Текст книги "Лунные маршалы (сборник)"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– И что же вы?

– Сначала не обратил особого внимания, честно говоря, – сказал Савин. – Глобовидение получает массу подобных писем, и в девяноста случаях из ста дело либо оказывается высосанным из пальца, либо не представляет никакого интереса. Потом я задумался – знаете, крайне редко прилагают медицинские карты и еще реже оплачивают проезд… И все равно я хотел вернуть чек и переслать в Шотландию, и я решил все же заглянуть попутно к Мак-Тигу. Вот теперь у меня действительно все.

– Очень интересно, – глухо сказал Лесли.

– Что же все-таки с Мак-Тигом? Вы уже дважды упомянули о нем в прошедшем времени. И вы представляете не просто полицию, а полицию уголовную, вас направили сюда из Эдинбурга…

– Мак-Тиг убит, – кривя губы, сказал Лесли. – Пять дней назад. Тело найдено милях в десяти от городка.

– Уголовщина?

– Если бы! – Лесли соскочил со стола, достал пачку фотографий и бросил Савину. – Во время путча в Санта-Кроче вы насмотрелись всякого, и нервы, думаю, у вас крепкие.

– Но это… Это… – Савин не узнал своего голоса в этом сиплом хрипе. Он кое-как сложил фотографии в стопку и положил ее на стол изображением вниз.

– Вот так. Это зверь, Кон. По мнению экспертов, так изувечить человека может только хищный зверь… которому просто неоткуда взяться в стране-острове, где даже волков извели начисто лет двести назад…

– Но следы-то? – поднял на него глаза Савин.

– Не было там следов, Кон, земля – почти сплошной камень. Труп в двадцати метрах от воды, вот здесь. – Он ткнул пальцем в карту. – Одежда сухая, так что исключаем ненароком заплывшую в залив акулу. Летающее чудище? Да откуда ему взяться в первой половине двадцать первого века, в стране без белых пятен? С Марса, что ли, прилетело? Так ведь нет там жизни… Молчите?

Савин молчал – сейчас он вновь был мальчишкой, бежавшим темным осенним утром в школу. Безлюдная улочка залита туманом, в котором прячутся мохнатые страхи и кто-то крадется следом на мягких лапах…

– Теперь, надеюсь, вы понимаете мое состояние и положение, в котором я нахожусь? – спросил Лесли. – Зверь, которого по всем божеским и человеческим законам не должно быть. Труп, которого не должно было быть. И тут еще вы… Спасибо вам, разумеется, за письмо, но ведь ничего оно не объясняет – сплошные недомолвки, еще больше запутывает…

– Роб, вам не нужен добровольный помощник? – спросил Савин с надеждой. – Я не за приключениями гонюсь, я…

– Ну да, у вас – работа… А что, собственно, вы собираетесь делать? В чем мне помогать? Сидеть со мной рядом, чтобы мне не было скучно бессмысленно пялиться в окно? Выставить вас отсюда я не имею права, посадить до раскрытия дела – тем более… – Он задумчиво прикусил губу. – Вы умеете стрелять?

– И довольно неплохо, – пожал плечами Савин.

– Пишите расписку. Номер оружия, номер вашего паспорта. – Лесли положил на стол черный пистолет.

– А вы не нарушаете никаких правил? Не нагорит? – спросил Савин.

– Самое смешное – нет, – бледно улыбнулся Лес-ли. – Сейчас я вам еще и временное удостоверение выпишу. Видите ли, в особых случаях закон позволяет полиции временно привлекать в помощь себе так называемых «специальных констеблей» из числа благонамеренных граждан. И даже вооружать их. Закону лет двести, и о нем крепко забыли, но отменять его никто не отменял, – мы с вами находимся в стране стойких традиций… Выставить вас я отсюда не могу, так что хотя бы вооружу, не преступая закон, – для очистки совести…

– Но что мне может угрожать?

