Текст книги "Арийские и еврейские шахматы"

Автор книги: Александр Алехин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Продолжение шахматной карьеры

К сожалению многих, не состоялся матч-реванш с Капабланкой. Экс-чемпион попытался провести через ФИДЕ изменение правил матча на первенство мира, чтобы играть матч-реванш на более мягких условиях. Алехин с явным возмущением писал, что Капабланка даже не поставил его в известность о своих намерениях. Разумеется, Алехин, приложивший столько усилий, чтобы получить право на матч с Капабланкой по правилам лондонского протокола, категорически отказался играть матч-реванш на каких-либо других условиях. К моменту, когда Капабланка прислал вызов на матч-реванш по правилам лондонского протокола, Алехин уже заключил соглашение о матче на первенство мира с Ефимом Боголюбовым. На этом формальном основании Капабланке было отказано. Отношения двух чемпионов после этих событий резко ухудшились. Отказ Алехина дал повод его недоброжелателям говорить тогда и впоследствии, что «этот чемпион играет только со слабыми и боится действительно сильных соперников».

Своё превосходство над соперниками Алехин доказал серией впечатляющих побед, одержанных в течение нескольких лет после матча на первенство мира. Из десяти международных турниров, в которых чемпион сыграл после завоевания звания, он победил во всех десяти.

В 1929 году состоялся матч на первенство мира с Боголюбовым (Германия). Алехин выиграл 11 партий, 5 проиграл, 9 свёл вничью, сохранив, таким образом, чемпионский титул.

1930 год принёс наивысший за всю карьеру Алехина (с учётом суперсостава участников) турнирный успех – на турнире в Сан-Ремо (Италия), где участвовали такие звёзды, как Нимцович, Боголюбов, Рубинштейн, Видмар, Мароци – Алехин занял первое место. Он не проиграл ни разу, из пятнадцати партий выиграл тринадцать и «позволил» соперникам сделать лишь две ничьих. Второй призёр, А. Нимцович, отстал от победителя на 4 очка. С таким отрывом в столь представительных турнирах не побеждал далее Капабланка.

В 1931 году Алехин с блеском выиграл большой турнир в Бледе с отрывом от ближайшего соперника в 5 очков (первое место – Алехин – 20 очков из 26, второе – Боголюбов – 15 очков). По подсчётам шахматных статистиков, в этот момент рейтинг Эло Алехина достиг наивысшего за всю его карьеру значения – около 2784. Это всего на один пункт меньше, чем у Роберта Фишера в 1972 году.

1932 год – Алехин выигрывает крупные международные турниры в Лондоне и Берне, а также два турнира послабее – в Пасадене и Мехико. В этих турнирах он набрал 38,5 очка из 46 (84 % очков).

В 1933 году Алехин в очередной раз побил рекорд игры вслепую (установленный Рети – 29 досок), дав в Чикаго сеанс на 32 досках. Сеанс длился 12 часов и закончился со счётом +19 -4 =9 в пользу Алехина.

1934 год – Матч на первенство мира со старым другом-соперником Ефимом Боголюбовым (15,5: 10,5 в пользу Алехина). Уже через месяц Алехин включился в борьбу в представительном международном турнире в Цюрихе (с участием Эм. Ласкера, Эйве, Флора, Боголюбова, Бернштейна, Нимцовича, Штальберга и др.). И снова – блестящий результат – чистое первое место (13 из 15), на очко впереди Эйве и Флора.

Потеря и возвращение чемпионского звания

В середине 1930-х годов Алехин пережил творческий кризис. Советские шахматные историки (возможно, выдавая желаемое за действительное) писали о тоске Алехина по России, о его попытках как раз в это время «помириться» с СССР. Некоторые связывают снижение уровня игры с усталостью чемпиона, с потерей мотивации к самосовершенствованию, вызванной отсутствием достойных противников, из-за чего Алехин стал позволять себе небрежную игру. В партиях, сыгранных ближе к 1935 году, специалисты начали находить ошибки, иногда достаточно грубые. По воспоминаниям некоторых очевидцев, в этот период Алехин начал слишком много пить.

