Текст книги "Всадник Мёртвой Луны (СИ)"

Автор книги: Александр Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Васильев Александр Валентинович
Всадник Мёртвой Луны 31 («Посещение»)

Посещение

Сквозь неплотно прикрытые веки серость тусклого освещения, заливающего комнату, постепенно просачиваясь всё глубже и глубже в его сознание, наконец растопила чёрный лёд совсем не похожего на сон, тяжко давящего забытья, и Владислав, словно выныривая из неизбывной глубины, наконец, как бы внезапным, резким рывком, вернулся к действительности. Открыв глаза, он увидел, прямо перед собой, возвышающуюся над ним, хорошо освещаемую блеклым, сероватым светом, просачивающимся в комнату из широко распахнутого окна, фигуру Тайноведа, сумрачно изучающего его, лежащего одетым навзничь, поверх смятого одеяла – точно в том же положении, в котором он вчера и провалился в забытье.

Лицо у Тайноведа было суровым, окаменевшим, словно бы вытесанным из серого мрамора. Узкие, вытянутые щёки были покрыты трёхдневной щетиной – он не удосуживался выбриться, кажется, ещё с момента их отплытия с острова. Он уже был полностью одет, и совсем не походил на тот обрубок обнажённой плоти, словно бы погружённой в чёрную жидкость, и одетой в рваньё едва-едва просвечивавшей сквозь неё обескровленной, мутно-белесой кожи, которым Владислав созерцал его последний раз вчера – в своём до предела кошмарном то ли сне, то ли, всё же оглушительно жуткой яви.

Владислав, резко перевернувшись на бок, сел на кровати, свесив ноги вниз. Взгляд Тайноведа, всё так же молча, сосредоточенно изучавшего его, скользнул куда-то к полу, и, следуя этому взгляду, Владислав внезапно понял, что тот, как зачарованный, упорно глядит на его остроносые, мягкой кожи туфли, в которых он, оказывается, так и лежал в кровати. Чуть приподняв правую ногу, Владислав с ужасом увидел, что туфли были окольцованы, по всей дине подошвы, чёрно-бурой, подсохшей коркой, и ему тут же, до нестерпимости зримо, представилась брызнувшая из раны потоком кровь распятого на стене короля, залившая вчера весь пол в подвале.

Вытаращив глаза до предела он быстро взглянул на свои ладони. Они были испачканы остатками высохшей слизи, и какой-то отвратительной плесени. Владислав тут же, немедленно, с крайним отвращением принялся тереть их друг о друга, и о спинку кровати, пытаясь избавиться от этой пакости.

– Ладно уж, иди – умойся. – Угрюмо посоветовал Ему Тайновед, но ничего спрашивать так и не стал. Видимо – у него совершенно не было ни малейшего желания получить хоть какие-либо вразумительные ответы на свои, совершенно очевидно напрашивавющиеся вопросы.

В помывочной было пусто, но, при этом, в бадье плескалась горячая вода – видимо Владислав проснулся хоть и гораздо позже всех, но не настолько уж, чтобы недавно нагретая кем-то вода уже успела бы выстыть. Содрав с себя одежду, он долго, упорно вышкрёбывался, стремясь стереть с себя всякое воспоминание о произошедшем ночью. Одеваясь, он натянул на ноги форменные сапоги, а туфли, взяв их с величайшим отвращением самыми краешками пальцев, тут же выбросил в корзину для мусора, с сожалением подумав, при этом, что других-то у него с собой и нету. И теперь так и придется всё время ходить в тяжёлых сапогах – даже в спальне.

Возвращаясь назад, он просто таки силком всё же понудил себя заглянуть за лестницу, ведущую на второй этаж. Это было какое-то совершенно тягостное, но неизбывное любопытство, которое в нём не смогли пересилить ни весь ужас, ни всё кошмарное отвращение его ночных впечатлений. К крайнему его изумлению, там он сначала увидел лишь совершенно глухую стену. Но – присмотревшись повнимательнее, в неверном свете, пробивавшемся сюда от открытого входа, он разглядел в этой стене контуры грубо заложенного тёсанным камнем дверного проёма. Ржавые, стальные крюки, вбитые в каменные наличники, чуть выступавшие из стены, ясно показывали, что здесь таки была когда-то та, окованная железными полосами дверь, которую он лично захлопнул вчера ночью, еле тогда выбравшись из этого, сейчас наглухо замурованного прохода в подземелье.

