Текст книги "Откровение Дионисия"

Автор книги: Александр Грязев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

3

Едва заметная тропка, поросшая травой и угадываемая только лишь иноком Досифеем, петляет то по низкой и мокрой луговине, то поднимается на песчаный взгорок с молодыми сосенками, то ныряет во влажную тень лиственного леса.

Всю дорогу от Ферапонтовской обители путники шли молча и почти не останавливаясь. Лишь когда тропа вывела их на широкую опушку небольшого соснового бора, откуда стали видны вдруг все окрестные дали, Досифей остановился и, перекрестившись, произнес:

– Слава тебе, Господи… Вон за тем лесом… Передохнем маленько. Теперь уже скоро.

И Досифей первым сел прямо на землю.

– Дремучая тропа, – сказал Дионисий, присаживаясь рядом. – Видно мало сюда людей ходит.

– Мы шли по нашим тропам, а в скит к старцу Нилу обычаем ходят из Кириллова монастыря. Я там тоже хаживал. Там дорога торнее.

– Много ходят?

– Больше по праздникам. Помолиться у них в скиту. Да недужных привозят. А так братия там живет строго. Одиноко…

– Слышал и я, что у старца Нила правила строгие.

– Отец Нил сам и устав писал. Ведь он даже на Святой горе Афонской побывал и все познал, всю жизнь тамошнюю иноческую. Ныне такого строгого жительства нигде больше на Руси нет. Только тут, у старца Нила.

– Строже, чем в монастыре?

– Строже… Живет братия в безмолвии по кельям. Вместе только в своей церкви собираются на всенощное бдение по воскресениям, да по большим праздникам. А так безмолвствуют, книги переписывают.

– Книги?

– Да… Старец книги с Афона принес, из Царьграда, с Москвы. В Кириллове монастыре тоже книг много. Старец Нил в пустынь свою неграмотного человека не возьмет. Вот и переписывают, трудятся. Тем и живут.

– Сказывали мне, что в церкви у них не украшено.

– Отец Нил даже даров не берет. Украшения в церкви и в одеждах у них почитается за грех. Едят и пьют тоже мало. Живут молитвою, – сказывал Досифей и поднялся. – Пошли с Богом.

Тропа опять завела путников в лес, и они снова шли по ней молча до тех пор, пока среди деревьев не появился просвет и они очутились на краю дремучей чащи.

– Ну, вот и пришли, слава Богу, – остановился, перекрестившись, Досифей.

Перед взором путников открылась большая поляна. За нею виднелась речушка, на берегу которой за жердяной оградой они увидели деревянную церквушку. Вокруг нее по всей поляне были разбросаны избушки-кельи.

– И церковь и кельи стоят на холмах каких-то. Отчего так? – спросил Досифея Феодосий.

– Место тут низкое, мокрое. Под церковь и под кельи землю таскали в коробьях, – пояснил Досифей.

– А старца Нила которая келья?

– Вон там, – показал рукой инок, – у излучины Соры у них меленка стоит. Видишь?

– Вижу, – кивнул Феодосий.

– Вот за ней, в сторонке у самого леса и есть келья Нила.

Подойдя к пряслу, Досифей с Феодосием отодвинули верхние жерди и все перелезли через ограду.

Тишина кругом была поразительна. Не слышалось ни человеческого голоса, ни лая собаки, ни крика птицы, хотя путники стояли, казалось, среди большого поселения, сейчас будто вымершего.

– Пойду в сторожку, – сказал Досифей спутникам. – У них тут в сторожах мирянин Игнат, который часы уставляет, печи топит, по кельям ходит. Он и старцу о нас скажет.

Досифей зашел в избушку, стоявшую рядом с церковкой и вскоре показался оттуда вместе с мужичком невысокого роста в крашенинном кафтане, серых портах и в лыковых лапотках. Подойдя к Дионисию и Феодосию, Игнат снял колпак и молча поклонился.