На Олимпиаде 1935 года в Варшаве Алехину уже не удалось стать первым – на первой доске с отрывом в 1 очко выиграл Флор.

В очередной раз произошли изменения в личной жизни. Во время одной из своих поездок он познакомился с Грейс Висхар, вдовой губернатора Марокко, ставшей вскоре его четвёртой женой. Грейс играла в шахматы, выступала в женских турнирах, владела приличным состоянием, но так же, как и сам Алехин, имела пристрастие к алкоголю. Кроме того, Грейс отказалась принять в семью сына Алехина, Александра. Здоровье чемпиона ухудшилось, нервы были расшатаны.

Всё это проявилось в матче на первенство мира с Максом Эйве, начавшемся 3 октября 1935 года. Начав его в обычной для себя уверенной манере, в первых 9 партиях Алехин захватил безусловное лидерство, получил преимущество в 3 очка, казалось, что исход матча предрешён (хотя комментаторы и отмечали, что чемпион играет слишком рискованно). Но после этого чемпион вдруг запил (следует отметить, что эту версию, отражённую во многих изданиях, соперник Алехина Эйве в своих воспоминаниях категорически отвергал) и проиграл несколько партий. Оказавшись в трудном положении, он не смог играть в полную силу, вместо этого впал в депрессию, допустив в результате ещё несколько грубых ошибок. Претендент же играл прекрасно, в полной мере используя все ошибки противника. К концу матча Алехину, казалось бы, удалось собраться, но времени для исправления ситуации уже не осталось. К тому же подвело здоровье. Результат матча: +8–9 =13. Парадоксально (и не умаляя заслуг Эйве), но этот крупный успех оказался единственным в карьере голландского гроссмейстера – он больше не выигрывал ни в крупных турнирах, ни в матчах, и фактически больше никогда реально не претендовал на мировое первенство.

Во время матча с Эйве в СССР, в газете «Известия» была опубликована телеграмма: «Не только как долголетний шахматный работнику но и как человеку понявший громадное значение того, что достигнуто в СССР во всех областях культурной жизни, шлю искренний привет шахматистам СССР по случаю 18-й годовщины Октябрьской революции. Алехин». Эмигрантские газеты реагировали на это крайне недоброжелательно, а после неудачного для Алехина завершения матча с Эйве не упустили случая позлословить об Алехине, который «битым отошёл к Советам». Алехин получил приглашение на международный турнир 1936 года в Москве, но не принял в нём участия.

На турнире в Ноттингеме в 1936 году Алехина снова постигла неудача – он занял лишь 6-е место, проиграв Капабланке, упустив ничью с Решевским и лишь вничью сыграв с двумя явными аутсайдерами.

Униженный поражением, Алехин поставил себе цель во что бы то ни стало вернуть звание чемпиона мира. Критики, которые в 1935 году предсказывали безоговорочную победу Алехина, теперь в один голос говорили, что у экс-чемпиона нет никаких шансов. Кризис 1935-36 годов был воспринят как признак начавшейся деградации. Но матч-реванш 1937 года расставил всё по местам.

Алехин изучил манеру игры Эйве, подошёл к матчу полностью подготовленным как творчески, так и физически, полностью отказался от алкоголя. Эйве же, видимо, предполагал встретиться с тем же Алехиным, который был побеждён два года назад, и уверился в своей правоте, без больших затруднений выиграв первую партию. Но после четырёх ничьих Алехин добился победы, после которой захватил в матче безусловное лидерство. Победа Алехина была зафиксирована после 25-й партии. Счёт в матче – +10-4=11. Удручённый поражением Эйве вынужден был признать: «Алехин восстановил репутацию сильнейшего среди живущих шахматистов и подтвердил веру в то, что он величайший шахматист всех времён».