Покачав ошарашено головой, и решив не мучить себя ненужными вопросами, всё рано обречёнными так и оставаться безответными, Владислав проскользнул в их общую с Тайноведом спальню. Тот стоял у одной из конторок, весь углубившись в гору свитков и пергаментов, которые он, видимо, уже успел собрать по ларям, стоявшим здесь, а может – и не только здесь. Подняв голову, он коротко сказал ему:

– Завтрак скоро будет, я думаю. Ладненький и Вырвиглаз уже давно отправились в кухню. А ты, пока что, если есть силы и желание – присоединяйся. Тут есть на что посмотреть.

Став за другую конторку, и, с позволения Тайноведа, забрав себе добрую половину изучаемых им свитков, Владислав с огромным интересом начал их наскоро просматривать. У Тайноведа под рукой оказался кофейник с ещё тёплым кофеём – видно Ладненький таки загрузил запас кофейных зёрен на воз перед отъездом, и он поделился с ним этим волшебно благоухающим, и столь сейчас желанным напитком. Они молча прихлёбывали кофей из больших фаянсовых кружек, и шелестели свитками, для развёртывания которых у каждого, над конторкой, был приделан особый держатель с двумя валиками.

С небольшим перерывом на перекус, в виде котелков с кипящей овсянкой, густо сдобренной мёдом и изюмом, которые им приволок прямо в спальню Ладненький – чтобы не пришлось отвлекаться на хождения туда-сюда, они аж до самого позднего обеда, почти не отвлекаясь, занимались разбором текстов, просто поражавших свои разнообразием.

Здесь были и пергаментные листы неведомых времён, с заклинаниями – как на языке древнего Запада, так и на множестве современных, или же и вовсе неизвестных Владиславу языков. Ко многим из таковых шёл, в приложении, перевод документа на язык Запада, аккуратно выполненный, видимо – совсем недавно, на обрывках папирусных свитков. Были там и древние дневниковые записи, а также и летописные своды, составленные на множестве различных наречий – иногда с переводами, а иногда – и без таковых, но всегда испещренные на полях различного рода пометами – в основном на языке оригинала. Были там и явно свежие – скорее всего принадлежавшие прежним обитателям этой комнаты, подробные отчёты о различного рода колдовских занятиях. С выводами, заключениями, и свежесоставленными колдовскими заговорами. Были тут и какие-то совершенно странные, практически нудобовразумительные записи, хоть вроде бы и на понятном языке, но оставлявшие впечатление совершеннейшего бреда. В общем – работы, и простора для исследований тут был попросту непочатый край.

От распахнутого окна веяло стылым сквозняком, залетавшим сюда с ближайшего к Детинцу нагорья, и от его легких дуновений старые свитки чуть шелестели, словно бы переговариваясь меж собою шопотом на неизвестном людям языке. Чуть пахло прелью, и той особой, тончайшей пылью, которая так свойственна древним книгохранилищам. Скрипел пером Тайновед, видимо пытаясь как-то упорядочить для себя прочитываемые там сведения. Следуя его примеру Владислав и сам взялся шкрябать беглые заметки. Но кроме совершенно очевидных заговоров практических руководств в волхвованиях, многие свитки и пергаменты попросту не поддавались хоть какому-либо ясному однозначному описанию. Цели создавших их когда-то были темны, а ведание их, с совершенной очевидностью, на несколько голов превышало доступное сейчас Владиславу.

Он добросовестно пытался складывать хот какие-либо описательности, помещая на листок папируса если уж и не ясное понимание, то хоть своё общее впечатление от изучаемого, в той надежде, что, по его записям, опытный Тайновед сможет потом со всем этим разобраться гораздо лучше него самого.

