Текст книги "Византия и крестоносцы. Падение Византии"

Автор книги: Александр Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Историческая наука, еще со времени критического исследования Первого крестового похода немецким историком Зибелем (первое издание его книги вышло в 1841 году), отмечает следущие главные – с западной точки зрения – причины Крестовых походов: 1) Общее религиозное настроение Средневековья, усилившееся еще в XI веке благодаря клюнийскому движению; в обществе, подавленном сознанием греховности, замечается стремление к аскетизму, отшельничеству, к духовным подвигам, к паломничеству; под таким же влиянием находились тогдашние богословие и философия. Это настроение являлось первой общей причиной, поднявшей массы на подвиг освобождения Гроба Господня. 2) Возвышение папства в XI веке, особенно при Григории VII. Для папства Крестовые походы представлялись в высшей степени желательными, так как открывали для дальнейшего развития его могущества широкие горизонты: в случае успеха предприятия, инициаторами и духовными руководителями которого они должны явиться, папы распространят свое влияние на ряд новых стран и возвратят в лоно католической церкви «схизматическую» Византию. Идеальные стремления пап помочь восточным христианам и освободить Святую землю, особенно характерные для личности Урбана II, перемешивались таким образом с их стремлениями увеличить папскую власть и могущество. 3) Мирские, светские интересы также играли значительную роль у различных общественных классов. Феодальное дворянство, бароны и рыцари, участвуя в общем религиозном порыве, видели в крестоносном предприятии прекрасный случай удовлетворить свое славолюбие, воинственность и увеличить свои средства. Подавленные тяжестью феодального бесправия крестьяне, увлеченные религиозным чувством, видели в Крестовом походе по крайней мере временное освобождение от тяжелых условий феодального гнета, отсрочку в уплате долгов, уверенность в защите оставляемых семей и скудного имущества со стороны церкви и избавление от грехов.

Первый крестовый поход является первым организованным наступлением христианского мира против неверных, и это наступление не ограничивалось Центральной Европой, Италией и Византией. Он начинался в юго-западном углу Европы, в Испании, и кончался в бескрайних степях России.

Что касается Испании, папа Урбан II в своем письме 1089 года испанским грандам, епископам и другим знатным и могущественным лицам призывал их остаться в своей собственной стране вместо того, чтобы идти в Иерусалим, и направить свою энергию на восстановление христианских церквей, разрушенных маврами. Это был правый фланг крестоносного движения против неверных.

На северо-востоке Русь отчаянно сражалась с дикими ордами куманов (половцев), которые появились в южных степях около середины XI века, разорили эти места и привели в расстройство торговлю, заняв все дороги, ведущие из Руси на восток и на юг. В. О. Ключевский писал в этой связи: «Эта почти двухвековая борьба Руси с половцами имеет свое значение в европейской истории. В то время как Западная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский Восток, когда и на Пиренейском полуострове началось такое же движение против мавров, Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления. Но эта историческая заслуга Руси стоила ей очень дорого: борьба сдвинула ее с насиженных днепровских мест и круто изменила направление ее дальнейшей жизни». Таким образом, Русь участвовала в общем западноевропейском крестоносном движении, защищая себя и в то же время Европу от варваров-язычников.

Скандинавские царства также участвовали в Первом крестовом походе, однако они присоединялись к основной армии небольшими соединениями. В 1097 году датский дворянин Свейн привел отряд крестоносцев в Палестину. В северных странах избыточный религиозный энтузиазм не проявлялся, и, насколько известно, большая часть скандинавских рыцарей была движима в меньшей степени христианскими устремлениями, чем любовью к войне и приключениям, надеждой добычи и славы.

В это время было две христианские страны на Кавказе – Армения и Грузия. Однако после поражения византийской армии при Манцикерте в 1071 году Армения попала под власть турок, так что не было даже вопроса об участии кавказских армян в Первом крестовом походе. Что касается Грузии, то сельджуки захватили страну в XI веке, и только после того, как крестоносцы захватили Иерусалим в 1099 году, Давид Строитель изгнал турок. Это произошло около 1100 года, или, как утверждает грузинская хроника, тогда, когда «франкская армия двинулась вперед и, с Божьей помощью, взяла Иерусалим и Антиохию, Грузия стала свободной, и Давид стал могущественным».

