Текст книги "Стреляющие камни"

Автор книги: Александр Щелоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

5

От Карачи до Пешавара наемники летели на военном само лете. Затем на вертолете их доставили в небольшой городок на границе с Афганистаном. Было уже темно, когда они устроились в одноэтажном бараке, оборудованном под гостиницу. У входа дежурили два пакистанца в полицейской форме. Они тщательно проверяли документы у всех входивших в помещение. Роджерсу понравились строгость и серьезность, с какими здесь было обставлено дело.

Утром на «лендровере», хранившем следы камуфляжной окраски, в гостиницу заехал невысокий худенький американец. Представился: «Майор Бирнс». Тут же добавил: «А вас, джентльмены, я знаю. Вы – мистер Лайтинг, вы – Дюпре, вы – Бергман. Не так ли?» Ошибок в определении не было.

Они вместе позавтракали и уехали на военную базу. Там их ожидал офицер пакистанской армии с новенькими, еще не обношенными знаками полковника. Это был крупный загорелый мужчина с солидным, переваливавшимся через брюки животом. Черные пышные усы его не свисали на губы, а топорщились в разные стороны, как у кота.

– Мистер Сингх, – представил их друг другу майор Бирнс, – мистер Лайтинг. Мистер Сингх – мистер Дюпре…

Анри Леблан, не привыкший к новому имени, не сразу вспомнил, что речь идет о нем.

Мистер Сингх заметил его замешательство, но, должно быть, давно привык к тому, что ни один из знакомившихся с ним иностранцев не носил собственной фамилии. Он вежливо кивнул, изобразив удовольствие.

– Хэллоу, мистер Дюпре. Рад вас видеть.

Сингх говорил по-английски правильно, но с ужасным акцентом. Было ясно, что язык он изучал не в Оксфорде.

Возраст Сингха на вид не превышал сорока. Среднего роста, широкоплечий, с мощной шеей и короткими крепкими руками, он походил на профессионального борца, невесть для чего надевшего военную форму. Седые жесткие волосы Сингха были коротко острижены и стояли, как иголки ежа.

Протянутую Роджерсом руку Сингх пожал с такой силой, что тот едва не вскрикнул от неожиданности. Однако умение сдерживать проявления чувств помогло скрыть боль. Сингх, знавший свою силу, с удовольствием отметил выдержку англичанина. На Востоке уважают людей, умеющих не выдавать своих чувств.

– Господа, – сказал майор Бирнс, – я оставлю вас на попечение полковника Сингха. Он будет для вас и начальником штаба и капелланом. В случае чего – все вопросы к нему.

Когда машина уехала, Сингх обратился к Роджерсу:

– Я к услугам вашей группы, мистер Лайтинг. Готов ответить на любые вопросы по предстоящему делу.

Они прошли в барак, где в штабной комнате были развешаны подробные карты Афганистана и схемы мест боевых действий. Сингх взял указку и стал объяснять:

– Вот здесь, джентльмены, в нагорье Хазраджата, действуют несколько боевых отрядов моджахедов – борцов за веру. С ними у нас надежные связи…

– Мистер Сингх! – прервал его Роджерс. – Скажите, в какой мере соответствует истине мнение левой прессы, что ваши отряды это так называемые банды?

Сингх снисходительно засмеялся.

– Видите ли, мистер Лайтинг, представление о том, что афганское движение опирается на бандитов, устраивает тех, кто далек отсюда. На деле это совсем не так. Наши друзья американцы умеют в любой хаос внести элементы организации. Как вы знаете, в Америке даже гангстерские банды организованы в управляемые синдикаты, которые бывают страшны для государства. Здесь во многое тоже внесен армейский порядок. Любая группа моджахедов, пройдя соответствующую подготовку, превращается в армейское подразделение.

– Все ясно, – сказал Роджерс. – Иначе и быть не может.

– Поэтому многие отряды – это кадровые полки. У каждого моджахеда есть боевой опыт. Они прошли курс боевой подготовки. Владеют современным оружием. Знают тактику. Обучены дисциплине.

– Вы преуспели, – сказал Роджерс. – На содержание такой армии…

– Да, сэр, – отозвался Сингх, – денег требуется немало. Тут вы правы. Однако, как это всюду принято, кто платит, тот и заказывает музыку. Не так ли?