Постепенно, всё более и более погружаясь в эту отнюдь не скучную и вовсе не монотонную работу, Владислав потихоньку отходил от ужасов своего ночного приключения. Воспоминания о них не ушли совсем, но отодвигались постепенно куда-то на самый край его сознания. За окном, время ото времени, ясно раздавался звон клинков, скрещивающихся друг с другом, и сопровождаемый частым уханьем. Но, при этом – достаточно странно, вовсе не прерывавшиеся человеческой речью

Обед был, по общему согласию, подан достаточно поздно, и собственно совмещён с ужином – так, чтобы закончить его ещё засветло, и к ночи уже безвыходно запереться в спальном доме. Когда Вырвиглаз, через открытое окно, кликнул их в трапезную, они аккуратно спрятали всё в закрывающиеся ящики конторок, тщательно разделив уже просмотренное от ещё не изученного.

Выйдя наружу они увидели, посреди двора, Весельчака, монотонно рубящегося с Заднепятом. Оба бойца сверкали клинками в каком-то совершенно исступлённом безразличии, и лица их, искривленные яростью боя, были, при этом, словно бы покрыты серой сыростью полусна. Словно бы их с утра поднять-то подняли, а вот разбудить почему-то забыли.

Махнув рукой, Тайновед поручил Вырвиглазу снять караул с башни, и гнать их также в трапезную. Собравшись вместе, они, изрядно проголодавшись, набросились было на отменные блюда, мастерски приготовленные для них Ладненьким, но, удовлетворив первый голод, внезапно почувствовали полное отсутствие всякого желания к дальнейшему насыщению. Они все пребывали словно бы в тяжкой, чёрной, давящей полудрёме, и даже обильные излияния отменного вина из погребов не могли развеять тяжкого морока, и согреть их заледеневшие за прошлую ночь сердца.

После трапезы никто уже не порывался к музыке и веселью. Как только за окном начали подкрадываться быстрые, весенние сумерки, они молча поплелись назад, стремясь поскорее спрятаться от стылой темени, поднимающейся к Детинцу снизу, из ледяной стылости чуть журчащей в реке воды.

В своей комнате, они с Тайноведом побыстрее захлопнули ставни, подкинулти дров в итак весь день тлевший углями камин, быстро разделись, и Тайновед тут же спрятался под своим одеялом, накрывшись им полностью, с головой. Владислав, в отличие от своего командира, предпочитавшего спать полностью раздетым, сначала натянул на себя шерстяную ночную рубашку, и грубой вязки шерстной же ночной колпак, а потом, прежде чем повалиться в кровать, хорошо приложился к пузатой глиняной бутыли, в оплётке из виноградной лозы с двумя выгнутыми ручками, которую он потихоньку выклянчил у Ладненького по завершении трапезы. От глаз Тайноведа, впрочем, эта бутыль, понятное дело, не ускользнула. Но он ничего, по её поводу, Владиславу говорить не стал.

Влив в себя чуть ли не всё её содержимое, Владислав, чувствуя с облегчением, что проваливаться в спасительность хмельного забытья, лишь успел задвинуть её ногой куда-то под свою кровать, и тут же погрузился в пучину бесчувственности.

Спал он всю ночь, после этого, совершенно беспробудно. Но вот пробуждение у Владислава вылилось опять же в какой-то совершенно сплошной кошмар. Он пришёл в себя оттого, что его аккуратно, но настойчиво трясли за левое плечо. Подняв голову, он обнаружил, в неверном свете раннего утра, проникавшего в комнату сквозь правую половинку окна с распахнутой ставней, что лежит навзничь на полу, почти возле самой двери, в липкой, уже почти подсохшей луже с омерзительно пахнущей блевотины, а над ним, тревожно глядя ему в лицо, склонился Тайновед – всё ещё не одетый, лишь в наскоро наброшенном на голое тело форменном плаще.

В голове у него шумело, рот пересох до того, что он чувствовал, как совершенно одеревеневший язык попросту дерёт по иссохшему нёбу.

– Что, что случилось-то? – Быстро бросил ему Тайновед, помогая подняться с полу.

К Владиславу возвращалась постепенно чувствительность тела. Во рут стоял отвратительный привкус, а рубашка спереди вся была совершенно залита этой липкой дрянью. Его снова чуть не вырвало.

– Ладно – иди в помывочную, приведи себя в порядок! – Напутствовал его командир, выпроваживая за дверь. – Потом, если захочешь, расскажешь.