– Господи, да хотя бы то, что убило Мак-Тига! Чем бы или кем бы оно ни было, оно способно убивать…

– Послушайте, почему бы не установить там автоматические кинокамеры вроде тех, которые применяют биологи? Я в таких вещах немного разбираюсь…

– Об этом думали, – сказал Лесли. – Но датчики камер начинают съемку при появлении любого живого существа, обладающего тепловым излучением, а там часто бывают рыбаки, в тех местах бродят лошади. Кстати, это запутывает дело. Мы обыскивали берег, на десятке квадратных миль копошились оперативники. Там негде спрятаться – нет никаких пещер, нет леса. Обитай там гипотетический хищник – непременно пострадали бы рыбаки или лошади. Но получается, что никого там нет…

– И тем не менее вы даете мне пистолет.

– Я не могу вовсе ничего не делать, – сказал Лесли, и горькая усмешка на мгновение сделала его лицо по-детски беспомощным, незащищенным. – И о вашей безопасности следует подумать…

– Вы живете здесь все эти пять дней?

– Да, – сказал Лесли. – Под видом туриста сюда внедрен еще один наш человек – вот, посмотрите. – Он протянул фотографию. – Он будет знать о вас.

– Ловко вы зачислили меня в сотрудники. Специальный констебль Савин – звучит…

– Кон, разве я вас принуждал или вербовал?

Савин сосредоточенно рассматривал пистолет.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил он, не поднимая глаз. – У меня есть знакомые в Интерполе и Международной службе безопасности…

– Думаете, мы быстрее добьемся успеха, если сюда прибудет взвод оперативников и следствие будет вести не сержант, а майор? Разумеется, мы поставили в известность и Интерпол, и МСБ. Может быть, и их люди тоже здесь. Хотя не уверен…

– Простите…

– А, не за что… Пейте пиво, пока холодное. – Подавая пример, Лесли взял банку, – Вы верите в чутье, нюх, интуицию?

– В моей работе они играют большую роль, хотя и подводят иногда – например, случай с письмом Мак-Тига…

– Тогда вы меня поймете. – Лесли придвинулся к нему вплотную. – Начальство считает, что не стоит волновать население. Поэтому человек, нашедший тело Мак-Тига, будет молчать о… звере. Местным мы сообщили, что Маг-Тиг убит. Просто убит – без каких-либо подробностей. Но я хожу по улицам, сижу в кабачках, заглядываю людям в глаза и сам ловлю их взгляды, разговариваю о пустяках – и меня не покидает впечатление, что они ЗНАЮТ. Все поголовно. И никогда не расскажут. Допускаю, что все это мне только кажется, бывает такое от бессилия, и тем не менее чутье…

Он переплел длинные сильные пальцы, ссутулился. В углу рта появилась злая складочка. Савину хотелось сказать этому парню что-то хорошее, теплое, но он понимал, что любые слова бесполезны. Нужны были другие слова – конкретные, четкие, несущие информацию, влекущие за собой поступки, дела, результаты…

– Ну, я пошел? – осторожно спросил Савин.

– А знаете что? – Лесли поднял голову. – К вопросу о совпадениях. Как это ни странно, здесь действительно есть свой чудак.

– Да? – больше из вежливости спросил Савин. – Кто такой? И что у него – вечный двигатель? Или пытается подвести научную базу под ангелов?

– Он пытается подвести научную базу под «Летучего Голландца», – сказал Лесли. – Не знаю подробностей – не до него было, да и не интересуюсь я такими. Хотите – адрес?

– Давайте, – сказал Савин. – И адрес Гралева-Гролла.

– Вот, держите. Да, а верхом вы умеете ездить?

– Умею.

– Тем лучше. Вы ведь все равно будете мотаться по окрестностям…

– У меня вообще-то машина, но «гарольд» – не для бездорожья.

– Вот видите. Здесь многие держат лошадей, однако советую вам обратиться к Беннигану, хозяину кабачка «Лепрекон». У него очень хороший конь, сошлитесь на меня. – Лесли вымученно улыбнулся, и его лицо застыло. – Помимо всего прочего – лошадь издали учует зверя…

– До свидания. – Савин быстро встал.