Предвоенные годы

Из трёх турниров, сыгранных после возвращения чемпионского звания, в Монтевидео, Маргите и Плимуте Алехин победил в двух первых, в третьем разделил 1–2 места. Выступление на АВРО-турнире в 1938 г., где играли 8 сильнейших шахматистов мира, было неудачным (кстати, как и у Капабланки) – +3–3 =8. Ботвинник, также участвовавший в этом турнире, писал: «Нас мотали по всей стране. Перед игрой вместо обеда – два часа в поезде. Пожилые участники – Капабланка и Алехин – не выдержали напряжения». В микроматче с Капабланкой Алехин выиграл со счётом 1,5:0,5. В том же 1938 году возобновились переговоры о матче с Капабланкой, но из-за неприемлемых финансовых условий претендента они снова ни к чему не привели.

Как писал Ботвинник, после АВРО-турнира он направил Алехину официальный вызов на матч за чемпионское звание, и чемпион ответил согласием, но из-за начавшейся вскоре войны этот матч так и не состоялся. Некоторые исследователи (В. Чащихин) оспаривают реальность этого соглашения, но оно было подтверждено самим Алехиным в интервью английскому журналу «Chess» в 1945 году.

В 1939 году вышла новая книга Алехина «Мои лучшие партии (1924–1937)», в которую вошли, в числе прочего, разборы лучших партий матчей с Эйве и дополнительные комментарии к партиям, которые уже были описаны в более ранних книгах. В августе-сентябре Алехин участвовал в 8-й шахматной Олимпиаде, проходившей в Аргентине. Выиграв 9 партий и сведя вничью 7, он получил максимум очков среди лидеров команд, но первое место досталось Капабланке, который обошёл чемпиона в финальной части турнира. Во время Олимпиады в Европе началась война – Германия напала на Польшу. В связи с этим Алехин и Тартаковер выступили по радио и в прессе с призывом о бойкоте немецкой команды. Обращение встретило поддержку, в запланированных матчах с немцами организаторы засчитали технические ничьи 2:2. После Олимпиады Алехин выиграл два небольших турнира в Южной Америке – в Монтевидео и Каракасе. Многие из европейских участников Олимпиады после начала войны не вернулись домой, оставшись в Америке, но Алехин вернулся.

Война

В 1940 году Алехин с женой сначала жил в Португалии, но после нападения фашистской Германии на Францию он вступил добровольцем во французскую армию, где служил переводчиком, в звании лейтенанта. После оккупации Франции Алехин на некоторое время выехал в Португалию. Продолжились переговоры о матче с Капабланкой. Оба соперника очень хотели сыграть этот матч; амбиции были отставлены в сторону, финансовые условия приняты достаточно скромные, соглашение было вскоре заключено; но Капабланке не удалось достать денег на проведение матча, а кубинское правительство отказало ему в помощи. В результате, матч в 1941 году так и не состоялся, а в 1942-м Капабланка умер.

Жена Алехина Грейс не пожелала уехать к нему в Португалию, поскольку не хотела бросать свой дом в Дьеппе, и так уже подвергшийся разграблению. Чтобы сохранить остатки имущества жены и обеспечить ей самой защиту от репрессий, Алехин был вынужден обратиться к германским властям за поддержкой. Благоразумные немцы охотно вошли в контакт с чемпионом мира, ведь его имя было неплохой рекламой. Спекулируя на положении Алехина, его привлекли к участию в турнирах на территории Рейха. Алехин охотно играл в международных турнирах, иногда проводил сеансы одновременной игры для офицеров вермахта. В одном из таких сеансов он достиг ошеломительного успеха – играя одновременно на 75 досках, выиграл все партии. Турнирные успехи Алехина также были высоки – он был явно сильнейшим из всех участников, уверенно обыгрывал сильнейших немецких шахматистов (счёт с Паулем Пересом – +3 =3, с Клаусом Юнге – +4–1 =1). Поскольку практически всё имущество Алехина и его жены было разграблено, шахматы остались единственным способом получения средств существования.

В январе 1943 года Алехин заболел скарлатиной. Как это обычно бывает, детская болезнь в зрелом возрасте протекала тяжело. Врачам удалось спасти жизнь Алехина, но здоровье его было подорвано.