– Должно быть, затраты оправдывают себя? – спросил Леблан.

– Всяко бывает, джентльмены. Всяко. Вот видите, кое в чем мы вынуждены прибегать к услугам специалистов…

– Нас это вполне устраивает, – сказал Мертвоголовый и засмеялся. – Вполне.

– Нас тоже, – заметил Сингх.

– Так в чем суть предстоящего дела? – спросил Роджерс, прерывая разговор на отвлеченные темы.

– Взгляните сюда…

Сингх положил указку и склонился над картой, которая была разложена на столе. Корявый палец с толстым изогнутым ногтем, походившим на коготь хищника, прополз по бумаге и уперся в точку, где горизонтали сгущались в узел, рисуя возвышенность.

– Здесь, – сказал Сингх, – гора Маман.

Роджерс вгляделся в карту. Привычному взгляду легко было увидеть, что гора Маман выросла среди довольно широкой равнины, как бородавка на ладони. Она позволяла занявшим ее подразделениям русских визуально и с помощью радиотехнических средств контролировать обширное пространство и в случае необходимости перекрывать его эффективным огнем. Склоны горы достаточно круты, чтобы пытаться брать их прямым штурмом. А плато на вершине позволяло красным расположить здесь достаточно сил для обороны.

– Сколько уже было попыток взять Маман?

Сингх усмехнулся:

– Пусть это не удивит вас, мистер Лайтинг. Таких попыток не было.

Роджерс сгреб подбородок в горсть и задумался, глядя на карту.

– Почему же не было попыток? – спросил он наконец.

– Мы не хотели тревожить красных. Пусть чувствуют себя безопасно в своей цитадели. Так лучше для дела.

– Разумно, – согласился Роджерс. И, подумав, добавил: – Даже слишком разумно.

– Что значит «слишком»? – спросил Сингх ворчливо.

– Это значит, что я не поверил бы в случайность такого факта. Вокруг все стреляют и во всех стреляют. А Маман стоит, никем не тронутый. Не насторожит ли это русских?

– Почему это должно их насторожить? – спросил Сингх недовольно. – Положение горы таково, что только глупец попытается ее штурмовать.

– Нас тоже относят к глупцам? – спросил Мертвоголовый.

– Вы меня не так поняли, джентльмены, – сказал Сингх примирительно. – В условиях, когда кабульская власть стоит твердо, взять гору еще можно, но удержать не хватит сил. Поэтому только глупец будет ставить перед собой задачу атаковать Маман.

– Логика в ваших словах есть, – согласился Роджерс. – Теперь объясните, что нам предстоит сделать?

– Овладеть горой. На некоторое время.

– Цель такой операции?

– У нее два аспекта. Военный – уничтожение склада боеприпасов на горе. Заметьте, не удержание Мамана, а только взрыв склада. Ущерб от этого трудно поддается учету. Войска в обширной зоне будут вынуждены сократить масштаб операций. Это позволит усилить натиск моджахедов на некоторых важных направлениях. Второй аспект – политический. Нам удастся показать всему миру, что Советы слабы, они не владеют положением в Афганистане, уязвимы.

– Каким образом о локальной операции и ее успехе узнают в мире? – спросил с сомнением Мертвоголовый. Сингх словно бы ожидал этого вопроса.

– Дело в том, джентльмены, что министерство иностранных дел Кабула готовит в намеченный нами район поездку для прессы. День операции подобран так, что поездку отложить не удастся. Пресса увидит все, что в другой раз ей бы не показали.

– Мне понятно, – сказал Мертвоголовый. – Смысл операции прост и убедителен.

Сингх открыл ящик стола и вынул из него пачку фотографий. Положил ее на карту. – Это портреты нашего красавца Мамана, коллеги. Можете рассмотреть их для начала.

Несколько минут, пока шло изучение снимков, в помещении стояла тишина. Наконец Сингх нарушил ее:

– Итак, джентльмены, нравится вам красотка? С какой стороны вы рискнули бы ее пощупать?.

Мертвоголовый, внимательно разглядывавший фотографии, сделанные в разное время и с разных ракурсов, собрал их и звучно шлепнул тяжелую пачку на стол.