На улице он выругал себя за эту торопливость, но сделанного не воротишь. Ему стало страшно на секунду, правда не за себя – за Лесли…

Он медленно шагал по безлюдной улочке. Дурацкий пистолет неприятно оттягивал карман, солнце идиллически садилось за далекие горы, мир вокруг, да и он сам, Савин, – все казалось чем-то нереальным, чьим-то бредово-зыбким сном. Дело тут было не в риске – он рисковал жизнью постоянно, и чистой случайностью было, что миньокао, ужас болот, осколок юрского периода, уволок в гнилую трясину Пакито, а не его; рисковал жизнью, когда остался в занятом путчистами Санта-Кроче; рисковал жизнью, когда искавшая клады Атаулыты группа угодила под камнепад, потеряла продукты и рацию и жребий идти в селение за помощью выпал ему, – в те закутанные туманом шаткие овринги… Нет, к риску ему не привыкать. Тогда что же? Эта история ни на что не похожа – вот что. Ее и быть-то не должно, а она существует, проклятая…

Позвонить в штаб-квартиру? Сюда охотно примчатся двое-трое хватких парней из тех, кто сдал фильм и болтается без дела в поисках очередного сюжета. И станет гораздо легче.

Нет, не стоит. И не потому, что следует, подобно золотоискателю, держать в секрете свой «карман», свою жилу. Просить помощи, еще не зная, понадобится ли она, – признак слабости, идущей к тому же вразрез с профессиональной этикой. На такое пойти никак нельзя…

Он остановился перед кабачком Беннигана – полуподвал, очевидно, бывший склад. Окна, на треть выступавшие над тротуаром, были ярко освещены, играла музыка. На вывеске ухмылялся толстенький лепрекон – шотландский гномик, безобидный, если не трогать его и не приставать к нему. Савин отцепил Золотое Перо, положил его вместе с пистолетом во внутренний карман и, осторожно ставя ноги, спустился по каменным, сбитым посредине ступенькам.

В зале стояло штук двадцать столиков, и занята была едва половина. Модно одетые парни, подгулявший блондин в форме моряка торгового флота, двое стариков, забывшие за шахматами о своем эле, компания оживленно толковавших о своих рыбацких делах мужчин в грубых свитерах – обычная публика. Только сероглазая девушка, лениво листавшая какой-то журнал, не вписывалась в стандартную картинку захолустья. Ох ты, восхищенно подумал Савин, и что ей тут делать?

Сидящие за столиками равнодушно оглядели Савина и вроде бы перестали обращать на него внимание.

На стойке выстроились именные пивные кружки, по старой традиции украшенные портретами владельцев-завсегдатаев. Над кружками возвышался бармен, внушающий своей комплекцией оптимизм мужчина, – посмотрев на него, хотелось жить долго и насыщенно. Вряд ли заведение такого невеликого масштаба нуждалось в официанте, так что это, надо полагать, и был сам Бенниган.

– Прекрасная погода нынче, – сказал Савин.

– Уж это точно, – прогудел Бенниган.

Савин взял кружку эля и рюмку «беллз». Он вспомнил, что давно не ел, и, словно угадав его мысли, Бенниган поставил перед ним тарелку с великолепным копченым угрем.

– У вас ловят? – полюбопытствовал Савин.

– Уж это точно, – сообщил Бенниган.

Савин выбрал столик, из-за которого мог видеть девушку, уплел угря, выпил эля и почувствовал, что живет в этом городе лет сто. В меру тихо, не мешая разговорам, играл мюзик-бок. Гралев мог подождать до завтра, девушка смешивала себе какой-то сложный коктейль, и в таинственного зверя Савин поверил бы сейчас, лишь просунь тот голову в окно.

Автомат заиграл лит-рит, и Савин решительно направился к девушке. Она подняла на него серые глаза, секунду подумала и встала.

Свободного места было не так уж и много, но лит-рит и не требовал сотни квадратных метров. Для захолустья девушка танцевала хорошо – танец был новый, недавно завезенный из Чикаго. У Савина сложилось впечатление, что поддерживать разговор она не настроена, но и холодком от нее не веет. Поэтому, когда мелодия вот-вот готова была оборваться, Савин решился на маленькое озорство. Он хорошо знал мюзик-боксы и, точно рассчитав момент, продолжая левой рукой обнимать девушку за талию, правой ловко нажал нужную клавишу. Мелодия зазвучала вновь, получилось элегантно и лихо. Ох, надают по шее, подумал Савин, зафиксировав хмурый взгляд из-за ближайшего столика.

– Вы настройщик мюзик-боксов? – поинтересовалась девушка.