В помывочной царствовал совершенно зверский холод. Печь ещё не затапливали – видимо, был ещё ни свет, ни заря. Вода наличествовала лишь в одной бадье, да и та – не очень чистая, и совершенно ледяная. Видимо – оставалась ещё со вчерашних помывок. Невзирая на холод, пробирающий до костей, Владислав, с огромным облегчением, содрал с себя рубаху, зашвырнул её в корзину с бельём для стирки, которую Ладненький только вчера тут успел поставить, и, не залазя в бадью, разбрызгивая вокруг воду, дрожа, постанывая, и шепотом ругаясь сквозь зубы, тщательно ополоснулся с помошью большого деревянного ковша – сначала голову, а потом и всё остальное тело, смывая с себя эту гадость. Тщательно прополоскав рот чистой водой из кувшина для умывания, а заодно промыв ею и лицо, он накинул на плечи свой плащ, который ему в последний момент всучил Тайновед, и шлёпая босыми, мокрыми ступнями по холодным, плохо струганным дощатым плахам пола, почти что бегом вернулся к себе в комнату.

Тайновед, уже полностью одетый, ждал его, сидя в кресле, рядом со своей кроватью.

– Что, воду ещё не грели? – Спросил он, внимательно изучая аж посиневшего, и мелко дрожащего под плащом Владислава.

– Нннет! – Ответил тот, не попадая зубом на зуб, и быстрым движением залазя под своё одело, в попытке хоть как-то согреться.

В комнате было хоть и теплее, чем в коридоре, но от распахнутого уже полностью окна тянуло ледяным сквозняком. Тайновед и сам зябко кутался в плащ.

– Ладно, сказал он, – полежи пока, приди в себя, согрейся. Так что было-то у тебя сегодня ночью?

Владислав, начав потихоньку согреваться по одеялом, уже был в состоянии соображать понемногу. Но хоть убейте -совершенно не мог припомнить, каким же именно образом он переместился ночью из своей кровати на пол. Вроде бы был какой-то стук в дверь. Вроде бы его куда-то звали? Или – нет?.. Он никак не мог припомнить ничего ясного и определённого.

– Нет.. Не знаю.. Не помню.. – промямлил он в ответ. – Ничего не помню!

– И неудивительно, после такого-то количества вина, которое ты вчера перед сном выдудлил! – Поморщился Тайновед. – Ты-то пить в таких количествах не приучен ведь?

– Нет, не приучен. – Угрюмо отозвался Владислав, всё ещё пытающийся сложить хвост и голову обрывкам своих ночных впечатлений.

– Оно, впрочем, может и к лучшему. – Примирительно заметил Тайновед. – Мож ты и вправду правильно поступил, отключив себя на ночь. А то кто его знает, что было бы, если б ты таки открыл бы эту дверь. Как.. Как вчера!.. – И тут он сам себя оборвал.

Тут в дверь постучал Ладненький, которого видимо разбудила возня Владислава в помывочной, доложить, что воду для оправки вот-вот приготовят, печь уже разожжена, а он с Вырвиглазом отправляются в трапезную – приготовить что-нибуть к завтраку.

Впрочем, Владислав второй раз в помывочную ходить уже так и не стал. После завтрака, который им доставили в комнату, они занялись тем же делом, что и вчера – благо работы, даже на саму скору руку, тут предстояло не меньше чем дня на два-три, по самым скромным прикидкам.

Время уже подходило почти что к позднему обеду, и Владислав с Тайноведом, совершено утомлённые, уже начали потихоньку складывать всё снова в ящики конторок, ожидая вот-вот услышать призывный зов Вырвиглаза с улицы, как вдруг на подоконник, с громком шумом крыльев, приземлилась большая, чёрная ворона, с пронизительным, предупреждающим карканьем.

– Ага! – Удовлетворённо отзывался Тайновед, – нас всё-таки не забыли! Вот и весточка из Башни! Ну-ка, посмотрим – чем они там нас порадуют!

