Текст книги "Меч Господа нашего. Книга 6. Мрак под солнцем"

Автор книги: Александр Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Так точно… – ответил молодой человек, пораженный жёстокостью разноса.

– Проехали… – зам директора ГУО был человеком современным и часто употреблял слова, которые он подслушивал от внуков, когда те приезжали на госдачу деда. – Что у нас ещё есть на этого Орлова?

– Кое-что интересное, но тут мы наткнулись на стену. Вероятно, большую роль в формировании Орлова как личности сыграл его родной дядя Орлов Владимир Денисович, майор Советской армии. Погиб в 86 году в Афганистане, посмертно присвоено звание Героя Советского союза. Обстоятельства гибели засекречены до сих пор.

– Подайте записку на мое имя.

Один из неприметных, с проседью в волосах поднял палец.

– Не стоит. Я помню Орлова. Командир боевого отряда «Вымпел», геройски погиб во время специальной операции на территории Пакистана при ликвидации крупного лагеря моджахедов, где содержались советские военнопленные[2]2
  Операция реально имела место. Подробности – засекречены до сих пор.


[Закрыть]. Американский снайпер его снял, уже на отходе. Дельный мужик был.

Заместитель директора ГУО поссорился.

– Иван Георгиевич, вы опять за свое. Тоньше надо, тоньше…

– Были времена, когда к нам и близко не подходили.

– Так, всё. Это лучший кандидат из возможных?

– Так точно. Мы прогнали по компьютеру ещё двоих. Ни у одного из них процент совпадения не вышел за шестьдесят – а это минимум. У этого – восемьдесят два.

– На чём его будем брать?

Оперативники переглянулись. Речь шла не о тупом методе вербовки, который освоили сначала менты – а теперь и опера ФСБ им не брезговали. Подкинуть в квартиру дурь, пару патронов, арестовать… ещё и по 2-8-2[3]3
  Экстремизм, 282 УК РФ.


[Закрыть] начать крутить – потом предложить «руку помощи». На втором курсе, на оперативных методиках – рассказывают, что этот метод вербовки является крайним, пригоден только лишь для недолгой работы с агентом, обладающим к тому же низкими морально-волевыми качествами и психологической устойчивостью. Но опыт отцов и дедов, оплаченный кровью, забывали, как только вставали на оперработу. «Так… корочки у вас есть. А теперь будем учиться работать», как-то так…

Речь шла о том, что можно предложить потенциальному агенту. Какой приз, какую «морковку» – подвесить перед носом, да так, чтобы агент не чувствовал себя при этом ослом.

– Он бесквартирный. Может, квартиру ему?

Заместитель директора тяжело вздохнул.

– Хотел бы купить – купил бы уже. Уверен. Предварительная отработка проведена?

– Никак нет, без санкции…

Ещё один вздох. Не те люди пошли, не те. Раньше на смерть шли, и «Интернационал» пели, а теперь – к креслам ж…ми приросли.

– Да… без санкции ныне и кошки не родятся. Как отработаете – организуйте встречу. Поговорю лично. При отработке полицию привлекать запрещаю. Выкручивайтесь как хотите, но без полиции.

– Есть.

Ливия, неконтролируемая территория. 05 мая 2015 года. Полевой аэродром

– Эй, русский!

Николай проснулся мгновенно, ещё не успел открыть глаза, перехватил руку того, кто его тряс в запястье…

– Э, э… Полегче, медведь… Ты ведь русский?

Человека, который стоял перед ним – Николай не знал. Но по виду он не представлял опасности и был отставным или находящимся на службе военным. Николай отпустил его руку.

– Русский. А ты кто? – ответил он по-английски.

– Один из парней, которые спасли тебе задницу пару часов назад. Джим Тейко, но можешь звать меня Текила.

– Ник, – представился Николай своим американизированным именем.

– Сержант… ну, который говорил с тем парнем… короче, мы ищем попутчика. Есть самолет… на шесть мест. Со снаряжением. Нас пятеро, переплачивать неохота, пилот с пустым местом не полетит, – бесхитростно и деловито изложил проблему американец, – если сговоримся, улетим быстро. Если нет – будем торчать здесь, пока корни не пустим. Видимо, всё это дерьмо надолго. А нам за сидение в аэропорту не платят. Так что?