– Нет, глотатель шпаг.

– Ну, шпагами вас сегодня обеспечат… – многозначительно намекнула она.

– Шпильками тоже?

И завязался обычный разговор – легкая словесная дуэль, изобретенная, надо полагать, еще в каменном веке. Когда танец кончился, Савин проводил девушку до столика и замешкался с хорошо рассчитанной неуклюжестью.

– Садитесь уж… шпагоглотатель. – Она впервые улыбнулась.

Не успел он поставить на ее столик свою кружку и сесть, резко скрипнул отодвинутый стул. Савин приготовился – на тот случай, если выяснение отношений начнется на месте. Бенниган равнодушно резал угря. Девушка отрешенно вертела в пальцах свой бокал.

– Прогуляемся? – Над Савиным навис крепкий парень в синей куртке.

Они поднялись по ступенькам. Савин умел кое-что и особенно не беспокоился, не нравилось другое – стычка с аборигеном могла осложнить дальнейшую работу. Он решил работать в активной обороне.

Парень, глубоко утопив руки в карманах куртки, покачивался рядом.

– Англичанин? – спросил он наконец.

– Русский.

– Турист?

– Вроде того.

– Расплатись и уматывай в отель. Или, если скучно, можешь идти с нами, мы сейчас перекочуем к «Дельфину». Тебя как зовут?

– Кон.

– Кристи. Давай думай.

– Я кому-то мешаю? – Кристи расхохотался: – Но я же тебя зову с нами! Или у вас в России драку из-за девчонки обставляют как-то иначе?

– По-моему, везде одинаково, – сказал Савин.

– Тогда сам видишь, что не драться тебя позвали. Пойдешь с нами?

– Нет, спасибо, я лучше останусь.

– Положил глаз?

– Если и так, что тогда?

– Дурень, – сказал Кристи с пьяным благородством. – Мы тебе добра желаем, смотрим, парень чужой, не разбирается… Беги от нее, понял? Или будет плохо.

– Выходит, все же мешаю кому-то?

– Ну, дурень… Я же тебе добра желаю. Не связывайся. Пропадешь…

– В каком смысле?

– В таком, что и пуговиц не найдут. – Он огляделся и повторил: – Пуговиц не найдут, понял? Они и пуговиц не выплевывают, Кон…

– Брось. Глупости все это.

– Один тоже смеялся над суевериями…

– Кто? – резко спросил Савин.

– Откуда тебе его знать…

– Ну, я и не говорю, что знал Мак-Тига лично…

Сумерки еще не сгустились, и Савин хорошо видел лицо Кристи, словно протрезвевшего вдруг, пришедшего в себя. На лице были растерянность и страх.

– Ты-то кто? – медленно спросил Кристи. – Ты-то сам кто?

– Вампир по фамилии Фергюсон, – сказал Савин.

Кристи передернулся, нашарил ногой ступеньку и бочком-бочком стал спускаться. От двери крикнул:

– Как знаешь, я предупредил!

Пожав плечами, Савин вернулся в зал. Навстречу ему целеустремленно протопала, не глядя на него, компания Кристи.

– Целы? – спросила девушка.

– Ага. Очень вежливый мальчик. Скажите, вы в самом деле летаете на помеле?

Девушка обожгла его взглядом:

– Это он вам наболтал?

– Ну, не совсем так, – сказал Савин и добавил громче: – Я всегда верил, что ведьмы все же живут в Шотландии.

Что-то изменилось в зале – мгновенно. Люди торопились допить и уйти. Едва дверь захлопывалась за одним, кто-то другой, выждав несколько секунд, вставал и бормоча что-то про неотложные дела или заждавшуюся жену, спешил к выходу. В несколько минут кабачок опустел. Бенниган, кажется, ничуть не обескураженный массовым бегством клиентов, исчез из-за стойки, и сразу же погасли пять ламп из шести – видимо, там, в задней комнате, был выключатель. Глупо надрывался мюзик-бокс. Савин встал и выключил его. Вернулся к столику. Девушка хмуро смотрела на него.

– Как вас зовут? – спросил Савин, показывая всем видом, что уходить не собирается.

– Геката, – сказала она с вызовом.

– Не так уж и смешно.

