Текст книги "Завороженные"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Штабс-капитан Маевский, высунувшись в распахнутое окно, стрелял беспрерывно, и поручик видел, как на всем скаку рушатся сбитые пулями кентавры, вздымая клубы пыли. Он впервые наблюдал действие скорострела – даже для военного человека картина поразительная… Он попытался было представить себе войны грядущего, откуда это оружие к ним прямехонько и попало, но не хватило больной фантазии…

Летающая лодка метнулась вперед уже не столь отчаянно, и поручик удержался на ногах. Полковник выписывал широкие зигзаги над равниной, чтобы пустившиеся врассыпную кентавры попадали под огонь.

Полулюди-полукони именно что обратились в бегство. Не все, правда – один вдруг остановился на скаку, взрыв землю задними лошадиными ногами, припадая на круп, поднял обеими руками свою корявую палку (теперь, можно рассмотреть, отливавшую металлическим блеском), оскалился в дикой ярости – и навстречу лодке выстрелила зеленая ветвистая молния. Полковник с поразительной ловкостью бросил лодку в сторону – а в следующий миг отчаянного стрелка достали пули Маевского, и он покатился кубарем.

Откинувшись назад, Маевский, оскалившись в горячке боя не хуже кентавра, вырвал обойму из скорострела, швырнул ее на пол, выхватил из сумки новую.

Мимоходом рявкнул:

– Что стоим болваном, поручик?

Спохватившись, поручик по примеру Маевского повернул никелированные ручки, и стекло ушло вниз, в лицо ударил тугой поток воздуха. Выхватил револьвер, старательно выцелил уносившегося галопом кентавра, нажал на спусковой крючок – и, конечно же, промахнулся по недостатку опыта стрельбы из такой именно позиции.

– Плохие лошадки, – сказал штабс-капитан кривясь. – Неправильные.

Лязгнув затвором, он высунулся в окно, и скорострел снова загрохотал. Поручик ожесточенно палил в мелькавшие внизу нелепые фигуры, прекрасно понимал, что промахивается раз за разом, и оттого все быстрее, все злее давил на спуск.

Внезапно все кончилось. Лодка остановилась на небольшой высоте. Поручик еще раз в азарте нажал на спусковой крючок, но боек лишь сухо стукнул по пробитому капсюлю уже выстреленного патрона.

Он присмотрелся. Поголовное уничтожение противника произвести не удалось – на горизонте мелькнула пара-тройка уносившихся галопом кентавров, – но в целом поле боя несомненно осталось за ними, на равнине были видны лишь мертвые и бившиеся в судорогах создания. Лодка опустилась совсем низко, встала над самой землей. Полковник хладнокровно распорядился:

– Подберите кто-нибудь оружие. Вон валяется…

Стремясь искупить свою полную бесполезность в скоротечном бою, поручик распахнул дверь и спрыгнул наземь с полуаршинной высоты. Нагнулся, подхватил стреляющую молниями палку, – как теперь можно рассмотреть, и в самом деле представлявшую собой нечто вроде бугристой металлической трубки с крупным белесым кристаллом на одном конце и решетчатым шаром на другом. Весила она изрядно, самую малость поменьше, чем винтовка Бердана.

– Осторожнее с этой штукой, – деловито распорядился полковник. – Смотрите, как бы не нажать там что-нибудь. Должен же быть спуск…

Поручик перехватил палку так, чтобы не коснуться нескольких крайне подозрительных с этой точки зрения штучек, каждая из которых могла исполнять роль спускового крючка.

– Прихватите еще одну, – велел полковник. – Одну покажем нашим гостеприимным хозяевам, одну прибережем для себя…

Поручик повиновался. Только теперь, вспомнив о мамонте, он оглянулся. Гигант стоял на прежнем месте, совсем близко, бока тяжко вздымались, доносилось хриплое дыхание, от шкуры местами все еще поднимался тающий дымок – но мохнатый зверь что-то не походил на умирающего, уже не шатался. Кажется, они вмешались вовремя…

– Ну, а сейчас что-нибудь чувствуете? – прищурился полковник, когда Савельев влез в лодку и осторожно положил непонятное оружие кентавров на ближайшее кресло.