– В принципе, мистер Сингх, – сказал он с раздражением, – брать такую горку с боем – все равно что штурмовать пирамиду Хеопса.

– Есть и другие мнения, но хотел бы знать, откуда лучше начать? Нам вас рекомендовали как специалистов. Больше того: крупных специалистов.

Роджерс сделал предостерегающее движение рукой, призывая Курта к молчанию. Тот понимающе кивнул.

– Взять гору можно, – сказал Роджерс. – Тут вы, мистер Сингх, правы. Потребуется всего лишь танковая бригада, и все произойдет в два часа.

Леблан улыбнулся.

– Возможен и другой вариант. Это вертолетный десант, – сказал он. – С крутой стороны горы. Там надежнее. Вы нас обеспечите вертолетами?

Сингх понимающе усмехнулся. Он выбрал из кипы фотографий, брошенных на стол Мертвоголовым, одну. Здесь Маман был изображен со лба.

– Мистер Дюпре, вы наиболее удачно указали слабое место красных. Да, джентльмены, именно здесь. – Сингх поднял снимок и указал пальцем на крутую каменную стену. – Это место – его называют партгах – красные не обороняют. Стена на них производит впечатление неприступности. Собственно, так и есть. Но гора хранит тайну. Несколько веков назад именно здесь, в самой крутой части горы, был пробит колодец. О нем знают всего несколько человек. То была большая тайна комендантов крепости. Она сохранена. Использование тайного хода позволит высадить десант в тылу русских. В самом слабом-их месте. У главных складов. И без всяких вертолетов.

Сингх торжествующе, как фокусник, проделавший ловкий трюк, оглядел наемников.

– Как воспользоваться преимуществами, это решать вам, джентльмены. И, думается, делать это придется на месте. В ваше полное подчинение на период операции будет передана бригада амера Шаха. Это очень сильная боевая единица. Очень сильная. Сложение ваших специальных знаний и навыков с ударными возможностями бригады должно обеспечить успех.

Сингх повернулся к Мертвоголовому и язвительно сказал: – Штурм пирамиды Хеопса, дорогой мистер Бергман, мы бы вам не предложили. У меня в штабе люди здравомыслящие. А с горой Маман вам все же предстоит попотеть.

– У вас есть постоянная связь с бригадой? – спросил Роджерс озабоченно.

– Да, мистер Лайтинг. Такая связь возможна.

– Тогда прошу вас, передайте приказ командиру, чтобы в элижайшее время, но не позже чем за два дня до начала операции, они сделали налет на гору. С самой сильной стороны обороны. Очень важно обозначить попытку штурма. Группа для налета – двадцать-тридцать человек. После усиленного обстрела обороны можно будет отойти.

– Мистер Лайтинг, – сказал Сингх, не пытаясь скрывать сомнений, – вы продумали этот приказ?

– Что вас смущает, сэр? – спросил Роджерс официальным тоном.

– Меня? Ровным счетом ничего. Но я имею указание координировать действия групп и хотел бы понять, что вы задумали.

– Я вас понимаю, – ответил Роджерс и улыбнулся примирительно. – Я понимаю, что мое решение не стандартно. Но именно оно позволит еще раз убедить русских, что подходы к горе с пологой стороны неприступны. Вот увидите, после налета они усилят там оборону. На всякий случай. И этим ограничатся. Именно такой должна быть реакция каждого умного, стандартно мыслящего военного. Вы не согласны?

Сингх пожал плечами.

– Я не стану навязывать вам, мистер Лайтинг, своего мнения. Если вы настаиваете, я передам амеру Шаху приказ сегодня же.

– Да, сэр, будьте добры. А мы пока углубимся в бумаги, которыми вы тут располагаете.

– Несколько минут, джентльмены. Прежде чем оставить вас, вынужден проинформировать о мерах безопасности, которые мы вам обеспечиваем.

– Мы всегда предусматриваем такие меры сами, – спокойно заметил Роджерс. – На месте они виднее.

– До места надо дойти, – произнес Сингх замогильным лосом. – А это сопряжено с трудностями.

– Что вы имеете в виду? – спросил Леблан.