Николай поднялся, потер затылок. Подхватил сумку.

– Куда летим?

– Бывшая военная база близ Триполи. Сейчас под контролем сил ООН, оттуда есть конвои до Триполи. Из Триполи – ходят конвои во все точки страны, доберёшься, куда надо.

– Годится, пошли, – у Николая были деньги на оперативные расходы и немалые. Деньги от СВР, от ООН, командировочные от Газпрома… В общем, совсем не то как раньше, когда советские командированные в номере чай на кипятильнике заваривали.

– Пошли, – американцы были, что называется «без церемоний». – А ты откуда? Гард?

– ООН.

– А… – в голосе американца проскользнуло разочарование. – Понятно.

– И я русский.

– Да я уж понял…

Самолетом, которому предстояло везти их в Триполи, оказалась новая, но уже ушатанная и с зашпаклёванными пробоинами на крыльях «Цессна Гранд Караван». Николай удивился – эта модель вообще то могла нести девятерых пассажиров. Но оказалось, что это грузовая модель и им предстояло лететь на мешках и каких-то контейнерах с грузом. Очевидно, ушлый пилот решил немного подзаработать и срубить деньги для себя.

Американцы стояли у самолета; увидев Ника, они окинули его заинтересованными взглядами – но не найдя ничего интересного, отвернулись и продолжили разговор. У них было оружие, но только пистолеты. Удивляться было нечему – практически все частные охранники покупали и оружие, и патроны на месте, тем более в Ливии, где его было навалом и самого разного. В США для покупки боевого автомата надо было иметь лицензию третьего класса и как минимум пару тысяч долларов. В Ливии неплохой автомат можно было купить за сотню долларов. Русские патроны калибра 7,62 стоили в шесть раз дешевле 5,56 NATO. Военным плевать, им выдадут – а вот охране надо считать и считать. Вероятно, у каждого в рюкзаке – по прицелу и израильскому комплекту для кастомизации АК – и то, и другое можно купить относительно дёшево и без лицензии.

Откуда-то из-за крыла появился старший; он вел ожесточенный торг с пилотом. Пилот был не араб – итальянец, наверняка сицилиец, он вел торг на плохом английском с примесью итальянских слов, тараторя со скоростью автомата Калашникова. Присутствие Николая помогло урегулировать проблему пустого места в самолете – и стороны быстро пришли к обоюдоприемлемому решению…

Американец кивнул итальянцу, они пожали руки в знак того, что заключена сделка, потом он подошел к русскому.

– Летишь?

– Да.

– Штука баксов с тебя.

Николай отсчитал требуемую сумму. Деньги он разложил не несколько кучек, чтобы не светить все разом. Мало ли кто на пути попадется? Времена нынче лихие.

Американец спрятал деньги в карман.

– Отлично.

– Сэр, самолет одномоторный. Что-то мне не по себе…

Американец хмыкнул.

– Мне тоже. Но ничего другого нет. Бывал?

– Ирак. Харт Груп. Работал в Киркуке.

– Понятно… Пошли, лучше здесь не задерживаться. Надо долететь до темноты…

* * *

Лампедуза расположена у самого побережья Ливии, но принадлежит не Ливии, а Италии – отрыжка старых времен итальянского колониализма. До Триполи было довольно далеко. Самолет разбежался, тяжело поднялся в воздух – явный перегруз. Взяли направление на запад – как раз в Триполи над мелководным здесь Средиземным морем…

Лететь было не так комфортно, как в «Аэробусе» – но и страшного тоже ничего не было. Внизу были мешки, наёмники расположились на них, полулежа, каждый как мог устроил себе что-то типа шезлонга. Лежали на твёрдом, спина и ноги стали ныть – но лучше плохо лететь, чем хорошо сидеть в аэропорту и ждать рейса. Американцы обычно болтливы – но эти, возможно из-за присутствия постороннего, да ещё и русского – лишнего не болтали. Анекдоты и смешные случаи из мирной жизни – сменялись короткими вспышкам хохота, а потом – периодами молчания. Насчёт того, что летим без парашютов, никто не шутил, потому что тема для шуток скверная.