Поручик добросовестно прислушался к своим ощущениям. Уже не было прежнего напора, когда его сознание оказалось прямо-таки захлестнутым чужими чувствами. Однако некие инородные ощущения все же присутствовали в мозгу…

– Трудно сказать… – произнес он, вслушиваясь. – Ко мне все еще что-то прикасается, только гораздо слабее… По-моему, покой… смутное чувство благодарности… не знаю…

Полковник кивнул и повернул рычаг. Летающая лодка плавно пошла вверх. Земля быстро удалялась.

– Подождите! – вскрикнул поручик. – Нужно же…

– Нужно что? – прищурился полковник.

– Не знаю… – промямлил поручик, пожав плечами. – Как-то выяснить, в чем дело…

– Полагаете, нам это удалось бы? Не уверен. В любом случае, у нас своя задача, и безотлагательная. Конечно, это страшно интересно – то, что произошло… Боюсь, Аркадий Петрович, мы еще не со всеми вашими недюжинными способностями разобрались. Похожее случалось несколько раз при совершенно других обстоятельствах, но природу имело схожую… – полковник словно рассуждал сам с собой. – И все равно, – некогда сейчас. Потом подробно расскажете.

– Я даже не знаю, как это описать…

– Как сможете, так и опишете, – сказал полковник. – Любопытно, да… Никогда не слыхивал об умении этого доисторического зверя передавать свои чувства человеку, а впрочем, никто из нас мамонтов вживую и не видывал, это впервые… Благодарю вас, штабс-капитан. Сноровисто действовали.

– Ничего, что противоречило бы каким-то убеждениям, – усмехнулся Маевский. – У кентавров, как всем известно из гимназического курса, репутация самая скверная. Неприглядные создания, если вдуматься. А вот мамонты, какими их древняя история или какая там еще наука описывает, выглядят вполне прилично. Безобидные звери, в людоедстве не замечены, обаятельные, знаете ли… – он с большим интересом приглядывался к поручику: – Значит, вот так… Значит вы у нас, Аркадий Петрович, наподобие медиума или там шамана умеете с животными общаться…

– Я действительно все это чувствовал, – сухо сказал поручик. – И это мне не примерещилось, оно в самом деле пришло извне…

– Господь с вами, да кто ж сомневается? – серьезно сказал Маевский. – Бывает. Не вы первый, и наверняка не последний. Просто все так неожиданно случилось… Эт-то еще что за история?

– Присмотритесь, а как же, – сказал полковник, останавливая лодку в воздухе. – Возьмите бинокли. Далее приближаться нельзя, меня особо предупредили, что это запрещено и лодку могут уничтожить в воздухе…

Молодые офицеры вновь взялись за бинокли. Зрелище было величественное и загадочное: на равнине протянулись ряды странных башен, не менее двадцати саженей в высоту, сложенных из желтоватого кирпича, без окон, бойниц и дверей. Более всего они походили на фабричные трубы – и каждая увенчана металлически поблескивающим шаром, усаженным сверкающими остриями. Видно, что все они соединены этакой проложенной по земле металлической паутиной.

– Грандиозно, – не без уважения сказал поручик. – Действительно, цивилизация… Что это?

– Представления не имею, господа, – признался полковник. – Знаю только, что этому сооружению придается большое значение и приближаться к нему категорически запрещено, что по земле, что по воздуху… Господа офицеры, не будете ли так любезны собрать стреляные гильзы? Выбрасывайте их наружу без церемоний. Все равно ни одна до наших времен не сохранится и ничьего ненужного любопытства не возбудит…

– Положительно, душа поет, – тихонько проговорил Маевский, когда они с поручиком, опустившись на корточки, принялись собирать раскатившиеся повсюду гильзы. – Впервые в жизни так вольготно себя чувствуешь: можно палить во все стороны, нет нужды скрывать следы… Знали б вы, поручик, какие предосторожности порой приходится предпринимать… Повезло вам, в первом же путешествии попали в столь райские условия…

– Рано радуетесь, Кирилл Петрович, – сказал полковник, несомненно, обладавший тонким слухом. – Здесь, в этих райских условиях, свои опасности, неизвестные.