– В последнее время, джентльмены, и об этом я вынужден предупредить вас открыто, в афганском движении обострились раздоры между крайними течениями. Конкуренция между отрядами разных командиров стала крайне велика. Есть случаи, когда группы европейцев, направляемые в страну с Запада, не возвращаются. Исчезают, если вам угодно…

– Час от часу не легче, – сказал Леблан. – И этой сволочи должны помогать!

– Ничего, парни, – бросил Роджерс успокаивающе. – Мы не новички в своем деле. Всюду, где работали, нас окружала одна и та же сволочь. Только цвет всегда разный.

– Мы со своей стороны тоже примем меры, – пообещал Сингх. – Операция важна для дела, и мы займемся ее обеспечением всерьез. Прошу взглянуть на карту. Да, сюда. На этом пути, который иногда именуют Великим шелковым путем, есть удобные горные проходы. Ими чаще всего и пользовались наши группы. Вполне понятно, что афганская армия и Советы взяли под контроль все тропы. Или стараются взять их под контроль. Выбирайте подходящее выражение сами. Оно в равной мере ответит действительности на пятьдесят процентов. А вот здесь, – палец с кривым, хищным ногтем ковырнул бумагу, – лежат менее удобные маршруты. Но переход по ним гарантирован более скрытный. Тем не менее именно здесь у нас пропала сперва одна посылка, потом другая. В первой шли очень опытные люди – Картрайт, Конвей, Шеврье. Во второй не менее опытные – Дюк Кэмпен, Альберт Траппер, Фил Уайт…

– Разве Дюк Кэмпен погиб здесь? – спросил Леблан, почувствовав противный холодок страха где-то у самого желудка.

– Вы его знали, мистер Дюпре?

– Да, как видите.

– Так вот, он погиб где-то здесь. – Палец Сингха обрисовал невидимый овал среди коричневой краски гор Хазраджада. – В зоне действий отряда Шаха.

– А я слыхал в Европе, что он умер от какой-то диковинной болезни.

Сингх засмеялся грубо и холодно:

– Он умер, джентльмены, и это главное. Он умер как солдат, а не обожравшийся устриц обыватель. Это для мужчины важнее самой смерти. Но, если вы помните, по контракту фирма не обязана сообщать, где и при каких обстоятельствах произошло печальное событие. Это вынуждает нас давать некоторым вещам свое толкование.

Леблан посмотрел на Роджерса. Тот опустил голову, подтверждая, что Сингх правильно трактует условия контракта.

– Что же вы мне не сказали, мистер Лайтинг? – спросил Леблан.

Роджерс усмехнулся:

– Можно подумать, что ты отказался бы от дела из-за такой безделицы. Оставим этот разговор, мистер Дюпре. Пусть полковник продолжит рассказ.

– Так вот, джентльмены. – Палец Сингха снова коснулся карты. – Обе группы пропали на участке, который я показываю. Мы провели серьезное расследование. Особенно подробно разбирался второй случай. Считалось, что его причиной могла стать неосторожность специалистов.

– И что? – спросил Леблан. – Доказать прямую причастность Шаха к инциденту не удалось. Трупы специалистов не были найдены. Но то, что их нет в живых, – факт. Нет никаких причин кому бы то ни было укрывать их, если не требовать выкупа. А его не требует никто.

– Хорошо, сэр, – заметил Роджерс, – детали тех случаев сейчас не нужны. Скажите лучше, какие выводы дало расследование?

– Думаю, джентльмены, и это ни к чему. Детали лишь запутают нас. Я просто доложу, какие меры будут приняты для обеспечения безопасности вашей группы.

Мертвоголовый лениво зевнул и отошел от стола к окну. Его такие мелочи в предстоящем деле мало волновали. Он привык никому ни в чем не доверять и был всегда готов к любым неожиданностям. А то, что здесь придется иметь дело с подонками, красная цена каждому из которых – одна пуля, Курт понял еще утром, когда они проезжали мимо маленького базара. Рвань в чалмах, толкавшаяся на небольшой площади военного городка, так называемые борцы за веру, выглядели сплошь отъявленными бандитами с большой дороги.

– В пути, джентльмены, вас будут сопровождать три моих человека, – продолжал Сингх. – Они связаны со своими группами сопротивления в этом районе и не раз имели дело с главарями. Мы предупредим лидеров, что любые эксцессы с вашей группой лишат доверия тех, в чьей зоне случится хотя бы незначительное происшествие.