В октябре 1943 года Алехин выехал на турнир в Испанию и более не вернулся на оккупированные фашистами земли. В Испании Алехин жил в бедности – вялая военная шахматная жизнь не могла дать достаточно средств. Принял участие в нескольких турнирах, с достаточно скромными результатами, выиграл небольшой матч у чемпиона Испании Рей Ардида со счётом +1 =3. Давал частные уроки подающему большие надежды 13-летнему Артурито Помару (впоследствии – гроссмейстер, неоднократный чемпион Испании), материалы которых свёл в позже опубликованный шахматный учебник «Завет!». Выпустил ещё один сборник, куда вошли партии, сыгранные во время Второй мировой войны (всего – 117, 30 из них – сыграны самим Алехиным).

Последние годы жизни

В 1945 году Алехин был приглашён на турниры в Лондоне и Гастингсе, но приглашения вскоре были отозваны: американская шахматная федерация потребовала от устроителей исключить Алехина из числа участников, угрожая в случае отказа бойкотировать турниры. На Лондонском турнире прозвучали требования лишить Алехина, как коллаборациониста и антисемита, звания чемпиона и объявить ему бойкот – не приглашать на турниры, не печатать его статьи и так далее. Решение о бойкоте принималось в обход ФИДЕ. По сути, это был самосуд. Ни объяснения Алехина, ни тот факт, что далеко не он один играл в турнирах на оккупированных территориях, во внимание не принимались. Одним из организаторов бойкота считают Макса Эйве, который рассчитывал быть провозглашённым чемпионом мира после лишения Алехина титула. Так, сам Алехин знал об этом и писал: «Я не удивился, узнав о протесте Эйве против моего приглашения в турнир. Меня удивило бы обратное».

Далеко не все были против Алехина. Например, Тартаковер не только выступил против бойкота, но и попытался организовать сбор средств в пользу чемпиона.

Все эти события, естественно, не могли не сказаться на состоянии Алехина. Он потерпел неудачу на турнире в Касересе, заняв там второе место после Франциско Люпи – чемпиона Португалии. В январе 1946 года в Эшториле был сыгран товарищеский матч из 4 партий с Люпи. Алехин победил в нём со счётом 2,5:1,5.

После войны возобновляются переговоры о матче на первенство мира между Алехиным и Ботвинником, который рядом успешных выступлений показал основательность своих притязаний на шахматный трон. Алехин начинает усиленную подготовку к соревнованию.

23 марта 1946 года ФИДЕ официально подтвердило факт соглашения о матче Алехин-Ботвинник. Но 25 марта 1946 информационные агентства распространили информацию о смерти Алехина. Он был найден мёртвым в своём гостиничном номере, сидящим в кресле у столика с расставленными в начальной позиции шахматами. Разные издания приводили разные официальные причины смерти. В одних указывалась асфиксия – удушье, наступившее вследствие попадания в дыхательные пути кусочка мяса, в других – паралич сердца, в третьих говорилось, что причина смерти не была установлена вовсе. Однако современные исследования доказывают насильственный характер смерти великого русского шахматиста.

Алехин был первоначально похоронен в Эшториле. В 1956 году был поднят вопрос о перезахоронении. В СССР изъявили желание перенести останки Алехина в СССР, захоронив их в Москве и поставив памятник. Было получено официальное разрешение португальских властей, но буквально в последний момент, по требованию жены Алехина, прах был перенесён в Париж. Перезахоронение состоялось 23 марта 1956 года. Могила Алехина находится в Париже, на кладбище Монпарнас. На надгробии надпись: «Шахматному гению России и Франции» (на командных соревнованиях Алехин защищал честь команды Франции).

Алехин умер непобеждённым чемпионом – после его смерти ФИДЕ в 1948 году был организован матч-турнир сильнейших шахматистов мира, на котором победителем вышел советский гроссмейстер Михаил Ботвинник.