– Да я понимаю… Болтливость напала…

Глава VII
Красавица посреди тайны

Со временем поручик окончательно свыкся с тем, что пребывает в бесшумно летящей загадочной машине и не похожей, в общем, на летательный аппарат из романов Жюля Верна. Благо после встречи с кентаврами и спасения мамонта дальнейший полет проходил невероятно скучно: около часа лодка плавно скользила по невидимым волнам земного магнетизма без каких бы то ни было приключений. Погода стояла прекрасная, пейзажи внизу выглядели однотипными и скучными, на смену горам пришли необозримые равнины с редкими округлыми холмами. Появились возделанные поля, дороги (по которым порой передвигались какие-то непонятные объекты, ничем не напоминающие запряженные лошадьми повозки), порой внизу усматривались то ли большие деревни, то ли крохотные городки. Савельев уже не смотрел вниз – зрелище потеряло очарование новизны, выглядело насквозь обыденно, да и к тому, что пребывает сейчас за тридцать тысячелетий назад, он уже как-то приобвык. Ничего особо поразительного все же не встретилось…

Нос летающей лодки явственно опустился вниз, она стала снижаться.

– С прибытием, господа, – сказал полковник, не оборачиваясь.

Они вытянули шеи, глядя вперед. Там, на горизонте, и в самом деле можно было разглядеть скопище домов: широкие прямые улицы, купола (некоторые сверкают, как позолоченные), высокие башни над морем светло-коричневых и темно-зеленых крыш, тонкие шпили, река с многочисленными мостами, озера, сады и парки… Крепостных стен вокруг зимней императорской столицы не имелось – ну да ничего удивительного, если вспомнить рассказ полковника о единственной по-настоящему могучей державе… Угрожать столице попросту некому.

– И куда мы теперь? – поинтересовался Маевский. – На какой-нибудь постоялый двор? Или в присутственные места?

– На стоянку летательных аппаратов, – ответил полковник. – Там нас должны встретить. Над столицей имеет право летать только император и дворцовая полиция. Что, в общем, резонно – с лодки нетрудно сбросить что-нибудь бризантное. Я еще не знаю, есть ли здесь свои нигилисты, но исторический опыт показывает: везде, где есть государство, сыщутся и заговорщики…

Под ними раскинулась обширная равнина, напоминавшая исполинскую шахматную доску: расчерченная на десятки аккуратных квадратов светло-коричневыми дорожками, – и каждая клетка, поросшая зеленой травой, снабжена огромным, белым, отчетливо видимым сверху знаком (поручик с помощью новых способностей без труда определил, что это знаки местного алфавита, отдельные буквы). В иных квадратах стояли летающие лодки (некоторые гораздо больше размером и щедрее изукрашенные, нежели их собственная). Все, надо полагать, давным-давно продумано, порядок образцовый.

Аккуратно приземлив лодку в одном из свободных квадратов, полковник повернул рукоять перед собой и сказал буднично:

– Ну вот и прибыли, господа. Встречающих я что-то не вижу пока… Что делать, женщины во все эпохи склонны опаздывать. Пойдемте.

Он распахнул дверцу и выбрался первым. Офицеры последовали за ним, встали в высокой, по щиколотки, траве. Стояла совершеннейшая тишина, траву покачивал легонький ветерок. Как выяснилось на земле, казавшиеся сверху узенькими светло-коричневые дорожки предстали кирпичными, весьма даже широкими – на них без особого труда смогла бы разъехаться парочка карет.

– Ага, наконец-то, – сказал полковник. – Скачут.

Они посмотрели в ту сторону: справа на рысях приближались двое всадников, причем второй вел в поводу трех заседланных лошадей. Копыта звонко стучали по кирпичной дороге, и люди, и лошади выглядели совершенно обыкновенно. Полковник досадливо поморщился:

– Я и забыл предупредить… Не удивляйтесь, когда посмотрите им в глаза.