– Игнат нам церковь отворит, а сам к старцу сходит, – сказал Досифей. – А мы Господу помолимся после дальней дороги.

Игнат поднялся по ступеням к дверям церкви, отворил их, опять молча поклонился и неторопко пошел к дальней келье скита…

…После краткой молитвы в церкви Дионисий с Феодосием и Досифеем сидели на завалинке у сторожки, когда появился Игнат.

– Отец Нил зовет вас, – сказал Игнат, – но сперва велел накормить, напоить, а потом и к нему проводи ть.

Путники поднялись в крыльцо к рукомойнику-утице, висевшему под перекладиной. Игнат скрылся за дверью и тут же вернулся с рушником-платом…

… После трапезы все пошли по тропке от сторожки и еще издали увидели у дальней кельи старца с белой бородой и в черном монашеском одеянии. Отец Нил сам вышел встречать пришедших к нему путников.

Дионисий первым приблизился к старцу под благословение.

– Что привело тебя к нам, брат Дионисий? – тихо спросил старец.

– Побывать у тебя, отче, давно хотел. Поговорить надобно… А со мной сын мой старший Феодосий да инок Досифей.

Нил благословил спутников Дионисия.

– Место сие маловходно для мирских людей. Хорошо ли дошли к нам?

– Спаси Господи, отче. Досифей своими тропками довел быстро.

– Тогда надо бы вам отдохнуть с дороги.

– Нет, отче. Мы сегодня же и назад уйдем. Игумен Ферапонтовской обители Иоасаф благословил меня сходить к тебе, отче, за учительным словом.

– Нешто он сам таким словом не владеет? Да и ты давно слывешь человеком многомудрым. А что я? Достоин ли давать учительное слово? Ведь и вы, и вся моя братия – единомысленные мне, а учитель у нас один – Господь наш Иисус Христос.

– Все так, отче, – согласился Дионисий. – Только оказавшись по воле Божьей в сих благословенных местах, счел я нужным для себя поговорить с тобой и душу свою успокоить.

– Ну, коли так, проходи в келейку, – сказал Нил и первым шагнул за порог своей избушки.

Дионисий, следуя за ним, дал знак рукой Феодосию с Досифеем, чтобы те не входили и ждали его тут…

… Келья старца Нила показалась Дионисию на удивление просторной и внутри была похожа на храм. Напротив входа у стены стоял небольшой иконостас, перед которым горела лампада. Иконы были простые, без украшений узкие оконца выходили на две стороны кельи. В углу слева стоял простой же, ничем не покрытый стол, на котором лежали книги, стопа чистых листов бумаги, глиняная чернильница и глиняная же перница с белыми гусиными перьями.

Перед иконостасом – аналой с раскрытым на нем Евангелием. Подойдя к аналою, Нил стал молиться. Дионисий помолился тоже. Затем старец сел у оконца на лавку и пригласил гостя.

– Садись, брат Дионисий, – сказал он. – Стало быть, ты ныне в Ферапонтовской обители у Иоасафа – игумена?

– Так, отче. Позвал он меня расписывать новый храм Рождества Богородицы.

– О новом храме слышал… Ну, что же, дело сие богоугодное, а ты в сем деле искусен, как никто другой на Руси ныне. И иконы твои и стенная роспись твоя мне ведомы и похвалы достойны.

– Не скрою, отче, душе моей лестны слова твои.

– Говорю о том, что сам видел… Но что же тогда терзает душу твою? О чем говорить хочешь?

– Слышал я, что ты, отче, не жалуешь убранства в храмах и росписи.

– Нет, Дионисий, – не согласился старец. – Много я на своем веку видел храмов в землях православных. Многочудна роспись и убранство собора святой Софии в Царьграде, храмов киевских, новгородских, московских и иных на Руси Святой. Все они знатно украшены и я, молясь на них Господу, радуюсь вместе со всеми… а вот здесь, в своем скиту я запрещаю всякие убранства. Тут в безмолвии живет со мной моя братия, и мирских людей нет. Иноческое же наше житье – в умной молитве Богу, в спасении души через молитву Господу. Потому украшения в нашей церкви и в наших келейках – все сие лишнее.