В ноябре 1095 года в Клермоне (в Оверни, в Центральной Франции) собрался знаменитый собор, на который съехалось так много народа, что в городе не нашлось достаточно жилья для всех прибывших и многие разместились под открытым небом. По окончании собора, на котором был рассмотрен ряд наиболее важных текущих дел, Урбан II обратился к собравшимся с пламенной речью, подлинный текст которой до нас не дошел. Записавшие же речь на память некоторые очевидцы собрания сообщают нам тексты, сильно отличающиеся друг от друга. Папа, обрисовав в ярких красках преследования христиан в Святой земле, убеждал толпу поднять оружие на освобождение Гроба Господня и восточных христиан. С криками «Dieu le veut!»2121
  С Божьей помощью! (фр.)


[Закрыть] толпа бросилась к папе. По его предложению будущим участникам похода были нашиты на одежду красные кресты (отсюда название «крестоносцы»). Им было объявлено отпущение грехов, прощение долгов и защита имущества церковью на время их отсутствия. Крестоносный обет считался непреложным, и его нарушение влекло за собой отлучение от церкви. Из Оверни воодушевление распространилось на всю Францию и в другие страны. Создавалось обширное движение на Восток, истинные размеры которого на Клермонском соборе нельзя было и предвидеть.

Вопрос о Первом крестовом походе был практически решен в Клермоне. Новости об этом дошли до Алексея как неожиданный и приведший в замешательство сюрприз, ибо он не ждал и не хотел помощи в виде Крестового похода. Когда Алексей призывал наемников с Запада, он приглашал их для защиты Константинополя, то есть, иными словами, своего собственного государства. Идея же освобождения Святой земли, которая не принадлежала империи более четырех столетий, имела для него второстепенное значение.

Для Византии проблема Крестового похода в XI веке не существовала. Религиозный энтузиазм не процветал ни в массах, ни у императора, не было и проповедников Крестового похода. Для Византии политическая проблема спасения империи от ее восточных и северных врагов не имела ничего общего с далекой экспедицией в Святую землю. Византия имела свои собственные «крестовые походы».

Были блистательные и победоносные экспедиции Ираклия против Персии в VII веке, когда Святая земля и Крест Животворящий были возвращены империи. Были победоносные кампании при Никифоре Фоке, Иоанне Цимисхии и Василии II против арабов в Сирии, когда императоры планировали окончательно вернуть себе власть над Иерусалимом. Этот план не осуществился, и Византия, под угрожающим нажимом ошеломляющих турецких успехов в Малой Азии в XI веке, отказалась от всякой надежды возвращения Святой земли. Для Византии палестинская проблема в это время была избыточна. В 1090 – 1091 годах она была в двух шагах от гибели, и, когда Алексей обратился за западной помощью, а в ответ получил известие о походе крестоносцев, его первой мыслью стало спасение империи. В написанной Алексеем поэме «Музы», являющейся, как можно думать, своего рода политическим завещанием сыну и наследнику Иоанну, имеются интересные строчки о Первом крестовом походе, из которых можно заключить, что Алексей относит крестоносцев к той же категории, что и варваров, угрожающих империи, – турков и печенегов.

Весной 1096 года благодаря проповеди Петра Амьенского, называемого иногда «Пустынником», которому отвергнутая теперь историческая легенда приписывает возбуждение крестоносного движения, во Франции собралась толпа, по большей части из бедных людей, мелких рыцарей, бездомных бродяг с женами и детьми, почти без оружия, и двинулась через Германию, Венгрию и Болгарию к Константинополю. Это недисциплинированное ополчение под предводительством Петра Амьенского и другого проповедника, Вальтера Неимущего, не дававшее себе отчета, где оно проходило, и не приученное к повиновению и порядку, по пути своего прохождения грабило и разоряло страну. Подойдя к Константинополю и расположившись в его окрестностях, крестоносцы стали, по обыкновению, заниматься грабежом. Обеспокоенный император поспешил переправить их в Малую Азию, где они были почти все перебиты турками около Никеи. Петр Пустынник еще до этой катастрофы возвратился в Константинополь.

История с неудачным ополчением Петра и Вальтера была как бы введением в Первый крестовый поход. Неблагоприятное впечатление, оставленное этими крестоносцами в Византии, распространялось и на последующих крестоносцев. Турки же, легко покончив с неподготовленными толпами Петра, получили уверенность в такой же легкой победе и над другими крестоносными ополчениями.