Однако развернув бумажку, извлечённую из сумочки на лапке птицы, и быстро пробежав её глазами, он аж посерел, и как-то даже изменился в лице. Ибо там, аккуратным, хорошо поставленным, прекрасно известным ему почерком Главнокомандующего, было, в ровных, неторопливых строчках, вывдено следующее:

"Сначала – приятные для вас новости. Прошлой ночью я вернулся в Башню. Наградные были тут же выписаны, и всё это я посылаю вам со своим третьим порученцем. Ты его в лицо знаешь, так что когда постучит в ворота – впусти. Там с ним будет также письмо с подробным изложением вашего следующего задания. Охрану до города ему обеспечат в Верхней крепости.

Теперь – другие известия. Сегодня утром от Белгорода выступила армия вторжения. Где-то к концу дня уже должны быть на нашем берегу. Переправа нами оставлена, так что они беспрепятственно пойдут дальше. Могут заглянуть и к вам. Так что – будьте там на стрёме. Если что – кольценосцы вам помогут. Один из них сейчас как раз распоряжается в Верхней крепости. Оттуда вам и будут теперь посылать постоянно свежие вести о продвижении врага. Держитесь!"

Тайновед тщательно разорвал полученное послание. Взяв у Владислава из сумки тонкий листок чиркнул там пару строчек. Аккуратно вложил в сумочку, махнул вороне рукой, и та немедленно улетела. После этого он сел на свою кровать, низко опустив голову, обхватил её ладонями, и так застыл на некоторое время.

– Что, что там было? – Наконец, не выдержав, с тревогой обратился к нему Владислав.

Тот ещё помедлил немного, в таком же положении. Потом поднял голову и внимательно, практически в упор взглянул в прямо в глаза наклонившемуся к нему Владиславу. Лицо Тайноведа как бы осунулось, даже вытянулось больше обычного, зрачки превратились в две беспощадные стальные иголки, и он выглядел сейчас совсем как загнанный охотниками в нору волк, затравленно, с бессильной ненавистью разглядывающий оттуда своих преследователей.

– Да уж, брат. – Наконец выговорил он очень осторожно, словно аккуратно пробуя каждое слово на вкус, прежде чем сплюнуть его с губ. – Дела наши как сажа бела. – И тут он невесело усмехнулся.

– Так что, что? Неторопливо вскинулся над ним Владислав.

– Так. Сейчас вот соберёмся в трапезной, и я там оглашу обстановку. Чтоб не повторяться дважды. Время пока ещё есть, но – уже не так много. – Наконец собрался он с мыслями, и резко встал с кровати. – Ладно. Пакуй всё это по ящикам – нам в ближайшие дни уже не до того всё равно будет. И – пошли к нашим, не будем ждать уж – пока позовут-то.

Видно всё же немного таки успокоившись по дороге, он сначала дал команде покончить с трапезой. Впрочем, винопитие он запретил сразу же, заставив Ладненького унести назад, в кладовую, уже было поставленные на стол бутыли. Так что назвать их ужин уж совсем безмятежным пережёвыванием пищи было аж никак нельзя.

По его знаку, когда все наконец отставили чаши и тарелки, он, внимательно оглядев всех их по очереди, наконец ознакомил их с происходящим во внешнем мире:

– Итак, парни, на том берегу, очевидно, решили не ждать нашего следующего удара, собрали всё, что можно, и сейчас уже наверняка закончили, или почти закончили переправлять своё войско на наш берег.

Владислав был попросту потрясён услышанным. Он ожидал немедленного, предельно острого отзыва на слова командира. По крайней мере – со стороны Весельчака. Но бойцы находились, видимо, уже в такой предельной прострации от постоянно давящей на них обстановки своего нынешнего обиталища, что даже это известие уже не в состоянии было извлечь до конца оттуда их рассудок. Они лишь угрюмо, как в полусне, глядели на своего командира, и никто не проронил ни единого слова.

Ещё раз оглядев их внимательно, тот продолжил:

– Я не думаю, что они там смогли собрать чересчур уж много. Я вообще не понимаю, с какой это стати они вдруг вздумали перейти реку, для ещё в такой спешке. Что-то там такое происходит. Потому что Главнокомандующий, судя по письму, отнюдь не встревожен происходящим. Зная его, я бы сказал даже наоборот – такое впечатление, что такое развитие событий их там, в Башне, более чем устраивает.