– А что такое? – спросил Маевский.

– Увидите, – кратко ответил полковник. – Главное, не показывайте удивления.

– Так точно, – пожал плечами штабс-капитан, уставясь на всадников с живейшим интересом. – Ну, как хохлы наши разлюбезные говорят, побачим трошки, що це за амазонка…

– Отнеситесь к ней предельно серьезно. Девица умная…

– Я помню, господин полковник…

Всадники натянули поводья в паре шагов от них. С высокого каракового коня ловко спрыгнула девушка с разметавшимися по плечам черными волосами, старательно и мастерски завитыми. Одежда на ней ничем от мужской не отличалась: те же шаровары в сине-желто-красную полоску, черный камзол, расшитый золотыми узорами, белоснежная рубаха с вышивкой, массивное ожерелье на груди, аршинный кинжал в простых ножнах. Интересно, одежда здесь не разделяется на мужскую и женскую, или эта особа, олицетворение здешней эмансипации, разгуливает в мужском платье?

Второй всадник ничего особенно интересного из себя не представлял: одетый немного скромнее, без вышивок и золотых заклепок на голенищах сапог, он вдобавок щеголял в черном головном уборе – нечто вроде черного берета с высоким околышем. Ага, к благородному дворянству отношения, стало быть, не имеет… Небрежно бросив поводья спутнику, девушка подошла к ним, подняла правую руку с растопыренной ладонью на уровень плеча и звонко воскликнула:

– Да убережет вас небо от ярости Великого Змея!

Поручик с Маевским озадаченно промолчали, совершенно не представляя, что тут отвечать и следует ли отвечать вообще. Полковник же, гораздо больше знавший о местных обычаях, без запинки ответил:

– И вам того же от всей души, дареттина Элвиг.

Она опустила руку и уже не столь патетическим тоном произнесла:

– Простите за опоздание, дарет Петр. Неотложные обстоятельства, знаете ли… Господа?

– Позвольте представить, – церемонно сказал Стахеев. – Дарет Кирилл, дарет Аркадий, дареттина Элвиг, наш гостеприимный хозяин и проводник.

Поручик едва удержался от нервного смешка: настолько будничной была эта сцена представления, словно они оказались в какой-нибудь петербургской гостиной. «Они же тридцать тысяч лет как мертвые, – подумал он смятенно, – их нет, они призраки, нежить… но вот же они, реальные и плотские, вполне живые…»

Девушка рассмеялась:

– Ну наконец-то появился хоть один человек с нормальным мужским именем… Рада приветствовать, господа.

Полковник торопливо пояснил:

– Дареттина Элвиг изволит шутить. Здесь женские имена оканчиваются строго на согласную букву, а мужские, как легко догадаться, непременно на гласную…

– Ну разумеется, это невинная шутка, господа, – сказала девушка примирительно. – Я не собираюсь никого обидеть. Везде свои обычаи… Дарет Аркади…

Она смотрела поручику в глаза с непринужденностью юной особы, привыкшей к вольности в обращении. Будучи предупрежденным, Савельев тем не менее испытал нешуточное удивление, как любой бы на его месте.

Она оказалась чертовски красива: правильные черты лица, выдававшие породу, тонкий прямой носик, розовые губки безукоризненного рисунка, большие глаза, зеленовато-синие…

Вот только зрачок оказался не круглым, как положено, а вертикально-узким, словно у змеи либо кошки…

Через ее плечо поручик бросил взгляд на верхового в черном берете, так и сидевшего в седле с предупредительно скучной физиономией человека подчиненного, обязанного лишь выслушивать приказы и старательно их исполнять. И у него точно такой же зрачок… Ну, в итоге, ничего страшного или отвратительного, надо только быстрее к этому привыкнуть… Если не считать этой удивительной детали, она чертовски красива и ничем не отличается от обыкновенного человека…

– Как добрались? А это что у вас за штука?

– Добрались нормально, – сказал полковник. – Если не считать, что по дороге наткнулись на кентавров, нападавших на мамонта с этими вот штуками…

– Позвольте взглянуть… – девушка бесцеремонно забрала у него оружие. – Любопытно…

– Прошу вас, осторожнее!