– А в монастырях общежительных? – спросил Дионисий.

– Человек, принявших монашеский обет, умирает для жизни мирской. Потому ничего не должен иметь… Апостол Павел говорил: имея пропитание и одежду будем довольны тем… Так было и так должно быть всегда. А в монастырях многолюдно, суетно и праздно. Там стяжают богатство. Принимают великие милостыни: деревни, земли вместе с работниками.

– Что же плохого в милостыне, отче?

– Всякий инок живет своим трудом. Лишнего не из одежды, не из пищи ничего не должно быть, как у человека, умершего для мира. А в монастырях стяжают, и сей грех сребролюбия противен вере нашей и ведет к безверию.

– Но если монастырская обитель бедна будет, то как она поможет людям, вокруг ее обитающим: голодным, жаждущим, погорельцам? Как же сможет сама подать милостыню?

– Накормить голодного, напоить жаждущего, исцелить больного – все сие есть долг наш христианский. Так же и в монастырях. Да только монашеские обители не для того созданы, а дабы исцелить души людские, напоить жаждущего духовно. Господь наш Иисус Христос, апостолы и святые отцы указали нам путь спасения человека через спасение души его. Потому-то милостыня иноков – духовное слово утешения. А для сего самим инокам согласно заповедям Божиим и писаниям святых отцов, надобно жить в постоянной умной молитве и в безмолвии. Потому и сам я ушел из Кириллова монастыря сюда в тихое место. Со мною книги, кои читаю и правлю, насколько сам разумен. Со мною Святое Писание, жития святых отцов, по коим сверяю жизнь свою ради Господа, что надо – переписываю. Тем и живу.

– А как же быть простому люду православному? Как жить, отче?

– По Святому Писанию. Там слово Божие. И всем все сказано. Пусть следуют заповедям Христовым и словам святых отцов, как делаю я по сей день.

– Но не у всех православных есть святые книги, отче.

– Но есть молитвы… Их надо знать всякому и творить денно и нощно. Молитва приближает человека ко Господу. Она – путь к спасению. Святые Отцы учат: силой ума своего ищи то место, где помещено сердце твое – источник всех духовных сил. И мысленно всем нутром своим молись. Только такая молитва истинна, которая делается душой.

– Понимаю, отче, что молитвою человек укрепляется в вере. Но на Москве, говорят, еретики опять объявились. Смущают умы православные, зовут к неверию… Но не помог, видно, Собор, их осудивший, ни наказания, ни покаяния. Владыка Геннадий Новгородский кирилловской братии грамоту о том прислал. Видно, что опять к Собору на еретиков зовет.

– Сие мне ведомо.

– Так как же быть с еретиками – врагами веры нашей?

– Еретики не ныне появились. И их надобно словом Божиим призывать к покаянию. Так учит нас Господь, так заповедовали Святые отцы. Иоанн Златоуст говорил: недостоит нам убивать еретиков. Сие противно вере Христовой… А владыка Геннадий и волоцкой игумен Иосиф жаждут казнить еретиков смертию, жечь и резать. Но ничего нет крепче слова Божиего. На том стоит, и стоять будет вера наша православная. Милосердие – сила. Так заповедовал нам Господь, и мы не можем поступать иначе.

– На днях я начинаю труд свой в церкви Рождества Богородицы. Прошу твоего совета, отче, и благословения.

– Дела твое ради Господа известны, Дионисий. Пиши стены храма Божиего и образы так, чтобы люди и через сто, и через двести и пятьсот лет знали и ведали, как мы в нынешние веки славили Господа нашего Иисуса Христа и Матерь Его Пресвятую Богородицу. Ведали бы и радовались. И в радости сей пребывали вечно, покуда жива вера православная и Русь Святая.

– Благослови, отче…

Дионисий встал и опустился перед старцем на колени. Тот же поднялся и осенил Дионисия крестным знамением.

