как бы «два вкуса» селедки – на юге при ее мариновании использовали лимон, а на севере, при «классическом гиббинге», – лук. Особо ценной считалась (и считается) maatjes haring, что буквально можно перевести как «селедка-девственница». Соответственно, с самых далеких времен до наших дней сохраняются сезонные ограничения на вылов именно такой селедки.

Сам Бейкельс, впервые сделавший «настоящую» селедку (судя по всему, в конце 80-х годов XIV века), угостил ею своих односельчан. Слава об этом тающем во рту продукте необыкновенных качеств (который так приятно было запивать пивом) разлеталась, по меркам тех диких лет, необыкновенно быстро – в 1390 году селедку в бочках впервые вывезли в большие голландские города на продажу, и она произвела настоящий фурор. Еще три года спустя селедка стала любимым и желанным гостем по всей Голландии и Фландрии. В конце 90-х уже не осталось ни одного королевского двора в Европе, где к столу не подавался бы этот деликатесный продукт. Бейкельс умер в 1397 году и настоящего «селедочного бума» не застал, однако похоронен был с большими почестями. И неспроста – благодаря ему голландцы получили продукт, который сами они именовали «малосольным золотом».

Соленая селедка в бочках отлично транспортировалась и распространялась по всему континенту. Пожалуй, именно селедка стала первой в истории человечества пищей (после зерна – транспортировкой которого, однако, всегда занимался не бизнес, а государство, и понять выгодность тех перемещений сложно), перевозить которую было и возможно технически (она довольно долго и надежно сохранялась), и весьма прибыльно (потому что высокий спрос на нее делал ее продажу на другом конце земли делом коммерчески успешным).

Ажиотажный спрос подстегивает предложение – и именно с этого момента на берегах Голландии начинается кораблестроительный бум. Строятся не только суда для лова сельди, специально придуманные харингбюйсы, но и суда для ее транспортировки в другие страны, а еще – военные, для конвоев, охранявшие рыбаков от пиратов и кораблей под другими флагами (лов селедки был причиной войн!). Кроме того, корабль – это самый инновационный, наукоемкий и сложный товар той поры, который вбирает в себя все лучшие достижения эпохи и предполагает, что сопутствующие производства развиваются, а количество материалов и компонентов увеличивается (верфи требуют множества древесины и металла, парусины и канатов – и эти производства появляются в Нидерландах повсеместно). А еще кораблестроение предполагает владение особыми навыками, квалификацией и компетенцией – и, конечно, они, будучи востребованы рынком, появляются тоже.

Селедка и связанное с ней кораблестроение стимулируют импорт того, чего не хватает в Голландии: из Португалии и Испании привозят соль, из Скандинавии – лес, из Рейнской области – коноплю для плетения сетей и судовой оснастки. Что придало внешней торговле Голландии дополнительное ускорение. В те времена голландское купечество еще не располагало капиталами, зато голландцы, уже имевшие опыт долевого участия при разработке польдеров, сумели найти решение и этой проблемы. Они организовывали товарищества, которые создавались уже на этапе закладки судна на верфи. Судостроение требовало более чем значительных средств. Инициатор закладки судна, называвшийся «патроном», привлекал компаньонов, разделив уставный капитал товарищества на равные доли. Число паев обычно не превосходило полутора десятков. Компаньонам часто принадлежали, например, 1/13 часть одного судна, 2/5 другого, 3/11 третьего и так далее. Таким образом распределялась прибыль. Точно так же купировались риски.

Это исключительное, по тем временам, умение кооперироваться ляжет краеугольным камнем в фундамент будущего экономического «чемпионства» Нидерландов.

Понятно, что игра, в которую вливалось такое количество денег, нуждалась в собственных правилах, и сельдяной промысел по числу постановлений, законов и указов превзошел все остальные.

Так, была запрещена продажа сельди с кораблей и уж тем более – в чужих портах, особенно за границей, чтобы не допустить демпинга. Были строжайше ограничены сроки лова селедки, дабы добывать исключительно «девственниц», поддерживая тем самым высокое качество продукта, а также сроки засолки в бочках – из тех же соображений.

Для этого же было регламентировано качество соли, бочек и обращение с бочками после улова.

Продажа бочек отдельно, особенно за границу, была запрещена во избежание фальсификата.

Укладку селедки в бочки надлежало производить совершенно открыто, дабы любой желающий мог убедиться в высоком качестве продукта и правильности обращения с ним.

Разумеется, появились и специальные знаки, которыми помечался качественный продукт.

В то же время соль, использовавшаяся для засолки селедки, была выведена из-под всех налогов и пошлин, как и производство бочек и ввоз древесины – нет, не всей, а только того дуба, который шел на производство этих бочек. Дуб, покупавшийся для других целей, облагался такими же налогами, как и вся другая древесина.

Вплоть до начала XVIII века голландцы добывали более половины всей селедки в Европе. Промыслом занималось более 1500 судов, которые почти монополизировали добычу в районе Доггер-банки, лучшем месте для добычи, и вылавливали больше половины всей сельди на Балтике. Голландский экономист XVIII века Питер де ла Кур, живший во времена, когда маленькая Голландия была крупнейшей экономикой мира, писал, что богатство его страны «уменьшилось бы вполовину, ежели бы у нее отняли торговлю рыбой и товарами, кои от сей торговли зависят». А отнять рыбные промыслы у Голландии пытались, конечно.

Один из французов, врагов этого буржуазного государства, оценивал в начале XVII века прибыль, получаемую этой страной от торговли селедкой, в 5 млн гульденов, возмущенно присовокупляя к этому, что это «почти столько же, сколько Франция собирает в качестве налогов».

Цифры эти, возможно, недалеки от истины. Известно, что «в хорошие года» XVII столетия валовый доход от лова сельди составлял 21–22 млн гульденов, а из всей следки, продаваемой во всем мире, доля голландцев составляла 80 %. Селедка заложила основы экономики маленькой страны, затерявшейся на краю света.

Добыча и производство селедки голландцами, в итоге, были подорваны. Не из-за нападок, а экономически – другие страны научились добывать и обрабатывать этот лакомый продукт, и доля Голландии в мировой добыче постепенно снизилась. Но фундамент для экономического взлета страны эта маленькая рыбка создала. Точнее, не рыбка, конечно, а человек, которого любопытство заставило понять, как сделать малопригодную в пищу рыбу изысканным лакомством.