– Значит, реклама нам обеспечена шумная, – заметил Леблан.

– Не беспокойтесь. Высокая секретность операции гарантирована полностью. Куда важнее, чтобы она прошла успешно.

– Мы об этом подумаем, – сказал вдруг Мертвоголовый и усмехнулся.

– Я надеюсь, – заметил Сингх серьезно. И они обменялись понимающими взглядами. – А теперь занимайтесь планированием. Я пошел…

6

Перед рассветом, раздевшись по пояс. Курков вышел на свежий воздух сделать зарядку. Огромный мир просыпался в трепетном ожидании света. Где-то далеко за горизонтом солнце приближалось к линии, разделявшей ночь и день, готовилось выйти из тени в торжественном блеске. По склонам гор, в лощинах еще жили глубокие черные сгустки, но день уже нарождался шорохом мышей, убегавших в норы от грядущего зноя, шелестом крыльев птиц, взлетавших с гнезд на добычу, и обещал быть по-обычному жарким, сухим, утомляющим.

Снизу от кишлака тянуло запашистым дымом. Жизнь там, как обычно, начиналась с азана – призыва к первой молитве. Гнусавым, отработанным на протяжность голосом его выкрикивал старый служка мечети – муэдзин. Взобравшись на плоскую крышу храмовой пристройки, он заводил свою песнь с точностью раннего петуха.

В деревенской кузнице начал тренькать по железкам веселый молоток. Это кузнец – ахангар – принялся за свое дело.

И только потом, вдогонку за людьми, встало солнце. Прорвавшись сквозь могучие складки гор, заслонявших его от мира, оно сверкнуло первым веселым лучом. И все вокруг – изумрудная чаша «зеленки», поток ревущей реки, что текла вдоль каменистой дороги, крутые бурые бока гор, – все заблистало и заиграло радостными красками дня.

Разогревшись до пота. Курков ополоснулся и, не вытираясь, оделся. Через несколько минут в канцелярию постучали. Вошел высокий широкоскулый солдат с блестящими глазами и едва уловимой улыбкой на губах. Вскинул руку к панаме, доложил:

– Рядовой Тюлегенов по вашему приказанию прибыл!

Курков оглядел солдата с головы до ног, помолчал немного, давая возможность пришедшему ощутить бремя субординации, и только потом разрешил:

– Садитесь, Тюлегенов.

– Есть, – ответил солдат и с грохотом подтащил к себе добротно сколоченный табурет.

– Мне рекомендовали вас как отличного переводчика, – сказал Курков, внимательно разглядывая подчиненного. – Вы что, на самом деле хорошо знаете пушту?

– И пухту, и дари – как родной язык. Как русский тоже.

– Почему говорите «пухту», а не «пушту»?

– Можно сказать и пушту, товарищ капитан. В Афганистане произносят всяко: пушту, душман, а также пухту, духман. В зависимости от местности. Это диалекты.

– Ясно. Вы сами казах?

– Так точно. Родился в Сайраме Чимкентской области.

– Откуда так хорошо знаете пухту?

– Отец работал в Кабуле. В торгпредстве. Я рос там. Играл с ребятами. После десятилетки поступил в институт. В армию взят с третьего курса. Специальность – восточные языки.

– Кто еще в роте говорит на местных языках?

– Ефрейтор Рузибаев говорит. На кабули фарси. То есть на дари. Он таджик. Халмурадов знает немного дари. Но меньше нашего.

– Значит, главный знаток – вы?

– Так точно, – ответил солдат, не скрывая гордости. – Значит, я.

– С вами все ясно, – сказал Курков и слегка замялся. Он размышлял, какие отношения предложить солдату на будущее. Потом спросил: – Как вас зовут?

– Кадыр.

– А как мама звала?

– Мама звала Кадыржоном.

– Так вот, Кадыржон, будете работать со мной.

– Я понимаю.

– Это хорошо. И все же предупреждаю: вам придется научиться делать все, что делаю я. Это значит – много ходить. Поздно ложиться. Рано вставать. О чем и с кем мы говорим, кому назначаем встречи, знать не должен никто.

– Я понимаю.