– Благословляю тебя, брат Дионисий, на труд твой во славу Божию… Ожидавшие его Досифей и Феодосий, увидев выходящего из дверей избушки Дионисия, поднялись и подошли под благословение к вышедшему вслед за Дионисием старцу, а потом все вместе зашагали по тропке к забору жердяной ограды скита.

Отойдя немного, Дионисий остановился и обернулся. Старец Нил стоял у порога своей келейки, опираясь на суковатый посох. Он издали осенил крестным знамением путников. Те ответили ему низким поклоном.

4

В кельи перед иконами стояли и молились два бывших владыки – Спиридон Киевский с Филофеем Вологодским, да Дионисий – иконник. Сам Иоасаф, стоя впереди всех, читал молитву и его голос заполнял всю келью.

– Аминь, – вслед за игуменом повторили все, и, перекрестившись, уселись на лавки вдоль мшитых стен.

– Собрал я вас, отцы, для большой думы, – начал разговор Иоасаф. – Владыка Геннадий Новгородский прислал кирилловской братии и нам всем грамоту. А ходил к старцам владыка Спиридон. Он и скажет о том.

Спиридон пригладил бороду и оглядел всех, бывших в кельи, внимательным и, казалось, всепроникающим взглядом.

– Владыка Геннадий пишет нам в своей грамоте, что в Новгороде Великом и на Москве опять появились еретики жидовствующие. Все так же, как и до прошлого Собора было, тех еретиков осудившего. Не хватило, видно, того запрещения.

– Знамо, не хватило. Еретиков ведь тогда в темницы побросали немногих. Кающихся и вовсе простили. А многие в Литву утекли, – сказал владыка Филофей.

– Ныне опять, – продолжал Спиридон, – эти змеи подколодные головы свои поднимают. Опять те же безобразия чинят: иконы топчут, оскверняют, на Господа хулы наводят. Все покаявшиеся вновь за свое богомерзкое дело взялись… Вот и пишет владыка Геннадий, что нужен новый Собор на еретиков. – Спиридон взял в руки бумажный свиток и стал читать: «… который бы всех еретиков проклял, да и тех, к кому они в согласие вступали, или кто о них печальник и кто ни буди последовать их прелести – тех бы всех проклятию предали. Дабы о вере с ними речей не водили. Токмо для того учинить Собор, что их казнить – жечь и вешать. Станьте крепко на этом.»

– Владыка Геннадий и Иосиф Волоцкой еще перед тем Собором звали к тому же. Не послушались, – сказал Иоасаф. – Вот и посеяли ветер, а теперь пожинаем бурю.

– Тогда сам великий князь за них заступился, говоря, что мы, де, не поставлены от Бога на смерть осуждать. А грешника, де, надо обращать к покаянию, – подал голос Дионисий.

– Да нам надо еретиков не осуждать, а обличать! – горячо заговорил Спиридон. – Они не просто грешники, но отступники от Бога и враги веры православной. Как же так! Ежели царя земного кто хулить станет, того наказывают, а еретики Царя Небесного хулят и их всего лишь обращают к покаянию! Ну нет! Огонь для них и меч! Нужен новый Собор на еретиков! Нужен!

– Владыка Геннадий о том нас и вопрошает. Зовет на Собор нас и старцев Паисия да Нила, – сказал Иоасаф.

– Паисий ныне на Москве обитает, – заметил Спиридон.

– А к старцу Нилу брат Дионисий ходил ныне, – кивнул в сторону иконника Иоасаф. – И об этих еретиках у него разговор с ним был.

– Был, – подтвердил Дионисий.

– Ну и что же Нил?

– Старец Нил сказал, что он сам и живущая с ним братия еретические учения проклинают. То записано у них в уставе. А что до наказания еретиков, то он говорит словами Иоанна Златоуста: недостоит нам убивать еретиков, но приводить их к покаянию.

– И этот туда же! – почти вскричал Спиридон.