Летом 1096 года на Западе началось крестоносное движение графов, герцогов и князей, то есть собралось уже настоящее войско.

Ни один из западноевропейских государей не принял участия в походе. Германский государь Генрих IV был всецело занят борьбой с папами за инвеституру. Французский король Филипп I находился под церковным отлучением за свой развод с законной женой и женитьбу на другой женщине. Вильгельм Рыжий Английский, благодаря своему тираническому правлению, находился в беспрерывной борьбе с феодалами, церковью и народными массами и с трудом удерживал в руках власть.

Среди предводителей рыцарских ополчений были следующие наиболее известные лица: Готфрид Бульонский, герцог Нижней Лотарингии, которому позднейшая молва придала настолько церковный характер, что трудно отличить его действительные черты; на самом деле это был не лишенный религиозности, но далеко не идеалистически настроенный феодал, желавший вознаградить себя в походе за потери, понесенные им в своем государстве. С ним отправились два брата, среди которых был Балдуин – будущий король Иерусалимский.

Под предводительством Готфрида выступало лотарингское ополчение. Роберт, герцог Норманнии, сын Вильгельма Завоевателя и брат английского государя Вильгельма Рыжего, принял участие в походе из‐за неудовлетворенности незначительной властью в своем герцогстве, которое он за известную сумму перед отправлением в поход заложил английскому королю. Гуго Вермандуа, брат французского короля, исполненный тщеславия, искал известности и новых владений; он пользовался большим уважением среди крестоносцев. Грубый и вспыльчивый Роберт Фриз, сын Роберта Фландрского, также принял участие в походе. За крестоносные подвиги его прозвали Иерусалимским. Последние три лица стали во главе трех ополчений: Гуго Вермандуа во главе среднефранцузского, Роберт Норманнский и Роберт Фриз во главе двух северофранцузских ополчений. Во главе южнофранцузского, или провансальского, ополчения встал Раймунд, граф Тулузский, известный боец с испанскими арабами, талантливый полководец и искренне религиозный человек. Наконец, Боэмунд Тарентский, сын Роберта Гвискара, и его племянник Танкред, ставшие во главе южноитальянского норманнского ополчения, приняли участие в походе без каких‐либо религиозных оснований, а в надежде, при удобном случае, свести свои политические счеты с Византией, по отношению к которой они являлись убежденными и упорными врагами, и, очевидно, Боэмунд нацелил свои желания на овладение Антиохией. Норманны внесли в крестоносное предприятие чисто мирскую, политическую струю, которая шла вразрез с основным положением крестоносного дела. Армия Боэмунда была, возможно, подготовлена лучше всех других крестоносных отрядов. Все крестоносные армии преследовали самостоятельные задачи; не было ни общего плана, ни главнокомандующего. Как видно, главная роль в Первом крестовом походе принадлежала французам.

Одна часть крестоносных ополчений направилась в Константинополь сухим путем, другая часть – морем. По дороге крестоносцы, наподобие предыдущего ополчения Петра Амьенского, грабили проходимые местности и производили всяческие насилия. Современник этого прохождения крестоносцев, Феофилакт, архиепископ Болгарский, в письме к одному епископу, объясняя причину своего долгого молчания, обвиняет в этом крестоносцев; он пишет: «Мои губы сжаты; во‐первых, прохождение франков, или нападение, или, я не знаю, как это назвать, настолько всех нас захватило и заняло, что мы даже не чувствуем самих себя. Мы вдосталь испили горькую чашу нападения… Так как мы привыкли к франкским оскорблениям, то переносим легче, чем прежде, несчастья, ибо время есть удобный учитель всему». К таким защитникам Божьего дела Алексей Комнин должен был питать недоверие. Не нуждаясь вообще в данный момент ни в какой иностранной помощи, император с неудовольствием и опасением взирал на приближавшиеся к его столице с разных сторон крестоносные ополчения, не имевшие по своей численности ничего общего с теми скромными вспомогательными отрядами, о которых он взывал к Западу. Выставляемые прежде историками обвинения Алексея и греков в вероломстве и обмане по отношению к крестоносцам должны отпасть, особенно если обратить должное внимание на грабежи, разбои и пожары, учиняемые крестоносцами во время похода. Отпадает также жесткая и антиисторическая характеристика Алексея, данная Гиббоном, который писал: «В стиле менее важном, чем стиль истории, я, может быть, сравнил бы императора Алексея с шакалом, который, как говорят, идет по следам льва и пожирает его объедки». Конечно, Алексей не представлял собой человека, смиренно подбиравшего то, что оставляли ему крестоносцы. Алексей Комнин проявил себя государственным человеком, понявшим, какую грозную опасность несут с собой для существования его империи крестоносцы; поэтому главной мыслью его и было переправить как можно скорее беспокойных и опасных пришельцев в Малую Азию, где они должны были делать то дело, за которым и пришли на Восток, то есть вести борьбу с неверными.