– После завтрака двинем в кишлак. Надо потолковать с народом. Познакомиться.

– Это хорошо, – сказал солдат. – Надо исправлять отношения.

– Что значит «исправлять»? – удивился Курков. – Разве они были испорчены?

– Нет, не испорчены, но не очень хорошие. Наш ротный до вас уважением у жителей не пользовался.

– Это почему? – спросил Курков таким тоном, словно обиделся за предшественника.

– Фамилия у него неподходящая была – Макарчук.

– Ну и что? Почему неподходящая?

– Для афганца это очень неприятно звучит: «Макар» значит «хитрец». Плут, можно сказать. А «чук» вдобавок значит «кривой». Одноглазый. Собрать в одной фамилии столько примет – просто нехорошо. Тем более лакаб – прозвище – в этих местах имеет немалый смысл. Например, Кадыр Кабули – Кадыр Кабульский, Салим Матин – Здоровый Силач. И вдруг Иван Макарчук – Иван Кривой Плут. Вас не испугает?

Курков слушал, пораженный неожиданным открытием. Кто бы мог о таком подумать! Спросил с большим сомнением:

– Моя-то фамилия держит критику?

– Ваша? Ваша нормальная.

– Спасибо, Кадыржон, – сказал Курков и засмеялся: – Ну, брат Макарчук – вон он какой! А я и не догадывался.

Курков снял с гвоздя планшетку, отщелкнул кнопку, вытащил сложенный вдвое лист бумаги.

– Кто такой Шах, знаете?

– Слыхал, товарищ капитан, но кто он, ясно не представляю.

– Тогда почитайте.

Капитан протянул бумагу Кадыржону. Тот взял и углубился в чтение.

«Бехрамшах. Хазареец. Шиит. Родился в 1952 году в кишлаке Падархейль в семье батрака. С детских лет работал на маллака Лутфуллу. В 1983 году был мобилизован в банду Мадраима. В налетах проявил фанатическую храбрость. Был отмечен и направлен в Пакистан на краткосрочную подготовку в военно-учебный центр. Вернувшись в банду, быстро выдвинулся. Коварен. Хитер. Соперников убирает с дороги. По некоторымсведениям, Мадраим был убит именно им. В целях возвышения отбросил первую часть имени и теперь именуется Шахом. В период подготовки в спеццентре освоил грамоту. Читает. Пишет плохо. Самолюбив, горяч. Склонен к авантюрам. Сумел ликвидировать двух руководителей банд на сопредельных ему зонах – Абубека и Рахимбека. Личный состав этих банд подчинил себе, чем значительно увеличил свое влияние в районе действий. Прочно связан с организациями, работающими с территорий Пакистана и Ирана. Активен. Ведет личную разведку. Мастер организации засад. Типичным примером является уничтожение отделения царандоя – афганской госбезопасности – в апреле 1985 года. Двигавшийся по дороге бронетранспортер афганской милиции встретила огнем небольшая группа боевиков. Сбив ее с позиции, милиционеры увлеклись преследованием и попали в засаду. Подразделение уничтожено целиком. Машина сожжена…»

– Прочитал, – доложил Кадыржон. – Теперь что?

– Теперь имей в виду все, что узнал, и старайся собирать к портрету новые сведения. Где по слову, где по факту. Нам нужно знать как можно больше о Шахе.

– Понял.

– Теперь завтракать.

Через полчаса они двинулись в кишлак. Проезжая мимо старого кладбища, на некоторое время задержались.

– Тут один камушек меня заинтересовал, – пояснил Курков Кадыржону. – Прочитай надпись, если сумеешь.

– Это мы запросто, – согласился солдат, откровенно красуясь.

Серая доломитовая плита, выделявшаяся среди могил своими размерами, глубоко вросла в грунт. По ее краям торчали пыльные кустики серебристой полыни. Курков провел по камню ладонью, сметая с него пыль. Открылась искусная вязь арабского письма.

– Что написано?

Кадыржон склонился над плитой, погладил ее теплую шершавую твердь. Стал читать нараспев, как мулла молитву:

Великий воин Аб-ал-Рахим,

Мечеострый победитель неверных,

По божественному предопределению

Вознесся душой к небесному трону,

Оставив за собой не тускнеющую славу.