В стоянии против еретиков Спиридон не знал себе равных. За непримиримую борьбу с ними его даже прозвали «неистовым». Это ведь он написал «Изложение о православной истинной нашей вере» и «Послание против жидов и еретики», где попенял великому князю за его благосклонность к отступникам, за то, что поддался их обману. Новгородский архиепископ Геннадий называл Спиридона «столпом церковным», а великий князь отправил в ссылку…

– Мы тоже речения Иоанна Златоуста знаем. Не он ли говорил: «Раз была у нас речь о хуле на Сына Божия, хочу просить одного только подарка, чтобы наказывали хулителей». Да, он говорил и о том, что нельзя нам убивать еретиков. Нам – значит священству и всему церковному причту. Казнить еретиков должны государи и князья – мирские власти, – твердо закончил свое слово Спиридон.

– Еретики зашли так далеко в своем грехе растления душ христианских и в поношении Господа, что только покаянием их не образумишь и веру православную на Руси не спасешь, – поддержал владыку Спиридона епископ Филофей, тоже ссыльный ревнитель православной веры. – Так что я тоже за огонь и меч для еретиков. Ибо сказано святыми отцами задолго до нас: «Кто удостоился святого крещения и отступил от православной веры и приносил языческие жертвы, тот подлежит казни». А что до того, что нам не следует убивать еретиков, то дело сие и вправду в руках мирской власти великого князя.

– У него еретики в чести, – сказал Дионисий. – Как же ему поведать обо всех их новых богомерзких делах?

– На Соборе и сказать. Как говорили богоносные отцы наши на всех семи Вселенских Соборах, – изрек Иоасаф. – Вспомните Собор, где святые отцы сказали Цесарю Юстиниану: «А ты, царь, сделай так, если в зрелую пшеницу попадут остатки языческого и иудейского еретического зла, то искорени их как сорняки». А святой и праведный Константин Великий обличил злобесного Ария. Потом Феодосий Великий собрал Собор против еретиков и осудил их на позорное заточение… Да разве все перечислишь… Говорить надо прямо: спасем веру православную – спасем и Русь Святую. Погибнет вера – погибнет Русь.

– О сем отписать надобно в ответной грамоте владыке Геннадию да игумену Иосифу на Волок Ламский. Тот к великому князю вхожий, – предложил Спиридон. – Да просить надо, чтобы розыск начали немедля, а то пойдет ересь по всей Руси.

– Да, дело изобличения еретиков многотрудное будет, – согласился Иоасаф. – С виду они люди православные, а нутро еретическое, говорят одно, а в мыслях и делах подлинных иное.

– Ну так что же, – заметил Филофей, – видно опять пришло время постоять за веру православную на благо Святой Руси, на благо потомков наших.

Иоасаф первым поднялся с лавки.

– Стало быть на том и порешили: писать владыке Геннадию и игумену Иосифу, что мы все за Собор на еретиков, а кого Собор обличит, того наказывать огнем и мечем, как отступников и врагов веры Христовой. О том просить великого князя нашего и государя Ивана Васильевича, – сказал, завершая разговор, Иоасаф.

– Так.

– Так.

– Так, – ответил каждый из сидящих в кельи.

– А когда брат Дионисий почнет росписи творить? – спросил Спиридон изографа.

– У меня все готово к тому, – ответил Дионисий. – Как владыка Иоасаф благословит, так и начнем. Хоть завтра.

– Ну, что же, завтра и благословлю, коль все готово, – сказал Иоасаф. – В праздник великий Преображения сам Господь с нами пребывать будет.

– Тогда у меня есть еще слово, – опять произнес Спиридон.

– Говори, владыка, – кивнул Иоасаф.

– Еретиков изобличали и пятьсот и тысячу лет назад. И эти изобличения дошли до нас… Не рассказать ли и нам для тех, кто будет жить после нас, как и мы их изобличали?

– Как рассказать? – не понял Иоасаф.