– Не беспокойтесь, дарет Петр, – сказала девушка, сузив глаза. – Я прекрасно знаю, как обращаться с любым оружием. Чуточку непривычный вид, но, в общих чертах. Молнии были зеленые, алые или синие?

– Зеленые, – сказал полковник. – Недавно при мне упоминалось, что кентавры – племя довольно примитивное и пользуются лишь нехитрым дикарским оружием вроде копий, луков и дубин. Меж тем эта штука мало напоминает дикарское оружие…

– Ну еще бы… – протянула Элвиг, нахмурясь, – одна из разновидностей полицейского шторка… Молнии ведь били на небольшое расстояние?

– Да, примерно три-четыре конских корпуса.

– Вот именно. Полицейское оружие, не столь дальнобойное, как военные образцы, и ему совершенно неоткуда взяться у диких кентавров… Это страшно интересно, дарет Петр, об этом следует немедленно доложить… Ну что же, отправляемся? Мне поручено вас поселить в императорском дворце.

– Но…

– Это не обсуждается, дарет Петр, – непререкаемым тоном сказала девушка. – Это повеление его величества, а потому дискуссии неуместны. Его величество крайне озабочен исчезновением двух ваших людей и повелел обеспечить вам полную безопасность, насколько это возможно. Или вы все-таки считаете, что в их пропаже виноваты мы?

Она смотрела на полковника наивно и невинно, словно глупенькая гимназистка, – но поручик уже пришел к выводу, что за смазливым личиком и в самом деле кроется незаурядный ум.

– Нам это попросту не нужно, – продолжала она. – Было бы крайне глупо так поступать…

– Ну что вы, я вовсе не думаю…

– Бросьте, – сказала Элвиг с тонкой усмешкой. – Как опытный дипломат, вы наверняка допускаете любые варианты. Но мы здесь ни при чем, клянусь мирными небесами… Чем скорее вы это поймете, тем легче нам будет сотрудничать. Ну что же, в седла, господа? Ах, простите, минуту…

Глядя поручику в глаза с загадочной усмешкой, она подняла руку к лацкану своего богатого камзола – на запястье у нее висела плетка с чеканной рукоятью великолепной работы, – двумя пальцами взялась за золотую брошь в виде золотого цветка совершенно неизвестной поручику разновидности, легонько потянула, и брошь сразу отделилась от черной материи. Оказалось, она пришпилена на длинной игле. Тем же непринужденным движением Элвиг приколола цветок к отвороту камзола Савельева, глядя в глаза, улыбнулась лукаво, непонятно и развернулась на каблуках, воскликнув:

– На коней, господа!

Судя по озабоченному лицу полковника, он знал, что сие означает, – хотя поручик, естественно, так ничего и не понял. Они без промедления направились следом. Элвиг, уже сидевшая в богато изукрашенном седле, преувеличенно заботливо спросила:

– Надеюсь, среди вас нет неумелых ездоков? Отлично. Тогда вперед!

Развернула коня и с ходу послала его в галоп. Остальные поневоле помчались тем же аллюром. Светло-коричневая дорожка упиралась в широкий мощеный тракт – и Элвиг, не умеряя аллюра, понеслась по нему к видневшейся на горизонте городской окраине. Только въехав на улицу, девушка перешла с галопа на размашистую рысь.