Творчество

Приверженец яркого атакующего стиля игры, оказавшего большое влияние как на современников, так и на последующие поколения шахматистов. Мощь алехинского гения была такой, что противостоять ему были не в силах даже корифеи того времени. После сокрушительного поражения Арон Нимцович жаловался: «Он расправляется с нами, как с желторотыми птенчиками!». Шедевры Алехина продолжают поражать и сегодня. «Для меня шахматы не игра, а искусство», – говорил великий чемпион. Многие партии Алехина были удостоены призов за красоту игры.

Помимо собственно классических шахмат, Алехин проявил себя как непревзойдённый мастер игры вслепую. Его рекорд – сеанс вслепую на 32 досках, – был побит через пять лет Е. Колтановским, но и после этого многие отдавали в данной области предпочтение Алехину, поскольку он проводил сеансы против весьма квалифицированных противников, достигая при этом высоких результатов. Сам Алехин не видел в игре вслепую ничего сверхъестественного, говоря: «Мне думается, что весь секрет заключается в прирождённой остроте памяти, которую соответствующим образом развивают основательное знание шахматной доски и глубокое проникновение в сущность шахматной игры». Действительно, многие, оставившие воспоминания об Алехине, говорили о его феноменальной шахматной памяти – он помнил все сыгранные партии и даже через несколько лет мог точно повторить и разобрать их.

УБИЙСТВО

По официальной версии, жизнь чемпиона мира оборвалась ночью от «асфиксии, вызванной закупоркой дыхательных путей куском мяса». В полицейском отчёте сказано, что Алехин был найден сидящим в кресле в своём номере. Перед ним стоял накрытый к ужину стол, справа на подставке для чемоданов находилась шахматная доска с расставленными фигурами, а слева на столе лежала книга стихов Маргарет Сотберн, раскрытая на странице, содержавшей строку – «…Это судьба всех тех, кто живёт в изгнании…». Однако, существуют данные, говорящие о том, что гроссмейстер был отравлен в ресторане, умер на улице, а уже затем был перенесён в гостиницу. Следует добавить, что католический священник отказался от участия в погребении Алехина, так как на лице усопшего были следы, свидетельствовавшие о насильственной смерти.

Так или иначе, Александр Алехин ушёл из жизни, не успев получить телеграмму о том, что 23 марта исполком ФИДЕ принял решение о проведении его матча с Ботвинником, не зная, что виза во Францию, которой Алехин добивался длительное время, наконец-то оформлена и выслана ему.

Смерть Алехина оказалась «внезапной» и «преждевременной». О его жизни, творчестве и кончине написано немало. Там, где пишут о творчестве чемпиона, совпадения в публикациях практически полные. Там, где говорится о последних днях его жизни и обстоятельствах смерти – разнобой в значительных деталях, противоречия и даже загадки.

Итак, чем мы располагаем:

– последний, кто видел чемпиона живым, был официант ресторана отеля, принёсший ему вечером ужин, а на другой день в 11 утра тот же официант принёс ему в номер завтрак и первым увидел маэстро мёртвым перед нетронутым ужином;

– последний шахматист, общавшийся с Алехиным, был португальский мастер Люпи, в последний вечер жизни чемпиона выходивший с ним из гостиницы на прогулку;

– перед смертью Алехин анализировал партию Медина – Рико (по Шабурову). Жившему в той же гостинице музыканту Ньюмену о трагедии в гостинице сообщил тот же официант. Ньюмен подошёл к номеру Алехина, но внутрь его не пустили полицейские, а через открытую дверь музыкант увидел Алехина, сидящего в кресле со склоненной на грудь головой и салфеткой на груди;

– вскрытие установило смерть от паралича сердца (по Панову, Шабурову);

– вскрытие установило смерть от асфиксии (удушья) от застрявшего в горле кусочка мяса (по Ферейра);

– доктору, зафиксировавшему смерть, не всё было ясно (по Белице);

– вскрытия не было (по Богатырчуку);

– слева вблизи от трупа лежала раскрытая книга стихов Маргарет Сотберн, раскрытая на странице со строкой: «Это судьба всех тех, кто живёт в эмиграции» (по Шабурову).

