Текст книги "Стервятник"
Автор книги: Александр Бушков
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Ну, так… – Вадик похлопал себя по карманам. – Ключи я тебе отдал, все в чемодане… Раньше, чем через две недели, ноги моей тут не будет, властвуй… Если позвонит такая Риточка, скажи, что номером ошиблась, и в этой квартире испокон веков проживает инвалид Крымской кампании Сидор Охримович Голопупенко… А если позвонит Лиза, зови ее сюда и трахай, не обидится… Стоп, ты эскортовские обычаи знаешь?
– Откуда?
– Сначала завалится охранничек, посмотреть, в какие руки отдает ляльку, – вдруг тут извращенцев полна хата… Сунешь ему бабки. Ставка нынче триста пятьдесят за час, из этого и исходи. А если она потом с тебя еще выцыганивать будет, пошли на все буквы, пусть видит, что порядки знаешь… Усек?
– Усек, – кивнул Родион.
– Ну, удачи! И в бизнесе, и вообще! – Он тряхнул руку Родиона и бодро выскочил, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Глава двенадцатая
Гангстер и гетера
Оставшись в одиночестве, он какое-то время сидел на кухне, привыкая и к этому одиночеству, и к неожиданной свободе. Впервые за много лет он оказался полным хозяином в квартире, где, кроме него, никого другого не будет. Откровенно признаться, не вполне и представлял, что делать, с чего начать.
Вынул пистолет, выщелкнул обойму, уже привычно клацнул затвором. Германская игрушка матово отсвечивала черным, лежала в руке, словно была изготовлена специально для него, под его пальцы – симбионт из фантастических романов, право… Он приставил дуло к виску, испытав прилив приятно щекочущего нервы сладкого ужаса. Нажал на спуск. Негромко, четко щелкнул боек, дуло совсем легонечко ударило в висок – едва заметный толчок… Криво усмехнувшись, передернул затвор вновь, вышел в комнату. Прицелился в высунувшего язык распатланного Эйнштейна, аккуратно подвел мушку под линию бровей и процедил вполголоса:
– Теория относительности, говоришь? Гений, говоришь?
Нажал на спуск. Отец теории относительности получил воображаемую пулю аккурат промеж бровей, чем-то неуловимо смахивающих на незабвенные брежневские.
Направился назад в кухню, пытаясь по-ковбойски крутить пистолет вокруг указательного пальца. Получалось плохо – наверняка настоящий тяжелый кольт так не покрутишь, режиссеры вестернов дурили нашего брата…
Вылил в рюмку остатки черемуховой, выпил залпом и еще несколько минут сидел, играя разряженным пистолетом. Потом звонко вогнал обойму, положил «Зауэр» на угол стола, долго смотрел на него, вспоминая оба гоп-стопа, пока не ощутил некое неудобство. Правда, причину неудобства установил очень быстро.
Джинсы топорщились шалашиком, в точности, как тогда в ванной. Женщину хотелось так остро, что поясницу свело сладким ознобом. Положительно, в этом плане пистолет на него влиял самым благотворнейшим образом, душа радовалась и пела что-то бравурное…
Без особых, в общем, колебаний он пошарил по карманам и достал листок с телефонами. Вышел в комнату, собрался было набрать первый номер, но спохватился и накрутил свой собственный.
– Да? – почти моментально откликнулась Зоя, словно сидела возле телефона и ждала звонка.
– Это я, зайка…
– А-а… – В голосе дочки определенно прозвучало разочарование.
– Что, разочаровал? – спросил он, криво усмехнувшись своему отражению в зеркале.
– Да девчонки должны были позвонить, я и жду…
– Мама дома?
– Нет, она ж сегодня поздно будет, у них там партнеры приехали…
«Вот и ладушки, – мстительно подумал он. – У вас, мадам деловая женщина, партнеры, а у нас, понимаете ли, партнерши на горизонте…» И постарался придать голосу максимум непринужденной веселости:
– Ну раз такое дело, я тоже припозднюсь. В аэропорт съезжу. Так и скажи маме…
– Ага, – откликнулась Зоя не без насмешки. – Удачи и процветания частному бизнесу…
Нажав на рычаг, он посидел немного, не вешая трубки, закурил, откинулся на спинку кресла и вальяжным тоном произнес, чуть морщась от зудящих возле уха монотонных длинных гудков:
– Портье? Это Малькольм из шестьсот пятидесятого. Ужин на двоих в номер. Когда приедет мисс Шарон Стоун, проведите ее ко мне немедленно…
Зачем-то придавив рычажок, словно и впрямь на том конце провода только что был живой собеседник, набрал номер – медленно, старательно, ощущая некоторую робость, прокашлялся громко, прижал трубку к уху.