Самолет шёл низко над водой, тяжело, возможно, потому, что с перегрузом; их почти не шатало в воздухе, как по рельсам шли. Потом – тональность мотора чуть изменилась – и вдруг он взвыл, а самолет начал набирать высоту, с довольно опасной для перегруженного самолета скоростью. Потянуло ветерком – и Николай понял, что самолет обстрелян и остекление пробито…

– Твою мать…

– Марк, проверь, что там?

Марк, рыжеволосый крепыш-ирландец, лежавший у самой кабины – через минуту сообщил, что они обстреляны из «долбанного АК», но ничего страшного, двигатель не поврежден. До места долетим. Настроение у всех сразу упало, остаток полета все провели в мрачном молчании и раздумьях.

Бывшая база ВВС Ливии неподалеку от Триполи за три года «миротворения» была уже обжита миротворческими силами и частными военными компаниями, которые летали тоже в основном отсюда – у кого были связи, чтобы не платить за билеты на гражданский рейс. Весь аэродром окружили мешками с песком HESCO, взлётно-посадочные полосы, разрушенные бомбовыми ударами, исправили, залатали тем же ремкомплектом советских бетонных плит, который тут оставался. «Аэробус» здесь не сел бы, но любой военно-транспортный самолет садился запросто. Для персонала возвели несколько городков из легковозводимых конструкций. В принципе, тот же Баграм, только боевых самолетов почти нет и гор тоже нет…

Порядка особого не было, пилот коротко перекинулся с диспетчером, сели довольно быстро; перед Баграмом, например, всегда бывали воздушные пробки. Они зарулили к каким-то ангарам, после чего их попросили из самолета – никто не должен был знать о деятельности «воздушного такси». Собрав сумки, американцы потащились к тому, что было здесь «пассажирским терминалом».

Самолет действительно был обстрелян из автомата, а возможно и чего похуже. Николай увидел попадание на самой законцовке крыла и на фюзеляже.

– Грёб бы всё мать… – заявил один из американцев – как меня все за…о. Из страны в страну – и везде одно и то же. Какого черта эта часть шарика постоянно бурлит?

– А хрен его знает…

– И когда все это кончится…

– Надеюсь, не раньше, чем я рассчитаюсь с Шейлой и ее грёбаным адвокатом за развод.

– Лучше пристрели их…

– Заткнулись все! – пристрожил старший и они потопали дальше. По серым, ноздреватым плитам змейками струился песок, пахло керосином…

Николай смотрел по сторонам и запоминал. В отличие от обычного разведчика, которые проходят подготовку в академии ФСБ и потом работают в капстранах, он был младшим офицером с боевым опытом Чечни и доскональным знанием того, как организуется военная и охранная работа в частных военных и государственных армейских структурах НАТО. Короткие и вроде бы равнодушные взгляды по сторонам давали вал информации, которая заботливо откладывалась в нужные ячейки памяти в голове, чтобы потом быть извлечённой, обработанной и представленной в Москву в качестве донесения. На летное поле явно нападали, обстреливали, всё это бывало не раз и не два. Вон платформа «Центуриона» в боевом положении – морской вариант зенитной пушки «Вулкан» с автоматически наведением на трейлерной платформе, предназначена для уничтожения мин и самодельных ракетных снарядов. Куда лучше израильской ракетной системы Iron Dome, дорогущими противоракетами сбивающей один «Кассам» из трёх. Вот это – сектор ООН и гражданских подрядчиков – тут в основном русские самолеты, но вон там – новенький, китайский Y-20. Интересно, как не боятся… самолет разрабатывался под украинские двигатели, которых теперь по понятным причинам не стало, сейчас начали ставить собственные, китайские – в результате за прошлый год два самолета упали, один – с многочисленными жертвами, упал на город при взлете. А вон там – похоже спецсектор, причем серьёзный – броневик «Хаммер» и на нём, прямо на крыше расположился снайпер с винтовкой «Барретт-82», получается – спецгруппа ВВС. Там – уже старые добрые С-130, а вон там даже…