Тут он на мгновение опустил глаза долу, быстро провёл правой ладонью по лбу, и снова посмотрел на них:

– С моей точки зрения – на том берегу попросту сошли с ума. А наше руководство их явно сюда заманивает. Если уж они очистили переправы, и позволили им беспрепятственно перейти на наш берег – то это же замануха чистейшей воды! К гадалке не ходи!

– Замануха, да. – Как-то вяло наконец отозвался Весельчак. – Мышеловка. А мы что же, значится, приманка в этой мышеловке, что ли? Так оно выходит?

– Нет, не выходит так, – Жестко прервал его Тайновед. – Тут и нашей недавней находки хватит, чтобы город защищали до последней капли крови. Нет, я не думаю, что нас бросят на произвол судьбы. Но – не исключено, что нам с вами таки придётся пережить пару острых моментов. Поэтому – вплоть до прояснения обстановки, винопитие будет исключено полностью. До ночи они сюда дойти попросту не успеют. А ночью – уже сюда точно не сунутся. Те, кто их ведёт, хорошо знают, что здесь к чему. Но вот завтра – с рассветом, все мы, за исключением Ладненького и Вырвиглаза, и то – лишь когда они на кухне заняты, будем торчать над привратными башнями. Вниз, к городским воротам, спускаться не будем. Там мы их всё равно не удержим. А вот здесь уж станем насмерть. Но даже если они днём и войдут в город, то ночью здесь всё равно не удержаться. Так что нам придется продержаться лишь до темноты. А там – посмотрим.

Все снова зашевелились, но как-то очень вяло. У Владислава сложилось однозначное впечатление, что парни пребывают словно бы в каком-то тяжком полусне. В котором они попросту не в силах нормально воспринимать и осмысливать всё вокруг них происходящее.

– В общем – так. Если мы переживём это нашествие, то нам из Башни порученец Главнокомандующего уже вовсю тащит наши кровно отработанные наградные. – Решил подсластить горькие новости командир. – А также – и пакет с нашим НОВЫМ заданием. – Выразительно подчеркнул он. – Видимо в Башне не испытывают ни малейших сомнений в дальнейшем развитии событий. И – уже заранее всё рассчитали. В том числе – и дальнейшие действия для нас. Так что – не вешайте носа! В нас там верят, и мы с вами скоро наконец-таки покинем это проклятое место!

Но даже эта новость не смогла нисколько расшевелить парней. На дворе стремительно темнено, и они поспешили покинуть трапезную, бросив всё как есть – до завтра.

Уже в комнате, приготовившись нырнуть под одеяло, Владислав было потянулся ко вчерашней бутыли, всё ещё стоящей у него под кроватью, но внимательно наблюдавший за ним Тайновед лишь отрицательно покачал головой.

– Нет, чтобы там ни было, а надираться на ночь сейчас нельзя ни в коем случае. – Мягко сказал он. – Завтра может быть что угодно, и – в любой момент. Возможно, что нам придется сражаться с превосходящим врагом за само сохранение наших жизней. Так что – ни-ни! Уж извини, брат!

Сам он как раз заканчивал стаскивать с себя бельё. В комнате, невзирая на пылающий очаг, жарко не было ни в коей мере. Поэтому Владислава крайне удивлял его обычай спать совершенно голым. И как он не мёрзнет-то? – В очередной раз посетила его мимолётная мысль. Впрочем, судя по всему, в том состоянии, в которое тот впадал последние ночи, он вообще вряд ли что-либо чувствовал во сне, промелькнуло у Владислава в голове, и он крепко зажмурил глаза, очень надеясь провалиться до утра в такое же беспамятство. Однако же упованиям его не суждено было сбыться ни в коей мере.

Он проснулся внезапно, в самый глухой час ночи, от чёткого ощущения, что за дверью, в коридоре, только что стихли тяжёлые, неровные шаги. Надежды на то, что там вздумал шляться кто-либо из отряда, после опыта ночей предыдущих, у него не возникло уже и в самой малой степени. Там мог быть лишь кто-то чужой, и совершенно незваный. Только – вот по чью душу? Впрочем – в следующий миг сомнений у него уже не осталось совершенно никаких – за ручку двери с силой подёргали, и она аж затряслась под напором сильной, властной руки. Этот посетитель отнюдь не заворачивался со стуком, и с просьбами впустить его.