После второго гудка откликнулся женский голос:
– Вас приветствует фирма «Катрин», мы очень рады, что вы обратились именно к нам… – и голос выжидательно замолк.
Родион тоже молчал, совершенно не представляя, с чего начать.
– Алло? – вновь зазвучал вежливый и приятный голос. – Вы хотели попасть именно к нам?
Диспетчерша – или как она там у них зовется – явно пыталась облегчить ему задачу, возможно, у них для таких ситуаций был давно уже наработан опыт…
– Да, мне порекомендовали… – произнес он, прямо-таки содрогаясь от беспомощного стыда.
– То есть, вы знакомы с условиями и заведенным порядком? – Она заговорила чуть быстрее.
– Да, знаком…
– И сколько дам вы собираетесь пригласить?
– Одну, – сказал Родион, зачем-то отводя взгляд от телефона.
– У вас будут какие-нибудь особые пожелания?
– Простите, а… блондинку можно? (в голове у него, видимо, прочно засела Шарон Стоун, как-то само собой с языка сорвалось…)
– Ради бога, так и запишем… Еще что-то?
«А, ладно, – подумал он, мысленно махнув рукой. – В конце концов, рынок и товарно-денежные отношения, не милостыню я у вас прошу…» Шумно выдохнув сквозь зубы, сказал медленно:
– Мне бы, пожалуйста, что-нибудь не особенно вульгарное… Понимаете?
– Ну разумеется, господин, – бодро откликнулся голос. – Все понятно, принято, называйте ваш адрес…
Положив трубку, он обнаружил, что весь вспотел, словно в сауне. Долго вытирал платком лицо и голову, потом принес сумку из прихожей и стал решительно выкладывать на стол запасенные для домашнего банкета деликатесы. Обойдется Мадам Деловая, там у них сейчас наверняка стол уставлен еще богаче – если и в самом деле деловой банкет, если не наврала…
Смешно, но Родион почувствовал себя, как в старые времена, когда торчал на углу возле института или возле идиотской белой стелы с огромными буквами ШАНТАРСКИЙ ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ, с замиранием сердца и электрическим щекотанием в крови ожидая, когда знакомо застучат каблучки и появится первокурсница по имени Лика – юная, нетронутая и желанная, еще не его, еще ничья, и ничего не решено, не предугадано… Минутная стрелка тащилась невыносимо медленно, словно прилипла к циферблату, он в конце концов свернул голову дорогонькому «Реми Мартин», аккуратно отложил золотистый колпачок, налил себе полную рюмку и жахнул одним глотком – лишний раз убедившись, что все алкогольные напитки, независимо от цены, есть не более чем спирт с добавками, если не знать заранее, что хлещешь, разницы и не почуешь, в общем… Но по жилочкам прошло приятное тепло, он почувствовал себя увереннее, и прежде чем открыть дверь на длинный звонок, опрокинул еще рюмку, зажевал торопливо откромсанным пластиком копченой осетрины – и, поворачивая головку замка, постарался придать себе безразличный, уверенно-господский вид скучающего плейбоя, видавшего и не такое. Перед ним стоял очередной Кожаный – конечно же, коротко стриженный, уверенный в себе скот, широкоплечий и гладкомордый хозяин жизни… В ладонях засвербило от шального желания сунуть ему ствол под нос и заставить поплясать на полусогнутых…
– Вечер добрый, – сказал визитер вполне вежливо. – Блондинку заказывали?
Родион от всей души надеялся, что кивнул весьма даже барственно:
– Было такое дело.
– Разрешите… – Парень ловко протиснулся мимо него в прихожую, заученно двигаясь, заглянул в кухню, в комнату, мимоходом распахнув двери ванной и туалета. – Ну что ж, хозяин, все путем – никаких косячников, чисто…
– Кого? – машинально спросил Родион.