Оба-на! А вон там – даже МС-130, причем в варианте Harvest Hawk, он точно видел ракетные пакеты на крыльях, тонкий ствол пушки мешала увидеть стена мешков с песком. Специальный комплект для превращения любого самолета С-130 в ганшип, тяжелый штурмовик – стойка с оборудованием, комплект для интеграции со штатной системой навигации и РЭБ, гондола с 30-мм автоматической пушкой «Бушмастер», подвески ракет Viper, совместимые с держателями для дополнительных топливных баков. Такие «конверсии» первоначально делала для себя морская пехота в Афганистане, переделывали топливозаправщики. А вот это, похоже, самолет для специальных операций, он может осуществлять самые разные функции – и логистика, и заброска разведгрупп и патрулирование и поддержка отрядов спецназа. И если здесь есть этот самолет, то значит, здесь есть и части специального назначения США, USSOCOM. Интересно, а вон тот двухмоторный самолет – не «Преторианец»[4]4
  AC-27 Praetorian, в ВВС США Stinger II. Новейший, на момент написания только находящийся в разработке ударный самолет. В варианте для ВВС США был оснащен 30 мм пушкой Bushmaster III, 12,7 мм пулеметом GAU-19, ракетными установками Viper. Использовался для поддержки частей спецназа.


[Закрыть], случайно? Что-то сильно похоже.

Всё это значило только одно – в стране в значительном количестве присутствует армия США, точнее – части спецназа этой армии. Присутствие США в Ливии не ограничивается отрядами морской пехоты, охраняющими посольство, дипломатический анклав и некоторые месторождения, где работали граждане США и американские компании. Силы спецназа присутствуют здесь на постоянной основе, со средствами поддержки, и ведут активные боевые действия, причём наверняка не только в Ливии, но и Египте, и в других местах. После событий, названных Арабской весной – проще назвать те страны, в которых спокойно. В том же Чаде христиан вырезают целыми семьями, неспокойно в Алжире, Нигере. Практически везде лагеря беженцев. Они находятся на попечении ООН и разных гуманитарных организаций; местные откровенно завидуют тому, что в то время как они добывают свой хлеб в поте лица, эти просто получают гуманитарную помощь. Все лагеря уже превратились в реактор ненависти, антиамериканского действия и исламского экстремизма, лучшей школы ненависти, чем лагерь беженцев, где дети видят, как родители унижаются в очереди за гуманитарной помощью, и придумать сложно. Это все уже пройдено, и пройдено не раз – Ливан, Иордания, лагеря палестинских беженцев по всему Востоку. Пример палестинцев показал, что сопротивление может длиться и десять лет и пятьдесят и сто, и те, кто видел начало, все погибнут – но на их место встанут новые и новые мстители. Ни американцы, ни израильтяне знать этого не хотели, они продолжали весело танцевать на углях, раскидывая во все стороны искры…

На входе в терминал их остановили. Военная полиция США, в открытую – с нашивками на форме и без знаков ООН. Николай достал карточку сотрудника ООН, показал.

– Простите, где я могу найти ближайший офис?

– Пройдешь прямо, парень, дальше смотри по сторонам. Голубой флаг – это он и есть.

– А кого спрашивать?

– Не знаю, парень. У вас все время люди меняются, то и дело что-то новое. Узнаешь сам.

Американцы проходили контроль с шутками-прибаутками. Бутылка виски обрела своих новых хозяев…

– Удачи, парни… – поблагодарил их Николай, когда они прошли чек-пойнт и вступили на ливийскую землю.

– Удачи тебе, русский, – за всех сказал один из американцев. – Мы тебе не завидуем. Мы, по крайней мере, можем хотя бы отстреливаться…

Ну, это мы ещё посмотрим…

Николай не ненавидел американцев. Но его первый ротный, будучи уже подполковником, погиб под Донецком, и Николай, как и многие другие русские, думал, что американцы заслуживают возмездия. Поляки в первую очередь – но и американцы тоже. Речь шла не про месть. Про справедливое возмездие…

Он огляделся и увидел голубой с белым флаг ООН над одним из компаундов, огороженных сеткой-рабицей. Тут же – стояли белые грузовики, турецкие дешёвые бортовики с бронированными кабинами, которые ставили на стандартные точки крепления – всё это он видел в Ираке. Здесь было шумно, пыльно, все куда-то спешили, ехали машины, белые и цвета хаки – и он, прикрыв лицо пустынным бедуинским шарфом, пошел по направлению на флаг, надеясь найти там кого-то, кто определит его судьбу.