А вот что можно разглядеть на посмертной фотокарточке:

– Алехин сидел в кресле в пальто (неужели в гостинице было так холодно в конце марта?), но без салфетки;

– перед ним на столе – пустые тарелки (А где же «нетронутый ужин»? Да и как-то не верится, что официант мог оставить на ночь в номере грязную посуду. (Это в наших гостиницах бывает: пьют, едят и засыпают при грязных тарелках, ложках, вилках и стаканах, а в западных отелях такое немыслимо и имеет оценку – свинство.);

– шахматы расставлены в первоначальной позиции;

– трудно найти книгу с раскрытой назидательной страницей о судьбе эмигранта…

Противоречивость описаний обстоятельств смерти Алехина в сочетании с жёсткой позицией управляющего делами у Л. Берии – генерала С. Мамулова («матч вообще не может состояться») подводят к выводу о насильственной кончине чемпиона мира.

Ботвинник лицемерит, утверждая: «Если бы Алехин пересёк границу, его в нашей стране никто бы и пальцем не тронул!» Давно известно отношение советского правительства к русскому народу, к его лучшим представителям и уж особенно – к антисоветчикам.

В. Лавров: «Дорвавшиеся до власти интернациональные людоеды уничтожали отважное казачество, российскую интеллигенцию, лучшую часть крестьянства» – Валентин Лавров, «Русская сила».

В. Чащихин: А методы уничтожения имели широчайший спектр: от «показательных процессов» (типа «Промпартия») и лагерей смерти – до убийства на улице средь белого дня.

Справка на бензин за подписью Сталина у Ботвинника есть, а хоть какой-нибудь документ, подтверждающий намерения Сталина на матч с Алехиным у Ботвинника отсутствует. Более того – переговоры с Алехиным якобы были, а все письма и телеграммы затерялись…

Да и не мог Ботвинник всерьёз хлопотать о матче с Алехиным, ибо он сам давно убедился, что: «Алехину образца 1937 года мог проиграть матч любой». Потому-то и был объявлен бойкот, что было сильное желание уничтожить Алехина, а причин для этого – хоть отбавляй, да в качестве повода – вполне достаточно ПЦ (ПЦ – статья «Арийские и еврейские шахматы», опубликованная в «Паризер цайгунг» (18–23 марта 1941 года) за подписью А. Алехина. Полностью эта статья опубликована в выпуске «Ревизии шахмат» – «Развенчание» М.,1997).

Потом был День победы у коммунистов – 9 мая 1945 года. И с этого дня они разгулялись – будучи ПОБЕДИТЕЛЯМИ, они всего требовали, стуча сапогами по столам. И это не гипербола – дело дошло до того, что Н.С. Хрущёв, будучи главой правительства СССР, стучал ботинком (!) по трибуне Организации Объединённых Наций, за что вся наша нация была оштрафована. А в марте 1946 года Алехин вновь мог написать ту же самую статью, но теперь уже без чьей-то редактуры, и чтоб не допустить этого – его убили. «Прогулка Алехина с Люпи накануне смерти – вымысел, ибо Люпи жил в Лиссабоне и лишь изредка приезжал на поезде в Эшторил», – из письма В. Чарушина от 23.04.1997.

В. Чащихин: В книге П. Морано «А. Алехин. Агония шахматного гения» (Мак Фарланд. Джефферсон, США, 1989) приводятся мемуары Франциско Люпи, в которых утверждается, что Алехин сам приехал в Лиссабон к Люпи 22 марта и потом они отправились в ночной клуб (либо С. Железный располагал каким-то другим источником, либо просто перепутал, указав, что прогулка была в Эшториле).

Ф. Люпи: «…Утром в пятницу 22 марта, поднимаясь по ступенькам моей квартиры в Лиссабоне, я увидел кого-то склонившегося напротив двери – в ком, приблизившись через несколько шагов, узнал моего друга. Когда я оказался возле Алехина, его руки нервно схватили рукава моего пальто, и он сказал голосом, который я никогда не забуду: „Люпи, одиночество убивает меня! Я должен жить. Я должен ощущать жизнь вокруг меня. Я уже стёр доски пола в моей ком нате. Возьмите меня в какой-нибудь ночной клуб“.