Ввиду этого между пришедшими латинянами и греками сразу создалась атмосфера взаимного недоверия и недоброжелательства; в их лице встретились не только схизматики, но и политические противники, которые впоследствии должны будут решить между собой спор оружием. Просвещенный греческий патриот и ученый литератор XIX века Викелас2222
  Димитриос Викелас (1835 – 1908) – греческий поэт, филолог, первый президент Международного олимпийского комитета (1894 – 1896).


[Закрыть] писал: «Для Запада Крестовый поход является благородным следствием религиозного чувства; это есть начало возрождения и цивилизации, и европейская знать может ныне по праву гордиться тем, что она – внучка крестоносцев. Но восточные христиане, когда они увидели, как эти варварские орды грабят и разоряют византийские провинции, когда они увидели, что те, кто называли себя защитниками веры, убивали священников под тем предлогом, что последние были схизматики, – восточные христиане забыли, что эти экспедиции имели первоначально религиозную цель и христианский характер». По словам того же автора, «появление крестоносцев знаменует собой начало упадка империи и предвещает ее конец». Новейший историк Алексея Комнина, француз Шаландон, считает возможным приложить отчасти ко всем крестоносцам характеристику, данную Гиббоном спутникам Петра Амьенского, а именно: «Разбойники, которые следовали за Петром Пустынником, были дикими зверьми, без разума и человечности».

Первый рассказ о впечатлении, которое произвело на народы Востока начало крестоносного движения, исходит от арабского историка двенадцатого века Ибн ал-Каланиси: «В этом году (490 год хиджры – от 19 декабря 1096 года до 8 декабря 1097 года) начала приходить целая серия сообщений о том, что армии франков появились со стороны моря в Константинополе с силами, которые невозможно сосчитать из‐за их множества. Когда эти сообщения стали следовать одно за другим и передаваться из уст в уста повсеместно, людей охватил страх и растерянность».

После того как крестоносцы постепенно собрались в Константинополе, Алексей Комнин высказал желание, чтобы он был признан главой похода и чтобы крестоносцы принесли ему вассальную присягу и дали обещание передавать ему, как их сюзерену, завоеванные крестоносцами области на Востоке. Крестоносцы исполнили это желание императора: присяга была принесена и обещание дано. К сожалению, текст вассальной клятвы, которую дали лидеры крестоносного движения, в подлинном виде не сохранился. По всей вероятности, требования Алексея в отношении различных земель были неодинаковы. Он искал прямых приобретений в тех областях Малой Азии, которые незадолго перед тем были утеряны империей после поражения при Манцикерте (1071 год) и которые являлись необходимым условием силы и прочного существования византийского государства и греческой народности. Что же касается Сирии и Палестины, уже давно потерянных Византией, император не выставлял подобных требований, а ограничивался притязаниями верховного ленного господства.

Переправившись в Малую Азию, крестоносцы приступили к военным действиям. В июне 1097 года после осады крестоносцам сдалась Никея, которую они вынуждены были в силу заключенного с императором договора передать византийцам. Следующая победа крестоносцев при Дорилее (теперь Эски-Шехир) заставила турок очистить западную часть Малой Азии и отойти внутрь страны, после чего Византии представлялась полная возможность восстановить свою власть на малоазиатском побережье. Несмотря на природные затруднения, климатические условия и сопротивление мусульман, крестоносцы продвинулись далеко на восток и юго-восток. Балдуин Фландрский завладел в Верхней Месопотамии городом Эдессой и образовал из его области свое княжество, явившееся первым латинским владением на Bocтоке и оплотом христиан против турецких нападений из Азии. Но пример Балдуина имел свою опасную, отрицательную сторону: другие бароны могли последовать ему и основать свои княжества, что, конечно, должно было послужить к великому ущербу самой цели похода. Это опасение впоследствии оправдалось.