– Ну, ежели не знаете, и объяснять не стоит, не к ночи будь помянуты… – Он без малейшего смущения протянул руку. – Либо в рублях, либо в валюте по курсу Эмэмвэбэ, лишнего не насчитаем, но и свое законное из глотки вырвем… – кинув быстрый взгляд на сложенные пополам сотенные, сунул их в карман мешковатых джинсов, посмотрел на часы. – Значит, ровно в восемнадцать сорок шесть, сверим часы, я вам в дверь безжалостно тарабаню и увожу лялечку…
Родион все тем же барственным, как он надеялся, тоном с растяжкой произнес:
– А если мне, простите, захочется еще пообщаться? Кожаный парнишка бросил на него быстрый взгляд, в котором мелькнула явная насмешка:
– Первый раз имеете дело с эскортом, господин хороший? Какие проблемы, заплатите еще, только и делов – и продолжайте, пока деньги не кончатся, все для клиента… Ну, я полетел, сейчас девочка поднимется, готовьте цветы и фанфары…
– Дверь я не закрываю, значит? – спросил Родион непонятно зачем. Он уже прекрасно понимал, что не получилось «скучающего барина», что его расшифровали в одночасье…
– Да уж конечно, зачем закрывать? – Парень обернулся и подмигнул: – Не робей, мужик, когда-то надо и эскорт попробовать, зато потом сто лет рассказывать будешь…
Родион вернулся в комнату, сердито налил коньяка до краев. Он с превеликим удовольствием бросил бы эту затею, но поздно было останавливаться, будешь выглядеть вовсе уж заскорузлым совком и идиотом… Посмотрел на себя в зеркало, пытаясь понять, что в нем отличается – вроде бы и ничего, те же джинсы и куртка, часы не хуже, лучше даже, чем у юного сутенера, а вот поди ж ты, будто клеймо на лбу: СОВОК…
В прихожей послышались легкие шаги. Вошла светловолосая – крашеная, конечно, – девушка в джинсовом костюмчике и тесной черной футболке, ловко скинула кроссовки, зацепив задники носками, на миг задержалась у двери, окидывая комнату быстрым взглядом. Потом столь же мимолетно-оценивающе смерила Родиона взглядом с ног до головы, склонила голову к правому плечу, к левому, улыбнулась непринужденно:
– Привет.
Сунув руки в карманы распахнутой курточки (позволившей моментально определить, что лифчиками нимфа по вызову решительно пренебрегает, но отнюдь не оттого, что природа ее обделила приманчивыми возвышенностями), танцующим шагом прошлась по комнате, мимоходом скользнув взглядом по книжной полке, покачалась с пятки на носок, подошла почти вплотную и без малейшего смущения поинтересовалась:
– Какие будут пожелания?
Он молча пожал плечами, испытывая нешуточную неловкость. При всем его изрядном опыте самого тесного общения с прекрасной половиной рода человеческого предстоящее чуточку смущало по причине полной новизны. Трудно было с маху свыкнуться с мыслью, что эту совершенно незнакомую красоточку можно использовать с ходу как душе угодно, без всяких вступлений и прелюдий. Или положены какие-то минимальные прелюдии? Должен же и здесь быть свой этикет? Или положено браво командовать ей: «В койку!»? Сама она что-то не спешит раздеваться…
– Эй, я вообще-то не кусаюсь, – сказала блондинка абсолютно непринужденно, с видом величайшего терпения. Было в ней что-то от опытного врача. – Отчего же такая остолбенел ость? Хотя, ежели это вам необходимо, сэр, – то клиент всегда прав… Куснуть? Называйте точный регион…
Мордашка у нее была смазливая и определенно лукавая. Он представлял себе этих совсем другими. У Родиона создалось впечатление, что крайне невинные на вид серые глазищи – глаза у нее красивые, ничего не скажешь – успели его просветить неким рентгеном, навесив некий ярлычок, классифицировав в сжатые сроки. И никакого удовольствия, конечно, эта догадка не доставила, вовсе даже наоборот. Он сердито отвернулся к столу – и наконец нашел выход:
– Выпьешь?