– А вам хочется смеяться? Или пощекотать нервы? И судьба Мак-Тига вас не пугает? – Она звонко, невесело рассмеялась. – Что же вы молчите, Савин?

– Интересно, какое у меня сейчас лицо? – спросил он тихо.

– Улыбка у вас, во всяком случае, вымученная. – Она смотрела ему в глаза. – А мысли лихорадочно скачут, правда ведь? Ничего удивительного. Интересно, с чего вы взяли, что Лесли, с которым вы разговаривали, на самом деле тот настоящий Лесли, что приехал сюда пять дней назад? До двери далеко, она может оказаться запертой, и двадцать первый век останется там, снаружи… – Она поднялась, медленно отошла к стойке, встала спиной к Савину, обеими руками поправляя волосы. Резко обернулась. В сумраке ее лицо сияло зеленоватым фосфорическим светом. – А труп найдут на том же месте.

– Ни с места! – Савин механически отметил, что его рука с пистолетом не дрожит, но сердце стучит не тише, чем колотит в ворота гонец с черной вестью в сумке.

– Довольно! – Девушка улыбалась. – Слышите? Уберите эту игрушку, а то и в самом деле выстрелите. Это краска, понятно? Светящаяся, слыхали, надеюсь, про такую?

Савин осторожно, почти на цыпочках приблизился к ней, коснулся пальцем теплой щеки. Подушечка пальца засветилась тем же неярким зеленоватым светом.

– Здорово я вас? – Она отстранилась, смочила платок чем-то бесцветным из скляночки и стала вытирать лицо.

Савина душил жгучий стыд, и он попытался отогнать его:

– А все остальное – телепатия?

– Ни капельки, – сказала она. – Простите, я не на вас сердилась, просто подвернулись под горячую руку…

– Откуда же вы в таком случае меня знаете?

Он уже овладел собой, как-никак он был человеком с Золотым Пером, одним из королей объектива…

– По-вашему, только полицейский может быть сообразительным, а женщинам в уме вы отказываете? Хозяин «Вереска» – мой дядя. Он сам рассказал, как вы расспрашивали, где находится полицейский участок. С Лесли я уже знакома… Будете допрашивать?

– Вы что, принимаете меня за следователя Интерпола?

– Ах, вы не оттуда? Поднимай выше – МСБ?

– Я действительно журналист, – сухо сказал Савин.

– А ведете себя как полицейский.

– Это получилось случайно, честное слово. Вот… – Савин зачем-то протянул ей на ладони Золотое Перо и бланк удостоверения специального констебля. – Просто глупое стечение обстоятельств…

– Хорошо, верю. – Она взяла его за палец и стерла платком краску. – Значит, вы в самом деле один из тех королей объектива, что ведут репортаж из пасти крокодила или кратера вулкана во время извержения… Верю – стечения обстоятельств бывают самыми дурацкими. Что дальше? Я вам нравлюсь, тем более что кольца на положенном пальце не имеется?

– Нравитесь, – сказал Савин. – Но это потом. Почему они все разбежались? В том числе и Бенниган, которому, я уверен, ничего не стоит убить головой быка? Почему и чего боится Кристи? Они-то, в отличие от меня, должны хорошо вас знать…

– Пойдемте, – сказал она. – Прогуляйтесь со мной до того места, где неизвестный монстр перегрыз глотку бедному Мак-Тигу. Ага, колеблетесь все-таки, несмотря на то что живете в насквозь антимистическом двадцать первом веке? Эх вы, король репортажа…

Она пошла было к двери, но Савин крепко сжал ее локоть.

– Сначала проясним один нюанс, – сказал Савин. – Кроме полиции, никто не знал об обстоятельствах смерти Мак-Тига…

– И кроме того, кто обнаружил труп. Так вот, это была я. Довольны?

– Как вас зовут?

Девушка устало, почти жалобно вздохнула:

– Ох, господи… Меня зовут Диана. И нет у меня желания с вами разговаривать, и все на свете мне надоело… Неужели так трудно понять, что у человека скребут на душе кошки? Да отпустите вы, король видеоискателя!

– Почему они вас боятся?