Стражи прокричали утром:

«Скончался Аб-ал-Рахим, Угодный аллаху!»

– Что, историческая личность? – спросил капитан. – Знал о таком?

– Нет, но думаю, он был здесь, на Мамане, командир крепости. Не иначе.

– Значит, наш дальний предшественник. Кстати, что означает само слово «Маман»? Есть у него перевод?

– Это хорошее слово, – пояснил Кадыржон. – «Маман» значит «убежище»…

Солнце, беря крутой подъем, выкатилось к зениту и стояло уже прямо над головой, над крышами кишлака, плоскими, серо-пыльными. Мир, обожженный слепящим зноем, истекал обессиливающей истомой. Подвяленная листва бессильно обвисала с ветвей платанов.

Бэтээр, завихряя пыль, полз через кишлак среди дувалов, как по ущелью. Домишки за стенами выглядели убого, уныло. Между домами и дувалами зияли провалы пустырей, поросших олючим чертополохом. На них громоздились обломки старых стен, камней, кучи мусора. Выше домов поднимался глинобитый купол сельской мечети. На стержне, выточенном из дерева, тускло поблескивал жестяной полумесяц. За кишлаком тянулись огороды, прорезанные канавами арыков.

Перед деревенской лавочкой – дуканом, на утоптанном до звона майдане, испокон веков собирался базар. Небольшой, негромкий, но настоящий, и главное – свой, деревенский. Теперь, когда дороги стали опасными, торговцы из других мест сюда не заглядывали, и базарная площадь пустовала.

Они проехали мимо обшарпанного дома. Сквозь проломанную стену дувала виднелся плотно утоптанный двор, чахлое дерево, угрюмо глядевшее в зеленую лужу небольшого пруда – талаба. Здоровенный рыжий барбос, давно переживший лучшие свой дни, сидел перед крыльцом. Высоко задрав правую заднюю ногу и сунув голову под хвост, он судорожно клацал зубами, стараясь поймать увертливую блоху. Рядом, положив голову на вытянутые передние лапы, лежал другой пес, черный, с вытертыми до голой кожи боками. Он даже не открыл глаз, хотя машина прошла совсем рядом.

В тени огромного ветвистого тополя, на сложенных в штабель глинобитных кирпичах, сидел высокий строгий старик с лицом, коричневым от загара, иссеченным глубокими бороздами морщин. Белая полукруглая борода, обрамлявшая подбородок, казалась серебряной и хорошо гармонировала с такой же белой чистой чалмой. Старик отрешенно глядел в даль улицы и держал на коленях ружье. На проехавшую мимо машину он так же не обратил ровно никакого внимания.

– Казаков, – приказал капитан водителю, – остановись! Потом загони машину за дувал. И жди. Уши не развешивай. А мы, Кадыржон, пошли. Побеседуем со стариком. Кто он, не знаешь?

– Так точно, знаю, – отозвался солдат. – Это уважаемый падаркалн Шамат. Дедушка Шамат. Он местный знахарь. Табиб. Старый человек. Очень мудрый. Его здесь все уважают.

– Видишь, как хорошо попали, – сказал Курков. – Нам в самый раз с местного мудреца начать разговоры.

Увидев, что Кадыржон берет автомат, капитан остановил его движением руки:

– Оружие не бери. Пусть видят – мы с миром. Кадыржон недоуменно пожал плечами, но автомат оставил.

– Салам алейкум! – сказал капитан, подходя к старику, и тут же, решив блеснуть знанием языка, добавил: – Мaнда набашед! Здравствуйте! – Он приложил правую руку к сердцу.

Старик из-под лохматых бровей сурово взглянул на подошедших, и вдруг его лицо осветила добрая улыбка:

– Благослови аллах, великий и милостивый! Да будет мир вам, добрые шурави! Да последует благожелательность за началом дел ваших.

Старик произнес это распевно, и капитан, уловивший ритмичность молитвы в его словах, согласно кивнул.

– Он желает нам успехов в боевой и политической подготовке, – перевел Кадыржон.

Капитан взглянул на него пристально, недовольно поджал губы.

– Спроси его… Как нам лучше поступить, если вдруг у кишлака объявится банда? Пусть посоветует, что делать?