– Написать на стенах храма. Не буквицами, конечно, а изобразить на фресках.

– И как сие ты зришь, владыка? – спросил Дионисий.

– А вижу я написанные все семь Вселенских Соборов, где решались дела церкви и судили еретиков. Пусть потомки наши и через триста и через пятьсот лет знают, как мы стояли за чистоту веры православной, как правильно славили господа нашего Иисуса Христа и Пречистую Его Матерь.

– Тут правда твоя, владыка. Вселенские Соборы похожи на наши против еретиков.

– Вот и я о том. Вижу я, как сидит на троне царь Юстиниан, как и у нас князь великий Иван… Вокруг него отцы церкви в белых одеждах, а по другую сторону еретики в темных платьях… Или возьмем видение Петра Александрийского, которому Господь наш явился, пострадавший от еретика Ария в рваном одеянии. Прошу брата Дионисия позволить мне руку приложить к делу сему.

– Отчего же не позволить. Я того и сам хотел и от помощников таких никогда не отказывался. Только нам надо обговорить дело сие. Ведь не бывало еще на Руси, чтобы на стенах храмов писали такое.

– Да, это правда. Но, ведь, и ереси таковой не бывало. И мы, стало быть, свое слово скажем против ереси потомкам нашим, – заключил разговор Иоасаф. – Ведь хорошо, что делается ради Господа… Завтра отслужим молебен и станем трудиться во славу Божию и веры православной. Господь да благословит всех… Помолимся, братья…

Иоасаф повернулся к образам келейного иконостаса. За ним поднялись остальные и начали творить молитву.

5.

С береговой крутизны к озерной воде спешил юродивый Галактион, а за ним следом прыгала целая ватага деревенских мальчишек, дразня Галактиона и громко крича при этом.

– Галактиоша, песенку спой!

– Шалды – булды, чики – чикалды, талды – балды, бух, бух, бух, – дразнила юродивого ребятня.

Но Галактион им не отвечал. Только иногда вдруг бросался на толпу мальчишек и те с визгом убегали от него. Галактион же смеялся.

Подойдя к воде, юродивый снял с плеча холщевую суму и рваную однорядку.

– Галактиоша, че, тя вши заели? – закричал самый бойкий из ребятишек.

– А тебя, Федька, сегодня высекут, – сказал Галактион сорванцу.

– Ха-ха-ха, – засмеялся тот, – блохи скачут, вши кусают, клопы спать не дают.

– Высекут, высекут… Помяни мое слово, – сказал Галактион и подошел к самой воде.

Босой, в рваной длиннополой рубахе и всклоченными на голове волосами, юродивый, воздев руки к небу, что-то зашептал и стал медленно входить в воду. Ребята замолчали и с любопытством на него глядели. А Галактион умылся, окунулся и вскоре вышел из воды, блаженно улыбаясь и поглаживая свою тощую грудь. Затем он неспешно выжал рубаху и порты.

– Галактиоша, – подошел к юродивому самый маленький. – Дай гостинчика.

– А-а, Васенька, – ласково улыбнулся Галактион. – Сейчас дам, дам.

Галактион раскрыл суму, достал просфорку и протянул малышу, погладив того по голове.

Сразу же подошли к юродивому другие ребятишки, и для каждого Галактион достал что-то из своей холщевой сумки: кому просфору, кому кусочек пирога, кому пригоршню сушеной свеклы или яблоко.

Один Федька все еще стоял в стороне, не решаясь подойти к Галактиону. Юродивый его заметил.

– На и тебе, Федя, яблочко освященное.

Федька несмело подошел и протянул руку.

– Только больше ни над кем не смейся, Федя. Ладно? Не будешь?

Федька в знак согласия покачал головой.

– Ну и ладно, ну и хорошо, – ласково проговорил Галактион.

– А меня сегодня высекут? – спросил Федька.

– Тебя, Федя, сегодня сечь не будут, ежели вы теперь все пойдете со мной.

– Куда, куда, – загалдели ребята.