В последнее время он чувствовал внутри себя динамику жизненных сил. Пока оркестр играл меланхолическое танго, мне было больно наблюдать призрак того, кто был величайшим шахматистом всех времён. Как только мы сели, он снова заговорил о матче с Ботвинником. „Возможно ли это? Состоится ли это?“ Позднее мы разлучились, и это было в последний раз, когда я видел его живым… В воскресенье утром около 10 часов 30 минут я проснулся и был спешно вызван в Эшторил… Алехин сидел в кресле в такой спокойной позе, что можно было подумать, что он спит. Только немного пены в углу его рта. Медицинское заключение о причине смерти – кусок мяса застрял в горле – оказалось непонятным для меня.» (Перевод В. Чарушина).

В. Чащихин: Из этих высказываний следует, что Люпи был с Алехиным почти весь день 22 марта и расстался с ним в начале 23 марта. А поскольку убийство Алехина было совершено 21 или 22 марта, то Люпи либо убийца, либо выгораживает убийцу, либо этих слов не говорил, а все это выдумки П. Морана. (У Морана и впрямь чрезвычайно много идиотских измышлений, например, на письмо от 8 марта был дан ответ 4 февраля; или – печень достигала правого соска.)

Но в любом случае мемуарам Люпи нельзя доверять! Когда мы наверняка знаем, что нам подсовывают дезинформацию, то это уже весьма ценная информация.

Ф. Люпи: «В послеполуденное время, когда мы проходили мимо кафе, Алехин сказал, избегая смотреть прямо в глаза: „Я должен купить сигарет. У меня их совсем не осталось“.

И попросил меня подождать, пока он сходит в кафе и купит их. Я ждал, но так как он отсутствовал долго, решил пойти вслед. И тогда я увидел, что он взял бутылку портвейна и опорожняет стакан за стаканом».

В. Чащихин: Когда человек врёт или фантазирует, то выстраивает такую концепцию, в которую может поверить сам. Представим картину – дворянин, доктор права, чемпион мира пьёт вино стаканами, да без закуски… Это уже явный перебор, ибо портвейн стаканами может пить только быдло, которое в кафе не ходит. Стаканы предназначены для безалкогольных напитков. А для алкогольных напитков существует самая разнообразная посуда – рюмки, бокалы, фужеры, которые всегда имеются в изобилии в любом кафе. Итак, Люпи – врёт. Однако, этого ему показалось мало и он врёт ещё круче.

Ф. Люпи: «Из гордого, солидного человека, жесты которого выглядели так, как будто они были отрепетированы перед зеркалом, он превратился в призрак, слова которого звучали нервозно, чьи руки, когда он говорил, чахлыми движениями тянулись к вашим».

В. Чащихин: Ну, Люпи врёт – взгляните на посмертный снимок и вы увидите, что труп просто красавчик по сравнению с этим призраком. Полагаю, что Люпи писал под дулом пистолета, а потому вся его галиматья не заслуживает доверия.

Под большим сомнением и такой факт: «Последний, кто видел чемпиона живым, был официант ресторана отеля, принёсший ему вечером ужин; а на другой день в 11 утра тот же официант принёс ему в номер завтрак и первым увидел маэстро мёртвым перед нетронутым ужином».

Во-первых, надо предположить, что официант носил ужины и завтраки регулярно (ежедневно), а не только в этот день (с 23 на 24 марта) – значит, он мог обнаружить отсутствие Алехина с утра в пятницу 22 марта до 23 марта – то есть в период, когда Алехин был (или – якобы был) у Люпи. По этой причине Люпи и настаивает, что был с Алехиным с утра 22 марта до полудня 23 марта, чтобы скрыть истинную смерть, произошедшую 21–22 марта.