– Они не меня боятся, – устало сказала Диана, глядя сквозь него. – Они себя боятся, дурачки. Своих гор и рек, где когда-то обитали злые духи. И не улыбайтесь. Только что вы точно так же стучали зубами от страха.

– Я – другое дело. Я только что приехал, и на меня вместо привычной работы свалились фантасмагории. А они живут здесь.

– Вот именно – живут здесь… Ну, пустите.

Она дернула плечом, и Савин покорно отпустил ее. Отчужденно простучали каблучки, хлопнула дверь. Савин остался один в полутемном зале, среди столиков с неубранной посудой. Он с силой потер лицо ладонями, огляделся, подошел к стойке и налил себе из первой попавшейся бутылки. Из задней комнаты выглянул Бенниган.

– Закрываете? – спросил Савин.

– Уж это точно, – прогудел хозяин.

– Вы что-нибудь слышали? – (Бенниган молчал.) – Бросьте, все вы слышали. Что у вас тут происходит? Почему вы ее боитесь? В частности, вот вы лично, Бенниган? Да вас можно послать корчевать джунгли вместо бульдозера, а вы ее боитесь…

– Хотите совет? – спросил Бенниган. – Уезжайте. Нет, я знаю, что и вы ничего не боитесь и готовы хвост у черта выдернуть, но не в страхе или отваге дело. Вы чужой здесь, понимаете? Я помню, что на дворе у нас – двадцать первый век. Но разоружение и полеты к Юпитеру – это еще не все. Верно, существует мир, опутанный каналами Глобовидения и трансконтинентальными скоростными магистралями, и вы кстати и некстати подчеркиваете, что благодаря этому Земля съежилась до размеров футбольного мяча. Однако стоит порой сделать два-три шага в сторону от магистрали – и вы попадете в другой мир. В домах стоят те же стереовизоры, на столах лежат те же газеты, но это чисто внешние приметы века. А внутри… Жизнь здесь остановилась. То есть это внешнему наблюдателю кажется, что жизнь у нас остановилась, а нам – что она продолжается, но не имеет ничего общего с жизнью внешнего мира. Свои сложности, свои проблемы, свои тайны. Да, свои тайны, и если мы отдадим их вам, это не облегчит нашу жизнь и наши проблемы. Городков, подобных нашему, хватает на всех континентах, их столько, что можно говорить о них как об особом мире. Наверняка в других уголках есть свои тайны, иные… Понемногу складывается своя мораль, своя этика, своя философия если хотите. Чужому нас не понять. Вы пришли из суматошного мира высоких скоростей и грандиозных целей. Вам некогда остановиться и оглянуться…

Наверное, ему очень хотелось выговориться, но никак не подворачивалось подходящего собеседника.

– Я как раз хочу остановиться и оглянуться, – сказал Савин.

– Вы чужой здесь и потому ничего не поймете.

– Так… – прищурился Савин. – Мы ничего не хотим понять, а вы ничего не можете объяснить. Удобная позиция, что и говорить. Вы предпочитаете тихо бояться, здоровые мужики, холите и лелеете свой страх… Что вас так напугало – труп у моря? Девчонка с тюбиком «светяшки»?

– Вы не имеете права так говорить.

– Ну да? – сказал Савин. – А вам не кажется, что вы просто-напросто упиваетесь своим страхом, как гурман – редким блюдом?

– Послушайте, вы! – Бенниган припечатал к стойке огромные ладони. Жалобно тренькнули бокалы. – Вас пугнула девчонка – и вы тут же схватились за пистолет, вместо того чтобы рассмеяться. Вы кое-что почувствовали… А ведь она всего лишь шутила, забавлялась…

– Кто же она? – спросил Савин. – Ведьма? Геката собственной персоной? И что она вам такого сделала – бурю насылала? Молоко створоживала? Утопленницей оборачивалась?