– С полным нашим удовольствием, – вздохнула она облегченно, уселась, сняв предварительно курточку и перекинув ее через спинку кресла. Голые руки были красивые. – А я уже решила, ты немой… Нет, плесни лучше коньячку. Спасибо. Всякое видела, но вот немые интеллигенты ни разу не попадались – наоборот, говорливые, как спятившие репродукторы…
– А почему обязательно – интеллигент?
Девушка подняла левую руку, растопырила пятерню и правым указательным стала загибать пальцы, начиная с большого:
– Книги – раз. Многозначительная подборка: бульварщины почти нет, зато классики теснятся рядами и колоннами в виде собраний сочинений… Классика, история, нечто техническое… ага, программирование. Иконы – два. Верующий эти полдюжины икон держал бы на божнице, как полагается, а вот интеллигент именно так и развесит по стенам, как у тебя имеет место быть – в виде чистого украшения, там и сям… Эйнштейн, бережно застекленный – три… автографа нет ли, случаем? Нет. Я у одного видела портрет Ленина – так вот, был он с автографом, совершенно ленинским почерком. Прикол, конечно, но с фантазией… Облик твой при бородке и очках – это четыре. Все, вместе взятое… – Она фыркнула. – Похожа я на телепатку? Ладно, не бери в голову. Я, конечно, девочка неглупая, но признаюсь тебе честно: этаким озарениям обязана в первую голову тому, что с младенчества в схожих интерьерах обитала. Хватило времени уяснить кое-какие закономерности. Такая вот девушка с прошлым. Можно выразиться, гетера, а не шлюха. Улавливаешь разницу?
– И философскую беседу поддерживать сможешь?
– Запросто, – ослепительно улыбнулась она. – Если есть такая потребность, намекни.
– Да вроде бы нет… Неужели приходится?
– Боже ты мой, чего в этой жизни не бывает… В прошлом месяце, ты не поверишь, битый оплаченный час сидела и слушала, правда, не философскую лекцию, а жуткую историю про то, как мой клиент, бедован качавый, так и не довел до конца общую теорию гравитации – сначала завистники из парткома мешали, потом перестройка и упадок науки, потом и вовсе стали из соседней квартиры пускать невидимые оглупляющие лучи, американские конкуренты старались, видите ли, Нобелевскую премию хотели перехватить… Я еще налью? Коньячок у тебя настоящий… Даже оскорбительно было чуточку для профессионального самолюбия: сижу я в самом эротическом мини, тряпок на мне лишь самую чуточку побольше, чем на Венере Милосской, а этот непризнанный гений смотрит сквозь меня дикими глазами, пальцем в воздухе формулы выводит, а из-за стены опять американские лучи начали шпарить, что твой гиперболоид инженера Гарина… Уж лучше бы трахнул. Давай я рыбку порежу красиво? Ты ее обкромсал абы как… В общем, не помню, как в дверь и вышла. Ты ничего такого непризнанного не строгаешь по ночам? Вот и молодец. Прозит! У тебя рюмочки побольше не найдется? А то у меня после вчерашнего общая энтропия организма… Ага, спасибо.
Как он ни приглядывался, не мог усмотреть ничего, напоминавшего пресловутую печать порока. Порочного в ней не было ни на копеечку, а вот притягательного имелось в избытке – фигурка идеальная, джинсы в облипку словно только что вышла в них из воды, соски оттягивают тонкую черную материю, вульгарности в умело накрашенном личике не больше, чем следует ожидать по нынешним временам. Когда она тянулась через весь стол за ножом, оказалась совсем рядом, он вдохнул приятный запах незнакомых духов и чистой кожи с едва уловимой примесью свежего пота, скорее возбуждающей. Родиона ее вид отчего-то разозлил. Она сидела совершенно непринужденно, хозяйничала за столом так, словно жила здесь сто лет, безмятежно болтала… Он не ощущал своего превосходства, вот в чем дело. Никак не мог почувствовать себя хозяином купленной шлюхи. И начинал злиться. Смотрел на накрашенные бледно-сиреневой помадой (его любимый цвет) губы и, чтобы настроиться на нужный лад, пытался представить, что она проделывала этими губками – может, не далее чем час назад.
– Много пью или много жру? – спросила она с легонькой гримаской. – У тебя укоризна во взоре…
– Да нет, что за глупости… – пожал он плечами. – Тебя как зовут-то?
– Изольда.