Поручик давно озирался, впитывая новые впечатления, как губка воду. Роскошные дворцы с высокими куполами, башнями и шпилями перемежались с парками, кварталами каменных домов гораздо проще видом, принадлежавших явно не благородному сословию. Очень быстро он отметил, что город этот, кажется, не особенно и большой, действительно, наподобие Гатчины. Никак нельзя сказать, что на широких улицах наблюдается многолюдство – не то что в Петербурге, а, пожалуй, и в Шантарске гораздо оживленнее в это время дня, примерно пять-шесть часов пополудни (часов в его экипировке не оказалось, и время приходилось определять на глазок, по солнцу). Немногочисленные всадники, редкие прохожие на мощеных тротуарах, поднятых над мостовой примерно на высоту ладони. Шестеро носильщиков с покрытыми головами несут богато изукрашенный портшез с кружевными задернутыми занавесками. Красочные вывески лавок и трактиров (судя по надписям). Навстречу проехала двигавшаяся без лошадей повозка: прямоугольная платформа с высокими бортами нагружена какими-то аккуратными тюками, впереди на облучке сидит человек в высокой синей шапке наподобие колпака и держится за длинные рычаги, причем не слышно шума какого бы то ни было механизма, только негромкий стук по мостовой высоких колес, обитых толстыми черными подушкообразными ободами, заметно глушившими звук. Кони не обращали на эту диковину ни малейшего внимания, из чего легко сделать вывод, что они подобное видят давно и ежедневно. Еще одна такая же повозка, только ненагруженная, а там и еще одна, и еще…

Элвиг гнала коня с восхитительным пренебрежением ко всему окружающему. Всадников с непокрытыми головами, явно принадлежавших к одному с ней сословию она ничем ни разу не обидела, зато всех прочих… Когда казалось, что так удобнее и быстрее, девушка бесцеремонно посылала скакуна на тротуар, головы не повернув при виде прохожих, прыскавших во все стороны, как зайцы. У поручика осталось впечатление, что они – с покрытыми головами все, как один – отскакивают и прижимаются к стенам как-то очень уж привычно. Ни разу вслед не прозвучало не то что проклятия, но хотя бы недовольного возгласа. Ему поневоле пришли на ум схожие эпизоды из романов о мушкетерах. Да, похоже, вольности дворянской здесь хоть отбавляй, в Петербурге да и в любом большом городе – уже давно заливались бы повсюду полицейские свистки…

Но ничего не поделаешь, приходилось скакать вслед нахальной красавице тем же аллюром, чтобы не отстать и не заблудиться.

Очередной безлошадный экипаж остановился с протяжным скрипом, когда всадница вскачь пересекла мостовую поперек прямо у него перед облучком (мелькнуло даже незлое – горестное лицо возницы, надо полагать, привычного к таким фортелям благородных). Прямо-таки влипли в стену двое пожилых прохожих, с визгом шарахнулась дебелая матрона в темно-синем платье до пола (ага, есть тут все же женские платья) и круглом, отороченном кружевами чепце, с заполошным воплем выскочила из-под копыт собака…

Элвиг натянула поводья. Они оказались на широкой аллее, обсаженной высоченными деревьями с густыми кронами странной формы, опять-таки поручику совершенно незнакомыми. Тишина и полное безлюдье. Впереди виднеется высокая стена из серого камня с низкими раздвоенными зубцами, аллея упирается в полукруглые высокие ворота – ажурные, черные, явно не деревянные, а из какого-то металла отлитые, быть может и чугунные.

– Императорский дворец, господа, – сказала Элвиг, когда остальные с ней поравнялись. – Будем вести себя чинно, как этикет предписывает… Добро пожаловать. Вы в настоящий момент – гости его величества, так что приняты будете радушно…

Она шагом подъехала к воротам – и моментально выскочившие с двух сторон привратники в темно-зеленой, расшитой серебром одежде и затейливых колпаках распахнули створки. Должно быть, девушку прекрасно знали в лицо и признавали за ней право заявиться в резиденцию его величества в компании небольшого отряда незнакомцев…

Кавалькада проехала по аллеям, обсаженным теми же неизвестными величественными деревьями. Безукоризненно подстриженные зеленые лужайки, разноцветные клумбы, изящные павильончики над крохотными озерцами, выгнутые мостики над медленными прозрачными ручьями, фонтаны и статуи…

Потом открылся дворец. Он был пространен, огромен и не имел точной геометрической формы, поскольку состоял из множества зданий самой разной высоты и разных очертаний. Золотые купола, изящные башни, галереи, высокие стрельчатые окна, позеленевшие статуи и золоченые лепные узоры, широкие лестницы, уступами сбегавшие с зеленого холма, на котором раскинулся дворец… Великолепие это поневоле поражало. Поручику, отроду не бывавшему не только в императорских резиденциях, но и просто в богатых столичных особняках, все это казалось чуточку нереальным.