Владислав лежал совершенно оцепенев, буквально плавая в холодном поту. Убедившись, что дверь закрыта на засов, с той стоны по ней начали чем-то шкрябать. И вдруг Владислав, с крайним изумлением, увидел, что запор начал медленно выползать из скобы! Пару мгновений он с ужасом глядел на происходящее, а потом сообразил, что, скорее всего, запор управляется снаружи каким-либо механизмом – наподобие замочного. И что у находящегося с другой стороны есть в распоряжении ключ от этого механизма, который им самим, при вселении, выдать так и не озаботились!

Механика там была, видимо, хорошо отлажена и смазана, потому что запор двигался плавно, и почти бесшумно. Владислав выскочил из постели одним рывком, выхватил меч из ножен, висевший на стойке для одежды, и встал в боевую стойку прямо напротив двери – в пустом пространстве посреди комнаты, залитой светом от свечей, снова приобретшим тот самый, пугающий, багрово-траурный оттенок, столь знакомый уже Владиславу по ночи, предшествовавшей прошлой.

Запор наконец выскользнул из скобы, и дверь распахнулась от сильного толчка настежь. С той стороны стоял высокий воин в полном конном боевом доспехе Гвардии, сплошняком покрывающем его тело выпуклым нагрудником, на котором, вместо гвардейского факела, тускло серебрился диск полной луны, с чёрнёными полосами и углублениями, делавшими его похожим на оскаленный череп, а также поножами и наручниками из наборных стальных пластин. Сталь доспеха была полностью покрыта воронением, с отдельными полосками блестящего метала на закраинах. Но голова у воина была свобода не только от боевого горшечного шлема, но даже и от обычного – походного. Совершенно бледное, вытянутое идеальным овалом лицо – без единой кровинки, почти полностью сливалось с коротко стриженной, русой бородкой, но ёршик таких же белесых волос был ярко отмечен выступавшей на этой белизне окровавленной, слипшейся прядью. Цвета глаз у него, впрочем, совершенно невозможно было разглядеть, ибо зрачки его глубоко скрывались в провалах глазных впадин абсолютно угольного цвета.

Какое-то время они в упор глядели друг на друга – Владислав в совершенном исступлении, а тот – с выражением неприязненного, брезгливого удивления в своих, глубоко спрятавшихся в тёмных глазницах глазах. Потом пришелец внезапно заговорил – глухим голосом, словно бы доносящимся из бездонной пропасти, но, в то же время, совершенно ясным и различимым для слуха до самого малейшего оттенка своего тона:

– Ты кто такой?! Это наша комната! Откуда ты тут взялся?!

– Я.. Мы.. Нас тут поселили.. Главнокомандующий.. – Залепетал Владислав совершенно растерянно, соображая, что это, наверное, один из тех самых командиров отделений, квартировавших здесь до их прихода в город. Видимо – как-то уцелевший. Вопреки всему. Но, но – как он сумел пройти сюда, через двое запертых ворот? – Панически пытался сообразить он.

– Ааа. – Отозвался тот, поморщившись. – Ну да, ну да – конечно же.

Он вынул правой рукой – без латной рукавицы, которую сжимал закованной в металл левой ладонью, из неприметного отверстия в двери длинный, чёрный стальной стержень, с кованной, цельной головкой, и винтообразной насечкой по всей его длине. Тут Владислав внезапно отметил для себя, что справа у того, на кожаной перевязи, болтаются пустые, чёрные ножны. После этого пришелец, не спрашивая никакого разрешения, уверенно вошёл в комнату, небрежно отстранил стоявшего у него на пути нового жильца, не обращая совершенно никакого внимания на меч у того в руке, и быстро прошёл к конторкам.