Офис ООН находился в небольшом стандартном вагончике, площадью около двадцати квадратов, около него не было охраны. Сам вагончик был разделён на две равные части, в одной была никем не занятая приемная и архив, в другую вела закрытая дверь. Николай вошел, постучался в дверь – ответа не было. Решив, что рано или поздно хозяин придет – он сел, бросил рядом вещи и принялся терпеливо ждать. Чтобы не скучно было ждать – он налил себе воды в большой пластиковый одноразовый стакан из кулера, такого же, какой бывает в офисах по всему миру. В перевернутом девятнадцатилитровом баллоне – ёмкости для воды и все здесь были градуированы на европейский манер – оставалось больше половины и он решил, что хозяин не слишком на него осерчает, если он воспользуется его водой. В пустыне воды, как и денег, много не бывает и если выдалась возможность попить – надо пить, потому что никогда не знаешь, когда такая возможность выдастся еще.

Он сидел больше часа, на улице уже начало темнеть – хотя здесь почти экватор, дело идёт к лету, дни длинные-длинные. Он уже посматривал на часы, когда дверь с шумом распахнулась и пожилой негр в армейском бронежилете и каске, наскоро вымазанной белым – удивленно уставился на него.

– Ко мне?

Николай вскочил.

– Так точно.

– Вы откуда здесь? Полеты закрыты…

– Прибыл с грузовым рейсом…

На поясе у негра забухтела рация, он сорвал ее с пояса, ответил по-английски, на языке, принятом как официальный язык ООН. Из смысла сказанного Николай понял, что есть какие-то проблемы с логистикой. Потом негр, не глядя, сунул рацию за пояс на защелке, выругался на своем языке, видимо африкаанс.

– Жди здесь. Я скоро. Там груз потеряли…

* * *

Вернулся негр, когда совсем стемнело. В руках его был большой котелок и пластиковая посуда на две персоны в полиэтиленовом пакете.

– Пошли.

Негр открыл свой кабинет – он оказался пыльным, полузаброшенным, с небрежно сложенными бумагами на столе. Сдвинув лишнее в сторону – он начал сноровисто накрывать на стол со скоростью, какая сделала бы честь и официанту в дорогом отеле. Мимоходом он включил большой чайник в розетку…

– Надо пожрать. Сегодня ты все равно уже никуда не поедешь. Сейчас пожрём, потом найдем тебе место на ночь.

– Спасибо, сэр.

– Брось, какой я тебе, сэр. Я даже не военный, в армии не служил. Доброволец, волонтёр, раньше тут, в отеле работал. Садись…

На ужин оказался рис с бараниной. Специи были удивительно жгучими; но этот рис явно был приготовлен из местных продуктов, и не индусами, а настоящими бедуинами. И барашек – свежий, а не мороженный. Николай питался в Ираке в столовках для военных и миротворцев, и их стряпню теперь смог бы отличить даже по запаху.

– Меня кстати Жан Бертран зовут. Жан – Бертран, Жан-Бертран – зачем-то повторил негр. Выглядел он жизнерадостным, не пришибленным обстоятельствами.

– Николай. Ник.

– Русский?

– Так точно.

– Ты куда-то конкретно назначен? Я имею в виду – приписка уже есть?

– Миссия безопасности ООН. Я из России. Больше ничего нет, наверное, в штабе решат, куда.

– Наши решат, да…

Жан-Бертран почесал ручкой ложки голову.

– Просись в Сирт, – решил он. – Не самое худшее для тебя. Там жалование идет в двойном размере, плюс ещё кое-какие льготы. Послужишь там три месяца, потом подавай рапорт на перевод. Так и скажи: хочу в Сирт.

Николай пожал плечами.

– Я не против.

Негр взглянул на него с удивлением из-под съехавших на нос очков.

– Ты что, не знаешь, что там делается?

– Ну… наверное, то же, что и во всей стране.

– Да как сказать… Там с одной стороны племенные боевики, а с другой – эти грёбаные исламисты. Я почему посылаю тебя туда, парень. Если ты и вправду русский, племенные вожди тебя не тронут. А любого из нас там на куски разорвут. Отстал от конвоя, от патруля – и всё…

– А исламисты?