Он подозревал, что не особенно и примечательных гостей вроде них вряд ли будут принимать с парадного входа. Так оно и оказалось: Элвиг уверенно ехала к левому крылу, не столь щедро украшенному куполами, башнями и балюстрадами, но все же и никак не походившему на пристанище лакеев с кухонными мужиками. Все происходило деловито: выскочили несколько лакеев в том же темно-зеленом с серебром, привычно засуетились вокруг коней и приезжих, забегая вперед, повели внутрь, в высокий коридор, временами выделывая какие-то странные па, вполне возможно, требуемые здешним этикетом.

Даже здесь роскошь ощущалась нешуточная. Мозаичные полы, позолота, белоснежные статуи в высоких нишах, огромные картины на стенах, расписные потолки… Поручик заметил, что Элвиг украдкой наблюдает за ним с той же лукавой улыбкой, – и постарался выглядеть как можно равнодушнее, чтобы не оказаться в глазах хозяев чем-то вроде сиволапой деревенщины.

– Вот здесь, благородные дареты, – девушка показала на широкий коридор, заканчивавшийся глухой стеной, снизу доверху покрытой мозаикой с изображением неких мифологических созданий, – место достаточно уединенное, здесь будете жить только вы трое, так что все окутано надлежащей тайной… Посторонние сюда не забредут ни за что. Мои покои, кстати, совсем недалеко, если у вас будут ко мне какие-то дела, слуги подскажут, как со мной связаться. Сейчас вы, наверное, желаете отдохнуть после дальней дороги…

– Не такая уж она была и дальняя, благородная дареттина Элвиг, – вполне непринужденно отозвался штабс-капитан Маевский. Судя по бросаемым им на красавицу взглядам – не то чтобы особенно дерзким, но довольно-таки игривым, – он прекрасно помнил о возложенной на него особой миссии и явно готов был к ней приступить весьма даже рьяно… Поручик чуточку позавидовал его раскованности – сам он, дикарь сибирский, в подобной великосветской обстановке держался весьма неуклюже, что прекрасно понимал и злился про себя.

– Все равно, некоторый отдых вам не помешает, – сказала Элвиг решительно. – Вот, кстати… – она достала из-за обшлага сложенный лист бумаги и протянула полковнику: – Наши люди это вчера нашли, повторно осматривая комнату благородного дарета Степана… В первый раз не обнаружили. Судя по тому, что эта бумага была прикреплена к столешнице снизу, дарет Степан придавал ей большое значение, а значит, и для вас она должны быть важна… Отдыхайте, господа. Ближе к вечеру, я думаю, соберемся и поразмышляем над загадками. Благо сыщутся кое-какие следы…

Она поклонилась и направилась прочь, звонко цокая каблуками по яркому пестрому мозаичному полу. Поручик огляделся. В тупичке, заканчивавшемся мозаичной стеной, располагалось три высокие резные двери, на значительном отдалении друг от друга. Начнут резать поодиночке – пожалуй что, не докричишься до остальных. Или не стоит питать столь уж мрачных подозрений?

К каждому из них с почтительным видом придвинулся лакей, и поручик направился к указанной ему двери. За ней действительно оказались помещения, заслуживавшие именования «покои», – высоченные потолки, портьеры, вычурная тяжелая мебель, позолота, прочая роскошь. Он не бывал в генеральских квартирах, но подозревал, что любая из них в сравнении со здешним великолепием показалась бы курятником. Действительно, дворцовые покои. Вот это так занесло вас, Аркадий свет Петрович… Что называется, залетела ворона в высокие хоромы.

Лакей, прямо-таки порхая бесшумно, время от времени откалывая те же церемониальные антраша, проворно распахивал перед ним двери, давал пояснения, что тут к чему. «Нету ни гроша, чтобы дать ему на чай, – спохватился поручик. – Да нет, пожалуй что, во дворце и не берут, не положено…»

Все вроде бы осмотрел, вот только загадкой осталось предназначение золоченого столика в прихожей. На нем красовались два овальных, словно бы матовых предмета, более всего походивших на зеркала в вычурных рамах: маленькое и гораздо побольше. Вот только матовая поверхность ничегошеньки не отражала. Перед ними на столешнице – ряд начищенных, словно бы бронзовых квадратиков со здешними буквами и цифрами.