– А серьезно?
– Смеяться не будешь? Соня. Папочка удружил, в честь великого математика Софьи Ковалевской. Как в воду смотрел…
– Почему?
– Так это же была сучка, каких поискать. Читала я про нее кое-что… Ради высокой науки бросила муженька и спуталась с немецким профессором, но поскольку немцы нация расчетливая, содержать ее хахаль не спешил, и Софочка вовсю тянула с брошенного мужа. Он, бедняга, давал по слабости русской души. А потом втянула его в коммерцию, в каковой он не разбирался совершенно, поскольку сам был не просто ученым, а основоположником целой науки – эволюционной палеонтологии. Слышал про такую?
– Не доводилось.
– Я, честно говоря, сама плохо представляю, что это за наука такая, но он везде значится ее основателем, точно. Вот, и довела его до того, что он с собой покончил в неполные сорок. Это основатель-то. Каково? Такая вот Софья. Нет, конечно, баба была талантливая, но во всем остальном – сучка по жизни… А тебя как зовут?
– Родион.
– Нет, серьезно?
– Серьезно.
– Ра-ри-тет, – протянула она. – В жизни не встречала ни единого Родиона… А что, тебе идет. – Улыбка у нее стала чуточку пьяной. – Вылитый Родион. Твое здоровье! Это значит, Родик, а?
– Надо полагать, – сказал он, чувствуя себя совершеннейшим идиотом. Девчонка никак не стремилась облегчить ему задачу, сидела с видом принцессы, приглашенной на званый ужин.
От тупой безысходности он налил и себе в большую рюмку, жахнул, как воду, почувствовал, что начинает хмелеть, запихнул в рот изрядный кусок осетрины, заработал челюстями.
– Вот только кое-что, убей меня, не стыкуется, – вдруг сказала Соня. – Чересчур уж шикарный достархан для простого советского интеллигента – икорка, осетринка, все прочее, коньячок за триста штук… Ты что, зарплату наконец получил за последний год или старушку-процентщицу угрохал, как твой знаменитый тезка? Чем вообще занимаешься, если не секрет?
– Граблю, – неожиданно для себя сказал он. Хмель бродил в голове жаркими волнами, но дело было даже не в спиртном, а в яростном желании выломиться из той ничтожной клеточки, в которую его, нет сомнений, поспешили занести и эта девица, и ее сутенерчик. Он хотел быть другим, новым, он имел на это право, черт возьми, уже поднялся над быдлом…
– Бывает, – ничуть не удивившись, кивнула Соня, налила себе еще. – Тоже занятие, если не попадаться… А кого грабишь, если не секрет – телефоны-автоматы?
Он решительно встал, шумно отодвинув стул, вышел на кухню и тут же вернулся, подбросил на ладони пистолет:
– Да нет, Сонечка, немного повыше летаю…
Вот теперь на ее личике наконец-то заиграли именно те эмоции, которых он ждал – подобралась, глянула с некоторой опаской:
– Покажи?
– Да пожалуйста, – сказал он покровительственно, выщелкнул обойму и положил пистолет ей в руку.
– Настоящий…
– Квартира не моя, кстати, – сказал он, всерьез ощущая себя сильным и решительным. – Снимаю я эту квартирку, знаешь ли…
– Круто, – заключила она без улыбки. – Сунь эту штуку куда-нибудь подальше, ладно? А кого грабишь?
– Тех, у кого деньги дурные… – сказал он, спрятав пистолет в стол и усевшись напротив нее. – Не старушек же…
– Робин Гуд, стало быть?
– Да как тебе сказать… – Он кивнул в сторону ствола. – А тебя это как, нисколечко не удивляет?
– Ну, не особенно, – призналась она. – Всякого насмотрелась. Но сердце мне подсказывает, что ты все же из интеллигентов произошел, а? Поднялся над своим классом, учено выражаясь?
– А что, плохо?
– Ну почему, – сказала Соня, щурясь. – Не в стаде же ходить, если вдруг выпала возможность, нужно ловить шанс…
– А ты-то кто? Если знаешь, что такое энтропия и не путаешь Эйнштейна с Юрием Никулиным…
– Я же говорю – отпрыск интеллигентов. Целых три курса кончила в универе.