– Ну… с этими вообще бесполезно разговаривать. Если увидишь зеленый флаг – кричи по-русски, тогда не тронут. Если чёрный, тогда… тогда молись, парень.

– Всё так серьезно?

Жан Бертран подался вперед.

– Всё более чем серьезно, парень, – сказал он. – Местные совсем охамели. При Каддафи никто из них не работал, работали мы. Каддафи нанимал работать таких, как я, со всей Африки. Без прав, безо всего. А местные – только по магазинам ходили, на пляжах купались и от безделья опухали. Каждому бесплатно квартира… да у меня в стране даже в городе, чтобы накопить на хорошую квартиру, надо лет двадцать пахать. А тут бесплатно квартира и сразу. Подарки семьям, медицина… всё такое. Все суды любые дела решали в пользу местных, Каддафи говорил, что арабы – высшая раса. Поэтому местные – они всех остальных за скотов держали и держат. Даже американцев. Тут кого убить или запытать – плёвое дело…

– Фашисты?

Негр серьезно кивнул.

– Вот именно, парень. Фашисты…

* * *

Жан Бертран оказался неплохим, в сущности, мужиком. Сам поднялся от поломойщика до менеджера отеля – а фактически этим отелем и заведовал, директором там был ливиец, который появлялся на месте в день зарплаты. Когда всё началось, пришлось бежать, уже тогда многие повстанцы, которые пошли против Каддафи – захватывали беженцев, особенно чернокожих, гастарбайтеров, у которых в Ливии не было никаких прав и отправляли на земли своего племени, чтобы они были рабами. Благодаря сметливости и организаторским способностям Жану Бертрану удалось смотаться из Ливии не с пустыми руками. Потом, как только началась операция ООН «Новая надежда[5]5
  Перекликается с сомалийской «Возрождение надежды», верно?


[Закрыть]» – он написал письмо, его пригласили на собеседование. Чёрный, знающий страну, с хорошим английским – для ООН такой человек был просто находкой, сейчас Жан-Бертран был главным карго-менеджером на военной базе и одновременно неофициально занимался снабжением. Николай из своего опыта знал – одна из грубейших ошибок американцев в миротворческих операциях то, что американцам запрещено покупать продукты и вещи у местных. Благими намерениями вымощена дорога в ад, как известно. На самом деле не только можно, но и нужно покупать продукты и вещи у местных, встраиваться в бесхитростную местную экономику. Опасения того, что отравят, понятны – но, во-первых, еду можно и проверять, а во-вторых – у арабов торговля в крови, ни один лавочник не отравит мясо, зная, что больше к нему никто не придёт. Надо общаться с местными, торговаться, платить им и менять деньги, надо есть то же что и они, надо учиться ходовым местным словам, надо узнавать новости – а где это сделаешь, как не на базаре? Тогда в тебе перестанут видеть просто ублюдка с автоматом, а будут видеть покупателя с деньгами, веселого парня, парня который придёт завтра. Та десятка, которую ты отдал за кусок мяса или местный глиняный горшок ручной лепки, в некоторых местах даст возможность целой семье существовать целую неделю. И когда кто-то из этой семьи узнает про планирующееся нападение на американский патруль, они задумаются – а стоит ли терять выгодных покупателей с долларами в кармане? И не стоит ли шепнуть кому-то из американцев, чтобы поостереглись? И когда мулла будет говорить про варваров – перед глазами тоже будет образ того самого светлокожего парня, который покупал мясо на базаре и передал детям в подарок простенькую игрушку. Так и завоёвываются сердца – медленно, шаг за шагом…

* * *

Конвой – больше тридцати машин, в основном китайского производства, формировался в аэропортовой зоне на наскоро положенных на землю бетонных плитах. Сопровождение, на взгляд Николая было совсем недостаточным, он привык к другому сопровождению. Оно было смешанным – два «Бастиона»[6]6
  Небольшой пикап с огневой установкой в кузове, стрелок закрыт со всех сторон, как в последних моделях Хаммеров.


[Закрыть] сил ООН, четыре пикапа с самодельным бронированием. Это были «Тойоты»… очень популярная в таких местах машина, Каддафи проиграл войну, ставшую потом известной как «Война Тойот» – имея огромные запасы советской техники. Сейчас, на четвертый год мастера, те кто делал бронированные «Тойоты» ещё для повстанцев НПС[7]7
  Национальный переходный совет. К описываемому периоду – по сути, совет лидеров племенных бандформирований, о единстве речи уже не шло, шел вопрос о том, как остановить раскол страны на трех частях и не допустить дальнейшего деления по родам и племенам.