Уже немного приобвыкшись, он оглянулся на лакея с немым вопросом во взоре. Тот приблизился, бесшумно приплясывая…

Поручик невольно отшатнулся – то странное «зеркало», что было поменьше размерами, вдруг осветилось изнутри… и в нем появилось лицо полковника Стахеева. Выглядело это так, словно перед поручиком оказалось невеликое окошечко, в которое полковник и смотрел. Более того, полковник его явно видит тоже, они встретились взглядами… Ну, чудеса!

– Аркадий Петрович, – произнес полковник с совершенно будничным видом.

– Да? – хрипло, громко откликнулся поручик, оторопевший от несказанного удивления.

– Не будете ли так любезны ко мне зайти? Прямо сейчас?

– Д-да, конечно… – пробормотал поручик. – Разумеется…

– Вот и прекрасно, я вас жду.

Вслед за тем «зеркало» погасло, вновь став матовым. Поручик покосился на почтительно склонившегося лакея – нет, вроде бы не ухмыляется в открытую, чертов сын, хотя кто его знает, что у него на уме… Ладно, провались он…

– Благородный дарет прикажет подать ужин? – бесцветным голосом осведомился лакей.

– Потом, – сказал поручик. – Позже. Идите.

Лакей поклонился и бесплотным духом выскользнул за дверь. Не раздумывая, поручик вышел в роскошный коридор и без стука распахнул дверь в полковничьи покои – высокая и тяжелая, она тем не менее открылась удивительно легко, словно ничегошеньки и не весила. Полковник поманил его издали, с противоположного конца просторной прихожей, и поручик двинулся за ним, вышел на короткую галерею, куда, с первого взгляда ясно, вели только двери из их комнат… а, черт, покоев. Маевский уже стоял у высоких, по грудь, каменных перил. Никаких великолепных видов отсюда не открывалось – почти вплотную к галерее придвинулась самая натуральная чащоба, ничуть не походившая на ухоженные дворцовые парки. Один бог ведает, что за потаенные делишки дворцовые обитатели обделывают в этом именно крыле, но все вокруг доказывает, что эта уединенность неспроста…

– Думаете, господин полковник, подслушивают? – деловито осведомился Маевский.

– Кто их знает… – сказал полковник задумчиво. – Если мы умеем так обращаться с любыми языками… Кто их знает. Одно я вам скажу со всей уверенностью: по заверению компетентных лиц, никаких следов магии здесь не усматривается. Что ни о чем еще не говорит: иные наши достижения тоже к магии не имеют ни малейшего отношения. Ну, будем надеяться, что никто нас не слышит. Будем так считать, потому что все равно ничего другого не остается, нам попросту не найти другого уединенного места… Итак… – он развернул тот самый лист бумаги, – хоть какие-то новые сведения. Писано, несомненно, рукой Ягелловича – да я верю, что он действительно скрывал написанное под столешницей, на всякий случай… «Башни с игольчатыми шарами, по достоверным данным, числятся за Министерством Небес. Предназначение пока что выяснить не удалось». Вот, собственно, и все. Какое отношение это имеет к случившемуся, сейчас ответить невозможно. Но сведения, безусловно, интересные. Как и само здешнее Министерство Небес. Занимается оно вроде бы только тем, что руководит всеми здешними обсерваториями, но министр сей здесь играет большую роль и влиянием пользуется громадным. Да и обсерваторий что-то очень уж много, по нашим сведениям. Никогда не бывало в истории, чтобы какая бы то ни было монархия придавала астрономии столь большое значение и ставила соответствующего министра так высоко… да и других подобных министров я что-то не припомню. Конечно, здесь свой уклад жизни, свои порядки… но не так уж они отличаются от того, что нам привычно. А посему все это чуточку странно.