– А что ж вот так…
– А что? – Она смотрела совершенно безмятежно. – Доучиться и, как папа с мамой, давить ломаный стул в институте за символическую денежку? Все равно, Родик, всех нас в этой жизни стебут, как проклятых, и какая разница, в фигуральном смысле или в прямом? Ты же тоже, я так понимаю, бросил прежние умственные забавы? И подался в черные робин гуды? Если уж такова се ля ви… – Она лихо подняла рюмку, но глаза все же были чуточку грустные. – Давай вздрогнем? А, на часы поглядываешь… Действительно, безобразие с моей стороны, разболталась… Этот обормот, Толик, мне успел радостно и весело наябедничать, что клиент попался из интеллигентов и с эскортом прежде шашней не имел… – Она встала, подошла к нему сзади и наклонилась к уху. – Выходит, ты у нас невинный в некотором роде? Ничего, это не больно и не страшно, и мама не узнает… – и звонко рассмеялась над ухом.
Родион сердито выпрямился, но, встретив ее абсолютно невинный взгляд, смешался. Нарочито громко ступая, подошел и задернул шторы – в комнате, правда, особенно темнее не стало, до захода солнца было еще далеко. Обернулся. Она уже успела снять джинсы и сидела на незастеленном диване, откинувшись назад, упираясь руками, черная футболка задралась, полоска тела меж ней и розовыми трусиками моментально подействовала на него должным образом, вышибая из головы комплексы и переживания. Направился к дивану, на ходу вытаскивая, прямо-таки вырывая рубашку из джинсов. Смешно, но и в самом деле волновался чуточку, словно в первый раз.
– Э нет, сэр, не спешите… – Она подняла руку, держа двумя пальцами яркий крохотный пакетик. – Давай я сама надену…
Рубашку он так и не снял. Наплевать, сойдет… Соня закрыла глаза. Уложив ее на диван и с мальчишеской поспешностью раздев окончательно, Родион потянулся было к ее губам, но вовремя опомнился, в последний момент отвел лицо, поцеловал в шею. Она коротко простонала, так возбуждающе и нежно, что Родион сам не заметил, как вошел в нее – при помощи умелых пальчиков.
…Она так и не открыла глаз, ни разу. Это было прекрасно – странствующие по его телу теплые ладони, жаркие стоны в ухо, быстрый дразнящий шепот: «О, какой ты… Быстрее, глубже…», поток тихих непристойностей, возбуждавший еще больше, то и дело прерывавшийся отчаянными вздохами и стонами. Когда ее палец, уверенно раздвинув ягодицы, вошел сзади, Родиону показалось, что внутри у него что-то беззвучно взорвалось, и он кончил яростно, взрывом, прижав девушку к жесткому дивану, зажав в зубах кожу над ключицей. Она распласталась под ним, бессильно раскинув руки, укусила под подбородком и замерла. Все было так великолепно, что он, не сдержавшись, зарычал по-звериному Поднялся над ней, упираясь руками, тело все еще содрогалось, опустошаясь. И расслабленно упал рядом, повернув ее на бок, не в силах из нее выйти, да и не желая того.
В чувство его привел настойчивый, длинный звонок в дверь.
– Пора… – раздался над ухом прерывистый шепот.
– К черту! – Он открыл глаза, чувствуя себя, как ребенок, у которого безжалостно отбирали новую великолепную игрушку. – Слушай, ему можно еще денег сунуть, да?
– Ну естественно, – сказала Соня. – На час, да?
– К черту, – повторил он. – До ночи, до утра…
– Э нет, не пойдет, – сказала Соня тихо. – Мне, знаешь ли, нужно дома отметиться, а то предки всю милицию на ноги поднимут… Не поверишь, всегда дома ночую, как порядочная девушка, такую себе смену выговорила… Часа на два, идет?
Звонок надрывался.
– Там в кухне деньги на столе, сунь ты ему, сколько следует, и пусть катится… – быстро сказал Родион, чувствуя самый натуральный страх при мысли, что она сейчас может уйти.
Соня мимолетно погладила его по щеке:
– Не переживай, Робин Гуд, сделаем в лучшем виде…
Она встала, не озаботившись хоть что-то на себя накинуть, скрылась в кухне и вскоре вышла с мятыми купюрами в руке, открыла дверь, тихо произнесла пару фраз, щелкнула замком. Вернувшись, присела рядом на диван, улыбнулась:
– Порядок в танковых войсках, остаемся. Я ему там отстегнула повыше нормы второпях, ты не против?