– Не в ней дело. – Бенниган заговорил тише. – Для вас существует один-единственный мир – насквозь известный, подчиненный десятку никогда не дающих осечки законов. У вас дважды два всегда четыре, дождь всегда падает вниз. Ну а если вы окажетесь в мире, где дождь сегодня падает вкось, а завтра – вверх? Где не существует устойчивых понятий и твердых истин? Где цветок может обернуться змеей, а кошка…

Лесли прав, подумал он. Все они знают. Единственный человек, для которого происходящее остается тайной, – сержант Эдинбургской уголовной полиции. Круговая порука, замешанная на страхе. И ничего не добьешься лобовыми атаками, шашками наголо…

– Я не собираюсь вас осуждать, – сказал Савин. – Не имею права, не знаю, что вам довелось пережить; возможно, есть веские причины… Но вашей философии я никак принять не могу. Что это за разговоры о другом мире? Ваш мирок – ничтожная часть нашего, большого, так что извольте не играть в «затерянные миры». Мы ведь можем и не потерпеть такой, с позволения сказать, философии, вывихов ваших…

– Ну да, – сказал Бенниган. – В случае чего вы пошлете саперную роту, усиленную командой огнеметчиков, – и с проблемой покончено.

– Не утрируйте. Ничего подобного я и не предлагаю. Я требую не так уж много – можете вы мне рассказать что-нибудь конкретное?

– Ничего такого я не знаю.

– Ну что ж… – сказал Савин. – Дзен так дзен… Займемся насквозь прозаическим и не затрагивающим никакой мистики делом – мне нужен конь… У вас ведь хороший конь?

Высоко над равниной стояла большая и круглая желтая луна, вокруг нее колюче поблескивали крупные белые звезды. Вдали сонно замерло море. Савин остановил Лохинвара на вершине холма и смотрел вниз, на равнину.

Он был один. Отовсюду плыли холодные запахи ночи. Недалеко отсюда спал городок и светилось окно сержанта, – проезжая мимо, Савин увидел его за столом, но не зашел.

Савин тронул коленями теплые бока Лохинвара, и конь стал рысцой спускаться с холма. Внезапно он сбился с шага и сделал свечу, выбившую бы из седла менее опытного наездника. Савин усидел. Он навалился на шею коня, заставил-таки его коснуться земли передними ногами. До рези в глазах, до слез напрягся, всматриваясь вперед.

Ничего и никого там не было – голая равнина, залитая лунным светом, резкие тени от камней и кустов. И тишина, про которую не хотелось сейчас думать: гробовая. А Лохинвар плачуще, жалобно ржал, дергал головой, стриг ушами, шарахался из стороны в сторону. Савин хорошо знал лошадей и понимал, что конь испуган, взволнован, досадует на тупость седока, не желающего бежать от опасности.

Он вспомнил снимки, которые показывал Лесли. Вспомнил все известные ему древние легенды, связанные с этим краем, – псы с зеленой шерстью и горящими глазами, дышащие холодом брауни, блуждающий под землей зачарованный волынщик, кровожадный Морской Конь… Злясь и досадуя на свой бессильный страх, Савин выхватил пистолет и выстрелил по равнине поверх головы коня. И еще раз. И еще.

И – ничего. Лохинвар немного успокоился, словно прислушивался или приглядывался, потом снова принялся нервно приплясывать. Савин достал камеру «Филин», приспособленную для ночных съемок, и, не поднимая к глазам, стал водить ею вправо-влево, стараясь охватить всю долину. Другой рукой с зажатыми в ней поводьями он похлопывал коня по шее, шептал ему ласковые слова, но все усилия пропали втуне – Лохинвар был близок к тому, чтобы окончательно потерять голову и понести. Угадав это, Савин спрятал камеру, повернул коня и предоставил ему самому выбирать аллюр. Лохинвар сорвался в бешеный галоп. Ветер бил в лицо, длинная жесткая грива хлестала по щекам. Сначала Савин оглядывался, но вскоре перестал. Он только время от времени легонько натягивал поводья, давая коню понять, что по-прежнему остается хозяином.

Брызнула из-под копыт каменная крошка, подковы высекли пучок искр, Лохинвар замедлил бег, остановился наконец, запаленно водя боками.

Савин спрыгнул на землю, похлопал коня по влажной шее:

– Ну что ты, дурашка? Чертей испугался?

Лохинвар опустил ему на плечо длинную тяжелую голову, гулко всхрапнул. В его большом красивом теле затухал озноб испуга.

– Тебе легче, – сказал Савин. – Ты просто боишься. А мы еще и никак не можем понять, чего же мы, собственно, боимся…

В ответ на это рассуждение Лохинвар снова всхрапнул и попытался ухватить Савина за ухо. Савин легонько шлепнул его по губам, взял под уздцы, и они пошли к берегу, к тому месту, – репортер хорошо изучил карту.