После долгой изнурительной осады главный город Сирии – прекрасно укрепленная Антиохия сдалась крестоносцам, и дорога к Иерусалиму была свободна. Однако из‐за Антиохии разыгралась жестокая распря между вождями, закончившаяся тем, что Боэмунд Тарентский, следуя примеру Балдуина, сделался владетельным антиохийским князем. Ни в Эдессе, ни в Антиохии крестоносцы уже не приносили вассальной присяги Алексею Комнину.

Так как с вождями, основывавшими свои княжества, оставалось и большинство их ополчения, то к Иерусалиму подошли лишь жалкие остатки крестоносцев, в числе 20 000 – 25 000 человек; пришли они изнуренными и совершенно ослабевшими. После ожесточенной осады крестоносцы 15 июля 1099 года штурмом взяли Иерусалим, конечную цель их похода, произвели в нем страшное кровопролитие и разграбили его; многие сокровища были увезены вождями; знаменитая мечеть Омара была разграблена. Завоеванная страна, занимавшая узкую береговую полосу в области Сирии и Палестины, получила название Иерусалимского королевства, королем которого избрали Готфрида Бульонского, согласившегося принять титул «Защитника Гроба Господня». Устроено новое государство было по западному феодальному образцу.

Крестовый поход, вылившийся в образование Иерусалимского королевства и нескольких отдельных латинских княжеств на Востоке, создал сложную политическую обстановку. Византия, довольная ослаблением турок в Малой Азии и возвращением значительной части последней под власть империи, была в то же время встревожена появлением крестоносных княжеств в Антиохии, Эдессе, Триполи, которые стали представлять собой для Византии нового политического врага. Подозрительность империи постепенно усилилась настолько, что Византия в XII веке, открывая враждебные действия против своих прежних союзников – крестоносцев, не останавливается перед заключением союзов с прежними врагами – турками. В свою очередь, крестоносцы, обосновавшиеся в своих новых владениях, боясь опасного для себя усиления империи, точно так же заключают союзы с турками против Византии. В одном этом уже заключается полное вырождение в XII веке самой идеи крестоносных предприятий.

О полном разрыве Алексея Комнина с крестоносцами говорить нельзя. Император, если и был недоволен особенно образованием латинянами самостоятельных княжеств, не приносивших Алексею вассальной присяги, тем не менее не отказывал крестоносцам в посильной помощи, например при перевозке их с Востока домой, на Запад. Разрыв состоялся между императором и Боэмундом Тарентским, который чрезмерно, с точки зрения Византии, усилился в Антиохии за счет соседей, слабых турецких эмиров, и византийской территории. Антиохия и сделалась главным центром устремлений Алексея, с которым сблизился глава провансальского ополчения Раймунд Тулузский, недовольный своим положением на Востоке и также видевший в Боэмунде своего главного соперника. Судьба Иерусалима для Алексея имела в данный момент интерес второстепенный.

Борьба между императором и Боэмундом была неминуема. Удобный момент для Византии, казалось, настал тогда, когда Боэмунд неожиданно был захвачен в плен турками, а именно эмиром из династии Данишмендов, завоевавших в самом конце XI века Каппадокию и образовавших самостоятельное владение, которое во второй половине XII века, однако, было уничтожено сельджуками. Переговоры Алексея с эмиром о выдаче ему за известную сумму денег Боэмунда не удались. Выкупленный другими, последний возвратился в Антиохию и на требование императора, ссылавшегося на заключенные с крестоносцами условия передать ему Антиохию, ответил решительным отказом.

В 1104 году мусульмане одержали большую победу над Боэмундом и другими латинскими князьями при Харране, на юг от Эдессы. Это поражение крестоносцев чуть не повлекло за собой разрушения христианских владений в Сирии, но, с другой стороны, окрылило надежды как Алексея, так и мусульман; те и другие с удовольствием взирали на неминуемое ослабление Боэмунда. Действительно, Харранская битва разрушила его планы основать на Востоке сильное норманнское государство; он понял, что у него нет достаточно сил, чтобы снова вступить в борьбу с мусульманами и со своим заклятым врагом, императором византийским. Дальнейшее пребывание на Востоке уже цели для Боэмунда не имело. Для того чтобы сломить византийскую мощь, надо было ей нанести удар в Константинополе с новыми набранными в Европе силами. Ввиду всех этих обстоятельств Боэмунд сел на корабль и направился в Апулию, оставив вместо себя в Антиохии племянника Танкреда. Анна Комнина не без юмора рассказывает о том, как Боэмунд, для большей безопасности во время морского путешествия от нападения греков, притворился мертвым, был положен в гроб и в гробу совершил свой путь до Италии.