– Да ерунда, – отмахнулся он. – Я себе еще раздобуду… Иди сюда…
– Куда спешить? – Она улыбнулась, взъерошила ему волосы. – Я его зарядила на пару часов, посидим, как белые люди, не спеша… – Гибко выгибаясь, накинула футболку и направилась в ванную.
Родион встал, осушил рюмку, закурил, слушая плеск воды. Пачка была пустая, и он сходил за сигаретами в кухню. Куча купюр, которую он после звонка в эскорт вывалил на кухонный стол – одни рубли, доллары остались в сумке – поубавилась больше чем наполовину, судя по всему, Соня излишней церемонностью не страдала. Но такие мелочи его сейчас нисколечко не волновали, деньги были раскрашенными бумажками, и только. Он все еще переживал взрывоподобный оргазм и воспоминания о гибком сильном теле, извивавшемся под ним в бешеном ритме.
Плюхнувшись на диван и выкурив сигарету, он немного остыл. Даже смог трезво подумать, что все эти невыносимо страстные вздохи и прочие испробованные на нем приемчики служат насквозь утилитарной цели – заставить клиента побыстрее кончить, что-то он об этом читал, что-то такое и Вадик говорил…
Но и это тоже не волновало ничуть. Родион прекрасно понимал, что в ванной не спеша ополаскивается обыкновеннейшая проститутка, пропустившая сегодня до него неизвестное количество мужиков, наверняка слушавших те же вздохи и шепот, испытавших то же изощренное скольжение по телу пальцев и губ, но хотел ее снова и снова, при одной мысли о ее теле в висках жарко стучало. И невыносимо было думать, что она сегодня уедет к кому-то еще. Он сам не понимал, что с ним творится: то ли все дело в том, что Соня не походила на платных шлюх, какими он их себе представлял, то ли в том, что она была своя, росла в таком же доме, читала, несомненно, те же книги…
А может, всему виной одиночество. Он слишком долго был одинок – и впервые появилась иллюзия близости, пусть эрзац. Иллюзия близости в его новой жизни. В новой жизни и близкие люди должны быть новыми, если их нет, следует их создавать самому, так надежнее всего…
Вернулась Соня, свеженькая, причесанная, совсем юная. Прошла к столу, потом присела с ним рядом, с рюмкой в одной руке и сигаретой в другой. Родион запустил ладонь под футболку и, жмурясь, поглаживал ее теплый плоский живот. Соня глянула через плечо сверху вниз, улыбнулась и медленно опустила ресницы – так, что у него дрогнуло сердце. Господи боже ты мой, смятенно подумал он, ты ведь самым натуральнейшим образом влюбляешься в проститутку, ты слишком давно влюблялся в последний раз, вот и пошли вразнос мысли и чувства… Ну и черт с ним со всем – коли уж такая жизнь вокруг, коли уж напрочь исчезли границы меж чистым и грешным… Не хочется с ней расставаться, вот и все…
Соня отставила пустую рюмку, легла с ним рядом, задумчиво пуская дым, ее рука мимолетно скользнула по его бедру, вызвав прилив желания. Родион осторожно сказал:
– Слушай, а тебе… вот все это нравится? Девушка бегло глянула на него:
– Родик, я надеюсь, не будет рассуждений о морали, а? Ты, по-моему, вполне нормальный мужик, вон грабишь кого-то, значит, врос в дикий рынок…
– Да нет, я не то имел в виду…
– Ага, – сказала она устало. – Сталкивалась уже. Недельки две назад привозят меня в какую-то богатенькую квартирку, где встречает меня семейная, судя по всему, парочка лет на пять тебя постарше. Я, как специалист широкого профиля, моментально настраиваюсь на амор де труа, поскольку, судя по заплаченным денежкам, речь о чем-то подобном и идет… Шиш. Дамочка вмиг выставляет благоверного из квартиры и волокет меня в итальянскую кроватку…
– А ты?