[Закрыть] – уже научились работать, их техника получалась не хуже, чем в фильме «Безумный Макс». Одна «Тойота» даже имела полностью бронированный кузов с рациональными наклонами брони, как на бронетранспортерах. Но любая такая машина поджигалась РПГ-7 на-раз.

Николай прошел рядом машин, постучал в дверь одной из них – но рожа высунувшегося водителя ему не понравилась и он молча пошел дальше. Повезло ему в третий раз – водитель был хотя и смуглым, но явно из цивилизованной страны. Николай молча показал ему несколько бумажек по десять евро, и он приглашающе махнул – садись, мол.

Тронулись не сразу, всё что-то задерживалось – то ли ждали груз, то ли были какие-то проблемы с проводкой конвоя. Мимо машины бегали люди, некоторые с оружием, некоторые без, все изображали страшную занятость и озабоченность – но намётанный взгляд русского военного запросто определил, что перед ним ни кто иной, как гасилы[8]8
  На сленге – люди, которые уклоняются от несения службы, выполнения каких-то обязанностей в воинской части, физической подготовки за счет каких-то симуляций.


[Закрыть]. В Ираке он такого полно видел… По сравнению с иракцами русские призывники были образцом деловитости, а иракцев, если не пинать, они могут лежать весь день и ничего не делать, просто жесть какая-то. Но тут разбираться с гасилами было не его задачей и поэтому, он спокойно сидел в кабине знакомого по Ираку турецкого «Мерседеса» с бронированной кабиной и ждал отправления.

Водитель выдержал ровно до того, как тронулись. Даже ворота не прошли – было видно, как его распирает от желания потрепать языком. Николай даже мимоходом пожалел, что заплатил столько – наверное, и так бы доехал.

– Гард, да?

– ООН.

– ООН… – водитель с презрением бросил что-то на незнакомом языке. Николай разобрал arruso – на сицилийском диалекте это означало пассивный педераст. За время работы в Ираке – он узнал много ругательств на самых разных зыках мира.

– Ты итальянец?

– Я силилиец! – гордо ответил водитель.

Сицилия – это круто. Николай слышал о том, что многие сицилийцы наряду с калабрийцами и прочими крутыми парнями – переправились сюда и занимаются не совсем законными делами, а на юге Италии – появились боевики мафии с автоматами Калашникова и РПГ-7, нападающие на полицейские участки и взрывающие неугодных карабинеров, прокуроров и судей. Дестабилизация Ливии, как ударная волна прошлась по всему региону, во многих местах срывая к чертовой матери хрупкое, очень хрупкое спокойствие.

– Палермо – хорошо! – Николай показал большой палец. Водитель просиял, оттого что похвалили родной город.

– Бывал, да?

– Проездом. Я в Ираке работал.

– А сам откуда.

– Я – русский.

– О, русский. Это хорошо – русский! Хорошо! – убежденно сказал водитель.

Несмотря на все неурядицы, русские почему-то пользовались до сих пор очень большим авторитетом во многих странах. Даже в Италии – в то время как американцев откровенно не любили, к русским относились хорошо. Конечно, до тех пор, пока в какой-то местности не появлялись в большом количестве русские туристы – отрывающиеся на отдыхе русские способны были вызвать межнациональную ненависть в течение одного туристического сезона.

– А сам сюда как попал?

– Кризис. Денег нет. Работы нет. Правительство – говно, – исчерпывающе пояснил водитель.

– И как тут?

– Говно.

Да уж…

Конвой шел на Триполи. Некогда идеальная дорога сейчас пестрела заплатами, то тут то там попадались сгоревшие бронемашины и грузовики, спихнутые с дороги. То тут то там – виднелись оазисы: унылые, с пожухшей листвой, наполовину заброшенные. Встречались и какие-то лагеря – они выделялись мешками HESCO, которые за последние десять лет уже стали верным знаком белы. Только один раз они встретили на дороге блок-пост, который держали силы ООН.