Они миновали покосившийся каменный столб, поставленный неизвестно кем, неизвестно когда и неизвестно для чего. При скудном лунном свете можно было разобрать черты грубо вырезанного человеческого лица. С моря наплывал туман, волокнистый, колышущийся, выползал на берег и никак не мог выползти, словно боялся коснуться камня и песка.

Здесь, то самое место. Савин стреножил Лохинвара старым приемом техасских ковбоев – привязал поводья к правой бабке, – прошел к воде, встал лицом к морю, спрятав руки в карманах куртки. Поднял воротник, затянул «молнию» до горла – от воды тянуло сырым холодом.

Сзади громоздились граненые скалы. Впереди колыхалась зыбкая стена тумана, скрывавшая пучину, – глубина здесь начиналась почти от берега.

Вот тут его и нашли. Старый служака, не поднявшийся выше сержанта – или не захотевший подниматься выше, – замкнутый вдовец, почти без увлечений, если не считать кактусов и пива в умеренном количестве. С чем же он столкнулся и какое отношение к этому имеют обстоятельства его смерти?

Коротко заржал Лохинвар. Савин коснулся кармана. Нет, на сей раз это было радостное, приветственное ржание – конь учуял сородичей. Савин прислушался. Перестук копыт, обрывки едва слышного разговора, а со стороны моря – словно бы удары весел по спокойной воде. Лохинвар снова заржал, и ему ответили чужие лошади.

Савин вскочил в седло и рысью тронулся в ту сторону.

У берега покачивался широкий баркас, осевший почти до уключин под тяжестью широких тугих мешков. Трое в обтягивающих брюках и мешковатых куртках с капюшонами стояли возле пароконной повозки и горячо спорили. Это был даже не гэльский – какой-то местный диалект, Савину не известный. Однако по жестам Савин вскоре понял, в чем дело: двое с баркаса ругают третьего, возницу, за то, что он приехал один, – видимо, им не хотелось самим таскать мешки. Вдали, в тумане, смутно угадывался силуэт длинного корабля.

«Контрабанда», – сгоряча подумал Савин и тут же отбросил эту мысль как глупую и вздорную. Контрабанду не возят на допотопных повозках и лодках; сохранившиеся еще «рыцари удачи» предпочитают более скоростные средства передвижения. Да и Лесли предупредил бы о чем-нибудь таком. И наконец, контрабандисты не стали бы терять драгоценные безопасные минуты на нудное препирательство из-за того, кому таскать мешки…

Савин подъехал поближе. Спорщики замолчали и уставились на него.

– Добрый вечер, – сказал он с коня.

Ночные трудяги кивнули, и один, ничуть не удивившись, что-то горячо затарахтел. Акцент у него был ужасающий, на одно исковерканное английское слово приходилось три-четыре абсолютно непонятных, но Савин все же сообразил, что его приглашают помочь и даже обещают заплатить. Подумав, он слез с коня.

Один из моряков демонстративно устранился – сел на удобный камень, вытащил трубку и задымил. Второй, поворчав, стал подавать мешки, а Савин с возницей таскали в повозку, метров за двадцать, – из-за валунов повозка не могла подъехать к самому берегу. Тяжеленные мешки были набиты какими-то твердыми свертками и ничем не пахли.

В приключенческом романе герой обязательно исхитрился бы вспороть мешок и утолить любопытство. Савину этого, разумеется, не удалось. Он лишь старательно ощупывал мешки, но так и не смог понять, чем они набиты.

Они пошли за двумя последними мешками. Моряк с трубкой вдруг пробормотал короткое непонятное слово и показал подбородком на что-то за их спинами. Поодаль маячил верховой, закутанный в длинный плащ с надвинутым на глаза капюшоном. Напарник Савина заметно заторопился.

Последние мешки легли на верх штабеля. Возница стал опутывать штабель веревками. Моряк, копаясь в кармане, шагнул к Савину. Репортер приготовился отстранить руку с кредиткой, но на ладони моряка блеснули монеты, а это меняло дело – Савин был страстным нумизматом.