– В монастырь. Там скоро будет молебен и крестный ход… Новый каменный храм возведенный видели?

– Видели, видели…

– Его сегодня московские изографы расписывать начнут чудными красками. Вы сие видеть должны. Пошли.

И Галактион первым зашагал на взгорок к монастырским стенам. Окруженный ребятней, юродивый прошел через распахнутые ворота Ферапонтовской обители, где сегодня в праздничный день Преображения Господня было необычно многолюдно.

Владыка Иоасаф стал служить молебен на начало великотрудного дела – росписи нового храма Рождества Пресвятой Богородицы в деревянной монастырской церковке.

Среди молящейся братии и прихожан стоял мастер – иконник Дионисий со своими сыновьями.

Глядя на светлые одежды изографов и светлые же их лица, видно было, что они готовы всем существом своим послужить во славу Божию и веры православной.

Под пение псалмов все после молебна вышли из церкви и крестным ходом во главе с Иоасафом пошли к новому, сияющему белизной каменному храму, который среди деревянных строений монастырской обители и сейчас казался дивным дивом.

Обойдя вокруг храма и окропив святой водой со всех четырех сторон его стены, Иоасаф с братией остановился перед ступенями высокого входа в церковь и, кратко помолившись, стал подниматься к дверям…

… Внутри храма было тесновато от возведенных лесов. Дионисий с сыновьями, надев холщевые фартуки, подошли под благословение к Иоасафу. Затем они прошли в алтарную нишу с высоким полукруглым верхом и по лестнице поднялись под самое полукружье, где все было готово к началу работу. Там еще до молебна иконники положили левкас ровным, гладким слоем и бледными, еле видимыми чертами наметили прорись будущего образа.

Дионисий перекрестился, взял кисть, легонько достал из сосуда немного краски и начал свое действо. Сосуды с красками, которые подавали ему сыновья, часто менялись в руках мастера-изографа.

Он писал то пурпурной охрой, то светлой, то празеленью, или голубцом, или лазурью. Писал скоро, уверено и прямо на глазах людей, стоявших в храме, вдруг появился лик Пресвятой Богородицы, светло и печально взирающей из-под купола апсиды на молящихся людей. Все случилось неожиданно быстро и было похоже на явление. Стоявшие в храме люди, увидев лик Пречистой, стали креститься, а хор монахов запел акафист Божией Матери.

Игумен Иоасаф вместе со всеми произносил слова торжественного и радостного песнопения: «… Радуйся свете нетления, радуйся, венче воздержания, радуйся воскресения образ облистающая, радуйся, ангельское житие являющая. Радуйся, древо светлоплодовитое, от него же питаются, вернии, радуйся, древо благосеннолиственное, им же покрываются мнози. Радуйся, во чреве носящая Избавителя пленным, радуйся, родшая Наставника заблудшим. Радуйся, Судии праведного умоление, радуйся многих согрешений прощение. Радуйся, одеждо нагих дерзновения, радуйся, любы всякое желания побеждающая. Радуйся, Невесто Неневестная»…

Иоасаф вместе со всеми глядел на чудную работу изографов и несказанная радость наполняла его душу.

Рядом с собой он увидел юродивого Галактиона, глаза которого тоже светились радостью.

– Ну, что, брат Галактион, чудно ведь и хорошо?

– Хорошо, отче… Хорошо и долговечно…

Иоасаф согласно кивнул Галактиону и опять направил свой взор под полукружье алтарного свода, где на глазах всех рождались святые образы в многочудных красках.

«Господь милостив, – думал Иоасаф. – И как бы не было тяжко в сей многотрудной жизни, сколько бы человек не переносил страданий, Господь не оставит его… Надо только верить, терпеть, молиться и уповать в делах своих на Спасителя нашего и Защитника. Воздвигая Божьи храмы и вознося в них молитвы, мы всякий раз воскрешаем Господа и побеждаем злобесные силы.

Ибо сказано: „Да воскреснет Бог и расточатся враги Его“».