Потом – их обстреляли. Фонтан бурой земли и песка поднялся по правую руку от дороги, Николай втянул голову в плечи. Потом появился второй, многим дальше. Но колонна продолжала идти и водитель – даже не обратил внимание на произошедшее.

– Часто тут так?

– Бывает. Это не опасно, местные стрелять не умеют. Кому-то не заплатили…

– А люди гибнут.

– Это на востоке. На севере. Вот там – серьезное говно творится, там такие банды есть. А тут почти спокойно. Нефти-то тут полно.

Видимо, слово «говно» водителю нравилось.

– А как это связано? – не понял Николай.

– Соображай, русский. Где нефть – там и охрана. А где нефти нет – зачем там охрана? Там – банды.

* * *

Главный офис ООН в Триполи располагался теперь в укрепленном комплексе Мадина аль-Реатейя, бывшем большом стадионе, построенном Каддафи для своих сограждан. Сейчас это был укрепленный лагерь международных миротворческих сил, он был хорош тем, что чаша стадиона представляла собой и прекрасную крепость для круговой обороны и посадочную площадку для вертолётов, на случай, если все пойдет совсем уж хреново. Колонна шла дальше, по так до конца и не восстановленной Секонд Ринг, основной линии обороны сил Каддафи, на которой во время первого штурма города шли особо ожесточенные бои. А Николаю надо было пройти чуть больше километра, чтобы попасть в укрепленный лагерь ООН.

– Спасибо, что подвёз, приятель – сказал Ник сицилийскому водиле и протянул ему пачку настоящих «Мальборо». Тот с улыбкой принял – так, мелкий бакшиш.

Закинув на плечо сумку, Ник медленно пошел в южном направлении, осматриваясь по сторонам…

Хорошего ничего не было. Дома частично восстановлены, а частично – нет; видимо, восстановлены только те, в которые вернулись хозяева. Те, которые восстановлены, отличаются уродливыми бетонными заборами из стандартных плит, высотой выше человеческого роста. Этакая маленькая Зеленая Зона для каждого посреди хаоса. На улице много мусора, у некоторых наглухо закрытых дверей лежат мешки, которые несколько дней не вывозили, пахнет просто омерзительно. Машины проносятся на скорости, такси не видно.

На стенах, на заборах надписи. Уже по ним можно осознать характер произошедшей здесь беды: «Смерть оккупантам», «Аллаху Акбар» и чего только нет. Через равные промежутки – нанесенный по трафарету черным потрет Хамида аль-Юниса, сына Каддафи, командующего 32-й бригадой специального назначения – части, оставшейся верной Каддафи до конца. Во многих местах они зачеркнуты и замазаны черным и зеленым. Это ещё одна из противоборствующих сил в новой войне – исламские экстремисты. Для них что Муаммар Каддафи, что Хамид аль-Юнис – враги ислама, проклятые даже в смерти…

Людей на улице мало, но есть. Ни одного иностранца, все местные. Смотрят так, что была бы их воля – убили бы, но при этом – боятся. Белый человек здесь – означает опасность…

Что-то щелкнуло по забору, Николай машинально прыгнул вперед – пуля! Но это была не пуля, а камень. Он посмотрел – никого не было. Погрозил в пустоту кулаком – и неспешно пошел дальше, тут важно показывать собственную силу. Это как стая собак: если побежать, обязательно набросятся. Если поднять камень – поопасаются…

* * *

Стадион был сильно укреплён – уже не мешками с песком, а бетонными блоками, это было явным признаком присутствия не-американцев, американцы теперь всё делали армированными мешками с землей. В окружении бетонных блоков стоял танк Т-72 с самодельной защитой вокруг зенитного пулемёта – иракский вариант, так делали потому, что в основном танкистам приходилось применять как раз крупнокалиберный пулемёт. Судя по виду – танк был исправен. Второй машиной на блоке был «Рено-Шерп», машина похожая на «Хаммер», но Николай знал, что до «Хаммера» она явно не дотягивала, ни конструкцией, ни качеством изготовления. На нем была дополнительная броня и крупнокалиберный пулемёт, ни того, ни другого на оригинальном французском варианте не было. Как потом узнал Николай, это не французская, а лицензионная, индонезийская машина, ввезенная в страну индонезийским контингентом ООН.