Возвращение Боэмунда в Италию было встречено с большим энтузиазмом. Люди собирались в толпы, чтобы посмотреть на него, как говорит средневековый автор, «словно они собирались увидеть самого Христа». Собрав войско, Боэмунд начал враждебные действия против Византии. Сам папа благословил намерения Боэмунда.

Войска Боэмунда были, вероятнее всего, набраны во Франции и Италии, однако, по всей вероятности, в его армии были также англичане, немцы и испанцы. План его заключался в повторении кампании его отца, Роберта Гвискара, в 1081 году – то есть взять Диррахий и затем через Салоники идти на Константинополь. Но поход оказался для Боэмунда неудачным. Он потерпел под Диррахием поражение и вынужден был заключить с Алексеем мир на унизительных для себя условиях. Вот главные пункты договора: Боэмунд объявлял себя ленником Алексея и его сына Иоанна, обязуясь помогать империи против всех ее врагов, будут ли это христиане или мусульмане; обещал передавать Алексею все завоеванные земли, которые раньше принадлежали Византии; что же касается земель, не принадлежавших Византии и которые в будущем могут быть им отняты у турок или армян, Боэмунд должен был рассматривать их как земли, уступленные ему императором; своего племянника Танкреда он должен был считать за врага, если тот не согласится подчиниться императору; антиохийский патриарх должен был назначаться императором из лиц, принадлежащих к Восточной церкви. Города и области, гарантировавшиеся Боэмунду, перечислены в соглашении. Документ завершается торжественной клятвой Боэмунда на кресте, терновом венце, гвоздях и копье Христа в том, что пункты договора будут им соблюдаться.

Этим крушением всех планов Боэмунда и заканчивается, собственно говоря, его бурная и, пожалуй, роковая для Крестовых походов деятельность. В последние три года жизни он уже никакой роли не играл. Он умер в 1111 году в Апулии.

Смерть Боэмунда затруднила положение Алексея, так как Танкред Антиохийский не соглашался исполнять договора своего дяди и передать Антиохию императору. Для последнего предстояло все начинать снова. Был обсуждаем план похода на Антиохию, не приведенный, однако, в исполнение. Очевидно, у империи не было возможности предпринять эту нелегкую экспедицию. Делу похода под Антиохию даже не помогла смерть Танкреда, умершего вскоре после Боэмунда. Последние годы правления Алексея были заняты преимущественно почти ежегодными и часто успешными для империи войнами с турками в Малой Азии.

Во внешней жизни империи Алексей выполнил трудную задачу. Очень часто Алексея судили с точки зрения его отношения к крестоносцам, упуская из виду совокупность его деятельности, что является совершенно неправильным. В одном из своих писем современник Алексея, архиепископ Болгарский Феофилакт, пользуясь выражением псалма (Пс. 79, 13), сравнивает Болгарскую фему с виноградной лозой, которую «обрывают… все проходящие по пути». Это сравнение, по справедливому замечанию французского историка Шаландона, можно приложить и к Восточной империи времени Алексея. Все его соседи старались использовать слабость империи, чтобы вырвать у него те или другие области. Норманны, печенеги, сельджуки и крестоносцы грозили Византии. Алексей, получивший государство в состоянии слабости и смуты, сумел дать им всем надлежащий отпор и остановил этим на довольно продолжительное время процесс распада Византии. Государственные границы при Алексее, как в Европе, так и в Азии, расширились. Повсюду враги империи должны были отступить, так что с территориальной стороны его правление знаменует собой безусловный прогресс. Обвинения против Алексея, особенно часто высказываемые раньше, за его отношения к крестоносцам должны отпасть, если мы взглянем на Алексея как на государя, отстаивавшего интересы своего государства, которым западные пришельцы, охваченные жаждой грабительства и добычи, представляли серьезную опасность. Таким образом, в области внешней политики Алексей, успешно преодолев все трудности, улучшил международное положение государства, расширил его границы и на некоторое время остановил успехи напиравших со всех сторон на империю врагов.