Увидев его со спины, Владислав почувствовал, что него аж перехватило дыхание, и вдруг отчаянно закружилась голова. Отчего он чуть не грохнулся на пол без сознания. Затылок у пришедшего был глубоко рассечён – почти надвое, глубокой, рубленной раной – скорее всего от боевой секиры, ибо проруб был не только глубок, но широк по своим смятым краям. В ране белесо розовели остатки мозга, а волосы вокруг неё слиплись от крови. Впрочем – крови, видимо, вылилось из раны всё же не очень много. Но вопрос о том, кто же именно сейчас пришёл сюда – в своё прежнее жилище, моментально отпал у Владислава сам собою. Ибо с такой раной в голове пришедший аж никак не мог бы принадлежать к миру ходящих под солнцем этого мира. В общем – стало понятным также и отсутствие у него шлема и меча. Чья бы рука не нанесла этот страшный удар ему в сече, но обладатель её явно был выдающимся и опытным бойцом, и этот несчастливый комотделения вряд ли успел даже осознать хоть что-либо перед свой внезапной гибелью, обрушившейся на него, как стремительный и моментальный удар молнии.

В траурно-багровом, совершенно жутком, и абсолютно неестественном освещении комнаты, которое, тем не менее, не вызывало у того ни малейшего удивления, пришедший начал лихорадочно открывать ящики у конторок, вытаскивая оттуда пригоршнями свитки, пергаменты и свёрнутые бумажные листы. Потом он стал в них лихорадочно рыться, с остервенением перебирая их своими пальцами, и досадливо швыряя ненужное на пол, и при этом непрестанно бормоча прерывающимся, звенящим от отчаяния голосом:

– Да где же оно, да где же?!

Владислав отложил меч на первую попавшуюся кровать, осторожно подошёл и стал у того за спиной.

– Что ищешь-то? – Участливо спросил он. – Может, я тебе смогу помочь чем-то?

Тот испуганно, затравленно обернулся, отрицательно мотнул головой, и снова погрузился в своё занятие.

– Я, я смотрел эти бумаги – уж прости, брат! – Снова попробовал обратиться к нему Владислав. – Может я помню где это лежит-то, если только ты мне скажешь, что ты ищешь?

Тот вдруг с отчаянием бросил очередную кипу свитков, которые до этого держал в руках, на конторку, и со вспыхнувшей надеждой обернулся к Владиславу.

– Я.. Я ищу своё заклинание! Я, я сам его составил! Для себя! На этот случай. Освобождение! Полное освобождение! Ты видал его? Видал? – Забормотал он быстро, пытаясь заглянуть в глаза Владиславу.

– А как оно выглядит-то? – Потерянно отозвался тот. – Скажи – может я и вспомню. Хоть о чём оно было-то?

Тот вдруг с острым подозрением взглянул было на Владислава, и слегка от него отстранился. Потом лицо его вдруг исказила тяжкая судорога отчаяния и боли.

– Да – а как оно выглядело-то? Нет – не могу вспомнить, не могу! Помню, где-то тут было. Но даже не могу вспомнит где! У меня, брат, с памятью что-то всё время приключается, – Вдруг горько пожаловался он Владиславу, – Вроде бы всё и помню, а как хочу вспомнить нарочно, то всё тотчас и уплывает, как переворачивается! Как бы вижу всё только изнутри, а не снаружи! – И он мучительно поморщился.

– А это.. Освобождение-то? Отчего оно? Как звучало-то заклинанье? – Продолжал допытываться Владислав. – Может – хоть заглавное описание вспомнишь-то? Я их там все упорядочивал, записывал. Может тут и припомню-то что-то?

– Заглавное описание? Нет. – Пробормотал тот. – Не было там заглавного описания. То есть, – И тут он снова болезненно поморщился, – Какое-то там было, конечно же. Но – не то. О другом. В общем – не для чужого глаза. Только вот не могу вспомнить брат, как оно там выглядело, веришь ли? Я ведь к этому с самого начала готовился. Я сразу понял – что здесь и к чему. Слушай! – Заговорил он со вновь вспыхнувшей надеждой, – Тебе ведь оно тоже понадобиться-то! Попробуй вспомнить! Я воспользуюсь – и тебе оставлю! А иначе – мы теперь у них здесь навсегда застрянем! И ты – тоже, раз уж тут оказался! – И здесь глаза его глубоко высветились изнутри багровым отсветом, в котором зрачки его зажглись двумя раскалёнными угольками. – Вспоминай, брат, ищи поскорее!