Солдат переводил вопрос долго и старательно, явно не по теме увлекшисьразговором со стариком.

– Что-то ты, дорогой, тянешь, – сказал капитан укоризненно. – Я говорил коротко.

– Ах, товарищ капитан, – вздохнул Кадыржон, – вы говорили не только коротко, но и очень плохо. Я перевожу вас красиво и благородно. В результате к вам возникает большое уважение, как к мудрому человеку.

– Ну, брат, ты ко всему еще и наглец! – сказал капитан и улыбнулся. – Я, значит, плохо говорю, и ты меня улучшаешь. Какую же мудрость ты мне приписываешь?

– Самую элементарную – вежливость. Вот вы подошли к старому человеку, значит, надо проявить уважение и внимание. У старого Шамата большая семья. Дети, внуки, правнуки. Его просто необходимо обо всех спросить. Поинтересоваться, как здоровье, как дела. Вот я обо всем этом и спрашиваю. А он удивляется – какой у нас капитан вежливый и обходительный.

– Все, Кадыржон, устыдил, – признался Курков. – Давай, во искупление греха, присядем и поговорим не торопясь.

Старик приглашающе закивал, и они уселись рядом на глинобитных блоках.

– Теперь все же задай вопрос, – сказал капитан. – Как быть, если объявится банда. Может, какие пожелания у них будут?

Кадыржон перевел. Старик слушал, кивая.

– Совет просите, уважаемые? Это похвально. Мужья, отвергающие совет, не прибегающие к опыту старших, бывают повержены в прах самой жизнью. Мудрости ее в одиночку познать не может никто. Вас, наверное, не зря наименовали шурави – люди совета. Совет всегда собрание мудрых. Значит, шурави – люди совета, люди мудрости. – И без перехода спросил: – У вас стариков уважают?

– Да, конечно.

– Это хорошо, – заметил Шамат. – Тогда мой совет – не ходите нигде без оружия. Это недостойно воина.

– Оружие у нас есть, – сказал капитан. – Но не с собой. Мы ведь пришли к друзьям.

– Воистину сказано: смелый боится до безрассудства прослыть трусом. Но разве это не правда, что удалец без меча подобен соколу без крыльев? Зачем храброе сердце безрукому?

– Спасибо за урок, – сказал капитан и прижал руку к груди. – Кадыржон, сбегай за автоматами!

– Ты победишь, сынок, – сказал старик, когда вернулся солдат и принес оружие. – Ибо сказано: удача на стороне тех, кто слушает советов старших. Но и самому нужно думать. Пастух среди баранов не оставляет палку в стороне. Кто знает, не ходит ли рядом волк в овечьей шкуре. Ты меня понял, уважаемый?

– Вы заметили, товарищ капитан, – сказал солдат, – на ваш вопрос он так и не ответил.

– Повтори его.

– Не надо. Раз он сделал вид, что его не спрашивали, значит, отвечать не хочет. Считает, что кишлак сумеет постоять сам за себя.

– Уж не таким ли оружием? – спросил Курков и кивнул на ружье, которое покоилось у старика на коленях. То был «винчестер», родившийся не менее чем полстолетия назад. Старик, проследив за взглядом капитана, понял, что речь идет о его оружии, и крепче сжал цевье костлявыми пальцами.

– Спроси его, Кадыржон, много ли кишлачных в банде у Шаха?

– Он говорит, немало.

– Почему же они ушли отсюда, от мирной жизни?

Солдат перевел вопрос. Старик подумал и заговорил:

– Пришельцам трудно понять, что движет людьми наших мест. Но, скажу вам, по доброй воле мало кто из них поменял место у домашнего очага на ложе среди камней гор. Мало кто, уважаемый.

– Он говорит, – перевел Кадыржон, – что нам их трудно понять…

– Погоди, – прервал его капитан. – Ты, смотрю, очень хорошо устроился. Он мне десять слов шлет, ты переводишь пять. Выходит, сам поглощаешь виноградный сок речей тех, с кем беседуешь, а мне кидаешь выжимки, которые не угодны тебе самому. Вот что, друг, давай перестраивайся, или я твою высокую ученость сменяю на обычную добросовестность. Сделай все, чтобы продукт мысли, предназначенный капитану, до него же и доходил.