– А что я? Я на работе – нравится, не нравится, ложись, моя красавица… Не в том суть и квинтэссенция. Эта холеная сучка, после того, как я честно отработала со всем прилежанием, вдруг начинает меня жалеть, вздыхать о погубленной морали, охать в лучших традициях «Санта-Барбары» – захотелось ей, окромя лесбоса, еще и высокими переживаниями над судьбой падшего ангелочка насладиться. А сама тем временем без всякой логики меня на второй круг раскладывает. Так что не надо насчет морали, Родик. Я тебе в жилетку плакаться не собираюсь, нет у меня такой потребности, но и ты мне в душу не лезь с сапогами. Если пришлась по вкусу, в следующий раз заказывай меня персонально, ты не первый такой, дело обычное. Замуж, надеюсь, спьяну не предложишь? Ведь потом протрезвеешь, обоим не по себе будет…
Он вскочил. Сходил в прихожую, вернулся с зеленой банкнотой, украшенной портретом президента Гранта, сунул девушке:
– Держи.
– А взамен? – прищурилась она.
– А поговорить, – сказал он. – Без всякой морали и обоюдного плача в жилетки. Честный бизнес, а?
– Ну валяй…
– Нравится тебе все это?
– Ты как пацан, честное слово, – сказала Соня ничуть не сердито. – Или журналист – был у меня такой, оргазм ловил не на мне, а от собственных вопросиков и моих старательных ответов, трахать так и не стал, побежал репортажик черкать… Ну, не так уж и нравится. С одной стороны. А с другой – меня, милый, в этот веселый бизнес не на аркане тянули. И вопреки разным там идиотским статейкам уволиться из этой конторы даже проще, чем развестись в суде бездетным супругам, друг к другу претензий не имеющим. А мне так и совсем просто – я с нашим боссом на одном курсе училась, вместе, считай, сбегали в сей увлекательный бизнес… Ну, а потом? Куда прикажешь податься самой заурядной в плане интеллекта и способностей девочке? Разве что подловить муженька из пожилых, кое-кому из девочек везет иногда. Я с тобой так откровенно насчет этого говорю, поскольку персонально тебя на предмет брака охмурять не собираюсь… – Она покосилась не без лукавства. – Хотя при некоторых усилиях это предприятие могло бы и выгореть… Берешь замуж, Родик? Ну вот, не берешь…
– Я даже не знаю, честно… – сказал он. – Сам не пойму, что в голове творится…
– Тоже мне, бином Ньютона. Коньяк там плещется, только и делов… В общем, Родик, есть такая расхожая мудрость: «бывает и хуже». Так оно и обстоит. Клиент идет в большинстве своем приличный и чисто вымытый, на приличную жизнь хватает, косячникам, тьфу-тьфу, ни разу не попадалась…
– Кому?
– Есть такие орлы. Заманят на хату или подловят – и понужают сутки-двое во все дырки. Причем совершенно бесплатно, если ты не знал… И никому не пожалуешься – тот еще народ, кто из-за меня станет стрелку назначать? Короче, наше профессиональное пугало. – Ее явственно передернуло. – Единственное неудобство, пожалуй…
– А потом?
– А черт его знает, – сказала она устало. – Кто теперь загадывает наперед? Пробую копить понемножку, оборачиваю в зеленые – кое-как идет… Там видно будет. Опять-таки, выпадают премиальные… Будут премиальные, Родик? За душевный стриптиз вкупе с телесным?
– Будут, – сказал он рассеянно.
– Я вами очарована и околдована, мистер Робин Гуд… – Соня прильнула к нему, ее ладонь поползла по бедру Родиона. – Что тебе сделать? У нас еще чертова уйма времени…
– Только помедленнее… – прошептал он, наваливаясь на нее, прижимая к себе так, словно через четверть часа должен был грянуть конец света. – Медленнее…
Повторилось недавнее нежное безумие – со стонами и жаркими придыханиями над ухом, с ощущением полной власти над ее гибким теплым телом, с яростными толчками, с полузабытьем, когда Соня оказалась сверху, ритмично дергалась, встряхивая головой, так что распущенные волосы метались бледным пламенем. Он ощутил себя опустошенным до предела, лежал, не открывая глаз – и очнулся лишь, когда ему в губы ткнулся фильтр зажженной сигареты. Жмурясь, втянул дым, левой рукой расслабленно прижимая к себе девушку.