Во-вторых, совершено убийство, а единственный свидетель, который вполне может называться «подозреваемым № 1», ибо топчется возле Алехина с вечера 23 марта до 11 часов 24 марта, по непонятным причинам даже не входит в круг подозреваемых и даже полвека спустя мы не знаем его имени. Из этого следует предположение, что официанты были разные, или… была женщина.

В марте 1946 года А. Котов находился за пределами СССР (в некоторых городах Чехословакии, как он сам расплывчато уточняет) и там узнал о смерти Алехина. Учитывая эти данные, можно прийти к выводу, что только Котов и мог сообщить по телефону Ботвиннику о смерти Алехина.

A. Котов: «Местный шахматист передал трагическую новость: только что получена телеграмма из португальского городка Эсторила – вошедшая утром в один из номеров горничная застала сидящим в кресле мёртвым чемпиона мира по шахматам Александра Алехина. Трагично и нелепо закончилась жизнь одного из самых великих шахматных гениев». – «Алехин – гений комбинаций» («64», 1980 г. – № 12).

B. Чащихин: Вот почему следователь, который вёл это дело, не назвал фамилии официанта, ибо конкретный официант мог внести в дело существенную ясность. Попутно выясняется, что «мальчика-то (официанта)… и не было», а была горничная.

Получается, что следствие проведено неквалифицированно или пристрастно.

Посмертная фотография

Удивительное дело: эта фотография обошла всю шахматную печать, и можно смело сказать, что за полвека её видел каждый, кто хоть в малой степени интересовался шахматами, но никто не заметил в ней ничего особенного.

Вряд ли эта фотография сделана представителем судебно-медицинской экспертизы: на ней запечатлена явная инсценировка композиции, ибо некоторые элементы этой компоновки находятся в противоестественных положениях.

Человек располагает вещи для своего удобства, а поскольку это происходит большей частью на подсознательном уровне, то можно сказать и так: вещи сами располагаются для удобства человека.

Шахматист, анализируя позицию, поставит доску с фигурами прямо перед собой. Если при этом ему нужно делать ещё и записи, то тетрадь окажется чуть сдвинутой от центра в одну сторону, а доска с фигурами будет чуть сдвинута от центра в другую сторону. На фотографии отсутствует тетрадь, а шахматная доска (№ 1) с фигурами лежит не по центру шахматного стола (№ 2) и даже не на углу, а нависла почти наполовину и готова вот-вот упасть, то есть положена явно нарочито, но не для удобства шахматиста, а совсем с другой целью – чтобы попасть в кадр. Итак, шахматная доска расположилась для удобства… фотографа. И другие вещи демонстрируют странную дислокацию.

Большая тарелка, расположенная ближе к трупу, назовём её «суп» (№ 3), накрыта другой тарелкой (№ 4), что и понятно – для сохранения тепла. Но на № 4 нелогично расположились ещё два предмета – блюдце (№ 5), вероятно – с холодной закуской, и крышка (№ 6) от бифштекса. Эта крышка снята с бифштекса (№ 7) специально, чтобы показать зрителю «нетронутый ужин», и можно смело утверждать, что эту крышку положил не Алехин.

Человек, желающий перекусить, не станет воздвигать из тарелок вавилонскую башню, а, беря кусочек мяса, не будет ставить тарелку от себя на самый дальний край стола.

Естественное расположение бифштекса (с которого только что снята крышка) должно быть прямо перед креслом, но бифштекс расположен опять-таки не натурально, зато – ближе к зрителю (к фотографу).

Труп очевидно кем-то впихнут (даже, пожалуй, втиснут) в кресло, и впихнут именно со стороны зрителя, ибо вся пола пальто сбилась в кучу и образует множество складок именно к этой стороне (№ 8). Живой человек, садясь в кресло, непременно поправит пальто, а мёртвый не имеет ловкости так глубоко упасть в кресло, попутно собрав такие складки.

(Учитывая всё перечисленное, можно сказать, что эта фотография должна стать очередной загадкой для историков. Необходимо выяснить: кем и в каком издании она была опубликована впервые.)